Страница:
— Видел? — Сейруллин махнул рукой в сторону моря.
— Что это? Корабль?
— Скорее катер.
— Откуда здесь быть катеру? У немцев они все в Керчи, на патрулировании в море, здесь их нет.
— Русский?
— Катер?! Не может он тут быть…
— Фульке надо будить.
Сейруллин поднял ствол винтовки вверх и нажал на спусковой крючок. Яркий сполох выстрела на секунду ослепил обоих наблюдателей, треск выстрела заглушил рокот двигателя неизвестного корабля. С его борта вспыхнул пронзительный луч света, скользнул по берегу и погас. Услышав пальбу, Фульке выскочил из мазанки. Ошарашенных подчиненных он отыскал по лихорадочно мелькающему свету фонаря, который Исраил впопыхах забыл выключить. Завидев начальство, оба татарина вытянулись по стойке смирно.
— Алярм, герр сержант.
— Погаси фонарь, тупая свинья, пока нас не перестреляли! Что происходит? Кто стрелял? — рявкнул Фульке в попытке внести элемент порядка в действия своих подчиненных.
— Я, герр сержант! Там в море, вот… — Малаев показал на удаляющийся от берега корабль.
— За мной, быстро, ублюдки! Лучше бы вместо вас я поставил на пост нормальных солдат, — сержант ринулся к машине.
— Дай мне фонарь, тупица, — Фульке сорвал фонарь, прицепленый к пуговице шинели Исрала (вместе с пуговицей), и исчез в кузове автомобиля. Из мазанок выскакивали солдаты команды и занимали круговую оборону. Разом в нескольких концах деревни залились лаем дворовые собаки.
— Идите оба сюда, помогите мне с ящиком.
Оба односельчанина залезли в кузов. Сержант свирепо сопя пинал ящики и тюки с провизией, пока не нашел нужный ящик. Подсвечивая себе фонарем — для удобства — и поливая татар отборной руганью — для ускорения процесса, Фульке стал доставать из упаковки ее содержимое. Через минуту Малаев понял, почему немец экономил батареи. Из ящика Фульке достал маломощную радиостанцию. Он набросил шнур антенны на тент машины, потом щелкнул переключателем и на панели засветилась шкала с цифровыми делениями. Сержант выбрал нужный кварц и покрутил ручку подстройки. Добившись наиболее яркого свечения индикатора тока антенны, он выдернул из держателей микротелефонную трубку…
От близких разрывов бомб с переборок осыпалась пробка, стекло светильников разлеталось мелким крошевом. Для того чтобы уйти, лодке не хватило нескольких минут — немецкий торпедный катер появился из мрака ночи и сразу осыпал лодку градом пуль из крупнокалиберного пулемета. Нырять пришлось уже с повреждениями. Глубины в районе не позволяли свободно уйти, лодка легла на грунт. Оставалось надеяться, что во мраке ночи катер их потеряет и уйдет. Первая серия разрывов раздалась в кабельтове по правому борту. Вторая — рядом с лодкой. «Малютку» кинуло с борта на борт, в корпус словно ударили сотни стопудовых молотов. Быстров ударился головой обо что-то и полетел в никуда. Третья серия бомб рванула далеко слева. Шум винтов катера затих. То ли он ушел, то ли затаился, поджидая раненую лодку. Воспользовавшись затишьем, командир дал команду осмотреться в отсеках.
Николай Алексеевич очнулся, в конце прохода тускло светилась лампочка аварийного освещения. Голова раскалывалась, тронув ее рукой, он ощутил мокрое и липкое. Поднес руку к глазам, пальцы были перепачканы чем-то темным. Принюхавшись, понял — машинное масло. Слава Богу, не кровь. Быстров поднялся и пошатываясь направился в центральный пост. В лодке резко пахло электролитом из давших трещину аккумуляторов. В центральном механик докладывал командиру:
— Батареи по левому борту разбиты. Не знаю, как винты и сможем ли дать ход.
— Рули?
— Вроде бы управляются.
— В подводном положении идти сможем? Хоть на пару миль отсюда?
— Нужно пробовать. И еще в машинном течет, пока слабо.
— По местам! Пробуем дать ход.
Механик вышел. Командир вытер взмокший лоб пилоткой.
— Ну, как вам служба на подводном флоте? — обернулся он к Быстрову.
— Нормально. Мы что, потеряли ход?
— Сейчас будем смотреть, — командир взял трубку переговорного устройства. — Самый малый вперед.
— Есть самый малый, — донеслось из машинного отсека.
Электромоторы загудели на низких оборотах, и тут же лодка наполнилась гулом и скрежетом, деформированные лопасти гребного винта колотили по корпусу.
— Стоп, — выдохнул командир. — Механик, что у вас?
— Ничего хорошего, хода у нас нет.
Где-то в стороне ожили винты торпедного катера. Услышали стук и возобновили поиск. Катер кружил по окружности большого радиуса. Где-то далеко снова рванули бомбы. Командир угрюмо взглянул на Быстрова. Потом взял трубку внутренней связи.
— Офицерам собраться в центральном.
Собрались быстро. Говорили тихо, словно там наверху их могли найти по звуку голосов.
— Итак, хода у нас нет, слишком шумим, немец нас сразу найдет, — начал командир. — А значит уйти под водой мы не сможем. Для того, чтобы хоть как-то ремонтироваться нужно всплывать. Нас ждут немцы, похоже они уже поняли, что никуда мы отсюда не денемся, и не уйдут. У кого какие мысли?
— У нас орудие, у них пулеметы. Тоже хреново, но перевес у нас. Нужно всплывать и принимать бой.
— А на сколько у нас воздуха? — поинтересовался штурман.
— Регенерация гавкнулась, — вздохнул механик. — Часов пять у нас есть, но время играет против нас. Когда пробовали дать ход, течь усилилась, сочится из нескольких мест. Через пять часов мы можем набрать воды и запросто не всплыть.
— Выход один — будем всплывать. По местам стоять! Артиллеристам готовиться сразу после всплытия открыть огонь.
Мимо Николая Алексеевича протопали матросы артиллерийской команды, в руках они несли укладку со снарядами и замок орудия. Командир приник губами к микрофону:
— Продуть носовую, продуть главную.
Раздалось резкое, постепенно затихающее шипение. Корпус лодки вздрогнул, под днищем заскрипел песок. Пол чуть подался вверх. На лицах у всех застыло выражение напряженного ожидания. Всплываем? Через мгновение пол чуть провалился вниз. Лодка снова легла на грунт.
— Твою мать, — выдохнул кто-то из матросов. — Воздуха — еще на один раз дунуть, если не всплывем — кранты.
Становилось душно.
— Давай, командир, — пересохшими губами прошептал штурман. — Давай же!
Командир сжал микрофон побелевшими от напряжения пальцами и севшим и хриплым от волнения голосом выдохнул:
— Продуть основную, продуть носовую, рули на всплытие, малый вперед.
Лодка вздрогнула, шипение выходящего воздуха заглушил грохот лопастей бьющих о корпус. Нос «малютки» приподнялся и снова тяжело осел.
— Стоп, — вяло уронил командир и тяжело опустился в кресло, — все.
Николай Алексеевич не знал, что время может лететь так быстро. Обычно, когда ждешь чего-нибудь, оно тянется нестерпимо медленно. Недаром пословица гласит, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. А сейчас, отсчитывая отведенные им часы, время просто летело. С каждым часом дышать становилось все труднее. Самым ужасным было осознание полного собственного бессилия. Хуже всего знать, что ничего сделать ты не можешь, ровным счетом ничего. Воздух, только воздух давал лодке возможность вернуться из глубины, и только воздух давал жить экипажу. А воздуха не было. К исходу третьего часа прошла команда собраться в центральном офицерам и коммунистам. Наверху снова ожили винты катера. Воспользовавшись наступлением утра, он возобновил поиски лодки в надежде найти ее по пятнам топлива или пузырькам воздуха. Снова начал командир:
— Дела наши плохи, всплыть не можем, воздуха нет, люди скоро начнут валиться.
— Может торпедные аппараты? — подал кто-то голос из неосвещенного угла центрального поста.
— Во-первых, у нас в аппаратах торпеды. Если мы их отстрелим, израсходуем остатки воздуха. Да и выходить можно только по одному, а значит, все выйти не смогут. Во-вторых, глубина здесь небольшая, но это она небольшая для лодки, для ныряльщика кессонка обеспечена. Даже если всплывешь — потеря сознания, наверху уже рассвело и вместо спасательной команды нас ждут немцы. Вот и весь расклад.
— Остается взрываться или топиться, — сделал вывод акустик.
— Просто так взрываться неинтересно, командир, — подал голос пожилой моторист Петренко. — Хотелось бы с собой на тот свет для компании парочку фрицев прихватить.
— Есть идеи?
— Есть одна. Стравить солярку, немец обязательно прискачет посмотреть на эту красоту, вот тогда можно и взрываться.
— Давайте к людям, разъясните картину, через двадцать минут жду решения экипажа.
Люди медленно, как сомнамбулы, разошлись. Часы размеренно отсчитали двадцать минут. Решение было одно, его принес Петренко, обошедший все отсеки: «Взрываться».
— А вы что скажете? — командир повернулся вполоборота к Быстрову.
— Я свое пожил.
— А как моряк?
— Как моряк скажу, что на русском флоте сдаваться было не принято. Кстати, мы и сдаться-то не можем, так что и рассусоливать тут нечего.
Быстров отошел в угол и снял свой китель. Потом осторожно достал из внутреннего кармана что-то завернутое в чистый платок.
— Что это вы делаете? — удивился, сидящий рядом штурман.
— Готовлюсь, — спокойно ответил Николай Алексеевич. Из свертка он бережно достал золотые погоны капитана второго ранга Российского Императорского Флота и прикрепил их к кителю, прикрепил на свое место «Владимира» с мечами и знак об окончании Военно-морской академии. Из своего неизменного портфеля он достал парадный ремень и пристегнул к нему ножны с кортиком. Закончив приготовления, Быстров подчеркнуто прямо сел на свое место. Командир, внимательно следивший за его приготовлениями, понимающе кивнул.
— Теперь все понятно. Начнем…
Где-то в отсеках запели «Варяг»…
ГЛАВА 12.
Запасов воздуха хватило только на то, чтобы каждый мог по разу побывать в древнем святилище и воочию ознакомиться с ценностью находки. После того как над водой показались головы семейства Сомовых, завершивших серию погружений, Осокин-старший обречено выдохнул:
— Все, на сегодня шабаш. Воздух весь, можно возвращаться.
— Может, будем заряжать по баллону и нырять хоть по-одному? — запротестовал Ленька.
— По одному нельзя, не положено, — доложил отфыркивающийся Сомов.
— Так тут же неглубоко, можно двоим с одним баллоном и место не опасное…
— Нельзя, возвращаемся.
— А охрану организовывать не будем? — удивился Давыдов.
— Вернемся, свяжемся с Хмарой, он организует.
— С кем? — не понял Давыдов.
— С местным начальником милиции, он мой хороший знакомый, был у меня в роте взводным, — пояснил бывший морпех. — Он все и организует.
Подводное снаряжение убрали, Сомов-младший нырнул в люк машинного отделения, и «Аллигатор» медленно двинулся к выходу из бухты. К штурвалу встал Сомов-старший. Осокина было не оторвать от извлеченных из пещеры находок. Археолог пришел от всего увиденного и выловленного в такой неописуемый восторг, что бывший моряк от греха подальше отправил его в рубку любоваться историческими раритетами.
— Ты даже не представляешь себе, сколько этой штуке лет! — говорил «ассириец» Давыдову, бережно баюкая покрытый патиной греческий шлем.
— Много, — согласился Давыдов.
— Не много, а ужасающе много! Какая работа! Ты посмотри на этого грифона! — «ассириец» ласково провел пальцем по фигурке мифического хищника, украшавшего нащечник.
— Может, его почистить от окиси. А то за такую зелень на доспехе десятник бы с воина семь шкур спустил за нерадивость, — предположил Давыдов. Шлем ему нравился, но картой он заинтересовался больше.
— Ты что?! — Осокин грозно выставил вперед черную бороду. — Такие вещи в лабораторных условиях делаются. Ты его, варвар, еще песком потри.
— Лучше на карту посмотри! Вот это по-твоему что? — Анатолий ткнул пальцем в вытянутый овал посреди Каркинитского залива.
— Да что ты к ней прицепился? Думаешь еще древнее клады найти?
— Не клады, а поселения…
— Ну-ну, — «ассириец» дружелюбно усмехнулся, — во-первых, это может быть все, что угодно. Может быть тот, кто рисовал это, так изобразил свое судно. Во-вторых, точность этого шедевра картографии оставляет желать лучшего. Это похоже на Крым, но, может быть, это и не он вовсе, древние его себе представляли совсем иначе. Может, это какой-то полуостров на юге Греции. А в-третьих, рельеф с того времени очень сильно изменился, особенно очертания побережья. Так что к сокровищам сия карта нас не приведет, хотя для исследователей она может быть интересна.
Отложив шлем в сторону, Осокин взглянул на Давыдова. На физиономии капитана явно читалась борьба между желанием оставить пластинку себе и пониманием важности находки для историков.
— А-а-а, понял, — усмехнулся Петр.
— Что понял?
— На лице твоем начертана мечта оставить находку себе в качестве сувенира.
— Да ну…
— Не оправдывайся, — «ассирриец» похлопал Анатолия по плечу, — это, брат, чувство знакомое каждому начинающему археологу. Кстати, думаю особого греха не будет, если несколько сувениров у тебя останется.
— Это как?
— Да так. Знал бы ты сколько ежегодно из Крыма вывозят черные археологи, не удивлялся бы. Один ржавый акинак или амфора роли не сыграют.
При упоминании о древнем оружии Давыдов навострил уши и мысленно представил себе, как будет смотреться на фоне его ковра иззубренный в битвах меч далеких предков.
— Ты про меч говорил?
— Ну да, а про что же еще? Там в храме этого добра сколько угодно. Думаю, после того, что ты для всех сегодня вытащил на свет божий, археология от одного меча не обеднеет. Если ты, конечно, не собираешься тащить через таможню полный доспех катафрактрия, включая конскую упряжь.
За разговором прошли большую часть пути. Давыдов вышел на палубу и стал любоваться открывшимся видом. В лучах заходящего солнца море медленно катило тяжелые медные волны. Береговая полоса была усеяна отдыхающими. Пестрели паруса яхт и серфингистов. Заросли лоха отливали серебром. От малинового солнечного диска по воде протянулась золотистая дорожка. Осокин подошел и стал рядом с Анатолием.
— Здорово, — капитан восхищенно окинул взглядом панораму бухты.
— Я вот тоже, сколько не смотрю — не могу налюбоваться.
— Да-а, вот в такие минуты начинаешь понимать, почему столько народов костьми ложилось за то, чтобы обладать Таврией.
Идиллия была нарушена шумом мощного двигателя. С противоположной стороны бухты с нарастающим ревом летел катер. Борта и надстройки сияли белизной альпийского снега, голубая линия, тянущаяся вдоль всего борта от носа к корме, могла соперничать с цветом морозного зимнего неба. Металлические поручни, окаймляющие застекленную рубку, сверкали никелем. Катер промчался мимо, и даже такая основательная посудина как «Аллигатор» закачалась на поднятой им волне. На корме катера трепыхался желто-голубой флажок и темно-синей краской значилось — «Alisa». Похоже, отечественные названия у местного бомонда популярностью не пользовались.
— Ух ты! А это у вас кто такой? Колумбийская наркомафия?
— Почти угадал, только отечественного разлива. Местный хозяин жизни, мэр города Щелкино — Завгородний Семен Олегович. Владелец заводов, домов, пароходов.
— Каких еще заводов?
— После того как местный рыбсовхоз благопристойно почил в бозе, все его имущество по-тихому оказалось в собственности курируемого Завгородним акционерного общества. Сейнера, баркасы и сети. Кроме того, в его собственности значатся бар «Погребок долговязого Джона», ресторан «Грот», пара-тройка магазинов, ну а пароход ты уже видел.
— Красиво жить не запретишь.
— Э-т точно. Особливо за чужой счет.
— Были бы деньги, а если они еще и честные…
— Иди ты…
— Этот дядя был у нас главным браконьером. А как приподнялся, стал самым главным борцом за сохранность рыбьего поголовья, за свой счет оснастил местную рыбоохрану. Тут по безработице все местное население с моря кормилось. А сейчас только с сеткой вылези! Тут как тут мэр и его архаровцы. Теперь браконьерство у нас на промышленной основе и под прикрытием властей. А бывший рыбсовхоз — образцовое хозяйство.
— Вам-то он на пятки не наступает!?
— Пока только удочки закидывает, инструкторы ему нужны. Хочет для туристов подводные прогулкиорганизовать. Ну да мы ему пока не по зубам. Еще, по слухам, черной археологией занимается, но об этом, сам понимаешь, на каждом углу никто говорить не будет.
— И как вы себе таку гарну власть выбрали?
— Элементарно, мой друг. Новейшие предвыборные технологии, переложенные на местные реалии, полуприцеп водки у избирательного участка — и большинство голосов вам обеспечено.
— Надо бы охрану организовать в бухте у Серой скалы-то.
— За это не извольте беспокоиться, — подал голос из рубки Сомов, — связи с соответствующими организациями у нас имеются. Команде приготовится к швартовке! — Он вызвал из машинного отсека сына и вручил ему штурвал: — Давай, будущий мореход, тренируйся. Вам это дело все равно в училище сдавать, так что нарабатывай практику.
Игорь Сомов подошел к Осокину-старшему и увлек его к другому борту. Там они, оставив Давыдова любоваться морскими красотами, о чем-то вполголоса стали совещаться с самым заговорщическим видом.
Виктор убрал ход и развернул катер носом к берегу.
— Вы завтра туда во сколько собираетесь? — спросил Давыдов.
— Завтра? — Сомов удивленно вскинул брови. — При чем тут завтра? Мы еще сегодня не закончили.
— В смысле?
— В смысле на сегодня у нас запланирован праздник по случаю рождения нового аквалангиста. Ты же раньше с аквалангом не нырял?
— Нет.
— Если я правильно понял, домой ты особо не спешишь.
— Да, в общем-то, нет.
— Вот и отлично, сегодня мы гуляем.
Стол накрыли в музейной канцелярии. Осокин безжалостно сгреб со стола кипы каких-то бумаг и швырнул их на подоконник. Видавшую виды столешницу накрыли широким листом ватмана. Вид получился вполне цивилизованный. Осокин младший куда-то метнулся и вскоре появился с тазиком средних размеров, полным помидоров и огурцов.
Игорь Сомов отлучился на катер, принес оттуда балык из осетрины и напластал его широкими янтарными ломтями.
— Всякая компания сильна традициями, — философски изрек Осокин. — А у нас традиции в греческом стиле.
С этими словами он водрузил на стол самую настоящую амфору, потом глиняные посудины, чем-то напоминающие среднеазиатские пиалы, изображающие пиршественные кубки. Овощи переложили на широкое медное блюдо. Давыдов мог поручиться, что еще вчера имел удовольствие созерцать его среди прочих экспонатов музея. Электрическое освещение выключили, посреди стола зажгли самый настоящий масляный светильник, какими пользовались жители Тавриды в античности. Виктор и Ленька обмотались простынями на манер хитонов, а Петр и Игорь уселись во главе стола.
— Не маловата емкость-то для одного обряда? И посуда не очень-то гигиенично выглядит, — Давыдов недоверчиво покосился на амфору.
— Не боись, все одобрено СЭС, — прервал его разглагольствования Петр и величавым жестом указал ему на место у противоположного края стола: — Ступай, неофит, займи подобающее место.
— Мне, может, еще ниц простереться? — иронично хмыкнул Анатолий.
— И так сойдет. Ну-с, высокие архонты и навархи, сегодня мы принимаем в наши ряды новообращенного и должны исполнить обряд посвящения.
Давыдов прекрасно понимал, что подобные мероприятия обычно без розыгрыша не обходятся, но деваться было некуда, оставалось только ждать, чем все закончится. Он украдкой огляделся.
— Достоин ли неофит стать одним из нас? — нараспев взвыл Сомов. — Доказал ли он, что имеет право быть избран и приближен? Достоин ли примкнуть к нашей земноводной братии?
— О да, старейший, своими делами доказал он это, — завыли на все лады остальные.
— Так начнем же обряд, — хлопнул Осокин в ладоши. Светильник немилосердно коптил, пламя дрожало, половина комнаты тонула во мраке. Давыдов смутно различал лица сидящих напротив. Иллюзия того, что они перенеслись на столетия назад, была почти полной. Прям, собрание фиасистов какого-нибудь греческого бога. Учитывая габариты амфоры, предположительно, Диониса.
— По случаю обряда пусть виночерпии наполнят чаши, — изрек Сомов. Ленька и его более старший товарищ быстренько собрали пиалы и сгрудились у дальнего угла стола, колдуя с амфорой и поварешкой, которой отводилась почетная роль главного инструмента слуг Диониса.
— Хлебни же живительной влаги, воин, и стань одним из нас.
Сомов и Осокин взяли в руки свои чаши и встали. Ленька и Виктор с посудой заняли места по обе стороны от Давыдова и изобразили на лицах нечто соответствующее протоколу. Только глаза их озорно поблескивали. Давыдов хлебнул и тут же закашлялся от соли и горечи — «живительная влага» оказалась чистейшей морской водой. В завершение церемонии под общий хохот кто-то огрел его по спине ластом. Капитан взвыл от боли.
— Эй, потише! Мужик же обгорел, — крикнул археолог.
— Ну знаете? — откашлявшись, возмутился Анатолий.
— Секунду, — прервал его Сомов, — обряд еще не окончен.
— Ну а теперь чего? — насторожился Давыдов.
— Теперь подарок.
«Ассириец» достал откуда-то продолговатый сверток и осторожно размотал ткань. Внутри оказался меч в ножнах из красного сафьяна. Петр обошел стол и на вытянутых руках протянул его Анатолию.
— На память и добро пожаловать в компанию.
Давыдов осторожно взял подарок, слегка выдвинул клинок из ножен. Сразу понял — новодел. Заметив его реакцию, Осокин чуть заметно улыбнулся:
— Настоящий из раскопа выглядел бы как кусок ржавого железа, место которому только на музейном стенде. А этим при случае можно похвастать, да исгодится в народнохозяйственных целях, например, колбасу порубить. Кстати, технология изготовления сохранена, практически четвертый век до нашей эры.
— Спасибо, — промолвил ошарашенный неожиданным подарком Давыдов, — а где вы его делали? У вас тут что, еще и кузница есть?
— Здесь ничего такого у нас нет. Есть один мастер, классный мужик, познакомлю, живет в Семеновке. По профессии кузнец, но в душе художник, каких мало, и ныряет с нами уже давно. Иногда делает вещи по моему заказу. Понимаешь, иногда историку нужно понять как была изготовлена та или иная вещь. Чтобы выяснить, например, можно ли произвести что-нибудь подобное в местных условиях. Если нет, тогда вещь привозная. Значит были торговые связи с кем-то и так далее, можно строить умозаключения. Ты же меч хотел? Те что в пещере, вид имеют непрезентабельный. Им дорога в лабораторию, если конечно ты коллекцию оружия не собираешь.
Давыдов вспомнил, если дарят холодное оружие, нужно обязательно отдариться монеткой. Порывшись в кошельке, он достал какую-то местную мелочь и протянул Петру. Тот улыбнулся, положил монетку на край стола и слегка приподняв меч над столешницей полоснул по шедевру незалежной нумизматики. В стороны только брызнули половинки. Петр повернул меч вверх лезвием, на нем даже зазубрины не осталось.
— А некоторые историки утверждают, что в то время оружейное производство оставляло желать лучшего, — блеснул эрудицией Ленька. На меч он глядел с откровенным сожалением. Возможно, видел его когда-то раньше, и похоже у парнишки была надежда заполучить его в собственность.
— А некоторые источники утверждают, что только что откованные мечи закаливали в груди молодого раба. Так что…
— Вы что-то отвлеклись от темы мероприятия, что-то вас к ночи на ужасы потянуло, — укорил их Сомов. — Есть предложение…
На этот раз Анатолий старательно понюхал содержимое своей чаши и остался им вполне доволен. Медленными глотками выцедив вино, капитан оглянулся, не нальют ли еще.
— Нравится? А теперь попробуй вот это, — Сомов пододвинул ему блюдо с нарезанным балыком. Давыдов взял кусочек рыбы и положил его в рот. Осетрина буквально таяла на языке, нежная мякоть отдавала едва уловимым ароматом дыма и каких-то степных трав.
— М-м-м, — восхищенно промычал капитан с набитым ртом.
— Мы тебе еще шашлык из осетрины организуем. Ел когда-нибудь?
— У-у, — замотал головой, Давыдов.
— Вот и попробуешь.
Разговор на время перешел на кулинарные темы. Потом вышли размяться на крыльцо. Благоухала южная ночь. Из степи неслись ароматы полыни и чабреца. Надрывно стрекотали цикады. Легкий ветерок чуть слышно шелестел в ветвях акации. Где-то рядом в темноте, как большое доброе животное, ворочалось море, наполняя воздух запахом йода и соли. Из-за скал выкатилась огромная лунища, залила все вокруг ярким бело-голубым сиянием. В недосягаемой вышине высокого, какое бывает только на юге, неба, таинственным светом мерцали звезды. Несколько минут стояли молча.
— Что это? Корабль?
— Скорее катер.
— Откуда здесь быть катеру? У немцев они все в Керчи, на патрулировании в море, здесь их нет.
— Русский?
— Катер?! Не может он тут быть…
— Фульке надо будить.
Сейруллин поднял ствол винтовки вверх и нажал на спусковой крючок. Яркий сполох выстрела на секунду ослепил обоих наблюдателей, треск выстрела заглушил рокот двигателя неизвестного корабля. С его борта вспыхнул пронзительный луч света, скользнул по берегу и погас. Услышав пальбу, Фульке выскочил из мазанки. Ошарашенных подчиненных он отыскал по лихорадочно мелькающему свету фонаря, который Исраил впопыхах забыл выключить. Завидев начальство, оба татарина вытянулись по стойке смирно.
— Алярм, герр сержант.
— Погаси фонарь, тупая свинья, пока нас не перестреляли! Что происходит? Кто стрелял? — рявкнул Фульке в попытке внести элемент порядка в действия своих подчиненных.
— Я, герр сержант! Там в море, вот… — Малаев показал на удаляющийся от берега корабль.
— За мной, быстро, ублюдки! Лучше бы вместо вас я поставил на пост нормальных солдат, — сержант ринулся к машине.
— Дай мне фонарь, тупица, — Фульке сорвал фонарь, прицепленый к пуговице шинели Исрала (вместе с пуговицей), и исчез в кузове автомобиля. Из мазанок выскакивали солдаты команды и занимали круговую оборону. Разом в нескольких концах деревни залились лаем дворовые собаки.
— Идите оба сюда, помогите мне с ящиком.
Оба односельчанина залезли в кузов. Сержант свирепо сопя пинал ящики и тюки с провизией, пока не нашел нужный ящик. Подсвечивая себе фонарем — для удобства — и поливая татар отборной руганью — для ускорения процесса, Фульке стал доставать из упаковки ее содержимое. Через минуту Малаев понял, почему немец экономил батареи. Из ящика Фульке достал маломощную радиостанцию. Он набросил шнур антенны на тент машины, потом щелкнул переключателем и на панели засветилась шкала с цифровыми делениями. Сержант выбрал нужный кварц и покрутил ручку подстройки. Добившись наиболее яркого свечения индикатора тока антенны, он выдернул из держателей микротелефонную трубку…
От близких разрывов бомб с переборок осыпалась пробка, стекло светильников разлеталось мелким крошевом. Для того чтобы уйти, лодке не хватило нескольких минут — немецкий торпедный катер появился из мрака ночи и сразу осыпал лодку градом пуль из крупнокалиберного пулемета. Нырять пришлось уже с повреждениями. Глубины в районе не позволяли свободно уйти, лодка легла на грунт. Оставалось надеяться, что во мраке ночи катер их потеряет и уйдет. Первая серия разрывов раздалась в кабельтове по правому борту. Вторая — рядом с лодкой. «Малютку» кинуло с борта на борт, в корпус словно ударили сотни стопудовых молотов. Быстров ударился головой обо что-то и полетел в никуда. Третья серия бомб рванула далеко слева. Шум винтов катера затих. То ли он ушел, то ли затаился, поджидая раненую лодку. Воспользовавшись затишьем, командир дал команду осмотреться в отсеках.
Николай Алексеевич очнулся, в конце прохода тускло светилась лампочка аварийного освещения. Голова раскалывалась, тронув ее рукой, он ощутил мокрое и липкое. Поднес руку к глазам, пальцы были перепачканы чем-то темным. Принюхавшись, понял — машинное масло. Слава Богу, не кровь. Быстров поднялся и пошатываясь направился в центральный пост. В лодке резко пахло электролитом из давших трещину аккумуляторов. В центральном механик докладывал командиру:
— Батареи по левому борту разбиты. Не знаю, как винты и сможем ли дать ход.
— Рули?
— Вроде бы управляются.
— В подводном положении идти сможем? Хоть на пару миль отсюда?
— Нужно пробовать. И еще в машинном течет, пока слабо.
— По местам! Пробуем дать ход.
Механик вышел. Командир вытер взмокший лоб пилоткой.
— Ну, как вам служба на подводном флоте? — обернулся он к Быстрову.
— Нормально. Мы что, потеряли ход?
— Сейчас будем смотреть, — командир взял трубку переговорного устройства. — Самый малый вперед.
— Есть самый малый, — донеслось из машинного отсека.
Электромоторы загудели на низких оборотах, и тут же лодка наполнилась гулом и скрежетом, деформированные лопасти гребного винта колотили по корпусу.
— Стоп, — выдохнул командир. — Механик, что у вас?
— Ничего хорошего, хода у нас нет.
Где-то в стороне ожили винты торпедного катера. Услышали стук и возобновили поиск. Катер кружил по окружности большого радиуса. Где-то далеко снова рванули бомбы. Командир угрюмо взглянул на Быстрова. Потом взял трубку внутренней связи.
— Офицерам собраться в центральном.
Собрались быстро. Говорили тихо, словно там наверху их могли найти по звуку голосов.
— Итак, хода у нас нет, слишком шумим, немец нас сразу найдет, — начал командир. — А значит уйти под водой мы не сможем. Для того, чтобы хоть как-то ремонтироваться нужно всплывать. Нас ждут немцы, похоже они уже поняли, что никуда мы отсюда не денемся, и не уйдут. У кого какие мысли?
— У нас орудие, у них пулеметы. Тоже хреново, но перевес у нас. Нужно всплывать и принимать бой.
— А на сколько у нас воздуха? — поинтересовался штурман.
— Регенерация гавкнулась, — вздохнул механик. — Часов пять у нас есть, но время играет против нас. Когда пробовали дать ход, течь усилилась, сочится из нескольких мест. Через пять часов мы можем набрать воды и запросто не всплыть.
— Выход один — будем всплывать. По местам стоять! Артиллеристам готовиться сразу после всплытия открыть огонь.
Мимо Николая Алексеевича протопали матросы артиллерийской команды, в руках они несли укладку со снарядами и замок орудия. Командир приник губами к микрофону:
— Продуть носовую, продуть главную.
Раздалось резкое, постепенно затихающее шипение. Корпус лодки вздрогнул, под днищем заскрипел песок. Пол чуть подался вверх. На лицах у всех застыло выражение напряженного ожидания. Всплываем? Через мгновение пол чуть провалился вниз. Лодка снова легла на грунт.
— Твою мать, — выдохнул кто-то из матросов. — Воздуха — еще на один раз дунуть, если не всплывем — кранты.
Становилось душно.
— Давай, командир, — пересохшими губами прошептал штурман. — Давай же!
Командир сжал микрофон побелевшими от напряжения пальцами и севшим и хриплым от волнения голосом выдохнул:
— Продуть основную, продуть носовую, рули на всплытие, малый вперед.
Лодка вздрогнула, шипение выходящего воздуха заглушил грохот лопастей бьющих о корпус. Нос «малютки» приподнялся и снова тяжело осел.
— Стоп, — вяло уронил командир и тяжело опустился в кресло, — все.
Николай Алексеевич не знал, что время может лететь так быстро. Обычно, когда ждешь чего-нибудь, оно тянется нестерпимо медленно. Недаром пословица гласит, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. А сейчас, отсчитывая отведенные им часы, время просто летело. С каждым часом дышать становилось все труднее. Самым ужасным было осознание полного собственного бессилия. Хуже всего знать, что ничего сделать ты не можешь, ровным счетом ничего. Воздух, только воздух давал лодке возможность вернуться из глубины, и только воздух давал жить экипажу. А воздуха не было. К исходу третьего часа прошла команда собраться в центральном офицерам и коммунистам. Наверху снова ожили винты катера. Воспользовавшись наступлением утра, он возобновил поиски лодки в надежде найти ее по пятнам топлива или пузырькам воздуха. Снова начал командир:
— Дела наши плохи, всплыть не можем, воздуха нет, люди скоро начнут валиться.
— Может торпедные аппараты? — подал кто-то голос из неосвещенного угла центрального поста.
— Во-первых, у нас в аппаратах торпеды. Если мы их отстрелим, израсходуем остатки воздуха. Да и выходить можно только по одному, а значит, все выйти не смогут. Во-вторых, глубина здесь небольшая, но это она небольшая для лодки, для ныряльщика кессонка обеспечена. Даже если всплывешь — потеря сознания, наверху уже рассвело и вместо спасательной команды нас ждут немцы. Вот и весь расклад.
— Остается взрываться или топиться, — сделал вывод акустик.
— Просто так взрываться неинтересно, командир, — подал голос пожилой моторист Петренко. — Хотелось бы с собой на тот свет для компании парочку фрицев прихватить.
— Есть идеи?
— Есть одна. Стравить солярку, немец обязательно прискачет посмотреть на эту красоту, вот тогда можно и взрываться.
— Давайте к людям, разъясните картину, через двадцать минут жду решения экипажа.
Люди медленно, как сомнамбулы, разошлись. Часы размеренно отсчитали двадцать минут. Решение было одно, его принес Петренко, обошедший все отсеки: «Взрываться».
— А вы что скажете? — командир повернулся вполоборота к Быстрову.
— Я свое пожил.
— А как моряк?
— Как моряк скажу, что на русском флоте сдаваться было не принято. Кстати, мы и сдаться-то не можем, так что и рассусоливать тут нечего.
Быстров отошел в угол и снял свой китель. Потом осторожно достал из внутреннего кармана что-то завернутое в чистый платок.
— Что это вы делаете? — удивился, сидящий рядом штурман.
— Готовлюсь, — спокойно ответил Николай Алексеевич. Из свертка он бережно достал золотые погоны капитана второго ранга Российского Императорского Флота и прикрепил их к кителю, прикрепил на свое место «Владимира» с мечами и знак об окончании Военно-морской академии. Из своего неизменного портфеля он достал парадный ремень и пристегнул к нему ножны с кортиком. Закончив приготовления, Быстров подчеркнуто прямо сел на свое место. Командир, внимательно следивший за его приготовлениями, понимающе кивнул.
— Теперь все понятно. Начнем…
Где-то в отсеках запели «Варяг»…
Из сводки штаба охраны водного района:
«…В 2 часа 42 минуты катер №326 обнаружил русскую лодку типа „малютка“ и вступил с ней в бой. По радиодонесению командира — в 6 часов 47 минут лодку потопил. На базу не вернулся. Предположительно взорвался на мине. В районе затопления лодки воздушная разведка подтвердила наличие пятен топлива и плавающих обломков. Поиски катера с воздуха оказались безуспешными…»
ГЛАВА 12.
ПОСВЯЩЕНИЕ В ВОИНЫ.
Запасов воздуха хватило только на то, чтобы каждый мог по разу побывать в древнем святилище и воочию ознакомиться с ценностью находки. После того как над водой показались головы семейства Сомовых, завершивших серию погружений, Осокин-старший обречено выдохнул:
— Все, на сегодня шабаш. Воздух весь, можно возвращаться.
— Может, будем заряжать по баллону и нырять хоть по-одному? — запротестовал Ленька.
— По одному нельзя, не положено, — доложил отфыркивающийся Сомов.
— Так тут же неглубоко, можно двоим с одним баллоном и место не опасное…
— Нельзя, возвращаемся.
— А охрану организовывать не будем? — удивился Давыдов.
— Вернемся, свяжемся с Хмарой, он организует.
— С кем? — не понял Давыдов.
— С местным начальником милиции, он мой хороший знакомый, был у меня в роте взводным, — пояснил бывший морпех. — Он все и организует.
Подводное снаряжение убрали, Сомов-младший нырнул в люк машинного отделения, и «Аллигатор» медленно двинулся к выходу из бухты. К штурвалу встал Сомов-старший. Осокина было не оторвать от извлеченных из пещеры находок. Археолог пришел от всего увиденного и выловленного в такой неописуемый восторг, что бывший моряк от греха подальше отправил его в рубку любоваться историческими раритетами.
— Ты даже не представляешь себе, сколько этой штуке лет! — говорил «ассириец» Давыдову, бережно баюкая покрытый патиной греческий шлем.
— Много, — согласился Давыдов.
— Не много, а ужасающе много! Какая работа! Ты посмотри на этого грифона! — «ассириец» ласково провел пальцем по фигурке мифического хищника, украшавшего нащечник.
— Может, его почистить от окиси. А то за такую зелень на доспехе десятник бы с воина семь шкур спустил за нерадивость, — предположил Давыдов. Шлем ему нравился, но картой он заинтересовался больше.
— Ты что?! — Осокин грозно выставил вперед черную бороду. — Такие вещи в лабораторных условиях делаются. Ты его, варвар, еще песком потри.
— Лучше на карту посмотри! Вот это по-твоему что? — Анатолий ткнул пальцем в вытянутый овал посреди Каркинитского залива.
— Да что ты к ней прицепился? Думаешь еще древнее клады найти?
— Не клады, а поселения…
— Ну-ну, — «ассириец» дружелюбно усмехнулся, — во-первых, это может быть все, что угодно. Может быть тот, кто рисовал это, так изобразил свое судно. Во-вторых, точность этого шедевра картографии оставляет желать лучшего. Это похоже на Крым, но, может быть, это и не он вовсе, древние его себе представляли совсем иначе. Может, это какой-то полуостров на юге Греции. А в-третьих, рельеф с того времени очень сильно изменился, особенно очертания побережья. Так что к сокровищам сия карта нас не приведет, хотя для исследователей она может быть интересна.
Отложив шлем в сторону, Осокин взглянул на Давыдова. На физиономии капитана явно читалась борьба между желанием оставить пластинку себе и пониманием важности находки для историков.
— А-а-а, понял, — усмехнулся Петр.
— Что понял?
— На лице твоем начертана мечта оставить находку себе в качестве сувенира.
— Да ну…
— Не оправдывайся, — «ассирриец» похлопал Анатолия по плечу, — это, брат, чувство знакомое каждому начинающему археологу. Кстати, думаю особого греха не будет, если несколько сувениров у тебя останется.
— Это как?
— Да так. Знал бы ты сколько ежегодно из Крыма вывозят черные археологи, не удивлялся бы. Один ржавый акинак или амфора роли не сыграют.
При упоминании о древнем оружии Давыдов навострил уши и мысленно представил себе, как будет смотреться на фоне его ковра иззубренный в битвах меч далеких предков.
— Ты про меч говорил?
— Ну да, а про что же еще? Там в храме этого добра сколько угодно. Думаю, после того, что ты для всех сегодня вытащил на свет божий, археология от одного меча не обеднеет. Если ты, конечно, не собираешься тащить через таможню полный доспех катафрактрия, включая конскую упряжь.
За разговором прошли большую часть пути. Давыдов вышел на палубу и стал любоваться открывшимся видом. В лучах заходящего солнца море медленно катило тяжелые медные волны. Береговая полоса была усеяна отдыхающими. Пестрели паруса яхт и серфингистов. Заросли лоха отливали серебром. От малинового солнечного диска по воде протянулась золотистая дорожка. Осокин подошел и стал рядом с Анатолием.
— Здорово, — капитан восхищенно окинул взглядом панораму бухты.
— Я вот тоже, сколько не смотрю — не могу налюбоваться.
— Да-а, вот в такие минуты начинаешь понимать, почему столько народов костьми ложилось за то, чтобы обладать Таврией.
Идиллия была нарушена шумом мощного двигателя. С противоположной стороны бухты с нарастающим ревом летел катер. Борта и надстройки сияли белизной альпийского снега, голубая линия, тянущаяся вдоль всего борта от носа к корме, могла соперничать с цветом морозного зимнего неба. Металлические поручни, окаймляющие застекленную рубку, сверкали никелем. Катер промчался мимо, и даже такая основательная посудина как «Аллигатор» закачалась на поднятой им волне. На корме катера трепыхался желто-голубой флажок и темно-синей краской значилось — «Alisa». Похоже, отечественные названия у местного бомонда популярностью не пользовались.
— Ух ты! А это у вас кто такой? Колумбийская наркомафия?
— Почти угадал, только отечественного разлива. Местный хозяин жизни, мэр города Щелкино — Завгородний Семен Олегович. Владелец заводов, домов, пароходов.
— Каких еще заводов?
— После того как местный рыбсовхоз благопристойно почил в бозе, все его имущество по-тихому оказалось в собственности курируемого Завгородним акционерного общества. Сейнера, баркасы и сети. Кроме того, в его собственности значатся бар «Погребок долговязого Джона», ресторан «Грот», пара-тройка магазинов, ну а пароход ты уже видел.
— Красиво жить не запретишь.
— Э-т точно. Особливо за чужой счет.
— Были бы деньги, а если они еще и честные…
— Иди ты…
— Этот дядя был у нас главным браконьером. А как приподнялся, стал самым главным борцом за сохранность рыбьего поголовья, за свой счет оснастил местную рыбоохрану. Тут по безработице все местное население с моря кормилось. А сейчас только с сеткой вылези! Тут как тут мэр и его архаровцы. Теперь браконьерство у нас на промышленной основе и под прикрытием властей. А бывший рыбсовхоз — образцовое хозяйство.
— Вам-то он на пятки не наступает!?
— Пока только удочки закидывает, инструкторы ему нужны. Хочет для туристов подводные прогулкиорганизовать. Ну да мы ему пока не по зубам. Еще, по слухам, черной археологией занимается, но об этом, сам понимаешь, на каждом углу никто говорить не будет.
— И как вы себе таку гарну власть выбрали?
— Элементарно, мой друг. Новейшие предвыборные технологии, переложенные на местные реалии, полуприцеп водки у избирательного участка — и большинство голосов вам обеспечено.
— Надо бы охрану организовать в бухте у Серой скалы-то.
— За это не извольте беспокоиться, — подал голос из рубки Сомов, — связи с соответствующими организациями у нас имеются. Команде приготовится к швартовке! — Он вызвал из машинного отсека сына и вручил ему штурвал: — Давай, будущий мореход, тренируйся. Вам это дело все равно в училище сдавать, так что нарабатывай практику.
Игорь Сомов подошел к Осокину-старшему и увлек его к другому борту. Там они, оставив Давыдова любоваться морскими красотами, о чем-то вполголоса стали совещаться с самым заговорщическим видом.
Виктор убрал ход и развернул катер носом к берегу.
— Вы завтра туда во сколько собираетесь? — спросил Давыдов.
— Завтра? — Сомов удивленно вскинул брови. — При чем тут завтра? Мы еще сегодня не закончили.
— В смысле?
— В смысле на сегодня у нас запланирован праздник по случаю рождения нового аквалангиста. Ты же раньше с аквалангом не нырял?
— Нет.
— Если я правильно понял, домой ты особо не спешишь.
— Да, в общем-то, нет.
— Вот и отлично, сегодня мы гуляем.
Стол накрыли в музейной канцелярии. Осокин безжалостно сгреб со стола кипы каких-то бумаг и швырнул их на подоконник. Видавшую виды столешницу накрыли широким листом ватмана. Вид получился вполне цивилизованный. Осокин младший куда-то метнулся и вскоре появился с тазиком средних размеров, полным помидоров и огурцов.
Игорь Сомов отлучился на катер, принес оттуда балык из осетрины и напластал его широкими янтарными ломтями.
— Всякая компания сильна традициями, — философски изрек Осокин. — А у нас традиции в греческом стиле.
С этими словами он водрузил на стол самую настоящую амфору, потом глиняные посудины, чем-то напоминающие среднеазиатские пиалы, изображающие пиршественные кубки. Овощи переложили на широкое медное блюдо. Давыдов мог поручиться, что еще вчера имел удовольствие созерцать его среди прочих экспонатов музея. Электрическое освещение выключили, посреди стола зажгли самый настоящий масляный светильник, какими пользовались жители Тавриды в античности. Виктор и Ленька обмотались простынями на манер хитонов, а Петр и Игорь уселись во главе стола.
— Не маловата емкость-то для одного обряда? И посуда не очень-то гигиенично выглядит, — Давыдов недоверчиво покосился на амфору.
— Не боись, все одобрено СЭС, — прервал его разглагольствования Петр и величавым жестом указал ему на место у противоположного края стола: — Ступай, неофит, займи подобающее место.
— Мне, может, еще ниц простереться? — иронично хмыкнул Анатолий.
— И так сойдет. Ну-с, высокие архонты и навархи, сегодня мы принимаем в наши ряды новообращенного и должны исполнить обряд посвящения.
Давыдов прекрасно понимал, что подобные мероприятия обычно без розыгрыша не обходятся, но деваться было некуда, оставалось только ждать, чем все закончится. Он украдкой огляделся.
— Достоин ли неофит стать одним из нас? — нараспев взвыл Сомов. — Доказал ли он, что имеет право быть избран и приближен? Достоин ли примкнуть к нашей земноводной братии?
— О да, старейший, своими делами доказал он это, — завыли на все лады остальные.
— Так начнем же обряд, — хлопнул Осокин в ладоши. Светильник немилосердно коптил, пламя дрожало, половина комнаты тонула во мраке. Давыдов смутно различал лица сидящих напротив. Иллюзия того, что они перенеслись на столетия назад, была почти полной. Прям, собрание фиасистов какого-нибудь греческого бога. Учитывая габариты амфоры, предположительно, Диониса.
— По случаю обряда пусть виночерпии наполнят чаши, — изрек Сомов. Ленька и его более старший товарищ быстренько собрали пиалы и сгрудились у дальнего угла стола, колдуя с амфорой и поварешкой, которой отводилась почетная роль главного инструмента слуг Диониса.
— Хлебни же живительной влаги, воин, и стань одним из нас.
Сомов и Осокин взяли в руки свои чаши и встали. Ленька и Виктор с посудой заняли места по обе стороны от Давыдова и изобразили на лицах нечто соответствующее протоколу. Только глаза их озорно поблескивали. Давыдов хлебнул и тут же закашлялся от соли и горечи — «живительная влага» оказалась чистейшей морской водой. В завершение церемонии под общий хохот кто-то огрел его по спине ластом. Капитан взвыл от боли.
— Эй, потише! Мужик же обгорел, — крикнул археолог.
— Ну знаете? — откашлявшись, возмутился Анатолий.
— Секунду, — прервал его Сомов, — обряд еще не окончен.
— Ну а теперь чего? — насторожился Давыдов.
— Теперь подарок.
«Ассириец» достал откуда-то продолговатый сверток и осторожно размотал ткань. Внутри оказался меч в ножнах из красного сафьяна. Петр обошел стол и на вытянутых руках протянул его Анатолию.
— На память и добро пожаловать в компанию.
Давыдов осторожно взял подарок, слегка выдвинул клинок из ножен. Сразу понял — новодел. Заметив его реакцию, Осокин чуть заметно улыбнулся:
— Настоящий из раскопа выглядел бы как кусок ржавого железа, место которому только на музейном стенде. А этим при случае можно похвастать, да исгодится в народнохозяйственных целях, например, колбасу порубить. Кстати, технология изготовления сохранена, практически четвертый век до нашей эры.
— Спасибо, — промолвил ошарашенный неожиданным подарком Давыдов, — а где вы его делали? У вас тут что, еще и кузница есть?
— Здесь ничего такого у нас нет. Есть один мастер, классный мужик, познакомлю, живет в Семеновке. По профессии кузнец, но в душе художник, каких мало, и ныряет с нами уже давно. Иногда делает вещи по моему заказу. Понимаешь, иногда историку нужно понять как была изготовлена та или иная вещь. Чтобы выяснить, например, можно ли произвести что-нибудь подобное в местных условиях. Если нет, тогда вещь привозная. Значит были торговые связи с кем-то и так далее, можно строить умозаключения. Ты же меч хотел? Те что в пещере, вид имеют непрезентабельный. Им дорога в лабораторию, если конечно ты коллекцию оружия не собираешь.
Давыдов вспомнил, если дарят холодное оружие, нужно обязательно отдариться монеткой. Порывшись в кошельке, он достал какую-то местную мелочь и протянул Петру. Тот улыбнулся, положил монетку на край стола и слегка приподняв меч над столешницей полоснул по шедевру незалежной нумизматики. В стороны только брызнули половинки. Петр повернул меч вверх лезвием, на нем даже зазубрины не осталось.
— А некоторые историки утверждают, что в то время оружейное производство оставляло желать лучшего, — блеснул эрудицией Ленька. На меч он глядел с откровенным сожалением. Возможно, видел его когда-то раньше, и похоже у парнишки была надежда заполучить его в собственность.
— А некоторые источники утверждают, что только что откованные мечи закаливали в груди молодого раба. Так что…
— Вы что-то отвлеклись от темы мероприятия, что-то вас к ночи на ужасы потянуло, — укорил их Сомов. — Есть предложение…
На этот раз Анатолий старательно понюхал содержимое своей чаши и остался им вполне доволен. Медленными глотками выцедив вино, капитан оглянулся, не нальют ли еще.
— Нравится? А теперь попробуй вот это, — Сомов пододвинул ему блюдо с нарезанным балыком. Давыдов взял кусочек рыбы и положил его в рот. Осетрина буквально таяла на языке, нежная мякоть отдавала едва уловимым ароматом дыма и каких-то степных трав.
— М-м-м, — восхищенно промычал капитан с набитым ртом.
— Мы тебе еще шашлык из осетрины организуем. Ел когда-нибудь?
— У-у, — замотал головой, Давыдов.
— Вот и попробуешь.
Разговор на время перешел на кулинарные темы. Потом вышли размяться на крыльцо. Благоухала южная ночь. Из степи неслись ароматы полыни и чабреца. Надрывно стрекотали цикады. Легкий ветерок чуть слышно шелестел в ветвях акации. Где-то рядом в темноте, как большое доброе животное, ворочалось море, наполняя воздух запахом йода и соли. Из-за скал выкатилась огромная лунища, залила все вокруг ярким бело-голубым сиянием. В недосягаемой вышине высокого, какое бывает только на юге, неба, таинственным светом мерцали звезды. Несколько минут стояли молча.