Страница:
5-6 октября возникло опасное положение в районе Болгарских хуторов и Татарки - там перешла в наступление только что появившаяся под Одессой новая дивизия противника. Чтобы обеспечить большую устойчивость центрального участка обороны, где также усиливались неприятельские атаки, мы отвели на новый рубеж правофланговые подразделения 95-й дивизии, и генерал Воробьев перенес свой КП в пригородное село Усатово.
А 9 октября противник преподнес нам последний сюрприз: с утра перешел в наступление почти на всем фронте Одесской обороны.
На отдельных участках левого фланга армии врагу сперва удалось нас потеснить. Но потом контратаками, в которые здесь вводились подразделения из нашего армейского резерва, в том числе отлично себя показавший батальон 3-го морского полка, нам удалось восстановить положение. В целом итоги этого боевого дня, мне кажется, очень ярко отразили моральное состояние войск обеих сторон.
Противник, имея везде большой численный перевес, вел себя на ряде участков так, словно с самого начала не верил в успех наступления. Наши же части почти повсюду держались и дрались с отменным упорством, о которое разбивались вражеские атаки.
Не было уже на одесском плацдарме дивизии Томилова, во сохранялись подъем духа, вызванный сентябрьским контрударом, окрепшая уверенность в том, что врагу нас не одолеть.
Контратаки, предпринятые в целях восстановления положения на левом фланге, переросли в преследование отходящего противника. Между Татаркой и селом Сухой Лиман попал в окружение 33-й румынский пехотный полк. Отчаянные его попытки пробиться к своим оказались безрезультатными. Более тысячи солдат и офицеров остались убитыми на поле боя, около двухсот сдались в плен. Трофеями чапаевцов стали полковое знамя, гербовая печать и оперативные документы - неприятельский полк попал в окружение со всей своей канцелярией...
Провал наступления и потери этого дня утихомирили врага почти на сутки. Но и новые атаки, начатые противником на отдельных участках, мы успешно отразили. Была в октябре даже одна "психическая" атака, во время которой неприятельские офицеры шагали с шашками наголо, а капралы подгоняли отстававших солдат палками, что отлично наблюдалось с наших НП. Однако, как и в прежних подобных случаях, сосредоточенный огонь из всех видов оружия не дал атакующим домаршировать до наших окопов.
Наступление 9 октября явилось еще одной попыткой врага ворваться в Одессу. Пленные, взятые в полосе Чапаевской дивизии, показали на допросе, что их частям ставилась задача овладеть юго-западной окраиной города... А через день-два из штабов наших соединений стали поступать донесения о том, что противостоящие неприятельские части интенсивно укрепляют свои позиции.
Тогда мы не знали, что в это время глава гитлеровской военной миссии в Бухаресте получил от своего берлинского начальства срочное поручение помочь командованию 4-й румынской армии в подготовке нового наступления на Одессу. Л пока что полторы дюжины осадивших город дивизий, отчаявшись взять его, переходили к обороне...
И потому особенно обидно было изо дня в день расписывать вместе с начальником штаба военно-морской базы эвакуируемые части по очередным транспортам. Утешало лишь сознание, что в Крыму наши войска сейчас нужнее.
Эвакуация шла полным ходом. За десять суток было отправлено почти 52 тысячи человек (сюда вошло и гражданское население), 208 орудий, около 900 автомашин, более 3200 лошадей, 162 трактора, тысячи тонн заводского оборудования.
Порт работал с огромной нагрузкой. Проведение посадки и погрузки в кратчайшие сроки и маскировка всех этих действий требовали больших усилий от многих людей. И все же эвакуация оставалась хоть и сложным, но уже освоенным делом, пока на одесских рубежах прочно держали оборону основные силы нашей армии - три стрелковые и кавалерийская дивизии. Главное было впереди: успех или неуспех эвакуационной операции определяло то, как сумеем мы вывести из боя и отправить на Большую землю эти войска.
О том, как выглядел первоначальный план отвода четырех дивизий, доложенный Военному совету ООР 4 октября, я говорил. Он и тогда вызывал определенные опасения. Но, чувствуя уязвимые места плана, мы еще не могли предложить ничего конкретного взамен.
Однако уже к 6-7 октября в оперативном отделе штарма созрела, как плод коллективной мысли и поисков, идея отводить дивизии с занимаемых позиций не на промежуточные рубежи, а прямо к пунктам посадки на суда - одним броском. И не двумя эшелонами, а все четыре дивизии в одну ночь.
Мы исходили из того, что вывод войск из боя, растянутый на четверо суток с занятием промежуточных рубежей, почти неизбежно раскроет противнику наше намерение оставить Одессу. И если еще удастся прикрыть отход и посадку на суда двух первых дивизий, то две вторые могут быть запросто смяты и разгромлены, не дойдя до причалов. Такой финал эвакуации представлялся довольно вероятным, если учесть, сколько дивизий мог бросить враг на преследование двух отходящих наших.
Конечно, и одновременный отвод всех войск был сопряжен с риском. Но этот риск мог быть не столь уж большим, если обеспечить скрытность отхода основных сил с переднего края, хорошо организовать прикрытие арьергардами и вообще тщательно продумать все детали.
Поздно вечером 7 октября новый план обсуждался на совещании у Г. Д. Шишенина, где присутствовали кроме меня Н. К. Рыжи, А. Ф. Хренов, И. Д. Кулешов, К. И. Деревянко и А. М. Аганичев (командир морской оперативной группы штаба ООР). Общее мнение свелось к тому, что план может быть осуществлен, если удастся перед оставлением Одессы продемонстрировать высокую активность на фронте, предварив и сам отход войск достаточно сильным ударом по противнику, имитирующим подготовку большого наступления.
Но главным все-таки было, сможет ли флот предоставить одновременно столько судов, сколько необходимо для эвакуации в одну ночь, по сути дела, всего боевого состава армии - примерно 35 тысяч человек с вооружением. Представители военно-морской базы полагали, что хотя и с напряжением, но, вероятно, сможет. Требовались, конечно, и боевые корабли, и авиация для прикрытия огромного каравана транспортов.
На следующий день новый план, идея которого уже была предварительно одобрена контр-адмиралом Жуковым, принял Военный совет ООР.
Что касается И. Е. Петрова, то командарм был с самого начала в курсе разработки этого плана и горячо его поддерживал, считая, что необходимо предельно сократить сроки эвакуации, дабы противник не воспользовался постепенным ослаблением нашей армии для решительной атаки и прорыва фронта. Возможность одновременного отвода войск Иван Ефимович обсуждал со всеми командирами дивизий, которые отнеслись к этому положительно.
Мы стали ориентироваться на завершение эвакуационной операции в ночь на 16 октября. К вечеру 12-го был готов боевой приказ, предусматривавший все детали организации и обеспечения вывода войск из боя и отвода их в порт, составлена и утверждена инструкция по посадке на суда.
Но Севастополь еще не дал окончательное "добро" измененному плану. Как потом выяснилось, штабу флота потребовалось определенное время, чтобы выделить для Одессы дополнительное количество судов, сняв их с других маршрутов. Понадобилось также перебазировать в западную часть Крыма эскадрильи истребителей с других аэродромов. На обеспечение отхода наших войск флот переключал и всю свою бомбардировочную авиацию.
Утром 13 октября в Одессу прибыл член Военного совета Черноморского флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков, волевой, решительный и в то же время веселый, жизнерадостный человек, пользовавшийся среди черноморцев большой популярностью: его знал в лицо каждый матрос.
Кулаков выслушал доклады Жукова и Петрова, переговорил за два-три часа с множеством других людей, выясняя детали одесской обстановки. Несколько часов спустя командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, получив радиограмму Кулакова из Одессы, дал согласие на отвод войск одним эшелоном с посадкой на суда в ночь на 16 октября. Все стало окончательно ясно.
Настали последние дни длившейся третий месяц Одесской обороны. Мучительно тяжело было проезжать по знакомым улицам, сознавая, что через двое-трое суток здесь будет хозяйничать враг.
Город еще не знал этого, хотя и чувствовал, что происходит что-то необычное: слишком много судов прибывало каждую ночь, слишком много машин начинало двигаться о наступлением темноты в сторону порта.
После долго державшегося тепла вдруг резко похолодало. Над городом повисли серые тучи. На давно не подметавшихся улицах ветер шелестел опадающей листвой чинар и каштанов. Редкие прохожие шагали торопливо и как-то настороженно. Казалось, сам воздух этих хмурых осенних дней насыщен затаенной тревогой.
На оборонительных рубежах наступило затишье, нарушаемое лишь редкой перестрелкой. Атак противник не предпринимал. Не вели пока активных действий и мы - берегли силы, запасы снарядов, чтобы покрепче ударить напоследок. Но бойцы не любят тишины на передовой, и в окопах, как и на одесских улицах, было неспокойно.
Вместе с командующим и членом Военного совета Приморской армии М. Г. Кузнецовым я побывал в дивизиях. Там проводились короткие совещания командиров и комиссаров полков и некоторых других старших офицеров. Собирали их внезапно без предварительного оповещения и без вызовов по телефону - за каждым заезжал наш направленец или работник штадива. На совещаниях излагался план вывода войск из боя, объяснялись порядок посадки на суда, маршруты следования в порт, организация прикрытия.
- Храните все это в глубокой тайне, товарищи,- предупреждал Иван Ефимович Петров.- Ничто не должно выдать подготовки к эвакуации. Ведите себя так, чтобы и наши бойцы считали, будто мы готовимся к новому наступлению. А сами продумывайте каждую деталь того, что потребуется сделать, когда настанет день и час.
Намеченные сроки отхода не сообщались пока и командирам полков. Эти совещания были очень полезными: мы услышали много ценных предложений, советов, как лучше организовать марш к порту, прикрытие, отвод арьергардов.
13-14 октября небольшими группами, будто отправляясь на очередное боевое задание, незаметно покидали Одессу "ястребки" героического 69-го авиаполка. Ровно сто вражеских самолетов уничтожили они только в воздухе, защищая одесское небо. И еще десятки-на земле. А сколько врагов истребили за три с половиной тысячи вылетов на штурмовки, этого подсчитать не смог бы никто.
Одесский полк. Так называли его в армии и в городе просто потому, что он был единственным авиационным полком на нашем плацдарме. Но скоро это вошло в его новое официальное наименование: полк стал 9-м Одесским гвардейским Краснознаменным., И с именем Одессы, где родилась его боевая слава, он воевал, умножая ее, в Крыму, на Кавказе, под Сталинградом, а потом и под Берлином. Майор Л. Л. Шестаков, сбивший за три месяца более десятка фашистских самолетов, и еще одиннадцать летчиков полка удостоились за подвиги, совершенные в одесской небе, Золотой Звезды Героя.
"Ястребки" полетели через море в Крым. Самые изношенные машины, которым такой рейс был не под силу, Кат-ров приказал взорвать. Майор Шестаков и комиссар полка Верховен; собирались, проводив всех летчиков, улететь вдвоем в последний день. Но командарм не разрешил, и их машины погрузили на канлодку.
14-15 октября в Одессу приходили один за другим черноморские транспорты: "Украина", "Абхазия", "Армения", "Калинин", "Восток", "Чапаев" и многие другие. В порту имитировалась прикрываемая дымовыми завесами разгрузка. Колонны затянутых брезентом автомашин изображали переброску подкреплений в дивизионные тылы. В эфире время от времени попискивали войсковые рации с новыми, никогда не звучавшими под Одессой позывными - пусть засекает противник "свежие части"!..
А где-то в других местах - это уже всерьез - пристраивали поудобнее свои рации корректировщики эскадры: прикрывать отход армии пришли крейсеры "Красный Кавказ" и "Червона Украина", группа эсминцев.
Кораблей и транспортов было слишком много, чтобы сосредоточение их могло остаться незамеченным противником, и он неоднократно пытался бомбить порт. Сюда были стянуты все остававшиеся у нас зенитки. 14-го получил повреждения лишь санитарный транспорт "Грузия", на который успели погрузить две тысячи раненых. Их быстро разместили на других судах, а "Грузию" удалось спасти и отбуксировать в Севастополь.
15 октября снова ярко засияло солнце. Но погожий день не радовал - лучше бы продолжалась хмарь...
Утром я сопровождал командующего армией, обходившего портовые причалы. В разное время, поодиночке наведывались в порт командиры дивизий, полков каждый примерялся к маршруту, по которому должны были быстро и точно, прямо на "свой" причал, проследовать на посадку батальоны, эскадроны, батареи. Потом провезли этими маршрутами и командиров подразделений. С наступлением темноты путь следования колонн в черте города приказано было посыпать толченой известью и мелом - чтобы никто не замешкался на поворотах, не заблудился, не отстал.
А над передним краем гремела по всему фронту Одесской обороны орудийная канонада. В десять ноль-ноль обрушился на боевые порядки противника первый в этот день мощный огневой удар, который был перенесен затем на его ближние тылы. После этого огневого налета враг долго не подавал никаких признаков жизни. А потом последовали новые сосредоточенные удары по отдельным участкам неприятельских позиций, чередовавшиеся с методическим обстрелом. Не дать фашистам высунуть головы из окопов - такова была в тот день общая задача всех артиллеристов: корабельных, береговых и тех, что оставались еще с нашими стрелковыми полками.
С 16 часов в соответствии с планом Военный совет ООР находился на борту стоящего в гавани крейсера "Червона Украина". Свертывался и штаб армии. Саперы готовили к взрыву наш подземный КП, честно отслуживший свою службу.
Командарм Петров перешел с оперативной группой штарма на бывший КП военно-морской базы на набережной. Сюда переключили связь со всеми секторами. В штабах дивизий дежурили у аппаратов наши боевые направленцы - капитаны Шевцов, Харлашкин, Безгинов. Сразу после девятнадцати часов они доложили один за другим: "Идет по плану".
Это означало, что основные силы армии начали отход. А вся артиллерия, прикрывая марш-бросок четырех дивизий к порту, с новой силой ударила по неприятельским позициям. До последнего снаряда вели огонь одесские бронепоезда, чтобы потом отойти в тупики, где ждали их с взрывчаткой команды саперов. Последние снаряды выпускали и береговые батареи, которые тоже надо было взорвать этой ночью.
Доклады, поступавшие на наш временный КП, свидетельствовали, что все идет без серьезных осложнений - организация дела была продумана до мелочей. В порту распоряжалось командование военно-морской базы. А моей заботой оставался передний край.
К полуночи на командных пунктах дивизий старшими стали командиры батальонов прикрытия.
- У нас порядок, понемножку постреливаем,- докладывали комбаты.
Потом ушли и они. На КП явился связист от майора Богомолова - снимать аппараты. Он протянул мне пахнущий типографской краской листок.
- Это расклеивают сейчас на набережной,- сказал боец, и голос его дрогнул.
На листке было обращение городских организаций к населению: "Не навсегда и не надолго оставляем мы нашу родную Одессу. Жалкие убийцы, фашистские дикари будут выброшены вон из нашего города. Мы скоро вернемся, товарищи!.."
Брезжил уже рассвет, когда от причала отошел морской охотник, выделенный для оперативной группы штарма. На палубе у рубки стояли командарм Петров, член Военного совета армии Кузнецов, несколько штабных командиров.'С нами был и бородатый контр-адмирал Кулешов, командир Одесской военно-морской базы, которая, собственно говоря, больше не существовала.
Транспорты с нашими дивизиями уже покинули порт. Вслед за ними выходили одесские тральщики и катера из дивизиона капитан-лейтенанта П. И. Державина, принявшие на борт арьергарды - батальоны прикрытия, артиллеристов береговых батарей, команды подрывников. Все поместились, хотя суда и ушли перегруженными. Как будто никто не отстал. В последний момент пришлось утопить кое-какую технику, оказавшуюся неподъемной для корабельных лебедок. Но главное - противник, судя по всему, так и н& обнаружил отхода армии. Всей армии сразу!.. Значит, наш план удался.
Однако все это воспринималось сознанием еще как-то отвлеченно, не принося даже простого чувства удовлетворения. На душе было тяжело, ни о чем не хотелось говорить.
- Давайте обойдем гавани,- предложил Кулешов командарму.
Иван Ефимович молча кивнул. Негромко рокоча моторами, катер заскользил вдоль опустевших причалов. Горели какие-то костры, бродили кони, для которых не хватило места на транспортах... Кругом стояла неестественная, зловещая тишина. Порт был пуст. Пустым казался и раскинувшийся над ним город.
А там, где проходил наш передний край, все не умолкала стрельба. Это вели огонь одесские партизаны - сменив в окопах арьергардные батальоны, они обозначали, вводяв заблуждение противника, уже отплывшую в Крым Приморскую армию.
Прошло еще много часов, прежде чем враг обнаружил, что армия ушла. Лишь сутки спустя - это установила наша разведка - противник осмелился вступить в Одессу.
А потом ему долго мерещилось, что армия, может быть, не ушла, а скрылась в катакомбах, и крупные неприятельские части блокировали главные выходы из подземелий...
* * *
Миновав ворота порта, наш катер стал догонять ушедшие вперед корабли.
Я спустился через люк по отвесному трапу в маленький кубрик и прилег на чью-то свободную койку. Усталость брала свое - не спал уже три ночи.
Не знаю, сколько прошло времени, когда меня разбудил резкий, чуть не сбросивший с койки толчок. Вскочив на ноги, инстинктивно кинулся к люку.
На катер с оглушающим ревом пикировал Ю-87. У меня на глазах от него отделились бомбы. Казалось, они летят прямо в нас, и я невольно зажмурился. Но катер вновь сделал резкий поворот, и бомбы упали там, где он только что был, обдав всю палубу фонтанами воды.
Вслед за первым на катер пикировали еще два бомбардировщика. И каждый раз командир уклонялся от удара точно рассчитанным поворотом. Расскажи об этом кто-нибудь - я не поверил бы, что можно вот так уводить корабль прямо из-под бомб!..
За рубкой стояли Петров с Кулешовым.
- Счастливо отделались! - выдохнул бородатый контрадмирал, когда самолеты наконец скрылись.
В Севастополь пришли уже затемно. На пристани нас встречал Гавриил Васильевич Жуков. Обнялись, расцеловались.
Мне вдруг страшно захотелось пить, Краснофлотец принес целое ведро прозрачной воды. Прильнув к нему, я пил жадно, долго, никак не мог оторваться. Вода казалась необыкновенно вкусной.
Иван Ефимович, стоя рядом, улыбался. Жуков возбужденно рассказывал:
- Атаковали на переходе многих, но потопили только один транспорт -тот, что опоздал и шел порожняком. Команду с него спасли. Сейчас уже последние суда подходят к Севастополю. Можно считать, что Приморская армия - тут. Крыму теперь станет легче!..
Под ногами опять была родная твердая земля - Крымский полуостров, древняя Таврида. Армия, выстоявшая семьдесят три дня под Одессой, прибыла по приказу Родины на новый свой плацдарм. Прибыла, чтобы бить врага еще крепче и упорнее, приближая его полный разгром и великий день нашей грядущей победы.
Севастопольский бастион
Куда вести войска?
Тридцать первое октября 1941 года. Хмурый, ранний из-за ненастья вечер. Бурая осенняя степь в центре Крымского полуострова. Распластавшись над нею, ползут низкие сумрачные облака.
На севере, где, прорвав Ишуньские позиции и рассекая наш фронт, развивает наступление 11-я немецкая армия фон Манштейна, не смолкает артиллерийская канонада. Но те, кто сейчас не на передовой, настороженно прислушиваются к отдаленным орудийным выстрелам в другой стороне - на западе, где расположены Евпатория и Саки. Слышны они уже и на юго-западе... Что это означает, всем понятно: частью своих сил противник обошел левый фланг нашей Приморской армии.
В степной поселок Экибаш, километрах в сорока севернее Симферополя, с разных направлений въезжают запыленные газики и эмки. С прошлой ночи здесь находятся КП и штаб 95-й стрелковой дивизии. А сегодня к семнадцати ноль-ноль командарм И. Е. Петров вызвал сюда командиров и комиссаров всех остальных дивизий - как основного состава Приморской армии, так и вступивших в подчинение ему в сложной обстановке последних дней.
Прифронтовой поселок пуст: все жители эвакуированы. На улицах только караулы, за окраиной - боевое охранение и огневая позиция противотанковой батареи.
Прибывающие командиры группируются у крыльца стоявшего на отлете дома, где, кажется, помещалась раньше сельская больница. Многие не виделись с тех пор, как полторы недели назад выступили из Севастополя. Закурив, обмениваются новостями - увы, невеселыми;
Положение в Крыму, давно уже тяжелое, за последние двое суток резко ухудшилось. Наступающий противник вырвался в степь. Задержать здесь его ударную группировку - без хорошо подготовленных рубежей, при расширившемся, да и не сплошном больше фронте - не по силам нашим дивизиям, поредевшим в тяжелых боях под Ишунью, Воронцовкой, Джурчи. Не сознавать этого военные люди не могли.
За несколько минут до начала совещания на крыльцо вышел генерал-майор Иван Ефимович Петров. Он быстро пожал каждому руку, смотря сквозь толстые стекла пенсне прямо в глаза. Оглядев всех еще раз, негромко сказал:
- Очевидно, больше ждать некого. Кто не прибыл, - значит, не мог. Не будем терять драгоценного времени. - И жестом пригласил в дом.
Все заняли места в просторной комнате с голыми стенами, - вероятно, бывшей больничной палате. Командарм И. Е. Петров и член Военного совета бригадный комиссар М. Г. Кузнецов - на табуретках у стола с развернутой картой, остальные - на поставленных вокруг скамьях.
Я составляю список присутствующих с указанием представляемых ими соединений. Из старых приморских дивизий, оборонявших Одессу, представлены 95-я (кроме ее командира и комиссара приглашены, поскольку они находятся в Экибаше, начальник штадива, начарт и командир одного полка), 25-я Чапаевская, 2-я кавалерийская... Нет никого из 421-й дивизии, временно перешедшей в непосредственное подчинение командующему войсками Крыма. Зато прибыли комдив 172-й стрелковой, командиры и военкомы 40-й и 42-й кавалерийских. Эти дивизии только на днях переданы нам из 51-й армии.
Присутствуют также начарт армии со своим начальником штаба, помощник начальника оперативного отдела штарма. Всего около двадцати человек.
Открывая совещание, генерал Петров заметно волновался. В таких случаях напоминала о себе давнишняя контузия: он непроизвольно, не в такт речи покачивал головой.
Но вряд ли кто-нибудь из сидящих здесь был вполне спокоен. Хотя большинство еще не знали, для чего им приказано явиться в Экибаш, каждому было понятно, что для срочного сбора командиров в такой момент должны быть причины особой важности.
- Мы вызвали вас,- говорит командарм в наступившей глубокой тишине, чтобы совместно обсудить создавшееся положение и посоветоваться о дальнейших действиях ар-вши.
Он кратко излагает обстановку по данным на этот час. Захватив Джанкой, противник преследует 51-ю армию, отходящую к Керченскому полуострову. Перед фронтом Приморской армии натиск врага сейчас ослаблен. Однако определяющим фактором является глубокий охват нашего левого фланга, предотвратить который не удалось из-за недостатка сил. Сегодня утром немецкие танки появились в нескольких километрах южное Симферополя. Дорога, идущая через Бахчисарай на Севастополь, по-видимому, перерезана...
У каждого перед глазами карта - та, что развернута на столе, или своя, вынутая из планшета. Но карта даже и не нужна, чтобы оценить эти факты и осмыслить главное: противник у нас в тылу.
Связи с командованием и штабом войск Крыма, добавляет генерал Петров, у нас сейчас нет. Из Симферополя они убыли. Последние указания сводятся к тому, чтобы Приморская армия, сдерживая противника, отходила на очередной условный, то есть необорудованный, степной рубеж, выделив 421-ю дивизию для прикрытия Алуштинского перевала.
Карта показывала: после изменений в обстановке, происшедших за последние часы, тактика планомерного отхода со сдерживанием продвижения врага на относительно широком фронте утратила свой смысл. Противник нас уже обошел. Да и степь скоро кончается. Дальше - предгорья и горы. Три гряды их, словно отгораживая степь от моря, протянулись по южной и юго-восточной части Крымского полуострова километров на полтораста, от Севастополя к Феодосии. И дальнейший отход так или иначе подвел бы армию к ним.
Но отходить к горам можно по-разному. Направление, маршрут, тактика должны подчиняться конечной цели маневра, которую - так уж получалось - приходилось определять самим.
И командарм переходит к самому главному:
- Практически перед нами два пути: на Керчь я на Севастополь. Путь на Керчь еще не закрыт. Есть примерно сорокакилометровый проход, воспользовавшись которым мы могли бы за ночь достигнуть Керченского полуострова и занять там оборону. Однако туда, как вы знаете, отходит 51-я армия. Думается, будет достаточно, если на Ак-Монайских позициях закрепится она... Свободного пути на Севастополь уже не существует, во всяком случае для всей армии. Идти туда значит идти с боями. Но .Севастополь - это главная база Черноморского флота. Удержать ее необходимо ради сохранения нашего господства на Черном море. Не секрет, что с суши город не прикрыт: полевых войск там нет. Если к нему не пробьется Приморская армия, если значительные силы противника ее опередят, Севастополь может пасть. Давайте же с учетом всего этого обсудим, куда следует идти армии. Мнение каждого командира и комиссара будет записано и принято во внимание.
А 9 октября противник преподнес нам последний сюрприз: с утра перешел в наступление почти на всем фронте Одесской обороны.
На отдельных участках левого фланга армии врагу сперва удалось нас потеснить. Но потом контратаками, в которые здесь вводились подразделения из нашего армейского резерва, в том числе отлично себя показавший батальон 3-го морского полка, нам удалось восстановить положение. В целом итоги этого боевого дня, мне кажется, очень ярко отразили моральное состояние войск обеих сторон.
Противник, имея везде большой численный перевес, вел себя на ряде участков так, словно с самого начала не верил в успех наступления. Наши же части почти повсюду держались и дрались с отменным упорством, о которое разбивались вражеские атаки.
Не было уже на одесском плацдарме дивизии Томилова, во сохранялись подъем духа, вызванный сентябрьским контрударом, окрепшая уверенность в том, что врагу нас не одолеть.
Контратаки, предпринятые в целях восстановления положения на левом фланге, переросли в преследование отходящего противника. Между Татаркой и селом Сухой Лиман попал в окружение 33-й румынский пехотный полк. Отчаянные его попытки пробиться к своим оказались безрезультатными. Более тысячи солдат и офицеров остались убитыми на поле боя, около двухсот сдались в плен. Трофеями чапаевцов стали полковое знамя, гербовая печать и оперативные документы - неприятельский полк попал в окружение со всей своей канцелярией...
Провал наступления и потери этого дня утихомирили врага почти на сутки. Но и новые атаки, начатые противником на отдельных участках, мы успешно отразили. Была в октябре даже одна "психическая" атака, во время которой неприятельские офицеры шагали с шашками наголо, а капралы подгоняли отстававших солдат палками, что отлично наблюдалось с наших НП. Однако, как и в прежних подобных случаях, сосредоточенный огонь из всех видов оружия не дал атакующим домаршировать до наших окопов.
Наступление 9 октября явилось еще одной попыткой врага ворваться в Одессу. Пленные, взятые в полосе Чапаевской дивизии, показали на допросе, что их частям ставилась задача овладеть юго-западной окраиной города... А через день-два из штабов наших соединений стали поступать донесения о том, что противостоящие неприятельские части интенсивно укрепляют свои позиции.
Тогда мы не знали, что в это время глава гитлеровской военной миссии в Бухаресте получил от своего берлинского начальства срочное поручение помочь командованию 4-й румынской армии в подготовке нового наступления на Одессу. Л пока что полторы дюжины осадивших город дивизий, отчаявшись взять его, переходили к обороне...
И потому особенно обидно было изо дня в день расписывать вместе с начальником штаба военно-морской базы эвакуируемые части по очередным транспортам. Утешало лишь сознание, что в Крыму наши войска сейчас нужнее.
Эвакуация шла полным ходом. За десять суток было отправлено почти 52 тысячи человек (сюда вошло и гражданское население), 208 орудий, около 900 автомашин, более 3200 лошадей, 162 трактора, тысячи тонн заводского оборудования.
Порт работал с огромной нагрузкой. Проведение посадки и погрузки в кратчайшие сроки и маскировка всех этих действий требовали больших усилий от многих людей. И все же эвакуация оставалась хоть и сложным, но уже освоенным делом, пока на одесских рубежах прочно держали оборону основные силы нашей армии - три стрелковые и кавалерийская дивизии. Главное было впереди: успех или неуспех эвакуационной операции определяло то, как сумеем мы вывести из боя и отправить на Большую землю эти войска.
О том, как выглядел первоначальный план отвода четырех дивизий, доложенный Военному совету ООР 4 октября, я говорил. Он и тогда вызывал определенные опасения. Но, чувствуя уязвимые места плана, мы еще не могли предложить ничего конкретного взамен.
Однако уже к 6-7 октября в оперативном отделе штарма созрела, как плод коллективной мысли и поисков, идея отводить дивизии с занимаемых позиций не на промежуточные рубежи, а прямо к пунктам посадки на суда - одним броском. И не двумя эшелонами, а все четыре дивизии в одну ночь.
Мы исходили из того, что вывод войск из боя, растянутый на четверо суток с занятием промежуточных рубежей, почти неизбежно раскроет противнику наше намерение оставить Одессу. И если еще удастся прикрыть отход и посадку на суда двух первых дивизий, то две вторые могут быть запросто смяты и разгромлены, не дойдя до причалов. Такой финал эвакуации представлялся довольно вероятным, если учесть, сколько дивизий мог бросить враг на преследование двух отходящих наших.
Конечно, и одновременный отвод всех войск был сопряжен с риском. Но этот риск мог быть не столь уж большим, если обеспечить скрытность отхода основных сил с переднего края, хорошо организовать прикрытие арьергардами и вообще тщательно продумать все детали.
Поздно вечером 7 октября новый план обсуждался на совещании у Г. Д. Шишенина, где присутствовали кроме меня Н. К. Рыжи, А. Ф. Хренов, И. Д. Кулешов, К. И. Деревянко и А. М. Аганичев (командир морской оперативной группы штаба ООР). Общее мнение свелось к тому, что план может быть осуществлен, если удастся перед оставлением Одессы продемонстрировать высокую активность на фронте, предварив и сам отход войск достаточно сильным ударом по противнику, имитирующим подготовку большого наступления.
Но главным все-таки было, сможет ли флот предоставить одновременно столько судов, сколько необходимо для эвакуации в одну ночь, по сути дела, всего боевого состава армии - примерно 35 тысяч человек с вооружением. Представители военно-морской базы полагали, что хотя и с напряжением, но, вероятно, сможет. Требовались, конечно, и боевые корабли, и авиация для прикрытия огромного каравана транспортов.
На следующий день новый план, идея которого уже была предварительно одобрена контр-адмиралом Жуковым, принял Военный совет ООР.
Что касается И. Е. Петрова, то командарм был с самого начала в курсе разработки этого плана и горячо его поддерживал, считая, что необходимо предельно сократить сроки эвакуации, дабы противник не воспользовался постепенным ослаблением нашей армии для решительной атаки и прорыва фронта. Возможность одновременного отвода войск Иван Ефимович обсуждал со всеми командирами дивизий, которые отнеслись к этому положительно.
Мы стали ориентироваться на завершение эвакуационной операции в ночь на 16 октября. К вечеру 12-го был готов боевой приказ, предусматривавший все детали организации и обеспечения вывода войск из боя и отвода их в порт, составлена и утверждена инструкция по посадке на суда.
Но Севастополь еще не дал окончательное "добро" измененному плану. Как потом выяснилось, штабу флота потребовалось определенное время, чтобы выделить для Одессы дополнительное количество судов, сняв их с других маршрутов. Понадобилось также перебазировать в западную часть Крыма эскадрильи истребителей с других аэродромов. На обеспечение отхода наших войск флот переключал и всю свою бомбардировочную авиацию.
Утром 13 октября в Одессу прибыл член Военного совета Черноморского флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков, волевой, решительный и в то же время веселый, жизнерадостный человек, пользовавшийся среди черноморцев большой популярностью: его знал в лицо каждый матрос.
Кулаков выслушал доклады Жукова и Петрова, переговорил за два-три часа с множеством других людей, выясняя детали одесской обстановки. Несколько часов спустя командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, получив радиограмму Кулакова из Одессы, дал согласие на отвод войск одним эшелоном с посадкой на суда в ночь на 16 октября. Все стало окончательно ясно.
Настали последние дни длившейся третий месяц Одесской обороны. Мучительно тяжело было проезжать по знакомым улицам, сознавая, что через двое-трое суток здесь будет хозяйничать враг.
Город еще не знал этого, хотя и чувствовал, что происходит что-то необычное: слишком много судов прибывало каждую ночь, слишком много машин начинало двигаться о наступлением темноты в сторону порта.
После долго державшегося тепла вдруг резко похолодало. Над городом повисли серые тучи. На давно не подметавшихся улицах ветер шелестел опадающей листвой чинар и каштанов. Редкие прохожие шагали торопливо и как-то настороженно. Казалось, сам воздух этих хмурых осенних дней насыщен затаенной тревогой.
На оборонительных рубежах наступило затишье, нарушаемое лишь редкой перестрелкой. Атак противник не предпринимал. Не вели пока активных действий и мы - берегли силы, запасы снарядов, чтобы покрепче ударить напоследок. Но бойцы не любят тишины на передовой, и в окопах, как и на одесских улицах, было неспокойно.
Вместе с командующим и членом Военного совета Приморской армии М. Г. Кузнецовым я побывал в дивизиях. Там проводились короткие совещания командиров и комиссаров полков и некоторых других старших офицеров. Собирали их внезапно без предварительного оповещения и без вызовов по телефону - за каждым заезжал наш направленец или работник штадива. На совещаниях излагался план вывода войск из боя, объяснялись порядок посадки на суда, маршруты следования в порт, организация прикрытия.
- Храните все это в глубокой тайне, товарищи,- предупреждал Иван Ефимович Петров.- Ничто не должно выдать подготовки к эвакуации. Ведите себя так, чтобы и наши бойцы считали, будто мы готовимся к новому наступлению. А сами продумывайте каждую деталь того, что потребуется сделать, когда настанет день и час.
Намеченные сроки отхода не сообщались пока и командирам полков. Эти совещания были очень полезными: мы услышали много ценных предложений, советов, как лучше организовать марш к порту, прикрытие, отвод арьергардов.
13-14 октября небольшими группами, будто отправляясь на очередное боевое задание, незаметно покидали Одессу "ястребки" героического 69-го авиаполка. Ровно сто вражеских самолетов уничтожили они только в воздухе, защищая одесское небо. И еще десятки-на земле. А сколько врагов истребили за три с половиной тысячи вылетов на штурмовки, этого подсчитать не смог бы никто.
Одесский полк. Так называли его в армии и в городе просто потому, что он был единственным авиационным полком на нашем плацдарме. Но скоро это вошло в его новое официальное наименование: полк стал 9-м Одесским гвардейским Краснознаменным., И с именем Одессы, где родилась его боевая слава, он воевал, умножая ее, в Крыму, на Кавказе, под Сталинградом, а потом и под Берлином. Майор Л. Л. Шестаков, сбивший за три месяца более десятка фашистских самолетов, и еще одиннадцать летчиков полка удостоились за подвиги, совершенные в одесской небе, Золотой Звезды Героя.
"Ястребки" полетели через море в Крым. Самые изношенные машины, которым такой рейс был не под силу, Кат-ров приказал взорвать. Майор Шестаков и комиссар полка Верховен; собирались, проводив всех летчиков, улететь вдвоем в последний день. Но командарм не разрешил, и их машины погрузили на канлодку.
14-15 октября в Одессу приходили один за другим черноморские транспорты: "Украина", "Абхазия", "Армения", "Калинин", "Восток", "Чапаев" и многие другие. В порту имитировалась прикрываемая дымовыми завесами разгрузка. Колонны затянутых брезентом автомашин изображали переброску подкреплений в дивизионные тылы. В эфире время от времени попискивали войсковые рации с новыми, никогда не звучавшими под Одессой позывными - пусть засекает противник "свежие части"!..
А где-то в других местах - это уже всерьез - пристраивали поудобнее свои рации корректировщики эскадры: прикрывать отход армии пришли крейсеры "Красный Кавказ" и "Червона Украина", группа эсминцев.
Кораблей и транспортов было слишком много, чтобы сосредоточение их могло остаться незамеченным противником, и он неоднократно пытался бомбить порт. Сюда были стянуты все остававшиеся у нас зенитки. 14-го получил повреждения лишь санитарный транспорт "Грузия", на который успели погрузить две тысячи раненых. Их быстро разместили на других судах, а "Грузию" удалось спасти и отбуксировать в Севастополь.
15 октября снова ярко засияло солнце. Но погожий день не радовал - лучше бы продолжалась хмарь...
Утром я сопровождал командующего армией, обходившего портовые причалы. В разное время, поодиночке наведывались в порт командиры дивизий, полков каждый примерялся к маршруту, по которому должны были быстро и точно, прямо на "свой" причал, проследовать на посадку батальоны, эскадроны, батареи. Потом провезли этими маршрутами и командиров подразделений. С наступлением темноты путь следования колонн в черте города приказано было посыпать толченой известью и мелом - чтобы никто не замешкался на поворотах, не заблудился, не отстал.
А над передним краем гремела по всему фронту Одесской обороны орудийная канонада. В десять ноль-ноль обрушился на боевые порядки противника первый в этот день мощный огневой удар, который был перенесен затем на его ближние тылы. После этого огневого налета враг долго не подавал никаких признаков жизни. А потом последовали новые сосредоточенные удары по отдельным участкам неприятельских позиций, чередовавшиеся с методическим обстрелом. Не дать фашистам высунуть головы из окопов - такова была в тот день общая задача всех артиллеристов: корабельных, береговых и тех, что оставались еще с нашими стрелковыми полками.
С 16 часов в соответствии с планом Военный совет ООР находился на борту стоящего в гавани крейсера "Червона Украина". Свертывался и штаб армии. Саперы готовили к взрыву наш подземный КП, честно отслуживший свою службу.
Командарм Петров перешел с оперативной группой штарма на бывший КП военно-морской базы на набережной. Сюда переключили связь со всеми секторами. В штабах дивизий дежурили у аппаратов наши боевые направленцы - капитаны Шевцов, Харлашкин, Безгинов. Сразу после девятнадцати часов они доложили один за другим: "Идет по плану".
Это означало, что основные силы армии начали отход. А вся артиллерия, прикрывая марш-бросок четырех дивизий к порту, с новой силой ударила по неприятельским позициям. До последнего снаряда вели огонь одесские бронепоезда, чтобы потом отойти в тупики, где ждали их с взрывчаткой команды саперов. Последние снаряды выпускали и береговые батареи, которые тоже надо было взорвать этой ночью.
Доклады, поступавшие на наш временный КП, свидетельствовали, что все идет без серьезных осложнений - организация дела была продумана до мелочей. В порту распоряжалось командование военно-морской базы. А моей заботой оставался передний край.
К полуночи на командных пунктах дивизий старшими стали командиры батальонов прикрытия.
- У нас порядок, понемножку постреливаем,- докладывали комбаты.
Потом ушли и они. На КП явился связист от майора Богомолова - снимать аппараты. Он протянул мне пахнущий типографской краской листок.
- Это расклеивают сейчас на набережной,- сказал боец, и голос его дрогнул.
На листке было обращение городских организаций к населению: "Не навсегда и не надолго оставляем мы нашу родную Одессу. Жалкие убийцы, фашистские дикари будут выброшены вон из нашего города. Мы скоро вернемся, товарищи!.."
Брезжил уже рассвет, когда от причала отошел морской охотник, выделенный для оперативной группы штарма. На палубе у рубки стояли командарм Петров, член Военного совета армии Кузнецов, несколько штабных командиров.'С нами был и бородатый контр-адмирал Кулешов, командир Одесской военно-морской базы, которая, собственно говоря, больше не существовала.
Транспорты с нашими дивизиями уже покинули порт. Вслед за ними выходили одесские тральщики и катера из дивизиона капитан-лейтенанта П. И. Державина, принявшие на борт арьергарды - батальоны прикрытия, артиллеристов береговых батарей, команды подрывников. Все поместились, хотя суда и ушли перегруженными. Как будто никто не отстал. В последний момент пришлось утопить кое-какую технику, оказавшуюся неподъемной для корабельных лебедок. Но главное - противник, судя по всему, так и н& обнаружил отхода армии. Всей армии сразу!.. Значит, наш план удался.
Однако все это воспринималось сознанием еще как-то отвлеченно, не принося даже простого чувства удовлетворения. На душе было тяжело, ни о чем не хотелось говорить.
- Давайте обойдем гавани,- предложил Кулешов командарму.
Иван Ефимович молча кивнул. Негромко рокоча моторами, катер заскользил вдоль опустевших причалов. Горели какие-то костры, бродили кони, для которых не хватило места на транспортах... Кругом стояла неестественная, зловещая тишина. Порт был пуст. Пустым казался и раскинувшийся над ним город.
А там, где проходил наш передний край, все не умолкала стрельба. Это вели огонь одесские партизаны - сменив в окопах арьергардные батальоны, они обозначали, вводяв заблуждение противника, уже отплывшую в Крым Приморскую армию.
Прошло еще много часов, прежде чем враг обнаружил, что армия ушла. Лишь сутки спустя - это установила наша разведка - противник осмелился вступить в Одессу.
А потом ему долго мерещилось, что армия, может быть, не ушла, а скрылась в катакомбах, и крупные неприятельские части блокировали главные выходы из подземелий...
* * *
Миновав ворота порта, наш катер стал догонять ушедшие вперед корабли.
Я спустился через люк по отвесному трапу в маленький кубрик и прилег на чью-то свободную койку. Усталость брала свое - не спал уже три ночи.
Не знаю, сколько прошло времени, когда меня разбудил резкий, чуть не сбросивший с койки толчок. Вскочив на ноги, инстинктивно кинулся к люку.
На катер с оглушающим ревом пикировал Ю-87. У меня на глазах от него отделились бомбы. Казалось, они летят прямо в нас, и я невольно зажмурился. Но катер вновь сделал резкий поворот, и бомбы упали там, где он только что был, обдав всю палубу фонтанами воды.
Вслед за первым на катер пикировали еще два бомбардировщика. И каждый раз командир уклонялся от удара точно рассчитанным поворотом. Расскажи об этом кто-нибудь - я не поверил бы, что можно вот так уводить корабль прямо из-под бомб!..
За рубкой стояли Петров с Кулешовым.
- Счастливо отделались! - выдохнул бородатый контрадмирал, когда самолеты наконец скрылись.
В Севастополь пришли уже затемно. На пристани нас встречал Гавриил Васильевич Жуков. Обнялись, расцеловались.
Мне вдруг страшно захотелось пить, Краснофлотец принес целое ведро прозрачной воды. Прильнув к нему, я пил жадно, долго, никак не мог оторваться. Вода казалась необыкновенно вкусной.
Иван Ефимович, стоя рядом, улыбался. Жуков возбужденно рассказывал:
- Атаковали на переходе многих, но потопили только один транспорт -тот, что опоздал и шел порожняком. Команду с него спасли. Сейчас уже последние суда подходят к Севастополю. Можно считать, что Приморская армия - тут. Крыму теперь станет легче!..
Под ногами опять была родная твердая земля - Крымский полуостров, древняя Таврида. Армия, выстоявшая семьдесят три дня под Одессой, прибыла по приказу Родины на новый свой плацдарм. Прибыла, чтобы бить врага еще крепче и упорнее, приближая его полный разгром и великий день нашей грядущей победы.
Севастопольский бастион
Куда вести войска?
Тридцать первое октября 1941 года. Хмурый, ранний из-за ненастья вечер. Бурая осенняя степь в центре Крымского полуострова. Распластавшись над нею, ползут низкие сумрачные облака.
На севере, где, прорвав Ишуньские позиции и рассекая наш фронт, развивает наступление 11-я немецкая армия фон Манштейна, не смолкает артиллерийская канонада. Но те, кто сейчас не на передовой, настороженно прислушиваются к отдаленным орудийным выстрелам в другой стороне - на западе, где расположены Евпатория и Саки. Слышны они уже и на юго-западе... Что это означает, всем понятно: частью своих сил противник обошел левый фланг нашей Приморской армии.
В степной поселок Экибаш, километрах в сорока севернее Симферополя, с разных направлений въезжают запыленные газики и эмки. С прошлой ночи здесь находятся КП и штаб 95-й стрелковой дивизии. А сегодня к семнадцати ноль-ноль командарм И. Е. Петров вызвал сюда командиров и комиссаров всех остальных дивизий - как основного состава Приморской армии, так и вступивших в подчинение ему в сложной обстановке последних дней.
Прифронтовой поселок пуст: все жители эвакуированы. На улицах только караулы, за окраиной - боевое охранение и огневая позиция противотанковой батареи.
Прибывающие командиры группируются у крыльца стоявшего на отлете дома, где, кажется, помещалась раньше сельская больница. Многие не виделись с тех пор, как полторы недели назад выступили из Севастополя. Закурив, обмениваются новостями - увы, невеселыми;
Положение в Крыму, давно уже тяжелое, за последние двое суток резко ухудшилось. Наступающий противник вырвался в степь. Задержать здесь его ударную группировку - без хорошо подготовленных рубежей, при расширившемся, да и не сплошном больше фронте - не по силам нашим дивизиям, поредевшим в тяжелых боях под Ишунью, Воронцовкой, Джурчи. Не сознавать этого военные люди не могли.
За несколько минут до начала совещания на крыльцо вышел генерал-майор Иван Ефимович Петров. Он быстро пожал каждому руку, смотря сквозь толстые стекла пенсне прямо в глаза. Оглядев всех еще раз, негромко сказал:
- Очевидно, больше ждать некого. Кто не прибыл, - значит, не мог. Не будем терять драгоценного времени. - И жестом пригласил в дом.
Все заняли места в просторной комнате с голыми стенами, - вероятно, бывшей больничной палате. Командарм И. Е. Петров и член Военного совета бригадный комиссар М. Г. Кузнецов - на табуретках у стола с развернутой картой, остальные - на поставленных вокруг скамьях.
Я составляю список присутствующих с указанием представляемых ими соединений. Из старых приморских дивизий, оборонявших Одессу, представлены 95-я (кроме ее командира и комиссара приглашены, поскольку они находятся в Экибаше, начальник штадива, начарт и командир одного полка), 25-я Чапаевская, 2-я кавалерийская... Нет никого из 421-й дивизии, временно перешедшей в непосредственное подчинение командующему войсками Крыма. Зато прибыли комдив 172-й стрелковой, командиры и военкомы 40-й и 42-й кавалерийских. Эти дивизии только на днях переданы нам из 51-й армии.
Присутствуют также начарт армии со своим начальником штаба, помощник начальника оперативного отдела штарма. Всего около двадцати человек.
Открывая совещание, генерал Петров заметно волновался. В таких случаях напоминала о себе давнишняя контузия: он непроизвольно, не в такт речи покачивал головой.
Но вряд ли кто-нибудь из сидящих здесь был вполне спокоен. Хотя большинство еще не знали, для чего им приказано явиться в Экибаш, каждому было понятно, что для срочного сбора командиров в такой момент должны быть причины особой важности.
- Мы вызвали вас,- говорит командарм в наступившей глубокой тишине, чтобы совместно обсудить создавшееся положение и посоветоваться о дальнейших действиях ар-вши.
Он кратко излагает обстановку по данным на этот час. Захватив Джанкой, противник преследует 51-ю армию, отходящую к Керченскому полуострову. Перед фронтом Приморской армии натиск врага сейчас ослаблен. Однако определяющим фактором является глубокий охват нашего левого фланга, предотвратить который не удалось из-за недостатка сил. Сегодня утром немецкие танки появились в нескольких километрах южное Симферополя. Дорога, идущая через Бахчисарай на Севастополь, по-видимому, перерезана...
У каждого перед глазами карта - та, что развернута на столе, или своя, вынутая из планшета. Но карта даже и не нужна, чтобы оценить эти факты и осмыслить главное: противник у нас в тылу.
Связи с командованием и штабом войск Крыма, добавляет генерал Петров, у нас сейчас нет. Из Симферополя они убыли. Последние указания сводятся к тому, чтобы Приморская армия, сдерживая противника, отходила на очередной условный, то есть необорудованный, степной рубеж, выделив 421-ю дивизию для прикрытия Алуштинского перевала.
Карта показывала: после изменений в обстановке, происшедших за последние часы, тактика планомерного отхода со сдерживанием продвижения врага на относительно широком фронте утратила свой смысл. Противник нас уже обошел. Да и степь скоро кончается. Дальше - предгорья и горы. Три гряды их, словно отгораживая степь от моря, протянулись по южной и юго-восточной части Крымского полуострова километров на полтораста, от Севастополя к Феодосии. И дальнейший отход так или иначе подвел бы армию к ним.
Но отходить к горам можно по-разному. Направление, маршрут, тактика должны подчиняться конечной цели маневра, которую - так уж получалось - приходилось определять самим.
И командарм переходит к самому главному:
- Практически перед нами два пути: на Керчь я на Севастополь. Путь на Керчь еще не закрыт. Есть примерно сорокакилометровый проход, воспользовавшись которым мы могли бы за ночь достигнуть Керченского полуострова и занять там оборону. Однако туда, как вы знаете, отходит 51-я армия. Думается, будет достаточно, если на Ак-Монайских позициях закрепится она... Свободного пути на Севастополь уже не существует, во всяком случае для всей армии. Идти туда значит идти с боями. Но .Севастополь - это главная база Черноморского флота. Удержать ее необходимо ради сохранения нашего господства на Черном море. Не секрет, что с суши город не прикрыт: полевых войск там нет. Если к нему не пробьется Приморская армия, если значительные силы противника ее опередят, Севастополь может пасть. Давайте же с учетом всего этого обсудим, куда следует идти армии. Мнение каждого командира и комиссара будет записано и принято во внимание.