Козлов Вильям Федорович. Витька с Чапаевской улицы

   Машину подбрасывало, ветви хлестали по лицу. Немец то и дело наклонял голову, прячась от веток.
   — Я только встала, — рассказывала девушка в ситцевом платье, разодранном на плече, — как они ввалились… Один наш, деревенский. Полицаем у них. «Бери вещички, — говорит, — Маня, и в машину». И по секрету на ухо: дескать, где-то неподалеку немцы затеяли какое-то строительство, так вот срочно требуется даровая рабочая сила…
   — Нас в поле взяли, — сказал парень, что стоял рядом. — С братом. Даже домой не разрешили зайти. Брат половчее, утек, пока они других ловили, а я прошляпил.
   — Беги, — кивнул кудрявый на лес.
   — Боязно… Из автомата дырок на спине наделает. Немец курил и смотрел на них голубыми чистыми глазами. Даже не верилось, что он может вскинуть автомат и стрелять в людей.
   — А меня сцапали… неудобно говорить, — сказал кудрявый. — В том самом месте, куда царь пешком ходит. И разговаривать не стали, — за шиворот — и в машину.
   — Что мы там, братцы, на этом самом заводе, делать будем?
   — Чего заставят, то и будем, — сказал кудрявый. — Землю копать. Завод-то подземный. А заартачишься — пулю в лоб. У них разговор короткий. У нас в деревне троих шпокнули. Отказались вешать председателя колхоза.
   — Хана нам, хлопцы, крышка, — заявил парень лет двадцати. — Как построим завод, так и в расход всех нас. Завод-то будет секретный, а они не любят свидетелей…
   — Так уж и крышка… — возразил кто-то. — Рабочая сила всегда нужна. Перебросят на другое строительство…
   Витька слушал разговор и молчал. А что, если и на самом деле перемахнуть через борт — и в лес?
   Но тут, как назло, пошла хорошая дорога, и машины прибавили ходу На такой скорости выпрыгнешь — шею свернешь. Ветка хлестнула немца по лицу, он выругался и стал тереть глаза. Была не была! Витька уже приподнялся, готовясь к прыжку, но тут послышался паровозный гудок. Лес отступил, остался позади, а по обеим сторонам дороги показались первые постройки.
   Машины прибыли на станцию. Судя по всему, отсюда их повезут на секретное строительство.
   Витька бродил в толпе и разыскивал Гошку. На маленькой станции скопилось несколько тысяч человек. Эшелон еще не подали, и все толпились на пустыре возле водонапорной башни. То и дело прибывали машины с новыми партиями людей. Пустырь был оцеплен охранниками. Витька обратил внимание, что охранники отличаются от других солдат. У них к вещевым мешкам приторочены рогатые каски, а на груди металлические бляхи с цепочками. Охранники бесцеремонно толкали прикладами любого, кто выходил за границы пустыря. К башне можно было подходить, и даже разрешалось напиться воды. Ведра не было, и люди подставляли под струю, бьющую из трубы, пригоршни и рты.
   Витька кое-как напился — остальные ждали своей очереди и не давали долго задерживаться у крана — и отошел в сторону. Пустырь гудел, как улей. Кое-кто, расположившись на траве, закусывал. Витька проглотил слюну. После вчерашнего роскошного обеда на хуторе у него ничего во рту не было. Похищенный у Ладонщикова кусок хлеба не пошел впрок: во время обыска его растоптали своими сапожищами полицаи.
   Он отвернулся, чтобы не видеть, как два парня с аппетитом уписывают хлеб с салом. На траве лежала круглая буханка и розоватое, круто посоленное сало в холщовой тряпочке. Эти успели захватить жратву, не то что другие… Другие с завистью поглядывали на жующих парней. Парни не хотели ни с кем делиться и, двигая крепкими челюстями, задумчиво смотрели поверх голов на ясное небо. На небо они смотрели потому, что неудобно было встречаться глазами с товарищами по несчастью.
   Послышался гул самолетов. Витька привык, что над головой летают лишь немецкие бомбардировщики и истребители, и даже головы не поднял. И тут кто-то сказал:
   — Братцы, наши!
   Над станцией не очень высоко летели тяжелые четырехмоторные бомбардировщики. На тупо обрубленных крыльях знакомые родные звезды. Витька насчитал двенадцать самолетов. Немного выше летели ястребки. Немцы забеспокоились, стали смотреть вверх.
   «Одну бомбочку! — умолял Витька. — Всего только одну!» Если бы на станцию упала хотя бы одна бомба, можно было бы убежать. Но бомбардировщики, сотрясая воздух, тяжело прошли над станцией.
   Подошел длинный товарный состав. Охранники загалдели и стали подталкивать людей к вагонам. Витька ухитрился в первый эшелон не попасть. Охранники с лязгом задвигали двери и закрывали на засовы. Для них это было делом привычным. За каких-то семь минут несколько десятков вагонов были набиты до отказа. В тамбуры забрались охранники. В каждый тамбур по двое. Два автоматчика вскарабкались на крышу вагона. Тут же вытащили из вещмешков провиант и стали закусывать, равнодушно поглядывая на толпящийся у водонапорной башни народ. На пустыре осталось человек триста. Все, с кем Витька ехал в машине, оказались в вагонах.
   Паровоз свистнул, побуксовал на месте и тронул длинный состав. Из маленьких зарешеченных окон выглядывали парни и девушки. Все быстрее и быстрее бежали вагоны, постукивали колеса. Мелькнул последний вагон, и состав скрылся в лесу.
   Прибыла еще одна машина. Из нее, как горох, посыпались люди. Витька, он сидел на лужайке, вскочил на ноги: среди прибывших был Гошка! С тех пор, как они расстались, Буянов еще больше осунулся и побледнел. Он еще не видел Грохотова. С тощим рюкзаком за плечами, в треснутой на спине куртке, Гошка поковылял к водонапорной башне. Приник губами к трубе и долго, как лошадь, пил. Пацану, который стоял сзади, надоело ждать, и он ткнул Гошку кулаком в спину. Буянов сгорбился и отошел. Пацан был на голову ниже Гошки, но тому даже и в голову не пришло огрызнуться или дать ему по шее.
   Витька подбежал к нему. Гошка обернулся и вздрогнул, увидев приятеля. В глазах его что-то мелькнуло и исчезло. Без всякого выражения он смотрел на Витьку. И непонятно было: рад он встрече или наоборот.
   — Я тебя разыскиваю.
   Гошка оглянулся на охранника, сидевшего на сосновых бревнах у дороги, и кивнул, — дескать, отойдем подальше. Они подошли к перрону и присели у изгороди. Поблизости никого не было. Ближайший охранник стоял у станционного здания и щелкал семечки. Делал он это неумело. Шелуха летела во все стороны, охранник плевался и кашлял, но расстаться с семечками уже не мог.
   — Я был почти у самого фронта, — стал рассказывать Гошка. — Там такая идет пальба — нос не высунешь из укрытия… Всю ночь проторчал в болоте, чуть не увяз, а утром вышел на дорогу — меня и загребли. Ты не знаешь, куда нас?
   — Знаю, — сказал Витька. — Подземный завод строить. — Завод?
   — Снаряды и бомбы на этом заводе будут делать. И бить по нашим. Будем помогать немцам завоевывать нашу страну.
   — Я думал, расстреляют, — с облегчением сказал Гошка. С его плеч будто тора свалилась.
   — Почему же ты не спросишь, где остальные?
   — Здесь, наверное, где-нибудь.
   Витька понял, что Гошке наплевать на всех, ему совсем не интересно, что с ребятами и где они. Наверное, он и не вспомнил о них ни разу.
   — Тише! — зашептал Гошка. — На нас смотрят.
   — Ну и черт с ним, — сказал Витька. — Пусть смотрит, — Ты не знаешь их, не понравился — хлоп из автомата — я привет!
   — Знаю, — сказал Витька.
   Он помолчал. Немец плевался семечками и не смотрел на них. Вдалеке загудел паровоз. Еще один порожняк прибывает. Надо немедленно действовать! На этот раз погрузят всех, а из вагона, как из мышеловки, не вырвешься. Задвинут за тобой дверь, и все. Откроют где-нибудь на тихом лесном полустанке. И погонят рыть котлованы под завод. А когда завод построят, расстреляют и в один из котлованов сбросят…
   — Ребята нас ждут на хуторе, — сказал Витька. У него уже созрел план побега. — Сейчас подойдет состав и всех начнут загонять в вагоны… Видишь за путями кучу угля? На нее опрокинута порожняя вагонетка. Если потихоньку подгрести уголь, можно забраться под вагонетку. Ни один фриц не догадается нос туда сунуть. Как состав остановится — сразу под вагон — и к вагонетке. Тут начнется такая давка, никому до нас дела не будет.
   — А если увидят?
   — Если бы да кабы… Не увидят!
   — А мы там вдвоем поместимся?
   — Там впятером можно отсидеться.
   — А потом как?
   — Что потом? — стал злиться Витька.
   — Как вылезем оттуда? Немцы ведь кругом!
   — Вот дурья голова! Скоро вечер, стемнеет. Уйдет эшелон, и немцы снимут охрану. Мы выберемся — и в лес! Дорогу на хутор я знаю.
   Гошка напряженно раздумывал. Витькин план ему понравился, но он не хотел и капли риска.
   — Для чего здесь эта вагонетка? — спросил он.
   — Сам бог дам ее послал!
   — На этой вагонетке уголь к паровозу возят, — сказал Гошка. — Где гарантия, что не поднимут вагонетку, пока мы там будем сидеть?
   — Гарантию часовой завод дает…
   — Найдут под вагонеткой — сразу капут, — сказал Гошка.
   Паровоз свистнул совсем близко. Над деревьями клубился белый дым. На всех парах мчался к станции порожняк. За новой порцией людей.
   На перрон вышел дежурный в красной фуражке. Он равнодушно взглянул в ту сторону, откуда должен появиться состав, и зевнул. В руках у дежурного флажки. Все так же, как и до войны.
   — Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — сказал Витька, поднимаясь. — Говорю, все будет как по нотам.
   Гошка все еще колебался; чтобы оттянуть решающий момент, он сказал:
   — Я капитана Никонова в лесу встретил… Ну, помнишь, который нас в теплушку взял? Он про вас спрашивал…
   — Никонов? Как же, помню, — пробормотал Витька, озираясь. — Только бы охранники на ту сторону не перебрались…
   — А что? Они могут и под вагонетку…
   Гошка не договорил: за их спинами раздалась короткая очередь.
   Буянов сунулся лицом в траву и замер. Ему показалось, что выстрелили в них. Когда Гошка открыл глаза, состав прибывал на станцию. Немец, который сидел на бревнах, опустил автомат и достал из кармана сигареты, а за водонапорной башней, у казарменной изгороди, корчился на земле парень в белой рубахе. Он хотел перелезть через изгородь и огородами уйти к лесу.
   Витька положил Гошке руку на плечо.
   — Как остановится, сразу под вагон, — сказал он. Гошка сбросил руку с плеча. Лицо у него было бледное, в глазах — дикий ужас. Он дрожал, будто в ознобе.
   — Ты видел? — прошептал он. — Убили…
   Обдав жаром, прошумел мимо паровоз. Вагоны замедляли бег. Шипели тормоза. Охранники поднимали с пустыря людей. Немец перестал плеваться семечками и вышел на перрон.
   — Ну, приготовились, — сказал Витька.
   — Ни за что! — визгливо крикнул Гошка. — Ни за какие деньги!
   — Замолчи, дурак, — Витька схватил его за ворот и встряхнул. — Это единственный шанс спастись… Да возьми себя в руки, тряпка!
   — Что тебе от меня надо? — не помня себя, вопил Гошка. — Отпусти!
   Состав остановился. К вагонам приближались люди.
   — Иди за мной! — почти умолял Витька. — Все будет в порядке, Гош, вот увидишь. Сейчас они полезут в вагон, а мы…
   Гошка изловчился и впился зубами в Витькину руку. Тот вскрикнул и отпустил его. Буянов метнулся в сторану, смешался с толпой и одним из первых стал карабкаться в вонючую теплушку.
   — Эх, Гошка, Гошка, — только и сказал Витька. В сердцах сплюнул и, натыкаясь на чужие ноги, нырнул под вагон.
   Угольная куча была рядом. Немцев не видно. Они стоят дальше за путями и следят, чтобы никто не ушел через рельсы в лес. Витька на брюхе подполз к вагонетке и стал руками разгребать уголь. Постепенно под краем железной вагонетки образовалась пустота. На той стороне слышалась отрывистая немецкая команда, топот сотен ног, вздрагивали и скрипели вагоны.
   Витька лихорадочно отбрасывал куски антрацита и не подозревал, что за ним из-под вагона внимательно наблюдают два зеленоватых глаза.
   Когда отверстие стало достаточно широким, Витька протиснулся под вагонетку и замер. Здесь, оказавшись наконец наедине с самим собой, он подумал, что сегодняшний день — самый длинный день в его жизни.
   Шум стал приглушенным, далеким. Сбоку проникал дневной свет. Витька хотел было придвинуть локтями уголь, чтобы отверстие стало меньше, но оно вдруг само закрылось — и в следующее мгновение он услышал учащенное дыхание, чья-то голова уперлась ему в живот, а руки стали толкать, прося подвинуться. Витька прижался к нагретому солнцем железному боку вагонетки. В первое мгновение он подумал, что его выследил немец, но тот бы не полез под вагонетку, а перевернул ее, и дело с концом. Значит, Гошка!
   — Это ты? — шепотом спросил Витька.
   — Я, — так же шепотом ответил ему девчоночий голос.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ВЕРОЧКА КОРОЛЕВА.

   Когда стемнело, Витька и девчонка благополучно выбрались из-под вагонетки. Крупные яркие звезды сияли над головой. На станции непривычно тихо. Слышно, как из трубы течет вода. Нет ни одного поезда. На перроне тоже никого не видно. Из станционного помещения пробивалась узкая полоска света. В поселке протяжно замычала корова, потом громко, взахлеб залаяла собака.
   Витька взглянул на девчонку и невольно улыбнулся: она была чернее ночи. Угольная пыль пощадила только глаза. Они были широко раскрыты, и в них отражались звезды. Наверное, и Витька выглядел не лучше.
   — С кем я сидела под этой штукой? С негром? — сказала девчонка.
   Витьке показалось, что он где-то слышал этот голос, но сейчас было не до воспоминаний. Нужно было побыстрее сматываться.
   — Ну ладно, — сказал Витька, — Я пошел.
   — Иди…
   Определенно знакомый голос! Витька внимательно посмотрел на девчонку: худенькая, темные волосы, чумазое лицо, только глазищи блестят. Если он негр, то она негритянка.
   — Ты откуда? — спросил Витька. — Местная?
   — Это что, допрос?
   — Очень надо! — ухмыльнулся Витька. — Бывайте, здоровы, живите богато. Как будто я держу.
   Витька повернулся и зашагал в темноту. Девчонка осталась на месте. Немного погодя послышались ее торопливые шаги.
   — Мне тоже в ту сторону, — сказала она. — В какую?
   — Туда… — кивнула она на поселок. — Мне в другую сторону, — сказал Витька и свернул к лесу. Девчонка ему совсем ни к чему.
   Не прошел он и десяти шагов, как она снова догнала его.
   — Куда же ты пошел? — встревоженно зашептала девчонка. — Там немцы.
   — Ладно врать-то.
   — Я сама видала палатки и часового. И танки там. Много танков!
   Витька заколебался: девчонка не врет. Не хватало еще раз напороться на немцев! Уж лучше иди по той самой дороге, по которой их сюда привезли.
   — Посмотри, звездочка упала… — сказала девчонка, глядя в небо.
   — Какая же это звездочка? Ракета.
   — Ты меня за дурочку считаешь? — вдруг обозлилась она. — Не отличу я звезду от ракеты!
   — Надоело мне тут с тобой разговаривать, — сказал Витька. — Считай звезды, а мне надо идти. — Всем надо идти, — сказала девчонка.
   — Вот что, хватит трепаться! Ты — налево, я — направо! Шагай к своей мамочке: то-то она обрадуется!
   — Я тебе, идиотику, жизнь спасла, а ты хамишь. Витька подивился такому нахальству. Она ему жизнь спасла!
   — Это как понять? — спросил он.
   — Пошел бы в лес — и угодил к немцам в лапы, — Кланяюсь тебе до самой земли и… прощай!
   — Какой же ты после этого мужчина! — презрительно сказала девчонка. — Ночью одну бросаешь женщину на произвол судьбы!
   — Женщину? — разинул рот Витька.
   — Можно подумать, что ты воспитывался на помойке, — сказала она. — Ты когда-нибудь слышал о джентльменах?
   — Вот дает, — озадаченно сказал Витька.
   — Истинный джентльмен за женщину жизнь отдаст! Да что я говорю… Тебе все это недоступно. О таких, как ты, моя бабушка говорила: «Горбатого могила исправит».
   — Давай, не стесняйся, — сказал Витька. — Так что еще твоя бабушка говорила?
   — Я устала и есть хочу.
   — Что прикажете подать, герцогиня, жареную индейку или поросенка в собственном соку?
   — Я два дня не ела, — тихо сказала она. И Витьке стало стыдно.
   — Я думал, ты здешняя, — сказал он. — Из этого поселка.
   — Мой город заняли немцы, — сказала она. — У меня никого не осталось. Совсем никого.
   — Как тебя звать?
   — Верочка, — совсем по-детски, доверчиво ответила она. — Верочка Королева.
   Витька прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
   — Меня можешь звать Витькой, — сказал он.
   — Не бросай меня, пожалуйста, Витя, — попросила Верочка. — Хотя бы до утра!
   — Я, конечно, не джентльмен…
   — И не обижайся, ладно?
   — Пошли, — сказал Витька. — У меня тут есть одно дело…
   Когда они миновали станцию и зашагали по тропинке вдоль железнодорожного полотна, Витька остановился возле колодца, неподалеку от которого виднелась деревянная баня. Над ней склонилась высокая рябина. Вечер был теплый, ясный и кружевные листья рябины мерцали. Дверь бани была приотворена. Витька по травянистой тропинке подошел к бане и заглянул вовнутрь. Лунный свет падал на желтый полок, деревянные шайки. На каменке лежал сухой березовый веник.
   — Иди сюда! — позвал он девчонку.
   Верочка подошла и тоже заглянула в дверь.
   — В таких избушках нечистая сила водится, — сказала она, — а ведьмы вылетают отсюда на помеле через трубу.
   — Сейчас война и все ведьмы и домовые эвакуировались в глубокий тыл, — сказал Витька. — Располагайся в этом дворце и жди меня. Я скоро вернусь.
   — Куда ты?
   — Военная тайна, — сказал Витька.
   — Мы вместе от фашистов прятались под одной вагонеткой… Какие у тебя могут быть от меня тайны?
   Витька поморщился: все начинается сначала! Но и объяснять девчонке, куда и зачем он идет, не считал нужным.
   — Кто тут старший? — сурово сказал он. — Я тебе приказываю меня здесь ждать. Значит, жди. Не вернусь до рассвета, топай снова в поселок. На окраине стоит дом. Напротив расщепленное дерево. Ствол торчит в земле, а вершина валяется на обочине. Спросишь дядю Кондрата…
   Витька подробно объяснил Верочке, что нужно передать дяде Кондрату. Заставил ее дважды повторить имя и фамилию предателя. Потом рассказал, как пройти на хутор к ребятам, и велел передать им, чтобы они Витьку Грохотова больше не ждали, а сами пробирались через фронт к нашим. И еще велел сказать, что он, Витька Грохотов, просил их взять с собой Верочку Королеву Девочка выслушала все это с глубоким вниманием. Она догадалась, что Витька идет на опасное дело и может не вернуться. Обеими руками схватила его за руку и, глядя в глаза, робко попросила:
   — Можно, я с тобой?
   — Нет, — отрезал Витька, и Верочка больше не стала спорить. Нагнувшись, шагнула в баню и отшатнулась: в полуоткрытую дверь шарахнула какая-то большая птица, мазнув мягким крылом Витьку по лицу.
   — Я говорила, здесь черти водятся, — прошептала Верочка. — Я лучше у колодца посижу, ладно?
   — Сиди, где хочешь, — ответил Витька. — Только не уходи далеко от бани.
   Верочка присела на скамейку, на которую ставят ведра, и притихла. Тоненькая фигурка ее как-то вся поникла, плечи опустились. У Витьки шевельнулась жалость к девчонке, но он тут же отогнал это расслабляющее его волю чувство и решительно зашагал вдоль полотна дальше. За переездом оглянулся — никого не видно. Успокоившись, торопливо отправился дальше.
   …Вот и сосновый бор. Сразу за полотном смутно вырисовывается путевая будка. Нужно еще пройти вперед двести метров и прямо по курсу будет толстая раздвоенная сосна. А в хвое, под сосной тайник… Подрывная машинка оказалась на месте. Тут же смотанные тонкие провода в черной изоляции и связанные вместе толовые шашки и взрыватели. Взрывчатку нужно отнести на насыпь и, выкопав ямку, положить под рельс, подключить к двум контактам зачищенные концы проводов и снова вернуться к сосне… Когда паровоз покажется в просветах двух сосен, сосчитать до пятидесяти и резко повернуть рукоятку подрывной машинки. А когда вагоны с фашистами и военным грузом закувыркаются под откос, что есть духу бежать прочь через лес к поселку…
   Седой сказал, что взрывать нужно только тот состав, который идет с запада на восток. В этих эшелонах едут на фронт немецкие солдаты, везут танки, пушки, боеприпасы.
   Все это Витька усвоил намертво и, сделав все, как сказал Седой, теперь лежал под сосной и прислушивался к ночи. Тихо кругом. Шумит над головой огромная сосна, чуть слышно струятся сверху сухие иголки. Иногда вскрикнет в лесу ночная птица — и снова тишина. В высокой траве, что вскарабкалась на откос, звенят цикады. Совсем, как в мирное время.
   Витька вспомнил Аллу… Как жаль, что он не попрощался с ней там, на хуторе… Кто знает, может больше и не доведется увидеться…
   Умирать Витьке не хотелось, но и страха он не испытывал. Седой сказал, что повернуть рукоятку машинки не сложно, но вот спастись после взрыва эшелона далеко не каждому дано… Во-первых, взрывающий не знает, что в вагонах. Если взрывчатка или снаряды, то может запросто взрывной волной убить. Во-вторых, оставшиеся в живых немцы, охрана сразу же начинают прочесывать окрестности. В-третьих, гестаповцы с овчарками, а они иногда появляются на месте диверсии через двадцать — тридцать минут, начинают рыскать по лесу по всем правилам охотничьего искусства…
   Надоело Витьке сидеть под сосной и прислушиваться. Можно забраться на дерево и оглядеться: снопы искр из паровозной трубы издалека видны. Но не успел он добраться и до первого сука, как послышался далекий паровозный гудок. Витька спрыгнул на землю и завертел головой: на слух он не мог определить, с какой стороны приближается поезд. Недолго думая, помчался на железнодорожную насыпь…
   Поезд шел с востока на запад. Этот надо пропустить. Он в другую сторону от фронта. В Германию. Туда немцы везут награбленное у нас добро. Витька видел, как пропыхтел мимо длинный, тяжелый, нагруженный состав. Награбили, сволочи! Везут к себе домой. Вагоны были разнокалиберные, на открытых платформах громоздились гигантские вязанки толстых отесанных бревен. Все тащат к себе, мародеры…
   Из паровозной трубы веселым роем вылетали красные искры. Одни сразу гасли, другие долго красными мотыльками порхали на фоне звездного неба. Когда мимо прогрохотал паровоз, яркий квадрат желтого света из топки опалил блестящие рельсы, заляпанный мазутом песок, черные шпалы.
   Ушел состав. Еще долго постанывали, потрескивали рельсы, шуршал песок, скатываясь с откоса. Наконец все замолкло.
   Витька забрался на сосну и, примостившись в развилке двух стволов, стал смотреть на запад. Далеко-далеко на станции мигнул и погас огонек. Стрелку перевели или семафор зажигают?
   Что-то мелькнуло в кустах у самого полотна. Не поймешь: человек или зверь?
   Витька с минуту вглядывался в тьму, но больше ничего подозрительного не заметил.
   «Наверное, померещилось…»
   На станции мигнул один огонек, другой. Зажегся зеленый глаз семафора. Зажегся и тут же погас. Немцы соблюдали светомаскировку, хотя с утра больше ни одного нашего бомбардировщика не пролетало.
   Опять послышался далекий паровозный гудок. Над неровной зубчатой кромкой леса замельтешили искры.
   Витька стал поспешно спускаться.
   Судя по всему, эшелон пройдет мимо станции без остановки.
   Уже лежа под сосной и слыша, как, набирая силу, начинает все сильнее бухать сердце, Витька снова увидел смутную тень совсем близко. Ему даже показалось, что он услышал, как треснул сучок под чьей-то ногой…
   Но обо всем этом он тут же забыл, услышав приближающийся тяжелый шум состава. Казалось, паровоз выбивается из сил, волоча за собой непосильную тяжесть. Все ближе сердитое шипенье, свист, всхрапывание…
   Вот локомотив показался в просвете двух сосен. И снова под колесами паровоза засияли рельсы, завздыхали со скрипом, вдавливаясь в песок, шпалы.
   Сосчитав до пятидесяти, Витька закусил нижнюю губу и что было силы крутнул ручку…
   И ничего не произошло. Мирно постукивали на стыках вагоны. На платформах под чехлами горбатились тяжелые орудия, рядом с вагонами по травянистой насыпи бежали желтые квадраты. Солдаты в теплушках ехали со светом.
   Еще и еще вертел Витька жужжащую рукоятку, и злые слезы закипали на его глазах. Что же случилось? Он в точности сделал все, что говорил Седой. Витька был уверен, что ничего не упустил и не перепутал. Но факт оставался фактом: дьявольская машинка не сработала.
   Ушел эшелон. Повез на фронт боеприпасы, орудия, танки, солдат. Сколько наших погибнет! В бессильной ярости Витька швырнул машинку на мох и… услышал:
   — Ну чего ты нервничаешь? Разве так можно? Ошеломленный Витька с трудом повернул одеревеневшую шею и встретился глазами с Верочкой Королевой. Лунный свет, пробивающийся сквозь ветви, высветил ее почерневшее от угольной пыли лицо и блестящие глаза.
   — Это ты? — проговорил Витька, придя в себя. — Какого лешего ты сюда приперлась?!
   — Фу! Как мне не нравится, когда мужчины ругаются, — сказала Верочка. — Не приперлась, а пришла… Знаешь, как там, в бане, страшно? Опять эта большая птица прилетела… У нее глаза, как угольки, светятся. Я, конечно, не верю в нечистую силу, но кто ее знает… Эта птица…
   — Хватит про птицу, — оборвал Витька. — Сейчас же поворачивай оглобли обратно…
   Верочка нагнулась и подняла подрывную машинку. Повертела в руках, потрогала ручку.
   — Не сработала, проклятая техника, — пробормотал Витька.
   — Я видела такие, — задумалась Верочка. — Когда наши из города отступали, точно такой же штучкой взорвали бензохранилище. Огонь поднялся до самых облаков! И потом всю ночь горело. Светло было, как днем.