В реальности перенос гена в организм животного больше напоминает не некое биологическое действо, а работу по отладке сложнейшей компьютерной программы. Необходимо исправлять ошибки, производить доводку, нейтрализовать нежелательные эффекты, и все это — до тех пор, пока не будет достигнут желаемый результат. А потом оставалось ждать, когда «программа» заработает. Иногда на это уходили годы.
   Именно поэтому руководитель лаборатории предложили Гейл Бонд забрать Жерара домой в качестве домашнего любимца. Домашние условия рассматривались в качестве особенно важного фактора. Африканские серые попугаи являются чрезвычайно умными птицами — по этому показателю их даже сравнивают с шимпанзе — и обладают наибольшими способностями к языку. Некоторым не человекообразным приматам удавалось «произносить» около 150 слов с помощью языка жестов или клавиатуры компьютера, но для африканского серого попугая это могло считаться средним уровнем. Наиболее «талантливым» из этих птиц удавалось усвоить до тысячи слов. Поэтому для развития способностей и увеличения словарного запаса им необходимо находиться в постоянном контакте с человеком. Их нельзя содержать в клетках рядом с мышами и хомячками, иначе они могли бы сойти с ума от недостатка общения.
   Это не является преувеличением. Защитники животных утверждают, что психика многих серых попугаев оказывалась подорванной в результате дефицита общения. Для них такая жизнь равносильна заключению человека в одиночную камеру на много лет. Серые попугаи нуждаются в общении в не меньшей степени, чем хомо сапиенс, а по мнению некоторых ученых, даже в большей.
   Жерар с тех пор, когда был еще птенцом, рос, что называется, буквально на пальце у человека, и заговорил очень рано. Когда Гейл, которая в то время отметила свой тридцать первый день рождения и вышла замуж за банковского менеджера, принесла Жерара домой, его словарный запас был уже довольно велик. Оказавшись в гостиной, он заявил:
   — Классная хата, Гейл! Круто!
   К сожалению, птица успела нахвататься американского сленга, когда смотрела телевизор, стоявший в лаборатории.
   — Рада, что тебе здесь нравится, Жерар, — ответила она.
   — Я о том и толкую, — сказал попугай.
   — Хочешь сказать, что тебе здесь не нравится?
   — Хочу сказать то, что сказал. — Ладно.
   — Это так, к слову.
   — Хорошо, я поняла.
   Она немедленно сделала запись в своем рабочем дневнике. Эта речь Жерара могла оказаться чрезвычайно важной. Одна из задач экспериментов с трансгенами заключалась в том, чтобы выяснить, до какого уровня ученым удастся развить интеллект животных, не относящихся к человекообразным. Проводить подобные эксперименты с приматами было невозможно — на этот счет имелось слишком много правил и запретов, а вот в отношении попугаев люди были менее щепетильны. Не существовало никаких комиссий по этике, которые контролировали бы эксперименты над этими птицами. Поэтому лаборатория Гролье работала с африканскими серыми.
   Помимо всего прочего, они пытались обнаружить в речи попугая признаки самосознания. Птицы узнавали себя, глядя в зеркало, но речь — это совсем другое. Пока нельзя было утверждать, что попугаи сознательно употребляют слово «я», говоря о себе. Скорее всего они просто повторяли услышанное. Вопрос заключался в том, когда попугай произнесет это слово осознанно, и Гейл показалось, что, впервые оказавшись в ее гостиной, Жерар сделал именно это.
   Неплохое начало.
* * *
   Ричард, ее муж, не проявил интереса к появлению в их квартире нового жильца. Он лишь пожал плечами и сказал:
   — Только не надейся на то, что я буду чистить эту клетку.
   Гейл сообщила, что она тоже не намерена этого делать. Единственным человеком, проявившим энтузиазм, оказался их сын. Эван сразу же принялся играть с попугаем, посадил его на палец, а позже носил на плече. Проходила неделя за неделей, и именно Эван проводил с птицей больше всего времени. Судя по всему, попугай оценил это и теперь воздавал мальчику сторицей, принявшись помогать ему.
* * *
   Гейл установила видеокамеру на штатив, настроила видоискатель и включила запись. Некоторые серые попугаи умели считать, и кое-кто даже утверждал, что наиболее смышленые из этих птиц имеют рудиментарное представление о концепции нуля, но ни одна не была способна производить арифметические вычисления.
   Ни одна, кроме Жерара.
   От волнения у Гейл дрожали руки, и ей приходилось действовать медленно и методично. Закончив приготовления, она проговорила намеренно спокойным голосом, на" какой только была способна:
   — Жерар! Сейчас я покажу тебе картинку и хочу, чтобы ты сказал мне, что с ней нужно делать.
   Она показала птице листок с домашним заданием Эвана, на котором был написан простенький арифметический пример — пятнадцать минус семь, — закрыв ответ ладонью.
   — Я это уже делал.
   — И все равно, что тут нужно делать? — не отступала Гейл.
   — Ты должна сказать.
   — Ты можешь посмотреть на этот рисунок и назвать ответ?
   — Ты должна сказать, — повторил Жерар. Сидя на насесте, он переминался с лапы на лапу и, глядя прямо в объектив камеры, явно демонстрировал раздражение. Жерар не любил, когда к нему приставали.
   — Здесь говорится: от пятнадцати отнять семь, — проговорила Гейл.
   — Восемь, — сразу же ответил попугай.
* * *
   Гейл с трудом подавила огромное желание повернуться к камере и завизжать от радости. Она спокойно перевернула страницу, на которой был написан следующий пример.
   — Так, дальше. От двадцати трех отнять девять.
   Сколько останется? — Четырнадцать.
   — Очень хорошо! А теперь…
   — Ты мне обещала, — сказал Жерар.
   — Я тебе что-то обещала?
   — Да, ты мне обещала, — подтвердила птица. — Ты знаешь…
   Он имел в виду ванну.
   — Ах да, — вспомнила Гейл. — Обязательно, но чуть позже. А сейчас…
   — Ты мне обещала! — угрюмо твердил попугай. — Хочу купаться.
   — Жерар, сейчас я покажу тебе следующий пример и спрошу тебя: сколько останется, если от двадцати девяти отнять восемь?
   — Надеюсь, они смотрят, — проговорил попугай странным тоном. — Они увидят. Они увидят, и они узнают, и они скажут: «Ведь и слепой прекрасно видит — она и мухи не обидит».
   — Жерар, сосредоточься. Если от двадцати девяти отнять восемь, сколько останется?
   Жерар раскрыл клюв, и в этот момент послышался звонок в дверь. Гейл находилась близко к птице и поэтому сразу поняла, что это проделки попугая, иначе она непременно бросилась бы открывать дверь. Он идеально имитировал любые домашние звуки: звонок в дверь, верещание телефона, звук воды, спускаемой в туалете.
   — Жерар, ну пожалуйста!
   Попугай изобразил звук приближающихся шагов и даже скрип половицы, а потом проговорил голосом ее мужа:
   — Отлично выглядишь, крошка! Я по тебе скучал!
   — Жерар… — начала она.
   А птица уже говорила женским голосом:
   — О, Ричард! Как давно тебя не было! Тишина. Затем — звук поцелуя.
   Гейл, окаменев, смотрела на попугая, а тот, почти не раскрывая клюв, продолжал воспроизводить звуки и голоса. «Как магнитофон», — подумалось ей.
   — Мы одни? — спросил женский голос.
   — Да, — ответил голос мужа. — Парень вернется из школы не раньше трех.
   — А эта?…
   — Гейл на конференции, в Женеве.
   — Значит, в нашем распоряжении целый день? Ой, как здорово!
   Снова звуки поцелуев. Шаги двух пар ног. Пересекают комнату. Ее муж:
   — Хочешь что-нибудь выпить?
   — Возможно, позже, малыш, а сейчас я хочу только тебя!
   Гейл развернулась и выключила видеокамеру.
   — А теперь ты меня искупаешь? — спросил Жерар. Она посмотрела на него.
   Хлопнула дверь спальни. Скрип пружин кровати. Женский визг, смех. Снова заскрипели пружины.
   — Перестань, Жерар, — попросила Гейл.
   — Я знал, ты захочешь это узнать, — ответил попугай.
* * *
   — Ненавижу эту гребаную птицу! — сказал ее муж поздно вечером. Они находились в спальне.
   — Дело не в этом, Ричард, — сказала Гейл. — Ты можешь делать все, что угодно, но только не в моем доме. Не на нашей кровати.
   Она уже сменила простыни, но, даже несмотря на это, не могла заставить себя не только сесть на постель, но даже подойти к ней. Она стояла на противоположной стороне спальни, у окна, из-за которого доносился шум парижских улиц, оживленных даже в этот поздний час.
   — Это случилось только один раз, — проговорил Ричард.
   Гейл ненавидела, когда муж врал ей.
   — Да, я помню, когда я была в Женеве. Может, спросить Жерара, были ли другие разы?
   — Не надо, не втягивай в это птицу.
   — Были… Были и другие разы, — сказала она.
   — Ну извини! Я очень сожалею! Довольна? Что ты хочешь от меня услышать, Гейл? — Ничего. Я хочу, чтобы ты так больше не поступал. Я хочу, чтобы твоих шлюх не было в этом доме.
   — Хорошо! Замечательно! Так тому и быть! А теперь можем мы прекратить этот разговор?
   — Да, — сказала она, — можем.
   — Ненавижу долбаную птицу!
   Гейл подошла к двери, но, прежде чем выйти, повернулась и произнесла:
   — Если ты к ней хотя бы пальцем прикоснешься, я тебя убью.
   — Куда ты уходишь?
   — К черту.
* * *
   С Йоши Томидзу она встретилась в его квартире. Их связь началась год назад и после некоторого перерыва возобновилась в Женеве. В Токио Йоши ждали жена и ребенок. Осенью он собирался возвращаться туда, так что вскоре им с Гейл предстояло расстаться.
   — Ты очень напряжена, — проговорил он, гладя ее по спине. У него были чудесные руки. — Поссорилась с Ричардом?
   — Да не так, чтобы очень. Чуть-чуть. Гейл смотрела на лунный свет, струившийся из окна.
   Он был на удивление ярким.
   — Так что же случилось? — спросил Йоши.
   — Я волнуюсь насчет Жерара.
   — Почему?
   — Ричард ненавидит его. Люто ненавидит.
   — Он ничего не сделает с Жераром. Это слишком ценная птица.
   — С него станется, — ответила Гейл и села на постели. — Может, мне лучше вернуться?
   Йоши пожал плечами:
   — Если хочешь…
   — Извини, — сказала она.
   Он легко поцеловал ее.
   — Поступай так, как считаешь нужным.
   Гейл вздохнула.
   — Ты прав, я, наверное, схожу с ума. — Она снова легла и накрылась простыней. — Скажи мне, что я схожу с ума. Ну пожалуйста.

ГЛАВА 033

   Брэд Гордон выключил телевизор и крикнул:
   — Входите! Не заперто!
   Часы показывали полдень. Он торчал без дела в своей квартире на третьем этаже дома по Шерман-Оак, смотрел бейсбольный мяч и ждал, когда рассыльный привезет заказанную пиццу. Однако когда дверь открылась, на пороге, к его удивлению, предстала самая восхитительная женщина из всех, которых ему когда-либо приходилось видеть. Лет около тридцати, высокая, стройная, она была сама элегантность. Одетая на европейский лад, на не слишком высоких каблуках, она излучала сексуальность и в то же время заставляла держаться на расстоянии. Брэд выпрямился в кресле, в котором сидел, провел рукой по подбородку и вспыхнул от стыда, ощутив ладонью двухдневную щетину.
   — Извините, — промычал он, — я не ждал гостей.
   — Меня прислал ваш дядя, мистер Ватсон, — сказала женщина, подходя к Брэду. Он торопливо поднялся на ноги. — Меня зовут Мария Гонсалес. — В ее речи чувствовался легкий акцент, но он не был испанским. Скорее немецким. — Я работаю в фирме, осуществляющей инвестиционные операции вашего дяди, — проговорила женщина, пожимая руку Брэда.
   Тот покивал головой, вдыхая легкий аромат ее духов. Его не удивило, что она работает на дядю Джека. Старик любил окружать себя привлекательными на вид и очень умными деловыми женщинами.
   — Чем могу помочь вам, мисс Гонсалес? — спросил Брэд.
   — Лично мне — ничем, — ответила красотка, оглядываясь и ища глазами место, где можно было бы присесть. Не найдя такового, она осталась стоять. — Но вы могли бы сделать кое-что для вашего дяди.
   — Да, разумеется, все, что угодно!
   — Вероятно, излишне напоминать вам о том, что Дядя выкупил вас под залог и намерен оплатить услуги адвокатов по защите вас в ходе судебных слушаний. А поскольку вам инкриминируется половая связь с несовершеннолетней, защита будет не из легких.
   — Но меня подставили… Женщина подняла руку:
   — Меня это не касается. Дело в другом. Ваш дядя постоянно помогал вам на протяжении многих лет, и теперь у вас появился шанс отплатить ему добром за добро. Он нуждается в вашей помощи. На конфиденциальной основе.
   — Дяде Джеку понадобилась моя помощь?
   — Совершенно верно.
   — Конечно, я сделаю все, что смогу.
   — Повторяю: это строго конфиденциально.
   — Я понял.
   — Вы не должны говорить об этом ни с кем и никогда.
   — Ладно.
   — Наружу не должно просочиться ни слова, а если это случится, вы останетесь без денег на адвокатов и проведете двадцать лет в тюремной камере, как растлитель малолетних.
   Брэд вытер вспотевшие ладони о штаны.
   — Да, да, я все понимаю.
   — На сей раз вы не должны облажаться, Брэд.
   — Ладно, ладно. Вы хоть объясните, что от меня требуется.
   — Ваша любимая компания, «Биоген», собирается объявить о новом важном достижении — открытии гена, который помогает излечиться от наркозависимости. Это — первый шаг на пути к выводу на рынок потрясающего коммерческого продукта, благодаря которому компания окажется в центре внимания, и финансирование потечет рекой. Ваш дядя занимает в компании ключевые позиции, и он не хочет, чтобы они оказались ослаблены в результате прихода новых инвесторов. Ему хотелось бы отпугнуть их.
   — Понятно.
   — Это можно сделать, распространив некие плохие новости относительно «Биогена».
   — Какие, например?
   — В настоящий момент, — сказала Мария Гонсалес, — самым важным коммерческим продуктом «Биогена» является клеточная линия Барнета, которую компания приобрела у Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Она производит цитокины, весьма важные в лечении онкологических заболеваний.
   — Ага…
   — Порча этих клеточных линий имела бы катастрофические последствия.
   Женщина сунула руку в сумочку и вынула оттуда маленький пластиковый флакончик, в каких одна очень известная фирма выпускает капли от покраснения глаз. Открутив колпачок, она капнула по одной капле жидкости на кончики пальцев другой руки.
   — Вам понятно? — спросила она.
   — Да, — кивнул Брэд.
   — По одной капле на каждый палец, и — дать просохнуть.
   — Ясно.
   — Вы отправляетесь в «Биоген». Ваша электронная карточка-пропуск все еще работает, так что попасть туда для вас не составит труда. Затем по базе данных вы выясняете местонахождение хранилища, в котором находится клеточная линия Барнета. Номер хранилища — здесь. — Женщина протянула Брэду карточку, на которой значился номер BGOX6178990QD. — Это замороженные образцы в лабораторных сосудах. Вы подходите и… просто прикасаетесь к каждому из них.
   — Просто прикасаюсь? — Брэд подозрительно покосился на пузырек. — Что это за штука?
   — Ничего такого, что могло бы вам повредить. Но клетки ее не любят.
   — Но меня снимут камеры наблюдения, да и использование магнитных карточек тоже фиксируется. Они узнают, кто это сделал.
   — Этого не произойдет, если вы приедете между часом и двумя дня. В это время системы безопасности отключаются для профилактических работ.
   — Ничего подобного.
   — На этой неделе будет именно так.
   Брэд взял у женщины пластиковый флакончик и покрутил его в руке.
   — Вы понимаете, что у них есть еще и резервное хранилище?
   — Сделайте то, о чем просит вас дядя, а все остальное оставьте на его усмотрение. — Она закрыла сумочку. — И последнее. Не пытайтесь пока связаться с дядей. Он не хочет, чтобы контакты между вами были зафиксированы. Ясно?
   — Вполне.
   — Тогда желаю удачи. И заранее благодарю вас от имени дяди.
   Она снова пожала его руку и ушла.
   ВЫМИРАНИЕ БЛОНДИНАМ ВСЕ ЖЕ НЕ ГРОЗИТ
   Би-би-си распространило ложную информацию.
   Не было ни исследований ВОЗ, ни исследований германских ученых. Самая скверная шутка про блондинок за последние 150 лет
    Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) опровергла сегодня информацию о том, что она когда-либо проводила или публиковала результаты исследований о грядущемисчез новении «гена блондинов». Согласно утверждению группы представителей ООН, «ВОЗ не имеет представления о том, откуда появилась подобная информация, но подчеркивает, что мы не придерживаемся мнения, согласно которому количество людей со светлым цветом волос стремитсяк уменьшению».
    По мнению газеты «Вашингтон пост», источником информации, распространенной Би-би-си, послужили слухи, выложенные в одном из германских интернет-ресурсов. Те, в свою очередь, основывались на заметке, опубликованной два года назад в германском женском журнале «Аллегра», где в качестве источника информации указывался неназванный антрополог, работающий в ВОЗ.
    Подобная «утка» никогда не увидела бы свет, если бы редакторы Би-би-си взяли на себя труд провести хотя бы минимальную проверку достоверности подобной информации, утверждает профессор медиалогии из Джорджтаунского университета Лен Юлер. Некоторые эксперты в области
    средств массовой информации доказывают, что СМИ в последнее время вообще перестали проверять точность и правдивость информации. «Мы просто печатаем информацию, и — вперед», — заявил на условиях анонимности один репортер. Другой, также пожелавший остаться неизвестным, прокомментировал случившееся так: «А что, отличная история! Точность сгубила бы ее».
    Углубленное исследование, проведенное сайтом «городских легенд» Snopes.com, показало, что байки относительно грядущего вымирания блондинов время от времени появляются на протяжении последних 150 лет и уходят своими корнями во времена Авраама Линкольна. И каждый раз, для придания этой версии большего веса, приводились ссылки на некие «научные исследования». Вот типичный пример подобной публикации, датированный 1906 годом.
   БЛОНДИНЫ ОБРЕЧЕНЫ НА ИСЧЕЗНОВЕНИЕ С ЛИЦА ЗЕМЛИ
   Майор Вудрафф предрекает блондинам зловещий конец. Так говорит наука
    Девушка с золотыми локонами обречена. Через шесть сотен лет блондины исчезнут.
    Эту печальную участь предсказал сегодня блондинам майор К. И. Вудрафф, выступавший с лекцией в Ассоциации за развитие науки в Колумбийском университете.
    «Разумеется, блондины не исчезнут, но не исчезнут и публикации, предрекающие их вымирание на протяжении уже полутора веков», — говорит профессор Юлер.

ГЛАВА 034

   Линн, жена Генри Кендалла, на протяжении всей своей взрослой жизни занималась тем, что разрабатывала вебсайты, поэтому в течение дня она обычно находилась дома. В этот день около трех часов дня раздался довольно странный звонок.
   — Это доктор Марти Робертс из «Лонг-Бич Мемориал», — произнес мужской голос. — Могу я поговорить с Генри? — Его сейчас нет дома, он на футболе, — ответил Линн. — Может, ему что-то передать?
   — Я звонил ему на работу, на сотовый, но он не отвечает. — Судя по тону доктора Робертса, дело у него было неотложное.
   — Я увижу Генри через час, — сказала Линн. — А вы доктор Робертс, думаете, с ним что-то могло случиться?
   — О нет! С ним все в порядке. Просто попросите, чтобы он мне перезвонил, хорошо?
   Линн пообещала выполнить просьбу.
   Позже, когда муж вернулся домой, Линн вошла на кухню. Он поставил перед их восьмилетним сыном Джеми блюдце с печеньем и налил чашку молока.
   — Ты знаешь кого-нибудь в больнице «Лонг-Бич Мемориал»? — спросила Линн.
   Генри моргнул.
   — Он звонил?
   — Да, около трех. Кто это такой?
   — Мой школьный друг, патологоанатом. Что он сказал?
   — Ничего, просто попросил, чтобы ты перезвонил ему. — Линн пришлось сделать над собой усилие, чтобы не спросить у мужа, какие дела связывают его с этим патологоанатомом.
   — Хорошо, — кивнул Генри. — Спасибо.
   Она увидела, как Генри покосился на стоявший на кухне телефон, затем развернулся и пошел в их маленький общий кабинет. Он закрыл дверь, и через пару минут из кабинета послышался его приглушенный голос. Слов было не разобрать.
   Джеми уплетал печенье, запивая его молоком. Трейси, их тринадцатилетняя дочь, находилась в своей комнате на втором этаже, и оттуда грохотала музыка. Линн задрала голову и крикнула:
   — Потише, пожалуйста!
   Трейси ее не услышала. Пришлось подниматься наверх.
   Когда она спустилась, Генри находился в гостиной, беспокойно меряя комнату шагами.
   — Мне придется кое-куда отлучиться, — сообщил он.
   - Хорошо. А куда именно?
   — В Бетесде.
   — Какие-то дела в НИЗ?
   Генри обычно ездил в Национальный институт здоровья раза два в год для участия в различных конференциях.
   — Да.
   Линн видела, что муж буквально не находит себе места.
   — Генри, — заговорила она, — ты не хочешь рассказать мне, чем все это вызвано?
   — Просто я провожу одно исследование… Мне нужно кое-что проверить… Я просто… В общем я не знаю.
   — Тебе нужно в Бетесде, но ты не знаешь, зачем?
   — Да нет, конечно же, знаю. Это, гм, связано с Беллармино.
   Линн знала, что Роберт Беллармино является руководителем генетического направления в НИЗ, но он никогда не был другом ее мужа.
   — Что с ним такое?
   — Мне нужно… Ну, в общем, разобраться кое с чем, что он сделал.
   Линн опустилась в кресло.
   — Генри, — заговорила она, — я люблю тебя, но сейчас ты меня просто пугаешь. Почему ты не можешь мне рассказать…
   — Послушай, — перебил жену Кендалл, — я не хочу говорить об этом! Мне нужно ехать, вот и все. Всего на один день.
   — У тебя какие-то неприятности?
   — Я сказал тебе, Линн, что не хочу говорить об этом. Я должен ехать.
   — Хорошо, езжай. А когда?
   — Завтра.
   Она медленно кивнула.
   — Понятно. Хочешь, я закажу…
   — Билет я уже заказал. — Генри перестал метаться по комнате и подошел к жене. — Линн, я не хочу, чтобы ты волновалась.
   — Но все для этого делаешь. — Не переживай. Мне нужно уладить одно дело, а по-
   том все будет в порядке.
   Больше он не сказал ничего.
* * *
   Линн и Генри были женаты пятнадцать лет и имели двух детей. Она лучше кого-либо другого знала, до какой степени он подвержен нервным тикам и резким переменам настроения. Тот самый безудержный полет фантазии и богатое воображение, которые делали Генри великолепным исследователем, превратили его также в нервную и даже немного истеричную личность. Он посещал врача каждые две недели, а звонил ему и того чаще. Ему постоянно казалось, что у него что-то болит, где-то режет или стреляет. Беспричинные страхи заставляли его просыпаться по ночам в холодном поту, он начинал паниковать по любому поводу. Мельчайший дорожный инцидент казался ему катастрофой, овевавшей его «дыханием смерти», как называл это сам Генри. Поэтому, даже несмотря на то, что поведение Генри и вся эта история с поездкой в Бетесде казались ей странными, Линн не придала этому большого внимания. Посмотрев на часы, она решила, что пора размораживать спагетти в соусе. Иначе Джеми наестся печенья и не станет ужинать.
   Трейси снова включила музыку на всю катушку. Вскоре повседневные заботы вышли на первый план и вытеснили из ее сознания мысли о странном поведении Генри и его предстоящей поездке в Бетесде. У ней были другие дела, и она занялась ими.

ГЛАВА 035

   Генри Кендалл вышел из аэропорта Даллеса и поехал на север по 267-му шоссе, направляясь к «обезьяньему институту» в Ламбертвилле. Только через час впереди показалась проволочная ограда и будка охраны позади двойных ворот. Перед воротами высились огромные клены, за раскидистыми кронами которых, в глубине
   территории, притаилось несколько зданий. Это был один из самых крупных в мире комплексов, где проводились исследования приматов, но справочник «Национальные институты» не сообщал ни об этом факте, ни о местонахождении комплекса. Отчасти из-за того, что вокруг изучения приматов всегда шло много споров, отчасти из-за опасений, что активисты движений по защите животных разнесут здесь все вдребезги.
   Генри остановил машину у внешних ворот, нажал на кнопку интеркома, представился и назвал свой кодовый номер. Он не был здесь уже четыре года, но его код, к счастью, все еще не аннулировали. Затем он высунул голову из машины, чтобы камеры наблюдения смогли четко зафиксировать его лицо.
   — Благодарю вас, доктор Кендалл, — проговорил голос из динамика, внешние ворота открылись, и Генри подъехал к внутренним. Позади него закрылись первые ворота. Из будки вышел охранник и проверил его удостоверение. Он смутно помнил этого парня.
   — Мы вас сегодня не ждали, доктор Кендалл, — проговорил охранник и вручил ему временный пропуск в виде магнитной карты.
   — Меня попросили забрать из моего личного шкафчика кое-какие вещи.
   — Вот-вот, гайки в последнее время стали закручивать будь здоров, сами знаете.
   — Да уж, знаю. — Он имел в виду Беллармино.
   Открылись внутренние ворота, и Генри въехал на территорию комплекса. Миновав административное здание, он поехал прямиком к корпусам обезьянника. Шимпанзе раньше содержались в корпусе В, и Генри надеялся, что они по-прежнему там.