Козлов Вильям Федорович. Витька с Чапаевской улицы

   — Узнай, узнай… — усмехнулся лейтенант. Витька повернулся и вышел из вокзала.
   Он бродил по пустынному перрону. В этот час ни один пассажирский поезд не отправлялся. Дождь перестал моросить. Серые облака совсем низко проносились над крышей вокзала. Дул ветер, и с тополей срывались увесистые капли. На запасных путях стояли длинные товарные составы. Возле них копошились сцепщики, рабочие в замасленных телогрейках. На рельсах, возле дымящего и свистящего паровоза сидели машинист и помощник и курили.
   Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше: билеты на руках, продукты получены, поезд отправляется точно по расписанию, а Витьку между тем глодало какое-то беспокойство. И есть хотелось все сильнее. Он подошел к мокрому окну и заглянул внутрь. Алла, Верочка и Миша пили чай.
   Чего бы проще: прийти к ним, развязать мешок, достать хлеб, консервы и закусить как следует, но Витька не мог себя заставить сделать это. Витька, голодный и злой, бродил по перрону и ждал, когда настырный Миша покинет их. Но Миша не спешил. Покончив с чаем, он стал рассказывать что-то, и девчонки весело смеялись, слушая его. Все это Грохотов видел через окно.
   Ходить надоело. Витька присел на влажную скамью и задумался. Сколько дней им добираться до Перми? Если по расписанию, то двое суток, только поезда теперь ходят как вздумается. Иногда стоят по нескольку часов на маленькой станции. И никто не знает почему. Скорее бы доставить девчонок до места и вернуться в полк. Где сейчас Коля Бэс и другие? И сшил ли портной из третьей роты форму?
   Грохотов и не заметил, как задремал. Снился ему марширующий полк, Илья Перченко со своей медалью и старшина Зайцев, преподносящий ему на вытянутых руках новенькую форму и хромовые сапоги…
   — Все на свете проспишь, приятель! — говорил старшина Зайцев и легонько постукивал новеньким сапогом по плечу.
   Витька открыл глаза и увидел незнакомого железнодорожника в синем кителе с белыми пуговицами. Железнодорожник заглядывал ему в лицо и усмехался, — Вещички-то небось украли?
   — Какие вещички? — всполошился Витька. Ему вдруг подумалось, что стащили обмундирование, которое ему приснилось.
   — У нас тут недолго… Вчера на этой самой лавочке прикорнул гражданин с чемоданчиком. Проснулся, а чемоданчика-то нет! Волосы рвал на себе гражданин… В чемоданчике-то разные ценности были. Вот так-то, приятель!
   — Какие еще ценности? — пробормотал Витька, окончательно просыпаясь. — Нет у меня никаких ценностей…
   И пощупал рубаху под курткой, где были спрятаны документы и продовольственный аттестат.
   — Куда едешь-то? — спросил железнодорожник.
   — Отсюда не видать, — буркнул Витька. Спросонья гудела голова, и он был злой.
   — По мне — хоть на край света, — сказал железнодорожник и, сплюнув, зашагал своей дорогой.
   — Эй, дядя! — окликнул Витька. — Который час?
   — Подыми свою неумытую харю-то, — ответил железнодорожник. — Часы над головой.
   Витька взглянул на большие круглые часы и ахнул: он проспал три часа!
   Витька влетел в гудящий голосами вокзал и на широкой скамейке увидел Верочку. Свернувшись калачиком, она сладко спала, подложив под порозовевшую щеку ладонь. Аллы и Миши не было. Не было и пухлого вещмешка с продуктами.
   Мрачный и взъерошенный, Витька сидел на скамье и слушал Верочку.
   — …Он и говорит ей: «Выходи за меня замуж? Парень я холостой, симпатичный..» — рассказывала Верочка. — Только мне он не нравится. Нос картошкой, глаза маленькие, нижняя губа, как у верблюда, оттопыривается…
   — А она что? — перебил Витька.
   — Смеется… Какая, говорит, я невеста?.. Я еще в куклы играю… А он говорит: «Чепуха это. Документов у тебя нет, а на вид можно вполне восемнадцать дать…» А потом стал хвастать, что он очень храбрый и на своем танке сто фашистов задавил.
   — Врет, — пробурчал Витька.
   — Пойдем, говорит, в загс, и нас в два счета запишут.. Время военное, и с этим делом сейчас не тянут.
   — И она пошла?
   — Не перебивай, — нахмурила брови Верочка. — Я все по порядку… «Так вот, — говорит, — пойдем распишемся, а уж свадьбу как следует отпразднуем после войны…» Алла говорит, что ей совсем не хочется замуж, даже за такого храброго танкиста… Я бы тоже за него никогда не пошла. Нос картошкой, глаза маленькие…
   — Губа как у верблюда, — перебил Витька. — Дальше что?
   — Потом он еще что-то говорил… Кажется, про своего дедушку. У него дедушка на каторге сидел. В старое время…
   — Теперь про дедушку! — рассердился Витька. — Ты про Аллу. Где она?
   — Не знаю.
   — Что было потом?
   — Потом я заснула… Ты знаешь, много чаю выпила. Две больших кружки.
   — Согласилась она или нет?
   — Что согласилась?
   — Ну, замуж выходить…
   — Не нужен он ей такой. Нос картошкой…
   — Хватит про нос и про картошку! — заорал Витька. — Скажешь ты наконец, где она?
   — Не кричи, пожалуйста, — сказала Верочка. — Я не люблю этого.
   — Попрощалась она с тобой или, может быть, просто погулять пошла?
   — Кто-то поцеловал меня в щечку… — вспомнила Верочка. — Вот сюда. Не он ведь?..
   Витька заметил, что на них смотрят два командира, — они сидели на соседней скамейке. Мысли прыгали в Витькиной голове, он не знал, что делать. Лицо у него расстроенное, он со свистом втягивал сквозь стиснутые зубы воздух. Верочка участливо посмотрела на него и успокоила:
   — Ты не переживай, все равно она тебя не любила. Она никого не любит, я знаю.
   — Что же делать?.. — сказал Витька. — Я должен ее найти и доставить в Пермь. У меня билет в кармане.
   — Он ей руки целовал. Как на сцене. Женщинам очень нравится, когда руки целуют… Мог бы ты целовать руки?
   — Какие еще руки?
   — Ты не мог бы, — с грустью сказала Верочка.
   Витька пристально посмотрел на нее и негромко спросил:
   — Где мешок с продуктами?
   Верочка испуганно нагнулась ч зашарила руками под скамьей. Мешка там не было. Когда Верочка выпрямилась, глаза у нее были несчастными.
   — Украли? — шепотом спросила она.
   — Две буханки хлеба, четыре банки тушенки, килограмм сала, полкило сахару и десять пачек концентратов, — сосчитал Витька, загибая пальцы — Как только не стыдно людям, — жалобно произнесла Верочка. На глазах у нее слезы.
   Но Витьке совсем не жаль ее. Не жаль ему и себя. Ведь он так и не позавтракал и не пообедал из-за своего проклятого упрямства. Он неизвестно зачем проспал на перроне три часа. И вот результаты: нет Аллы Бортниковой и мешка с продуктами!
   — Может быть, она с собой захватила… вместо приданого, — сказал он и почувствовал, как в лицо ударила краска.
   Верочка изумленно взглянула на него и тоже покраснела — Как ты можешь… — возмутилась она. — Ведь ты ее любишь. Ты не смеешь так думать!
   Витька взял Верочку за плечи и посадил на скамью.
   — Ты сиди здесь и не сходи с места, — строго наказал он. — Пойду искать ее…
   — Вспомнила! — воскликнула Верочка. — Алла говорила, что ей нужно зайти к одной женщине… Помнишь, там, на аэродроме, лейтенант Юра? Он дал Алле свой адрес и очень просил к матери зайти, если будем в Ярославле.
   — Помнишь адрес? — с надеждой взглянул на нее Витька.
   Верочка покачала головой.
   — Сашка Ладонщиков записывал…
   — Как фамилия этого Юры?
   — Он не сказал. Юра и Юра…
   — Если еще и ты уйдешь… — сказал Витька.
   — Я никуда не уйду от тебя, — проникновенно сказала Верочка.
   Витька выскочил из вокзала и зажмурился: небо расчистилось, и яркое солнце слепило глаза. Сделав несколько шагов по каменным ступеням, он круто повернулся и бегом возвратился в зал.
   — Пойдем со мной, — решительно заявил он Верочке. — Я знаю вашего брата… Оставь на полчаса — тут же замуж выскочите!
   Третий день бродили по городу Витька и Верочка. Их поезд давно ушел и уже, наверное, приближался к Перми, а они все еще разыскивали Аллу. Витька почернел за эти дни, глаза его лихорадочно блестели. Верочка еле волочила ноги.
   Оставить ее одну на вокзале Грохотов не решался. Утром, в полдень и вечером они приходили на эвакуационный пункт и, отстояв полчаса в очереди, получали тарелку похлебки и двести граммов хлеба. Иногда доставалось и второе: котлета с мыльным привкусом или говяжье рагу с вареной картошкой. Командиры перед отъездом поделились с ребятами продуктами. Так что у них в запасе была кое-какая еда. На дорогу. Кроме этого, можно было еще получить сухой паек по продовольственному аттестату. За двое суток. Витька сдуру в первый же день отоварился в Ярославле и сложил все в мешок, который был так ловко среди бела дня украден.
   Легче было найти иголку в стоге сена, чем Аллу. В Ярославле много улиц, переулков, тупичков. За глухими бурыми и зелеными заборами укрылись одноэтажные деревянные домишки. За каждым забором — большой фруктовый сад. В листве ярко зеленели маленькие яблоки и груши. На тоненьких черенках поблескивала зреющая вишня. И много разных цветов. Витька открывал калитку и унылым голосом спрашивал, не в этом ли доме жил молодой человек с матерью. Он сейчас на войне и зовут его Юрой. Как правило, отвечали, что таких не знают, но иногда начинали выяснять, что за Юра, как его фамилия и так далее. И после всего этого говорили, что поблизости такая семья не проживает. В одном доме их пригласили в комнату и накормили. Полная светловолосая женщина с добрым лицом и печальными глазами рассказала, что сама она из Смоленска, а здесь у нее родная сестра работает на заводе. Во время бомбежки эшелона ночью потеряла своих детей. Наденьку и Гришу. Все повыскакивали из вагонов и побежали в лес прятаться. И они тоже. А потом эшелон ушел и многие порастерялись: кто уехал, а кто остался. Она осталась, а дети, по-видимому, вскочили в другой вагон и уехали. И сейчас, поди, как Витя с Верочкой, скитаются по чужим людям. Не встречали они их случайно?..
   День теплый. От толстых деревьев на тротуар падала колеблющаяся тень. Витька шагал впереди, а Верочка немного отстала. На плече у Витьки тощий вещмешок с продуктами, подаренными командирами. Этот мешок не украли потому, что он лежал у Верочки под головой. Впрочем, в нем почти ничего не было, кроме куклы, завернутой в тряпку. Светлые Витькины волосы налезали на воротник куртки. Иногда Витька звучно сплевывал на тротуар. Это у него здорово получалось, потому что одного зуба спереди нет. Когда Витька рядом, Верочка чувствует себя спокойнее. Вот только идти надоело, хорошо бы посидеть у забора в тени на скамейке. Но Грохотов проходил мимо скамеек и даже не смотрел на них.
   — Постучу-ка я в эту дверь… — Витька взглянул на зеленый дом.
   — Я не могу так жить, чтобы кого-нибудь не любить, — разглагольствовала Верочка. — Я с первого класса влюблялась, только никто этого не знал… Я хотела в Сашку Ладонщикова влюбиться, а он вон какой оказался. Он мне понравился еще тогда, когда вы меня раздеть хотели и булки отобрали.
   — Насчет раздевания ты придумала, — криво улыбнулся Витька. — А булки твои мы съели… И знаешь где? Эх, лучше не вспоминать… Как бы теперь они пригодились!..
   — Я ему про любовь, а он про какие-то булки! — обиделась Верочка и замолчала.
   Вечером, уже потеряв всякую надежду, они наткнулись на ораву мальчишек и девчонок, что-то оживленно обсуждавших. Увидев Витьку и Верочку, они замолчали и стали с любопытством рассматривать их. Витька понял, что у них какие-то свои секреты, и задал все тот же вопрос: не знают ли они, где живет парень Юра? У него мать и перед домом вишневый сад…
   Один пацан выступил вперед. Лицо в веснушках, на голове красный хохолок, глаза хитрющие.
   — Ну, а если знаю, что тогда? — спросил он.
   — Врешь ведь! — вырвалось у Витьки. — По глазам вижу — врешь!
   — Юрка Васильев, — уверенно сказал мальчишка. — У него мать докторша. В военном госпитале работает…
   — К ней не приходила такая высокая девушка с синими глазами? — У Витьки затеплилась надежда. — С лейтенантом танкистом?
   — У него нижняя губа оттопыривается, как у верблюда, — ввернула Верочка.
   — Верблюдов не видел, — отрезал рыжий.
   — Где их дом?
   — Кто же тебе задаром показывать будет? — ухмыльнулся мальчишка. — Папиросы есть?
   — Не курю я.
   — Что дашь?
   — Не стыдно, вымогатель! — упрекнула Верочка. Витька стал шарить в карманах и, как назло, вытащил свой любимый охотничий нож.
   — Это пойдет, — загорелся мальчишка.
   — Покажи сначала дом, — сказал Витька.
   — Фигу… ножик давай.
   — Ну и народ у вас в Ярославле… — пробормотал Витька в растерянности. Какому бы мальчишке с Чапаевской улицы пришло в голову вымогать вещь за такой пустяк?
   — Че торгуешься, Красный? — подал голос кто-то из мальчишек. — Покажи, раз просят.
   — Фигу, — уперся Красный, — пусть сперва ножик отдаст.
   Витька выразительно сплюнул и протянул пацану нож. Он даже не смотрел на Красного: противно было.
   — Разве ты человек? — презрительно сказала Верочка. — Ничтожество!
   Красный только усмехнулся: он обрадованно запихал нож в карман и повел их по улице. Миновав четыре дома, остановился и сказал:
   — Ихний дом. Вон и вишни в саду. А есть кто дома, я не знаю.
   Витька толкнул калитку и пошел вдоль вишневых деревьев по тропинке к дому. Верочка осталась рядом с Красным. Когда он хотел уйти, девчонка вцепилась в рукав.
   — Как двину… — попытался вырваться Красный.
   — Глаза выцарапаю, Рыжий! — прошептала Верочка, сделав зверское лицо. — Если ее здесь нет, вернешь ножик.
   Красный моргал белыми ресницами, смотрел на нее и не знал, что делать.
   — Стой, Рыжий. И жди! — почувствовав верх, приказала Верочка.
   Дверь отворила маленькая пожилая женщина в военной форме с одной шпалой на петлицах. Она ни о чем не стала спрашивать и сразу провела через темные сени в комнату.
   — У вас живет… — Витька замялся, не зная, как лучше объяснить, кто ему нужен.
   Женщина усадила его за стол, покрытый зеленой клеенкой. На столе стоял медный начищенный самовар. И больше ничего.
   — Ты чей будешь, мальчик? — спросила женщина. Голос у нее был мягкий, душевный.
   — Ничей, — сказал Витька. — Не здешний я… Живут у вас девушка и лейтенант?
   — Я теперь знаю, кто вы, — улыбнулась женщина-капитан. — Ты — Витя Грохотов, а девочка — Вера Королева.
   — Значит, Алла здесь? — воскликнула Верочка. Позабыв про Рыжего, она вместе с ними вошла в дом.
   — Выходит, вы разыскиваете друг друга, — сказала женщина. — Алла — вас, а вы — ее?
   — Где же она? — спросила Верочка и посмотрела на выкрашенную белой масляной краской дверь, ведущую в другую комнату.
   — А этот… Миша? — проглотив комок в горле, выдавил из себя Витька.
   — Никакого Мишу я не знаю, — сказала женщина. — Наверное, вы имеете в виду танкиста, который проводил Аллу до моего дома? Так он давно уехал по своим делам. Кто же ему разрешит в такое время прохлаждаться в тылу… Алла на дежурстве. — Женщина взглянула на часы. — Через час будет дома.
   — На каком дежурстве? — удивленно уставился на нее Витька. — Ей надо в Пермь ехать…
   — Вы же ничего не знаете… Алла работает в военном госпитале, в хирургическом отделении… У нее очень ловкие руки, и я уверена, что из нее получится великолепная медицинская сестра.
   Витька и Верочка переглянулись.
   — А как же Пермь?.. — пробормотал Витька.
   — Она скоро вернется, обо всем и поговорите, — сказала женщина и бросила быстрый взгляд на портрет в черной рамке, висевший на стене. Женщина уже несколько раз во время беседы смотрела на портрет. И всякий раз лицо ее изменялось, становилось печальным и строгим.
   — И его… — чуть слышно сказал Витька, но женщина услышала.
   — Это был мой единственный сын, — сказала она. — Он ушел добровольцем на фронт.
   Витька увидел Верочку. Она стояла рядом и тоже смотрела на фотографию.
   — Мы встречались с ним, — сказала она. — У него были очень красивые глаза…
   — Он писал про вас, про Аллу… Мальчик первый раз в жизни полюбил…
   Витька поднялся с табуретки и подошел поближе: на него сурово и вместе с тем чуть насмешливо смотрел младший лейтенант Юра. Тот самый Юра, который отвел их обедать в летную столовую и потом усадил в самолет. В тот день, когда они перешли линию фронта.
   — Что же я? — спохватилась женщина. — Ведь вы голодные? Сейчас самовар поставлю, суп разогрею…
   — Как вас звать? — спросила Верочка.
   Женщину-капитана звали Анна Андреевна. Она опустилась на колени возле самовара и заталкивала в трубу угли, которые брала щипцами из круглой высокой жаровни. Анна Андреевна не смотрела на ребят, но и издали было видно, что она плачет. Плачет молча, не всхлипывая и не вытирая глаз. Не поворачивая голову, она негромко сказала:
   — Мой сын полюбил эту девушку… Он в каждом письме писал, что она обязательно придет ко мне, и просил, чтобы я ее приняла, как свою дочь… Дети, Алла мне очень понравилась, и я вас прошу не уговаривать ее уйти с вами: зачем ей ехать на Урал? У нее теперь здесь дом. И работа в госпитале ей нравится. Раненые бойцы души в ней не чают…
   — Вы очень добрая, Анна Андреевна. — с чувством сказала Верочка. — Алле повезло, что она вас нашла… — и, взглянув на Витьку, прибавила: — Мы теперь знаем, что с Аллой все в порядке. Пойдем, Витя?
   — Так не годится, — запротестовала Анна Андреевна. — Вы должны с ней повидаться…
   — Мы подождем, — сказал Витька.
   — Она вот-вот должна прийти. Самое большое через полчаса.
   Но Алла не пришла через полчаса. Они уже попили чаю с вишневым вареньем, и Анна Андреевна стала собираться на дежурство в госпиталь.
   — Оставайтесь ночевать, — предложила она. — А завтра поедете. Насчет билетов я позабочусь.
   Верочку после чая разморило, и она с трудом боролась с дремотой: глаза ее вдруг начинали смотреть в разные стороны, потом закрывались; вздрогнув, Верочка подпирала голову руками и, часто-часто моргая, старательно смотрела прямо перед собой, неестественно тараща слипающиеся глаза.
   — Верочка, приляг и отдохни, — сказала Анна Андреевна.
   — Это чай виноват, — виновато улыбнулась девочка. — Почему-то мне всегда после чаю спать хочется… Анна Андреевна проводила ее в соседнюю комнату и уложила на диван. Верочка сонным голосом поблагодарила женщину и тут же уснула.
   Анна Андреевна забрала Витькины документы, просроченные билеты и ушла, пообещав к утру все уладить с билетами.
   — Где у вас топор? — спросил Витька.
   — Топор? — удивилась Анна Андреевна.
   — Во дворе напиленные дрова… Можно я их расколю?
   Женщина ушла, а Витька вышел на двор и с удовольствием принялся колоть сосновые и березовые чурбаки. Давно он не держал топор в руках. Последний раз это было до войны… Сосновые чурбаки приходилось колошматить по нескольку раз, а березовые разлетались с одного удара.
   Витька так увлекся, что не сразу услышал негромкий стук в калитку. Однако, когда он отворил ее, никого не увидел. Уже стемнело и первые звезды замигали на окраинах сумрачного неба. Из окна соседнего дома пробивалась узкая полоска желтого света. Где-то неподалеку противно мяукала кошка. Витька уже нагнулся, ища под ногами камень, чтобы запустить им в ту сторону, как услышал звучный удар камня о забор. Кто-то догадался раньше его. Кошка сразу замолчала.
   Дрова уже было колоть небезопасно: в потемках можно и по ноге зацепить. Витька было повернулся, чтобы уйти, и тут заметил смутную фигуру, отделившуюся от забора. Фигура направлялась к нему.
   — Алла? — каким-то незнакомым голосом спросил Витька.
   Фигура приблизилась вплотную, и Витька узнал Красного, который выманил у него охотничий нож — подарок отца.
   — Чего тебе? — не очень приветливо спросил Витька.
   — Забирай свой нож обратно, — сказал Красный и протянул нож в чехле.
   — Никак плачешь? — внимательно посмотрел на него Витька.
   — Сам ты плачешь, — всхлипнул Красный и вытер рукавом разбитый нос.
   — Кто же это тебя? — ничуть не испытывая к нему сочувствия, спросил Витька. Он был рад, что нож снова вернулся к нему.
   — Лучше бы я вас сегодня не видел, — проворчал Красный, пристально разглядывая рукав рубахи.
   — Все понятно, — сказал Витька. — Ребята подкинули, чтобы в другой раз не обдирал прохожих…
   — Все из-за вас…
   — Передай привет ярославским ребятам! — рассмеялся Витька. — Они мне очень понравились…
   — А ну тебя… — сплюнул Красный и, шмыгая разбитым носом, ушел по тропинке вдоль забора.
   Она пришла, когда луна стояла высоко в небе и освещала вишни в саду.
   Витька сидел на скамейке и смотрел на звезды. От Аллы пахнуло незнакомым больничным запахом. Она не заметила его, уже взялась за ручку двери, когда он негромко позвал:
   — Алла!
   Девушка замерла, растерянно глядя по сторонам, затем бросилась к нему, на секунду прижалась, тут же оттолкнула от себя и тормоша его и смеясь, заговорила:
   — Я думала, вы уже уехали… Я только что с вокзала. Одна женщина сказала, что видела, как вы садились в поезд… Где Верочка? Где вы прятались от меня? Я с ног сбилась, вас разыскивая… Где же Верочка?
   — Спит, — ответил Витька.
   Алла бросилась в сени, но Витька задержал ее.
   — Я хочу с тобой поговорить, — сказал он.
   — Ты меня прости, Витя, — сказала Алла. — Я не знаю, что со мной происходило, но я очень перед тобой виновата. Ты чудесный парень! Если бы не ты, даже страшно подумать, что могло с нами случиться… Я не должна была так вести себя. Мне почему-то хотелось разозлить тебя, посмотреть, какой ты будешь злой… Но ты никогда на меня не сердился… И я только вот за эти три дня, когда вас потеряла, поняла, как вы мне дороги и какая я была дурочка!
   — Это я дурак, — сказал Витька. — Влюбился в Принцессу… А Принцессы только в сказках выходят замуж за Иванушек-дурачков… Да, кстати, а что этот танкист, Миша? Твой принц?
   — Витенька, не надо так… Миша славный парень, но он совсем не мой принц… И напрасно ты так на него ополчился.
   Он до отхода своего поезда бегал со мной по городу, разыскивал вас… И был очень расстроен…
   — Как ты могла подумать, что мы можем уехать без тебя? — укоризненно сказал Витька.
   — Я уже не знала, что и думать!
   — И все-таки, кто же твой принц? — не глядя на нее, спросил Витька. Он смотрел на вишню, на которую будто нанизали маленькую яркую звезду.
   — У меня нет никакого принца. — ответила Алла. — И ты это прекрасно знаешь. — Она помолчала и взглянула ему в глаза. — А если он когда-нибудь появится, я бы очень хотела, чтобы он был похож на тебя… Это правда, Витя.
   — Ты не умеешь лгать, — сказал он.
   — Я бы не хотела иметь лучшего друга, чем ты… О чем же ты хотел со мной поговорить?
   — Мы уже поговорили.
   — Больше ты мне ничего не хочешь сказать?
   — Тебе нравится в госпитале?
   — Очень, — снова оживилась Алла. — Я так благодарна Анне Андреевне…
   — Я рад за тебя, — сказал Витька.
   — Ты напишешь мне? — помолчав, спросила Алла.
   — Конечно, — сказал Витька. — Ведь мы друзья.
   — Я пойду разбужу Верочку, — Алла поднялась со скамейки. — Если бы вы знали, как я без вас соскучилась…
   — Здесь есть сеновал? — спросил Витька. — Чертовски спать хочется…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. СХВАТКА В ТАМБУРЕ.

   Бежит поезд по рельсам, постукивают колеса на стыках. Колеса послушные, любую песню могут отстукать, лишь бы слова па ум пришли. «Идет вой-на на-род-ная, свя-щенная вой-на…» Или: «Серд-це кра-са-вицы склон-но к изме-не…» Или: «Ве-роч-ка! Ве-роч-ка! Ал-ла! Ал-ла! Прин-цес-са на го-ро-ши-не!» Когда стоишь один в тамбуре и ни с кем не хочется разговаривать, то беседуй с колесами. Они тебя понимают с полуслова и на лету подхватывают и повторяют твои слова.
   Сидя на ступеньках пассажирского вагона, Витька слушал поезд. Прохладный ветер обдувал лицо. Верные спутники железнодорожного полотна — телеграфные столбы — отсчитывали километры. На сияющих проводах сидели синицы, скворцы, ласточки и даже длиннохвостые беспокойные сороки.
   Грохотов выполнил задание командира полка: доставил в Пермь Верочку Королеву и пакет с сургучными печатями. И вот возвращается обратно в полк. Трещина на голове заросла, один рубец остался. Он издали заметен на затылке. Там, в Перми, мать Сидора Владимировича отвела Витьку в поликлинику. «Удивительный это народ — мальчишки, — сказал доктор. — На них все заживает, как на собаках!» В Перми Витька пробыл двое суток. Он бы уехал в тот же день, но опять эта свистопляска с билетом. Никто не хотел выдавать гражданскому мальчишке воинский билет. Но Витька уже насобачился разговаривать с военными комендантами и на второй день из горла вырвал свой законный билет до конечной станции. Дальше пассажирские поезда не ходили. Придется добираться па товарняках и попутных машинах, но это пока меньше всего беспокоило Грохотова.
   Верочка очень быстро поладила с тетей Таней, так звали мать подполковника Ладонщикова. Родом она из Полоцка, а сюда была эвакуирована Провожала Витьку Верочка. Она была грустная и немного растерянная. Тетя Таня сказала, что Верочка теперь для нее как родная внучка и пусть живет с ней сколько захочет. Витька не сомневался, что так оно и будет. Тетя Таня была очень симпатичной женщиной.
   На вокзале Верочка смотрела на озабоченного Витьку жалобными глазами и вздыхала. Отмытые в бане каштановые волосы ее стали пышными, зеленоватые с коричневым глаза смотрели Витьке в самую душу.
   — Ты это… учись тут на хорошо и отлично, — грубовато сказал он и сам понял, что это совсем не те слова, которые ждала от него Верочка.