Козлов Вильям Федорович. Витька с Чапаевской улицы

   Ничего не сказал по этому поводу лишь отец Люси Воробьевой. Он был в командировке в Москве и еще не подозревал, что больше никогда не увидит свою дочь…
   Пока родители судили и рядили о новой выходке своих ребятишек, беглецы отошли от города километров на двенадцать. Давно исчезли из глаз последние городские постройки. Синяя изгибалась, петляла, иногда раздваивалась на рукава. но потом снова соединялась. Там, где проходило старое русло, ржаво поблескивали заросшие высоким камышом и осокой круглые маленькие болотца. Над ними, слюденисто поблескивая крыльями, летали стрекозы. С крутых размытых берегов свешивались ивы. Шли по узким береговым тропинкам и прямо по целине. Им повстречались две небольшие деревушки, но Гошка не остановился. Он упрямо шагал и шагал впереди, изредка поправляя врезавшиеся в плечи ремни мешка.
   Видя, что Люся спотыкается и еле волочит ноги, Коля взял ее саквояж и понес. Он стал реже нагибаться за жуками, хотя их попадалось все больше.
   Алла остановилась и сказала:
   — Куда мы летим? Это ведь не кросс по пересеченной местности.
   — Устали? — спросил Гошка, хозяйским оком оглядев свое войско.
   — Я — нет, — сказал багровый Сашка, отирая пот с лица.
   — Можно босиком? — спросила Люся. Воспользовавшись передышкой, она плюхнулась в своей новой юбке на траву и сбросила босоножки.
   — Можно даже платье снять, — ответил Гошка.
   — Мы теперь вольные птицы, — прибавил Сашка.
   — Привал, — скомандовал Гошка.
   Стащили с себя тяжелые надоевшие рюкзаки и попадали на землю. С непривычки этот первый марш-бросок был утомительным.
   Совсем рядом спокойно текла раздавшаяся вширь Синяя. У берегов было много камней, и вода, добродушно ворча, перекатывалась через них. В осоке шуршали стрекозы, всплескивала рыбешка. Над рекой плыли облака. У воды на ивовой ветке сидел дрозд и с тревожным любопытством смотрел на ребят. Рядом в гнезде примолкли голодные дроздята.
   Гошка достал из вещмешка полевой бинокль на ремешке и стал крутить окуляры. Поднявшись на бугор, долго смотрел в ту сторону, откуда они пришли.
   — Погони нет, — сообщил он и повесил бинокль на шею. И от этого сразу стал важным и неприступным. В самый последний момент он прихватил бинокль из отцовской комнаты. Старший Буянов служил в кавалерии и в память об этом хранил старый полевой бинокль.
   Витька Грохотов лежал в стороне от всех и смотрел на облака. Он все еще сердился на приятелей, которые нарушили уговор и взяли с собой девчонок. Ну ладно, Алка — она пищать не будет, а Люська? Да она уже сейчас еле дышит, а что дальше будет? К вечеру расплачется и будет проситься к маме, домой. Правда, мама ее вместе с кривым Толиком на Брянщине. Толик ловит своим розовым сачком белых бабочек и толкует с деревенскими мальчишками насчет поджога. Толик с раннего детства мечтает устроить какой-нибудь грандиозный пожар.
   Гошка расстелил карту и с важным видом стал глазеть на нее. Коля Бэс лежал рядом и близоруко щурился. Очки отдыхали на рюкзаке. Около уха — картонная коробка, в которой тарахтели жуки. И это было для Коли самой приятной музыкой.
   — Я что-то проголодался, — сказал Сашка. — Начинается… — проворчал Гошка. — Еще не отошли и на семь миль от города, а он уже голодный.
   — Почему миль? — спросил Бэс. — На наших картах пока еще расстояния измеряются километрами.
   — Мили — это романтичнее, — насмешливо заметил Витька.
   — В миле один километр шестьсот метров, — сказал Гошка.
   — А сколько сантиметров в дюйме? — спросила Алла.
   — Он не знает, сколько метров в версте, — ухмыльнулся Витька.
   — И я не знаю, — сказала Алла. — Сколько же?
   — Приблизительно тысяча восемьдесят метров, — сказал Коля.
   — Бэс, существует на свете такое, чего ты не знаешь? — спросила Алла.
   Коля улыбнулся своей приятной смущенной улыбкой, которая сразу делала его лицо мягким, застенчивым, и ответил:
   — Хотя Марк Твен и сказал, что, по-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться… Я так мало знаю, что удивляюсь всему на свете: этим жукам, стрекозам, траве, ветру, облакам…
   — А я вот ничему не удивляюсь, — беспечно сказал Сашка. — Даже не замечаю все эти мелочи.
   — Интересный ты человек, — задумчиво произнесла Алла, и непонятно было, к кому это относится: к Ладонщикову или Бэсу.
   Гошка свернул карту и засунул в свой мешок.
   — Следующий привал через восемь километров, — сказал он. — У деревни Сазоново.
   — Через сколько? — жалобно спросила Люся.
   — Командир дважды не повторяет команду, — ехидно заметил Витька.
   — Кому не нравится, может вернуться домой, — сухо сказал Гошка.
   Алла перекинула косу на спину и с любопытством посмотрела на Буянова, но не сказала ничего, лишь улыбнулась.
   — Так как насчет подзаправиться? — спросил Сашка.
   — Привал в деревне Сазоново, — повторил Гошка и взвалил вещмешок на плечи.
   — Слышал? — ухмыльнулся Витька. — Подтяни потуже ремень на своем толстом пузе и шагай вслед за командиром. Чего выдумал — подзаправиться.
   — Я на ходу, — проворчал Сашка и достал из кармана кусок копченой колбасы.
   Когда все двинулись в путь, Витька Грохотов затянул во все горло:

 
Шел отряд по берегу,
Шел издалека,
Шел под красным знаменем
Командир полка…
 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ШЕСТЕРО В ЛОДКЕ.

   Гошка просчитался: деревня Сазоново оказалась не в восьми километрах, а в семнадцати. До деревни в этот день не дошли. Сделали привал неподалеку от хутора, который на карте не был обозначен. Перекусив всухомятку, ребята до вечера так и не поднялись с места. Гошка храбрился, говорил, что нужно идти до деревни Сазоново, но и в его голосе не было уверенности. Все смертельно устали и слышать не хотели ни о какой деревне.
   Сашка Ладонщиков к вечеру оборудовал удочку и засел в камышах. Немного погодя оттуда послышался его голос:
   — Вить, костер запалил?
   — А что, леща поймал?
   — Поймаю…
   Гошка отправился со своим биноклем ил разведку. Ночевать на берегу было мало радости. Эскадрилья за эскадрильей прибывали комары. С остервенелым зудом они набросились на путешественников. То и дело раздавались звонкие шлепки — это ребята лупили себя по плечам, лицу, убивая ненавистных комаров.
   Люся Воробьева нарвала травы и положила на голые ноги. На руках у нее вскочили волдыри. Коля Бэс поймал одного комара и стал внимательно разглядывать. В это время сразу два пристроились на его лбу.
   — Еще хорошо, что не малярийные, — сказал Коля. — Все в природе целесообразно, даже змеи, но вот к чему эти твари, я не знаю… Посмотрите, сколько их, и они совершенно не боятся смерти. Летят напропалую, в огонь, воду, куда угодно. У них почти отсутствует инстинкт самосохранения.
   — А я не боюсь комаров, — подал голос из камышей Сашка. — Я на них внимания не обращаю.
   — Это они на тебя внимания не обращают, — сказала Алла. — Ты слишком для них толстокожий.
   — И жирный, — тонким голосом добавила Люся.
   — Эй, принимайте рыбу! — крикнул Сашка и выбросил на берег крошечную плотвицу.
   Алла наломала зеленых веток и раздала ребятам.
   — Отгоняйте ветками, — сказала она.
   Потом притащила сухих палок и охапку сена. Достала спички из рюкзака и в два счета запалила костер. Комары, почуяв дым, сразу отступили.
   — Ты нас спасла от верной смерти, — сказала Люся, подсаживаясь к самому огню.
   Витька Грохотов рассудил, что у костра ночь провести — это, конечно, романтично, но перед завтрашней дорогой необходимо выспаться. И он отправился подыскивать место для ночлега.
   Солнце медленно садилось за рекой. Багровые облака неподвижно застыли на горизонте. Витька шел по скошенному лугу и вдыхал душистый запах сена. Вскоре за молодым березняком он наткнулся на два свежесметанных стога. К одному из них были прислонены позабытые грабли. Витька взял их, несколько раз провел по земле. К зубьям прицепилось несколько сухих травинок. Хозяин — старательный мужик, чисто подгреб. Придется с одного бока стог пощипать, чтобы сделать нишу. Лучше, конечно, с двух — девчонки будут спать отдельно.
   Витька с трудом выдернул из стога клок сена. Понюхал и подбросил вверх. Легкий вечерний ветер подхватил травинки и развеял по лугу. Витька вспомнил мать. Что она сейчас делает? Сидит на кухне, опершись локтем о подоконник, и смотрит в окно. И думает о нем, Витьке…
   — Эй-эй, сюда! — донесся пронзительный Сашкин крик. Витька побежал к речке. Там уже стояли на берегу Коля Бэс и Алла. Люся, пряча лицо от едкого дыма, приплясывала у костра. Гошки все еще не видно.
   — Тащу леща! — свистящим шепотом сказал Сашка. Его было почти не видно. Он ворочался в камышах и пыхтел.
   — С пуд… — бормотал Ладонщиков. — Мой дядя и тот таких не вылавливал.
   Сашка наконец выломался из камышей с изогнутой удочкой в руках. Подвернутые штанины мокрые, на толстых икрах налились кровью комары.
   — Я подтащу, а вы хватайте! — приказал он, пятясь задом.
   Витька полез в камыши. Он растопырил руки, будто собирался обнять леща. На конце лески действительно сидела рыбина. Только не лещ, а матерая щука. Когда ее подвели к берегу, щука высунула из воды длинную голову с выпученными глазами, раскрыла пасть, будто усмехнулась, и выплюнула вместе с крючком небольшую плотвицу. Ударив хвостом по воде, щука величественно ушла в глубину, а обомлевший Сашка стоял с удочкой в руках и чуть не плакал.
   — Сорвалась… — простонал он.
   — Удивительно, что он ее к берегу подтащил, — сказал Коля.
   — Ей очень хотелось посмотреть на нас, — усмехнулась Алла.
   — На уху-то наловил? — спросил Витька.
   Сашка снова полез в камыши и принес ивовый прутик, на который было нанизано штук двадцать небольших рыбин: плотвиц и окуней.
   — Такая щука! — вздохнул Сашка. — На пуд, не меньше!
   — Хватил! — сказал Коля. — Килограмма два.
   — Ушла и ушла, — сказал Витька. — Что о ней толковать? Давайте рыбу чистить… Кто умеет?
   Алла взяла кукан и молча понесла рыбу к костру.
   — Два килограмма — это тоже будь здоров, — сказал Сашка. Он все еще не мог успокоиться. Даже дядя не рассказывал, что на удочку ловил таких огромных щук.
   Когда уха весело закипела в алюминиевом котелке, пришел Гошка. Он присел у костра и, поглядывая на Аллу блестящими карими глазами, стал рассказывать:
   — На хуторе живет мужик с женой и дочкой. Во дворе у них огромная собака на цепи… Как волк. Мужик тешет топором бревно, а жена доит корову. Дочка сбивает в горшке масло… Наверное, единоличники.
   — Ты с ними разговаривал? — спросила Люся.
   — Я в бинокль за ними наблюдал.
   — Что же ты про собаку забыл? — спросил Витька. — А собака что в это время делала? Блох искала?
   — Я еще кое-что высмотрел… — сказал Гошка. — Утром узнаете.
   Алла попробовала деревянной ложкой уху, немного подсолила и велела снимать с огня.
   Все уселись вокруг котелка. На промасленной газете были разложены хлеб, бутерброды с маслом и колбасой. Кто-то прихватил с собой зеленый лук и сало.
   Сашка, пожадничав, первый засунул свою большую ложку в котелок и обжегся. Нос его сморщился, на глазах выступили слезы.
   — Как уха? — невинно спросила Алла.
   — Караул, — сказал Сашка, и все рассмеялись, до того была у него уморительная физиономия.
   — У меня нет ложки, — сказала Люся.
   — Возьми мою, — с готовностью протянул ложку Сашка. — Я уже наелся…
   Деревянные и железные ложки бойко застучали по котелку.
   Дым от костра отогнал комаров, и они угрожающе гудели невдалеке, дожидаясь своего часа.
   Солнце село, и над рекой поднялся белый туман. В камышах всплескивала рыба. Кричали ночные птицы. Слышно было, как на хуторе протяжно замычала корова и сразу замолкла.
   — Завтра подъем в пять, — сказал Гошка.
   — Почему так рано? — спросил Сашка.
   — Узнаешь… — уклонился Гошка от прямого ответа.
   — Отличная уха, — похвалил Коля, осторожно отхлебывая.
   Алла ничего не ответила, но видно было, что ей приятна Колина похвала.
   Еще солнце не взошло, когда Гошка поднял ребят. В черных волосах его запуталось сено. Мальчишки и девчонки с трудом продирали заспанные глаза. Сашка вообще не хотел вставать. Он что-то бурчал с закрытыми глазами и отбрыкивался. Гошка вытащил его за ноги из стога и проволок по мокрому скошенному лугу.
   — Я еще посплю, — умолял Сашка. — Полчасика… Слышь, пап?
   — Слышу, сынок, слышу… — засмеялся Гошка и еще проволок его метров пять.
   Сашка окончательно проснулся и принялся поносить на чем свет стоит Буянова за то, что в такую рань поднял.
   Девчонки встали быстро, сбегали к речке и умылись. Правда, Люся пожаловалась, что у нее все мышцы ноют. Однако вид у нее был, когда она вернулась с речки, вполне свежий и бодрый.
   Гошка торопил всех и то и дело подносил бинокль к глазам, поглядывая на хутор.
   Одинокий дом с хозяйственными постройками еще спал. Там, где должно взойти солнце, небо желтело, розовело. Над рекой стоял густой молочный туман. Было свежо, и холодная роса обжигала ноги.
   Гошка привел ребят к заросшему камышом берегу и вывел из зарослей лодку.
   — Ура! — крикнул Сашка, но Гошка зашикал на него и погрозил кулаком.
   — Поживее усаживайтесь, — приказал он и всунул в уключины два весла.
   — А мы не утонем? — спросила Люся. — Я плавать не умею.
   — Давай садись! — прикрикнул Гошка.
   Все забрались в лодку. Она грузно осела, но держалась на воде хорошо. Лодка была старая, но крепкая и хорошо просмоленная. На дне немного воды и черпак — смятая алюминиевая тарелка с отломанным краем.
   Гошка сел за весла. Впрочем, грести не нужно было: течение подхватило и не спеша понесло лодку посередине реки. Гошка лишь направлял веслами.
   Выразить восторг по поводу благоприятной перемены в их судьбе он позволил, лишь когда хутор остался позади.
   — Со мной не пропадешь, — самодовольно заметил Гошка.
   — У единоличника украл? — спросил Витька.
   — Какие ты слова употребляешь… — поморщился Буянов, — Не украл, а конфисковал.
   — А как мы ее назад вернем? — поинтересовался Коля.
   — Заказной бандеролью отправим по почте… — рассмеялся Гошка.
   — Человек хватится, а лодки нет, — сказал Коля.
   — Лодка тю-тю! — ухмыльнулся Сашка.
   — Мне это тоже не нравится, — сказала Алла, Гошка обвел всех глазами.
   — К берегу причаливать? — спросил он.
   — Не слушай ты их! — всполошился Сашка. — Кому эта лодка нужна? Старая и течет…
   — Я могу и к берегу, — сказал Гошка. — Как будто мне больше всех нужно.
   — Единоличник новую сделает, — заметил Сашка.
   — Я ее нашел в кустах, — сказал Гошка. — Может быть, она вообще ничейная.
   После этого разговоры о лодке прекратились. Никому не хотелось тащиться по мокрой траве с рюкзаками на плечах. А на лодке хорошо! Сидишь, а вода журчит у бортов и перед глазами открываются картины природы, одна другой интереснее.
   Лодка с шестью пассажирами плыла вниз по течению, огибая заросшие ивняком заводи. Иногда берега совсем близко подступали друг к другу, и казалось, что лодка ни за что не протиснется между ними, но остроносая плоскодонка проскакивала узкий коридор — и течение снова выносило ее на большую воду.
   Они не знали, сколько километров проплыли за день. Путешествие сразу стало приятным и легким. Захотели выкупаться — пристали к песчаному берегу — и купайся сколько хочешь. Припекло солнце макушку — зачерпнул пригоршнями воду и лей на голову. Сашке Ладонщикову не надо на голову лить воду; у него соломенная шляпа. Он сидит на корме, только пригоревший на солнце нос из-под шляпы торчит. И не поймешь, задумался Сашка или дремлет. Гошка, будто невзначай, ударил веслом по воде и окатил его.
   Сашка поднял голову, и стали видны его голубые сердитые глаза.
   — Я ведь такой, — сказал он. — Могу и в глаз заехать.
   — Неотесанный ты человек, товарищ Ладонщиков.
   — Мне, может, гениальная мысль пришла в голову…
   — Гениальная мысль? — засмеялся Буянов. — В твою голову?
   — Куда мы плывем? — спросил Сашка.
   — Туда, — неопределенно кивнул Гошка. — Вниз по матушке-реке.
   — Сидишь с веслом в руках такой важный, как Стенька Разин, а не знаешь, куда плывем… Командир называется!
   — Как это не знаю?
   — Куда впадает Синяя? — спросил Сашка.
   — Синяя? — переспросил Гошка.
   — Я ведь говорил: не знает! — сказал Сашка.
   — А куда она впадает? — спросила Алла.
   — В озеро, — сказал Коля Бэс.
   — Чего мы будем делать на этом озере? — спросил Сашка.
   — Там рыбацкий поселок, а на другом берегу — рыбзавод.
   — Я бы с удовольствием половил с настоящими рыбаками, — вздохнул Грохотов.
   — Слушайте внимательно, — сказал Сашка. — Неподалеку от поселка Савино, мы будем в аккурат проплывать мимо, протекает еще одна речка — Вишенка… Можно лодку перетащить по суше, и мы по Вишенке в аккурат попадем в Широкую, а по ней можно аж до самой Волги добраться… Ну, как моя идея?
   — Какое расстояние от Синей до Вишенки? — спросил Коля.
   — Что, мы лодку не дотащим?
   — Таскали ведь по суше свои корабли византийцы на пути из Варяг в Греки… — насмешливо заметил Гошка.
   Коля достал карту и стая внимательно рассматривать. Гошка, направляя лодку одним веслом, тоже заглядывал в карту.
   — Из Синей, говоришь, в аккурат в Волгу? — насмешливо спросил он.
   — В аккурат, — с удовольствием повторил Сашка понравившееся ему словечко.
   Девчонки участия в разговоре не принимали. Девчонкам нравилось плыть на лодке по течению. А куда — не имело значения. Конечный пункт был никому не известен. Даже Гошке Буянову — командиру отряда.
   — Я подсчитал с точностью до километра, — невозмутимо сказал Коля. — От Синей до Вишенки в Самом узком месте — двадцать пять километров.
   — Дядя говорил — совсем близко, — не очень уверенно сказал Сашка. Он надвинул шляпу на глаза, и его лица снова не стало видно.
   — Зачем нам тащить лодку? — сказал Грохотов. — Мы ее оставим на берегу.
   Соломенная шляпа подскочила вверх.
   — На Вишенке раздобудем другую, — оживился Сашка. — Гошка у нас на это дело мастер…
   — Волга — это, конечно, заманчиво, — сказал Коля. — Только до нее ого-го!
   — Будем путь держать на Волгу, — сказал Гошка. — Да… а что на этот счет думают наши девочки?
   — Мне Сашина идея нравится, — как всегда коротко, ответила Алла.
   А что на этот счет думает Люся Воробьева, осталось неизвестным. Люся сладко спала под журчание воды, положив пушистую голову Принцессе на колени.
   Перед обедом приключилось маленькое происшествие. У Коли Бэса свалились с носа в воду очки. А без очков Коля мог отчетливо видеть лишь дальние горизонты. Вблизи он решительно ничего не различал. Вместо лиц — сплошные бледные расплывчатости.
   Пришлось причаливать к берегу и нырять за очками. То место, где они упали, знали приблизительно. Гошка и Витька стали нырять и шарить по каменистому дну. Гошка, тяжело отдуваясь, сказал, что налима за хвост подержал, а вот очков что-то не видно.
   Коля Бэс сидел на камне и, щурясь, смотрел куда-то вдаль. Для него мир становился видимым за излучиной реки. И еще он хорошо видел облака и ласточек, носящихся под ними.
   Сашка Ладонщиков нырять не стал. Он это дело не любил и вообще боялся воды. Девчонки вышли на берег и стали рвать сочный щавель.
   — Хочется тебе домой? — спросила Люся.
   — Я люблю путешествовать, — сказала Алла.
   — Когда мы назад вернемся?
   — Вернемся, — сказала Алла.
   — Мне тоже нравится путешествовать, — помолчав, сказала Люся.
   Гошка и Витька все ныряли и ныряли. Тяжелые всплески и громкое фырканье нарушили полуденную тишину. Сначала мальчишки переговаривались, потом стали нырять молча. В прибрежных кустах пели птицы, поскрипывала осока. В тени, у самого берега, желтели кувшинки. На зеленых глянцевых листьях отдыхали синие стрекозы и еще какие-то маленькие пузатые букашки. Водяные пауки сосредоточенно меряли водное пространство.
   Когда ребята, усталые, с покрасневшими глазами, вылезли на берег, Коля встрепенулся и, заморгав, тихо спросил:
   — Бесполезно?
   — Я — пас, — сказал Гошка и тяжело шлепнулся на песок.
   — Там течение, — пробормотал Витька. — Куда же их могло отнести?
   — Щука проглотила, — буркнул Гошка. Он лежал, закрыв глаза.
   — Попробую поискать у того берега.
   — Пустое дело, — отозвался Гошка.
   — Поищу, — сказал Витька и опять пошел в воду.
   — Я бы на твоем месте, Бэс, пенсне носил, — сказал Гошка.
   — Почему пенсне? — удивился Коля. Глаза у него были большие и светлые. Зрачки от напряжения расширились.
   — Пенсне носят на золотой цепочке, а цепочку пристегивают к чему-нибудь…
   — Мне это в голову как-то не приходило, — тихо сказал Коля. Потеряв очки, он утратил чувство юмора.
   — Столько времени из-за тебя потеряли!
   — Без очков я пропал, — сказал Коля, тоскливо прислушиваясь к знакомому жужжанию: пролетел какой-то жук.
   — Меня ты видишь? — спросил Гошка. И показал ему язык.
   — Жук-олень, — сказал Коля, поворачивая голову в ту сторону, куда полетело насекомое.
   — Какой еще олень? — лениво спросил Гошка.
   — Два каких-то стекла… — печально сказал Коля. — И мир без них утратил свои привычные очертания.
   — Ложку-то мимо рта не пронесешь? — сказал Гошка. — А в городе купишь себе очки в любой аптеке.
   — Витя еще ныряет? — спросил Коля. Пришли Алла и Люся. Они преподнесли Бэсу на круглом листе кувшинки, как на блюдце, красные спелые ягоды.
   — А мне? — спросил Гошка, глядя на Принцессу.
   — Там на поляне Сашка объедается, — ответила она. — Можешь присоединиться к нему.
   — И не мешкай, — посоветовала Люся. — А то он все слопает.
   По песчаному откосу к ним приближался Витька. Нос у него посинел, на теле выступили маленькие пупырышки. Здесь сильное течение, и вода была холодная. Гошка даже не обернулся. Усмехнулся и процедил:
   — Уж если я не нашел…
   — За водоросли зацепились, — сказал Витька и положил Бэсу на колени мокрые очки.
   Коля поспешно нацепил очки, посмотрел на Витьку, потом сиял, тщательно протер подолом рубашки и снова надел.
   — Можно, я тебя обниму? — спросил он.
   — Дай лучше ягод, — попросил Витька, поглаживая ссадину ниже колена.
   Коля вскочил с камня и протянул Витьке лист-блюдце с первой летней земляникой.
   — Как бы Сашка и вправду все ягоды не съел, — сказал Гошка и, поднявшись с песка, пошел на земляничную полянку.
   Река текла среди лугов и полей, петляла меж деревень, с разбегу врезалась в густой кустарник и перелески. Когда ветви деревьев, склоняясь к воде, загораживали небо, река становилась темной, и дна было не видать. На берегах иногда встречались рыбаки с длинными удочками. Они неподвижно стояли на одном месте и лишь взглядом провожали лодку, битком набитую мальчишками и девчонками. И молчаливые коровы, стоя на отмелях по колено в воде, равнодушно смотрели на ребят добрыми большими глазами.
   Какой-то человек в закатанных выше колен брюках и с багром в руках что-то крикнул им, но никто ничего толком не расслышал — и лодка проплыла мимо.
   На безоблачном небе светило жаркое солнце. Мальчишки давно скинули рубашки и штаны. Загорали в одних трусах. Девчонки долго крепились, а потом тоже разделись. У Принцессы золотистая загорелая кожа. И только из-под черного сатинового лифчика выглядывает узкая белая полоска. У Принцессы красивые руки и ноги. И вся она красивая, и раздетая и одетая. Люська тоже ничего, но она больше похожа на мальчишку-подростка, чем на девушку. У Люськи худенькие острые плечи с веснушками. И маленький, в синюю крапинку лифчик смешно топорщился на ее мальчишеской фигуре. Это был первый Люськин взрослый лифчик, который на днях мать сшила ей. И Люська, неумело поправляя тоненькие бретельки, совсем по-женски, с некоторой гордостью поглядывала на мальчишек.
   Коля Бэс и Сашка Ладонщиков не обратили никакого внимания на то, что девчонки разделись. Бэс с удовольствием смотрел на берега, вдыхал свежий, настоянный на речной воде, прибрежной осоке и сосновых иголках воздух. В общем, наслаждался жизнью. Сашка сладко дремал под своей гигантской шляпой и видел какой-то приятный сон. Толстые губы его иногда растягивались в улыбке.
   Люся Воробьева, обиженная равнодушием мальчишек, в десятый раз поправила бретельки и пожаловалась подружке:
   — У меня лифчик жмет… Не знаю, что делать.
   Алла только улыбнулась, а Гошка не утерпел и буркнул:
   — Жать-то ему нечего…
   Люся даже побледнела от негодования, но ничего не ответила. На эту щекотливую тему было как-то неудобно разговаривать.
   Еще солнце не спряталось за сосновый бор, когда ребята распрощались с рекой Синей и своей роскошной лодкой, которую с трудом вытащили на берег. Гошка попробовал поднять лодку за нос, но не смог даже оторвать от земли.
   — Сашок, ты ведь хотел ее тащить до Вишенки… — сказал он. — У меня что-то не получается… Попробуй-ка?