Страница:
Сзади дымят заводские трубы Пересыпи, словно напоминая, как близки отсюда рабочие кварталы Одессы. Сейчас атаки противника с восточного направления рассчитаны в случае успеха на прорыв его к городу менаду Куяльницким лиманом и морем. Тогда нам не осталось бы ничего иного, как взрывать дамбу и затоплять Пересыпь (уровень воды в лимане выше), эвакуировав оттуда жителей. Но наступление врага возможно также и в дефиле между лиманами, на этом стиснутом с двух сторон водой и пока довольно тихом перешейке...
Оборонялся здесь батальон 136-го запасного полка. Поддерживали его батареи 134-го гаубичного артполка. Артиллерийским делам на межлиманном участке майор Васильев уделял особое внимание, вникал во все мелочи. Николай Александрович словно предчувствовал, что при следующем выезде в Восточный сектор, полторы недели спустя, ему придется возглавить на несколько напряженных часов этот участок обороны.
Мы возвращались в штарм с убеждением, что бои за Булдинку и Шицли - начало более крупных событий на восточном направлении. Нельзя было поручиться за то, что оно не сделается направлением главного удара противника на Одессу.
Немедленно по приезде докладываю о положении в Восточном секторе генерал-майору Шишенину. Слушая, начальник штаба, как обычно, делает короткие записи в рабочей тетради. Он умеет слушать, не прерывая докладывающего ни вопросами, ни репликами. Но в тот раз в обычной внимательности Шишенина к моему докладу проявилась также и выдержка начальника штаба. Дело в том, что, пока мы ездили в Восточной сектор, внезапно обострилось положение в Южном, точнее - на правом его фланге, у стыка с Западным.
Около полудня 16 августа противник, атаковав пехотой и танками позиции 287-го полка Чапаевской дивизии, прорвал его оборону у деревни Кагарлык. Это означало непосредственную угрозу как Беляевке, так и тылам Западного сектора.
Прорыв был пока на узком участке, но рассчитывать на то, что чапаевцы ликвидируют его своими силами, не приходилось. По решению командарма создавалась ударная группа, куда включались стоявшая в резерве кавдивизия генерала Петрова, один полк Чапаевской и полк из 95-й дивизии. Ее командиру генералу Воробьеву командарм приказал возглавить группу и нанести утром 17 августа контрудар в направлении Кагарлыка.
Были уже спланированы действия артиллеристов и летчиков - истребители с утра начинали штурмовку прорвавшегося противника. Представители штарма и политотдела выехали в части. Однако обстановка на этом относительно отдаленном участке оставалась не особенно ясной. Какие силы введет в бой утром противник? Сколько у него здесь танков?
Кроме новостей тревожных узнал и хорошую: эсминцы "Беспощадный" и "Безупречный", доставившие боеприпасы из Севастополя, уже разгружались в порту.
- Эсминцы шли самым полным, - рассказал побывавший у нас на следующий день моряк из штаба базы. - Котлы форсировали так, что обгорели трубы...
Как ни беспокоил Южный сектор, той же ночью принимались меры по укреплению обороны в Восточном. Командарм согласился выдвинуть на приморский фланг, в поддержку полка Осипова, находившиеся пока в городе караульный батальон и батальон связи ТИУР (последний - в качестве стрелкового). Было также решено направить туда группу одесских коммунистов, которую обком обещал прислать завтра по дополнительной партийной мобилизации.
Весь день 17 августа Южный и Восточный секторы требовали внимания, пожалуй, в равной степени.
Контрудар группы Воробьева начался в назначенный час, но далеко не все шло по плану. Спешка, в которой удар готовился, давала себя знать. Снаряды, только что доставленные в Одессу, успели подвезти на огневые позиции батарей лишь частично, и артподготовка была слабее, чем следовало. А огонь кораблей до этого участка не доставал. Два кавалерийских полка - они действовали в пешем строю - не поспели к исходному рубежу в срок и включились в контрудар позже.
Встречая сильное сопротивление, части продвигались медленно. Во второй половине дня враг, правда, был выбит из деревни Кагарлык, но ненадолго: через несколько часов в наших руках оставалась лишь ее окраина. При этом противник вклинился в пашу оборону южнее, и там начались бои за Беляевку.
В тот день атаки в направлении Беляевки удалось отбить. Ее стойко защищали чапаевцы и подразделение пограничников (они были и в этом секторе). Контратаки наших бойцов поддерживал взвод танков.
Читатель вправе спросить, откуда они взялись. Как уже было сказано, к началу обороны Одессы Приморская армия танков не имела. И с Большой земли они не поступали. Но все же у нас появилось несколько БТ-7 и машин других типов.
Сильно поврежденные еще в самом начале войны, эти танки были погружены где-то на железнодорожные платформы и отправлены в тыл - то ли для восстановления, то ли просто на переплавку. В Одессу они попали, вероятно, потому, что путь к другим городам был отрезан. Несколько таких машин и удалось вернуть в строй нашим военным инженерам и рабочим того же завода имени Январского восстания, который дал приморцам первый бронепоезд. Танки были не особенно надежные, но уже одним своим присутствием они поднимали у бойцов настроение.
А в Восточном секторе враг завладел-таки утром деревней Шицли, к которой рвался еще накануне. Но на поддержку отошедшим здесь морякам Осипова был переброшен на машинах резервный батальон пограничников. Вместе с моряками они окружили Шицли, а затем очистили деревню от противника, не выпустив из мешка ни одного неприятельского солдата. Враг зарвался - и поплатился за это.
В вечерней оперсводке штаб сектора сообщал, что позиции 1-го морского полка восстановлены, а в Шицли взято двести пленных и захвачены довольно значительные трофеи: восемнадцать орудий, три легких танка, броневик... Таким образом, тут итог дня был в нашу пользу.
* * *
По обе стороны железной дороги на Тирасполь раскинулась до самого горизонта гладкая, ровная степь.
Впрочем, ровная она не совсем. Если ехать на машине от Одессы, все кажется, что вот-вот очутишься на каком-то гребне, откуда откроются еще более широкие просторы. Но никакого гребня впереди нет - так ощущается плавный, постепенный подъем всей равнины в направлении с юга к северу, от моря в глубь суши.
До первых боев под Одессой мне довелось проезжать здесь только раз или два. Но очень запомнилась эта слегка покатая степь за станциями Выгода и Карпове, пересеченная кое-где темно-зелеными полосками лесопосадок. Она так и вставала перед глазами, когда я старался по нанесенной на карту обстановке представить, что происходит в тех местах.
18 августа продолжались упорные бои и в районе Кагарлык, Беляевка, и в Восточном секторе. Однако главные события дня развернулись в Западном секторе - в этой самой степи. После короткого, на неполных двое суток, затишья враг возобновил наступление против 95-й дивизии, и притом более крупными силами, чем вводил в бой где-либо на одесских рубежах до сих пор.
Дивизия успела подготовиться к отражению нового вражеского натиска. В. Ф. Воробьев считал себя учеником известного генерала Д. М. Карбышева, теоретика полевой фортификации, и старался, чтобы дивизионная полоса обороны была оборудована в соответствии с требованиями военно-инженерной науки.
Василий Фролович признавался потом, что ему не давали покоя воспоминания о новых траншейных машинах и окопокопателях, образцы которых он видел на каком-то полигоне под Москвой. А тут надо было радоваться, что хватает лопат. Как крепежный материал и для перекрытий использовали шпалы и рельсы с железной дороги (когда выяснилось, что у нас будет бронепоезд, разборку пути остановили). А чтобы враг не застал работающих бойцов врасплох, впереди окопов развешивали на натянутой проволоке консервные банки и куски жести: если кто сунется ночью, все это загремит...
Воробьеву определенно повезло с командирами полков. 90-м стрелковым командовал уже упоминавшийся полковник М. С. Соколов, который начал войну начальником штаба этой дивизии. Командиром 161-го стрелкового полка- он оборонялся на центральном участке сектора, по обе стороны железной дороги, был полковник С. И. Серебров, солдат первой мировой войны и активный участник гражданской, с тех пор непрерывно служивший в Красной Армии. Третий стрелковый полк дивизии - 241-й - возглавлял полковник П. Г. Новиков, имевший опыт боевых действий в Испании.
Эти три полка держали фронт теперь уже против пяти неприятельских дивизий. Противник имел здесь в первом эшелоне 3-ю, 7-ю пехотные и часть 1-й гвардейской дивизии, во втором - 5-ю и 11-ю пехотные. Еще две дивизии, как подтвердили потом неприятельские штабные карты, когда они оказались в наших руках, сосредоточивались в тыловом районе.
Неделю назад враг пытался с ходу прорваться к Одессе вдоль железной дороги, не предполагая, очевидно, встретить прочную оборону среди ровной степи. В последующие четыре-пять дней он, безуспешно штурмуя наши позиции, потерял здесь до трех тысяч солдат и офицеров. Нельзя, конечно, поручиться за абсолютную точность цифр, приводившихся в донесениях из 95-й дивизии. Но перед ее окопами скопилось на некоторых участках столько убитых врагов (убирать их румынское командование не пыталось), что пришлось в одну из ночей доставить на передний край гашеную известь и с ее помощью ликвидировать очаги зловония.
Как уже говорилось, в ночь на 17 августа один полк 95-й дивизии временно перебросили в Южный сектор, куда отправился и генерал Воробьев. Такое ослабление Западного сектора даже в момент затишья, которое не могло быть долгим, означало немалый риск: на 25-километровом фронте шесть стрелковых батальонов с одним пулеметным (разумеется, их поддерживала артиллерия) оставались против пяти пехотных дивизий... Командарм пошел на это лишь потому, что прорыв у Кагарлыка грозил тяжелыми последствиями.
Но в течение дня стали накапливаться признаки подготовки противника к новым атакам в Западном секторе. Комбриг Катров примчался с аэродрома, чтобы сообщить, что воздушная разведка установила переброску с восточного направления в район Раздельной неприятельской мотобригады. Это были особенно важные сведения. Следовало ожидать, что завтра эту бригаду двинут на прорыв обороны нашей 95-й дивизии, скорее всего, на участке, примыкающем к железной дороге.
Между тем сложная обстановка у Кагарлыка и Беляевки не позволяла вернуть в дивизию полк Соколова. На усиление Западного сектора мы смогли послать лишь 700 бойцов, выписанных из госпиталей или только что призванных, и небольшой отряд моряков из резерва Одесской военно-морской базы.
Поддерживать 95-ю дивизию по заявкам ее штаба с рассвета 18 августа было приказано авиационному полку. Артиллеристам дивизии выделили больше обычного снарядов (положение с ними оставалось трудным - того, что доставили эсминцы, не могло хватить надолго). Генерал Воробьев, засветло вернувшийся из Южного сектора, успел лично проверить подготовку к завтрашнему бою.
А в том, что завтра в Западном секторе предстоит тяжелый бой, уже не оставалось сомнений.
* * *
Событиям одного августовского дня в полосе одной дивизии я уделяю так много места вполне сознательно. Этот день показал защитникам Одессы, как можем мы громить врага, несмотря на его численный перевес. И хотя с рубежа, который отстояла 18 августа 95-я дивизия, ей затем пришлось отойти, этот бой надолго сделался для нас своего рода символом прочности Одесской обороны.
Как и предполагалось, наступление противника началось вдоль железной дороги - на участке 161-го стрелкового полка С. И. Сереброва. Командир дивизии и ее начарт полковник Д. И. Пискунов не ошиблись, выдвинув сюда, в район станции Карпово, основную часть своих огневых средств - 57-й артиллерийский полк майора А. В. Филипповича и 97-й отдельный противотанковый дивизион капитана В. И. Барковского. На этот же участок перебросили большинство пулеметов, полученных дивизией от ТИУР (вышло по станковому пулемету на каждые 50-100 метров). Здесь сосредоточился и резерв дивизии - ее разведбатальон со своими броневичками и танкетками.
В седьмом часу утра противник пробомбил передний край Западного сектора с воздуха и начал артподготовку. Было несколько минут восьмого, когда начальник штадива 95-й майор Чиннов доложил по телефону:
- У Сереброва началось. Наступают танки и пехота. Танков несколько десятков...
Подробности боя доходили до штарма, конечно, не сразу. Но ради связности рассказа я не буду сейчас отделять то, что мы узнавали немедленно, от сведений, поступавших позже.
Танки шли впереди, пехота за ними, густыми цепями. А дальше виднелись уже не цепи, а колонны. То ли румынское командование очень уж верило в свой успех, то ли просто не берегло своих солдат, которых у него тут было много. Вслед за танками наступали, как потом выяснилось, полки двух пехотных дивизий - 3-й и 7-й.
Наши бойцы были строго предупреждены: огня не открывать до особого сигнала. И красноармейцы, видевшие, как танки и целая лавина вражеской пехоты, беспорядочно стреляющей на ходу, приближаются к нашему переднему краю, проявили исключительную выдержку.
Полковник Серебров дал сигнал, когда головные танки подошли к первой траншее на четверть километра. Артиллерия ударила прямой наводкой по танкам, пулеметчики и стрелки - по шеренгам пехоты. В бой вступили истребители танков, сидевшие с зажигательными бутылками и гранатами в ячейках впереди траншей.
Эффект массированного огня с короткой дистанции получился большой. Стали останавливаться подбитые танки, другие загорались от метко брошенных бутылок. Пехота, не дойдя до наших окопов, залегла.
Однако поразить все танки - в атаке участвовало атаке шестидесяти - было невозможно. До тридцати машин прорвались через наши траншеи. Обогнув наблюдательный пункт Сереброва и станцию Карпово, эта группа двинулась вдоль железной дороги в наши тылы.
Тридцать танков - не шутка, даже если они оторвались от своей пехоты. У штаба армии не было подвижного противотанкового резерва. Было решено снять с огневых позиций ближайший к району прорыва дивизион бригады ПВО. Зенитчикам передали приказ: любой ценой задержать танки!
Мера была правильной, но зенитный дивизион все же не понадобился. Танки далеко не прошли. Перехватить их сумели сами артиллеристы 95-й дивизии.
В лощине вблизи поселка Виноградарь, между Карповом и Выгодой, танки почему-то остановились, быть может ожидая приказаний или свою пехоту. Этого оказалось достаточно, чтобы полковник Пискунов успел перебросить к поселку несколько орудий. Когда они открыли огонь, танки начали разворачиваться. А в соседней лесопосадке уже стояли пушки противотанкового дивизиона. Танки, что называется, подставили им борта, и три машины сразу же были подбиты. Остальные, не рискуя двигаться без пехоты по нашим тылам и натыкаться на батареи, пошли через линию фронта обратно.
Это, однако, не означало, что бой окончен. Противник возобновлял атаки вновь и вновь. И на некоторых участках отбивать их становилось все труднее.
Уже несколько раз вылетали на штурмовку истребители. Из Восточного сектора был послан к станции Карпово бронепоезд (состояние пути позволило ему ворваться, ведя огонь на оба борта, в расположение противника). Но все-таки исход этого многочасового боя решили полевая артиллерия и пулеметчики, стойкость стрелковых подразделений, их героические контратаки.
Во второй половине дня генерал Воробьев соединился с командармом с наблюдательного пункта полковника Сереброва. Командир дивизии доложил, что противник бежал с поля боя, оставив множество убитых и раненых, и что с НП он сам насчитал двадцать пять подбитых и сожженных танков.
- Фролович говорит, что такого еще не видывал... Танки до сих пор горят, и все поле в дыму! - весело объявил Софронов, кладя трубку. - Поздравление надо ему сочинить официальное, от Военного совета. Особо отметить артиллеристов и истребителей танков. Не зря Воробьев о бутылках беспокоился - пригодились! Пусть представляет отличившихся к награде...
- Знаешь что, Георгий Павлович, - предложил член Военного совета Воронин. - Если завтра там будет потише, давай-ка отправим туда делегатов от других частей - откуда можно. Пусть поглядят на подбитые танки и всем расскажут. Пожалуй, не только Воробьев, а никто еще у нас такого побоища не видел.
- Полезная будет экскурсия, - согласился командарм.
Генерал Софронов счастливо улыбался. Радостное возбуждение охватило всех находившихся на армейском КП.
Как-никак приморцы отбили самую сильную атаку на одесские рубежи с начала обороны. Противник еще не бросал нигде в наступление одновременно на одном участке столько пехоты и танков. Западный сектор выдержал этот удар, и почти половина введенных в бой неприятельских танков оказалась уничтоженной.
Отчаянная попытка прорвать нашу оборону на участке, где всего прямее и ровнее путь к городу, дорого обошлась и неприятельской пехоте. Воробьев считал, что только тираспольские пулеметчики - они прямо косили цепи атакующих - истребили не менее тысячи вражеских солдат. Как стало позже известно из трофейных документов, 7-я пехотная дивизия противника потеряла половину личного состава, участвовавшего в наступлении, а потери 3-й пехотной были лишь немногим меньше.
Я еще не сказал, что натиск в Западном секторе совпал - очевидно, не случайно - с массированными налетами на город и порт, в которых участвовало до сотни бомбардировщиков. Должно быть, им ставилась задача дезорганизовать наш тыл в часы, когда противник рассчитывал прорвать фронт у станции Карпове.
К прочим тревогам дня прибавилось донесение воздушной разведки флота о выходе из румынского порта Сулины группы транспортов, эскортируемых сторожевыми катерами и самолетами. Не исключалось, что их курс ведет к району Одессы...
Не знаю, были ли на этих судах войска и входило ли тогда в планы неприятельского командования нанесение нам комбинированного удара, включавшего высадку у Одессы морского десанта, но считаться приходилось и с такой возможностью. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнали, что эту группу кораблей атаковали черноморские летчики и, потопив два транспорта, заставили остальные повернуть обратно.
В свете всех этих обстоятельств приобретал еще большее значение тот отпор, который сумели дать приморцы прямой попытке противника крупными силами прорваться к городу на суше.
Нельзя не назвать командиров, особенно отличившихся в тот день. И прежде всего полковника Сергея Ивановича Сереброва. В конечном счете все зависело от того, выстоит ли его 161-й стрелковый полк, и Серебров, разумеется, сознавал, какая легла на него ответственность. Он руководил действиями полка с наблюдательного пункта, видя все поле боя. Несколько раз этот старый солдат, чувствуя, где надо морально поддержать бойцов, сам появлялся в батальонах и ротах.
- Сегодня я в полной мере оценил и командирское умение, и личное мужество Сереброва, - отмечал Василий Фролович Воробьев, докладывая о подробностях боя.
Труднее всего пришлось 3-му батальону серебровского полка. Именно на его участке прорвалась группа вражеских танков. Задержать их батальон не смог, но, пропустив танки через свои траншеи, бойцы продолжали отбивать атаки пехоты. Против батальона наступал целый полк, и был момент, когда одна рота дрогнула, начала отходить, Тут грозила образоваться брешь, которая могла надломить пашу оборону, и Серебров приказал комбату восстановить положение любой ценой.
Комбатом являлся 22-летний лейтенант Яков Бреус, принявший батальон две недели назад, во время боев под Дубоссарами, где был убит прежний командир. Лейтенант вскочил на коня (да, так воевали мы в то время - командиру стрелкового батальона полагался конь), прискакал под огнем на участок этой роты и сам повел ее в контратаку. Командир полка тем временем позаботился об усиленной артиллерийской поддержке. Но вернуть позиции помогли роте в первую очередь отвага и решительность молодого комбата.
В. Ф. Воробьев считал, что лейтенант совершил подвиг, заслуживающий высшей награды. Учитывая, как много значило не дать врагу вклиниться в нашу оборону, Военный совет армии поддержал представление лейтенанта Бреуса - первого из защитников Одессы - к званию Героя Советского Союза. Он был удостоен этой награды в феврале 1942 года вместе с группой других участников Одесской обороны.
Хочется вспомнить еще одного славного комбата - майора В. А. Вруцкого. Его батальон был единственным из 90-го стрелкового полка, который участвовал в бою 18 августа (два других оставались в Южном секторе) и, действуя слева от Сереброва, принял на себя удар значительной части вражеских сил. Батальон отразил все атаки, причем на его участке к исходу дня оказалось больше всего подбитых и сожженных неприятельских танков.
Вруцкий водил своих бойцов и в контратаки. В последней из них майор был район и выбыл из строя защитников Одессы. Но через год с небольшим В. А. Вруцкий, уже в звании полковника, командовал на Северном Кавказе дивизией.
Касаясь подготовки к бою 18 августа, я говорил уже о начарте 95-й дивизии Д. И. Пискунове, очень предусмотрительно расставившем огневые средства. С самой лучшей стороны показали себя артиллерийские командиры А. В. Филиппович и В. И. Барковский. Имя Барковского вскоре стало популярным в Приморской армии: его сорока-пятки, способные быстро менять огневые позиции, часто на галопе (орудия имели конную тягу) появлялись там, где был возможен прорыв танков и требовалось поддержать пехоту.
На следующий день в поле у станции Карпово было тихо, и бойцы отличившихся накануне частей смогли показать свои трофеи группе гостей из других полков и дивизионов. Несколько подбитых танков даже перетащили ночью тягачами в более удобное для осмотра место.
Организованная по инициативе дивизионного комиссара Ф. Н. Воронина экскурсия на поле успешного боя явилась как бы продолжением учебы на полигоне. У вражеских танков, выведенных накануне из строя, делились с товарищами своим боевым опытом те, кто их поразил, - лучшие артиллеристы противотанкового дивизиона, пехотинцы, умело применявшие бутылки с зажигательной жидкостью и гранаты.
Танки попадались разные. Помню, как приехавший из Западного сектора капитан Шевцов рассказывал у нас в оперативном Отделе:
- Понимаете, марка французская - "Рено". Сзади немецкий крест, а по бокам - эмблема с румынским флагом. Должно быть, эти танки немцы захватили во Франции, а потом передали румынам. Или еще французы Румынию вооружали, а крест - чтобы немцы в своих союзниках не запутались. И все перечеркнула наша, советская отметка- сквозная пробоина от снаряда. Тут же стоит и артиллерист, который этот снаряд послал. Чувствует себя именинником, улыбается и дает пояснения, как на выставке...
Да, возле такого танка беседа, посвященная передаче боевого опыта, превращалась в хорошую политинформацию.
Мне съездить в тот день к Василию Фроловичу Воробьеву и посмотреть на трофеи его дивизии не пришлось. Не отпускали текущие дела, напряженная обстановка в Южном секторе, где продолжались упорные бои. А днем позже стадо и вовсе не до того.
* * *
В структуре руководства Одесской обороной произошли- довольно неожиданно для нас - существенные перемены.
В ночь на 20 августа меня вызвал Шишенин. Начальник штаба только что вернулся с командного пункта военно-морской базы (моряки недавно перенесли его с 411-й береговой батареи в здание кардиологического института - поближе к порту да и к нам). Я думал, что получу указания о том, как использовать артиллерию ожидавшихся из Севастополя кораблей. Но вместо этого услышал:
- Все бразды правления по штабу армии берите в свои руки. А мне предстоит формировать другой штаб...
Я молчал, пытаясь понять, что это может значить. Гавриил Данилович улыбнулся,- наверное, вид у меня был обескураженный. И объяснил: получена директива Ставки о создании Одесского оборонительного района с подчинением Черноморскому флоту. Командующим районом назначен командир военно-морской базы контр-адмирал Жуков. А ему, Шишенину, предложено Жуковым возглавить штаб оборонительного района.
Таким образом, главная новость состояла в том, что Приморская армия переходит под начало моряков. Не скрою, в первый момент это показалось несколько странным: ведь противник под Одессой сухопутный, а решающая сила обороны - наземные войска.
Конечно, с тех пор как наша армия оказалась отрезанной от остального фронта, се боеспособность стала всецело зависеть от морских перевозок, которыми ведал флот. Только он мог доставить нам боеприпасы, подкрепления и все остальное. Из этого, очевидно, и исходила Ставка Верховного Главнокомандования. Смысл принятого решения заключался, как мы понимали, в том, чтобы повысить ответственность моряков за оборону Одессы. Они, разумеется, несли ее и до сих пор, по не в такой степени, как теперь, когда эта ответственность полностью возлагалась на Военный совет Черноморского флота.
Решение Ставки пришло неожиданно, однако не требовалось слишком долго размышлять, чтобы дать себе отчет: в сложившейся обстановке оно совершенно правильно. Прекращалось тягостное положение, когда мы, отрезанные от остальных войск Южного фронта, оказались без нормальной связи с вышестоящим штабом и просто не знали, куда обращаться с самыми срочными нуждами. А уж с Севастополем, с командованием Черноморского флота связь могла быть быстрой и надежной.
Оборонялся здесь батальон 136-го запасного полка. Поддерживали его батареи 134-го гаубичного артполка. Артиллерийским делам на межлиманном участке майор Васильев уделял особое внимание, вникал во все мелочи. Николай Александрович словно предчувствовал, что при следующем выезде в Восточный сектор, полторы недели спустя, ему придется возглавить на несколько напряженных часов этот участок обороны.
Мы возвращались в штарм с убеждением, что бои за Булдинку и Шицли - начало более крупных событий на восточном направлении. Нельзя было поручиться за то, что оно не сделается направлением главного удара противника на Одессу.
Немедленно по приезде докладываю о положении в Восточном секторе генерал-майору Шишенину. Слушая, начальник штаба, как обычно, делает короткие записи в рабочей тетради. Он умеет слушать, не прерывая докладывающего ни вопросами, ни репликами. Но в тот раз в обычной внимательности Шишенина к моему докладу проявилась также и выдержка начальника штаба. Дело в том, что, пока мы ездили в Восточной сектор, внезапно обострилось положение в Южном, точнее - на правом его фланге, у стыка с Западным.
Около полудня 16 августа противник, атаковав пехотой и танками позиции 287-го полка Чапаевской дивизии, прорвал его оборону у деревни Кагарлык. Это означало непосредственную угрозу как Беляевке, так и тылам Западного сектора.
Прорыв был пока на узком участке, но рассчитывать на то, что чапаевцы ликвидируют его своими силами, не приходилось. По решению командарма создавалась ударная группа, куда включались стоявшая в резерве кавдивизия генерала Петрова, один полк Чапаевской и полк из 95-й дивизии. Ее командиру генералу Воробьеву командарм приказал возглавить группу и нанести утром 17 августа контрудар в направлении Кагарлыка.
Были уже спланированы действия артиллеристов и летчиков - истребители с утра начинали штурмовку прорвавшегося противника. Представители штарма и политотдела выехали в части. Однако обстановка на этом относительно отдаленном участке оставалась не особенно ясной. Какие силы введет в бой утром противник? Сколько у него здесь танков?
Кроме новостей тревожных узнал и хорошую: эсминцы "Беспощадный" и "Безупречный", доставившие боеприпасы из Севастополя, уже разгружались в порту.
- Эсминцы шли самым полным, - рассказал побывавший у нас на следующий день моряк из штаба базы. - Котлы форсировали так, что обгорели трубы...
Как ни беспокоил Южный сектор, той же ночью принимались меры по укреплению обороны в Восточном. Командарм согласился выдвинуть на приморский фланг, в поддержку полка Осипова, находившиеся пока в городе караульный батальон и батальон связи ТИУР (последний - в качестве стрелкового). Было также решено направить туда группу одесских коммунистов, которую обком обещал прислать завтра по дополнительной партийной мобилизации.
Весь день 17 августа Южный и Восточный секторы требовали внимания, пожалуй, в равной степени.
Контрудар группы Воробьева начался в назначенный час, но далеко не все шло по плану. Спешка, в которой удар готовился, давала себя знать. Снаряды, только что доставленные в Одессу, успели подвезти на огневые позиции батарей лишь частично, и артподготовка была слабее, чем следовало. А огонь кораблей до этого участка не доставал. Два кавалерийских полка - они действовали в пешем строю - не поспели к исходному рубежу в срок и включились в контрудар позже.
Встречая сильное сопротивление, части продвигались медленно. Во второй половине дня враг, правда, был выбит из деревни Кагарлык, но ненадолго: через несколько часов в наших руках оставалась лишь ее окраина. При этом противник вклинился в пашу оборону южнее, и там начались бои за Беляевку.
В тот день атаки в направлении Беляевки удалось отбить. Ее стойко защищали чапаевцы и подразделение пограничников (они были и в этом секторе). Контратаки наших бойцов поддерживал взвод танков.
Читатель вправе спросить, откуда они взялись. Как уже было сказано, к началу обороны Одессы Приморская армия танков не имела. И с Большой земли они не поступали. Но все же у нас появилось несколько БТ-7 и машин других типов.
Сильно поврежденные еще в самом начале войны, эти танки были погружены где-то на железнодорожные платформы и отправлены в тыл - то ли для восстановления, то ли просто на переплавку. В Одессу они попали, вероятно, потому, что путь к другим городам был отрезан. Несколько таких машин и удалось вернуть в строй нашим военным инженерам и рабочим того же завода имени Январского восстания, который дал приморцам первый бронепоезд. Танки были не особенно надежные, но уже одним своим присутствием они поднимали у бойцов настроение.
А в Восточном секторе враг завладел-таки утром деревней Шицли, к которой рвался еще накануне. Но на поддержку отошедшим здесь морякам Осипова был переброшен на машинах резервный батальон пограничников. Вместе с моряками они окружили Шицли, а затем очистили деревню от противника, не выпустив из мешка ни одного неприятельского солдата. Враг зарвался - и поплатился за это.
В вечерней оперсводке штаб сектора сообщал, что позиции 1-го морского полка восстановлены, а в Шицли взято двести пленных и захвачены довольно значительные трофеи: восемнадцать орудий, три легких танка, броневик... Таким образом, тут итог дня был в нашу пользу.
* * *
По обе стороны железной дороги на Тирасполь раскинулась до самого горизонта гладкая, ровная степь.
Впрочем, ровная она не совсем. Если ехать на машине от Одессы, все кажется, что вот-вот очутишься на каком-то гребне, откуда откроются еще более широкие просторы. Но никакого гребня впереди нет - так ощущается плавный, постепенный подъем всей равнины в направлении с юга к северу, от моря в глубь суши.
До первых боев под Одессой мне довелось проезжать здесь только раз или два. Но очень запомнилась эта слегка покатая степь за станциями Выгода и Карпове, пересеченная кое-где темно-зелеными полосками лесопосадок. Она так и вставала перед глазами, когда я старался по нанесенной на карту обстановке представить, что происходит в тех местах.
18 августа продолжались упорные бои и в районе Кагарлык, Беляевка, и в Восточном секторе. Однако главные события дня развернулись в Западном секторе - в этой самой степи. После короткого, на неполных двое суток, затишья враг возобновил наступление против 95-й дивизии, и притом более крупными силами, чем вводил в бой где-либо на одесских рубежах до сих пор.
Дивизия успела подготовиться к отражению нового вражеского натиска. В. Ф. Воробьев считал себя учеником известного генерала Д. М. Карбышева, теоретика полевой фортификации, и старался, чтобы дивизионная полоса обороны была оборудована в соответствии с требованиями военно-инженерной науки.
Василий Фролович признавался потом, что ему не давали покоя воспоминания о новых траншейных машинах и окопокопателях, образцы которых он видел на каком-то полигоне под Москвой. А тут надо было радоваться, что хватает лопат. Как крепежный материал и для перекрытий использовали шпалы и рельсы с железной дороги (когда выяснилось, что у нас будет бронепоезд, разборку пути остановили). А чтобы враг не застал работающих бойцов врасплох, впереди окопов развешивали на натянутой проволоке консервные банки и куски жести: если кто сунется ночью, все это загремит...
Воробьеву определенно повезло с командирами полков. 90-м стрелковым командовал уже упоминавшийся полковник М. С. Соколов, который начал войну начальником штаба этой дивизии. Командиром 161-го стрелкового полка- он оборонялся на центральном участке сектора, по обе стороны железной дороги, был полковник С. И. Серебров, солдат первой мировой войны и активный участник гражданской, с тех пор непрерывно служивший в Красной Армии. Третий стрелковый полк дивизии - 241-й - возглавлял полковник П. Г. Новиков, имевший опыт боевых действий в Испании.
Эти три полка держали фронт теперь уже против пяти неприятельских дивизий. Противник имел здесь в первом эшелоне 3-ю, 7-ю пехотные и часть 1-й гвардейской дивизии, во втором - 5-ю и 11-ю пехотные. Еще две дивизии, как подтвердили потом неприятельские штабные карты, когда они оказались в наших руках, сосредоточивались в тыловом районе.
Неделю назад враг пытался с ходу прорваться к Одессе вдоль железной дороги, не предполагая, очевидно, встретить прочную оборону среди ровной степи. В последующие четыре-пять дней он, безуспешно штурмуя наши позиции, потерял здесь до трех тысяч солдат и офицеров. Нельзя, конечно, поручиться за абсолютную точность цифр, приводившихся в донесениях из 95-й дивизии. Но перед ее окопами скопилось на некоторых участках столько убитых врагов (убирать их румынское командование не пыталось), что пришлось в одну из ночей доставить на передний край гашеную известь и с ее помощью ликвидировать очаги зловония.
Как уже говорилось, в ночь на 17 августа один полк 95-й дивизии временно перебросили в Южный сектор, куда отправился и генерал Воробьев. Такое ослабление Западного сектора даже в момент затишья, которое не могло быть долгим, означало немалый риск: на 25-километровом фронте шесть стрелковых батальонов с одним пулеметным (разумеется, их поддерживала артиллерия) оставались против пяти пехотных дивизий... Командарм пошел на это лишь потому, что прорыв у Кагарлыка грозил тяжелыми последствиями.
Но в течение дня стали накапливаться признаки подготовки противника к новым атакам в Западном секторе. Комбриг Катров примчался с аэродрома, чтобы сообщить, что воздушная разведка установила переброску с восточного направления в район Раздельной неприятельской мотобригады. Это были особенно важные сведения. Следовало ожидать, что завтра эту бригаду двинут на прорыв обороны нашей 95-й дивизии, скорее всего, на участке, примыкающем к железной дороге.
Между тем сложная обстановка у Кагарлыка и Беляевки не позволяла вернуть в дивизию полк Соколова. На усиление Западного сектора мы смогли послать лишь 700 бойцов, выписанных из госпиталей или только что призванных, и небольшой отряд моряков из резерва Одесской военно-морской базы.
Поддерживать 95-ю дивизию по заявкам ее штаба с рассвета 18 августа было приказано авиационному полку. Артиллеристам дивизии выделили больше обычного снарядов (положение с ними оставалось трудным - того, что доставили эсминцы, не могло хватить надолго). Генерал Воробьев, засветло вернувшийся из Южного сектора, успел лично проверить подготовку к завтрашнему бою.
А в том, что завтра в Западном секторе предстоит тяжелый бой, уже не оставалось сомнений.
* * *
Событиям одного августовского дня в полосе одной дивизии я уделяю так много места вполне сознательно. Этот день показал защитникам Одессы, как можем мы громить врага, несмотря на его численный перевес. И хотя с рубежа, который отстояла 18 августа 95-я дивизия, ей затем пришлось отойти, этот бой надолго сделался для нас своего рода символом прочности Одесской обороны.
Как и предполагалось, наступление противника началось вдоль железной дороги - на участке 161-го стрелкового полка С. И. Сереброва. Командир дивизии и ее начарт полковник Д. И. Пискунов не ошиблись, выдвинув сюда, в район станции Карпово, основную часть своих огневых средств - 57-й артиллерийский полк майора А. В. Филипповича и 97-й отдельный противотанковый дивизион капитана В. И. Барковского. На этот же участок перебросили большинство пулеметов, полученных дивизией от ТИУР (вышло по станковому пулемету на каждые 50-100 метров). Здесь сосредоточился и резерв дивизии - ее разведбатальон со своими броневичками и танкетками.
В седьмом часу утра противник пробомбил передний край Западного сектора с воздуха и начал артподготовку. Было несколько минут восьмого, когда начальник штадива 95-й майор Чиннов доложил по телефону:
- У Сереброва началось. Наступают танки и пехота. Танков несколько десятков...
Подробности боя доходили до штарма, конечно, не сразу. Но ради связности рассказа я не буду сейчас отделять то, что мы узнавали немедленно, от сведений, поступавших позже.
Танки шли впереди, пехота за ними, густыми цепями. А дальше виднелись уже не цепи, а колонны. То ли румынское командование очень уж верило в свой успех, то ли просто не берегло своих солдат, которых у него тут было много. Вслед за танками наступали, как потом выяснилось, полки двух пехотных дивизий - 3-й и 7-й.
Наши бойцы были строго предупреждены: огня не открывать до особого сигнала. И красноармейцы, видевшие, как танки и целая лавина вражеской пехоты, беспорядочно стреляющей на ходу, приближаются к нашему переднему краю, проявили исключительную выдержку.
Полковник Серебров дал сигнал, когда головные танки подошли к первой траншее на четверть километра. Артиллерия ударила прямой наводкой по танкам, пулеметчики и стрелки - по шеренгам пехоты. В бой вступили истребители танков, сидевшие с зажигательными бутылками и гранатами в ячейках впереди траншей.
Эффект массированного огня с короткой дистанции получился большой. Стали останавливаться подбитые танки, другие загорались от метко брошенных бутылок. Пехота, не дойдя до наших окопов, залегла.
Однако поразить все танки - в атаке участвовало атаке шестидесяти - было невозможно. До тридцати машин прорвались через наши траншеи. Обогнув наблюдательный пункт Сереброва и станцию Карпово, эта группа двинулась вдоль железной дороги в наши тылы.
Тридцать танков - не шутка, даже если они оторвались от своей пехоты. У штаба армии не было подвижного противотанкового резерва. Было решено снять с огневых позиций ближайший к району прорыва дивизион бригады ПВО. Зенитчикам передали приказ: любой ценой задержать танки!
Мера была правильной, но зенитный дивизион все же не понадобился. Танки далеко не прошли. Перехватить их сумели сами артиллеристы 95-й дивизии.
В лощине вблизи поселка Виноградарь, между Карповом и Выгодой, танки почему-то остановились, быть может ожидая приказаний или свою пехоту. Этого оказалось достаточно, чтобы полковник Пискунов успел перебросить к поселку несколько орудий. Когда они открыли огонь, танки начали разворачиваться. А в соседней лесопосадке уже стояли пушки противотанкового дивизиона. Танки, что называется, подставили им борта, и три машины сразу же были подбиты. Остальные, не рискуя двигаться без пехоты по нашим тылам и натыкаться на батареи, пошли через линию фронта обратно.
Это, однако, не означало, что бой окончен. Противник возобновлял атаки вновь и вновь. И на некоторых участках отбивать их становилось все труднее.
Уже несколько раз вылетали на штурмовку истребители. Из Восточного сектора был послан к станции Карпово бронепоезд (состояние пути позволило ему ворваться, ведя огонь на оба борта, в расположение противника). Но все-таки исход этого многочасового боя решили полевая артиллерия и пулеметчики, стойкость стрелковых подразделений, их героические контратаки.
Во второй половине дня генерал Воробьев соединился с командармом с наблюдательного пункта полковника Сереброва. Командир дивизии доложил, что противник бежал с поля боя, оставив множество убитых и раненых, и что с НП он сам насчитал двадцать пять подбитых и сожженных танков.
- Фролович говорит, что такого еще не видывал... Танки до сих пор горят, и все поле в дыму! - весело объявил Софронов, кладя трубку. - Поздравление надо ему сочинить официальное, от Военного совета. Особо отметить артиллеристов и истребителей танков. Не зря Воробьев о бутылках беспокоился - пригодились! Пусть представляет отличившихся к награде...
- Знаешь что, Георгий Павлович, - предложил член Военного совета Воронин. - Если завтра там будет потише, давай-ка отправим туда делегатов от других частей - откуда можно. Пусть поглядят на подбитые танки и всем расскажут. Пожалуй, не только Воробьев, а никто еще у нас такого побоища не видел.
- Полезная будет экскурсия, - согласился командарм.
Генерал Софронов счастливо улыбался. Радостное возбуждение охватило всех находившихся на армейском КП.
Как-никак приморцы отбили самую сильную атаку на одесские рубежи с начала обороны. Противник еще не бросал нигде в наступление одновременно на одном участке столько пехоты и танков. Западный сектор выдержал этот удар, и почти половина введенных в бой неприятельских танков оказалась уничтоженной.
Отчаянная попытка прорвать нашу оборону на участке, где всего прямее и ровнее путь к городу, дорого обошлась и неприятельской пехоте. Воробьев считал, что только тираспольские пулеметчики - они прямо косили цепи атакующих - истребили не менее тысячи вражеских солдат. Как стало позже известно из трофейных документов, 7-я пехотная дивизия противника потеряла половину личного состава, участвовавшего в наступлении, а потери 3-й пехотной были лишь немногим меньше.
Я еще не сказал, что натиск в Западном секторе совпал - очевидно, не случайно - с массированными налетами на город и порт, в которых участвовало до сотни бомбардировщиков. Должно быть, им ставилась задача дезорганизовать наш тыл в часы, когда противник рассчитывал прорвать фронт у станции Карпове.
К прочим тревогам дня прибавилось донесение воздушной разведки флота о выходе из румынского порта Сулины группы транспортов, эскортируемых сторожевыми катерами и самолетами. Не исключалось, что их курс ведет к району Одессы...
Не знаю, были ли на этих судах войска и входило ли тогда в планы неприятельского командования нанесение нам комбинированного удара, включавшего высадку у Одессы морского десанта, но считаться приходилось и с такой возможностью. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнали, что эту группу кораблей атаковали черноморские летчики и, потопив два транспорта, заставили остальные повернуть обратно.
В свете всех этих обстоятельств приобретал еще большее значение тот отпор, который сумели дать приморцы прямой попытке противника крупными силами прорваться к городу на суше.
Нельзя не назвать командиров, особенно отличившихся в тот день. И прежде всего полковника Сергея Ивановича Сереброва. В конечном счете все зависело от того, выстоит ли его 161-й стрелковый полк, и Серебров, разумеется, сознавал, какая легла на него ответственность. Он руководил действиями полка с наблюдательного пункта, видя все поле боя. Несколько раз этот старый солдат, чувствуя, где надо морально поддержать бойцов, сам появлялся в батальонах и ротах.
- Сегодня я в полной мере оценил и командирское умение, и личное мужество Сереброва, - отмечал Василий Фролович Воробьев, докладывая о подробностях боя.
Труднее всего пришлось 3-му батальону серебровского полка. Именно на его участке прорвалась группа вражеских танков. Задержать их батальон не смог, но, пропустив танки через свои траншеи, бойцы продолжали отбивать атаки пехоты. Против батальона наступал целый полк, и был момент, когда одна рота дрогнула, начала отходить, Тут грозила образоваться брешь, которая могла надломить пашу оборону, и Серебров приказал комбату восстановить положение любой ценой.
Комбатом являлся 22-летний лейтенант Яков Бреус, принявший батальон две недели назад, во время боев под Дубоссарами, где был убит прежний командир. Лейтенант вскочил на коня (да, так воевали мы в то время - командиру стрелкового батальона полагался конь), прискакал под огнем на участок этой роты и сам повел ее в контратаку. Командир полка тем временем позаботился об усиленной артиллерийской поддержке. Но вернуть позиции помогли роте в первую очередь отвага и решительность молодого комбата.
В. Ф. Воробьев считал, что лейтенант совершил подвиг, заслуживающий высшей награды. Учитывая, как много значило не дать врагу вклиниться в нашу оборону, Военный совет армии поддержал представление лейтенанта Бреуса - первого из защитников Одессы - к званию Героя Советского Союза. Он был удостоен этой награды в феврале 1942 года вместе с группой других участников Одесской обороны.
Хочется вспомнить еще одного славного комбата - майора В. А. Вруцкого. Его батальон был единственным из 90-го стрелкового полка, который участвовал в бою 18 августа (два других оставались в Южном секторе) и, действуя слева от Сереброва, принял на себя удар значительной части вражеских сил. Батальон отразил все атаки, причем на его участке к исходу дня оказалось больше всего подбитых и сожженных неприятельских танков.
Вруцкий водил своих бойцов и в контратаки. В последней из них майор был район и выбыл из строя защитников Одессы. Но через год с небольшим В. А. Вруцкий, уже в звании полковника, командовал на Северном Кавказе дивизией.
Касаясь подготовки к бою 18 августа, я говорил уже о начарте 95-й дивизии Д. И. Пискунове, очень предусмотрительно расставившем огневые средства. С самой лучшей стороны показали себя артиллерийские командиры А. В. Филиппович и В. И. Барковский. Имя Барковского вскоре стало популярным в Приморской армии: его сорока-пятки, способные быстро менять огневые позиции, часто на галопе (орудия имели конную тягу) появлялись там, где был возможен прорыв танков и требовалось поддержать пехоту.
На следующий день в поле у станции Карпово было тихо, и бойцы отличившихся накануне частей смогли показать свои трофеи группе гостей из других полков и дивизионов. Несколько подбитых танков даже перетащили ночью тягачами в более удобное для осмотра место.
Организованная по инициативе дивизионного комиссара Ф. Н. Воронина экскурсия на поле успешного боя явилась как бы продолжением учебы на полигоне. У вражеских танков, выведенных накануне из строя, делились с товарищами своим боевым опытом те, кто их поразил, - лучшие артиллеристы противотанкового дивизиона, пехотинцы, умело применявшие бутылки с зажигательной жидкостью и гранаты.
Танки попадались разные. Помню, как приехавший из Западного сектора капитан Шевцов рассказывал у нас в оперативном Отделе:
- Понимаете, марка французская - "Рено". Сзади немецкий крест, а по бокам - эмблема с румынским флагом. Должно быть, эти танки немцы захватили во Франции, а потом передали румынам. Или еще французы Румынию вооружали, а крест - чтобы немцы в своих союзниках не запутались. И все перечеркнула наша, советская отметка- сквозная пробоина от снаряда. Тут же стоит и артиллерист, который этот снаряд послал. Чувствует себя именинником, улыбается и дает пояснения, как на выставке...
Да, возле такого танка беседа, посвященная передаче боевого опыта, превращалась в хорошую политинформацию.
Мне съездить в тот день к Василию Фроловичу Воробьеву и посмотреть на трофеи его дивизии не пришлось. Не отпускали текущие дела, напряженная обстановка в Южном секторе, где продолжались упорные бои. А днем позже стадо и вовсе не до того.
* * *
В структуре руководства Одесской обороной произошли- довольно неожиданно для нас - существенные перемены.
В ночь на 20 августа меня вызвал Шишенин. Начальник штаба только что вернулся с командного пункта военно-морской базы (моряки недавно перенесли его с 411-й береговой батареи в здание кардиологического института - поближе к порту да и к нам). Я думал, что получу указания о том, как использовать артиллерию ожидавшихся из Севастополя кораблей. Но вместо этого услышал:
- Все бразды правления по штабу армии берите в свои руки. А мне предстоит формировать другой штаб...
Я молчал, пытаясь понять, что это может значить. Гавриил Данилович улыбнулся,- наверное, вид у меня был обескураженный. И объяснил: получена директива Ставки о создании Одесского оборонительного района с подчинением Черноморскому флоту. Командующим районом назначен командир военно-морской базы контр-адмирал Жуков. А ему, Шишенину, предложено Жуковым возглавить штаб оборонительного района.
Таким образом, главная новость состояла в том, что Приморская армия переходит под начало моряков. Не скрою, в первый момент это показалось несколько странным: ведь противник под Одессой сухопутный, а решающая сила обороны - наземные войска.
Конечно, с тех пор как наша армия оказалась отрезанной от остального фронта, се боеспособность стала всецело зависеть от морских перевозок, которыми ведал флот. Только он мог доставить нам боеприпасы, подкрепления и все остальное. Из этого, очевидно, и исходила Ставка Верховного Главнокомандования. Смысл принятого решения заключался, как мы понимали, в том, чтобы повысить ответственность моряков за оборону Одессы. Они, разумеется, несли ее и до сих пор, по не в такой степени, как теперь, когда эта ответственность полностью возлагалась на Военный совет Черноморского флота.
Решение Ставки пришло неожиданно, однако не требовалось слишком долго размышлять, чтобы дать себе отчет: в сложившейся обстановке оно совершенно правильно. Прекращалось тягостное положение, когда мы, отрезанные от остальных войск Южного фронта, оказались без нормальной связи с вышестоящим штабом и просто не знали, куда обращаться с самыми срочными нуждами. А уж с Севастополем, с командованием Черноморского флота связь могла быть быстрой и надежной.