Страница:
СЕРГЕЙ КРЕМЛЁВ
КРЕМЛЕВСКИЙ ВИЗИТ ФЮРЕРА
От автора
Уважаемые читатели!
КТО-ТО из вас с моими книгами уже знаком, а к кому-то я обращаюсь впервые… И поэтому, попросив прощения у тех, кому это известно, я хотел бы сообщить, что на тему российско-германских (именно российско-германских, а не «россиянско-германских») и советско-германских отношений автор уже выпустил в свет три книги: «Россия и Германия: Стравить!», «Россия и Германия: Вместе или порознь?», «Россия и Германия: Путь к Пакту»…
Во всех трех как ключевые проводились следующие мысли.
В XX веке у России мог быть один стратегический партнер, сотрудничество с которым наиболее отвечало ее национальным интересам — Германия.
Не имея зон серьезных конфликтов, два великих народа исторически, экономически, культурно и геополитически друг друга дополняли, что было крайне опасно для планов англосаксонского (а в перспективе — наднационального) мирового господства.
Эти планы не могли осуществляться без вывода в мировые политические лидеры Соединенных Штатов. А такой вывод США на авансцену мировой политики был невозможен без истощающей европейские державы большой европейской войны, на исходе которой США должны были сыграть роль «защитника демократии» и «благодетеля» обессиленной Европы.
Не противостояние Англии и Германии, а угроза перехода промышленного и экономического лидерства от США к динамично развивающейся Германии обусловила Первую мировую войну, организованную усилиями США и космополитических кругов в Европе.
Союз России и Германии такую войну исключал. Поэтому было сделано все, чтобы стравить две державы и столкнуть их в кровавой битве — что и произошло на деле.
Те же силы, которые организовали Первую мировую войну, в ходе Парижской «мирной» конференции 1919 года заложили под европейский мир новые «мины замедленного действия» — «версальскую» систему «мирных» договоров.
Среди этих «мин» были и передача в состав Чехословакии этнически немецких Судет, и «вольный город Данциг» с данцигским «коридором» к морю для «новодельной» Польши, и немецкий Мемель, «подаренный» Литве, и еще ряд подобных провокаций.
Поскольку прочный союз теперь уже СССР и Германии по-прежнему исключал долгую, истощающую войну в Европе, было сделано все для того, чтобы вновь «развести» две державы и два народа. Здесь постарались многие — от троцкистов и наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова (Меера Валлаха) до тайных «кротов» Запада в руководстве Третьего рейха и Немецкой национал-социалистической рабочей партии (НСДАП) Гитлера. Однако решающее влияние оказали опять-таки Америка — штаб-квартира Мирового Зла и Англия — младший партнер США…
ГОВОРЯ об англосаксах как о среде, в которой веками культивировалось Зло, автор не имеет в виду, конечно, народы, давшие миру Шекспира и Ньютона, Марка Твена и Эдисона. Под «англосаксами» автором подразумеваются те могущественные наднациональные элементы мирового имущего меньшинства, которые издавна концентрировались на территориях, обеспечивающих им наибольшую безопасность, то есть вначале — в островной Англии, а затем — в заокеанских Соединенных Штатах…
Впрочем, паразитирующая в телах английского и американского народов Золотая Элита постепенно развращала и массу, прививая ей то ханжество и лицемерие, которые неотделимы от любой элиты — кроме, естественно, племенного скота.
В своей монографии «Франклин Рузвельт. Человек и политик. Новое прочтение» Николай Николаевич Яковлев справедливо заметил, что исторически Соединенные Штаты извлекали неслыханные выгоды от войн в Европе и Азии и что это побуждало американскую буржуазию подстрекать к военным конфликтам другие народы…
Но если это так — а это так! — то можно ли рассматривать конфликты в Европе (и в Азии — тоже) как нечто изначально обусловленное процессами, происходившими в Европе? Не будет ли более верным указать на первичный источник смуты и вражды народов с конца XIX века, то есть — на США?
Ведь для того, чтобы подтолкнуть многие страны на нечто, противоположное их жизненным интересам, необходимо было провести большую работу, требующую большого расхода средств.
Необходимо было на корню закупать прессу целых государств, на корню же закупать как можно больше влиятельных граждан этих государств.
И необходимо было, опять-таки расходуя немалые средства и предпринимая немалые усилия, объединить под заокеанскими, наднациональными знаменами как можно больше представителей элитарных слоев европейских держав… Слоев, по самой своей природе не склонных к патриотизму, зато тяготеющих к космополитизму.
Все это не просто логичная для поджигателей войны схема — все это так и делалось…
Делалось Соединенными Штатами и — как автор его называет— Золотым Интернационалом… Можно сказать и иначе: Золотой Элитой мира.
СОВЕТСКО-германский Пакт 1939 года стал серьезной помехой для темных сил разного рода— от крайне правых до крайне левых… Однако недоверие двух лидеров— Гитлера и Сталина— к политике друг друга и ряд действительно необдуманных действий сторон давали этим силам шанс…
Сталин, судя по всему, считал, что СССР был вынужден пойти на Пакт и поэтому он не расценивал его как действительно поворотный пункт в общей истории двух народов. Он не доверял Германии как возможному устойчивому партнеру.
Гитлер же колебался в выборе дальнейшего пути… И тоже не доверял Сталину.
Если бы Сталин пригласил Гитлера в Советский Союз и доказал ему целесообразность исключительно мирного совместного будущего, то сегодня мир мог бы иметь совершенно иной — осмысленный и конструктивный — облик, сутью которого были бы партнерские отношения Германии и России (а также — Японии, Китая), а не англосаксонский диктат.
Не «сговор диктаторов», а до конца осмысленный, очищенный от взаимных заблуждений союз двух великих держав и народов — вот что могло стать результатом такой встречи.
Автор вполне сознает важнейшее значение классического тезиса марксизма о примате экономических факторов в истории человечества. Однако роль личности в этой истории явно более велика, чем это представляли себе классики марксизма. Это становится особенно ясным при взгляде на феномен Сталина и Гитлера — двух авторитарных лидеров, ставших и формальными, и неформальными вождями двух великих народов в очень ответственный период развития России и Германии. Именно их позиция определяла общенациональные позиции и действия в то время. А их позиция оказалась двойственной, что и привело к катастрофе для Германии и Гитлера в 1945 году, а для России и дела Ленина — Сталина — в году 1991-м…
Между прочим, когда все уже было окончено (лично для рейхс-министра иностранных дел Германии Риббентропа), Риббентроп написал в своих предсмертных воспоминаниях:
«Огромная мощь и развертывание силы Советского Союза логично выдвигают вопрос: был ли Адольф Гитлер с его восприятием событий прав перед историей? Или же тот путь, к которому стремился я, был в долгосрочном плане все же возможным?
Мое мнение таково: столкновения с Россией можно было избежать, однако для этого требовались уступки с нашей стороны.
Начало военных действий против Советской России 22 июня 1941 года было концом начатой по моему предложению политики компромисса между обеими империями на самый длительный срок».
Тут надо заметить, что уступки вообще-то требовались с обеих сторон и с обеих сторон они не были сделаны… Однако Гитлер колебался в выборе пути даже, пожалуй, больше, чем Сталин… Хотя и Сталин войны не хотел.
То, что Гитлер колебался, хорошо видно из его малоизвестного письма Муссолини от 21 июня 1941 года. Оно было опубликовано в СССР в № 5 малотиражного «Военно-исторического журнала» за 1965 год и начиналось так: «Дуче! Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончились принятием самого трудного в моей жизни решения…»
Если бы в эти раздумья Сталин внес фактор «кремлевского визита фюрера», все могло бы пойти иначе… Гитлер действительно не был уверен — надо ли ему воевать с СССР в том случае, если СССР не намерен в удобный для себя момент воевать с Германией. Это хорошо видно из общего настроения и мыслей письма от 21 июня 41-го года. Это видно и из анализа документов самого решающего, 1940 года —уже военного для Германии и еще предвоенного для СССР…
СЧИТАЕТСЯ, что история не терпит-де сослагательного наклонения. Соответственно, «записные» историки рассматривают историю лишь как некое собрание фактов и сведений. Однако если рассматривать историю еще и как комплексное исследование динамики процесса развития человечества, предпринимаемое на базе анализа представительного массива исторических фактов, то становится научно плодотворным отыскать в том или ином историческом периоде некую ключевую «точку ветвления». И на основе выявления и изучения тенденций, реально существовавших, но не реализовавшихся в тот период, посмотреть — а как развивались бы события, какой характер приобрела бы эпоха, если бы эти тенденции реализовались.
Напомню, что «тенденция» (от латинского tendere — направлять, стремиться) — это не только «направление, в котором совершается развитие какого-либо явления», но и «стремление, склонность к чему-либо»… Стремиться к чему-то не значит обязательно достичь чего-то, но… Но исследовать нереализованные тенденции эпохи при строго аналитическом, а не конъюнктурном подходе к ним полезно. Как полезно и задаться вопросами: «Почему не реализовались одни тенденции и реализовались другие? Что помешало победить здоровым, рациональным стремлениям? И кто этому помешал?»
Если такие вопросы ставит вдумчивый исследователь, то его работа и ее результаты будут вполне научно корректными и имеющими вполне научную ценность. И не только научную, а и общественную! Ведь, поняв, что мешало здоровому подходу когда-то, можно понять и то, что мешает пробить дорогу здоровым стремлениям сегодня и завтра.
Кроме прочего, провести такую работу, да и, надеюсь, познакомиться с ней еще и просто увлекательно!
Английские исследователи Э. Рид и Д. Фишер полагали, что у Сталина не было иного — кроме Пакта — выбора в конкретно сложившихся условиях военно-политической изоляции СССР со стороны западного мира. Однако на деле потенциальное значение Пакта было намного более серьезным — безотносительно к сложившейся реальности.
Об этом хорошо было сказано в меморандуме, переданном германским послом Шуленбургом Председателю Совнаркома СССР и наркому иностранных дел Молотову за неделю до прилета в Москву рейхсминистра Риббентропа.
Поэтому Пакт с Германией нам в России пора оценивать не как «успех», «сговор» или «ошибку», а как верный шаг на так и не пройденном СССР и Германией до конца пути к историческому здравому смыслу.
Врагам России и Германии удалось стравить их в 1941 году так же, как это удалось им в 1914 году. Пора это осознать и нам, и немцам. И осознать не только во имя установления исторической истины, но и во имя конструктивных исторических перспектив двух великих народов и всего мира.
По сей день считается, что война между СССР и Третьим рейхом была неизбежна, что она логически вытекала из реальности тех лет.
В одной из интернет-дискуссий 17 августа 2004 года фантаст Борис Стругацкий ничтоже сумняшеся заявлял, что «весь ход событий 1933 —1945 годов был таков, что представить себе сколько-нибудь серьезные отклонения от реальной истории весьма трудно»… Далее экс-гуманист Стругацкий, ныне увлекающийся недобросовестными эксгумациями истории, сообщал, что он-де «неоднократно играл в эту игру (придумывал „альтернативки“), но ни разу не сумел получить „жизнеспособный“ виртуальный вариант, существенно отличающийся от реального».
Что же, если ты не живешь, а играешь в «игры», то результат вряд ли может быть иным. Однако если ты беспристрастно ищешь историческую истину, то по мере углубления анализа и привлечения всей массы фактов убеждаешься как раз в обратном — вполне возможным и рациональным был вариант не войны русских и немцев на переломе XX века, а вариант их стратегического партнерства в борьбе против тех сил, которые в нацистской Германии называли плутократией, а в Советском Союзе — Мировым Капиталом…
Почему же блестящий фантаст (и, увы, негожий гражданин Отечества) в данном случае не обнаружил приличествующего ему полета фантазии?
Не потому ли, что вдумчивый анализ указывает как на поджигателя войны не на нацистскую Германию (и уж тем более не на Советский Союз), а на так любимые нынешними «демократами» Соединенные Штаты с их двуединым идейным центром —Уолл-стрит и Брайтон-Бич?
Но последнее — это так, к слову…
Историк Мельтюхов издает основательнейшую по фактографии книгу «Упущенный шанс Сталина», где библиография насчитывает 1709 (одну тысячу семьсот девять) источников…
И — в отличие от Бориса Натановича Стругацкого — он видит-таки альтернативу происшедшему в реальности. Она (по Мельтюхову) заключается в том, что у Сталина был единственный шанс исключить германское вторжение — месяцем ранее напасть самому… Этот тезис доказывается на полутысяче страниц с привлечением многих тысяч разнообразных цифровых данных…
Мельтюхов утверждает при этом, что обе стороны-де стремились к мировому господству (что вообще-то чепуха даже в отношении Германии) и что поэтому союз между ними был-де невозможен. А если бы Сталин на него пошел, то вынужден был бы воевать (по Мельтюхову) за интересы рейха, лишь усиливая Гитлера…
Мельтюхову, похоже, невдомек, что если бы СССР совместно с Германией в 1942 году разгромил Англию, то это была бы война «малой кровью, могучим ударом» на чужой территории. Что в этом случае все могучие комплексные достижения первых пятилеток были бы сохранены и приумножены… А уже это исключало бы любое нападение на СССР…
И вся дальнейшая история мира пошла бы не так идиотски, как она пошла — по пути губительной американизации, а иначе… После подрыва планов плутократической Золотой Элиты и подавления ее мощи история планеты Земля пошла бы по пути мира и творческого, достойного людей созидания…
К сожалению, работа разнородных темных сил в западном мире, в Германии, в СССР, а также ряд взаимных просчетов Гитлера и Сталина вели две державы и два народа к войне.
И привели…
Вильгельм Ассарсон, бывший шведский посланник в Москве с 1940 по 1944 год, оставил интересное свидетельство… Описывая дипломатический корпус в Москве начала 1941 года, он сообщает, что в апреле всеобщее внимание привлекло торжественное подписание советско-югославского пакта о дружбе.
По мнению автора этой книги, такой шаг Москвы был последней и трудно объяснимой ошибкой в цепи ошибок, которая вскоре приковала две страны к колеснице бессмысленной войны между ними. Но из воспоминаний Ассарсона я узнал, что знаменитый советник московского посольства Германии Хильгер, уроженец Москвы, наполовину русский и женатый на русской, тоже находил советско-югославское соглашение непонятный.
Можно, конечно, возразить, что Гитлеру, мол, пришлось вначале отвлечься на подавление Югославии, а это привело к переносу сроков вторжения в СССР на более позднее время и к последующему срыву блицкрига в целом.
Но, во-первых, Гитлер был вынужден решать «югославскую» проблему независимо от нашей позиции. Во-вторых же, разумная политика СССР, понятная с точки зрения примата принципа сохранения мира, могла бы исключить блицкриг против Советской России как таковой!
И признания этого факта стругацкие и мельтюховы боятся как черт ладана. Очень уж из этого факта вылезает черный цилиндр Дяди Сэма и ермолки финансистов, подготовивших и германо-советскую войну, и «ельцинские» путчи 1991 и 1993 годов…
В происшедшем есть, увы, и вина лично двух вождей… Если бы в конце 1940 года они встретились лично (а оба этой встречи желали и оба ее потенциальное значение понимали), то все могло пойти, повторяю, иначе…
Не вышло…
Почему? Почему уже в глубокой старости Молотов признался, что Гитлер хотел приехать к нам, но «его не пустили»…
Кто его не пустил?
Да как раз те, кому нужна была война русских и немцев во имя гегемонии Штатов в Европе и в мире! И речь тут не о неких прямых запретах фюреру, а о системном срыве возможности визита.
Чего стоили тут одни провокации Канариса — «агента влияния» англичан! И только ли Канариса! В книге автор лишь мельком касается работы прозападных «кротов» из «антигитлеровской оппозиции»… Но эта работа носила далеко не эпизодический и ограниченный характер…
Да и в Москве «кротов» хватало не только в 1991 году, но и в году 1940-м!
И им, и их «патронам» жизненно (или тут уместнее сказать — «смертельно»?) была необходима война России и Германии друг с другом. Ведь если бы русские и немцы избежали ее и объединились против Золотой Элиты мира, то Соединенные (кем-то) Штаты не поднялись бы по костям народов к мировым командным высотам, Англия отошла бы на свои законные, то есть четвертые позиции, а Германия укрепила бы себя как лидера новой Европы, дружественной СССР.
Если бы космополитическая «Англия» Черчилля была разгромлена, то — да, Англия вошла бы в орбиту германской «Новой Европы»… Но более точно было бы сказать, что в этом случае Англия вошла бы в орбиту подлинно английской, национальной политики.
Так же, как в США, лишенных возможности питаться кровью и слезами других народов мира, тогда могли бы взять верх здоровые национальные силы, способные в содружестве с остальным человечеством проводить политику, достойную великой индустриальной державы.
Советская Россия получала бы в этом случае то, о чем мечтал как об условии величия России еще Столыпин, — прочный внешний мир, дающий нам возможность мощного всестороннего внутреннего развития.
Вот чего лишил нас — по моему глубокому убеждению — несостоявшийся «кремлевский визит фюрера»…
А ТЕПЕРЬ хотелось бы сообщить читателю следующее…
Как и в предыдущих своих книгах, автор стремился в своей работе сочетать документальность, характерную для традиционных монографий, с формой, не характерной для традиционных монографий, зачастую далеких как от разумной доли публицистичности, так и от увлекательности… А ведь история человечества не только поучительна, но и захватывающе интересна!
Сказав это, автор подчеркивает, что все, описанное им по середину ноября 1940 года, строго документально в прямом смысле этого слова, то есть соответствует реальным документам реальной истории при минимальной опоре на такие сомнительные в смысле достоверности источники, как мемуары.
В основном я, ведя перекрестный анализ, старался использовать дипломатическую переписку. Будучи документами внутренними, закрытыми, не предназначенными для постороннего глаза, записи бесед, донесения послов, инструкции им из внешнеполитических ведомств и прочее обладают— на мой взгляд— весьма высоким уровнем соответствия правде.
Иными словами, в описаниях до ноября 40-го года, до главы «Август — октябрь, время московское…», не вымышлен (и даже не домыслен) ни один факт, не вымышлен (хотя в некоторых случаях и домыслен) ни один диалог— чаще всего я строил их на основе тех же дипломатических донесений или такого уникального источника, как «Служебный дневник» генерала Гальдера… Последний источник настолько ценен и информативен, что можно написать роман, используя лишь его!
С главы «Август — октябрь, время московское…», с разговоров и рассуждений в Москве в августе 40-го и далее начинается переход от документальности к частичному вымыслу, рассматриваемому автором как мостик — в свою очередь — уже к прямой виртуальности…
Хотя все, относящееся к, например, ситуации вокруг Дуная, Болгарии, Румынии, Проливов — документально… Тем не менее, начиная с указанной главы, автор не рекомендует читателю некритически использовать его текст как аргумент в возможных обсуждениях с кем-то проблем и фактов реальной истории.
Впрочем, автор надеется, что, как правило, читателю будет понятно, где автор все еще следует реальному документу, а где — вводит элементы вымысла, а точнее — домысла…
Особо надо подчеркнуть, что обстоятельства и детали предыстории и истории осеннего визита Молотова и «сопровождавших его лиц» в Германию также полностью документальны — плодом анализа автора, а не изучения источников являются лишь беседы Сталина со своими соратниками и его размышления.
И уж совсем особо надо подчеркнуть, что все берлинские диалоги — за исключением момента приглашения фюрера в Москву, в предпоследней, «молотовской» главе, также в своей основе абсолютно документальны! Даже самые, на первый взгляд, неожиданные.
В Берлине, уважаемый мой читатель, 12 и 13 ноября 1940 года все было так, как это и описано в книге…
Чисто виртуальной является, естественно, последняя глава. Однако — и в этом автор после написания книги убежден еще более, чем до начала работы над ней, — лишь ряд трагических недоразумений не сделал реальной и эту главу… Ведь у Сталина и Гитлера были серьезные объективные предпосылки для реализации той идеи личной встречи, которая носилась в воздухе и приходила, как оказывается, на ум им обоим…
Такая встреча могла бы изменить многое… Если — не все…
УВЫ, сегодня, через шестьдесят лет после окончания Великой Отечественной войн советского народа против немецко-фашистских захватчиков, склоняя голову перед светлой памятью павших и восхищаясь их подвигом — ныне обесцененным диким, тотальным предательством «россиянского» официального и неофициального «истеблишмента», — автор с горечью вынужден констатировать, что этой войны вполне могло бы и не быть…
Остался бы не взорванным Днепрогэс…
В 1941 и 1942 годах Советская Россия не лишилась бы нескольких десятков тысяч промышленных предприятий, разрушенных собственными руками, а ввела бы в строй несколько тысяч новых…
Олег Кошевой и Зоя Космодемьянская благополучно поступили бы в МГУ, закончили бы его и стали бы со временем — о почему бы и нет? — секретарями ЦК… Вначале — ЦК ВЛКСМ, а там, смотришь, и ЦК ВКП(б)…
Да, войны могло бы и не быть. И поэтому вторая Великая война русских и немцев оказалась величайшим недоразумением во всей мировой истории и наложила на весь дальнейший ход этой истории зловещий отпечаток усиливающейся власти Золотого Интернационала…
И мне захотелось, чтобы хотя бы в этом моем историко-публицистическом исследовании недоразумение было преодолено вовремя …
Ведь и сегодня мы живем во власти недоразумений. Недоразумений, которые теперь уже нам, ныне живущим на планете Земля, жизненно необходимо преодолеть…
2 июня 2005 года
Сергей Брезкун (Сергей Кремлев)
КТО-ТО из вас с моими книгами уже знаком, а к кому-то я обращаюсь впервые… И поэтому, попросив прощения у тех, кому это известно, я хотел бы сообщить, что на тему российско-германских (именно российско-германских, а не «россиянско-германских») и советско-германских отношений автор уже выпустил в свет три книги: «Россия и Германия: Стравить!», «Россия и Германия: Вместе или порознь?», «Россия и Германия: Путь к Пакту»…
Во всех трех как ключевые проводились следующие мысли.
В XX веке у России мог быть один стратегический партнер, сотрудничество с которым наиболее отвечало ее национальным интересам — Германия.
Не имея зон серьезных конфликтов, два великих народа исторически, экономически, культурно и геополитически друг друга дополняли, что было крайне опасно для планов англосаксонского (а в перспективе — наднационального) мирового господства.
Эти планы не могли осуществляться без вывода в мировые политические лидеры Соединенных Штатов. А такой вывод США на авансцену мировой политики был невозможен без истощающей европейские державы большой европейской войны, на исходе которой США должны были сыграть роль «защитника демократии» и «благодетеля» обессиленной Европы.
Не противостояние Англии и Германии, а угроза перехода промышленного и экономического лидерства от США к динамично развивающейся Германии обусловила Первую мировую войну, организованную усилиями США и космополитических кругов в Европе.
Союз России и Германии такую войну исключал. Поэтому было сделано все, чтобы стравить две державы и столкнуть их в кровавой битве — что и произошло на деле.
Те же силы, которые организовали Первую мировую войну, в ходе Парижской «мирной» конференции 1919 года заложили под европейский мир новые «мины замедленного действия» — «версальскую» систему «мирных» договоров.
Среди этих «мин» были и передача в состав Чехословакии этнически немецких Судет, и «вольный город Данциг» с данцигским «коридором» к морю для «новодельной» Польши, и немецкий Мемель, «подаренный» Литве, и еще ряд подобных провокаций.
Поскольку прочный союз теперь уже СССР и Германии по-прежнему исключал долгую, истощающую войну в Европе, было сделано все для того, чтобы вновь «развести» две державы и два народа. Здесь постарались многие — от троцкистов и наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова (Меера Валлаха) до тайных «кротов» Запада в руководстве Третьего рейха и Немецкой национал-социалистической рабочей партии (НСДАП) Гитлера. Однако решающее влияние оказали опять-таки Америка — штаб-квартира Мирового Зла и Англия — младший партнер США…
ГОВОРЯ об англосаксах как о среде, в которой веками культивировалось Зло, автор не имеет в виду, конечно, народы, давшие миру Шекспира и Ньютона, Марка Твена и Эдисона. Под «англосаксами» автором подразумеваются те могущественные наднациональные элементы мирового имущего меньшинства, которые издавна концентрировались на территориях, обеспечивающих им наибольшую безопасность, то есть вначале — в островной Англии, а затем — в заокеанских Соединенных Штатах…
Впрочем, паразитирующая в телах английского и американского народов Золотая Элита постепенно развращала и массу, прививая ей то ханжество и лицемерие, которые неотделимы от любой элиты — кроме, естественно, племенного скота.
В своей монографии «Франклин Рузвельт. Человек и политик. Новое прочтение» Николай Николаевич Яковлев справедливо заметил, что исторически Соединенные Штаты извлекали неслыханные выгоды от войн в Европе и Азии и что это побуждало американскую буржуазию подстрекать к военным конфликтам другие народы…
Но если это так — а это так! — то можно ли рассматривать конфликты в Европе (и в Азии — тоже) как нечто изначально обусловленное процессами, происходившими в Европе? Не будет ли более верным указать на первичный источник смуты и вражды народов с конца XIX века, то есть — на США?
Ведь для того, чтобы подтолкнуть многие страны на нечто, противоположное их жизненным интересам, необходимо было провести большую работу, требующую большого расхода средств.
Необходимо было на корню закупать прессу целых государств, на корню же закупать как можно больше влиятельных граждан этих государств.
И необходимо было, опять-таки расходуя немалые средства и предпринимая немалые усилия, объединить под заокеанскими, наднациональными знаменами как можно больше представителей элитарных слоев европейских держав… Слоев, по самой своей природе не склонных к патриотизму, зато тяготеющих к космополитизму.
Все это не просто логичная для поджигателей войны схема — все это так и делалось…
Делалось Соединенными Штатами и — как автор его называет— Золотым Интернационалом… Можно сказать и иначе: Золотой Элитой мира.
СОВЕТСКО-германский Пакт 1939 года стал серьезной помехой для темных сил разного рода— от крайне правых до крайне левых… Однако недоверие двух лидеров— Гитлера и Сталина— к политике друг друга и ряд действительно необдуманных действий сторон давали этим силам шанс…
Сталин, судя по всему, считал, что СССР был вынужден пойти на Пакт и поэтому он не расценивал его как действительно поворотный пункт в общей истории двух народов. Он не доверял Германии как возможному устойчивому партнеру.
Гитлер же колебался в выборе дальнейшего пути… И тоже не доверял Сталину.
Если бы Сталин пригласил Гитлера в Советский Союз и доказал ему целесообразность исключительно мирного совместного будущего, то сегодня мир мог бы иметь совершенно иной — осмысленный и конструктивный — облик, сутью которого были бы партнерские отношения Германии и России (а также — Японии, Китая), а не англосаксонский диктат.
Не «сговор диктаторов», а до конца осмысленный, очищенный от взаимных заблуждений союз двух великих держав и народов — вот что могло стать результатом такой встречи.
Автор вполне сознает важнейшее значение классического тезиса марксизма о примате экономических факторов в истории человечества. Однако роль личности в этой истории явно более велика, чем это представляли себе классики марксизма. Это становится особенно ясным при взгляде на феномен Сталина и Гитлера — двух авторитарных лидеров, ставших и формальными, и неформальными вождями двух великих народов в очень ответственный период развития России и Германии. Именно их позиция определяла общенациональные позиции и действия в то время. А их позиция оказалась двойственной, что и привело к катастрофе для Германии и Гитлера в 1945 году, а для России и дела Ленина — Сталина — в году 1991-м…
Между прочим, когда все уже было окончено (лично для рейхс-министра иностранных дел Германии Риббентропа), Риббентроп написал в своих предсмертных воспоминаниях:
«Огромная мощь и развертывание силы Советского Союза логично выдвигают вопрос: был ли Адольф Гитлер с его восприятием событий прав перед историей? Или же тот путь, к которому стремился я, был в долгосрочном плане все же возможным?
Мое мнение таково: столкновения с Россией можно было избежать, однако для этого требовались уступки с нашей стороны.
Начало военных действий против Советской России 22 июня 1941 года было концом начатой по моему предложению политики компромисса между обеими империями на самый длительный срок».
Тут надо заметить, что уступки вообще-то требовались с обеих сторон и с обеих сторон они не были сделаны… Однако Гитлер колебался в выборе пути даже, пожалуй, больше, чем Сталин… Хотя и Сталин войны не хотел.
То, что Гитлер колебался, хорошо видно из его малоизвестного письма Муссолини от 21 июня 1941 года. Оно было опубликовано в СССР в № 5 малотиражного «Военно-исторического журнала» за 1965 год и начиналось так: «Дуче! Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончились принятием самого трудного в моей жизни решения…»
Если бы в эти раздумья Сталин внес фактор «кремлевского визита фюрера», все могло бы пойти иначе… Гитлер действительно не был уверен — надо ли ему воевать с СССР в том случае, если СССР не намерен в удобный для себя момент воевать с Германией. Это хорошо видно из общего настроения и мыслей письма от 21 июня 41-го года. Это видно и из анализа документов самого решающего, 1940 года —уже военного для Германии и еще предвоенного для СССР…
СЧИТАЕТСЯ, что история не терпит-де сослагательного наклонения. Соответственно, «записные» историки рассматривают историю лишь как некое собрание фактов и сведений. Однако если рассматривать историю еще и как комплексное исследование динамики процесса развития человечества, предпринимаемое на базе анализа представительного массива исторических фактов, то становится научно плодотворным отыскать в том или ином историческом периоде некую ключевую «точку ветвления». И на основе выявления и изучения тенденций, реально существовавших, но не реализовавшихся в тот период, посмотреть — а как развивались бы события, какой характер приобрела бы эпоха, если бы эти тенденции реализовались.
Напомню, что «тенденция» (от латинского tendere — направлять, стремиться) — это не только «направление, в котором совершается развитие какого-либо явления», но и «стремление, склонность к чему-либо»… Стремиться к чему-то не значит обязательно достичь чего-то, но… Но исследовать нереализованные тенденции эпохи при строго аналитическом, а не конъюнктурном подходе к ним полезно. Как полезно и задаться вопросами: «Почему не реализовались одни тенденции и реализовались другие? Что помешало победить здоровым, рациональным стремлениям? И кто этому помешал?»
Если такие вопросы ставит вдумчивый исследователь, то его работа и ее результаты будут вполне научно корректными и имеющими вполне научную ценность. И не только научную, а и общественную! Ведь, поняв, что мешало здоровому подходу когда-то, можно понять и то, что мешает пробить дорогу здоровым стремлениям сегодня и завтра.
Кроме прочего, провести такую работу, да и, надеюсь, познакомиться с ней еще и просто увлекательно!
Английские исследователи Э. Рид и Д. Фишер полагали, что у Сталина не было иного — кроме Пакта — выбора в конкретно сложившихся условиях военно-политической изоляции СССР со стороны западного мира. Однако на деле потенциальное значение Пакта было намного более серьезным — безотносительно к сложившейся реальности.
Об этом хорошо было сказано в меморандуме, переданном германским послом Шуленбургом Председателю Совнаркома СССР и наркому иностранных дел Молотову за неделю до прилета в Москву рейхсминистра Риббентропа.
Поэтому Пакт с Германией нам в России пора оценивать не как «успех», «сговор» или «ошибку», а как верный шаг на так и не пройденном СССР и Германией до конца пути к историческому здравому смыслу.
Врагам России и Германии удалось стравить их в 1941 году так же, как это удалось им в 1914 году. Пора это осознать и нам, и немцам. И осознать не только во имя установления исторической истины, но и во имя конструктивных исторических перспектив двух великих народов и всего мира.
По сей день считается, что война между СССР и Третьим рейхом была неизбежна, что она логически вытекала из реальности тех лет.
В одной из интернет-дискуссий 17 августа 2004 года фантаст Борис Стругацкий ничтоже сумняшеся заявлял, что «весь ход событий 1933 —1945 годов был таков, что представить себе сколько-нибудь серьезные отклонения от реальной истории весьма трудно»… Далее экс-гуманист Стругацкий, ныне увлекающийся недобросовестными эксгумациями истории, сообщал, что он-де «неоднократно играл в эту игру (придумывал „альтернативки“), но ни разу не сумел получить „жизнеспособный“ виртуальный вариант, существенно отличающийся от реального».
Что же, если ты не живешь, а играешь в «игры», то результат вряд ли может быть иным. Однако если ты беспристрастно ищешь историческую истину, то по мере углубления анализа и привлечения всей массы фактов убеждаешься как раз в обратном — вполне возможным и рациональным был вариант не войны русских и немцев на переломе XX века, а вариант их стратегического партнерства в борьбе против тех сил, которые в нацистской Германии называли плутократией, а в Советском Союзе — Мировым Капиталом…
Почему же блестящий фантаст (и, увы, негожий гражданин Отечества) в данном случае не обнаружил приличествующего ему полета фантазии?
Не потому ли, что вдумчивый анализ указывает как на поджигателя войны не на нацистскую Германию (и уж тем более не на Советский Союз), а на так любимые нынешними «демократами» Соединенные Штаты с их двуединым идейным центром —Уолл-стрит и Брайтон-Бич?
Но последнее — это так, к слову…
Историк Мельтюхов издает основательнейшую по фактографии книгу «Упущенный шанс Сталина», где библиография насчитывает 1709 (одну тысячу семьсот девять) источников…
И — в отличие от Бориса Натановича Стругацкого — он видит-таки альтернативу происшедшему в реальности. Она (по Мельтюхову) заключается в том, что у Сталина был единственный шанс исключить германское вторжение — месяцем ранее напасть самому… Этот тезис доказывается на полутысяче страниц с привлечением многих тысяч разнообразных цифровых данных…
Мельтюхов утверждает при этом, что обе стороны-де стремились к мировому господству (что вообще-то чепуха даже в отношении Германии) и что поэтому союз между ними был-де невозможен. А если бы Сталин на него пошел, то вынужден был бы воевать (по Мельтюхову) за интересы рейха, лишь усиливая Гитлера…
Мельтюхову, похоже, невдомек, что если бы СССР совместно с Германией в 1942 году разгромил Англию, то это была бы война «малой кровью, могучим ударом» на чужой территории. Что в этом случае все могучие комплексные достижения первых пятилеток были бы сохранены и приумножены… А уже это исключало бы любое нападение на СССР…
И вся дальнейшая история мира пошла бы не так идиотски, как она пошла — по пути губительной американизации, а иначе… После подрыва планов плутократической Золотой Элиты и подавления ее мощи история планеты Земля пошла бы по пути мира и творческого, достойного людей созидания…
К сожалению, работа разнородных темных сил в западном мире, в Германии, в СССР, а также ряд взаимных просчетов Гитлера и Сталина вели две державы и два народа к войне.
И привели…
Вильгельм Ассарсон, бывший шведский посланник в Москве с 1940 по 1944 год, оставил интересное свидетельство… Описывая дипломатический корпус в Москве начала 1941 года, он сообщает, что в апреле всеобщее внимание привлекло торжественное подписание советско-югославского пакта о дружбе.
По мнению автора этой книги, такой шаг Москвы был последней и трудно объяснимой ошибкой в цепи ошибок, которая вскоре приковала две страны к колеснице бессмысленной войны между ними. Но из воспоминаний Ассарсона я узнал, что знаменитый советник московского посольства Германии Хильгер, уроженец Москвы, наполовину русский и женатый на русской, тоже находил советско-югославское соглашение непонятный.
Можно, конечно, возразить, что Гитлеру, мол, пришлось вначале отвлечься на подавление Югославии, а это привело к переносу сроков вторжения в СССР на более позднее время и к последующему срыву блицкрига в целом.
Но, во-первых, Гитлер был вынужден решать «югославскую» проблему независимо от нашей позиции. Во-вторых же, разумная политика СССР, понятная с точки зрения примата принципа сохранения мира, могла бы исключить блицкриг против Советской России как таковой!
И признания этого факта стругацкие и мельтюховы боятся как черт ладана. Очень уж из этого факта вылезает черный цилиндр Дяди Сэма и ермолки финансистов, подготовивших и германо-советскую войну, и «ельцинские» путчи 1991 и 1993 годов…
В происшедшем есть, увы, и вина лично двух вождей… Если бы в конце 1940 года они встретились лично (а оба этой встречи желали и оба ее потенциальное значение понимали), то все могло пойти, повторяю, иначе…
Не вышло…
Почему? Почему уже в глубокой старости Молотов признался, что Гитлер хотел приехать к нам, но «его не пустили»…
Кто его не пустил?
Да как раз те, кому нужна была война русских и немцев во имя гегемонии Штатов в Европе и в мире! И речь тут не о неких прямых запретах фюреру, а о системном срыве возможности визита.
Чего стоили тут одни провокации Канариса — «агента влияния» англичан! И только ли Канариса! В книге автор лишь мельком касается работы прозападных «кротов» из «антигитлеровской оппозиции»… Но эта работа носила далеко не эпизодический и ограниченный характер…
Да и в Москве «кротов» хватало не только в 1991 году, но и в году 1940-м!
И им, и их «патронам» жизненно (или тут уместнее сказать — «смертельно»?) была необходима война России и Германии друг с другом. Ведь если бы русские и немцы избежали ее и объединились против Золотой Элиты мира, то Соединенные (кем-то) Штаты не поднялись бы по костям народов к мировым командным высотам, Англия отошла бы на свои законные, то есть четвертые позиции, а Германия укрепила бы себя как лидера новой Европы, дружественной СССР.
Если бы космополитическая «Англия» Черчилля была разгромлена, то — да, Англия вошла бы в орбиту германской «Новой Европы»… Но более точно было бы сказать, что в этом случае Англия вошла бы в орбиту подлинно английской, национальной политики.
Так же, как в США, лишенных возможности питаться кровью и слезами других народов мира, тогда могли бы взять верх здоровые национальные силы, способные в содружестве с остальным человечеством проводить политику, достойную великой индустриальной державы.
Советская Россия получала бы в этом случае то, о чем мечтал как об условии величия России еще Столыпин, — прочный внешний мир, дающий нам возможность мощного всестороннего внутреннего развития.
Вот чего лишил нас — по моему глубокому убеждению — несостоявшийся «кремлевский визит фюрера»…
А ТЕПЕРЬ хотелось бы сообщить читателю следующее…
Как и в предыдущих своих книгах, автор стремился в своей работе сочетать документальность, характерную для традиционных монографий, с формой, не характерной для традиционных монографий, зачастую далеких как от разумной доли публицистичности, так и от увлекательности… А ведь история человечества не только поучительна, но и захватывающе интересна!
Сказав это, автор подчеркивает, что все, описанное им по середину ноября 1940 года, строго документально в прямом смысле этого слова, то есть соответствует реальным документам реальной истории при минимальной опоре на такие сомнительные в смысле достоверности источники, как мемуары.
В основном я, ведя перекрестный анализ, старался использовать дипломатическую переписку. Будучи документами внутренними, закрытыми, не предназначенными для постороннего глаза, записи бесед, донесения послов, инструкции им из внешнеполитических ведомств и прочее обладают— на мой взгляд— весьма высоким уровнем соответствия правде.
Иными словами, в описаниях до ноября 40-го года, до главы «Август — октябрь, время московское…», не вымышлен (и даже не домыслен) ни один факт, не вымышлен (хотя в некоторых случаях и домыслен) ни один диалог— чаще всего я строил их на основе тех же дипломатических донесений или такого уникального источника, как «Служебный дневник» генерала Гальдера… Последний источник настолько ценен и информативен, что можно написать роман, используя лишь его!
С главы «Август — октябрь, время московское…», с разговоров и рассуждений в Москве в августе 40-го и далее начинается переход от документальности к частичному вымыслу, рассматриваемому автором как мостик — в свою очередь — уже к прямой виртуальности…
Хотя все, относящееся к, например, ситуации вокруг Дуная, Болгарии, Румынии, Проливов — документально… Тем не менее, начиная с указанной главы, автор не рекомендует читателю некритически использовать его текст как аргумент в возможных обсуждениях с кем-то проблем и фактов реальной истории.
Впрочем, автор надеется, что, как правило, читателю будет понятно, где автор все еще следует реальному документу, а где — вводит элементы вымысла, а точнее — домысла…
Особо надо подчеркнуть, что обстоятельства и детали предыстории и истории осеннего визита Молотова и «сопровождавших его лиц» в Германию также полностью документальны — плодом анализа автора, а не изучения источников являются лишь беседы Сталина со своими соратниками и его размышления.
И уж совсем особо надо подчеркнуть, что все берлинские диалоги — за исключением момента приглашения фюрера в Москву, в предпоследней, «молотовской» главе, также в своей основе абсолютно документальны! Даже самые, на первый взгляд, неожиданные.
В Берлине, уважаемый мой читатель, 12 и 13 ноября 1940 года все было так, как это и описано в книге…
Чисто виртуальной является, естественно, последняя глава. Однако — и в этом автор после написания книги убежден еще более, чем до начала работы над ней, — лишь ряд трагических недоразумений не сделал реальной и эту главу… Ведь у Сталина и Гитлера были серьезные объективные предпосылки для реализации той идеи личной встречи, которая носилась в воздухе и приходила, как оказывается, на ум им обоим…
Такая встреча могла бы изменить многое… Если — не все…
УВЫ, сегодня, через шестьдесят лет после окончания Великой Отечественной войн советского народа против немецко-фашистских захватчиков, склоняя голову перед светлой памятью павших и восхищаясь их подвигом — ныне обесцененным диким, тотальным предательством «россиянского» официального и неофициального «истеблишмента», — автор с горечью вынужден констатировать, что этой войны вполне могло бы и не быть…
Остался бы не взорванным Днепрогэс…
В 1941 и 1942 годах Советская Россия не лишилась бы нескольких десятков тысяч промышленных предприятий, разрушенных собственными руками, а ввела бы в строй несколько тысяч новых…
Олег Кошевой и Зоя Космодемьянская благополучно поступили бы в МГУ, закончили бы его и стали бы со временем — о почему бы и нет? — секретарями ЦК… Вначале — ЦК ВЛКСМ, а там, смотришь, и ЦК ВКП(б)…
Да, войны могло бы и не быть. И поэтому вторая Великая война русских и немцев оказалась величайшим недоразумением во всей мировой истории и наложила на весь дальнейший ход этой истории зловещий отпечаток усиливающейся власти Золотого Интернационала…
И мне захотелось, чтобы хотя бы в этом моем историко-публицистическом исследовании недоразумение было преодолено вовремя …
Ведь и сегодня мы живем во власти недоразумений. Недоразумений, которые теперь уже нам, ныне живущим на планете Земля, жизненно необходимо преодолеть…
2 июня 2005 года
Сергей Брезкун (Сергей Кремлев)
Часть I. 38-й… 39-й… 40-й
Золотоволосому библиографу,
дорогой жене Галине,
под мирные сны которой
и была написана эта книга
Глава 1
Осень Лиги Наций
25 ДЕКАБРЯ 1933 года московский корреспондент «Нью-Йорк таймс» Уолтер (Вальтер) Дюранти брал интервью у Сталина. Заканчивался год, в начале которого в Германии к власти пришел рейхсканцлер Гитлер, а в конце — 16 ноября— были установлены дипломатические отношения между СССР и США…
За окнами кабинета Сталина уже вовсю развернулась русская зима. И, хотя Новый год страна праздновала еще без особой нарядности, праздничность отблескивала на каждой московской снежинке. И молодые ели у Кремлевской стены, украшенные снегом, уже не нуждались ни в каком дополнительном украшении для того, чтобы на душе становилось весело и она замирала в неизбежном предновогоднем ожидании чего-то нового, лучшего, заветного…
Вальтер Дюранти был натурой увлекающейся и жизнерадостной, имел в Москве много знакомств, был рад показать русскую столицу заезжим соотечественникам, часто раздражался, тут же переходил на забавные сплетни, стучал по новому московскому асфальту любимой увесистой палкой, но к Советской России относился заинтересованно и, в общем-то, неплохо.
Сталин это ценил.
Беседа его с Дюранти сразу же приобрела тот характер, который для янки был наиболее привычным, — речь зашла о торговле… Дюранти со знанием дела спрашивал, Сталин со знанием дела отвечал.
Собственно, начал Дюранти так:
— Господин Сталин, не согласитесь ли вы передать через мою газету новогоднее послание американскому народу?
Сталин взглянул на собеседника, улыбнулся одними глазами и коротко ответил:
— Нет.
— Но… — попытался возразить Дюранти, — я… Сталин прервал его жестом руки и пояснил:
— Это уже сделал Калинин. И я не могу вмешиваться в его прерогативы…
КАЛИНИН обращался к американцам 20 ноября — в связи с установлением дипломатических отношений, и Дюранти мог бы заметить, что времени с того момента прошло уже немало — более месяца, а Новый год — удобный повод для личного обращения Сталина. Однако Генеральный секретарь Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) смотрел твердо и всем своим видом давал понять, что он — глава партии, не отрицающий своего и общенационального лидерства, в делах внешнеполитического протокола не может забегать впереди официального главы государства — Председателя Центрального Исполнительного комитета СССР Михаила Ивановича Калинина…
За окнами кабинета Сталина уже вовсю развернулась русская зима. И, хотя Новый год страна праздновала еще без особой нарядности, праздничность отблескивала на каждой московской снежинке. И молодые ели у Кремлевской стены, украшенные снегом, уже не нуждались ни в каком дополнительном украшении для того, чтобы на душе становилось весело и она замирала в неизбежном предновогоднем ожидании чего-то нового, лучшего, заветного…
Вальтер Дюранти был натурой увлекающейся и жизнерадостной, имел в Москве много знакомств, был рад показать русскую столицу заезжим соотечественникам, часто раздражался, тут же переходил на забавные сплетни, стучал по новому московскому асфальту любимой увесистой палкой, но к Советской России относился заинтересованно и, в общем-то, неплохо.
Сталин это ценил.
Беседа его с Дюранти сразу же приобрела тот характер, который для янки был наиболее привычным, — речь зашла о торговле… Дюранти со знанием дела спрашивал, Сталин со знанием дела отвечал.
Собственно, начал Дюранти так:
— Господин Сталин, не согласитесь ли вы передать через мою газету новогоднее послание американскому народу?
Сталин взглянул на собеседника, улыбнулся одними глазами и коротко ответил:
— Нет.
— Но… — попытался возразить Дюранти, — я… Сталин прервал его жестом руки и пояснил:
— Это уже сделал Калинин. И я не могу вмешиваться в его прерогативы…
КАЛИНИН обращался к американцам 20 ноября — в связи с установлением дипломатических отношений, и Дюранти мог бы заметить, что времени с того момента прошло уже немало — более месяца, а Новый год — удобный повод для личного обращения Сталина. Однако Генеральный секретарь Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) смотрел твердо и всем своим видом давал понять, что он — глава партии, не отрицающий своего и общенационального лидерства, в делах внешнеполитического протокола не может забегать впереди официального главы государства — Председателя Центрального Исполнительного комитета СССР Михаила Ивановича Калинина…