Козлов Вильям Федорович. Витька с Чапаевской улицы

   — Посмотрите на этого ненормального, — сказал Гошка. — Он хочет дом поджечь! Свой родной дом, в котором живет… И даже номер телефона пожарной команды запомнил: ноль-один. Видали вы где-нибудь еще такого идиота?
   Все с презрением посмотрели на Воробьева. Действительно, второго такого идиота трудно найти. Толик понял, что сморозил глупость, и решил поправить дело.
   — Ну, тогда уборную подожжем, а? — предложил он. — Она сгорит, а нам новую построят, теплую…
   — Вот что, Воробей, — сказал Гошка, — немедленно встань и покинь наше общество… Ты надоел нам.
   — Когда овощехранилище горело, я тоже тушил, — похвастался Толик.
   — Ты еще здесь? — нахмурил черные цыганские брови Гошка.
   Толик проворно вскочил — он побаивался Буянова — и пошел к квадратному отверстию в полу, через которое все забирались на чердак. На штанах у него было большое пыльное пятно.
   — Воробей, погоди! — окликнул Гошка. — У тебя спички есть?
   — Нету, — сказал Толик. — Мамка прячет… Только я все равно знаю, где они!
   — Плохо прячет, — заметил Витька Грохотов. Он сидел на толстой балке и выстругивал охотничьим ножом палку для лапты. Когда круглая с большими торчащими ушами голова Толика исчезла в отверстии, Гошка покачал головой.
   — Видали, какой нашелся поджигатель?..
   — Что же ты предлагаешь? — спросил Витька. Гошка обвел присутствующих испытующим взглядом. Кроме Витьки и Сашки на чердаке были два брата-близнеца:
   Тим и Ким. Оба беловолосые, одного роста, в одинаковых коротких штанишках и зеленых майках. У Кима было родимое пятно на правой щеке, у Тима — на левой. Этим они отличались друг от друга. Братья были на редкость дружны и молчаливы. Когда один из них открывал рот, другой с испугом смотрел на него. И наоборот. Ребята они были надежные и горой стояли друг за друга. С ними не связывался даже Гошка Буянов, который передрался со всеми мальчишками с Чапаевской улицы.
   — Организуем шайку, — понизив голос, сказал Гошка. — Будем ночью грабить население. Поднимется паника, о нас заговорят…
   Гошка вот уже второй год был помешан на книжках про шпионов и разбойников. Эти книжки, изданные еще до революции, он добывал у одного десятиклассника. Последняя книжка, которую он прочел, была про Антонио Порро — великого разбойника, неуловимого и изобретательного.
   Начитавшись приключенческих книг, Гошка решил организовать шайку, но долго не решался посвятить в это дело ребят. А сегодня такой подходящий момент представился. Гошка думал, что его поднимут на смех, но никто не смеялся.
   — Кого же мы будем грабить? — поинтересовался Витька, продолжая обстругивать палку. Белые кудрявые стружки падали к ногам.
   — Будем отбирать часы, кошельки, драгоценности, — ответил Гошка. — Налетим, пистолет к виску и… жизнь или кошелек?!
   — Пистолет? — удивился Витька.
   — Обыкновенный пробочный пугач сойдет, — сказал Гошка. — Кто в темноте разглядит?
   — Странные идеи приходят тебе в голову, — заметил Витька.
   Но Гошка уже загорелся; он с воодушевлением заговорил о храбром Антонио Порро, о темных ночах, засадах, постоянном ощущении опасности. Настоящие мужчины должны владеть ножом и пистолетом. Антонио Порро за двадцать шагов попадал из браунинга в обручальное кольцо.
   — А ножом владел, как бог. В шайке могут быть только храбрецы — трусам там не место…
   Гошка видел, как у ребят заблестели глаза. Сашка даже рот раскрыл, а Витька перестал стругать свою дурацкую палку. Главу за главой рассказывал Гошка про бесшабашную разбойничью жизнь. Перед его глазами мелькали желтые страницы с рисунками: черные люди в черных масках вонзают в грудь и спины острые кинжалы… Когда он выдохся, наступило молчание. И Гошка понял, что его идея захватила ребят, но тут чуть было все не испортили близнецы.
   — Грабить — это нехорошо, — сказал Ким. Тим с испугом взглянул на брата.
   — Спартак был великий человек, а тоже грабил богатых римлян, — возразил Гошка. — А Робин Гуд? А Пугачев? Стенька Разин? Все они стали историческими личностями…
   — Потому что они боролись за справедливость, грабили богатых и все отдавали бедным, — сказал Витька.
   — А мы кому будем отдавать? — спросил Саша.
   — Зачем отдавать? — возмущался Гошка. — У всех великих разбойников были свои клады… Вспомните «Остров сокровищ»: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца… Ихо-хо и бутылка рому!» Свою добычу мы закопаем в укромном месте и, когда понадобится, возьмем.
   — Чепуха все это, — сказал Витька и снова принялся строгать палку. — Когда все это было? Шайки, клады… А сейчас? Совсем другое время.
   — Ты что, не слышал: в Москве орудует шайка «Черный кот»? — спросил Гошка. — Милиция с ног сбилась, а их не найти… По всей стране разъезжают… Эх, приехали бы к нам, разве стал бы я с вами связываться?
   — Какой еще «Черный кот»? — удивился Сашка.
   — Да что с вами говорить! — махнул рукой Гошка. — Вы разве мужчины?
   — Я тоже слышал что-то про «Черного кота», — сказал Витька.
   — Два года мальчики работают, и никто не может накрыть…
   — Мальчики? — спросил Сашка.
   — Мы не будем грабить, — хором сказали близнецы и удивленно посмотрели друг на друга. Когда они говорили разом, то всегда удивлялись.
   — Я на вас и не рассчитывал, — усмехнулся Буянов. — Идите, братцы, домой… манную кашу кушать — Мы не грабители, — сказал Ким.
   — Чужие кошельки нам не нужны, — добавил Тим.
   — Вас мама ждет, — усмехнулся Гошка. Но братья вдруг разговорились:
   — Мы пионеры.
   — И еще тимуровцы.
   — Мы согласны помогать людям.
   — А не грабить их… Пошли отсюда, Тим!
   Близнецы встали и направились к чердачному отверстию.
   — Не вздумайте болтать, — предупредил Гошка. Братья молча спустились вниз. Их можно было и не предупреждать: Ким и Тим в этом смысле молодцы. Из них клещами лишнего слова не вытащишь.
   — Давайте лучше ларек ограбим, где пирожные и конфеты продают? — предложил Саша Ладонщиков.
   — У тебя уже зубы почернели от конфет, — презрительно покосился на него Гошка.
   — Мне противно это слово-то слышать: грабить! — поморщился Витька.
   — Называй это конфискацией имущества, — улыбнулся Гошка — Ерунда все это, — сказал Витька. — Или как сказал бы Коля Бэс: утопия!
   — Давайте попробуем? — уговаривал Гошка. — Представляете: ночь, луна и мы, вооруженные до зубов… Романтика!
   — Заберут как миленьких в милицию, вот и вся твоя романтика… — сказал Витька.
   Буянов посмотрел на него и усмехнулся:
   — Ты, оказывается, трус!
   Это было самое тяжелое оскорбление.
   — Я трус?! — взглянул на приятеля сузившимися глазами Витька. Он даже покраснел.
   — Сашка и тот не боится, а ты милиции испугался… В милицию дураки попадают, а если это дело организовать с головой, никакая милиция не поймает… «Черного кота» до сих пор не могут застукать.
   — Значит, я трус? — сказал Витька, который совсем и не собирался участвовать в этой сомнительной затее. — А вы два храбреца? Ладно, я согласен… Сегодня же вечером сделаем первую вылазку и посмотрим, кто из нас трус!
   — Что это за шайка — три человека? — сказал Саша.
   — Чем меньше народа, тем лучше, — заметил Гошка.
   — А как мы назовем свою шайку? — спросил Саша.
   — «Неуловимые»… — предложил Гошка.
   — Это еще неизвестно, — мрачно заметил Витька.
   — «Рыцари ночи»… — предложил Сашка.
   — Рыцари кошельки не отбирали, — сказал Витька.
   — «Черный крест»… — после продолжительной паузы придумал Буянов. — Сделаем маски с прорезями наподобие креста.
   Против «Черного креста» возражений не было.
   — Теперь выберем главаря… — сказал Гошка. Это он сказал так, для проформы. Другой кандидатуры на этот ответственный пост, кроме своей, Гошка и не мыслил.
   Главарем шайки «Черный крест» единогласно избрали Буянова. Единогласно потому, что Гошка, отбросив ложную скромность, сам за себя с удовольствием проголосовал.
   Прежде чем приступить к разработке плана первой ночной операции, которую условно назвали «Летучая мышь», Гошка взял у Грохотова охотничий нож, оцарапал острым кончиком ладонь и, обмакнув деревянную палочку в каплю крови, поставил свою подпись в конце чистого листа в косую линейку, выдранного из тетрадки.
   — Так полагается, — сказал он. — Все великие разбойники скрепляли свой союз кровью.
   — Ну и выдумщик, — усмехнулся Витька, но тоже поставил свою подпись.
   Саша Ладонщиков долго не решался уколоть палец ножом, но в конце концов после нескольких неудачных попыток, кряхтя и морщась, с трудом выдавил из пальца каплю крови и расписался.
   Текст клятвы Гошка пообещал к вечеру сочинить и вписать в лист сверху.
   В щели пробивались узкие лучи. В них роилась пыль. В углу громоздилась старая сломанная мебель. Слышно было, как на крыше ворковали голуби. По мостовой мимо дома проехал грузовик.
   Гошка с осторожностью достал из кармана смятую папиросу, которую еще вчера вечером вытащил из отцовской пачки, подошел к окну, навел на кончик увеличительное стекло и, когда папироса задымилась, быстро сунул в рот.
   Папироса пошла по кругу. Члены шайки «Черный крест» курили молча и сосредоточенно. Гошка потихоньку курил давно, а Витька и Саша, может быть, всего второй или третий раз в жизни. Поэтому они с опаской втягивали в себя небольшие порции дыма, боясь позорно закашляться.
   Когда с папиросой было покончено, Гошка затолкал окурок в квадратный пожарный ящик с песком и сверху засыпал.
   — В десять ноль-ноль собираемся у еврейского кладбища, — сказал Гошка. — Пугач я принесу, у тебя (кивок в сторону Витьки Грохотова) есть приличная финка… А ты, Сашка, захвати из дома какое-нибудь холодное оружие…
   — У нас дома нет оружия, — сказал Сашка.
   — Чем твоя мать хлеб режет? — спросил атаман.
   — Ножом.
   — Вот и возьми его. На всякий случай наточи как следует. Возможно, придется в ход пустить…
   — Как это — в ход? — вытаращил глаза Сашка.
   — Не на воскресную прогулку идем, а на дело… — туманно пояснил Гошка.
   — Меня в десять часов ни за что из дома не выпустят, — вспомнил Сашка.
   — Ты подписывался кровью под нашей клятвой? — хмуро взглянул на толстого Сашку атаман.
   — Какая это клятва? Белый лист…
   — Там будет написано, что каждого, кто выдаст нашу тайну или изменит клятве, ожидает смерть!
   — Ладно, я в окно вылезу, — сказал Сашка Заговорщики один за другим спустились по чердачной лестнице вниз и молча разошлись по домам.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОПЕРАЦИЯ «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ».

   В одиннадцать вечера на улицах города В. становилось тихо и пустынно. В окнах гасли огни. Уличные фонари обливали желтым светом пыльную листву толстых лип. Гладкие камни булыжной мостовой тускло блестели.
   Посередине улицы, пошатываясь и спотыкаясь, шагал человек в белой рубашке с расстегнутым воротом. Подошвы ботинок шаркали по булыжникам. Из кармана брюк свисал галстук, в руке смятая шляпа. Человек остановился напротив гастронома, долго смотрел на освещенные витрины, затем попытался подняться на пригорок, но из этого ничего не вышло: едва не опрокинувшись, он попятился назад. Погрозив магазину пальцем, человек продолжал свой неровный и замысловатый путь по мостовой.
   Последний уличный фонарь стоял напротив старой полинявшей часовни. А дальше только луна и звезды освещали мостовую и подстриженные липы. Домов здесь почти не было. Сразу за деревьями виднелись молчаливые товарные составы. На путях желто светились фонари стрелок.
   Из придорожной канавы вылезли три темные фигуры без лиц и стали молча ждать человека, который беспечно брел все так же посредине мостовой. Когда он вплотную приблизился к ним, одна из фигур направила на человека пистолет и хриплым басом потребовала:
   — Жизнь или кошелек?
   Человек остановился и без всякого страха стал смотреть на три подозрительные личности, казалось, возникшие из мрака. Все трое были в черных масках с крестообразными прорезями для рта, носа и глаз.
   Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль Смириться под ударами судьбы?
   Иль надо оказать сопротивленье?
   И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ним?
   Произнеся довольно внятно этот монолог, человек надел шляпу и, едва не потеряв равновесие, поклонился молчаливым незнакомцам в черных масках.
   — Я вас приветствую, джентльмены! — с пафосом произнес он.
   — Жизнь или кошелек?! — повторила маска и сунула пьяному под нос блестящее дуло пистолета.
   — Что такое жизнь без нее? — печально сказал человек и поднял заблестевшие глаза к звездам. — Она ушла… И оставила жалкую записку… — Человек стал рыться в карманах, но записку так и не нашел. — Ушла навсегда… Зачем мне, спрашивается, жизнь без нее? Вам, джентльмены, нужна моя жизнь? Возьмите ее… Отдаю без всякого сожаления, видит бог!
   Человек всхлипнул и, опустив голову, скрестил руки на груди. В этой скорбной позе он готов был принять смерть.
   — Кошелек давайте! — озадаченно сказал «джентльмен» в маске.
   — Плебеи! — воскликнул человек, засверкав очами. — Я вам самое дорогое готов отдать — жизнь! А вы требуете кошелек с презренным металлом?!
   Он с негодованием оттолкнул направленную на него руку с пистолетом и, повесив голову, зашагал дальше. Три фигуры, сдвинув квадратные головы в черных масках, о чем-то негромко посовещались и бросились вдогонку.
   Когда они снова возникли перед ним, пьяный очень удивился и долго разглядывал их, а потом сказал:
   — О бездушный мир! Одни терзаются и страдают в одиночестве жутком, а другие развлекаются на балах и карнавалах… Кто вы, наивные маски, и что вам нужно от меня?
   — Мы это… шайка «Черный кот»… то есть крест… — заявила первая маска.
   — Отдавайте кошелек, — сурово приказала вторая, с пистолетом.
   — А то мы вас, это самое… убьем! — нерешительно добавила третья.
   — Да, да, да… — задумчиво сказал человек. — Умереть. Это единственный выход… С тех пор как она ушла, я не живу.
   — Кто от вас ушел? — спросила первая маска.
   — Свет очей моих, прекрасная Мария… — сказал человек. — Ушла к нему, к этому ничтожеству, к чиновнику! Что она в нем нашла? Скажите мне, что она в нем нашла?!
   — Мы не знаем, — смущенно ответила третья маска.
   — Отдадите вы, черт побери, кошелек или нет? — возмутилась вторая, с пистолетом.
   — Вы правы, — с горечью сказал человек. — Все дело в кошельке… Конечно, он обеспечен, у него большая зарплата, а что есть у меня, у бедного артиста?
   — У него никакого кошелька нет, — негромко сказала первая маска.
   — Он все пропил, — сказала третья маска. — С горя. От него жена к кому-то ушла.
   — А часы у вас есть? — спросила вторая маска.
   — Что теперь для меня время? — словно очнувшись, продолжал бедный артист. — Оно остановилось для меня, друзья, с того самого момента, когда ушла прекрасная Мария… И к кому, спрашивается? К этому ничтожеству…
   — Теперь не остановится… — сказала первая маска.
   — Пьянствовали, вот и ушла ваша жена, — рассудительно заметила третья маска.
   — Я ее на руках носил, поклонялся, как божеству… О Мария, как ты могла?!
   — Не будем его трогать, — сказал первый разбойник. — У него и так неприятности.
   — Плачет, — заметил третий разбойник.
   — Ладно, — заявил второй, самый кровожадный, — мы вас пощадим.
   — Живите, — великодушно прибавил третий.
   Не сделали они и десяти шагов, как пьяный догнал их.
   — Друзья, у вас есть оружие, — сказал он. — Отдайте мне его… Я сам с ними расправлюсь. О, я разыщу их хоть на краю света и застрелю обоих! Я выпущу в них всю обойму, а последнюю пулю приберегу для себя…
   — Идите, уважаемый, своей дорогой, — посоветовал второй разбойник, с пистолетом.
   — Я должен совершить этот справедливый акт… — продолжал артист. — Отелло задушил Дездемону лишь за одно подозрение, а я подло обманут! Я отомщу им!
   — Он сумасшедший, — сказал третий разбойник.
   — Я отниму у вас наган! — заявил пьяный и вцепился в разбойника. — Вы, чудовище с каменным сердцем, отдайте мне оружие!
   Грабитель молча стал вырываться, маска упала на мостовую, и пьяный наступил на нее. Гошка (это был он) с трудом высвободился из цепких рук артиста и крикнул:
   — Полундра!
   Три храбрых разбойника что было духу припустили ни мостовой. А позади них громко топал артист и кричал на всю улицу:
   — Куда же вы?! Куда, куда вы удалились?..
   В последний раз хлопнула тяжелая дверь дежурного гастронома, и уборщица набросила крючок. Из магазина вышла девочка лет тринадцати в коротком платье и белых босоножках. В руке — вместительная продуктовая сумка. Девочка легко сбежала вниз по ступенькам и зашагала по тротуару. У старой часовни она свернула на тропинку.
   Из-за кустов вышли трое в масках. Луна освещала утоптанную дорожку, мохнатые, неподвижные ветви.
   — Что у тебя в сумке? — спросил Гошка. Маска у него помята: отверстие для носа соединилось с отверстием для рта.
   — Булки, — шепотом ответила девчонка, с радостным изумлением глядя на грабителей.
   — А пирожные есть? — спросил Саша Ладонщиков, грозно тараща глаза из крестообразной прорези.
   — Есть конфеты «Раковая шейка», — охотно сообщила девчонка.
   — Мои любимые, — ликующим голосом сказал Ладонщиков.
   — А деньги? — басом спросил Гошка.
   — Три рубля, — сказала девчонка. Глаза у нее возбужденно блестели. В волосах белая лента.
   — Давай выкладывай! — потребовал Гошка.
   — Вы воры, да? — спросила девчонка.
   — Мы шайка «Черный крест». — с гордостью сообщил Саша.
   — Трепач! — сказал Гошка.
   — У вас есть наган? — спросила девчонка. Она все еще говорила шепотом.
   — А это что? — Гошка покрутил перед носом оловянным пугачем со сломанным курком.
   — Он стреляет?
   — Бабахнет — дырка насквозь!
   — Выпали, пожалуйста! — попросила девчонка. — Здесь никого сейчас нет…
   — Хватит болтать, — оборвал Гошка. — Отдавай сумку и деньги…
   — И «Раковую шейку» тоже, — ввернул Саша. Девчонка послушно достала из большой белой сумки три французских булки, кулек с конфетами и маленький кошелек с кнопкой.
   — Сумку не отдам, — твердо сказала она. — За сумку тетя мне голову оторвет…
   — Вы слышали, она не отдаст сумку!.. — ухмыльнулся Гошка.
   — Зачем нам лишняя улика? — подал голос Витька. — Все равно ведь выбросим.
   — Ну, вот видите, — обрадовалась девчонка. — Эта сумка приметная…
   — Черт с ней, с сумкой, — подумав, согласился Гошка. Он сунул каждому по булке, а кошелек положил в карман. Конфеты забрал Саша.
   — Скажи спасибо, что жива осталась, — на прощанье сказал он.
   — А платье? — спросила девочка. — Вы его разве не возьмете?
   — Это еще зачем? — удивился Гошка.
   — Оно совсем новое. Ни разу не стиранное.
   — Какие-то люди нам попадаются ненормальные… — пробурчал Гошка.
   — Платья мы не берем, — заявил Сашка и запихнул в рот конфету.
   Не прошли они и пяти шагов, как девчонка окликнула:
   — Я совсем забыла… В сумке еще есть мелочь! Подбежала и протянула Витьке Грохотову несколько белых монет. Тот отскочил в сторону и засунул руки в карманы.
   Тогда она отдала мелочь Гошке.
   — Ты что, дурочка? — спросил он, но деньги взял.
   — Я не дурочка. У меня ни одной плохой отметки нет, — обиделась девчонка.
   — Просто я в первый раз вижу живых воров.
   Гошка крякнул и не нашелся, что ответить. Витька покачал головой и решительно зашагал прочь, а Саша Ладонщиков сказал:
   — Какие мы воры? «Мы бандиты… Погляди, какой у меня нож!
   Он достал из-за пояса тонкий длинный нож, которым мать режет по праздникам пироги.
   — Знаешь, сколько я человек зарезал? — скрежеща зубами, сказал Саша. — Двадцать! Нет, двадцать три с половиной… Одного не дорезал.
   — Вот это да! — поверила девчонка. — И они кричали?
   — Кто кричал? — не понял Саша.
   — Жертвы…
   — Даже не пикнули. Раз — и лапки кверху!
   — Он острый?
   — Бумагу на лету режет.
   Девчонка вздохнула и, с опаской глядя на нож, протянула Ладонщикову тоненькую руку.
   — Зарежь меня, пожалуйста, немножко, — попросила она. — А то тетя не поверит, что на меня воры напали… То есть бандиты.
   Саша спрятал нож и попятился
   — Я не умею немножко… — сказал он. — Только наповал.
   — Не пугай, — не выдержал Витька, — ребенок заикаться будет…
   — Насмерть — пожалуйста, это мне раз плюнуть.
   — Ты идешь, наконец, убийца, или нет? — разозлился Гошка.
   — На мокрое дело идем, — понизив голос, сообщил девчонке Сашка.
   — На мокрое? — удивилась та. — А что это такое/ — Кончай травить… мокрица! — усмехнулся Витька.
   — Можешь свечку поставить за упокой их душ, — не мог остановиться Сашка. Ему очень нравилось с девчонкой разговаривать.
   — Можно, я с вами? Я только посмотрю…
   — Детям до шестнадцати лет не разрешается, — ухмыльнулся Сашка.
   — Я сейчас кричать буду, — сообщила девчонка.
   — Раньше надо было, — сказал Витька — он ожидал в сторонке.
   — Ладно, кричи, — разрешил Ладонщиков. — Теперь можно.
   Девчонка поставила сумку на землю и, присев, заорала на всю улицу таким пронзительным голосом, что мальчишки вздрогнули. Поблизости хлопнула дверь, вторая, послышались голоса, по мостовой затопали тяжелые сапоги. А в сапогах в такую жару мог быть только постовой милиционер.
   Грабители мчались по узкой тропинке вдоль огородов, а душераздирающий крик преследовал их по пятам. Сашка за что-то зацепился и располосовал одну штанину чуть ли не пополам. «Мамка убьет», — пробормотал он на ходу. В крик вплелся длинный милицейский свисток. Гошка — он бежал впереди — налетел на дерево и остановился. Чертыхаясь, стал щупать шишку на лбу.
   — Какие дураки на дорогах деревья сажают? — пробурчал он.
   — Чего встал? — ткнул его кулаком в спину Сашка. — Сцапают ведь!
   Позади все явственнее был слышен топот, голоса. Увидев прямо перед собой сколоченную из досок уборную, Гошка вскочил на ступеньку и дернул за ручку. Дверь распахнулась. Вслед за ним в соседнее отделение влетел толстый Сашка. В последней кабине укрылся Витька Грохотов.
   Не успели отдышаться, как совсем рядом послышались голоса преследователей.
   — Они не могли далеко уйти, — говорил густой мужской голос. — Нужно искать здесь…
   — Девочка, а ты узнаешь их в лицо? — спросил другой голос, потоньше.
   — У них лица нет, — бойко ответила ограбленная девчонка. — Что-то черное с дырками для глаз.
   — В масках, — сказал первый голос. — Видать, опытные…
   — Говоришь, вооружены? — спросил голос потоньше.
   — У всех наганы и большущие ножи, — ответила девчонка.
   — Это какие-нибудь приезжие, — заметил густой голос. — У нас давно ничего не было слышно.
   — Один сказал, что уже зарезал сто человек. У него весь ножик в крови!
   — Ну и темень, — сказал голос потоньше. — Глаз выколи… Пойду-ка, пожалуй, домой. Жена, поди, волнуется.
   — Прочешем огороды, — сказал густой голос. — Мое чутье подсказывает, что они где-то поблизости.
   Послышались еще голоса. Это подоспели остальные. Чиркали спички о коробки. Говорили все разом, вернее, спрашивали: кого убили? Девчонка снова стала рассказывать, как на нее напали страшные бандиты без лиц и, размахивая наганами и ножами, стали требовать деньги, а потом хотели платье забрать, но тут она закричала.
   — Слышали… — сказал кто-то.
   Милиционер с густым мужественным голосом отобрал несколько человек для прочесывания местности, остальные топтались возле уборной и наперебой выпытывали у девчонки подробности, на которые она не скупилась.
   — Им убить человека — раз плюнуть! — охотно говорила она. — Убьют, заберут деньги, одежду, булки… И еще любят конфеты… «Раковую шейку».
   — Странные какие-то бандиты.
   — А сейчас они пошли на мокрое дело… Что это такое, скажите, пожалуйста?
   — На тот свет решили кого-то отправить.
   — Во-во, велели мне большую свечку поставить за… за упокой…
   — Души, — подсказали ей.
   — Просто не верится, что осталась жива, — притворно громко вздохнула девчонка.
   Мальчишки, слушая биение собственных сердец, окаменели. Никто из них ни разу не пошевелился. У Гошки Буянова зудела шишка на лбу, но он так и не решился поднять руку и почесать. Витьке Грохотову до смерти хотелось кашлянуть, его даже пот прошиб. Кашлянуть — это значит выдать всех.
   Все трое боялись одного: вдруг кто-нибудь из оставшихся здесь, в резерве, захочет в уборную?.. И один, конечно, нашелся! Он сначала дернул за ручку двери, где стоял Гошка, потом — где Сашка, и наконец — где Витька. Мальчишки приготовились дорого продать свою жизнь…
   — Тьфу, чертовщина! — услышали они недовольный голос. — Двери заколочены.
   — Товарищи, что мы тут стоим? — наконец нашелся здравомыслящий человек. — Тоже нашли место…
   Все отошли в сторону. Голоса стали тише, а потом и совсем заглохли.
   Мальчишки наконец-то свободно вздохнули.
   Во втором часу ночи члены шайки «Черный крест» решились выбраться из ненавистной уборной. Их преследователи давно ушли, но Гошка боялся засады и не велел без его приказа выходить. Лица у мальчишек были кислые. Они старались не смотреть друг на друга. Было противно. От долгого пребывания в неподвижности все члены одеревенели. У Витьки свело правую ногу, и он захромал.
   — Нашел куда прятаться… — пробурчал бледный Сашка.
   — Не до жиру, быть бы живу, — сказал Гошка.