Страница:
Он размышлял о России и позднее — став главой Германского государства… Возвращаясь во второй половине марта 39-го года из Праги, только что занятой вермахтом, он вдруг заговорил со своим адъютантом фон Беловым, а точнее, произнес неожиданный монолог:
— Теперь надо позаботиться о том, чтобы чехи оставались довольны и чувствовали себя под защитой рейха хорошо, — сказал он, глядя из окна вагона на живописный ландшафт…
Фон Белов слушал, ловя каждое слово, — он интуитивно ждал чего-то подобного, глядя на задумавшегося фюрера… А тот, как будто думая вслух, говорил:
— Иное дело поляки… Они не хотят уступать в вопросе о Данциге и о коммуникациях через «Коридор»… А ведь заклятый враг Польши не Германия, а Россия…
Фон Белов слушал, а Гитлер умолк, смотря вдаль… За окном мелькало одно и другое, а фюрер молча смотрел на мелькающее, быстро уносящееся назад, и потом заговорил опять:
— Нам тоже однажды грозит опасность со стороны России… Да… Но почему послезавтрашний враг не может стать завтрашним другом?
Это было сказано чуть более года назад, и за этот год изменилось так много! А тогдашнее «завтра» стало сегодняшним днем. И в этом «сегодня» Россия была другом. А завтра?
6 ИЮЛЯ 1940 года фюрер возвратился в Берлин, и возвратился триумфатором —восторг и аплодисменты масс народа на Ангальтском вокзале, огромные толпы на Вильгельмплац, поток высокопоставленных посетителей в имперской канцелярии, прерывать который удавалось, лишь выходя на балкон канцелярии по настоятельным просьбам-требованиям десятков тысяч ликующих немцев…
В кругах же «образованных» устанавливалась пессимистическая точка зрения на происходящее… Связанная с оказавшейся в остром положении Англией родственными и клановыми узами, затаившаяся прозападная оппозиция пребывала в унынии… На лицах друзей Тротта цу Зольц и блестящих берлинских космополитов застыла смесь страха, изумления и вынужденного восхищения…
7 июля весь день шел проливной дождь… В Берлин приехал граф Чиано — официально по поводу заупокойной службы по маршалу Бальбо, погибшему в авиакатастрофе в Ливии, а фактически — для разговора с фюрером.
Гитлер принял его немедленно, но Чиано фюрера не обрадовал, разворачивая планы территориальных притязаний Италии… Все это было очень некстати, тем более что войска дуче во французской кампании особых лавров не снискали… А Чиано разглагольствовал о необходимости занять Мальту, Египет, Судан, Британское Сомали…
Вскоре Италия и впрямь начала военные действия в Африке. Но уже не против подданных изгнанного ими императора Хайле Селассие I, а против подданных Его королевского Величества Георга VI… А это уже был противник несколько иного калибра…
Фюрер рассказал Чиано о ходе кампании во Франции и пообещал, что если Англия не согласится на мир, то он атакует ее огнем и мечом… Расчет у него был верный — Чиано обязательно передаст этот разговор через посредников в Лондон…
Затем фюрер предложил Чиано съездить во Францию — опять-таки рассчитывая на последующую болтливость итальянца…
Итальянский же посол Аттолико устроил в честь своего шефа прием в резиденции на озере Ваннзее…
Были приглашены хорошенькие аристократки и просто хорошенькие немки… Русская космополитка, княжна Мисси Васильчикова, работавшая в отделе радиовещания аусамта, была приглашена тоже, но по возвращении домой записала в дневнике: «Когда пришла пора прощаться и благодарить хозяина, мы обнаружили его с Чиано в затемненной комнате, танцующими щека к щеке с двумя самыми легкомысленными дамочками, каких только может предложить Берлин. И это — в день, официально считающийся траурным! Мы отбыли возмущенные…»
Мисси, правда, не уточняла, что их возмутило: то, что Чиано и Аттолико пренебрегли памятью Бальбо, или то, что они выбрали не ее и ее родную сестру Татьяну Меттерних…
Гитлер же вернулся к своему обычному распорядку дня: ровно в 12.00 доклад Йодля о положении на фронтах, затем совещания с генералитетом и прием гражданских посетителей. Вечером — узкое, давно устоявшееся застольное общество… Изредка он просматривал новый киножурнал — будущий, еще без звука, который «озвучивал» с листа бумаги дежурный офицер, потом заносивший на этот же лист правку фюрера.
Остаток вечера — спокойная долгая беседа у камина… Правда, слушатели тут преобладали над собеседниками… Впрочем, Гитлер всегда был готов — и не только у камина — внести в свое мнение коррективы, но — лишь в том случае, когда чужие аргументы были основательны и убедительны.
В начале же июля у него начали созревать сразу две мысли, позднее оформленные в его директивах № 16 и №21…
Директива № 16 относилась к плану «Морской лев» и ориентировала германские вооруженные силы на десантную операцию против Англии…
Директива же № 21 относилась к плану «Барбаросса» и ориентировала германские вооруженные силы на быстрый разгром Советского Союза…
ПЕРВАЯ запись по будущему плану «Барбаросса» появилась в служебном дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Франца Гальдера 3 июля 1940 года.
В этот день после разговора с полковником Гансом фон Грейфенбергом, начальником отдела в Генеральном штабе вермахта, до сентября 39-го служившим у Гальдера в ОКХ, генерал записал:
«Оперативные вопросы. В настоящее время на первом плане стоит английская проблема, которую следует разрабатывать отдельно, и восточная проблема.
Основное содержание последней: способ нанесения решительного удара по России, чтобы принудить ее признать господствующую роль в Европе… Наряду с этим возникают и второстепенные проблемы, вроде балтийской, балканской и других».
Тогда еще, впрочем, это была лишь пометка для памяти. За два дня до этого — 30 июня — статс-секретарь Вайцзеккер сообщил Гальдеру, что, по мнению фюрера, условий для образования мирной системы пока еще нет и дальнейшие успехи рейх может обеспечить только теми средствами, которыми были обеспечены уже достигнутые успехи, то есть военной силой…
Вайцзеккер не указывал конкретно на СССР, но можно было понять, что Гитлер не исключает военной кампании против него. Гальдеру как участнику прозападной оппозиции это было по душе. Напряжение на Востоке должно было снять напряжение на Западе и дать шанс на замирение — так мыслил Гальдер.
По происхождению не пруссак — как большинство генералов, а баварец, Гальдер тем не менее был настроен во вполне великогерманском духе. Однако он не учитывал того, что Золотой Элите не требуется замирение с Германией, ей нужен разгром Германии…
Не учитывая же этого, Гальдер был не прочь дополнительно подтолкнуть фюрера в направлении Востока…
После победы над Францией Гитлер предполагал далее развивать приоритетно флот и авиацию. Это был курс на Англию и колонии. Соответственно сухопутные войска должны были сокращаться. И прежде всего — на Востоке, в Генерал-губернаторстве и в Восточной Пруссии. Это был курс на мир с Россией.
Гальдер, пользуясь этим, начал переброску новых соединений с Запада на Восток, усиливая восточную границу. С мая всеми войсками здесь командовал генерал от кавалерии Курт Людвиг фон Гинант, а теперь его сменяли, и высшей командной инстанцией сухопутных войск становилось командование 18-й армии, прибывшей с Запада. Командовал ею генерал артиллерии фон Кюхлер, а начальник штаба у него был генерал-майор Эрих Маркс.
В 9.30 4 июля Гальдер вызвал их к себе для оперативного инструктажа о «восточных» проблемах… Он пока еще не имел указаний Гитлера, но все же поручил Марксу как высшему штабному чину на Востоке оценить масштабы и планы войны против нас…
Еще семь лет назад особая Липецкая авиационная школа приветствовала последний выпуск новых пилотов с немецкими именами. А всего в Липецке было подготовлено с конца 20-х годов до полутысячи асов, составивших костяк руководства люфтваффе Геринга.
Еще семь лет назад на агентурном сообщении VII отдела ГУГБ НКВД из Германии о сути завещания генерала фон Секта, переданного Гитлеру через военного министра Бломберга, Климент Ворошилов написал: «Очень интересный и почти правдивый документ. Умные немцы, даже фашисты, иначе и не могут рассуждать. KB».
А Сект ведь писал об отсутствии у Германии конфликтных зон с СССР и требовал, чтобы рейх как можно скорее улучшил отношения с нами. И тот же чекистский документ отмечал: «б кругах военного министерства содержание данного завещания встречено якобы почти с неограниченным одобрением».
И вот теперь бывший подчиненный Секта — Маркс получил от бывшего подчиненного Секта — Гапьдера задание разработать план превентивного нападения на СССР.
Прошла неделя…
11 июля фюрер выехал из столицы в свою горную резиденцию Бергхоф под Оберзальцбергом, и началась серия совещаний с Редером, с Гальдером, с Герингом…
За это время до Германии уже дошла информация о беседе Сталина с Криппсом, но еще не было никакой мало-мальски достоверной информации о ее содержании — Молотов передал свой меморандум Шуленбургу лишь 13 июля. Зато не было недостатка в газетных и дипломатических слухах о том, что Сталин-де и Черчилль договорились — и против рейха, и в вопросе о нажиме на Турцию по проблеме проливов…
Так что 11 июля Гальдер записал: «Россия и Англия: обе ищут сближения. Не исключена возможность соглашения об Иране, которое послужит основанием для союза „медведя и кита“, как это было в 1908 году».
Генерал имел в виду ту англо-русскую конвенцию от 31 августа 1907 года по Персии, Афганистану и Тибету, по которой Англия «уступала» России «сферы влияния» по принципу: «На тебе, боже, что мне негоже»… Та конвенция также «пристегивала» Россию к англофранцузской Антанте…
Прав тут Гальдер был лишь в одном — методы «англичанки, которая завсегда гадит», с тех пор не изменились — тогда нам «уступали» Тибет, теперь «уступали» Балканы… Англичане знали, чем встревожить фюрера…
Фюрер же был склонен отвоевать у Англии Гибралтар, для чего нужна была помощь Испании, и создать «сплошной фронт от Нордкапа до Марокко»… Именно это он сообщил генералитету на совещании 13 июля в Бергхофе.
В разговорах с генералами его не оставляла и еще одна мысль — почему Англия до сих пор не ищет мира. Фюрер, как и Гальдер, тоже недооценивал влияние наднациональных сил Зла в Англии и считал, что дело лишь в самолюбии и амбициях Черчилля, а не в его равнодушии к судьбе Англии как таковой…
Гитлер просто любил свою родину, как родину немцев, а Черчилль любил Англию постольку, поскольку она обеспечивала ему комфорт и привычный ему образ жизни. Англия вне сферы властвования Золотой Элиты ему была просто не нужна. А замирившаяся с Германией Англия неизбежно уходила бы из-под зловещего космополитического влияния…
Подобная «логика» Гитлеру была недоступна, он искал объяснение рациональное и находил его в том, что Англия все еще надеется на Россию…
Значит, необходимо было разрушить эти надежды…
— Придется силой принудить Англию к миру, — говорил он 13 июля. — Но мне не хотелось бы ее полного разгрома. Это будет означать распад Британской империи, и тогда немецкой кровью будут оплачены триумфы Америки и Японии.
15 июля он около часа обсуждал с Гальдером «английскую» проблему, очень и очень колеблясь. Он все еще хотел бы свернуть эту проблему путем разумных переговоров.
16 июля фюрер выступал в Опере Кролля, приютившей тогда рейхстаг, и предложил Англии мир, на что Черчилль ответил предложением Германии вернуться к границам 1938 года.
И в эти же дни фюрер подписал директиву на проведение операции «Морской лев»… В Генштабе сухопутных войск ее получил 19 июля свежеиспеченный (под аплодисменты депутатов и гостей рейхстага) генерал-полковник Гальдер…
«МОРСКОЙ ЛЕВ» был опасным «зверем» для всех видов вооруженных сил, но особую трудность он представлял для кригсмарине, и адмирал Редер гарантировал успех десанта только в случае полного господства в воздухе…
Геринг же этого гарантировать не мог. Сухопутные войска, в свою очередь, требовали от флота обеспечить весьма широкую полосу десантирования, но теперь уже Редер обещать этого не брался… Зато в памятной записке от 19 июля на имя Гитлера Редер предлагал активизировать войну на коммуникациях и в Средиземном море — в зоне Гибралтара и Суэцкого канала…
Гитлер и сам склонялся к этому, хотя директиву № 16 подписал и работы по ней начались как на штабных бумагах, так и в реальных войсках.
Однако его занимала и «восточная» проблема…
21 июля 1940 года в имперской канцелярии было проведено совещание с главнокомандующими составными частями вермахта.
Гитлер выступил на нем с большим обзором ситуации во всех ее аспектах…
Начал он с того, что заботило его более всего, — с Англии:
— Положение Англии безнадежно… Из Лондона сообщают, что пресса смягчает свой тон относительно наших мирных предложений. Ллойд Джордж и герцог Виндзорский написали письма королю, настаивая на мире. Английский посол в Вашингтоне Лотиан заявил, что Англия проиграла войну, и теперь надо платить, не теряя достоинства… Возможен кабинет Ллойд Джорджа, Чемберлена и Галифакса…
Такой кабинет был бы — в отличие от «кабинета войны» Черчилля — «кабинетом мира», но именно поэтому он в Англии уже был невозможен — по крайней мере, без нового нажима немцев. И Гитлер посмотрел на адмирала Редера:
— Вопрос к флоту: когда могут быть подготовлены десантные суда? Ответ мне нужен к концу недели. Десант — дело рискованное… Однако если мы начнем наступать, то к середине сентября Англия должна быть ликвидирована.
Редер смотрел невозмутимо — он уже высказывал свою точку зрения не раз, зато заерзал Геринг, и Гитлер, искоса глянув в его сторону, сообщил:
— Главное командование ВВС предлагает перейти к большому наступлению против неприятельской авиации, выманивая и уничтожая в воздухе истребители противника.
Главком Браухич согласно кивнул, а Гитлер продолжал:
— Главное командование сухопутных войск с этим согласно, предлагая также расширить подводную войну…
В это время Гитлер из меморандума Молотова уже знал официальную русскую версию беседы Криппса и Сталина и изложил ее генералитету, однако не скрыл своих сомнений:
— Англия и Россия склонны к сближению. Русские не хотят войны, но и не хотят скомпрометировать себя перед англичанами. Сталин во время переговоров с Криппсом официально воздержался от сближения, отклонил английскую политику «равновесия» и английские условия торговли.
Гитлер пожал плечами:
— Все же Англия, очевидно, рассчитывает на помощь России в организации беспорядков на Балканах с целью лишения нас нефти и парализации люфтваффе. Россия не хочет претендовать на руководящую роль на Балканах — это не усилит ее. Так сказал Сталин Криппсу… Но действительное настроение России отразилось в беседе Калинина с югославским послом Гавриловичем. Калинин призывал к объединению в один блок и борьбе против Германии…
Увы, уважаемый мой читатель! «Балканская» проблема, как видим, вновь создавала проблемы в отношениях русских и немцев.
Во время той Русско-турецкой войны, когда «на Шипке было все спокойно», сотни тысяч русских мужиков обильно пролили кровь за свободу болгарских «братушек», которые в это время предпочитали растить кукурузу и жалели лишний раз накормить русского солдата…
Но злость петербургские славянофилы затаили не против балканских славян, паразитирующих на мощи России, а против Бисмарка, который не поддержал-де русских в ущерб Германии… А ведь не всем же быть простаками!
С началом XX века Россия раз за разом, пренебрегая собственными интересами, защищала интересы Сербии, хотя экономически (то есть наиболее прочно и реально) южные славянские Балканы были связаны с Германией, со складывающейся англо-французской Антантой, но только — не с Россией…
Сербия и стала поводом для той войны России и Германии, с которой и началась Первая мировая война… С нелегкой руки профессора-кадета Милюкова-«Дарданелльского» буржуазная Россия мечтала тогда о «проливах», но кто бы это, спрашивается, согласился на контроль России над ними? Англия, мертвой хваткой вцепившаяся в Гибралтарскую скалу? Франция, внедрявшаяся в Турцию три века? Или олицетворение политического эгоизма — Дядя Сэм?
После Гражданской войны образованная при поддержке наднационального масонства Югославия стала одним из центров белогвардейщины. И народ ведь этому не противился. Более того, если бы югославы массово тяготели к СССР, а не к Англии, могли бы «верхи» в Белграде так упорно не признавать СССР до лета 1940 года?! И надо ли нам было это признание — особенно в той ситуации?
Увы, мы наивно рассчитывали на свое «традиционное влияние» у балканских славян и в очередной раз портили этим жизненно важные для России связи с немцами. Для Гитлера-то балканская нефть была источником не только горючего для войны, но и источником постоянной головной боли!
И к нашей активности на Балканах— реальной или раздуваемой врагами России и Германии — он относился все более ревниво и подозрительно. Тем более что Германия в 1940 году поглощала две трети югославского экспорта!
И поэтому 22 июля Гитлер впервые внятно и четко заявил:
— Сталин заигрывает с Англией, чтобы заставить ее продолжать войну и тем сковать нас и захватить то, что не сможет захватить в дни мира. Он не хочет сильной Германии, но и не хочет с нами воевать. Россией управляют умные люди…
Он прервался, всмотрелся уже во всех, явно подчеркнуто, и сказал:
— Русская проблема будет решена наступлением. Следует продумать план предстоящей операции… Надо разбить русскую армию или, по крайней мере, занять такую территорию, чтобы обезопасить себя от налетов русской авиации на Берлин и Силезский промышленный район… Затем можно создать Украинское государство и балтийскую федерацию— как занозу в теле России… Отдельный вопрос — Белоруссия и Финляндия…
ТАК Браухич и Гальдер получили уже верховную санкцию на конкретные штабные проработки «русской» войны…
И вскоре, к 29 июля, генерал Маркс представил первый проект операции «Восток»… По концепции Маркса основой плана были внезапность и стремительность. Танковые соединения и авиация пробивали бреши для пехоты, которая окружала группировки русских войск и уничтожала их.
Силы вторжения — группа армий «Север» (68 дивизий) и группа армий «Юг» (35 дивизий). Ключевая цель — Москва…
За 9—17 недель предполагалось выйти на линию Архангельск — Горький — Ростов…
Впрочем, Маркс был не единственным штабным офицером, занятым такой работой… Независимо от него первые наметки проделывал подполковник Фейерабенд из оперативного отдела Генштаба, Лоссберг и Зоденштерн из ОКХ…
Пока все это были, конечно, штабные «игры» профессионалов, обязанных рассматривать все варианты. 30 июля в Фонтенбло, где разместилась ставка Браухича, главком и Гальдер обсудили положение и пришли к выводу, что выполнение плана «Зеелеве» все более проблематично — особенно к осени этого года.
— Что же делать, Франц, если десант не удастся провести? — спросил в конце беседы Браухич.
Все было уже обговорено, и Гальдер, по сути, выражал их общее мнение:
— Тогда нам останутся следующие возможности: удар по Гибралтару с суши через Испанию… Поддержка дуче танковыми соединениями в Египте и удар по Суэцу… Удар по Хайфе — так мы перекрываем путь нефти из Ирака… И…
— И принуждение России к захвату Персидского залива, — закончил Браухич…
— Да… Но как выйти из положения, если решающей победы над Англией мы не добьемся, а Россия пойдет на сближение с Англией и возникнет опасность войны на два фронта? — спросил Гальдер и себя, и Браухича…
Шестидесятилетний Вальтер фон Браухич тогда еще был вполне близок к фюреру, и его ответ был явно не результатом размышлений и оценок только лишь его самого… Разговор был более чем доверительным, и Браухич высказался откровенно..
И — очень, очень нетривиально:
— Как уйти от угрозы войны с Россией? — переспросил у блистающего новыми генерал-полковничьими погонами Гальдера свежеиспеченный генерал-фельдмаршал, и сам же ответил: —Тут может быть один ответ: дружба с Россией.
Гальдер вряд ли ожидал такого поворота разговора, а Браухич продолжал поражать его:
— Желательна встреча со Сталиным… Ты прав— русские должны двинуться к заливу… На Балканах мы им можем немного уступить — там мы экономически очень сильны. А Италия может договориться с ними о Средиземном море.
— И тогда?
— И тогда мы наносим удар англичанам на Востоке, Италия укрепляется, мы с помощью России — тоже, и оказываемся способными на длительную войну с Англией…
Гальдер задумался… Браухич, конечно, голову на плечах имел и умел ею пользоваться… Однако план, им изложенный, был настолько… Настолько непривычен и масштабен, что голова могла пойти кругом… Тем более что очень было похоже — главком не столько делится своими мыслями, сколько «озвучивает» какие-то идеи фюрера…
Фантастика!
ОДНАКО все это было не так уж и фантастично и не так уж непримиримо конфликтовало с планами «русской» войны. Все было еще так непрочно и зыбко… Ведь в знаменательный день 21 июля фюрер говорил и так:
— Если Англия намерена продолжать войну, то мы попытаемся восстановить против нее всех, кого только можно!
И сам же пояснил:
— Я имею в виду коалицию континентальных государств: Германия, Италия, Испания и Россия…
31 июля Гитлер вновь вызвал к себе в Бергхоф Браухича, Геринга и Редера, на этот раз — вместе с начальниками их генеральных штабов.
Браухич и Гальдер вылетели из Фонтенбло в 6.45, а в половине двенадцатого уже были в горном шале фюрера.
Вначале докладывал Редер, сообщив, что, если погодные условия позволят, «Зеелеве» можно начать после 15 сентября, но лучше все отложить на весну, а еще лучше — на июнь 41-го года…
— Весной у Англии будет до 35 дивизий, — возразил Гитлер, — а это для нее очень много… Возможно, налетами мы разрушим ее военные заводы, но… Хорошо, — спросил он вдруг, — что мы тогда будем делать до мая? Вести подводную и воздушную войну? Возьмем Гибралтар?
— Надо поддержать итальянцев в Северной Африке двумя танковыми дивизиями, — предложил Браухич.
— Как отвлекающий маневр это возможно, — согласился Гитлер. — И это воздействует на Францию в ее колониях. Впрочем, действительно решающая победа возможна лишь воздействием на Англию… Но десант проблематичен…
Гитлер умолк, но все тоже молчали, чувствуя, что сейчас услышат нечто очень важное… А фюрер, помолчав вместе со всеми, начал говорить:
— Я сейчас хочу порассуждать вслух и в качестве допущения, — он выделил это слово, — предположу следующее…
Он остановился, как бы выставляя двоеточие, и вновь заговорил:
— Допустим, мы не будем нападать на Англию, а разобьем те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению… Тогда можно надеяться на изменение ее позиции. Франция от нее отпала, Италия сковывает ее в Африке… Надежда Англии — Россия и Америка… Если рухнут надежды на Россию, Америка тоже отпадет от Англии, так как разгром России — этого восточноазиатского меча англосаксов — невероятно усилит Японию, и тогда Америке будет не до нас…
Гитлер опять умолк, раздумывая, потом сказал:
— Да, Англия особенно рассчитывает на Россию… В Лондоне что-то произошло — они вновь воспрянули духом, хотя еще недавно были в растерянности… Достаточно Сталину признаться Крип-псу, что Россия не хочет видеть Германию слишком сильной, и англичане уцепятся за это заявление, как утопающий за соломинку… И будут надеяться, что через шесть-восемь месяцев все будет иначе… Если же Россия будет разгромлена, то Англия потеряет последнюю надежду, и Германия будет господствовать в Европе и на Балканах…
Балканы становились для Гитлера навязчивой идеей, и тому умно способствовали англичане, создавая иллюзию и сговора с Москвой, и реально пытаясь влиять на позицию Румынии, Венгрии, Греции, не говоря уже о Турции… А Черчилль и явно, и «тайно» — в расчете на утечку «тайны», заявлял, что Россия-де еще не потеряна для Англии как союзник против Германии, что Гитлер, мол, еще получит свой Восточный фронт…
СССР же тем временем — как будто подыгрывая Черчиллю — проявлял активность в Югославии и Болгарии, что вряд ли было очень уж разумно с нашей стороны… Если, конечно, Советский Союз не хотел лишний раз дразнить фюрера.
А он и так уже был раздражен… И из своих допущений «образца 31 июля 1940 года» он делал вывод, которым делился с генералитетом и до этого: разгром России лишит Англию всех надежд…
— В соответствии с этим рассуждением, — резюмировал фюрер, — Россия должна быть ликвидирована. Чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Причем операция будет иметь смысл, если мы разгромим все государство целиком… Начало— май 41-го года. Продолжительность операции— пять месяцев… Первый удар — на Киев… Второй — на Москву…
Так был сделан еще один шаг от «Морского льва» к «Барбароссе»…
Совещание было деловым и недолгим— в 13.45 Браухич и Гальдер уже вылетели из Зальцбурга во Францию и в 20.00 прибыли в Фонтенбло…
День получился напряженным…
А впереди маячили еще более трудные дни — предстояла воздушная война с англичанами…
— Теперь надо позаботиться о том, чтобы чехи оставались довольны и чувствовали себя под защитой рейха хорошо, — сказал он, глядя из окна вагона на живописный ландшафт…
Фон Белов слушал, ловя каждое слово, — он интуитивно ждал чего-то подобного, глядя на задумавшегося фюрера… А тот, как будто думая вслух, говорил:
— Иное дело поляки… Они не хотят уступать в вопросе о Данциге и о коммуникациях через «Коридор»… А ведь заклятый враг Польши не Германия, а Россия…
Фон Белов слушал, а Гитлер умолк, смотря вдаль… За окном мелькало одно и другое, а фюрер молча смотрел на мелькающее, быстро уносящееся назад, и потом заговорил опять:
— Нам тоже однажды грозит опасность со стороны России… Да… Но почему послезавтрашний враг не может стать завтрашним другом?
Это было сказано чуть более года назад, и за этот год изменилось так много! А тогдашнее «завтра» стало сегодняшним днем. И в этом «сегодня» Россия была другом. А завтра?
6 ИЮЛЯ 1940 года фюрер возвратился в Берлин, и возвратился триумфатором —восторг и аплодисменты масс народа на Ангальтском вокзале, огромные толпы на Вильгельмплац, поток высокопоставленных посетителей в имперской канцелярии, прерывать который удавалось, лишь выходя на балкон канцелярии по настоятельным просьбам-требованиям десятков тысяч ликующих немцев…
В кругах же «образованных» устанавливалась пессимистическая точка зрения на происходящее… Связанная с оказавшейся в остром положении Англией родственными и клановыми узами, затаившаяся прозападная оппозиция пребывала в унынии… На лицах друзей Тротта цу Зольц и блестящих берлинских космополитов застыла смесь страха, изумления и вынужденного восхищения…
7 июля весь день шел проливной дождь… В Берлин приехал граф Чиано — официально по поводу заупокойной службы по маршалу Бальбо, погибшему в авиакатастрофе в Ливии, а фактически — для разговора с фюрером.
Гитлер принял его немедленно, но Чиано фюрера не обрадовал, разворачивая планы территориальных притязаний Италии… Все это было очень некстати, тем более что войска дуче во французской кампании особых лавров не снискали… А Чиано разглагольствовал о необходимости занять Мальту, Египет, Судан, Британское Сомали…
Вскоре Италия и впрямь начала военные действия в Африке. Но уже не против подданных изгнанного ими императора Хайле Селассие I, а против подданных Его королевского Величества Георга VI… А это уже был противник несколько иного калибра…
Фюрер рассказал Чиано о ходе кампании во Франции и пообещал, что если Англия не согласится на мир, то он атакует ее огнем и мечом… Расчет у него был верный — Чиано обязательно передаст этот разговор через посредников в Лондон…
Затем фюрер предложил Чиано съездить во Францию — опять-таки рассчитывая на последующую болтливость итальянца…
Итальянский же посол Аттолико устроил в честь своего шефа прием в резиденции на озере Ваннзее…
Были приглашены хорошенькие аристократки и просто хорошенькие немки… Русская космополитка, княжна Мисси Васильчикова, работавшая в отделе радиовещания аусамта, была приглашена тоже, но по возвращении домой записала в дневнике: «Когда пришла пора прощаться и благодарить хозяина, мы обнаружили его с Чиано в затемненной комнате, танцующими щека к щеке с двумя самыми легкомысленными дамочками, каких только может предложить Берлин. И это — в день, официально считающийся траурным! Мы отбыли возмущенные…»
Мисси, правда, не уточняла, что их возмутило: то, что Чиано и Аттолико пренебрегли памятью Бальбо, или то, что они выбрали не ее и ее родную сестру Татьяну Меттерних…
Гитлер же вернулся к своему обычному распорядку дня: ровно в 12.00 доклад Йодля о положении на фронтах, затем совещания с генералитетом и прием гражданских посетителей. Вечером — узкое, давно устоявшееся застольное общество… Изредка он просматривал новый киножурнал — будущий, еще без звука, который «озвучивал» с листа бумаги дежурный офицер, потом заносивший на этот же лист правку фюрера.
Остаток вечера — спокойная долгая беседа у камина… Правда, слушатели тут преобладали над собеседниками… Впрочем, Гитлер всегда был готов — и не только у камина — внести в свое мнение коррективы, но — лишь в том случае, когда чужие аргументы были основательны и убедительны.
В начале же июля у него начали созревать сразу две мысли, позднее оформленные в его директивах № 16 и №21…
Директива № 16 относилась к плану «Морской лев» и ориентировала германские вооруженные силы на десантную операцию против Англии…
Директива же № 21 относилась к плану «Барбаросса» и ориентировала германские вооруженные силы на быстрый разгром Советского Союза…
ПЕРВАЯ запись по будущему плану «Барбаросса» появилась в служебном дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Франца Гальдера 3 июля 1940 года.
В этот день после разговора с полковником Гансом фон Грейфенбергом, начальником отдела в Генеральном штабе вермахта, до сентября 39-го служившим у Гальдера в ОКХ, генерал записал:
«Оперативные вопросы. В настоящее время на первом плане стоит английская проблема, которую следует разрабатывать отдельно, и восточная проблема.
Основное содержание последней: способ нанесения решительного удара по России, чтобы принудить ее признать господствующую роль в Европе… Наряду с этим возникают и второстепенные проблемы, вроде балтийской, балканской и других».
Тогда еще, впрочем, это была лишь пометка для памяти. За два дня до этого — 30 июня — статс-секретарь Вайцзеккер сообщил Гальдеру, что, по мнению фюрера, условий для образования мирной системы пока еще нет и дальнейшие успехи рейх может обеспечить только теми средствами, которыми были обеспечены уже достигнутые успехи, то есть военной силой…
Вайцзеккер не указывал конкретно на СССР, но можно было понять, что Гитлер не исключает военной кампании против него. Гальдеру как участнику прозападной оппозиции это было по душе. Напряжение на Востоке должно было снять напряжение на Западе и дать шанс на замирение — так мыслил Гальдер.
По происхождению не пруссак — как большинство генералов, а баварец, Гальдер тем не менее был настроен во вполне великогерманском духе. Однако он не учитывал того, что Золотой Элите не требуется замирение с Германией, ей нужен разгром Германии…
Не учитывая же этого, Гальдер был не прочь дополнительно подтолкнуть фюрера в направлении Востока…
После победы над Францией Гитлер предполагал далее развивать приоритетно флот и авиацию. Это был курс на Англию и колонии. Соответственно сухопутные войска должны были сокращаться. И прежде всего — на Востоке, в Генерал-губернаторстве и в Восточной Пруссии. Это был курс на мир с Россией.
Гальдер, пользуясь этим, начал переброску новых соединений с Запада на Восток, усиливая восточную границу. С мая всеми войсками здесь командовал генерал от кавалерии Курт Людвиг фон Гинант, а теперь его сменяли, и высшей командной инстанцией сухопутных войск становилось командование 18-й армии, прибывшей с Запада. Командовал ею генерал артиллерии фон Кюхлер, а начальник штаба у него был генерал-майор Эрих Маркс.
В 9.30 4 июля Гальдер вызвал их к себе для оперативного инструктажа о «восточных» проблемах… Он пока еще не имел указаний Гитлера, но все же поручил Марксу как высшему штабному чину на Востоке оценить масштабы и планы войны против нас…
Еще семь лет назад особая Липецкая авиационная школа приветствовала последний выпуск новых пилотов с немецкими именами. А всего в Липецке было подготовлено с конца 20-х годов до полутысячи асов, составивших костяк руководства люфтваффе Геринга.
Еще семь лет назад на агентурном сообщении VII отдела ГУГБ НКВД из Германии о сути завещания генерала фон Секта, переданного Гитлеру через военного министра Бломберга, Климент Ворошилов написал: «Очень интересный и почти правдивый документ. Умные немцы, даже фашисты, иначе и не могут рассуждать. KB».
А Сект ведь писал об отсутствии у Германии конфликтных зон с СССР и требовал, чтобы рейх как можно скорее улучшил отношения с нами. И тот же чекистский документ отмечал: «б кругах военного министерства содержание данного завещания встречено якобы почти с неограниченным одобрением».
И вот теперь бывший подчиненный Секта — Маркс получил от бывшего подчиненного Секта — Гапьдера задание разработать план превентивного нападения на СССР.
Прошла неделя…
11 июля фюрер выехал из столицы в свою горную резиденцию Бергхоф под Оберзальцбергом, и началась серия совещаний с Редером, с Гальдером, с Герингом…
За это время до Германии уже дошла информация о беседе Сталина с Криппсом, но еще не было никакой мало-мальски достоверной информации о ее содержании — Молотов передал свой меморандум Шуленбургу лишь 13 июля. Зато не было недостатка в газетных и дипломатических слухах о том, что Сталин-де и Черчилль договорились — и против рейха, и в вопросе о нажиме на Турцию по проблеме проливов…
Так что 11 июля Гальдер записал: «Россия и Англия: обе ищут сближения. Не исключена возможность соглашения об Иране, которое послужит основанием для союза „медведя и кита“, как это было в 1908 году».
Генерал имел в виду ту англо-русскую конвенцию от 31 августа 1907 года по Персии, Афганистану и Тибету, по которой Англия «уступала» России «сферы влияния» по принципу: «На тебе, боже, что мне негоже»… Та конвенция также «пристегивала» Россию к англофранцузской Антанте…
Прав тут Гальдер был лишь в одном — методы «англичанки, которая завсегда гадит», с тех пор не изменились — тогда нам «уступали» Тибет, теперь «уступали» Балканы… Англичане знали, чем встревожить фюрера…
Фюрер же был склонен отвоевать у Англии Гибралтар, для чего нужна была помощь Испании, и создать «сплошной фронт от Нордкапа до Марокко»… Именно это он сообщил генералитету на совещании 13 июля в Бергхофе.
В разговорах с генералами его не оставляла и еще одна мысль — почему Англия до сих пор не ищет мира. Фюрер, как и Гальдер, тоже недооценивал влияние наднациональных сил Зла в Англии и считал, что дело лишь в самолюбии и амбициях Черчилля, а не в его равнодушии к судьбе Англии как таковой…
Гитлер просто любил свою родину, как родину немцев, а Черчилль любил Англию постольку, поскольку она обеспечивала ему комфорт и привычный ему образ жизни. Англия вне сферы властвования Золотой Элиты ему была просто не нужна. А замирившаяся с Германией Англия неизбежно уходила бы из-под зловещего космополитического влияния…
Подобная «логика» Гитлеру была недоступна, он искал объяснение рациональное и находил его в том, что Англия все еще надеется на Россию…
Значит, необходимо было разрушить эти надежды…
— Придется силой принудить Англию к миру, — говорил он 13 июля. — Но мне не хотелось бы ее полного разгрома. Это будет означать распад Британской империи, и тогда немецкой кровью будут оплачены триумфы Америки и Японии.
15 июля он около часа обсуждал с Гальдером «английскую» проблему, очень и очень колеблясь. Он все еще хотел бы свернуть эту проблему путем разумных переговоров.
16 июля фюрер выступал в Опере Кролля, приютившей тогда рейхстаг, и предложил Англии мир, на что Черчилль ответил предложением Германии вернуться к границам 1938 года.
И в эти же дни фюрер подписал директиву на проведение операции «Морской лев»… В Генштабе сухопутных войск ее получил 19 июля свежеиспеченный (под аплодисменты депутатов и гостей рейхстага) генерал-полковник Гальдер…
«МОРСКОЙ ЛЕВ» был опасным «зверем» для всех видов вооруженных сил, но особую трудность он представлял для кригсмарине, и адмирал Редер гарантировал успех десанта только в случае полного господства в воздухе…
Геринг же этого гарантировать не мог. Сухопутные войска, в свою очередь, требовали от флота обеспечить весьма широкую полосу десантирования, но теперь уже Редер обещать этого не брался… Зато в памятной записке от 19 июля на имя Гитлера Редер предлагал активизировать войну на коммуникациях и в Средиземном море — в зоне Гибралтара и Суэцкого канала…
Гитлер и сам склонялся к этому, хотя директиву № 16 подписал и работы по ней начались как на штабных бумагах, так и в реальных войсках.
Однако его занимала и «восточная» проблема…
21 июля 1940 года в имперской канцелярии было проведено совещание с главнокомандующими составными частями вермахта.
Гитлер выступил на нем с большим обзором ситуации во всех ее аспектах…
Начал он с того, что заботило его более всего, — с Англии:
— Положение Англии безнадежно… Из Лондона сообщают, что пресса смягчает свой тон относительно наших мирных предложений. Ллойд Джордж и герцог Виндзорский написали письма королю, настаивая на мире. Английский посол в Вашингтоне Лотиан заявил, что Англия проиграла войну, и теперь надо платить, не теряя достоинства… Возможен кабинет Ллойд Джорджа, Чемберлена и Галифакса…
Такой кабинет был бы — в отличие от «кабинета войны» Черчилля — «кабинетом мира», но именно поэтому он в Англии уже был невозможен — по крайней мере, без нового нажима немцев. И Гитлер посмотрел на адмирала Редера:
— Вопрос к флоту: когда могут быть подготовлены десантные суда? Ответ мне нужен к концу недели. Десант — дело рискованное… Однако если мы начнем наступать, то к середине сентября Англия должна быть ликвидирована.
Редер смотрел невозмутимо — он уже высказывал свою точку зрения не раз, зато заерзал Геринг, и Гитлер, искоса глянув в его сторону, сообщил:
— Главное командование ВВС предлагает перейти к большому наступлению против неприятельской авиации, выманивая и уничтожая в воздухе истребители противника.
Главком Браухич согласно кивнул, а Гитлер продолжал:
— Главное командование сухопутных войск с этим согласно, предлагая также расширить подводную войну…
В это время Гитлер из меморандума Молотова уже знал официальную русскую версию беседы Криппса и Сталина и изложил ее генералитету, однако не скрыл своих сомнений:
— Англия и Россия склонны к сближению. Русские не хотят войны, но и не хотят скомпрометировать себя перед англичанами. Сталин во время переговоров с Криппсом официально воздержался от сближения, отклонил английскую политику «равновесия» и английские условия торговли.
Гитлер пожал плечами:
— Все же Англия, очевидно, рассчитывает на помощь России в организации беспорядков на Балканах с целью лишения нас нефти и парализации люфтваффе. Россия не хочет претендовать на руководящую роль на Балканах — это не усилит ее. Так сказал Сталин Криппсу… Но действительное настроение России отразилось в беседе Калинина с югославским послом Гавриловичем. Калинин призывал к объединению в один блок и борьбе против Германии…
Увы, уважаемый мой читатель! «Балканская» проблема, как видим, вновь создавала проблемы в отношениях русских и немцев.
Во время той Русско-турецкой войны, когда «на Шипке было все спокойно», сотни тысяч русских мужиков обильно пролили кровь за свободу болгарских «братушек», которые в это время предпочитали растить кукурузу и жалели лишний раз накормить русского солдата…
Но злость петербургские славянофилы затаили не против балканских славян, паразитирующих на мощи России, а против Бисмарка, который не поддержал-де русских в ущерб Германии… А ведь не всем же быть простаками!
С началом XX века Россия раз за разом, пренебрегая собственными интересами, защищала интересы Сербии, хотя экономически (то есть наиболее прочно и реально) южные славянские Балканы были связаны с Германией, со складывающейся англо-французской Антантой, но только — не с Россией…
Сербия и стала поводом для той войны России и Германии, с которой и началась Первая мировая война… С нелегкой руки профессора-кадета Милюкова-«Дарданелльского» буржуазная Россия мечтала тогда о «проливах», но кто бы это, спрашивается, согласился на контроль России над ними? Англия, мертвой хваткой вцепившаяся в Гибралтарскую скалу? Франция, внедрявшаяся в Турцию три века? Или олицетворение политического эгоизма — Дядя Сэм?
После Гражданской войны образованная при поддержке наднационального масонства Югославия стала одним из центров белогвардейщины. И народ ведь этому не противился. Более того, если бы югославы массово тяготели к СССР, а не к Англии, могли бы «верхи» в Белграде так упорно не признавать СССР до лета 1940 года?! И надо ли нам было это признание — особенно в той ситуации?
Увы, мы наивно рассчитывали на свое «традиционное влияние» у балканских славян и в очередной раз портили этим жизненно важные для России связи с немцами. Для Гитлера-то балканская нефть была источником не только горючего для войны, но и источником постоянной головной боли!
И к нашей активности на Балканах— реальной или раздуваемой врагами России и Германии — он относился все более ревниво и подозрительно. Тем более что Германия в 1940 году поглощала две трети югославского экспорта!
И поэтому 22 июля Гитлер впервые внятно и четко заявил:
— Сталин заигрывает с Англией, чтобы заставить ее продолжать войну и тем сковать нас и захватить то, что не сможет захватить в дни мира. Он не хочет сильной Германии, но и не хочет с нами воевать. Россией управляют умные люди…
Он прервался, всмотрелся уже во всех, явно подчеркнуто, и сказал:
— Русская проблема будет решена наступлением. Следует продумать план предстоящей операции… Надо разбить русскую армию или, по крайней мере, занять такую территорию, чтобы обезопасить себя от налетов русской авиации на Берлин и Силезский промышленный район… Затем можно создать Украинское государство и балтийскую федерацию— как занозу в теле России… Отдельный вопрос — Белоруссия и Финляндия…
ТАК Браухич и Гальдер получили уже верховную санкцию на конкретные штабные проработки «русской» войны…
И вскоре, к 29 июля, генерал Маркс представил первый проект операции «Восток»… По концепции Маркса основой плана были внезапность и стремительность. Танковые соединения и авиация пробивали бреши для пехоты, которая окружала группировки русских войск и уничтожала их.
Силы вторжения — группа армий «Север» (68 дивизий) и группа армий «Юг» (35 дивизий). Ключевая цель — Москва…
За 9—17 недель предполагалось выйти на линию Архангельск — Горький — Ростов…
Впрочем, Маркс был не единственным штабным офицером, занятым такой работой… Независимо от него первые наметки проделывал подполковник Фейерабенд из оперативного отдела Генштаба, Лоссберг и Зоденштерн из ОКХ…
Пока все это были, конечно, штабные «игры» профессионалов, обязанных рассматривать все варианты. 30 июля в Фонтенбло, где разместилась ставка Браухича, главком и Гальдер обсудили положение и пришли к выводу, что выполнение плана «Зеелеве» все более проблематично — особенно к осени этого года.
— Что же делать, Франц, если десант не удастся провести? — спросил в конце беседы Браухич.
Все было уже обговорено, и Гальдер, по сути, выражал их общее мнение:
— Тогда нам останутся следующие возможности: удар по Гибралтару с суши через Испанию… Поддержка дуче танковыми соединениями в Египте и удар по Суэцу… Удар по Хайфе — так мы перекрываем путь нефти из Ирака… И…
— И принуждение России к захвату Персидского залива, — закончил Браухич…
— Да… Но как выйти из положения, если решающей победы над Англией мы не добьемся, а Россия пойдет на сближение с Англией и возникнет опасность войны на два фронта? — спросил Гальдер и себя, и Браухича…
Шестидесятилетний Вальтер фон Браухич тогда еще был вполне близок к фюреру, и его ответ был явно не результатом размышлений и оценок только лишь его самого… Разговор был более чем доверительным, и Браухич высказался откровенно..
И — очень, очень нетривиально:
— Как уйти от угрозы войны с Россией? — переспросил у блистающего новыми генерал-полковничьими погонами Гальдера свежеиспеченный генерал-фельдмаршал, и сам же ответил: —Тут может быть один ответ: дружба с Россией.
Гальдер вряд ли ожидал такого поворота разговора, а Браухич продолжал поражать его:
— Желательна встреча со Сталиным… Ты прав— русские должны двинуться к заливу… На Балканах мы им можем немного уступить — там мы экономически очень сильны. А Италия может договориться с ними о Средиземном море.
— И тогда?
— И тогда мы наносим удар англичанам на Востоке, Италия укрепляется, мы с помощью России — тоже, и оказываемся способными на длительную войну с Англией…
Гальдер задумался… Браухич, конечно, голову на плечах имел и умел ею пользоваться… Однако план, им изложенный, был настолько… Настолько непривычен и масштабен, что голова могла пойти кругом… Тем более что очень было похоже — главком не столько делится своими мыслями, сколько «озвучивает» какие-то идеи фюрера…
Фантастика!
ОДНАКО все это было не так уж и фантастично и не так уж непримиримо конфликтовало с планами «русской» войны. Все было еще так непрочно и зыбко… Ведь в знаменательный день 21 июля фюрер говорил и так:
— Если Англия намерена продолжать войну, то мы попытаемся восстановить против нее всех, кого только можно!
И сам же пояснил:
— Я имею в виду коалицию континентальных государств: Германия, Италия, Испания и Россия…
31 июля Гитлер вновь вызвал к себе в Бергхоф Браухича, Геринга и Редера, на этот раз — вместе с начальниками их генеральных штабов.
Браухич и Гальдер вылетели из Фонтенбло в 6.45, а в половине двенадцатого уже были в горном шале фюрера.
Вначале докладывал Редер, сообщив, что, если погодные условия позволят, «Зеелеве» можно начать после 15 сентября, но лучше все отложить на весну, а еще лучше — на июнь 41-го года…
— Весной у Англии будет до 35 дивизий, — возразил Гитлер, — а это для нее очень много… Возможно, налетами мы разрушим ее военные заводы, но… Хорошо, — спросил он вдруг, — что мы тогда будем делать до мая? Вести подводную и воздушную войну? Возьмем Гибралтар?
— Надо поддержать итальянцев в Северной Африке двумя танковыми дивизиями, — предложил Браухич.
— Как отвлекающий маневр это возможно, — согласился Гитлер. — И это воздействует на Францию в ее колониях. Впрочем, действительно решающая победа возможна лишь воздействием на Англию… Но десант проблематичен…
Гитлер умолк, но все тоже молчали, чувствуя, что сейчас услышат нечто очень важное… А фюрер, помолчав вместе со всеми, начал говорить:
— Я сейчас хочу порассуждать вслух и в качестве допущения, — он выделил это слово, — предположу следующее…
Он остановился, как бы выставляя двоеточие, и вновь заговорил:
— Допустим, мы не будем нападать на Англию, а разобьем те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению… Тогда можно надеяться на изменение ее позиции. Франция от нее отпала, Италия сковывает ее в Африке… Надежда Англии — Россия и Америка… Если рухнут надежды на Россию, Америка тоже отпадет от Англии, так как разгром России — этого восточноазиатского меча англосаксов — невероятно усилит Японию, и тогда Америке будет не до нас…
Гитлер опять умолк, раздумывая, потом сказал:
— Да, Англия особенно рассчитывает на Россию… В Лондоне что-то произошло — они вновь воспрянули духом, хотя еще недавно были в растерянности… Достаточно Сталину признаться Крип-псу, что Россия не хочет видеть Германию слишком сильной, и англичане уцепятся за это заявление, как утопающий за соломинку… И будут надеяться, что через шесть-восемь месяцев все будет иначе… Если же Россия будет разгромлена, то Англия потеряет последнюю надежду, и Германия будет господствовать в Европе и на Балканах…
Балканы становились для Гитлера навязчивой идеей, и тому умно способствовали англичане, создавая иллюзию и сговора с Москвой, и реально пытаясь влиять на позицию Румынии, Венгрии, Греции, не говоря уже о Турции… А Черчилль и явно, и «тайно» — в расчете на утечку «тайны», заявлял, что Россия-де еще не потеряна для Англии как союзник против Германии, что Гитлер, мол, еще получит свой Восточный фронт…
СССР же тем временем — как будто подыгрывая Черчиллю — проявлял активность в Югославии и Болгарии, что вряд ли было очень уж разумно с нашей стороны… Если, конечно, Советский Союз не хотел лишний раз дразнить фюрера.
А он и так уже был раздражен… И из своих допущений «образца 31 июля 1940 года» он делал вывод, которым делился с генералитетом и до этого: разгром России лишит Англию всех надежд…
— В соответствии с этим рассуждением, — резюмировал фюрер, — Россия должна быть ликвидирована. Чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Причем операция будет иметь смысл, если мы разгромим все государство целиком… Начало— май 41-го года. Продолжительность операции— пять месяцев… Первый удар — на Киев… Второй — на Москву…
Так был сделан еще один шаг от «Морского льва» к «Барбароссе»…
Совещание было деловым и недолгим— в 13.45 Браухич и Гальдер уже вылетели из Зальцбурга во Францию и в 20.00 прибыли в Фонтенбло…
День получился напряженным…
А впереди маячили еще более трудные дни — предстояла воздушная война с англичанами…