Я сказал, что постараюсь не забыть.
   – Остальные твои вещи будут вот здесь, – Винс Рейнолдс кивком указал на стену позади меня. Там было десятка полтора небольших сейфов, каждый – с электронно-цифровым замком. – Введешь код и закроешь все сам, – сказал он и отвернулся, чтобы не видеть, как я набираю код.
   – А часы мне не понадобятся?
   Он покачал головой.
   – Часы мы тебе выдадим.
   – А как быть с ремнем?
   – Ремень тоже выдадим.
   – А ноутбук? – спросил я.
   – Ноутбук тоже положи в сейф. Если не хочешь, чтобы магнитное поле испортило тебе жесткий диск.
   Я поставил сумку с ноутбуком в сейф, вместе с остальными вещами, и закрыл дверцу. Чувствовал я себя странно – как будто меня раздели перед тем, как впустить в тюрьму.
   – А шнурки вы у меня не заберете? – спросил я, пытаясь пошутить.
   – Нет. Шнурки оставь себе. Чтобы было на чем повеситься, если вдруг захочется.
   – Почему это мне вдруг захочется повеситься?
   – Да кто тебя знает, – Винс пожал плечами. – Только знаешь, все эти парни, которые тут работают… Я тебе скажу – они все сумасшедшие. Они делают эти хреновы маленькие штучки, которых даже не видно, перемешивают молекулы с дерьмом, разрезают их и склеивают вместе. Работа жутко мелкая и напряженная – вот они и сходят с ума. Все до единого с ума посходили. Полные психи. Иди сюда.
   Мы прошли еще через одну пару стеклянных дверей. На этот раз меня ничем не поливали.
   Мы оказались внутри энергоблока. Под голубыми галогеновыми лампами стояли громадные металлические трубы десяти футов в высоту, с массивными керамическими изоляторами толщиной с ногу взрослого человека. Все гудело. Пол ощутимо вибрировал. Повсюду висели таблички с красными молниями и надписями: «Внимание! Высокое напряжение!».
   – У вас тут приличные мощности… – сказал я.
   – Энергии хватило бы на небольшой город, – согласился Винс. Он указал на табличку. – Относись к этим штукам серьезно. У нас тут недавно были проблемы, пожароопасная ситуация.
   – Да?
   – Ага. Крысы устроили тут гнездо. И постоянно поджаривались на проводах. В буквальном смысле. Ненавижу вонь горелой крысиной шерсти. А ты?
   – Никогда не нюхал.
   – Воняет жутко – ты даже представить не можешь.
   – Да-а… А как крысы пробрались внутрь здания? – спросил я.
   – Через канализационные трубы.
   Наверное, на лице у меня отразилось удивление, поэтому Винс пояснил:
   – Ты что, не знал? Крысы постоянно такое вытворяют, им надо всего лишь немного проплыть, чтобы забраться внутрь. Конечно, если такое случится, как раз когда ты сидишь на толчке, сюрприз будет не из приятных, – он коротко хохотнул. – Проблема в том, что подрядчик, который строил здание, зарыл канализационные отстойники недостаточно глубоко. В общем, не важно из-за чего, но крысы сюда пролезают. У нас уже было несколько случаев за то время, пока я здесь работаю.
   – Правда? А что за случаи?
   Он пожал плечами и сказал:
   – Они хотели сделать этот комплекс совершенным. Из-за того, что работают с такими малюсенькими штучками. Но в этом мире нет совершенства, Джек. И не было никогда, и не будет.
   Я снова спросил:
   – Так что это были за случаи?
   Тем временем мы подошли к дальней двери, с кодовым замком. Винс быстро набрал код. Замок щелкнул, и дверь открылась.
   – На всех дверях код одинаковый – ноль шесть, ноль четыре, ноль два.
   Винс толкнул дверь, и мы вошли в крытый переход, соединяющий энергоблок с другими зданиями комплекса. Здесь было довольно жарко, несмотря на работавшие кондиционеры.
   – Чертов подрядчик, – сказал Винс. – Никак не может довести до ума кондиционеры. Мы уже пять раз вызывали их, чтобы все сделали как надо, но в этом переходе все равно постоянно жарко.
   В конце коридора была еще одна дверь, и Винс предложил мне самому ввести код. Я набрал нужные цифры, дверь щелкнула и открылась.
   Дальше была еще одна шлюзовая камера – перегородка из толстого стекла, и через несколько футов – еще одна перегородка. А за второй перегородкой я увидел Рики Морса в джинсах и футболке. Рики явно обрадовался – он улыбнулся и помахал мне рукой.
   На футболке у него была надпись: «Подчиняйтесь мне, я – корень».
   Это такая программерская шутка. В операционной системе UNIX слово «корень» означает «главный».
   Рики передал по интеркому:
   – Винс, дальше я сам всем займусь.
   Винс пожал плечами.
   – Без проблем.
   – Ты уже исправил настройки положительного давления?
   – Час назад. А что?
   – Похоже, в главной лаборатории что-то не сработало.
   – Сейчас опять проверю, – сказал Винс. – Наверное, опять где-то утечка. – Он хлопнул меня по спине и показал большим пальцем на помещение впереди: – Ну, удачи тебе там.
   А потом повернулся и ушел туда, откуда мы пришли.
   – Страшно рад тебя видеть, – заявил Рики. – Ты уже знаешь код, чтобы войти?
   Я ответил, что знаю. Рики кивнул на панель замка. Я набрал цифры. Стеклянная стенка отъехала в сторону. Я вошел в узкое пространство, шириной не больше четырех футов, с металлическими решетками со всех четырех сторон. Стеклянная стена позади меня закрылась.
   Из пола ударил резкий поток воздуха. Мои брюки надулись, рубашка затрепыхалась на теле. Почти сразу же включились вентиляторы в обеих стенках камеры, а потом подуло и с потолка. Поток воздуха трепал мои волосы и ощутимо давил на плечи. Потом заработал вакуумный насос. Стеклянная перегородка впереди меня скользнула в сторону. Я пригладил волосы и шагнул вперед.
   – Извини за чистку, – сказал Рики и крепко пожал мне руку. – Но по крайней мере нам не приходится ходить в скафандрах.
   Я заметил, что он выглядит здоровым и сильным. На руках отчетливо выделялась рельефная мускулатура. Я сказал:
   – Прекрасно выглядишь, Рики. Качаешься?
   – Вообще-то, знаешь, нет.
   – Красивый рельеф, – добавил я и пощупал его бицепс.
   Рики улыбнулся.
   – Просто здесь напряженная работа. Винс тебя напугал?
   – Да нет…
   – Он немного странный, этот Винс, – продолжал Рики. – Вырос в пустыне, вместе с матерью. Она умерла, когда ему было пять лет. Когда ее в конце концов нашли, от тела уже мало что осталось. Бедный ребенок просто не знал, что делать. Наверное, после такого любой был бы со странностями, – Рики пожал плечами. – Но я рад, что ты здесь. Я боялся, что ты не приедешь.
   Теперь я заметил, что, несмотря на очень здоровый вид, Рики казался каким-то нервным, немного перевозбужденным. Он быстро пошел по коридору, ведя меня за собой.
   – Как там Джулия?
   – Сломала руку и сильно ударилась головой. Она в больнице, за ней наблюдают. Но говорят, что с ней все будет в порядке.
   – Вот и хорошо. Да, хорошо… – он быстро кивнул, продолжая идти по коридору. – А кто присматривает за детьми?
   Я рассказал, что у нас гостит моя сестра.
   – Значит, ты можешь остаться здесь на какое-то время? На несколько дней?
   Я сказал:
   – Да, наверное. Если не справлюсь раньше.
   Обычно программисты-консультанты не задерживались на производстве надолго. Как правило, хватало одного дня, может – двух. Не больше.
   Рики оглянулся на меня через плечо.
   – А Джулия… э-э… объясняла тебе, что это за место?
   – Признаться, нет.
   – Но ты же знаешь, что она много времени проводила здесь, на фабрике?
   Я сказал:
   – Да, конечно.
   – Последние несколько недель ее каждый день привозили на вертолете. А пару раз она даже оставалась на ночь.
   – Я не знал, что она так интересуется производством.
   Рики как будто ненадолго замешкался, потом сказал:
   – Понимаешь, Джек, это совершенно новый процесс… – он нахмурил брови. – Она в самом деле ничего тебе не рассказывала?
   – Нет. Ничего. А что?
   Рики не ответил.
   Он открыл очередную дверь и жестом пригласил меня войти.
   – Это наш жилой модуль. Здесь мы все спим и едим.
   После коридора воздух здесь показался прохладным. Стены были отделаны таким же гладким материалом, типа «формики». Я услышал низкий, монотонный гул кондиционеров.
   В коридор выходило несколько дверей. На одной из них я обнаружил свое имя, написанное маркером на полоске бумаги. Рики открыл дверь.
   – Твои апартаменты, Джек.
   Комната была обставлена очень скромно, как монашеская келья. Узкая кровать, маленький столик, на котором едва помещались монитор и клавиатура компьютера. Над кроватью – полка для книг и одежды. Вся мебель была отделана чрезвычайно гладким белым пластиком. Во всей комнате не было ни одной щели или углубления, в которых могла бы скопиться пыль или грязь. Окна в комнате тоже не было, только жидкокристаллический экран на одной из стен, демонстрирующий вид на пустыню.
   На кровати лежали пластмассовые часы и поясной ремень с пластиковой пряжкой. Я надел и то, и другое.
   Рики сказал:
   – Бросай свои пожитки, и я покажу тебе, где здесь что.
   Шагая все так же быстро, он провел меня в небольшую общую комнату. Там стояла кушетка и несколько стульев вокруг кофейного столика. На стене висела таблица с каким-то расписанием. Здесь тоже вся мебель была покрыта таким же глянцевитым белым пластиком.
   – Справа – кухня и комната отдыха, там телевизор, видеоигры и все такое.
   Мы вошли на маленькую кухню. Здесь были два человека, мужчина и женщина. Они стоя ели сэндвичи.
   – Думаю, вы знакомы, – сказал Рики улыбаясь.
   Я действительно знал обоих. Они работали в моей команде в «МедиаТроникс».
   Рози Кастро – темнокожая, худощавая, всегда отличалась язвительностью и экзотичным внешним видом. Сейчас на ней были мешковатые шорты с большими карманами, пышную грудь обтягивала футболка с надписью: «Ты хочешь!». Очень независимая, революционерка по натуре, Рози училась в Гарварде на шекспировском отделении – пока не решила, по ее собственным словам, что «Шекспир отбросил копыта сотни лет назад. Ничего нового о нем уже не скажешь. Так какого черта?» Она перевелась в Массачусетский технологический институт, стала протеже Роберта Кима и занялась программированием естественного языка. И оказалось, что это у нее прекрасно получается, А потом программы на основе естественного языка понадобились для распределенной обработки данных. Поскольку выяснилось, что люди оценивают речь, которую слышат, одновременно по нескольким каналам. Человек не ждет, пока предложение договорят до конца, а как бы предугадывает, что должно прозвучать дальше. Подобная ситуация возникает и при распределенной обработке данных, когда процесс работы над проблемой идет с нескольких позиций одновременно. Я сказал:
   – Ты по-прежнему носишь эти футболки, Рози…
   В «МедиаТроникс» у нас возникали кое-какие проблемы из-за ее манеры одеваться.
   – Ну. Это держит ребят на взводе, – Рози пожала плечами.
   – На самом деле мы не обращаем на них внимания. Они не настолько хороши, как тебе кажется, – сказал Дэвид Брукс. Сам он всегда очень строго соблюдал принятую форму одежды, был сверх меры аккуратен и в свои двадцать восемь лет почти полностью облысел.
   Рози показала ему язык.
   Дэвид был инженером и, как все инженеры, был излишне прямолинеен и не очень вежлив. Кроме того, он был полон противоречий. Немыслимо аккуратный в том, что касалось внешнего вида на работе и самой работы, по выходным он катался на горном мотоцикле и часто возвращался домой, по уши измазанный в грязи. Дэвид энергично потряс мне руку.
   – Очень рад тебя видеть, Джек.
   Я сказал:
   – Надеюсь, кто-нибудь наконец объяснит мне, почему вы все так рады меня видеть?
   Рози сказала:
   – Ну, это потому, что ты разбираешься в мультиагентных системах лучше, чем…
   – Сперва я хотел показать ему тут все, – перебил ее Рики. – А потом уже мы поговорим.
   – Почему? – спросила Рози. – Ты хочешь преподнести ему сюрприз?
   – К чему эти чертовы сюрпризы? – поинтересовался Дэвид.
   – Нет, ничего такого, – сказал Рики, глядя на них со значением. – Я просто хочу, чтобы Джек сперва получил кое-какое представление о фабрике. Я хочу пройтись с ним по комплексу.
   Дэвид посмотрел на часы.
   – Ну и сколько времени, по-твоему, это займет? Потому что я думаю, мы получили…
   – Я сказал – дайте мне показать ему фабрику, бога ради! – прорычал Рики. Я удивился. Я никогда прежде не видел, чтобы он так выходил из себя. Однако Рики явно сильно разозлился.
   – Да ладно, ладно тебе, Рики.
   – Ну что ты… Ты же у нас главный, Рики.
   – Да, я – главный, – заявил Рики, явно все еще злой. – И, кстати, перерыв у вас закончился еще десять минут назад. Так что возвращайтесь к работе. – Он посмотрел на соседнюю игровую комнату. – А где остальные?
   – Налаживают сенсоры по периметру.
   – Вы хотите сказать – они снаружи?!
   – Нет, нет. Они в аппаратной. Бобби думает, эти сенсоры просто неправильно откалиброваны.
   – Хорошо. Кто-нибудь известил об этом Винса?
   – Нет. Это же касается программ – Бобби сам разберется.
   И тут запищал мой сотовый. Я удивился и вытащил телефон из кармана. Повернувшись к остальным, я спросил:
   – Здесь работают сотовые?
   – Да, – сказал Рики. – Здесь есть сеть.
   И он вернулся к спору с Рози и Дэвидом.
   Я вышел в коридор и просмотрел сообщения. Сообщение было только одно, из больницы, о Джулии. «Насколько нам известно, вы – супруг миссис Форман. Пожалуйста, перезвоните нам, как только сможете…» Дальше был номер доктора Рана. Я сразу же позвонил по этому номеру.
   На коммутаторе подняли трубку:
   – Отделение интенсивной терапии.
   Я попросил позвать доктора Рана и подождал, пока он подойдет к телефону. Я сказал доктору:
   – Это Джек Форман, муж Джулии Форман.
   – Да-да, мистер Форман, – приятный, мелодичный голос. – Спасибо, что вы перезвонили. Я так понимаю, это вы сопровождали вашу жену в госпиталь вчера ночью. Да? Тогда вы наверняка знаете, насколько серьезны у нее повреждения, вернее, я бы сказал, потенциальные повреждения. Мы считаем, что ей необходимо пройти полное обследование и лечение по поводу перелома тазовых костей и внутричерепной гематомы…
   – Да, – сказал я. – Мне говорили об этом вчера ночью. Какие-то проблемы?
   – Вообще-то да. Ваша жена отказывается от лечения.
   – Как это?
   – Вчера ночью она позволила нам сделать рентгеновский снимок и зафиксировать перелом руки. Мы объяснили ей, что рентгеновские снимки недостаточно информативны и что очень важно сделать еще и магниторезонансное исследование, но она от него отказалась.
   Я спросил:
   – Почему?
   – Она утверждает, что не нуждается в обследовании.
   – Конечно, нуждается, – сказал я.
   – Да, нуждается, мистер Формен, – подтвердил Рана. – Мне не хотелось бы вас тревожить, но при переломах таза возможны массивные кровотечения в брюшную полость, от которых человек может даже умереть. Это может произойти очень скоро, и…
   – Чего вы хотите от меня?
   – Мы хотели бы, чтобы вы поговорили с женой.
   – Конечно. Передайте ей трубку.
   – К сожалению, прямо сейчас ей делают еще один рентгеновский снимок. На какой номер можно вам перезвонить? На номер вашего сотового? Хорошо. И еще одно, мистер Форман. Мы не можем выяснить психиатрический анамнез вашей жены…
   – Почему?
   – Она отказывается об этом говорить Не отвечает ни на какие вопросы о наркотиках, стимуляторах, расстройствах поведения. Не могли бы вы внести ясность в этот вопрос?
   – Я попытаюсь…
   – Не хочу вас пугать, но у вашей жены, скажем так, несколько неустойчивое психическое состояние. Временами она как будто даже галлюцинирует.
   – В последнее время у нее были сильные стрессы на работе, – сказал я.
   – Да, несомненно, это имеет прямое отношение к ее состоянию, – подтвердил доктор Рана. – Кроме того, она получила серьезную травму головы и нуждается в дополнительном обследовании. Не хочу вас пугать, но, признаться, психиатр, который консультировал вашу жену, считает, что у нее маниакально-депрессивное расстройство, или наркотическое расстройство, или и то, и другое.
   – Понимаю…
   – И, конечно же, такие вопросы всегда поднимаются при автомобильной катастрофе, в которой участвовала только одна машина…
   Он имел в виду, что этот несчастный случай мог быть суицидальной попыткой. Я не думал, что дело обстояло именно так.
   – Мне неизвестно, принимала ли моя жена наркотики, – сказал я. – Но ее поведение беспокоило меня уже несколько недель.
   Рики вышел в коридор и нетерпеливо потоптался возле меня. Я прикрыл трубку ладонью и сказал:
   – Это насчет Джулии.
   Он кивнул, посмотрел на часы и поднял брови. Мне показалось довольно странным, что он торопит меня, когда я разговариваю с врачом о моей жене, к тому же его непосредственной начальнице.
   Доктор поговорил со мной еще немного, я постарался ответить на все его вопросы, но на самом деле не смог сообщить ему ничего полезного. Он сказал, что попросит Джулию перезвонить мне, как только она вернется с обследования. Я ответил, что буду ждать звонка, и закрыл крышку телефона.
   Рики сказал:
   – Ну хорошо. Извини, что поторапливаю тебя, Джек, но… ты знаешь, мне нужно очень многое тебе показать.
   – У нас проблемы со временем? – спросил я.
   – Не знаю Возможно.
   Я собирался спросить, что он имеет в виду, но Рики уже повел меня по коридору, шагая так же быстро, как прежде. Мы вышли из жилого комплекса и прошли через еще одну пару стеклянных дверей в следующий коридор.
   Я заметил, что этот переход тщательно изолирован. Мы шли по стеклянной дорожке, подвешенной над полом. В стекле были небольшие отверстия, а снизу к ним подходили вакуумные отводы для отсасывания пыли. Я уже начал привыкать к постоянному шипению кондиционеров.
   На середине коридора была еще одна пара стеклянных перегородок. Мы с Рики по очереди прошли через очистную камеру. Двери открылись перед нами и закрылись, когда мы прошли. Чем дальше мы шли, тем сильнее становилось ощущение, что я попал в тюрьму, что позади остаются все новые и новые железные решетки, а я захожу все глубже и глубже в… во что-то.
   Пусть высокотехнологичная и со сверкающими чистотой стеклянными стенами – все равно это была тюрьма.
День шестой. 08:12
   Мы вошли в большую комнату, помеченную табличкой, на которой было написано «АППАРАТНАЯ», а пониже – «мол. отд./фаб. отд./энерг. отд.». Стены и потолок аппаратной были покрыты уже знакомым глянцевитым белым пластиком. На полу стояли большие контейнеры, отделанные таким же материалом. Справа вдоль стены я заметил ряд больших баков из нержавеющей стали, утопленных в пол. От баков отходило множество трубок с вентилями, которые спускались куда-то вниз, в подвал. Выглядело это очень похоже на маленький пивоваренный заводик, и я уже собирался спросить у Рики, что это такое на самом деле, когда он воскликнул:
   – А, вот вы где!
   Над распределительным щитом возле монитора трудились еще трое программистов из моей старой команды. Заметив нас, они повернулись к нам с немного виноватым видом – как дети, которых поймали, когда они запустили руки в коробку с печеньем. Конечно, заводилой у них был Бобби Лембек. В свои тридцать пять Бобби больше проверял программные коды, чем писал, но он все еще мог написать что-то сам, если бы захотел. Как всегда, он был одет в линялые джинсы и футболку с картинкой из мультфильма «Призрак в доспехах», на поясе у него висел неизменный плеер.
   Еще здесь была Мае Чанг, необычайно красивая и изящная, внешне – полная противоположность Рози Кастро. Мае работала полевым биологом в Сычуане, исследовала золотистых курносых мартышек, а в двадцать пять лет сменила профессию и стала программистом. После работы полевым биологом-исследователем, да и по внутренней склонности, Мае была очень тихой. Она мало говорила, двигалась почти бесшумно и никогда не повышала голоса – но и никогда не отступала в споре. Как многие биологи, она прекрасно умела сливаться с окружением, делаться незаметной, почти невидимкой.
   А третьим был Чарли Давенпорт – сварливый, раздражительный, вечно взъерошенный, он уже к тридцати годам сильно растолстел и был медлительным, тяжеловесным и неуклюжим. Его одежда всегда выглядела так, будто он в ней спал – а он нередко именно так и делал, особенно при напряженном рабочем графике. Раньше Чарли работал у Джона Холланда в Чикаго и у Дион Фармер в Лос-Аламос. Он был экспертом по генетическим алгоритмам – это такие программы, которые моделируют процесс естественного отбора. Чарли был довольно неприятной личностью – он постоянно хмыкал, мычал, сопел, фыркал, разговаривал сам с собой и шумно испускал газы. В группе терпели его только потому, что Чарли был действительно талантлив.
   – Здесь действительно нужны три человека? – спросил Рики после того, как я пожал руки всем троим.
   – Да, – откликнулся Бобби, – здесь действительно нужны три человека, сеньор Корни, потому что дело сложное.
   – Почему? И не называй меня сеньором Корни.
   – Я подчиняюсь, мистер Корень.
   – Просто ответь на вопрос.
   – Хорошо, – сказал Бобби. – Я начал проверять сенсоры после этого случая утром, и мне показалось, что они неправильно откалиброваны. Но, поскольку наружу никому выходить нельзя, встал вопрос – либо мы неправильно читаем показания сенсоров, либо неисправны сами сенсоры, либо они просто неправильно откалиброваны на этом оборудовании. Мае знает эти сенсоры, она работала с такими в Китае. Я проверяю кодировки. А Чарли торчит здесь потому, что не хочет уйти и оставить нас одних.
   – Блин, мне и без вас есть чем заняться, – пробурчал Чарли. – Но это я писал алгоритм, который контролирует сенсоры, и, после того как вы закруглитесь, надо будет оптимизировать сенсорные коды. Я просто жду, когда эти двое перестанут тут копаться. А потом все оптимизирую. – Он указал пальцем на Бобби. – Вся его оптимизация не стоит и кучки дерьма.
   Мае возразила:
   – Бобби может это сделать.
   – Да, может – если у него будет месяцев шесть в запасе.
   – Дети, дети, ведите себя хорошо при нашем госте, – попытался утихомирить их Рики.
   Я вежливо улыбнулся. По правде говоря, я не прислушивался к тому, что они говорят. Я просто наблюдал за ними. Это были трое моих лучших программистов, и когда они работали на меня, то были уверены в себе до самонадеянности. Теперь же меня поразило, насколько все они нервозны и напряжены. Они спорили и пререкались, раздражались друг на друга и вообще были на взводе. Если вспомнить, то и Рози с Дэвидом тоже показались мне какими-то нервными.
   Чарли замычал, как он это обычно делал, – это очень раздражало.
   – О боже! – воскликнул Бобби Лембек. – Скажите ему, чтобы заткнулся!
   Рики посерьезнел:
   – Чарли, мы же с тобой уже разговаривали об этом мычании.
   Чарли продолжал мычать.
   – Чарли…
   Чарли шумно, нарочито вздохнул. И перестал мычать.
   – Спасибо! – проронил Бобби.
   Чарли закатил глаза и уставился в потолок.
   – Ну ладно, – сказал Рики. – Заканчивайте побыстрее и возвращайтесь на свои станции.
   – Хорошо.
   – Я хочу, чтобы все были на своих местах как можно скорее.
   – Заметано, – пообещал Бобби.
   – Я серьезно. На своих местах.
   – Да ради бога, Рики, хорошо, хорошо. А теперь, может, ты перестанешь болтать и дашь нам работать?
   Когда мы ушли от ребят, Рики провел меня в маленькую комнатку в другом конце помещения. Я заметил:
   – Рики, эти ребята были совсем другими, когда работали у меня.
   – Я знаю. Все сейчас немного зажаты.
   – А почему?
   – Из-за того, что здесь происходит.
   – И что же такое здесь происходит?
   Он остановился перед небольшой отгороженной секцией в дальней части комнаты.
   – Джулия не рассказывала тебе, потому что это входит в договор о неразглашении, – Рики прикоснулся к двери магнитной карточкой.
   Я спросил:
   – Секретность? Что может быть секретного в медицинской интраскопии?
   Замок щелкнул, дверь открылась, и мы вошли внутрь. Дверь за нами закрылась. Я увидел стол, два стула, компьютерный монитор и клавиатуру. Рики уселся и немедленно застучал пальцами по клавиатуре.
   – Проект с медицинской интраскопией – только побочный продукт, – пояснил он. – Неосновное коммерческое применение технологии, которую мы разработали.
   – Ага… И какая же это технология?
   – Военная.
   – «Ксимос» занимается военными технологиями?
   – Да. По контракту. – Он помолчал, лотом продолжил: – Два года назад в Департаменте обороны поняли, после событий в Боснии, насколько велика ценность автоматизированных самолетов-роботов, которые могут передавать изображения с поля боя в реальном времени. В Пентагоне сообразили, что таким летающим камерам можно найти гораздо более разнообразное применение в будущих войнах. С их помощью можно обнаруживать точное положение войск противника, даже если они спрячутся внутри зданий; можно корректировать ракетный огонь или идентифицировать дружественные подразделения – ну и так далее. Командование на земле может запросить любые изображения, которые им понадобятся, в любой части спектра – видимой, инфракрасной или ультрафиолетовой – любой. В войнах будущего дистанционное слежение в реальном времени будет иметь огромное значение.
   – Понятно…
   – Но очевидно, – продолжал Рики, – что такие камеры-роботы очень уязвимы. Враги будут расстреливать их, как голубей. Пентагон захотел получить камеры, которые невозможно расстрелять. Им представлялось нечто очень маленькое – может быть, размером со стрекозу – такая цель, которую невозможно будет подстрелить. Но сразу встала проблема с энергообеспечением, с малыми размерами отсека управления и с разрешающей способностью, которую могут дать такие маленькие линзы. Военным были нужны большие линзы.