Страница:
— Такая у тебя, брат, должность, — заметил Витька. Настроение у него было хорошее, и он больше не сердился на Илью, хотя и не испытывал к нему симпатии.
— Командир в штабе, — сказал Илья. — Правда, штаба уже нет… У машины он. Тебя ждет, будто ты какая-нибудь важная шишка!
— А девчонки?
— Тоже там. С батей беседуют.
— А Коля Бэс?
— Бэс? — удивился Илья. — В нашем полку бесы не водятся…
— Пошли, — сказал Витька. — Остряк-самоучка!
Бойцы, построившись в колонну по два, покидали лагерь. В полном боевом снаряжении они неторопливо шагали в ногу. Голова колонны давно скрылась в лесу, а хвост свернулся кольцами на широкой лесной поляне. Глухой равномерный топот, скрип сапог, побрякивание котелков и фляжек, негромкие отрывистые слова команды. Командиры взводов и рот шли сбоку колонны.
Подполковник, широкоплечий, без фуражки, сидел на маленьком раскладном стуле и запечатывал в коричневый конверт какую-то важную бумагу. Рядом, вытянувшись в струнку, стоял связной. К сосне привязана оседланная лошадь. Немного поодаль стояли еще несколько командиров. Ладонщиков передал пакет связному, тот козырнул, отвязал лошадь и, ловко вскочив в седло, покружился по поляне и ускакал.
— Вы меня звали? — спросил Витька, подходя к подполковнику. Тот взглянул на него и покачал головой.
— Почему не в форме?
— Велика, — ответил Витька. — Тут портной есть, в третьей роте, через два дня подгонит по росту.
— Придется ехать так, — сказал Ладонщиков.
— Ехать? — насторожился Витька. — Куда?
— Перченко! — позвал подполковник. — Сухой паек получил?
— Так точно! — бодро ответил Илья.
Витька и не знал, что у него такая веселая фамилия — Перченко.
Ладонщиков достал из кармана гимнастерки какие-то бумаги и положил на колено. Витька вдруг заметил, что в темно-русых волосах Сидора Владимировича много седины. Когда он приезжал на побывку к брату, этого не было. Не было и глубоких морщин у губ, холодного блеска в глазах.
— Есть для тебя ответственное задание…
— Какое? — спросил Витька.
— Об этом не спрашивают, — сказал подполковник. — Если нужно, тебе скажут.
Витька вспомнил, как ему старшина только что говорил: человек без формы есть гражданская личность… А гражданская личность может говорить все что хочет. И Витька сказал:
— Это неправильно. Боец должен знать, на что он идет. Тогда и задание выполнять веселее.
Подполковник с любопытством посмотрел на мальчишку; взъерошенный, голова кое-как обмотана бинтом, глаза дерзкие, твердый упрямый подбородок. Парень с характером, ничего не скажешь.
— Спасибо, боец Грохотов, — стараясь быть серьезным, сказал Ладонщиков, — разъяснил… Может быть, ты и полком сможешь командовать?
— Мне бы что-нибудь полегче… В разведку, например.
Витька понял, что у командира полка хорошее настроение и можно говорить, что хочешь К их разговору прислушивались командиры. Один из них, высокий, худощавый, пристально смотрел на Витьку. На петлицах — две шпалы. Витька вспомнил, что видел его в машине, когда Ладонщиков подобрал их на шоссе после бомбежки.
Подполковник повернулся к худощавому и сказал:
— Это и есть тот самый Грохотов… Майор подошел к Витьке и протянул руку:
— Будем знакомы, Виктор Грохотов… Комиссар полка Мельников… Леонид Иванович.
Витька пожал сухую шершавую руку. Волосы у майора зачесаны назад, лицо доброе. На гимнастерке орден Красного Знамени и медаль «XX лет РККА».
— Хочу дать ему одно ответственное задание, — сказал Ладонщиков. — Но вот не уверен, справится ли?
Витька молчал. Он еще не знал, что это за задание, но оно ему уже не нравилось. Что-то темнит комполка! Было бы серьезное задание, много не разглагольствовал бы: выполняй-те, боец Грохотов, и дело с концом!
— А что за задание? — спросил Леонид Иванович.
— Он должен доставить в Пермь один важный пакет… и…
— Не справлюсь, — перебил Витька. — Я крепко сплю, у меня ночью украдут!
— …и сопровождать группу людей.
— Каких людей? — спросил Витька. Настроение у него сразу испортилось. Все ясно, Ладонщиков хочет от него отделаться, вот и посылает к черту на кулички, лишь бы подальше от фронта.
— Перебивать командира не полагается, — нахмурившись, продолжал подполковник. — Это раз. Приказ командира — закон для подчиненного. Это два.
— Бойцы идут на фронт, а меня посылают куда-то в Пермь! К мамонтам!
— Что-то я не встречал в Перми мамонтов, — улыбнулся Ладонщиков.
— Пошлите кого-нибудь другого. Ладонщиков взглянул на замполита.
— Как вам нравится наш новый боец?
— Я думаю, его можно простить, — сказал Леонид Иванович. — Гражданский человек… Пообвыкнет.
— Перченко! — позвал подполковник.
Илья — руки по швам — вытянулся перед ним. Командир полка внимательно посмотрел на него.
— Что это у тебя?
— Споткнулся, товарищ командир полка! — весело гаркнул Илья.
— О чей-то кулак? — усмехнулся подполковник.
— Кто меня ударит, тот и двух дней не проживет, — лихо ответил ординарец.
Витька только подивился такому нахальству.
— Отвезешь на санитарной машине бойца Грохотова и вверенную ему команду на станцию. И мигом назад. Первый привал будет в Ново-Березае.
— Есть! — козырнул Илья и, повернувшись на каблуках, побежал к машинам, фырчавшим в перелеске.
Ладонщиков достал из полевой сумки коричневый конверт, вложил в него бумаги и тщательно заклеил. На конверте авторучкой надписал адрес. Подождав, пока высохнут чернила, протянул штабному офицеру.
— Сургучную печать!
Витька понял, что спорить бесполезно. Он отвернулся и стал смотреть, как бойцы оттаскивают в сторону противотанковую пушку, зацепившуюся колесом за тонкую елку. Ствол пушки зачехлен, на броневом щите пять маленьких звездочек — количество подбитых танков. Витька почувствовал, как чья-то рука легла на его плечо.
— Ну, чего нос повесил, Грохотов? — сказал Леонид Иванович. — Еще навоюешься.
От штабной машины к командиру полка, неестественно вытянувшись и как-то боком, приближался Коля Бэс. Лицо его было сосредоточенно, брови сдвинуты. Он нелепо выбрасывал вперед длинные ноги в просторных сапогах и подносил к уху вывернутую ладонь. Пилотка была заткнута за пояс. Даже Витька знал. что без головного убора честь отдавать не полагается. Коля, однако, отдал честь и отрапортовал:
— Сидор Владимирович… — он запнулся. — Товарищ подполковник, ваше указание я выполнил. Документы готовы. Вот они. — И протянул Ладонщикову несколько отпечатанных на машинке бумажек.
— К пустой голове руку не подносят, — сказал подполковник и взглянул на Мельникова.
Коля, все еще держа руку у уха, пощупал пальцами голову и растерянно снял очки. Без очков вид у него совсем стал смущенный.
— Где же она? — произнес он.
— За ремнем, — подсказал Витька. Он с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Очень уж потешный вид был у бравого солдата Коли Бэса.
Остальные тоже улыбались. Бэс торопливо натянул пилотку на уши и спросил:
— Можно идти?
Подполковник кивнул, а когда Коля ушел к штабной машине, сказал замполиту:
— Немецкий хорошо знает, шельмец.
Принесли пакет с сургучными печатями на каждом углу. Ладонщиков протянул Витьке пакет и документы, принесенные Колей.
— Вот пакет, передашь по адресу, указанному на конверте. А это воинское требование на билет, продовольственный аттестат. На любой станции, в комендатуре, можешь отовариваться.
Витька взял документы, мельком глянул на конверт и пробурчал:
— Можно бы и по почте…
— И людей тоже по почте? — спросил Ладонщиков. Витька уже начал догадываться, про каких людей толкует командир полка… Когда приехал Илья на санитарной крытой машине, Витька присвистнул: так и есть. В кузове на длинной узкой скамейке сидели Алла и Верочка.
Колонна растянулась на два километра. Илья с трудом пробирался по узкой лесной дороге. Он неистово сигналил, высовывался из кабины и ругался с бойцами, неохотно уступавшими дорогу.
— Раненых везу! — орал Перченко. — К хирургу, на операцию!
Витька сидел рядом с шофером, как и полагается старшему группы. В кузове примолкли «раненые» — Алла и Верочка. Там же был вещевой мешок с сухим пайком. Девчонок Грохотов должен был доставить в Пермь к матери Ладонщикова. В письме подполковник просил приютить у себя девочек до конца войны. И посылал свой денежный аттестат А также сообщал, что вся его семья погибла во время бомбежки в первый же день войны… Жена — Елена Ивановна и дети — Саша и Рая.
Витька ничего об этом не знал. Он сердился на весь мир. С таким трудом его зачислили в полк и вот посылают совсем в другую сторону от фронта. В глубокий тыл. Правда, ему дали красноармейскую книжку, в которой черным по белому написано, что он, Виктор Иванович Грохотов, является бойцом Красной Армии. В книжке указан номер полевой почты. И устно Ладонщиков объяснил ему, как добраться назад до части. Так что тут без обмана. Доставит Витька девчонок до места и в тот же день — обратно. И все-таки было обидно, что он не шагает в колонне рядом со всеми. Перед отъездом Витька забежал к старшине Зайцеву и сказал, что выполняет боевое задание командира полка и чтобы к его возвращению форма была готова. Зайцев тут же разыскал портного — сутулого пожилого бойца — и тот снял мерку.
В самый последний момент, перед тем как уезжать из части, куда-то исчезла Верочка. Витька с ног сбился, разыскивая ее. Где-то близко один за другим раздались два винтовочных выстрела, а скоро появилась Верочка, возбужденная и довольная. За ней вышагивал Коля Бэс с винтовкой на плече — Ну ты и даешь, — сказал Витька, взглянув на Бэса. Коля только ухмыльнулся и, чего Витька уж совсем не ожидал от него, обнял по очереди Аллу и Верочку и поцеловал. С Витькой целоваться не стал, пожал руку.
— Коля, ты не забудешь про Белый город? — спросила Верочка. — Мы там обязательно должны после войны встретиться.
— Я тебе привезу из Берлина трофей, — сказал Коля.
— Очень прошу тебя: не высовывайся из окопа, — предупредила Верочка.
— Мы будем скучать без тебя, — грустно посмотрела на него Алла. И Витька заметил в ее глазах слезы. Это удивительно: Алла редко плакала.
— А в Белом городе мы обязательно встретимся, — сказал Коля. — Если… если доживем до конца войны…
— Доживем! — воскликнула Верочка. — Обязательно доживем.
…Наконец санитарный фургон вырвался на шоссе. Илья тут же дал газ, и только замелькали по сторонам сосны, ели, кусты, запели телеграфные столбы. Встречные тяжело нагруженные грузовики с шуршанием и скрежетом проносились мимо. Ветер свистел в ветровых стеклах, упруго толкался в дощатый фургон, и он поскрипывал. Илья небрежно пошевеливал баранкой и насвистывал.
— Везет же некоторым… — сказал он. — В командировку сдут. А тут через два дня снова в пекло.
— Давай поменяемся?
— На Полтавщине сейчас благодать… Вишня поспела. Вечерами дивчины собираются возле белых хат и песни спивают…
Илья вдруг затормозил и съехал на обочину.
— Ты иди в кузов, а Алла пускай сюда садится… Девчонка все-таки, неудобно…
— Давай рули! — сказал Витька. — Удобно…
Илья покосился на него, но спорить не стал. Дал газ и выехал на шоссе.
Больше до самой станции они не сказали друг другу ни слова.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. О ЧЕМ ГОВОРЯТ В ВАГОНАХ.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЯРОСЛАВСКАЯ ИСТОРИЯ.
— Командир в штабе, — сказал Илья. — Правда, штаба уже нет… У машины он. Тебя ждет, будто ты какая-нибудь важная шишка!
— А девчонки?
— Тоже там. С батей беседуют.
— А Коля Бэс?
— Бэс? — удивился Илья. — В нашем полку бесы не водятся…
— Пошли, — сказал Витька. — Остряк-самоучка!
Бойцы, построившись в колонну по два, покидали лагерь. В полном боевом снаряжении они неторопливо шагали в ногу. Голова колонны давно скрылась в лесу, а хвост свернулся кольцами на широкой лесной поляне. Глухой равномерный топот, скрип сапог, побрякивание котелков и фляжек, негромкие отрывистые слова команды. Командиры взводов и рот шли сбоку колонны.
Подполковник, широкоплечий, без фуражки, сидел на маленьком раскладном стуле и запечатывал в коричневый конверт какую-то важную бумагу. Рядом, вытянувшись в струнку, стоял связной. К сосне привязана оседланная лошадь. Немного поодаль стояли еще несколько командиров. Ладонщиков передал пакет связному, тот козырнул, отвязал лошадь и, ловко вскочив в седло, покружился по поляне и ускакал.
— Вы меня звали? — спросил Витька, подходя к подполковнику. Тот взглянул на него и покачал головой.
— Почему не в форме?
— Велика, — ответил Витька. — Тут портной есть, в третьей роте, через два дня подгонит по росту.
— Придется ехать так, — сказал Ладонщиков.
— Ехать? — насторожился Витька. — Куда?
— Перченко! — позвал подполковник. — Сухой паек получил?
— Так точно! — бодро ответил Илья.
Витька и не знал, что у него такая веселая фамилия — Перченко.
Ладонщиков достал из кармана гимнастерки какие-то бумаги и положил на колено. Витька вдруг заметил, что в темно-русых волосах Сидора Владимировича много седины. Когда он приезжал на побывку к брату, этого не было. Не было и глубоких морщин у губ, холодного блеска в глазах.
— Есть для тебя ответственное задание…
— Какое? — спросил Витька.
— Об этом не спрашивают, — сказал подполковник. — Если нужно, тебе скажут.
Витька вспомнил, как ему старшина только что говорил: человек без формы есть гражданская личность… А гражданская личность может говорить все что хочет. И Витька сказал:
— Это неправильно. Боец должен знать, на что он идет. Тогда и задание выполнять веселее.
Подполковник с любопытством посмотрел на мальчишку; взъерошенный, голова кое-как обмотана бинтом, глаза дерзкие, твердый упрямый подбородок. Парень с характером, ничего не скажешь.
— Спасибо, боец Грохотов, — стараясь быть серьезным, сказал Ладонщиков, — разъяснил… Может быть, ты и полком сможешь командовать?
— Мне бы что-нибудь полегче… В разведку, например.
Витька понял, что у командира полка хорошее настроение и можно говорить, что хочешь К их разговору прислушивались командиры. Один из них, высокий, худощавый, пристально смотрел на Витьку. На петлицах — две шпалы. Витька вспомнил, что видел его в машине, когда Ладонщиков подобрал их на шоссе после бомбежки.
Подполковник повернулся к худощавому и сказал:
— Это и есть тот самый Грохотов… Майор подошел к Витьке и протянул руку:
— Будем знакомы, Виктор Грохотов… Комиссар полка Мельников… Леонид Иванович.
Витька пожал сухую шершавую руку. Волосы у майора зачесаны назад, лицо доброе. На гимнастерке орден Красного Знамени и медаль «XX лет РККА».
— Хочу дать ему одно ответственное задание, — сказал Ладонщиков. — Но вот не уверен, справится ли?
Витька молчал. Он еще не знал, что это за задание, но оно ему уже не нравилось. Что-то темнит комполка! Было бы серьезное задание, много не разглагольствовал бы: выполняй-те, боец Грохотов, и дело с концом!
— А что за задание? — спросил Леонид Иванович.
— Он должен доставить в Пермь один важный пакет… и…
— Не справлюсь, — перебил Витька. — Я крепко сплю, у меня ночью украдут!
— …и сопровождать группу людей.
— Каких людей? — спросил Витька. Настроение у него сразу испортилось. Все ясно, Ладонщиков хочет от него отделаться, вот и посылает к черту на кулички, лишь бы подальше от фронта.
— Перебивать командира не полагается, — нахмурившись, продолжал подполковник. — Это раз. Приказ командира — закон для подчиненного. Это два.
— Бойцы идут на фронт, а меня посылают куда-то в Пермь! К мамонтам!
— Что-то я не встречал в Перми мамонтов, — улыбнулся Ладонщиков.
— Пошлите кого-нибудь другого. Ладонщиков взглянул на замполита.
— Как вам нравится наш новый боец?
— Я думаю, его можно простить, — сказал Леонид Иванович. — Гражданский человек… Пообвыкнет.
— Перченко! — позвал подполковник.
Илья — руки по швам — вытянулся перед ним. Командир полка внимательно посмотрел на него.
— Что это у тебя?
— Споткнулся, товарищ командир полка! — весело гаркнул Илья.
— О чей-то кулак? — усмехнулся подполковник.
— Кто меня ударит, тот и двух дней не проживет, — лихо ответил ординарец.
Витька только подивился такому нахальству.
— Отвезешь на санитарной машине бойца Грохотова и вверенную ему команду на станцию. И мигом назад. Первый привал будет в Ново-Березае.
— Есть! — козырнул Илья и, повернувшись на каблуках, побежал к машинам, фырчавшим в перелеске.
Ладонщиков достал из полевой сумки коричневый конверт, вложил в него бумаги и тщательно заклеил. На конверте авторучкой надписал адрес. Подождав, пока высохнут чернила, протянул штабному офицеру.
— Сургучную печать!
Витька понял, что спорить бесполезно. Он отвернулся и стал смотреть, как бойцы оттаскивают в сторону противотанковую пушку, зацепившуюся колесом за тонкую елку. Ствол пушки зачехлен, на броневом щите пять маленьких звездочек — количество подбитых танков. Витька почувствовал, как чья-то рука легла на его плечо.
— Ну, чего нос повесил, Грохотов? — сказал Леонид Иванович. — Еще навоюешься.
От штабной машины к командиру полка, неестественно вытянувшись и как-то боком, приближался Коля Бэс. Лицо его было сосредоточенно, брови сдвинуты. Он нелепо выбрасывал вперед длинные ноги в просторных сапогах и подносил к уху вывернутую ладонь. Пилотка была заткнута за пояс. Даже Витька знал. что без головного убора честь отдавать не полагается. Коля, однако, отдал честь и отрапортовал:
— Сидор Владимирович… — он запнулся. — Товарищ подполковник, ваше указание я выполнил. Документы готовы. Вот они. — И протянул Ладонщикову несколько отпечатанных на машинке бумажек.
— К пустой голове руку не подносят, — сказал подполковник и взглянул на Мельникова.
Коля, все еще держа руку у уха, пощупал пальцами голову и растерянно снял очки. Без очков вид у него совсем стал смущенный.
— Где же она? — произнес он.
— За ремнем, — подсказал Витька. Он с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Очень уж потешный вид был у бравого солдата Коли Бэса.
Остальные тоже улыбались. Бэс торопливо натянул пилотку на уши и спросил:
— Можно идти?
Подполковник кивнул, а когда Коля ушел к штабной машине, сказал замполиту:
— Немецкий хорошо знает, шельмец.
Принесли пакет с сургучными печатями на каждом углу. Ладонщиков протянул Витьке пакет и документы, принесенные Колей.
— Вот пакет, передашь по адресу, указанному на конверте. А это воинское требование на билет, продовольственный аттестат. На любой станции, в комендатуре, можешь отовариваться.
Витька взял документы, мельком глянул на конверт и пробурчал:
— Можно бы и по почте…
— И людей тоже по почте? — спросил Ладонщиков. Витька уже начал догадываться, про каких людей толкует командир полка… Когда приехал Илья на санитарной крытой машине, Витька присвистнул: так и есть. В кузове на длинной узкой скамейке сидели Алла и Верочка.
Колонна растянулась на два километра. Илья с трудом пробирался по узкой лесной дороге. Он неистово сигналил, высовывался из кабины и ругался с бойцами, неохотно уступавшими дорогу.
— Раненых везу! — орал Перченко. — К хирургу, на операцию!
Витька сидел рядом с шофером, как и полагается старшему группы. В кузове примолкли «раненые» — Алла и Верочка. Там же был вещевой мешок с сухим пайком. Девчонок Грохотов должен был доставить в Пермь к матери Ладонщикова. В письме подполковник просил приютить у себя девочек до конца войны. И посылал свой денежный аттестат А также сообщал, что вся его семья погибла во время бомбежки в первый же день войны… Жена — Елена Ивановна и дети — Саша и Рая.
Витька ничего об этом не знал. Он сердился на весь мир. С таким трудом его зачислили в полк и вот посылают совсем в другую сторону от фронта. В глубокий тыл. Правда, ему дали красноармейскую книжку, в которой черным по белому написано, что он, Виктор Иванович Грохотов, является бойцом Красной Армии. В книжке указан номер полевой почты. И устно Ладонщиков объяснил ему, как добраться назад до части. Так что тут без обмана. Доставит Витька девчонок до места и в тот же день — обратно. И все-таки было обидно, что он не шагает в колонне рядом со всеми. Перед отъездом Витька забежал к старшине Зайцеву и сказал, что выполняет боевое задание командира полка и чтобы к его возвращению форма была готова. Зайцев тут же разыскал портного — сутулого пожилого бойца — и тот снял мерку.
В самый последний момент, перед тем как уезжать из части, куда-то исчезла Верочка. Витька с ног сбился, разыскивая ее. Где-то близко один за другим раздались два винтовочных выстрела, а скоро появилась Верочка, возбужденная и довольная. За ней вышагивал Коля Бэс с винтовкой на плече — Ну ты и даешь, — сказал Витька, взглянув на Бэса. Коля только ухмыльнулся и, чего Витька уж совсем не ожидал от него, обнял по очереди Аллу и Верочку и поцеловал. С Витькой целоваться не стал, пожал руку.
— Коля, ты не забудешь про Белый город? — спросила Верочка. — Мы там обязательно должны после войны встретиться.
— Я тебе привезу из Берлина трофей, — сказал Коля.
— Очень прошу тебя: не высовывайся из окопа, — предупредила Верочка.
— Мы будем скучать без тебя, — грустно посмотрела на него Алла. И Витька заметил в ее глазах слезы. Это удивительно: Алла редко плакала.
— А в Белом городе мы обязательно встретимся, — сказал Коля. — Если… если доживем до конца войны…
— Доживем! — воскликнула Верочка. — Обязательно доживем.
…Наконец санитарный фургон вырвался на шоссе. Илья тут же дал газ, и только замелькали по сторонам сосны, ели, кусты, запели телеграфные столбы. Встречные тяжело нагруженные грузовики с шуршанием и скрежетом проносились мимо. Ветер свистел в ветровых стеклах, упруго толкался в дощатый фургон, и он поскрипывал. Илья небрежно пошевеливал баранкой и насвистывал.
— Везет же некоторым… — сказал он. — В командировку сдут. А тут через два дня снова в пекло.
— Давай поменяемся?
— На Полтавщине сейчас благодать… Вишня поспела. Вечерами дивчины собираются возле белых хат и песни спивают…
Илья вдруг затормозил и съехал на обочину.
— Ты иди в кузов, а Алла пускай сюда садится… Девчонка все-таки, неудобно…
— Давай рули! — сказал Витька. — Удобно…
Илья покосился на него, но спорить не стал. Дал газ и выехал на шоссе.
Больше до самой станции они не сказали друг другу ни слова.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. О ЧЕМ ГОВОРЯТ В ВАГОНАХ.
— Я буду жаловаться! — возмущался Витька. — Два дня сидим, как дураки, на вокзале. Сколько уже поездов ушло! У меня требование на билет!
Он совал помощнику коменданта листок с внушительной красной полоской наискосок. Но младшего лейтенанта требованием не удивишь. Он со скучающим видом смотрел на беспокойного мальчишку и думал совсем о другом. За высоким пыльным окном двигались товарные и пассажирские вагоны. На письменном столе дребезжал металлический чернильный прибор. Рядом с ним лежала форменная фуражка младшего лейтенанта.
Чувствовалось, что помощник коменданта давно как следует не высыпался. Лицо помятое. Казалось, стоит Витьке выйти из кабинета, как он положит голову на письменный стол и мертвецки заснет.
— Кто ты такой? — наконец обратил на Грохотова внимание младший лейтенант.
— Воспитанник пехотно-стрелкового полка… — Витька для внушительности понизил голос и назвал номер полевой почты.
— Ты мне шарики не вкручивай, — сказал помощник коменданта. — Никакой ты не воспитанник, а обыкновенная сопля. Сколько тебе лет?
— Посмотрите мои документы! — Витька даже стал заикаться от негодования.
Младший лейтенант взял бумаги и, мучительно сосредоточившись, стал изучать.
— Как вы можете такое говорить? Сопля! Я, может быть, главный разведчик в полку… Сам командир…
— Помолчи, — оборвал младший лейтенант и поморщился, будто от головной боли.
— У меня особой важности пакет есть, — выложил последний козырь Витька и, выхватив из-за пазухи коричневый конверт с печатями, издали показал, но помощник коменданта даже головы не поднял.
— А где фотокарточка? — спросил он, поднимая мутные глаза на Витьку.
— Какая фотокарточка? — растерялся тот.
— Вот тут на документе должна быть фотокарточка… А ее нет. Так что, рядовой Грохотов, твои документы не действительны. Ты мог эту книжку найти или спереть.
— Я буду жаловаться, — сказал Витька. Он слышал, как повторял эту фразу дежурному один гражданин в тюбетейке. И его в конце концов отправили на паровозе. Вместе с женщиной и тремя чемоданами. И Витька тоже стал при каждом удобном случае говорить, что будет жаловаться, хотя кому и эачем, он и сам не знал.
— Придется тебя, братец, задержать.
— Мне красноармейскую книжку выдали в лесу, где полк формировался. Где там найдешь фотографа?
— Про какой ты пакет толковал?
Витька протянул конверт с печатями. Младший лейтенант прочитал адрес, пощупал сургучные печати. Еще раз прочитал требование, полистал красноармейскую книжку.
— Может, ты шпион какой-нибудь, — сказал он. — Почем я знаю.
— Не стыдно вам такое говорить, — расстроился Витька.
Если бы мог, он бы заплакал.
— Если ты боец, то где твоя форма?
— Меня ведь только зачислили воспитанником в полк, там написано… А форму еще не сшили!
— Вот что, — сказал лейтенант, — забирай свои бумаги и выметайся отсюда! И чтобы больше я тебя не видел, понял?
— Товарищ комендант, — понизив голос, сказал Витька. — Я должен вам открыть тайну…
Помощник коменданта с интересом посмотрел на него.
— Я сопровождаю дочерей Маршала Советского Союза, — выпалил Витька и даже зажмурился.
— Какого маршала?
— Тимошенко, — ляпнул Витька первую пришедшую на ум известную фамилию.
— Где они? — лицо коменданта стало заинтересованным.
— Кто?
— Ну, дочери маршала.
— На вокзале. Сидят и плачут.
— Пошли, — решительно сказал младший лейтенант и надел фуражку.
— Вы их не спрашивайте про этого… маршала… Им не велено говорить, — уже на ходу предупредил Витька.
Помощник коменданта лично посадил Витьку, Аллу и Верочку в пассажирский вагон. Освободил для них место на скамейке, попросив оттуда двух мешочниц. С интересом разглядывая девчонок, громко сказал:
— Поезд следует до Ярославля. Там обратитесь к коменданту. Он вас посадит на пермский. А вас, граждане, прошу не притеснять… — младший лейтенант запнулся, так как не решился назвать их детьми, — молодежь.
— Слышали, граждане? — на всякий случай сказал Витька и посмотрел на рассерженных спекулянток, которые устроились в проходе на своих мешках, набитых продуктами.
Помощник коменданта козырнул девочкам и, бормоча:
«Прошу пропустить!» — двинулся к выходу.
— Даже не верится, что мы поедем, — вздохнула Верочка.
— Сидор Владимирович очень добрый, — сказала Алла. — Но удобно ли ехать к его матери?
— Он сказал, что мать будет рада, — не глядя на нее, заметил Витька. — И потом, он знает, что делает.
— Вот так приедем к чужому человеку и скажем: мы будем у вас жить…
— Так и скажете, — сказал Витька.
— Если мы ей не понравимся, то уйдем, — сказала Верочка.
— Я тебе уйду, — взглянул на нее Витька. Послышался вой сирены. «Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога!» — проникновенно объявил диктор по радио. Люди по перрону забегали еще быстрее. В вагоне стихли разговоры, пассажиры прислушивались к тому, что делается за окном. Сирена то взвывала громче, то затихала. Людей на перроне стало меньше. Все бежали в одну сторону.
— Что же он стоит?! — вырвалось у кого-то. — Трогался бы!
— Тут нас набралось, как сельдей… — сказал другой. — И не выскочишь.
Поезд тронулся, когда громко затявкали зенитки. Из-за нарастающего стука колес не было слышно самолетов. Люди в вагоне молчали. У многих лица стали бледными и сосредоточенными. Мешочницы прижались друг к другу. Одна из них, в сиреневом платке, украдкой перекрестилась.
Все быстрее бегут вагоны. Мимо проплывают станционные постройки, депо, будка стрелочника. Женщина в телогрейке держит свернутый в трубку флажок, а сама смотрит на небо. «Скорее, скорее, скорее!» — торопятся колеса, но первый взрыв заставил вагон качнуться. Второй, третий взрывы прогремели в стороне. Стук колес, выстрелы зениток, взрывы бомб — все это сливалось в один непрерывный грохот. Поезд набрал скорость и убегал на всех парах со станции. Вот остался позади последний деревянный дом и замелькали кусты, деревья…
Поезд ушел из-под бомбежки. В вагоне заговорили все разом. Кто-то стал рассказывать, как бомба угодила в городскую баню. Голые люди с тазами, вениками и мочалками в руках стали разбегаться в разные стороны… А в них сверху из пулеметов шпарят!
За два дня, что они ждали поезда, станцию бомбили три раза. Три раза они сломя голову бежали в бомбоубежище и там отсиживались, пока по радио не объявляли отбой. Они бы, конечно, уехали раньше, но одна бомба угодила в железнодорожный мост — и его два дня восстанавливали. В какой-то мере Витька оценил слова Ладонщикова, что задание он получил ответственное и трудное. Два дня просидеть в грязном вокзале без крыши и окон и поминутно ожидать налета — это не каждый выдержит. Некоторые, побросав громоздкие вещи, уходили со станции пешком. Многих увозили на санитарных машинах в госпиталь, а кому совсем не повезло — на местное кладбище.
Верочка смотрела в окно. Поезд огибал огромное озеро. Заходящее солнце, большое и красное, висело над синей с желтыми бликами водой. На плесе застыли черные лодки. Длинные камышовые метелки нагнулись над тихой водой. Среди кувшинок белели лилии. Состав нырнул в лесную просеку, и сразу стало сумрачно.
У Витьки одеревенела нога, но он не решался пошевелиться: вплотную к нему сидела Алла. Несмотря на то, что они сидели так близко, ни она, ни Витька до первой остановки не обмолвились и тремя словами. Синие глаза Аллы прикрыты ресницами, коротко подстриженные волосы курчавятся на виске. Витька слышит ее дыхание, и ему кажется, что девушка спит.
Алла, положив голову на Верочкино плечо, задумчиво смотрела в окно. Солнце уже село, и в вечерних сумерках мелькали потемневшие кусты и стволы деревьев. У самой насыпи проплыл свежесметанный стог сена. Над стогом кружились вороны. Поезд нырнул в тоннель, стало темно, а грохот усилился.
— В вагоне погас свет, — сказал молодой лейтенант, сидевший напротив, — раздался поцелуй и звук пощечины… Слышали этот анекдот?
Тоннель оборвался, и снова за окном замелькали кусты, деревья, желтые поля и черные деревушки на пригорках.
— Ну и правильно, что он заработал пощечину, — сказала Верочка. — Нечего приставать…
— Какую пощечину? — спросила Алла.
— В том-то все и дело, что не он заработал, а другой, — улыбнулся танкист, глядя на Аллу.
— Вы бы тоже поцеловали, я вижу, — сказала Верочка. — Твою подружку с удовольствием… — засмеялся лейтенант.
Алла взглянула на него и опустила глаза. И лицо у нее было непроницаемое.
— У вас, у мужчин, одно на уме, — неодобрительно заметила Верочка.
— Послушай, красавица, выходи за меня замуж? — разошелся лейтенант. — Как звать-то тебя?
— Не знает, как зовут, а жениться собирается, — возмутилась Верочка.
— Любовь с первого взгляда, детка, — улыбнулся танкист.
— Я бы за вас никогда замуж не пошла, — сказала Верочка.
— Что же так?
— Вы мне не нравитесь, — заявила она и отвернулась к окну.
Танкист, улыбаясь, что-то говорил Алле, что — Витька уже не слушал.
— Тетенька, садитесь, — уступил он свое место женщине с мешком. Та поспешно плюхнулась на скамью. Железнодорожник потеснился: женщина была полная и широкая в кости.
— До Ярославля? — спросил он.
— В Кунгур, родимый, — ответила она. — В Кунгур.
— Ты куда, Витя? — уставилась на Грохотова Верочка.
— На свежий воздух. Тут душно, — буркнул Витька и стал пробираться в тамбур. Он решил до самого Ярославля ехать в тамбуре.
Он совал помощнику коменданта листок с внушительной красной полоской наискосок. Но младшего лейтенанта требованием не удивишь. Он со скучающим видом смотрел на беспокойного мальчишку и думал совсем о другом. За высоким пыльным окном двигались товарные и пассажирские вагоны. На письменном столе дребезжал металлический чернильный прибор. Рядом с ним лежала форменная фуражка младшего лейтенанта.
Чувствовалось, что помощник коменданта давно как следует не высыпался. Лицо помятое. Казалось, стоит Витьке выйти из кабинета, как он положит голову на письменный стол и мертвецки заснет.
— Кто ты такой? — наконец обратил на Грохотова внимание младший лейтенант.
— Воспитанник пехотно-стрелкового полка… — Витька для внушительности понизил голос и назвал номер полевой почты.
— Ты мне шарики не вкручивай, — сказал помощник коменданта. — Никакой ты не воспитанник, а обыкновенная сопля. Сколько тебе лет?
— Посмотрите мои документы! — Витька даже стал заикаться от негодования.
Младший лейтенант взял бумаги и, мучительно сосредоточившись, стал изучать.
— Как вы можете такое говорить? Сопля! Я, может быть, главный разведчик в полку… Сам командир…
— Помолчи, — оборвал младший лейтенант и поморщился, будто от головной боли.
— У меня особой важности пакет есть, — выложил последний козырь Витька и, выхватив из-за пазухи коричневый конверт с печатями, издали показал, но помощник коменданта даже головы не поднял.
— А где фотокарточка? — спросил он, поднимая мутные глаза на Витьку.
— Какая фотокарточка? — растерялся тот.
— Вот тут на документе должна быть фотокарточка… А ее нет. Так что, рядовой Грохотов, твои документы не действительны. Ты мог эту книжку найти или спереть.
— Я буду жаловаться, — сказал Витька. Он слышал, как повторял эту фразу дежурному один гражданин в тюбетейке. И его в конце концов отправили на паровозе. Вместе с женщиной и тремя чемоданами. И Витька тоже стал при каждом удобном случае говорить, что будет жаловаться, хотя кому и эачем, он и сам не знал.
— Придется тебя, братец, задержать.
— Мне красноармейскую книжку выдали в лесу, где полк формировался. Где там найдешь фотографа?
— Про какой ты пакет толковал?
Витька протянул конверт с печатями. Младший лейтенант прочитал адрес, пощупал сургучные печати. Еще раз прочитал требование, полистал красноармейскую книжку.
— Может, ты шпион какой-нибудь, — сказал он. — Почем я знаю.
— Не стыдно вам такое говорить, — расстроился Витька.
Если бы мог, он бы заплакал.
— Если ты боец, то где твоя форма?
— Меня ведь только зачислили воспитанником в полк, там написано… А форму еще не сшили!
— Вот что, — сказал лейтенант, — забирай свои бумаги и выметайся отсюда! И чтобы больше я тебя не видел, понял?
— Товарищ комендант, — понизив голос, сказал Витька. — Я должен вам открыть тайну…
Помощник коменданта с интересом посмотрел на него.
— Я сопровождаю дочерей Маршала Советского Союза, — выпалил Витька и даже зажмурился.
— Какого маршала?
— Тимошенко, — ляпнул Витька первую пришедшую на ум известную фамилию.
— Где они? — лицо коменданта стало заинтересованным.
— Кто?
— Ну, дочери маршала.
— На вокзале. Сидят и плачут.
— Пошли, — решительно сказал младший лейтенант и надел фуражку.
— Вы их не спрашивайте про этого… маршала… Им не велено говорить, — уже на ходу предупредил Витька.
Помощник коменданта лично посадил Витьку, Аллу и Верочку в пассажирский вагон. Освободил для них место на скамейке, попросив оттуда двух мешочниц. С интересом разглядывая девчонок, громко сказал:
— Поезд следует до Ярославля. Там обратитесь к коменданту. Он вас посадит на пермский. А вас, граждане, прошу не притеснять… — младший лейтенант запнулся, так как не решился назвать их детьми, — молодежь.
— Слышали, граждане? — на всякий случай сказал Витька и посмотрел на рассерженных спекулянток, которые устроились в проходе на своих мешках, набитых продуктами.
Помощник коменданта козырнул девочкам и, бормоча:
«Прошу пропустить!» — двинулся к выходу.
— Даже не верится, что мы поедем, — вздохнула Верочка.
— Сидор Владимирович очень добрый, — сказала Алла. — Но удобно ли ехать к его матери?
— Он сказал, что мать будет рада, — не глядя на нее, заметил Витька. — И потом, он знает, что делает.
— Вот так приедем к чужому человеку и скажем: мы будем у вас жить…
— Так и скажете, — сказал Витька.
— Если мы ей не понравимся, то уйдем, — сказала Верочка.
— Я тебе уйду, — взглянул на нее Витька. Послышался вой сирены. «Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога!» — проникновенно объявил диктор по радио. Люди по перрону забегали еще быстрее. В вагоне стихли разговоры, пассажиры прислушивались к тому, что делается за окном. Сирена то взвывала громче, то затихала. Людей на перроне стало меньше. Все бежали в одну сторону.
— Что же он стоит?! — вырвалось у кого-то. — Трогался бы!
— Тут нас набралось, как сельдей… — сказал другой. — И не выскочишь.
Поезд тронулся, когда громко затявкали зенитки. Из-за нарастающего стука колес не было слышно самолетов. Люди в вагоне молчали. У многих лица стали бледными и сосредоточенными. Мешочницы прижались друг к другу. Одна из них, в сиреневом платке, украдкой перекрестилась.
Все быстрее бегут вагоны. Мимо проплывают станционные постройки, депо, будка стрелочника. Женщина в телогрейке держит свернутый в трубку флажок, а сама смотрит на небо. «Скорее, скорее, скорее!» — торопятся колеса, но первый взрыв заставил вагон качнуться. Второй, третий взрывы прогремели в стороне. Стук колес, выстрелы зениток, взрывы бомб — все это сливалось в один непрерывный грохот. Поезд набрал скорость и убегал на всех парах со станции. Вот остался позади последний деревянный дом и замелькали кусты, деревья…
Поезд ушел из-под бомбежки. В вагоне заговорили все разом. Кто-то стал рассказывать, как бомба угодила в городскую баню. Голые люди с тазами, вениками и мочалками в руках стали разбегаться в разные стороны… А в них сверху из пулеметов шпарят!
За два дня, что они ждали поезда, станцию бомбили три раза. Три раза они сломя голову бежали в бомбоубежище и там отсиживались, пока по радио не объявляли отбой. Они бы, конечно, уехали раньше, но одна бомба угодила в железнодорожный мост — и его два дня восстанавливали. В какой-то мере Витька оценил слова Ладонщикова, что задание он получил ответственное и трудное. Два дня просидеть в грязном вокзале без крыши и окон и поминутно ожидать налета — это не каждый выдержит. Некоторые, побросав громоздкие вещи, уходили со станции пешком. Многих увозили на санитарных машинах в госпиталь, а кому совсем не повезло — на местное кладбище.
Верочка смотрела в окно. Поезд огибал огромное озеро. Заходящее солнце, большое и красное, висело над синей с желтыми бликами водой. На плесе застыли черные лодки. Длинные камышовые метелки нагнулись над тихой водой. Среди кувшинок белели лилии. Состав нырнул в лесную просеку, и сразу стало сумрачно.
У Витьки одеревенела нога, но он не решался пошевелиться: вплотную к нему сидела Алла. Несмотря на то, что они сидели так близко, ни она, ни Витька до первой остановки не обмолвились и тремя словами. Синие глаза Аллы прикрыты ресницами, коротко подстриженные волосы курчавятся на виске. Витька слышит ее дыхание, и ему кажется, что девушка спит.
Алла, положив голову на Верочкино плечо, задумчиво смотрела в окно. Солнце уже село, и в вечерних сумерках мелькали потемневшие кусты и стволы деревьев. У самой насыпи проплыл свежесметанный стог сена. Над стогом кружились вороны. Поезд нырнул в тоннель, стало темно, а грохот усилился.
— В вагоне погас свет, — сказал молодой лейтенант, сидевший напротив, — раздался поцелуй и звук пощечины… Слышали этот анекдот?
Тоннель оборвался, и снова за окном замелькали кусты, деревья, желтые поля и черные деревушки на пригорках.
— Ну и правильно, что он заработал пощечину, — сказала Верочка. — Нечего приставать…
— Какую пощечину? — спросила Алла.
— В том-то все и дело, что не он заработал, а другой, — улыбнулся танкист, глядя на Аллу.
— Вы бы тоже поцеловали, я вижу, — сказала Верочка. — Твою подружку с удовольствием… — засмеялся лейтенант.
Алла взглянула на него и опустила глаза. И лицо у нее было непроницаемое.
— У вас, у мужчин, одно на уме, — неодобрительно заметила Верочка.
— Послушай, красавица, выходи за меня замуж? — разошелся лейтенант. — Как звать-то тебя?
— Не знает, как зовут, а жениться собирается, — возмутилась Верочка.
— Любовь с первого взгляда, детка, — улыбнулся танкист.
— Я бы за вас никогда замуж не пошла, — сказала Верочка.
— Что же так?
— Вы мне не нравитесь, — заявила она и отвернулась к окну.
Танкист, улыбаясь, что-то говорил Алле, что — Витька уже не слушал.
— Тетенька, садитесь, — уступил он свое место женщине с мешком. Та поспешно плюхнулась на скамью. Железнодорожник потеснился: женщина была полная и широкая в кости.
— До Ярославля? — спросил он.
— В Кунгур, родимый, — ответила она. — В Кунгур.
— Ты куда, Витя? — уставилась на Грохотова Верочка.
— На свежий воздух. Тут душно, — буркнул Витька и стал пробираться в тамбур. Он решил до самого Ярославля ехать в тамбуре.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЯРОСЛАВСКАЯ ИСТОРИЯ.
Ярославль не бомбили. Большой вокзал гудел, в высоких каменных сводах пластами колыхался голубоватый махорочный дым. Люди сидели и лежали на длинных широких скамейках и прямо на полу.
Вокзал напоминал развороченный муравейник, а люди — сонных и вялых муравьев.
Как только поздней ночью прибыли в Ярославль, сосед по купе, расторопный лейтенант, уговорил девчонок пойти с ним в воинский зал, — там, дескать, посвободнее и можно отдохнуть. Витьке все это не нравилось, но пришлось идти с ними. В воинском зале действительно свободнее. Витьке гораздо больше по душе было провести ночь на свежем воздухе в привокзальном сквере.
Лейтенант отыскал свободное место и усадил на желтую скамью девчонок, а сам ушел в комендатуру. Ему нужно было выяснить кое-какие вопросы, так он сказал.
Верочка, положив голову Алле на колени, сразу задремала. Алла откинулась на спинку скамьи. От бессонной ночи под ее глазами образовались голубоватые тени. Витька поставил между собой и Аллой вещмешок и тоже сел на скамью. Он крепко сжал веки, но понял, что не заснет.
В высокие вокзальные окна, заклеенные газетными полосками, вползал сумеречный рассвет. Лица спящих и бодрствующих людей казались бледными и безжизненными. За окнами грохотали пассажирские и товарные поезда. Стекла тоненько позвякивали, а пол вздрагивал.
Верочка скоро уснула. Задремала, склонившись над ней. и Алла. Намотав на руку лямку вещмешка, клевал носом Витька Грохотов… Вдруг стало темно… Ночь. Откуда-то появилась Витькина мать и сказала, что постель готова, пора спать. Отцовская рука поставила на тумбочку возле Витькиной кровати огромный, как станционные часы, будильник. И механизм стал ровно и безжалостно отсчитывать секунды… Витька уронил тяжелую голову на грудь и заснул.
В это утро моросил дождь. Лохматые, с темными подпалинами облака плотно обложили небо. По закопченным вокзальным стеклам бежали грязные струйки. Блестели бурые крыши вагонов. С водосточных труб брызгали фонтанчики. В сквере встрепенулись, залопотали посвежевшей листвой липы и тополя.
Алла и Верочка сидели в вокзале, а Витька вместе с бойцами и командирами штурмовал военного коменданта и воинскую кассу. Он совал дежурным требование на билет, пакет с сургучными печатями, таинственно шептал, что сопровождает дочерей знаменитого маршала, но ничего не помогало. И только к полудню, когда он уже готов был на все плюнуть и ехать без билета, ему повезло: дежурный комендант прокомпостировал билет до Перми. Поезд отправлялся в 22.50.
Прыгая через ступеньку, радостный Витька влетел в вокзал и остановился, раскрыв рот: удобно расположившись на скамье, уписывали мясные консервы с белым хлебом Алла, Верочка и лейтенант-танкист. Двигая крепкими скулами, лейтенант рассказывал что-то смешное. Алла улыбалась, глядя на него.
— Вот, закомпостировал… — сказал Витька, держа в кулаке билеты.
— Сказал бы мне, я в два счета сделал бы, — взглянул на него танкист.
— Я думал, вы уехали.
— Это тебе, — Верочка протянула Витьке бутерброд. Витька покачал головой.
— У нас свой паек есть.
— Миша, подай, пожалуйста, нож, — попросила Алла. Витьке даже краска ударила в лицо: каким голосом она произнесла это имя «Миша». И как смотрит на него…
Лейтенант с улыбкой подал нож. Нижняя губа его довольно оттопырилась. Покопавшись в вещмешке, Миша достал несколько небольших кубиков в серебристой обертке.
— Это шоколад с какао, — сказал он. — Можно в воде растворить, а можно и так.
— Я лучше так, — заявила Верочка, разворачивая кубик.
— Присаживайся, телохранитель… — пригласил Миша. — И закусывай, не стесняйся.
— Не хочу, — буркнул Витька.
Он соврал. Есть хотелось здорово. От банки с консервами шел такой упоительный запах, что слюнки потекли. Занимаясь билетами, он совсем забыл про еду. Но сидеть рядом с самодовольным Мишей и есть его продукты Витьке не хотелось.
— Это еще вкуснее, чем шоколад, — сказала Верочка, откусывая от коричневого кубика. — Попробуй, Витя.
— Заканчивайте, у нас еще есть дела, — пробурчал Витька.
— Какие дела? — спросил лейтенант.
— Разные…
Дел никаких не было, это Витька просто так сказал.
— Вы закусывайте, а я пойду узнаю насчет поезда, — сказал он.
Вокзал напоминал развороченный муравейник, а люди — сонных и вялых муравьев.
Как только поздней ночью прибыли в Ярославль, сосед по купе, расторопный лейтенант, уговорил девчонок пойти с ним в воинский зал, — там, дескать, посвободнее и можно отдохнуть. Витьке все это не нравилось, но пришлось идти с ними. В воинском зале действительно свободнее. Витьке гораздо больше по душе было провести ночь на свежем воздухе в привокзальном сквере.
Лейтенант отыскал свободное место и усадил на желтую скамью девчонок, а сам ушел в комендатуру. Ему нужно было выяснить кое-какие вопросы, так он сказал.
Верочка, положив голову Алле на колени, сразу задремала. Алла откинулась на спинку скамьи. От бессонной ночи под ее глазами образовались голубоватые тени. Витька поставил между собой и Аллой вещмешок и тоже сел на скамью. Он крепко сжал веки, но понял, что не заснет.
В высокие вокзальные окна, заклеенные газетными полосками, вползал сумеречный рассвет. Лица спящих и бодрствующих людей казались бледными и безжизненными. За окнами грохотали пассажирские и товарные поезда. Стекла тоненько позвякивали, а пол вздрагивал.
Верочка скоро уснула. Задремала, склонившись над ней. и Алла. Намотав на руку лямку вещмешка, клевал носом Витька Грохотов… Вдруг стало темно… Ночь. Откуда-то появилась Витькина мать и сказала, что постель готова, пора спать. Отцовская рука поставила на тумбочку возле Витькиной кровати огромный, как станционные часы, будильник. И механизм стал ровно и безжалостно отсчитывать секунды… Витька уронил тяжелую голову на грудь и заснул.
В это утро моросил дождь. Лохматые, с темными подпалинами облака плотно обложили небо. По закопченным вокзальным стеклам бежали грязные струйки. Блестели бурые крыши вагонов. С водосточных труб брызгали фонтанчики. В сквере встрепенулись, залопотали посвежевшей листвой липы и тополя.
Алла и Верочка сидели в вокзале, а Витька вместе с бойцами и командирами штурмовал военного коменданта и воинскую кассу. Он совал дежурным требование на билет, пакет с сургучными печатями, таинственно шептал, что сопровождает дочерей знаменитого маршала, но ничего не помогало. И только к полудню, когда он уже готов был на все плюнуть и ехать без билета, ему повезло: дежурный комендант прокомпостировал билет до Перми. Поезд отправлялся в 22.50.
Прыгая через ступеньку, радостный Витька влетел в вокзал и остановился, раскрыв рот: удобно расположившись на скамье, уписывали мясные консервы с белым хлебом Алла, Верочка и лейтенант-танкист. Двигая крепкими скулами, лейтенант рассказывал что-то смешное. Алла улыбалась, глядя на него.
— Вот, закомпостировал… — сказал Витька, держа в кулаке билеты.
— Сказал бы мне, я в два счета сделал бы, — взглянул на него танкист.
— Я думал, вы уехали.
— Это тебе, — Верочка протянула Витьке бутерброд. Витька покачал головой.
— У нас свой паек есть.
— Миша, подай, пожалуйста, нож, — попросила Алла. Витьке даже краска ударила в лицо: каким голосом она произнесла это имя «Миша». И как смотрит на него…
Лейтенант с улыбкой подал нож. Нижняя губа его довольно оттопырилась. Покопавшись в вещмешке, Миша достал несколько небольших кубиков в серебристой обертке.
— Это шоколад с какао, — сказал он. — Можно в воде растворить, а можно и так.
— Я лучше так, — заявила Верочка, разворачивая кубик.
— Присаживайся, телохранитель… — пригласил Миша. — И закусывай, не стесняйся.
— Не хочу, — буркнул Витька.
Он соврал. Есть хотелось здорово. От банки с консервами шел такой упоительный запах, что слюнки потекли. Занимаясь билетами, он совсем забыл про еду. Но сидеть рядом с самодовольным Мишей и есть его продукты Витьке не хотелось.
— Это еще вкуснее, чем шоколад, — сказала Верочка, откусывая от коричневого кубика. — Попробуй, Витя.
— Заканчивайте, у нас еще есть дела, — пробурчал Витька.
— Какие дела? — спросил лейтенант.
— Разные…
Дел никаких не было, это Витька просто так сказал.
— Вы закусывайте, а я пойду узнаю насчет поезда, — сказал он.