Парнишка разжал ладонь, взглянул на часы и протянул Сашке.
   — Для меня бочата не проблема, — сказал он. Ладонщиков обрадованно запихал часы в карман.
   — Теперь нарезать отсюда надо!
   — Атанда, — сказал парнишка. — Есть еще одна работа…
   — Какая? — забеспокоился Ладонщиков. С часами в кармане ему не терпелось дать тягу из этого дома. Мало ли кто мог прийти?
   — Стой у окна на шухере, а я тут марафет наведу, — не совсем понятно сказал парнишка и подошел к комоду.
   Он не полез в нижний ящик, где Сашка обнаружил часы. Стал открывать ящики с бельем и копаться в них. Обследовал простыни, наволочки, полотенца, скатерти. И только в третьем ящике нашел, что нужно. Это была толстая пачка, очевидно, денег, завернутая в газету. Парнишка развернул газету, и Сашка увидел солидную стопку кредиток.
   — Сколько тут? — шепотом спросил он.
   — Голенькие… Сколько есть — все мои, — весело ответил парнишка и спрятал деньги под рубаху.
   — Тыщи три, — завистливо пробормотал Сашка. — А может, и больше?
   — Теперь, салажонок, будем рвать когти, — сказал парнишка.
   — Я же на шухере стоял, — Сашка умоляюще смотрел на него. — Подкинь немного?
   — За Ленькой Золотым Зубом не пропадет, — сказал парнишка. — Отваливаем.
   Они выскользнули из дома, задвинули щеколду и как ни в чем не бывало зашагали по дороге. Ленька Золотой Зуб немного впереди. Сашка — сбоку.
   Из-за поворота улицы показалась женщина с измученным лицом — квартирантка тети Клавы — она увидела удаляющихся мальчишек и, прижимая к груди старенькую сумку с хлебом, засеменила за ними.
   — Леня, Ленечка! Погоди, что я скажу! — кричала она, прибавляя шаг.
   Но Леня и Сашка, которому было приказано не оглядываться, быстро удалялись.
   Сашка вернулся к вечеру. Сразу в дом не пошел. Подкрался к окну, послушал. Ничего не слышно. В окнах темно. Здесь тоже светомаскировка. С речки донеслись знакомые голоса, всплески. Купались девчонки. Где же Витька, и Коля? Неужели уже спят?
   Сашка поднялся на сеновал, где они ночевали, но ребят там не было. Тогда он спустился к речке и, укрывшись в кустах, стал наблюдать за девчонками. Они беззаботно плескались в воде, смеялись, брызгали друг в друга.
   Первой вылезла на берег Верочка. Она схватила платье и побежала в кусты переодеваться. Сашка не успел спрятаться, и Верочка его увидела.
   — Ой, Сашка! — воскликнула она. — Подглядываешь?
   — Ножик потерял, — соврал Сашка и, нагнувшись, стал шарить в траве.
   — Отвернись! — потребовала Верочка.
   Сашка послушно отвернулся. Верочка быстро переоделась, выжала трусики — подарок тети Клавы — и опустилась на корточки.
   — Куда он упал?
   — Кажется, здесь… — сказал Сашка. — А может быть, там?
   — Я счастливая, — заявила Верочка. — Сейчас найду!
   — Фиг с ним! — Сашка поднялся с колен. — Где ребята?
   — В кино ушли. Мы на дневном были, а они на вечерний.
   — Как там, все тихо в доме? — спросил Сашка.
   — Чего это ты не приходил обедать? Мы ели землянику с молоком. Такая вкуснотища!
   — Тетя Клава ничего? — допытывался Ладонщиков.
   — Ругалась… Где, говорит, ваш толстячок болтается.
   — Значит, все в порядке, — Сашка вздохнул с облегчением.
   — Где ты был?
   — Мало ли где…
   На берег вышли Алла и Люся. Они были в купальниках. Увидев Сашку, попросили его уйти.
   — Это зачем?
   — Должны мы переодеться? — засмеялась Люся. — Вот бестолковый.
   — Переодевайтесь, — сказал Сашка, не двигаясь с места.
   — Девочки, давайте его выкупаем? — предложила Алла. Сашка пулей припустил по тропинке. Уже от самого дома он позвал Верочку.
   — Принеси мой рюкзак. — попросил Сашка. — В углу, на кухне. Он самый тяжелый.
   — Уходишь? — спросила Верочка.
   Сашка нагнулся к ее уху и значительно сказал:
   — На фронт. Бить фашистов!
   — А Витя, Коля?
   — Поезд отходит через полчаса, некогда рассусоливать, — сказал Сашка. — Тащи рюкзак!
   — Будто сам не можешь!
   — Не люблю я эти проводы, — сказал Сашка. — Жалеть начнут, уговаривать, то да се, лучше тихо, чтобы никто не знал.
   — Мне с тобой можно? — шепотом спросила Верочка. — Я умею раны перевязывать.
   — Не говори глупостей, — сказал Сашка. — Есть одно свободное место. Берут меня этим… сыном полка, поняла?
   — Можно, я с ними поговорю, Саш? Пусть меня возьмут дочерью полка.
   — Я тебе напишу, — сказал Сашка.
   — Куда?
   — Куда-нибудь… Помнишь, как в песне: «Напиши куда-нибудь…» — Врешь ты все! — вдруг рассердилась Верочка. — Вот сейчас расскажу всем, что куда-то удираешь.
   Сашка схватил ее за руку — на тропинке послышались голоса Аллы и Люси — и потащил за дом.
   — Вот и доверь человеку тайну. — говорил он. — Тут же продаст. Я еду на фронт, может быть, меня убьют, а ты…
   Верочка притихла и послушно шла за Ладонщиковым. У поленницы Сашка остановился. Подождал, пока девчонки не прошли в дом, и повернулся к Верочке.
   — Встретил я тут одного человека… Большой начальник. Три шпалы на петлицах. Так и так, говорю, хочу, дяденька, на фронт бить фашистов. Рассказал ему, как мы с Грохотом подожгли в деревне комендатуру вместе с полицаями, как перешли линию фронта. Все как есть рассказал. Ну, он и говорит: вижу, товарищ Ладонщиков, что ты храбрый человек, а такие вам во как нужны! Тебя и в разведку можно, и на любое отчаянное дело. Я — командир полка, а ты будешь сыном волка. Видно, я ему здорово понравился.
   — Где ты его встретил? — спросила Верочка. Она во все глаза смотрела на Сашку.
   — На станции… Туда эшелон прибыл. Пошел окурки собирать и встретил. — Сашка достал из кармана пачку «Беломора». — Видишь, уже выдали. Целую пачку.
   — И мальчишкам выдают?
   — Бойцам положено, — солидно сказал Сашка.
   — Почему же форму не выдали?
   — Форму? — Сашка запнулся. — Какая ты быстрая! Не нашли подходящей… Как подберут, так и выдадут, — Он хотел было спрятать папиросы в карман, но тут увидел на коробке, полученной от Леньки Золотого Зуба, номер полевой почты, небрежно записанный красным карандашом. — Я даже номер нашей полевой почты записал… Одна тысяча ноль сорок шесть.
   — Повтори, — попросила Верочка. Сашка повторил.
   — Теперь я запомню, — сказала Верочка. Все сомнения рассеялись, и она с восхищением смотрела на Сашку.
   — Времени в обрез! — заторопился тот. — Тащи, Веруха, рюкзак… И никому ни слова!
   Верочка принесла мешок, краюху хлеба и пол-литровую банку с земляникой.
   — Тебе на дорогу.
   В несколько минут расправившись с ягодами, отдал пустую посудину Верочке. Вытер мокрые губы рукавом и сказал:
   — Сладкая!
   — Не уезжай сегодня, — попросила Верочка. — Завтра я тебе целую корзину наберу!
   — Эшелон ждать меня не будет… — ухмыльнулся Сашка и достал из кармана часы — теперь терять нечего — щелкнул крышкой и важно взглянул на циферблат. — Пять минут десятого. Надо идти!
   — Часы тоже выдали? — спросила Верочка.
   — Командир мне свои одолжил, чтобы на поезд не опоздал, — сказал Сашка. — Видишь, как доверяют?
   — Я тебя провожу.
   — Не люблю я этого, — поморщился Сашка. — Проводы, слезы, поцелуи…
   — Я тебе буду каждый день писать, — сказала Верочка. — Завтра же начну — Ты лучше не пиши, — глядя в сторону, сказал Сашка.
   — Я тебя буду ждать и никогда не забуду, — сказала она. — Женщины могут ждать всю жизнь.
   — Зачем так долго… — пробормотал Сашка. Ему стало неловко. Он видел, что Верочка все принимает всерьез. И потом, у нее такие чистые и доверчивые глаза. И вообще она симпатичная. Не такая красивая, как Принцесса, но ничего. Волосы темные, вьющиеся, чистый высокий лоб, припухлые губы. Платье, которое сшила тетя Клава, велико. Руки торчат из широких рукавов, как две бамбуковые палки.
   Сашка в сущности был добрым парнем, и ему стало стыдно, что он так беспардонно обманывает хорошую доверчивую девчонку. Он даже подумал, что не лучше ли, пока не поздно, положить часы и нож на место — пусть все будет, как раньше… Но тут же вспомнил про деньги, которые украл Ленька Золотой Зуб. Поди докажи рассвирепевшей хозяйке, что это не его, не Сашкина, работа… Нет, уже отступать поздно…
   — Я побежал, — сказал Сашка и, забросив рюкзак за плечи, неловко сунул девчонке свою шершавую ладонь.
   Он действительно прибежал на вокзал. На первом пути под парами стоял воинский эшелон. Со всех сторон к теплушкам спешили бойцы. У многих в руках котелки с водой. Бойцы передавали котелки товарищам и вскакивали в вагоны. Вдоль состава шел командир с двумя шпалами и торопил опаздывающих. Рявкнул паровоз, и эшелон тронулся. Несколько бойцов вскочили в теплушки на ходу.
   Сашка подождал, пока эшелон ушел, и спрыгнул с перрона на полотно. На третьем пути стоял еще один состав, и тоже под парами. Только шел он совсем в другую сторону. Не на фронт, а в глубокий тыл. На Урал. В вагонах и на платформах — громоздкое заводское оборудование, станки, подъемники.
   Сашка оглянулся и юркнул под вагон. На той стороне он подошел к четырехосному пульману и три раза свистнул. Тяжелая дверь немного отъехала в сторону. Из щели высунулся Ленька Золотой Зуб.
   — Ну как там, поднялся шухер? — спросил он.
   — Пока тихо.
   — Давай сюда торбу.
   Сашка снял мешок и передал Леньке.
   — Толстая Клавка лопнет от злости! — засмеялся тот. — Сунется в комод, а грошей-то нема…
   — И часов, — вздохнул Сашка.
   В щель высунулась еще одна лохматая светлоглазая голова. Сморщив нос, голова мастерски сплюнула сквозь зубы поверх Сашкиной головы.
   — Умеешь по фене ботать? — спросила голова.
   — По чему? — удивился Ладонщиков.
   — Он же бревно, — хмыкнула голова.
   — Научится, — сказал Ленька.
   — Я способный, — подтвердил Сашка. — В нашем городе действовала шайка «Черный крест». Я там был чуть ли не за атамана. Когда нас замели, меня мильтоны раз пять допрашивали — ничего им не сказал.
   — Да что толковать, свой в доску, — сказал Ленька.
   Вагон дернулся и пошел. Сашка, держась за железную станину, семенил рядом. Лицо у него было жалкое: он понял, что его могут не взять. И рюкзак у них в вагоне. А куда теперь он пойдет после всего, что случилось? Ни за что в жизни он не хотел бы снова показаться на глаза ребятам…
   А того не понимал Сашка Ладонщиков, что это была последняя возможность остановиться, плюнуть на рюкзак с барахлом, вернуться к ребятам и все рассказать. И они бы его простили. Ведь на их глазах Сашка постепенно превращался из честного парня в мелкого воришку. Ребята простили бы Сашку, потому что чувствовали себя в ответе за него. Ведь и они были повинны в том, что он стал таким: сквозь пальцы смотрели на его воровские вылазки за продуктами.
   Остановись, Сашка Ладонщиков! Пусть эти чужие тебе парни уезжают на край света, тебе-то что? И ох, как пожалеешь, что сел в этот поезд!
   — Ну чего вы? — ныл Сашка, шагая рядом с вагоном. — Говорили — возьмете, а сами… Лень, дай руку?
   — Мое слово — закон, понял? — сказал Череп.
   — Что я, против, что ли?
   Дверь отъехала еще немного. Череп — крепкий парень лет восемнадцати — схватил протянутую Сашкину руку и втащил его в вагон.
   — До свиданья, мать родная… — визгливым голосом завопил Ленька Золотой Зуб. — А твой сыночек уезжает и вернется ли домой?..
   Тяжелая дверь пульмана с грохотом закрылась за Ладонщиковым. Раскачивались, скрипели старые вагоны, скрежетали на стыках стрелок колеса. Поезд набирал скорость. Он увозил Сашку в далекие незнакомые края. Что сулит ему эта длинная дорога?..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ДВЕ ВСТРЕЧИ.

   Скандал разразился вечером на следующий день. Тетя Клава, прижимая к груди вытащенное из комода белье, появилась на пороге своей комнаты. Лицо потерянное, глаза пустые. Ребята сидели за столом и пили чай с земляникой. На большом, желтом столе тоненько пел самовар. Солнце только что зашло, и на белой русской печи суетился желтый зайчик.
   — Коровушку мою украли, — шепотом сказала тетя Клава и прислонилась к косяку.
   — Коровушку? — удивилась Верочка.
   — Ироды проклятые, украли коровушку… Чтоб их громом разразило, чтоб глаза у них, окаянных, лопнули!
   — Разве у нее была корова? — тихо спросил Коля Бэс.
   — Я не видел, — ответил Витька.
   — У вас ведь не было коровы, — сказала Верочка. — Одни куры.
   — Все как есть украли-унесли… — все громче говорила тетя Клава. — Серебряные ложечки… Золовка на день рождения подарила. Семь годков лежали в комоде — утащили, проклятые. Петенькины часы — тоже. Уходил на фронт — наказывал беречь. Ему их на работе преподнесли в праздник. С надписью. Пожалел, не взял с собой на фронт… Что же это, люди добрые, творится на белом свете?! Все перерыли, вражьи сыны… Кто?! Кто?!
   Лицо тети Клавы стало багровым, в глазах заблестели слезы. Голос становился все громче, пронзительнее. Даже в ушах зазвенело. Ребята сидели подавленные и чувствовали себя виноватыми.
   — Неужели Сашка? — сказал Витька.
   — Что ты такое говоришь? — возмутилась Верочка. — Саша, может быть, уже на фронте… Фашистов бьет, а ты?!
   — Пожалела несчастных сирот, приютила на свою голову… — уже не говорила, а кричала тетя Клава. — Дура я старая! Зачем продала коровушку? Не сто же у меня рук? И фабрика, и корова, и дом? Думала, вернутся мои Петенька и Коленька — и снова купим коровушку. Говорили умные люди: положи, Клавдия, деньги на книжку, ан нет, не послушалась! Завернула в бумажку и в комод спрятала… Разве думала я, что в моем доме заведутся воры?
   — Это очень неприятно, тетя Клава, но мы ничего не знаем, — сказал Коля.
   — Отдайте мои деньги! Кто еще мог, кто?! Не доводите до греха… Отдайте добром!
   — Как вы можете так, тетя Клава? — побледнев, сказала Верочка. — Среди нас нет воров! Нельзя так не верить людям… Вы как следует поищите свои деньги и найдете… И ложечки и часы… — Верочкин голос дрогнул. — Да-да, и часы! Давайте все вместе поищем. Они куда-нибудь завалились.
   — В самую душу мне плюнули… Ладно — деньги, какая им теперь цена? Я ведь вас, как родных… А вы?!
   Тетя Клава уткнулась в глаженое белье и горько заплакала. Ребята молча сидели, боясь взглянуть друг на друга. Верочка кусала губы, сдерживаясь, чтобы тоже не зарыдать. И тут из другой комнаты появилась квартирантка. Двое большеглазых мальчишек прижимались к ее коленям. В руках у женщины полированная желтая шкатулка.
   — Это он, Клавдия Ивановна, — сказала она. — Леша. Больше некому. Я уходила в магазин, а он домой пришел… Я знаю, это он.
   — Вот видите, — сказала Верочка, — а вы накричали на нас.
   Тетя Клава вытерла наволочкой глаза и посмотрела на квартирантку.
   — Зачем он так? — всхлипнув, спросила она. — Ведь я к нему, как к родному…
   — Это все война, Клавдия Ивановна… Раньше он был другой. За несколько месяцев совсем отбился от рук. Не справиться мне было с ним одной. Связался с дурной компанией. Злой стал, жестокий. Дома неделями не бывает. Меня ни во что не ставит… Я просто не узнаю его.
   — А может быть, вы в другое место положили и забыли? — сказала Верочка. — Моя тетя тоже так: положит, а потом ищет-ищет.
   — Чем я бога прогневила? — сказала тетя Клава. — За что на меня такие напасти?
   Квартирантка протянула тете Клаве шкатулку.
   — Возьмите, Клавдия Ивановна… Тут деньги, золотое обручальное кольцо, часики… Больше у меня ничего нет.
   — А папины запонки? — напомнил малыш.
   — А портсигар? — добавил второй.
   — Возьмите, — повторила женщина.
   — Господи, что же это такое? — Тетя Клава повернулась и ушла в свою комнату.
   Квартирантка с грустью взглянула на притихших ребят и, вздохнув, тоже скрылась в тети-Клавиной комнате. Мальчишки от нее ни на шаг.
   — Почему же тогда Сашка скрылся? — сказал Витька.
   — Он очень спешил, — горячо вступилась за Ладонщикова Верочка. — Эшелон с минуты на минуту должен был отправиться… Командир полка даже часы ему свои дал, чтобы не опоздал.
   — Какие часы? — спросил Витька.
   — Большие такие, с крышкой… — Верочка посмотрела Грохотову в глаза. — Я знаю, что ты подумал… Он не крал у тети Клавы часов… Ему командир дал!
   — Ты встречал когда-нибудь таких командиров, которые отдавали бы свои часы первому встречному мальчишке? — взглянул на Бэса Витька.
   — Не встречал, — ответил Коля. Он задумчиво смотрел в стакан с остывшим чаем.
   — А ты встречала?
   — Мне все это противно, — сказала Алла и, поднявшись из-за стола, вышла из дома. Люся, поджав губы, ушла за ней. На пороге остановилась и, не глядя ни на кого, сказала:
   — Мы же видели, как он становится таким… Почему никто его не остановил? Почему?!
   — Вам завидно, что Сашка уехал на фронт, — заявила Верочка. — Вас прогнали из военкомата, вот вы и злитесь… А он — сын полка!
   — Что-то не похоже, — усмехнулся Витька. — Я не помню, чтобы Сашка рвался на фронт.
   — Ты видела эти часы? — спросил Коля.
   — Я вам сейчас докажу, что вы ошибаетесь! — Верочка вскочила из-за стола и бросилась в комнату. — Я спрошу у тети Клавы, какая у них крышка. И циферблат был на Сашкиных часах с римскими цифрами.
   — Нечего и выяснять — это Сашкина работа, — сказал Витька.
   — И деньги?
   — Когда он успел снюхаться с этим Лешей… Ведь этот Леша и в доме-то не бывает.
   — Ну и скотина! — сказал Коля.
   — Хотел бы я его когда-нибудь встретить!
   — А Люся права, — помолчав, сказал Коля. — Мы все видели и молчали. Я понимаю: брюхо подведет, не спрашиваешь, откуда взялась еда… Итак, двоих мы из нашей компании потеряли: один оказался жалким трусом, второй — вором.
   — И все-таки тут что-то не так, — задумчиво сказал Витька Вернулась Верочка. Тихо села на табуретку и помешала ложечкой бледный чай. Глаз она не поднимала. Витька хотел что-то сказать, но Коля положил ему руку на колено — мол, лучше помолчи.
   — Он мне номер полевой почты назвал… — растерянно сказала Верочка. — Одна тысяча ноль сорок шесть.
   — Чудачка ты, — ласково сказал Коля, глядя на Верочку, сидевшую рядом с убитым видом.
   — Зачем он меня обманул?
   В Верочкиных глазах было такое отчаяние, что Витьке и Коле стало не по себе.
   — Ты такая доверчивая, — сказал Коля.
   — А Сашка арап, — прибавил Витька.
   — Этот Леша, сын квартирантки, подбил нашего Сашку на воровство, — мягко сказал Коля. — Я уверен, Сашка вернется… Не такой уж он испорченный.
   — Я побегу на почту, — вскочила с табуретки Верочка. — Они еще не успели мое письмо отправить…
   А на крыльце, прислонившись головой к стояку, плакала Люся Воробьева. Она поняла, что ребята уйдут. После всего, что произошло, они ни за что не останутся. Внезапно девочка выпрямилась, на глазах высохли слезы.
   — Как ты думаешь, где сейчас Гоша? — прямо посмотрела она в глаза подруге.
   — Витя же рассказывал: увезли его рыть какой-то подземный завод, — ответила Алла.
   — Он убежал оттуда, — горячо заговорила Люся. — И ищет нас… Ведь мы все из одного дома. Не мог он все забыть? Так не бывает. Он ищет нас. Да, Алла?
   — Не знаю, — с сомнением сказала Алла. — Он очень изменился. Как будто после той первой бомбежки его подменили. Что-то сломалось внутри у него.
   — Мы все стали другими… Вот Сашка! Как он мог пойти на такое? Тетя Клава нас на руках носила… Помнишь, как она подкладывала ему лучшие куски? А он? Украсть…
   — Тут что-то не то, — сказала Алла. — Этот жулик Лешка подбил нашего Сашку. До грабежа он еще не докатился.
   — Что же будет-то с нами, Алла?
   — Ты держись за свою тетю: она добрая, а мы…
   — Что вы?
   — Мы уже не маленькие, а хуже, чем было, не будет, — совсем как взрослая, ответила Алла.
   — А Гоша вернется. Я верю.
   — Верь, — без улыбки сказала Алла. — Верить надо. Верочка права: как можно жить-то без веры?..
   Витька и Коля весь следующий день трудились во дворе тети Клавы. Отремонтировали изгородь, распилили и раскололи все дрова, залатали прохудившуюся крышу на сарае. Девчонки сложили большую поленницу дров вдоль забора. Все это сделали, пока тетя Клава была на работе.
   А вечером, попрощавшись с Люсей и тети-Клавиной квартиранткой, ушли. Хозяйку не дождались, она задержалась на фабрике. По правде говоря, это и к лучшему. После кражи тетя Клава стала хмурой и молчаливой. С ребятами почти не разговаривала. Люся — она спала с тетей в одной комнате — говорила, что хозяйка всю ночь плакала.
   Уходили ребята из города без сожаления. Здесь тоже стало неспокойно. Вечером, когда в небе слышался гул моторов, из леса начинали вылетать красные ракеты. Бойцы мчались туда на мотоциклах, но возвращались с пустыми руками. Диверсанты как сквозь землю проваливались.
   Идти решили на большую узловую станцию. Это по шоссе каких-то пятьдесят километров. Машин попутных было много, и ребята не сомневались, что к утру будут на станции. Там находился эвакуационный пункт. Им выдадут продуктовые карточки и вообще позаботятся об их судьбе. Идти туда посоветовал военком, который наотрез отказался Витьку и Колю зачислить в армию. Не помогли ни Колин рост, ни солидный вид. Военком был стреляный воробей, и провести его было не так-то просто. Напрасно ребята говорили, что они были и в тылу врага, и на фронте, и пороху уже понюхали, военком — пожилой майор — был неумолим.
   — Если бы вам было по семнадцать лет, я бы еще подумал, а вам обоим и тридцати не наскребешь, — сказал он. — Не имею права зачислять в армию таких добровольцев. Армия — это не детский сад.
   Витька бил себя в грудь и клялся, что ему осенью будет семнадцать.
   — Очистите помещение! — в конце концов заявил им военком, которому надоело выслушивать это каждый день. Когда они вышли на шоссе, их догнала Люся.
   — Тетя Клава пришла, — сообщила она.
   — Ну и что? — спросил Витька.
   — Верочка, она хочет, чтобы ты осталась.
   Верочка невесело посмотрела на Люсю. После такого Сашкиного предательства она все еще не могла прийти в себя. Обычно веселая и неунывающая, она сегодня была тихая и грустная. За весь день, наверное, не произнесла и двух слов.
   — Я с ними, — сказала она. — Скажи тете Клаве, что она очень хорошая… И когда я буду большая и заработаю много денег, я куплю ей корову… Вы не улыбайтесь, я приеду сюда и куплю ей самую хорошую корову. Красную, с белой звездой на лбу и большим выменем. Эта корова будет по целому ведру молока давать. Ты не веришь, Алла?
   — Верю.
   — А может быть, останешься? — спросила Люся.
   — Поступишь на фабрику, — сказал Коля. — Будешь шить обмундирование.
   — Вы не хотите взять меня с собой? — с тревогой посмотрела на ребят Верочка.
   — Иди, — сказал Витька. — Жалко, что ли?
   — Встретимся ли мы еще? — вздохнула Люся. Она кусала губы, чтобы не расплакаться.
   — Обязательно встретимся, — сказала Верочка. — Давайте договоримся: ровно через месяц после окончания войны все приедем в Белый город к тете Клаве.
   — Ив складчину купим красную корову с белой меткой на лбу, — прибавил Витька.
   — Вот здорово было бы! — Верочка даже улыбнулась.
   — Я приеду, — серьезно сказал Коля. — И мне эта идея нравится.
   — Когда она кончится, эта война? — сказала Алла.
   — Кончится, — оживилась Верочка. — Все когда-нибудь кончается.
   Люся попробовала улыбнуться, но улыбка получилась жалкой.
   — Если бы вы знали, как мне не хочется с вами расставаться, — вырвалось у нее.
   — Не будем же мы всю войну ходить компанией? — сказал Витька. — Рано или поздно разойдутся наши пути-дороги… — и печально посмотрел на Аллу.
   — Жду вас ровно через месяц после войны… — сквозь слезы сказала Люся. — И попробуйте только не прийти!..
   Снова, как и раньше, шагали ребята по обочине асфальтированного шоссе. Мимо проносились машины. Над головой летали самолеты, похлопывали зенитки. Немецкие бомбардировщики волна за волной шли на восток.
   Белый городок вытянулся вдоль шоссе на несколько километров. К самой дороге подступило водохранилище. Толстые мокрые стволы трутся друг о друга шершавыми спинами, будто водяные чудовища.
   Город остается позади. К шоссе придвинулись ели и сосны. На стволах желтеют свежие раны. Беловатая смола комками засыхает на коре. Один телеграфный столб срезан осколком до половины. Провода кое-как закреплены на обрубке. В кювете вверх колесами лежит грузовик. Кабина расплющена, борта изрешечены осколками. Дальше — еще один грузовик. Он почти весь сгорел. По обе стороны шоссе на небольшом расстоянии друг от друга зияют неглубокие воронки.
   Витька и Верочка несколько раз голосовали, но машины, не останавливаясь, проскакивали мимо. Здесь уклон, и шоферам не хочется тормозить.
   — Ну что вам, жалко? — восклицала Верочка, выразительно глядя вслед машинам. — Ведь пустые, могли бы и подвезти.
   — Вы не умеете, — сказала Алла. — Я сейчас остановлю. Она поправила волосы, одернула короткое платье и, улыбаясь, помахала рукой приближающейся машине. Большой крытый грузовик с визгом остановился. Молоденький, улыбающийся от уха до уха шофер распахнул дверцу.
   — Куда прикажете? — весело спросил он.
   — Чего он радуется? — удивилась Верочка.
   — Вы, барышня, в кабину, остальные в кузов… Только не прыгайте на ящиках, а то без пересадки попадем на тот свет к боженьке в гости… Учтите, со мной ездить опасно!..
   — Нам на станцию, — сказала Алла.
   — А я в свою часть… До поворота подброшу вас, барышня!
   Ребята без лишних слов залезли в кузов. Алла уселась в кабину. Веселый шофер орлом взглянул на нее и лихо тронул машину.