Страница:
Положение, надо сказать, прямо-таки замечательное: воссоединение в 1939 году Украины и Белоруссии с британской точки зрения вполне законно, но не находится "удобного случая" признать это, и лихие сочинители продолжают вопить об агрессивном "разделе" Польши в 1939 году между СССР-Россией и Германией!
Словом, та геополитическая граница Польши - и Европы в целом - с Россией, которая установилась еще в X (!) веке, а позднее неоднократно нарушалась, была в очередной раз восстановлена в 1939 году. В высшей степени показательно, что поначалу намечалась иная, проходившая намного западнее граница - по рекам Сан и Висла,- но по воле СССР этого не произошло. Известный американский историк войны Уильям Ширер писал в 1959 году о решении Сталина отказаться от собственно польских территорий: "Хорошо усвоив урок многовековой истории России, он понимал, что польский народ никогда не примирится с потерей своей независимости"31.
Другое дело - отторгнутые в очередной раз в 1920-1921 годах Польшей украинские и белорусские земли. Сейчас имеется немало всяких "перевертышей", кричащих, что воссоединение этих земель с остальными землями Украины и Белоруссии являлось-де "оккупацией" и "захватом". Поэтому отрадно читать работу молодого историка А. Д. Маркова "Военно-политические аспекты присоединения к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии", опубликованную в изданном в 1997 году в Москве сборнике "Великая Отечественная война в оценке молодых" (сборник этот небезынтересен в целом).
А. Д. Марков вовсе не "лакирует" историческую ситуацию; он пишет, например, что СССР "до 22 июня 1941 г. фактически являлся гитлеровским союзником" (с. 22). Правда, слово "союзник" неточно; вернее было бы сказать, что СССР был "пособником", ибо в самом деле так или иначе способствовал германскому овладению Западной Европой,- вполне подобно тому, как годом ранее Великобритания и Франция являлись пособницами в овладении Германией Восточной Европой.
Вместе с тем молодой историк, никак не причастный к тенденциозности "доперестроечных" времен, не имеет потребности "отмываться" от своих прежних сочинений и, основываясь на реальных фактах, показывает, что основное население западных земель Украины и Белоруссии ни в коей мере не воспринимало введение войск СССР в 1939 году как "агрессию", "захват", "оккупацию" и т. п. Напротив, пишет А. Д. Марков, "в восточнопольских землях украинцы, белорусы и евреи нередко организовывали повстанческие отряды... нападая на отступавшие от немцев польские части... Непольское население превращало польские знамена, отрывая от них белые полосы, в красные, засыпало цветами колонны Красной Армии... указывало места, где поляки прятали оружие, участвовало в обезвреживании небольших польских частей" и т. п. (с. 18). А это "непольское" население составляло "по разным источникам" от 67 до 90 процентов! (С. 14).
Особенно следует отметить, что цитируемый молодой историк в своей лаконичной работе все же нашел место для многовековой перспективы: "Западноукраинские и западнобелорусские земли... в Х-ХI вв. входили в состав Киевской Руси. Причем уже в 981 г. князю Владимиру I пришлось вести борьбу с поляками за города Перемышль, Червень и др." (с. 13). События 1939 года свидетельствуют, заключает А. Д. Марков, что "политика интернационализма с ленинским пренебрежением к вопросу о границах стала изменяться в сторону возвращения территорий, которыми когда-либо владели не только Российская империя, но и Киевская Русь" (с. 22). Отрадно, повторю еще раз, что молодой историк не поддается давлению - весьма мощному! нынешних "либеральных" очернителей истории своей страны.
Впрочем, необходимо одно существенное уточнение. Суть дела состояла не просто в том, чтобы вернуть прежние "владения". Становление границы Руси и Запада в древнейшую эпоху происходило не столько в процессе "дипломатических переговоров", сколько как бы естественно, стихийно, само собой. Складывался не политико-дипломатический, а геополитический рубеж между Русью и Европой. И именно он лежал в подоснове решения о границе в 1939 году. И когда германские войска на рассвете 22 июня 1941 года переправлялись через Западный Буг, они рушили границу, прочно установленную великим князем Владимиром Святославичем в 981 году, то есть 960 лет тому назад...
При восстановлении этого рубежа в 1939 году закономерно встал вопрос (как и в конце ХVIII века) о том литовском "клине", о коем уже шла речь выше, ибо в 1920 году Польша не только отторгла западные украинские и белорусские земли, но и отняла у Литвы Вильно-Вильнюс с прилегающей к нему территорией. И 10 октября 1939 года СССР передал эту территорию Литве. То есть вновь - спустя полтора столетия - была воспроизведена та же самая "геополитическая модель", что говорит о ее существенности. В нынешней Литве подчас звучат голоса, проклинающие СССР за "позорный раздел Польши" в 1939 году, однако, если толковать это событие в таком духе, литовцам следует отдать Польше Вильнюс...
Мне, разумеется, напомнят, что в 1940 году СССР присоединил к себе эту самую воссоединенную им самим Литву. Но, прежде чем говорить об этом, отмечу, что Литва - вполне аналогично Латвии и Эстонии - являет собой "пограничную зону" между Европой и Россией. Показателен с этой точки зрения состав населения Вильно-Вильнюса (в котором долго господствовали поляки) по переписи 1897 года: поляки 30,1%, русские - 25,5%, литовцы - всего лишь 2,1% (!). И спустя почти сто лет, в 1989 году: поляки 18,7%, русские 20,2%, а литовцы теперь - 50,2% (!).
Кто-либо может подумать, что я уделяю прибалтийской теме в этом размышлении о великой войне неоправданно много места. Однако речь ведь идет именно о геополитическом пограничье, и без понимания его характера невозможно понять проблему в целом.
После начавшегося вскоре после Февральской революции, летом 1917 года, распада Российской империи (отделение Украины, Грузии, Армении и т. д. вплоть до отдельных губерний), отделились также Латвия, Литва и Эстония, и, в отличие от других частей страны (к 1922 году "возвратившихся" в ее состав), были до 1940-го самостоятельными государствами. Но многозначительно, что на мировом дипломатическом языке они назывались в то время государствами-"лимитрофами", то есть "пограничными".
И накануне великой войны эти страны неотвратимо должны были занять либо Германия, которая уже 22 марта 1939 года (то есть за полгода до очередного "раздела" Польши) захватила район Клайпеды-Мемеля, либо СССР-Россия.
Я отнюдь не намерен закрывать глаза на тот факт, что, поскольку в предшествующие два десятилетия три прибалтийских страны были самостоятельными государствами, их присоединение к СССР в 1940-м году заслуживает осуждения. Руководствуясь своими геополитическими интересами, СССР пренебрег национально-государственными интересами прибалтийских народов (между прочим, Петр I этого не делал, так как он именно купил латышские и эстонские земли у другого их "владельца").
Но вместе с тем нельзя согласиться со многими нынешними сочинителями, преподносящими события 1940 года в качестве некой уникально позорной, прямо-таки чудовищной акции, на которой-де способен был именно и только большевистский или - как нередко объявляют - русский империализм.
Достаточно вспомнить, как "присоединяли" вроде бы добропорядочные европейские страны свои бесчисленные колонии, дабы убедиться, что русское и даже большевистское зло не представляет собой чего-либо из ряда вон выходящего. И дело, конечно, не только в колониях в точном смысле слова. В прошлом веке США, например, отхватили у Мексики б(льшую и наиболее ценную часть ее территории (нынешние штаты Калифорния, Техас, Нью-Мексико и др.), и тем не менее американские идеологи нисколько не стесняются обрушивать проклятия в адрес российского "империализма"!
Уже упомянутый английский историк Алан Тейлор писал в 1975 году, что "права России на балтийские государства и восточную часть Польши (украинско-белорусскую.- В. К.) были гораздо более обоснованными по сравнению с правом Соединенных Штатов на Нью-Мексико (одна из захваченных у Мексики территорий.- В. К.). Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которых они не применяли к себе" (цит. соч., с. 497; выделено мною.- В. К.).
Особенно дики современные попытки некоторых прибалтийских идеологов представить пребывание их стран в составе СССР как гораздо большее зло, чем оккупацию этих стран Германией, хотя давно опубликованы секретные германские директивы, предписывавшие осуществление полной "аннигиляции" самих прибалтийских народов (а не только их государственной независимости). Так, в "меморандуме" Розенберга от 2 апреля 1941 года предписывалось превращение Эстонии, Латвии и Литвы в "территорию немецкого расселения, призванную ассимилировать наиболее подходящие в расовом отношении местные элементы... Необходимо будет обеспечить отток значительных слоев интеллигенции (то есть выразителей национального самосознания.- В. К.), особенно латышской (как наиболее многочисленной в сравнении с литовской и эстонской.- В. К.), в центральные русские области, затем приступить к заселению Прибалтики крупными массами немецких крестьян... не исключено переселение в эти районы также датчан, норвежцев, голландцев, а после победоносного окончания войны, и англичан (очень существенный момент, к которому мы еще вернемся! - В. К.), чтобы через одно или два поколения присоединить эту страну, уже полностью онемеченную, к коренным землям Германии"32.
Гиммлер, несколько расходясь с Розенбергом, планировал не столько заселение Прибалтики германцами, сколько самую интенсивную политику в отношении ее собственного населения: "...двадцатилетний план,- писал он 12 июня 1942 года,- должен включать полное онемечивание Эстонии и Латвии... Мы должны это осуществить по возможности в течение 20 лет. Я лично убежден, что это можно сделать..."33
Впрочем, по своей главной сути оба "плана" едины: и в том и в другом прибалтийские народы как таковые, в их наличном национальном бытии и сознании, не причисляются к европейским народам, и их следует или в значительной мере "заменить" переселенцами из Европы, или полностью "онемечить",- лишь тогда Прибалтика станет частью Европы, действительно войдет в ее геополитические границы. Между тем ни в России, ни тем более в СССР с его политикой "интернационализма" (со всеми ее "негативными" сторонами) не проводилась какая-либо целенаправленная "русификация" прибалтийских народов.
Разумеется, изложенная программа ликвидации прибалтийских народов крайнее выражение того, что называется "геноцидом", и она вообще не может подлежать какому-либо "обсуждению". Но поставим вопрос в совсем иной плоскости: нацисты были с определенной точки зрения правы, не считая прибалтийцев собственно европейцами; перед нами, как уже говорилось, "пограничье" Европы и Евразии-России, и нацистская программа именно это выявляла...
Для полноты картины следует сказать и об еще одной "спорной" пограничной территории - части нынешней Молдавии, называвшейся ранее Бессарабией. Поскольку в древнейшие времена здесь обитали восточнославянские племена уличей и тиверцев, западная граница Руси так или иначе устанавливалась в этой южной ее части не позднее Х века; в частности, князь Святослав Игоревич даже в известном смысле перенес столицу Руси из Киева в находившийся в дельте Дуная Переяславец. Впоследствии на бессарабских землях существовало в течение некоторого времени православное Великое княжество Молдавское, но им завладела мощнейшая в те времена Турецкая империя, а позднее, после целого ряда войн, Бессарабия к 1812 году вновь стала частью России, что окончательно закрепилось после победы над Наполеоном.
Словом, переход Бессарабии в результате распада России в 1917 году в состав Румынии был по меньшей мере не бесспорным актом, и возврат в 1940 году к восходящей к глубокой древности границе опять-таки нельзя воспринимать в качестве захвата собственно европейской территории.
И, следовательно, определившуюся к 1941 году западную границу СССР-России от Ледовитого океана до Черного моря есть все основания считать геополитической, соответствующей многовековому делению на два "субконтинента" - собственно Европу и то, что давно уже определяют термином Евразия (это в сущности геополитическое обозначение России, являющей собой своеобразный субконтинент).
Поэтому постоянно повторяемые утверждения, что-де СССР-Россия в 1939-1940 годах совершила агрессивные захваты и осуществила "раздел" Европы (Восточной) с Германией и т. п., едва ли имеют объективное значение; это только тенденциозная идеологическая оценка. Другое дело - положение, создавшиеся после Победы 1945 года, когда определенный рубеж СССР-России и Запада прошел по восточной границе ФРГ, Австрии и Италии. Этот рубеж не имел геополитического обоснования, а поэтому и перспективного будущего. Но об этом речь пойдет в своем месте - в главе о послевоенном периоде.
* * *
Итак, в 1939-1940 годах была восстановлена та геополитическая граница между Европой и Россией, которая существовала уже тысячелетие назад, в очередной раз утвердилась на два века при Петре Великом и была порушена в результате катаклизма Революции. Россия никогда не имела цели присоединить к себе какие-либо территории западнее этой границы; столетнее пребывание в ее составе части Польши (1815-1917) и другой будущей (именно так!) европейской страны, Финляндии (1809-1917),- это те исключения, которые, как говорится, подтверждают правило; в высшей степени показательно, что обе территории с самого начала их вхождения в Империю получили статусы особых Царства и Великого княжества.
Естественно, нельзя обойти здесь вопрос о крайне прискорбной войне с Финляндией, длившейся с 30 ноября 1939 до 13 марта 1940 года. 14 октября 1939 года СССР предложил Финляндии совершить "территориальный обмен", главным элементом которого являлась передача - в сущности, как еще будет показано, возврат - в состав СССР-России Карельского перешейка (между Финским заливом и Ладожским озером) в обмен на превышающую этот перешеек в два раза территорию, расположенную севернее. На этом стоит остановиться подробнее, ибо в судьбе, казалось бы, совершенно незначительного клочка земли (1/15000 от территории СССР и 1/260 от территории Финляндии) воплощалась основополагающая геополитическая проблема.
Дело в том, что Карельский перешеек вошел в состав Русского государства в момент его рождения. Государство это с самого начала представало как многонациональное или, вернее, многоплеменное, и, согласно "Повести временных лет", северное ядро Руси с центром в ее древнейшем городе Ладога создали совместно восточнославянские и финские чудь и весь племена, притом как раз весь населяла Карельский перешеек (ее потомки, называющиеся вепсами, существуют и сегодня,- в частности, в Ленинградской области; в 1989 году их было 13 тысяч человек).
Позднее Карельский перешеек не раз пыталась отнять у Руси-России владевшая Финляндией Швеция, и в 1617 году ей удалось отторгнуть его у ослабевшей за годы Смутного времени России. Но в 1721-м, как уже говорилось, Петр Великий возвратил Карельский перешеек, создавая пограничье вокруг новой столицы России,- восстановив тем самым первоначальную границу Русского государства.
Однако девяносто лет спустя, в 1811 году - через два года после создания Великого княжества Финляндского - эта территория была (надо прямо сказать, совершенно опрометчиво) присоединена к нему в качестве своего рода щедрого дара Александра I. И после превращения в 1917 году Финляндии в суверенную страну получилось так, что граница с ней прошла не в полутораста километрах от Петербурга (как было при Петре), а почти по его предместьям... В принципе это было как бы геополитическим дефектом, очень остро воспринимавшимся в ситуации 1939 года. И СССР предложил вышеупомянутый "обмен", а на категорический отказ Финляндии ответил войной.
Сейчас СССР за эту войну клеймят последними словами, между тем видный английский историк Лиддел Гарт (отнюдь не "просоветски" настроенный) в 1970 писал о "требованиях" СССР 1939 года к Финляндии:
"Объективное изучение этих требований показывает, что они были составлены на рациональной основе с целью обеспечить большую безопасность русской территории, не нанося сколько-нибудь серьезного ущерба безопасности Финляндии..." И даже после трудно доставшегося в марте 1940-го поражения финских войск "новые советские требования были исключительно умеренными. Выдвинув столь скромные требования, Сталин проявил государственную мудрость"34,- которая, надо отметить, по сей день проявляется в отношениях России и Финляндии.
Стоит привести слова Сталина из стенограммы его переговоров 12 октября 1939 года с главой приглашенной в Москву финляндской делегации Ю. К. Паасикиви: "Мы не можем ничего поделать с географией (выделено мною.- В. К.), так же как и вы...- сказал тогда Сталин.- Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придется отодвинуть от него границу"35. То есть речь шла именно о нарушенной в 1917 году геополитической границе,- и, в конечном счете, именно поэтому объективный английский историк выразил согласие с "требованиями" 1939 года к Финляндии.
Однако финны с 1811 года привыкли считать Карельский перешеек неотъемлемой частью Великого княжества Финляндского, которое - что особенно важно - даже и в столетний период его существования во внешнеполитических границах Российской империи представало как скандинавская, то есть европейская, страна. И вот эта страна с населением, составлявшим всего лишь три с половиной миллиона человек, в течение трех с половиной месяцев отчаянно сопротивлялась войскам огромного СССР. По недавно опубликованным подсчетам, "на той войне незнаменитой" (по слову Твардовского) погибли 126 875 (!) военнослужащих СССР...
Между тем при вторжении в сентябре 1939 года войск СССР в восточную часть Польши - то есть в Западные Украину и Белоруссию - погибли всего 1139 военнослужащих (0,9 процента от числа погибших в Финляндии).36
Что же касается ввода войск СССР-России в Эстонию, Латвию и Литву в октябре 1939 года (то есть еще до начала боевых действий в Финляндии) и официального присоединения этих трех стран к СССР в августе 1940-го, ни то ни другое не вызвало фактически никакого сопротивления!
Резкий контраст с ситуацией в Финляндии (следует напомнить, что совокупное население трех прибалтийских стран почти в два раза превышало финляндское) не мог быть некой случайностью. Конечно, те или иные слои прибалтийских народов испытывали чувство недовольства или даже негодования совершавшимся, но население в целом, надо думать, как-то сознавало "пограничный" характер своих стран и мирилось с их возвратом в состав СССР-России.
Этот факт обычно толкуется в "классовом" духе: большинство населения Прибалтики, ее трудящиеся, не имели, мол, ничего против социализма, и потому никакой войной и не пахло. Но ведь и в Финляндии имелся пролетариат и даже коммунистическая партия (сразу после начала финской войны в Москве было создано "теневое" коммунистическое правительство Финляндии во главе с видным коминтерновцем Отто Куусиненом). Однако финский народ единодушно встал на защиту своей страны - в отличие от прибалтийских народов.
И главное, полагаю, не в каких-либо "оценках" поведения народов, но в осознании геополитического различия. Показательно в этом плане рассуждение Черчилля о финской войне в его сочинении "Вторая мировая война". Он говорит о западных границах СССР 1939 года, которые вызывали у правителей страны глубочайшую тревогу,- границах с прибалтийскими странами и Финляндией, усматривая в этом давнюю историческую проблему. "Даже белогвардейское правительство Колчака,- напоминал Черчилль,- уведомило мирную конференцию в Париже (речь идет о конференции 1919-1920 гг., подводившей итоги Первой мировой войны.- В. К.), что базы в прибалтийских государствах и Финляндии (имелся в виду прежде всего Карельский перешеек.- В. К.) были необходимой защитой для русской столицы (Петрограда.- В. К.). Сталин высказал ту же мысль английской и французской миссиям летом 1939 года". То есть дело шло о "естественной" геополитической границе. "Сталин,- продолжал Черчилль,- не терял времени даром..." 28 сентября 1939 года был заключен соответствующий договор с Эстонией, и "21 октября Красная Армия и военно-воздушные силы уже были на месте,- заключает Черчилль,- та же процедура была одновременно проделана в Латвии. Советские гарнизоны появились также и в Литве... Оставались открытыми подступы только через Финляндию"37 (таким образом, Черчилль считал присоединение Карельского перешейка вполне естественным делом).
При этом - что особенно впечатляюще - речь шла отнюдь не о введении войск СССР на территорию Финляндии в целом, а только о возврате "подаренного" Великому княжеству Финляндскому в 1811 году Карельского перешейка, который еще в IX веке (!) принадлежал Руси. Тем не менее началась долгая и тяжкая война.
* * *
Возвращаясь к теме, о которой уже говорилось выше, нельзя не сказать, что сам факт очень дорого обошедшейся победы над крохотной Финляндией делает абсолютно неправдоподобной, даже нелепой нынешнюю "гипотезу", согласно которой в СССР всего через несколько месяцев после этой - в сущности, пирровой - победы было-де принято решение напасть на Германию, к тому времени уже подчинившей себе всю континентальную Европу! При всех возможных негативных оценках Сталина едва ли уместно видеть в нем полного несмышленыша...
К тому же в сознании Сталина, без сомнения, сохранялась ясная память о походе на Европу в 1920 году,- походе, в котором он принимал прямое участие. Хотя дело началось тогда с агрессивного нападения Польши, которая стремилась вернуть себе всю правобережную Украину и большую часть Белоруссии, после поражения и отступления польских войск возникла идея захвата Варшавы (где, как предполагали, тут же начнется социалистическая революция) и дальнейшего движения на Берлин и Запад в целом. Командующий главным - Западным - фронтом М. Н. Тухачевский без обиняков взывал в июле 1920 года в своем приказе о наступлении: "Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад!"38
Но начавшийся в июле поход на Европу потерпел сокрушительное поражение уже в августе. И позднее, в марте 1921 года, Ленин открыто признал этот поход "ошибкой", многозначительно добавив: "Я сейчас не буду разбирать, была ли эта ошибка стратегическая или политическая... это должно составлять дело будущих историков"39.
Из вышеизложенного следует, что это была геополитическая "ошибка": Россия (пусть даже в обличье РСФСР и, далее, СССР) не может и не должна завоевывать Европу; она может и должна сохранять свое собственное геополитическое пространство, хотя не исключены споры о границах этого пространства,- в частности, о "принадлежности" к нему Прибалтики.
С 1991 года уже семь лет три прибалтийских страны всячески стремились доказать свою принадлежность к Европе, однако достаточно было властям РФ в 1998 году выразить недовольство притеснениями так называемых русскоязычных в Латвии и несколько ограничить взаимоотношения с ней,- и в этой вроде бы независимой от России стране разразился весьма острый кризис (хотя никакой действительной угрозы со стороны РФ, разумеется, не было). Из этого ясно, что Латвия - по крайней мере в настоящее время - не вышла из геополитического пространства России...
Но вернемся еще раз к походу на Варшаву и, далее, на Запад в целом в 1920 году. Строго говоря, это была единственная попытка завоевания европейской страны за всю историю России,- хотя, если верить западным русофобствующим идеологам, подобные попытки будто бы имели место многократно (реального подтверждения эти домыслов не существует). Притом, поход 1920 года был продиктован, конечно же, не геополитической волей России, а большевистско-коминтерновским экстремизмом, который сразу же потерпел крах.
К 1939 году сей экстремизм ушел в прошлое и, кстати сказать, именно в этом году, как показано в недавних исследованиях40, начался фактический "демонтаж" Коминтерна, завершившийся его официальной ликвидацией в мае 1943 года.
Подводя итог, целесообразно процитировать размышления одного из крупнейших представителей западной историософии - Арнольда Тойнби, проявлявшего волю к истинной объективности взгляда. В 1947 году он писал:
"На Западе бытует понятие, что Россия - агрессор... в XVIII веке при разделе Польши Россия поглотила львиную долю территории; в XIX веке она угнетатель Польши и Финляндии... Сторонний (выделено мною.- В. К.) наблюдатель, если бы таковой существовал, сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII веке - это лишь контрнаступление... в XIV веке лучшая часть исконной российской территории - почти вся Белоруссия и Украина - была оторвана от русского православного христианства и присоединена к западному христианству... Польские завоевания исконной русской территории... были возвращены России лишь в последней фазе мировой войны 1939-1945 годов.
В XVII веке польские захватчики проникли в самое сердце России, вплоть до самой Москвы,- продолжал Тойнби,- и были отброшены лишь ценой колоссальных усилий со стороны русских, а шведы отрезали Россию от Балтики, аннексировав все восточное побережье до северных пределов польских владений. В 1812 году Наполеон повторил польский успех XVII века; а на рубеже XIX и ХХ веков удары с Запада градом посыпались на Россию, один за другим. Германцы, вторгшиеся в ее пределы в 1915-1918 годах, захватили Украину и достигли Кавказа. После краха немцев наступила очередь британцев, французов, американцев и японцев, которые в 1918 году вторгались в Россию с четырех сторон. И, наконец, в 1941 году немцы вновь начали наступление, более грозное и жестокое, чем когда-либо.
Словом, та геополитическая граница Польши - и Европы в целом - с Россией, которая установилась еще в X (!) веке, а позднее неоднократно нарушалась, была в очередной раз восстановлена в 1939 году. В высшей степени показательно, что поначалу намечалась иная, проходившая намного западнее граница - по рекам Сан и Висла,- но по воле СССР этого не произошло. Известный американский историк войны Уильям Ширер писал в 1959 году о решении Сталина отказаться от собственно польских территорий: "Хорошо усвоив урок многовековой истории России, он понимал, что польский народ никогда не примирится с потерей своей независимости"31.
Другое дело - отторгнутые в очередной раз в 1920-1921 годах Польшей украинские и белорусские земли. Сейчас имеется немало всяких "перевертышей", кричащих, что воссоединение этих земель с остальными землями Украины и Белоруссии являлось-де "оккупацией" и "захватом". Поэтому отрадно читать работу молодого историка А. Д. Маркова "Военно-политические аспекты присоединения к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии", опубликованную в изданном в 1997 году в Москве сборнике "Великая Отечественная война в оценке молодых" (сборник этот небезынтересен в целом).
А. Д. Марков вовсе не "лакирует" историческую ситуацию; он пишет, например, что СССР "до 22 июня 1941 г. фактически являлся гитлеровским союзником" (с. 22). Правда, слово "союзник" неточно; вернее было бы сказать, что СССР был "пособником", ибо в самом деле так или иначе способствовал германскому овладению Западной Европой,- вполне подобно тому, как годом ранее Великобритания и Франция являлись пособницами в овладении Германией Восточной Европой.
Вместе с тем молодой историк, никак не причастный к тенденциозности "доперестроечных" времен, не имеет потребности "отмываться" от своих прежних сочинений и, основываясь на реальных фактах, показывает, что основное население западных земель Украины и Белоруссии ни в коей мере не воспринимало введение войск СССР в 1939 году как "агрессию", "захват", "оккупацию" и т. п. Напротив, пишет А. Д. Марков, "в восточнопольских землях украинцы, белорусы и евреи нередко организовывали повстанческие отряды... нападая на отступавшие от немцев польские части... Непольское население превращало польские знамена, отрывая от них белые полосы, в красные, засыпало цветами колонны Красной Армии... указывало места, где поляки прятали оружие, участвовало в обезвреживании небольших польских частей" и т. п. (с. 18). А это "непольское" население составляло "по разным источникам" от 67 до 90 процентов! (С. 14).
Особенно следует отметить, что цитируемый молодой историк в своей лаконичной работе все же нашел место для многовековой перспективы: "Западноукраинские и западнобелорусские земли... в Х-ХI вв. входили в состав Киевской Руси. Причем уже в 981 г. князю Владимиру I пришлось вести борьбу с поляками за города Перемышль, Червень и др." (с. 13). События 1939 года свидетельствуют, заключает А. Д. Марков, что "политика интернационализма с ленинским пренебрежением к вопросу о границах стала изменяться в сторону возвращения территорий, которыми когда-либо владели не только Российская империя, но и Киевская Русь" (с. 22). Отрадно, повторю еще раз, что молодой историк не поддается давлению - весьма мощному! нынешних "либеральных" очернителей истории своей страны.
Впрочем, необходимо одно существенное уточнение. Суть дела состояла не просто в том, чтобы вернуть прежние "владения". Становление границы Руси и Запада в древнейшую эпоху происходило не столько в процессе "дипломатических переговоров", сколько как бы естественно, стихийно, само собой. Складывался не политико-дипломатический, а геополитический рубеж между Русью и Европой. И именно он лежал в подоснове решения о границе в 1939 году. И когда германские войска на рассвете 22 июня 1941 года переправлялись через Западный Буг, они рушили границу, прочно установленную великим князем Владимиром Святославичем в 981 году, то есть 960 лет тому назад...
При восстановлении этого рубежа в 1939 году закономерно встал вопрос (как и в конце ХVIII века) о том литовском "клине", о коем уже шла речь выше, ибо в 1920 году Польша не только отторгла западные украинские и белорусские земли, но и отняла у Литвы Вильно-Вильнюс с прилегающей к нему территорией. И 10 октября 1939 года СССР передал эту территорию Литве. То есть вновь - спустя полтора столетия - была воспроизведена та же самая "геополитическая модель", что говорит о ее существенности. В нынешней Литве подчас звучат голоса, проклинающие СССР за "позорный раздел Польши" в 1939 году, однако, если толковать это событие в таком духе, литовцам следует отдать Польше Вильнюс...
Мне, разумеется, напомнят, что в 1940 году СССР присоединил к себе эту самую воссоединенную им самим Литву. Но, прежде чем говорить об этом, отмечу, что Литва - вполне аналогично Латвии и Эстонии - являет собой "пограничную зону" между Европой и Россией. Показателен с этой точки зрения состав населения Вильно-Вильнюса (в котором долго господствовали поляки) по переписи 1897 года: поляки 30,1%, русские - 25,5%, литовцы - всего лишь 2,1% (!). И спустя почти сто лет, в 1989 году: поляки 18,7%, русские 20,2%, а литовцы теперь - 50,2% (!).
Кто-либо может подумать, что я уделяю прибалтийской теме в этом размышлении о великой войне неоправданно много места. Однако речь ведь идет именно о геополитическом пограничье, и без понимания его характера невозможно понять проблему в целом.
После начавшегося вскоре после Февральской революции, летом 1917 года, распада Российской империи (отделение Украины, Грузии, Армении и т. д. вплоть до отдельных губерний), отделились также Латвия, Литва и Эстония, и, в отличие от других частей страны (к 1922 году "возвратившихся" в ее состав), были до 1940-го самостоятельными государствами. Но многозначительно, что на мировом дипломатическом языке они назывались в то время государствами-"лимитрофами", то есть "пограничными".
И накануне великой войны эти страны неотвратимо должны были занять либо Германия, которая уже 22 марта 1939 года (то есть за полгода до очередного "раздела" Польши) захватила район Клайпеды-Мемеля, либо СССР-Россия.
Я отнюдь не намерен закрывать глаза на тот факт, что, поскольку в предшествующие два десятилетия три прибалтийских страны были самостоятельными государствами, их присоединение к СССР в 1940-м году заслуживает осуждения. Руководствуясь своими геополитическими интересами, СССР пренебрег национально-государственными интересами прибалтийских народов (между прочим, Петр I этого не делал, так как он именно купил латышские и эстонские земли у другого их "владельца").
Но вместе с тем нельзя согласиться со многими нынешними сочинителями, преподносящими события 1940 года в качестве некой уникально позорной, прямо-таки чудовищной акции, на которой-де способен был именно и только большевистский или - как нередко объявляют - русский империализм.
Достаточно вспомнить, как "присоединяли" вроде бы добропорядочные европейские страны свои бесчисленные колонии, дабы убедиться, что русское и даже большевистское зло не представляет собой чего-либо из ряда вон выходящего. И дело, конечно, не только в колониях в точном смысле слова. В прошлом веке США, например, отхватили у Мексики б(льшую и наиболее ценную часть ее территории (нынешние штаты Калифорния, Техас, Нью-Мексико и др.), и тем не менее американские идеологи нисколько не стесняются обрушивать проклятия в адрес российского "империализма"!
Уже упомянутый английский историк Алан Тейлор писал в 1975 году, что "права России на балтийские государства и восточную часть Польши (украинско-белорусскую.- В. К.) были гораздо более обоснованными по сравнению с правом Соединенных Штатов на Нью-Мексико (одна из захваченных у Мексики территорий.- В. К.). Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которых они не применяли к себе" (цит. соч., с. 497; выделено мною.- В. К.).
Особенно дики современные попытки некоторых прибалтийских идеологов представить пребывание их стран в составе СССР как гораздо большее зло, чем оккупацию этих стран Германией, хотя давно опубликованы секретные германские директивы, предписывавшие осуществление полной "аннигиляции" самих прибалтийских народов (а не только их государственной независимости). Так, в "меморандуме" Розенберга от 2 апреля 1941 года предписывалось превращение Эстонии, Латвии и Литвы в "территорию немецкого расселения, призванную ассимилировать наиболее подходящие в расовом отношении местные элементы... Необходимо будет обеспечить отток значительных слоев интеллигенции (то есть выразителей национального самосознания.- В. К.), особенно латышской (как наиболее многочисленной в сравнении с литовской и эстонской.- В. К.), в центральные русские области, затем приступить к заселению Прибалтики крупными массами немецких крестьян... не исключено переселение в эти районы также датчан, норвежцев, голландцев, а после победоносного окончания войны, и англичан (очень существенный момент, к которому мы еще вернемся! - В. К.), чтобы через одно или два поколения присоединить эту страну, уже полностью онемеченную, к коренным землям Германии"32.
Гиммлер, несколько расходясь с Розенбергом, планировал не столько заселение Прибалтики германцами, сколько самую интенсивную политику в отношении ее собственного населения: "...двадцатилетний план,- писал он 12 июня 1942 года,- должен включать полное онемечивание Эстонии и Латвии... Мы должны это осуществить по возможности в течение 20 лет. Я лично убежден, что это можно сделать..."33
Впрочем, по своей главной сути оба "плана" едины: и в том и в другом прибалтийские народы как таковые, в их наличном национальном бытии и сознании, не причисляются к европейским народам, и их следует или в значительной мере "заменить" переселенцами из Европы, или полностью "онемечить",- лишь тогда Прибалтика станет частью Европы, действительно войдет в ее геополитические границы. Между тем ни в России, ни тем более в СССР с его политикой "интернационализма" (со всеми ее "негативными" сторонами) не проводилась какая-либо целенаправленная "русификация" прибалтийских народов.
Разумеется, изложенная программа ликвидации прибалтийских народов крайнее выражение того, что называется "геноцидом", и она вообще не может подлежать какому-либо "обсуждению". Но поставим вопрос в совсем иной плоскости: нацисты были с определенной точки зрения правы, не считая прибалтийцев собственно европейцами; перед нами, как уже говорилось, "пограничье" Европы и Евразии-России, и нацистская программа именно это выявляла...
Для полноты картины следует сказать и об еще одной "спорной" пограничной территории - части нынешней Молдавии, называвшейся ранее Бессарабией. Поскольку в древнейшие времена здесь обитали восточнославянские племена уличей и тиверцев, западная граница Руси так или иначе устанавливалась в этой южной ее части не позднее Х века; в частности, князь Святослав Игоревич даже в известном смысле перенес столицу Руси из Киева в находившийся в дельте Дуная Переяславец. Впоследствии на бессарабских землях существовало в течение некоторого времени православное Великое княжество Молдавское, но им завладела мощнейшая в те времена Турецкая империя, а позднее, после целого ряда войн, Бессарабия к 1812 году вновь стала частью России, что окончательно закрепилось после победы над Наполеоном.
Словом, переход Бессарабии в результате распада России в 1917 году в состав Румынии был по меньшей мере не бесспорным актом, и возврат в 1940 году к восходящей к глубокой древности границе опять-таки нельзя воспринимать в качестве захвата собственно европейской территории.
И, следовательно, определившуюся к 1941 году западную границу СССР-России от Ледовитого океана до Черного моря есть все основания считать геополитической, соответствующей многовековому делению на два "субконтинента" - собственно Европу и то, что давно уже определяют термином Евразия (это в сущности геополитическое обозначение России, являющей собой своеобразный субконтинент).
Поэтому постоянно повторяемые утверждения, что-де СССР-Россия в 1939-1940 годах совершила агрессивные захваты и осуществила "раздел" Европы (Восточной) с Германией и т. п., едва ли имеют объективное значение; это только тенденциозная идеологическая оценка. Другое дело - положение, создавшиеся после Победы 1945 года, когда определенный рубеж СССР-России и Запада прошел по восточной границе ФРГ, Австрии и Италии. Этот рубеж не имел геополитического обоснования, а поэтому и перспективного будущего. Но об этом речь пойдет в своем месте - в главе о послевоенном периоде.
* * *
Итак, в 1939-1940 годах была восстановлена та геополитическая граница между Европой и Россией, которая существовала уже тысячелетие назад, в очередной раз утвердилась на два века при Петре Великом и была порушена в результате катаклизма Революции. Россия никогда не имела цели присоединить к себе какие-либо территории западнее этой границы; столетнее пребывание в ее составе части Польши (1815-1917) и другой будущей (именно так!) европейской страны, Финляндии (1809-1917),- это те исключения, которые, как говорится, подтверждают правило; в высшей степени показательно, что обе территории с самого начала их вхождения в Империю получили статусы особых Царства и Великого княжества.
Естественно, нельзя обойти здесь вопрос о крайне прискорбной войне с Финляндией, длившейся с 30 ноября 1939 до 13 марта 1940 года. 14 октября 1939 года СССР предложил Финляндии совершить "территориальный обмен", главным элементом которого являлась передача - в сущности, как еще будет показано, возврат - в состав СССР-России Карельского перешейка (между Финским заливом и Ладожским озером) в обмен на превышающую этот перешеек в два раза территорию, расположенную севернее. На этом стоит остановиться подробнее, ибо в судьбе, казалось бы, совершенно незначительного клочка земли (1/15000 от территории СССР и 1/260 от территории Финляндии) воплощалась основополагающая геополитическая проблема.
Дело в том, что Карельский перешеек вошел в состав Русского государства в момент его рождения. Государство это с самого начала представало как многонациональное или, вернее, многоплеменное, и, согласно "Повести временных лет", северное ядро Руси с центром в ее древнейшем городе Ладога создали совместно восточнославянские и финские чудь и весь племена, притом как раз весь населяла Карельский перешеек (ее потомки, называющиеся вепсами, существуют и сегодня,- в частности, в Ленинградской области; в 1989 году их было 13 тысяч человек).
Позднее Карельский перешеек не раз пыталась отнять у Руси-России владевшая Финляндией Швеция, и в 1617 году ей удалось отторгнуть его у ослабевшей за годы Смутного времени России. Но в 1721-м, как уже говорилось, Петр Великий возвратил Карельский перешеек, создавая пограничье вокруг новой столицы России,- восстановив тем самым первоначальную границу Русского государства.
Однако девяносто лет спустя, в 1811 году - через два года после создания Великого княжества Финляндского - эта территория была (надо прямо сказать, совершенно опрометчиво) присоединена к нему в качестве своего рода щедрого дара Александра I. И после превращения в 1917 году Финляндии в суверенную страну получилось так, что граница с ней прошла не в полутораста километрах от Петербурга (как было при Петре), а почти по его предместьям... В принципе это было как бы геополитическим дефектом, очень остро воспринимавшимся в ситуации 1939 года. И СССР предложил вышеупомянутый "обмен", а на категорический отказ Финляндии ответил войной.
Сейчас СССР за эту войну клеймят последними словами, между тем видный английский историк Лиддел Гарт (отнюдь не "просоветски" настроенный) в 1970 писал о "требованиях" СССР 1939 года к Финляндии:
"Объективное изучение этих требований показывает, что они были составлены на рациональной основе с целью обеспечить большую безопасность русской территории, не нанося сколько-нибудь серьезного ущерба безопасности Финляндии..." И даже после трудно доставшегося в марте 1940-го поражения финских войск "новые советские требования были исключительно умеренными. Выдвинув столь скромные требования, Сталин проявил государственную мудрость"34,- которая, надо отметить, по сей день проявляется в отношениях России и Финляндии.
Стоит привести слова Сталина из стенограммы его переговоров 12 октября 1939 года с главой приглашенной в Москву финляндской делегации Ю. К. Паасикиви: "Мы не можем ничего поделать с географией (выделено мною.- В. К.), так же как и вы...- сказал тогда Сталин.- Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придется отодвинуть от него границу"35. То есть речь шла именно о нарушенной в 1917 году геополитической границе,- и, в конечном счете, именно поэтому объективный английский историк выразил согласие с "требованиями" 1939 года к Финляндии.
Однако финны с 1811 года привыкли считать Карельский перешеек неотъемлемой частью Великого княжества Финляндского, которое - что особенно важно - даже и в столетний период его существования во внешнеполитических границах Российской империи представало как скандинавская, то есть европейская, страна. И вот эта страна с населением, составлявшим всего лишь три с половиной миллиона человек, в течение трех с половиной месяцев отчаянно сопротивлялась войскам огромного СССР. По недавно опубликованным подсчетам, "на той войне незнаменитой" (по слову Твардовского) погибли 126 875 (!) военнослужащих СССР...
Между тем при вторжении в сентябре 1939 года войск СССР в восточную часть Польши - то есть в Западные Украину и Белоруссию - погибли всего 1139 военнослужащих (0,9 процента от числа погибших в Финляндии).36
Что же касается ввода войск СССР-России в Эстонию, Латвию и Литву в октябре 1939 года (то есть еще до начала боевых действий в Финляндии) и официального присоединения этих трех стран к СССР в августе 1940-го, ни то ни другое не вызвало фактически никакого сопротивления!
Резкий контраст с ситуацией в Финляндии (следует напомнить, что совокупное население трех прибалтийских стран почти в два раза превышало финляндское) не мог быть некой случайностью. Конечно, те или иные слои прибалтийских народов испытывали чувство недовольства или даже негодования совершавшимся, но население в целом, надо думать, как-то сознавало "пограничный" характер своих стран и мирилось с их возвратом в состав СССР-России.
Этот факт обычно толкуется в "классовом" духе: большинство населения Прибалтики, ее трудящиеся, не имели, мол, ничего против социализма, и потому никакой войной и не пахло. Но ведь и в Финляндии имелся пролетариат и даже коммунистическая партия (сразу после начала финской войны в Москве было создано "теневое" коммунистическое правительство Финляндии во главе с видным коминтерновцем Отто Куусиненом). Однако финский народ единодушно встал на защиту своей страны - в отличие от прибалтийских народов.
И главное, полагаю, не в каких-либо "оценках" поведения народов, но в осознании геополитического различия. Показательно в этом плане рассуждение Черчилля о финской войне в его сочинении "Вторая мировая война". Он говорит о западных границах СССР 1939 года, которые вызывали у правителей страны глубочайшую тревогу,- границах с прибалтийскими странами и Финляндией, усматривая в этом давнюю историческую проблему. "Даже белогвардейское правительство Колчака,- напоминал Черчилль,- уведомило мирную конференцию в Париже (речь идет о конференции 1919-1920 гг., подводившей итоги Первой мировой войны.- В. К.), что базы в прибалтийских государствах и Финляндии (имелся в виду прежде всего Карельский перешеек.- В. К.) были необходимой защитой для русской столицы (Петрограда.- В. К.). Сталин высказал ту же мысль английской и французской миссиям летом 1939 года". То есть дело шло о "естественной" геополитической границе. "Сталин,- продолжал Черчилль,- не терял времени даром..." 28 сентября 1939 года был заключен соответствующий договор с Эстонией, и "21 октября Красная Армия и военно-воздушные силы уже были на месте,- заключает Черчилль,- та же процедура была одновременно проделана в Латвии. Советские гарнизоны появились также и в Литве... Оставались открытыми подступы только через Финляндию"37 (таким образом, Черчилль считал присоединение Карельского перешейка вполне естественным делом).
При этом - что особенно впечатляюще - речь шла отнюдь не о введении войск СССР на территорию Финляндии в целом, а только о возврате "подаренного" Великому княжеству Финляндскому в 1811 году Карельского перешейка, который еще в IX веке (!) принадлежал Руси. Тем не менее началась долгая и тяжкая война.
* * *
Возвращаясь к теме, о которой уже говорилось выше, нельзя не сказать, что сам факт очень дорого обошедшейся победы над крохотной Финляндией делает абсолютно неправдоподобной, даже нелепой нынешнюю "гипотезу", согласно которой в СССР всего через несколько месяцев после этой - в сущности, пирровой - победы было-де принято решение напасть на Германию, к тому времени уже подчинившей себе всю континентальную Европу! При всех возможных негативных оценках Сталина едва ли уместно видеть в нем полного несмышленыша...
К тому же в сознании Сталина, без сомнения, сохранялась ясная память о походе на Европу в 1920 году,- походе, в котором он принимал прямое участие. Хотя дело началось тогда с агрессивного нападения Польши, которая стремилась вернуть себе всю правобережную Украину и большую часть Белоруссии, после поражения и отступления польских войск возникла идея захвата Варшавы (где, как предполагали, тут же начнется социалистическая революция) и дальнейшего движения на Берлин и Запад в целом. Командующий главным - Западным - фронтом М. Н. Тухачевский без обиняков взывал в июле 1920 года в своем приказе о наступлении: "Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад!"38
Но начавшийся в июле поход на Европу потерпел сокрушительное поражение уже в августе. И позднее, в марте 1921 года, Ленин открыто признал этот поход "ошибкой", многозначительно добавив: "Я сейчас не буду разбирать, была ли эта ошибка стратегическая или политическая... это должно составлять дело будущих историков"39.
Из вышеизложенного следует, что это была геополитическая "ошибка": Россия (пусть даже в обличье РСФСР и, далее, СССР) не может и не должна завоевывать Европу; она может и должна сохранять свое собственное геополитическое пространство, хотя не исключены споры о границах этого пространства,- в частности, о "принадлежности" к нему Прибалтики.
С 1991 года уже семь лет три прибалтийских страны всячески стремились доказать свою принадлежность к Европе, однако достаточно было властям РФ в 1998 году выразить недовольство притеснениями так называемых русскоязычных в Латвии и несколько ограничить взаимоотношения с ней,- и в этой вроде бы независимой от России стране разразился весьма острый кризис (хотя никакой действительной угрозы со стороны РФ, разумеется, не было). Из этого ясно, что Латвия - по крайней мере в настоящее время - не вышла из геополитического пространства России...
Но вернемся еще раз к походу на Варшаву и, далее, на Запад в целом в 1920 году. Строго говоря, это была единственная попытка завоевания европейской страны за всю историю России,- хотя, если верить западным русофобствующим идеологам, подобные попытки будто бы имели место многократно (реального подтверждения эти домыслов не существует). Притом, поход 1920 года был продиктован, конечно же, не геополитической волей России, а большевистско-коминтерновским экстремизмом, который сразу же потерпел крах.
К 1939 году сей экстремизм ушел в прошлое и, кстати сказать, именно в этом году, как показано в недавних исследованиях40, начался фактический "демонтаж" Коминтерна, завершившийся его официальной ликвидацией в мае 1943 года.
Подводя итог, целесообразно процитировать размышления одного из крупнейших представителей западной историософии - Арнольда Тойнби, проявлявшего волю к истинной объективности взгляда. В 1947 году он писал:
"На Западе бытует понятие, что Россия - агрессор... в XVIII веке при разделе Польши Россия поглотила львиную долю территории; в XIX веке она угнетатель Польши и Финляндии... Сторонний (выделено мною.- В. К.) наблюдатель, если бы таковой существовал, сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII веке - это лишь контрнаступление... в XIV веке лучшая часть исконной российской территории - почти вся Белоруссия и Украина - была оторвана от русского православного христианства и присоединена к западному христианству... Польские завоевания исконной русской территории... были возвращены России лишь в последней фазе мировой войны 1939-1945 годов.
В XVII веке польские захватчики проникли в самое сердце России, вплоть до самой Москвы,- продолжал Тойнби,- и были отброшены лишь ценой колоссальных усилий со стороны русских, а шведы отрезали Россию от Балтики, аннексировав все восточное побережье до северных пределов польских владений. В 1812 году Наполеон повторил польский успех XVII века; а на рубеже XIX и ХХ веков удары с Запада градом посыпались на Россию, один за другим. Германцы, вторгшиеся в ее пределы в 1915-1918 годах, захватили Украину и достигли Кавказа. После краха немцев наступила очередь британцев, французов, американцев и японцев, которые в 1918 году вторгались в Россию с четырех сторон. И, наконец, в 1941 году немцы вновь начали наступление, более грозное и жестокое, чем когда-либо.