— Опасная?
— Ну да. Все эти погонщики динозавров, они конкурентов не любят. И что стоит какому-нибудь динозавру взять и наступить на такси, когда оно будет проезжать мимо? Могут быть и другие сюрпризы. Конкуренция правит миром, и никуда от нее не денешься.
Вот как. И тут правит конкуренция. Даже в мире магов и ручных динозавров.
Я задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику сиденья, на котором сидел. Сиденье было мягкое и покачивалось в такт шагам игуанодона. Вообще, как оказалось, ехать на гигантском ящере было удобно. По крайней мере для меня. Окажись на моем месте кто-нибудь, страдающий морской болезнью...
— А стражи порядка?
— Они делают свое дело, — сообщил Майло. — Почти каждый такой случай расследуется самым тщательным образом, виновники несут наказание и платят штрафы.
— На что в таком случае рассчитывают погонщики динозавров?
— Как и положено — на ресурсы. Они занимаются своим ремеслом тысячи лет. Их сообщество обладает немалой казной, и они могут себе позволить такую борьбу еще не один десяток лет, не рискуя впасть в нищету.
Я взглянул в окно и ничего замечательного не увидел. Только верхушки деревьев, мимо которых мы сейчас проезжали. Будь динозавр выше или, наоборот, ниже этих верхушек, тогда можно было хоть что-нибудь разглядеть. А так — ветки, листья, сучки... В общем, ничего интересного.
Значит, нужно продолжить разговор.
Я спросил:
— А как они, погонщики, намереваются выиграть свою войну? Что теряют таксисты? Спорим, получив компенсацию, они покупают себе новое такси и как ни в чем не бывало продолжают работу?
— Так и есть.
— В чем тогда закавыка?
— В ресурсах, я же сказал. Что происходит с таксистами, лишающимися машин? У кого-то из них машина не имеет жаловательной грамоты от стражей порядка, и значит, компенсацию ему не платят. Еще кто-то не может доказать сам факт порчи имущества, у него нет надлежащих свидетелей, он не может точно указать, чей именно динозавр повредил его машину... В общем, сам понимаешь.
— Понимаю.
— Есть и еще закавыки. Таким образом, реально, примерно половина таксистов компенсацию не получают и соответственно из радов конкурентов выбывают Но даже и те, кто ее получил, должны ждать наступления ночи, когда можно купить машину, иногда ждать несколько месяцев. Соответственно в это время они ничего не зарабатывают, проедают свои денежки. В общем, ресурсы в таких битвах — немаловажное дело. Иногда они решают все. Я улыбнулся.
— Уверен, рано или поздно новое победит.
— Вот как? А я не уверен, что это «новое» несет с собой благо. Тебе приходилось когда-нибудь нюхать исходящий от работающих машин запах? Он ужасен. Думаю, первыми против машин выступят дамы. После каждой поездки на машине им придется тратить много духов, для того чтобы избавиться от ее запаха. Это их будет разорять, и они этого не потерпят.
Я взглянул на Майло с интересом.
— Ты все меряешь на деньги?
— Не я, а жизнь. Деньги являются ее кровью. По крайней мере в цивилизованных краях.
— Ах вот как...
Я встрепенулся, словно боевой конь, услышавший горн, трубящий «в атаку». Сейчас я ему выдам. Сейчас мы поговорим о жизненных ценностях. В своем родном мире я почитывал Монтеня, Марка Аврелия и Макиавелли. Думаю, для небольшого спора о смысле жизни почерпнутого у них мне хватит...
Это была анимэшка.
— Там впереди люди, — сообщила она. — Возле дороги устроены жилища и много поваленных деревьев. Между ними ходят какие-то люди. У меня есть ощущение, что они опасны.
Я подумал, что неплохо было бы предупредить об том нашего возницу и уже хотел направиться в его отделение, но тут из него выскользнуло создание, напоминающее краба, размером с крупную собаку, и заверещало:
— Впереди густойбище кичевников. Мы должны возле него остановиться, а потом проследовать дальше. Остановка рекомендуется. Напоминаю, у кичевников можно дешево приобрести разные забавные и полезные вещицы, но следует соблюдать некоторую осторожность.
Значит, это не засада.
Я взглянул на анимэшку. Та с самым невинным видом развела руками.
— А что, собственно, случилось страшного? Да ничего. И вообще-то посмотреть, что это за кичевники, имеет смысл. Вдруг пригодится для претворения в жизнь полученного задания?
— Остановимся, — сказал я и взглянул на Майло. Тот одобрительно кивнул.
Ну вот и славно. И вообще, может быть, все к лучшему? Кем я был совсем недавно? Никому не нужным неудачником и одиночкой. А теперь у меня есть самая
Настоящая команда.
Вот только бы придумать, как выполнить приказание касика...
«Краб» скрылся в отделении погонщика динозавра. Не прошло и пары мгновений, как мерное раскачивание прекратилось. Это означало, что мы остановились. Еще немного погодя погонщик выбрался из своего отделения и спустил для нас веревочную лестницу.
— Я обязан был предоставить вам возможность спуститься на землю, — сообщил он. — Но должен также предупредить — вас может поманить...
— И что дальше? — спросил я. Погонщик пожал плечами:
— Ничего опасного. Просто вам среди них может так понравиться, что вы пожелаете остаться навсегда, Помните, это — кичевники. От них можно ожидать чего угодно.
Я покосился на него.
Попытайся он заглянуть в сон человека с больной совестью или интригана... Не говоря уже о снах шизофреников или наркоманов...
— Это может случиться, — высказался Майло. — Шансы невелики, но.., кто знает, вдруг тебя подденут на крючок? Вдруг у тебя нет необходимого иммунитета?
— Тогда ты останешься без работодателя, — сообщил я.
— Это меня и испугало.
Он не врал. Его это, похоже, действительно волновало.
— Буду осторожен, — заверил его я и направился к трапу.
Любопытно, что это такие за кичевники, живущие в густойбищах? Может быть, все-таки их удастся использовать в своих целях? Чем черт не шутит, когда бог спит? И деньги, наличность... Знай Майло, сколько у меня на данный момент в кармане...
Взявшись за поручни, я выглянул из кабинки. М-да... Действительно — густойбище. Как оказалось, ящер остановился на самом краю обширной просеки, уходившей в неведомую даль. Людей на просеке было видимо-невидимо, причем народ все время двигался, суетился, переходил с места на место и просто сшивался где попало. Ближайшая ко мне компашка была одета в пестрые кургузые кафтанчики, щеголяла широченными, на манер клоунских, штанами и причудливыми шапчонками, украшенными пышными птичьими перьями.
Причем, как я заметил, на наше появление они не обратили ни малейшего внимания, так и продолжали кучковаться вокруг типуса с самодовольным, восточного типа лицом. Сложив пухлые ручки на округлом животике, он что-то важно вещал, скорее всего о своей драгоценной особе. Впрочем, я мог и ошибиться. Кто знает, вдруг толстячок говорит о чем-то вечном и действительно важном?
Легкий ветерок донес до меня несколько слов: «...я создал эпохальное... культовое произведение... о том, как нехорошие паханы из двух враждующих банд попытались опустить честного фраера... заставить его скурвиться... и премии... моего же имени,.. Но кто на это способен?»
Ну да, все верно. О себе родном. Любимая тема почти каждого человека, в каком бы мире он ни жил.
В общем, с этим товарищем все ясно. А дальше? Даль-е-то что? Ну-ка... Дальше действительно было интереснее. Там виднелись высокие шатры, густо оклеенные чьими-то фотографиями. Чьими-то? Я подумал, что на фотографиях скорее всего владельцы шатров. Тут один из них выглянул из своего жилища, и я убедился в правильности своей Догадки. Высунулся, кстати, владелец шатра лишь для того, чтобы прилепить свою новую фотографию.
Прилепил, окинул толпу высокомерным взглядом и, крикнув: «Вот насколько я велик!», спрятался, словно рак-отшельник в раковину. Я покачал головой.
Еще один великий...
За шатрами виднелась толпа людей в коже, с разно-цветными транспарантами в руках. Над ней парил верхом на метле мальчик в очках. Чуть дальше стояла другая толпа, поменьше, и над ней была девочка, верхом на каком-то причудливом музыкальном инструменте. Над следующей толпой, совсем уж маленькой, скорее группкой людей, моталось в воздухе нечто совсем несуразное и на человека-то не похожее. И были там еще какие-то люди, в украшенных блестками одеждах. Причем один из них, великанского роста и с очень глупым лицом, громко изрыгал совершенно непотребные ругательства. И еще... и еще...
Нет, надо спускаться вниз. Сверху, конечно, виднее, но мне-то нужно познакомиться с кичевниками поближе...
— Я подожду, — сказал погонщик. — Ящеру надо отдохнуть. Так что часа два у вас есть. Можете осмотреть густойбище. Главное — не останьтесь здесь навсегда.
— Не останусь, — заверил его я и стал спускаться на землю.
Оказавшись внизу, я подождал спускавшегося Майло и осторожно двинулся в обход толпы, собравшейся вокруг человека с восточным лицом. Не хотелось мне толкаться в ней. А вот ознакомиться со всеми остальными необычностями густойбища — хотелось.
Еще, стоило мне ступить на землю, у меня вдруг возникло странное ощущение, словно бы я тут свой, словно меня тут кто-то ждет. И не только ждет, но и желает со мной познакомиться поближе, кто-то относящийся ко мной в высшей степени хорошо, кто-то родной, близкий...
Это меня что, уже «манит»? Впрочем, нет, вроде бы не должно... Да и как это может быть сделано?
— Как это — манит? — спросил я у Майло. — Как это происходит?
— Кто знает? — ответил он. — Только оставшиеся здесь. Спроси у них.
— У них? Где их можно найти? Майло улыбнулся:
— Да вот же, вокруг тебя. Как ты думаешь, откуда в густойбище взялись люди? Они все когда-то здесь остались. Их всех когда-то поманило.
— Поманило?
— Ну да. Видишь ли, попадающие в густойбище... как бы это сказать... они теряют возможность размножаться... Нет, я не имею в виду секс... тут все в порядке. Просто у них не появляются дети. Такое вот странное свойство у густойбища.
— И как они это переносят? — спросил я, с любопытством оглядываясь.
Несчастными кичевники не выглядели. Скорее наоборот.
— Нормально, — ответил Майло. — Это даже удобно. Видишь ли, даже имей они такую возможность, то настоящим кичевникам некогда было бы заниматься Детьми. Совсем некогда. И в результате бедные крошки, появись они на свет здесь, могли запросто, к примеру, помереть с голоду и жажды. А уж пеленки им никто бы не стал менять совершенно точно.
— Им некогда? — уточнил я. ~- Вот именно. Некогда.
— Чем же тогда кичевники занимаются? Мне кажется, они просто бьют баклуши?
— В этой части густойбища. Здесь они просто тусуются. Ну, знаешь, как карты в колоде. А вот если пройти дальше, то можно увидеть целые плантации приколов. Их выращивает особая порода кичевников, отличающаяся полным отсутствием воображения и чувства юмора.
— Приколы? — переспросил я. — Зачем они им?
— От них все кичевники приходят в хорошее настроение. Они им нравятся.
— Ага, ясно.
Я понимающе кивнул.
Нет, объяснения, конечно, штука хорошая, но некоторые вещи стоит увидеть собственными глазами. Что там за приколы, с чем их кичевники едят? Может быть, тогда хоть что-то прояснится.
— А еще приколы являются средством опознания. Настоящий кичевник от них просто тащится. Ну, так по крайней мере говорят.
— Тащится?
— Да, и еще его от них колбасит. По правде говоря, я всегда хотел посмотреть, как это происходит. Может быть, сейчас получится?
— Тогда не будем здесь задерживаться, — предложил я. — Давай поищем плантации приколов.
— Давай, — согласился Майло.
К этому времени толпа вокруг человека с восточным лицом осталась уже позади, и мы теперь находились возле шатров. Украшавшие их фотографии были довольно красноречивы. Я даже ненадолго остановился, чтобы рассмотреть одну из них, находившуюся в самом центре скопления жилищ местной элиты. На ней была изображена женщина с лицом домохозяйки. Она стояла на вершине пирамиды из книг с яркими обложками. У подножия пирамиды сидели три толстых бородача и что-то печатали на пишущих машинках. Судя по формату заложенных в машины листков и по валявшимся рядом с бородачами пустым книжным обложкам, они создавали книги для этой пирамиды.
Хм... странная все-таки штука, это густойбище. Как можно объяснить эту фотографию? Я покачал головой.
— Это элитные чумы, — объяснил Майло. — В них живут только самые известные кичевники.
— А что означает вот это? — спросил я у него и ткнул пальцем в так озадачившую меня фотографию.
Майло пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления. Но что-то, несомненно, означает.
— А откуда кичевники взялись? — спросил я. — Ты не знаешь, как они здесь очутились?
— Знаю, — сообщил мой провожатый. — Это случилось не так давно. Если хочешь, могу рассказать.
— Валяй, — разрешил я. — Только давай не будем терять время. Двигаемся дальше.
Мы пошли прочь от шатров, и тут я увидел тотем. Он стоял возле самой границы просеки, до поры до времени скрытый деревьями. У подножия его был насыпан холм, как мне показалось, насыпанный из перевязанных крест-накрест пачек бумаги. На самой вершине тотема была устроена площадка, украшенная флагами, здорово смахивающими на американские. Еще на площадке виднелась горка магнитофонных кассет и компьютерных сидиромов.
Мне захотелось протереть глаза.
Американские флаги... вот как? Откуда это? Может быть, они всего лишь привиделись? Ну-ка... ну-ка... надо взглянуть поближе.
— Ты куда? — насторожился Майло.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал я. Ноги сами несли меня к этому тотему.
— Хочешь посмотреть на тотем затуманивания?
— Хочу, — признался я.
Теперь продвигаться к холму было труднее. Возле | него было довольно многолюдно. Причем, как я уже видел, чем ближе к нему, тем больше попадалось коленопреклоненных фигур. Можно было даже рассмотреть закинутые к небу лица, выражающие беспредельный восторг, полузакрытые в экстазе глаза, вскинутые руки...
М-да... Если эти пачки еще и окажутся долларами... Откуда они тут могли взяться? Возможно, этот мир все-таки как-то связан с моим родным? А раз так, то остается лишь найти эту связь...
Я остановился и тряхнул головой.
Да нет же... Мне это всего лишь показалось.
Теперь я совершенно ясно видел, что флаги лишь достаточно отдаленно напоминают американские, а предметы на площадке совсем не похожи на кассеты и диски, да и пачки не сильно смахивают на доллары.
Как я мог обознаться?
— Парень, — вкрадчиво сказал Майло, — а не поманило ли тебя? Может быть, лучше вернуться к ящеру?
Поманило? Вот еще. Это меня-то, человека, жившего годы и годы в мире снов, научившегося мгновенно распознавать любую его ловушку? Да нет, я не могу попасться так просто. По сравнению с каким-нибудь средней паршивости кошмаром... Может быть, я сам себя обманул, принял желаемое за действительное? Но угодить в ловушку с подменой... Нет, такого не может быть.
— Все нормально, — заверил я своего провожатого и, повернувшись к тотему спиной, пошел прочь.
— Ну, как знаешь, — пробормотал Майло. — А я на всякий случай все-таки вернулся бы к ящеру.
И тут я резко остановился во второй раз, поскольку вот это-то галлюцинацией быть не могло.
«Мурка»! Где-то совсем рядом струнный инструмент, кажется скрипка, наигрывал «Мурку». Причем сейчас никакой ошибки быть не могло. Она самая, до последней ноты, родившаяся в блатных шалманах и выросшая, набравшаяся сил в продымленных пьяных кабаках. Превратившаяся со временем в своеобразный гимн блатного понимания мира. Она была здесь, и честное слово, услышав эту мелодию, я напрочь забыл о ее преступном прошлом. В данный момент она являлась весточкой из моего мира. И вот ее-то спутать с чем-то другим я никак не мог. Совпадения были исключены.
«Мурка»!
Я рванулся туда, откуда она слышалась.
— Его поманило! — послышался за спиной крик Майло.
Какое там — поманило? И кстати, что еще он мог крикнуть? Ему-то эта мелодия ничего не говорила. Интересно, как она здесь называется? А может, сохранила родное название?
Майло схватил меня за руку. Причем отпускать ее он явно не собирался. На лице у него была написано выражение безграничного упрямства. Примерно с таким же видом бизнесмен средней руки, узрев кружку Для сбора благотворительных пожертвований, хватается
За бумажник.
— Пусти, — тихо сказал я. — Мне надо... я тут услышал...
— Знаю я, чего ты услышал, — пропыхтел Майло. — Голос небось? Все, кого поманило, его слышат. Не пущу!
— Да какой голос?!
Я все-таки вырвал руку и двинулся на музыку. Если она замолчит, если музыкант надумает сыграть что-то другое, то я, возможно, даже не смогу его найти. Мало ли в толпе найдется скрипачей? И значит, необходимо торопиться, пока льющаяся из-под смычка музыка не исчезла.
Где-то там, в толпе ряженых, за видневшейся неподалеку аркой из живых цветов, играл на скрипке человек, каким-то образом побывавший в моем мире, услышавший там эту мелодию, почти наверняка знающий в него дорогу... Где-то там...
— Стой, — кричал сзади Майло. — Тебе туда нельзя!
Вот тут мне захотелось ему врезать. Для того, чтобы не тратить время на объяснения. Сейчас была дорога каждая секунда. И я даже стал прикидывать, куда его будет лучше ударить, для того чтобы сразу сбить с ног, отвязаться от него хотя бы на некоторое время.
Анимэшка!
Она была тут как тут, висела в воздухе, наподобие посланного господом ангела-вестника и криво ухмылялась.
А что она мне может сделать?
— Значит, тебя куда-то поманило? — деловым тоном поинтересовалась она.
— И ты туда же... — буркнул я, невольно замедляя шаг. Не стоило мне это делать.
Тотчас воспользовавшись тем, что я сбавил ход, меня догнал Майло и, снова вцепившись мне в руку, заголосил:
— Его поманило! Он уже разговаривает с неслышимыми голосами. Поманило!
Да, придется его все-таки ударить. Вот сейчас.
— Куда ты рвешься? — спросила тем временем анимэшка.
— Долго объяснять, — сообщил я. — Да и не хочу я...
— Понятно.
— Вот именно, — пробормотал я, разворачиваясь для того, чтобы ударить Майло.
Не успел я это сделать, поскольку ударили меня. И это была анимэшка. Удар ее был так силен, что я потерял сознание.
12
— Ну да. Все эти погонщики динозавров, они конкурентов не любят. И что стоит какому-нибудь динозавру взять и наступить на такси, когда оно будет проезжать мимо? Могут быть и другие сюрпризы. Конкуренция правит миром, и никуда от нее не денешься.
Вот как. И тут правит конкуренция. Даже в мире магов и ручных динозавров.
Я задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику сиденья, на котором сидел. Сиденье было мягкое и покачивалось в такт шагам игуанодона. Вообще, как оказалось, ехать на гигантском ящере было удобно. По крайней мере для меня. Окажись на моем месте кто-нибудь, страдающий морской болезнью...
— А стражи порядка?
— Они делают свое дело, — сообщил Майло. — Почти каждый такой случай расследуется самым тщательным образом, виновники несут наказание и платят штрафы.
— На что в таком случае рассчитывают погонщики динозавров?
— Как и положено — на ресурсы. Они занимаются своим ремеслом тысячи лет. Их сообщество обладает немалой казной, и они могут себе позволить такую борьбу еще не один десяток лет, не рискуя впасть в нищету.
Я взглянул в окно и ничего замечательного не увидел. Только верхушки деревьев, мимо которых мы сейчас проезжали. Будь динозавр выше или, наоборот, ниже этих верхушек, тогда можно было хоть что-нибудь разглядеть. А так — ветки, листья, сучки... В общем, ничего интересного.
Значит, нужно продолжить разговор.
Я спросил:
— А как они, погонщики, намереваются выиграть свою войну? Что теряют таксисты? Спорим, получив компенсацию, они покупают себе новое такси и как ни в чем не бывало продолжают работу?
— Так и есть.
— В чем тогда закавыка?
— В ресурсах, я же сказал. Что происходит с таксистами, лишающимися машин? У кого-то из них машина не имеет жаловательной грамоты от стражей порядка, и значит, компенсацию ему не платят. Еще кто-то не может доказать сам факт порчи имущества, у него нет надлежащих свидетелей, он не может точно указать, чей именно динозавр повредил его машину... В общем, сам понимаешь.
— Понимаю.
— Есть и еще закавыки. Таким образом, реально, примерно половина таксистов компенсацию не получают и соответственно из радов конкурентов выбывают Но даже и те, кто ее получил, должны ждать наступления ночи, когда можно купить машину, иногда ждать несколько месяцев. Соответственно в это время они ничего не зарабатывают, проедают свои денежки. В общем, ресурсы в таких битвах — немаловажное дело. Иногда они решают все. Я улыбнулся.
— Уверен, рано или поздно новое победит.
— Вот как? А я не уверен, что это «новое» несет с собой благо. Тебе приходилось когда-нибудь нюхать исходящий от работающих машин запах? Он ужасен. Думаю, первыми против машин выступят дамы. После каждой поездки на машине им придется тратить много духов, для того чтобы избавиться от ее запаха. Это их будет разорять, и они этого не потерпят.
Я взглянул на Майло с интересом.
— Ты все меряешь на деньги?
— Не я, а жизнь. Деньги являются ее кровью. По крайней мере в цивилизованных краях.
— Ах вот как...
Я встрепенулся, словно боевой конь, услышавший горн, трубящий «в атаку». Сейчас я ему выдам. Сейчас мы поговорим о жизненных ценностях. В своем родном мире я почитывал Монтеня, Марка Аврелия и Макиавелли. Думаю, для небольшого спора о смысле жизни почерпнутого у них мне хватит...
Это была анимэшка.
— Там впереди люди, — сообщила она. — Возле дороги устроены жилища и много поваленных деревьев. Между ними ходят какие-то люди. У меня есть ощущение, что они опасны.
Я подумал, что неплохо было бы предупредить об том нашего возницу и уже хотел направиться в его отделение, но тут из него выскользнуло создание, напоминающее краба, размером с крупную собаку, и заверещало:
— Впереди густойбище кичевников. Мы должны возле него остановиться, а потом проследовать дальше. Остановка рекомендуется. Напоминаю, у кичевников можно дешево приобрести разные забавные и полезные вещицы, но следует соблюдать некоторую осторожность.
Значит, это не засада.
Я взглянул на анимэшку. Та с самым невинным видом развела руками.
— А что, собственно, случилось страшного? Да ничего. И вообще-то посмотреть, что это за кичевники, имеет смысл. Вдруг пригодится для претворения в жизнь полученного задания?
— Остановимся, — сказал я и взглянул на Майло. Тот одобрительно кивнул.
Ну вот и славно. И вообще, может быть, все к лучшему? Кем я был совсем недавно? Никому не нужным неудачником и одиночкой. А теперь у меня есть самая
Настоящая команда.
Вот только бы придумать, как выполнить приказание касика...
«Краб» скрылся в отделении погонщика динозавра. Не прошло и пары мгновений, как мерное раскачивание прекратилось. Это означало, что мы остановились. Еще немного погодя погонщик выбрался из своего отделения и спустил для нас веревочную лестницу.
— Я обязан был предоставить вам возможность спуститься на землю, — сообщил он. — Но должен также предупредить — вас может поманить...
— И что дальше? — спросил я. Погонщик пожал плечами:
— Ничего опасного. Просто вам среди них может так понравиться, что вы пожелаете остаться навсегда, Помните, это — кичевники. От них можно ожидать чего угодно.
Я покосился на него.
Попытайся он заглянуть в сон человека с больной совестью или интригана... Не говоря уже о снах шизофреников или наркоманов...
— Это может случиться, — высказался Майло. — Шансы невелики, но.., кто знает, вдруг тебя подденут на крючок? Вдруг у тебя нет необходимого иммунитета?
— Тогда ты останешься без работодателя, — сообщил я.
— Это меня и испугало.
Он не врал. Его это, похоже, действительно волновало.
— Буду осторожен, — заверил его я и направился к трапу.
Любопытно, что это такие за кичевники, живущие в густойбищах? Может быть, все-таки их удастся использовать в своих целях? Чем черт не шутит, когда бог спит? И деньги, наличность... Знай Майло, сколько у меня на данный момент в кармане...
Взявшись за поручни, я выглянул из кабинки. М-да... Действительно — густойбище. Как оказалось, ящер остановился на самом краю обширной просеки, уходившей в неведомую даль. Людей на просеке было видимо-невидимо, причем народ все время двигался, суетился, переходил с места на место и просто сшивался где попало. Ближайшая ко мне компашка была одета в пестрые кургузые кафтанчики, щеголяла широченными, на манер клоунских, штанами и причудливыми шапчонками, украшенными пышными птичьими перьями.
Причем, как я заметил, на наше появление они не обратили ни малейшего внимания, так и продолжали кучковаться вокруг типуса с самодовольным, восточного типа лицом. Сложив пухлые ручки на округлом животике, он что-то важно вещал, скорее всего о своей драгоценной особе. Впрочем, я мог и ошибиться. Кто знает, вдруг толстячок говорит о чем-то вечном и действительно важном?
Легкий ветерок донес до меня несколько слов: «...я создал эпохальное... культовое произведение... о том, как нехорошие паханы из двух враждующих банд попытались опустить честного фраера... заставить его скурвиться... и премии... моего же имени,.. Но кто на это способен?»
Ну да, все верно. О себе родном. Любимая тема почти каждого человека, в каком бы мире он ни жил.
В общем, с этим товарищем все ясно. А дальше? Даль-е-то что? Ну-ка... Дальше действительно было интереснее. Там виднелись высокие шатры, густо оклеенные чьими-то фотографиями. Чьими-то? Я подумал, что на фотографиях скорее всего владельцы шатров. Тут один из них выглянул из своего жилища, и я убедился в правильности своей Догадки. Высунулся, кстати, владелец шатра лишь для того, чтобы прилепить свою новую фотографию.
Прилепил, окинул толпу высокомерным взглядом и, крикнув: «Вот насколько я велик!», спрятался, словно рак-отшельник в раковину. Я покачал головой.
Еще один великий...
За шатрами виднелась толпа людей в коже, с разно-цветными транспарантами в руках. Над ней парил верхом на метле мальчик в очках. Чуть дальше стояла другая толпа, поменьше, и над ней была девочка, верхом на каком-то причудливом музыкальном инструменте. Над следующей толпой, совсем уж маленькой, скорее группкой людей, моталось в воздухе нечто совсем несуразное и на человека-то не похожее. И были там еще какие-то люди, в украшенных блестками одеждах. Причем один из них, великанского роста и с очень глупым лицом, громко изрыгал совершенно непотребные ругательства. И еще... и еще...
Нет, надо спускаться вниз. Сверху, конечно, виднее, но мне-то нужно познакомиться с кичевниками поближе...
— Я подожду, — сказал погонщик. — Ящеру надо отдохнуть. Так что часа два у вас есть. Можете осмотреть густойбище. Главное — не останьтесь здесь навсегда.
— Не останусь, — заверил его я и стал спускаться на землю.
Оказавшись внизу, я подождал спускавшегося Майло и осторожно двинулся в обход толпы, собравшейся вокруг человека с восточным лицом. Не хотелось мне толкаться в ней. А вот ознакомиться со всеми остальными необычностями густойбища — хотелось.
Еще, стоило мне ступить на землю, у меня вдруг возникло странное ощущение, словно бы я тут свой, словно меня тут кто-то ждет. И не только ждет, но и желает со мной познакомиться поближе, кто-то относящийся ко мной в высшей степени хорошо, кто-то родной, близкий...
Это меня что, уже «манит»? Впрочем, нет, вроде бы не должно... Да и как это может быть сделано?
— Как это — манит? — спросил я у Майло. — Как это происходит?
— Кто знает? — ответил он. — Только оставшиеся здесь. Спроси у них.
— У них? Где их можно найти? Майло улыбнулся:
— Да вот же, вокруг тебя. Как ты думаешь, откуда в густойбище взялись люди? Они все когда-то здесь остались. Их всех когда-то поманило.
— Поманило?
— Ну да. Видишь ли, попадающие в густойбище... как бы это сказать... они теряют возможность размножаться... Нет, я не имею в виду секс... тут все в порядке. Просто у них не появляются дети. Такое вот странное свойство у густойбища.
— И как они это переносят? — спросил я, с любопытством оглядываясь.
Несчастными кичевники не выглядели. Скорее наоборот.
— Нормально, — ответил Майло. — Это даже удобно. Видишь ли, даже имей они такую возможность, то настоящим кичевникам некогда было бы заниматься Детьми. Совсем некогда. И в результате бедные крошки, появись они на свет здесь, могли запросто, к примеру, помереть с голоду и жажды. А уж пеленки им никто бы не стал менять совершенно точно.
— Им некогда? — уточнил я. ~- Вот именно. Некогда.
— Чем же тогда кичевники занимаются? Мне кажется, они просто бьют баклуши?
— В этой части густойбища. Здесь они просто тусуются. Ну, знаешь, как карты в колоде. А вот если пройти дальше, то можно увидеть целые плантации приколов. Их выращивает особая порода кичевников, отличающаяся полным отсутствием воображения и чувства юмора.
— Приколы? — переспросил я. — Зачем они им?
— От них все кичевники приходят в хорошее настроение. Они им нравятся.
— Ага, ясно.
Я понимающе кивнул.
Нет, объяснения, конечно, штука хорошая, но некоторые вещи стоит увидеть собственными глазами. Что там за приколы, с чем их кичевники едят? Может быть, тогда хоть что-то прояснится.
— А еще приколы являются средством опознания. Настоящий кичевник от них просто тащится. Ну, так по крайней мере говорят.
— Тащится?
— Да, и еще его от них колбасит. По правде говоря, я всегда хотел посмотреть, как это происходит. Может быть, сейчас получится?
— Тогда не будем здесь задерживаться, — предложил я. — Давай поищем плантации приколов.
— Давай, — согласился Майло.
К этому времени толпа вокруг человека с восточным лицом осталась уже позади, и мы теперь находились возле шатров. Украшавшие их фотографии были довольно красноречивы. Я даже ненадолго остановился, чтобы рассмотреть одну из них, находившуюся в самом центре скопления жилищ местной элиты. На ней была изображена женщина с лицом домохозяйки. Она стояла на вершине пирамиды из книг с яркими обложками. У подножия пирамиды сидели три толстых бородача и что-то печатали на пишущих машинках. Судя по формату заложенных в машины листков и по валявшимся рядом с бородачами пустым книжным обложкам, они создавали книги для этой пирамиды.
Хм... странная все-таки штука, это густойбище. Как можно объяснить эту фотографию? Я покачал головой.
— Это элитные чумы, — объяснил Майло. — В них живут только самые известные кичевники.
— А что означает вот это? — спросил я у него и ткнул пальцем в так озадачившую меня фотографию.
Майло пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления. Но что-то, несомненно, означает.
— А откуда кичевники взялись? — спросил я. — Ты не знаешь, как они здесь очутились?
— Знаю, — сообщил мой провожатый. — Это случилось не так давно. Если хочешь, могу рассказать.
— Валяй, — разрешил я. — Только давай не будем терять время. Двигаемся дальше.
Мы пошли прочь от шатров, и тут я увидел тотем. Он стоял возле самой границы просеки, до поры до времени скрытый деревьями. У подножия его был насыпан холм, как мне показалось, насыпанный из перевязанных крест-накрест пачек бумаги. На самой вершине тотема была устроена площадка, украшенная флагами, здорово смахивающими на американские. Еще на площадке виднелась горка магнитофонных кассет и компьютерных сидиромов.
Мне захотелось протереть глаза.
Американские флаги... вот как? Откуда это? Может быть, они всего лишь привиделись? Ну-ка... ну-ка... надо взглянуть поближе.
— Ты куда? — насторожился Майло.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал я. Ноги сами несли меня к этому тотему.
— Хочешь посмотреть на тотем затуманивания?
— Хочу, — признался я.
Теперь продвигаться к холму было труднее. Возле | него было довольно многолюдно. Причем, как я уже видел, чем ближе к нему, тем больше попадалось коленопреклоненных фигур. Можно было даже рассмотреть закинутые к небу лица, выражающие беспредельный восторг, полузакрытые в экстазе глаза, вскинутые руки...
М-да... Если эти пачки еще и окажутся долларами... Откуда они тут могли взяться? Возможно, этот мир все-таки как-то связан с моим родным? А раз так, то остается лишь найти эту связь...
Я остановился и тряхнул головой.
Да нет же... Мне это всего лишь показалось.
Теперь я совершенно ясно видел, что флаги лишь достаточно отдаленно напоминают американские, а предметы на площадке совсем не похожи на кассеты и диски, да и пачки не сильно смахивают на доллары.
Как я мог обознаться?
— Парень, — вкрадчиво сказал Майло, — а не поманило ли тебя? Может быть, лучше вернуться к ящеру?
Поманило? Вот еще. Это меня-то, человека, жившего годы и годы в мире снов, научившегося мгновенно распознавать любую его ловушку? Да нет, я не могу попасться так просто. По сравнению с каким-нибудь средней паршивости кошмаром... Может быть, я сам себя обманул, принял желаемое за действительное? Но угодить в ловушку с подменой... Нет, такого не может быть.
— Все нормально, — заверил я своего провожатого и, повернувшись к тотему спиной, пошел прочь.
— Ну, как знаешь, — пробормотал Майло. — А я на всякий случай все-таки вернулся бы к ящеру.
И тут я резко остановился во второй раз, поскольку вот это-то галлюцинацией быть не могло.
«Мурка»! Где-то совсем рядом струнный инструмент, кажется скрипка, наигрывал «Мурку». Причем сейчас никакой ошибки быть не могло. Она самая, до последней ноты, родившаяся в блатных шалманах и выросшая, набравшаяся сил в продымленных пьяных кабаках. Превратившаяся со временем в своеобразный гимн блатного понимания мира. Она была здесь, и честное слово, услышав эту мелодию, я напрочь забыл о ее преступном прошлом. В данный момент она являлась весточкой из моего мира. И вот ее-то спутать с чем-то другим я никак не мог. Совпадения были исключены.
«Мурка»!
Я рванулся туда, откуда она слышалась.
— Его поманило! — послышался за спиной крик Майло.
Какое там — поманило? И кстати, что еще он мог крикнуть? Ему-то эта мелодия ничего не говорила. Интересно, как она здесь называется? А может, сохранила родное название?
Майло схватил меня за руку. Причем отпускать ее он явно не собирался. На лице у него была написано выражение безграничного упрямства. Примерно с таким же видом бизнесмен средней руки, узрев кружку Для сбора благотворительных пожертвований, хватается
За бумажник.
— Пусти, — тихо сказал я. — Мне надо... я тут услышал...
— Знаю я, чего ты услышал, — пропыхтел Майло. — Голос небось? Все, кого поманило, его слышат. Не пущу!
— Да какой голос?!
Я все-таки вырвал руку и двинулся на музыку. Если она замолчит, если музыкант надумает сыграть что-то другое, то я, возможно, даже не смогу его найти. Мало ли в толпе найдется скрипачей? И значит, необходимо торопиться, пока льющаяся из-под смычка музыка не исчезла.
Где-то там, в толпе ряженых, за видневшейся неподалеку аркой из живых цветов, играл на скрипке человек, каким-то образом побывавший в моем мире, услышавший там эту мелодию, почти наверняка знающий в него дорогу... Где-то там...
— Стой, — кричал сзади Майло. — Тебе туда нельзя!
Вот тут мне захотелось ему врезать. Для того, чтобы не тратить время на объяснения. Сейчас была дорога каждая секунда. И я даже стал прикидывать, куда его будет лучше ударить, для того чтобы сразу сбить с ног, отвязаться от него хотя бы на некоторое время.
Анимэшка!
Она была тут как тут, висела в воздухе, наподобие посланного господом ангела-вестника и криво ухмылялась.
А что она мне может сделать?
— Значит, тебя куда-то поманило? — деловым тоном поинтересовалась она.
— И ты туда же... — буркнул я, невольно замедляя шаг. Не стоило мне это делать.
Тотчас воспользовавшись тем, что я сбавил ход, меня догнал Майло и, снова вцепившись мне в руку, заголосил:
— Его поманило! Он уже разговаривает с неслышимыми голосами. Поманило!
Да, придется его все-таки ударить. Вот сейчас.
— Куда ты рвешься? — спросила тем временем анимэшка.
— Долго объяснять, — сообщил я. — Да и не хочу я...
— Понятно.
— Вот именно, — пробормотал я, разворачиваясь для того, чтобы ударить Майло.
Не успел я это сделать, поскольку ударили меня. И это была анимэшка. Удар ее был так силен, что я потерял сознание.
12
Кабинка мерно покачивалась. Динозавр вновь вез нас в столицу. Я наградил анимэшку яростным взглядом и ехидно прошипел:
— А ты, значит, доказала мне, что можешь на меня воздействовать?
Майло, услышав мой вопрос, дернулся было на него ответить, но тут же, вспомнив полученные от меня несколько минут назад объяснения и сообразив, что я разговариваю не с ним, расслабился.
— Я тебя предупреждала, — напомнила анимэшка.
— О чем?
— Это был он, тот самый особо важный случай.
— Особо важный?
— Да.
— Ты уверена?
— Несомненно.
— Может, стоило сначала спросить моего мнения?
— Ты был невменяем, — отрезала анимэшка. — О Каком мнении ты говоришь? У одержимых мнения о том, как с ними поступить, не спрашивают. На них просто надевают смирительную рубашку и прячут под замок.
Голова болела просто немилосердно, и я в очередной раз поморщился.
Быть может, окажись я на земле, а не на спине динозавра, и имей возможность немного полежать с закрытыми глазами, часа два-три, мне стало бы гораздо лучше.
Майло молча поднялся и отправился в отделение погонщика. Вернувшись из нее, он протянул мне маленькую фляжечку.
— Один глоток.
Я одарил его мрачным взглядом. Тоже лекарь нашелся...
Впрочем, боль не утихала и моя рука, чуть ли не вопреки воле, ухватила фляжку и скрутила ее пробку. Я сделал глоток и невольно крякнул. Напиток здорово смахивал на слегка перебродивший сок крыжовника. Еще от него приятно щипало язык.
— Только один глоток, — заявил Майло и, поспешно забрав фляжку, унес ее погонщику.
Я вдруг почувствовал, что головная боль стихла. Значит, напиток все-таки подействовал. Интересно, из чего его приготовили? А может, не стоит это знать?
— Легче стало? — участливо спросила анимэшка. Я мрачно хмыкнул.
Издевается она или в самом деле сочувствует?
— Я спрашиваю, легче тебе стало?
На этот раз в голосе моей надзирательницы чувствовались стальные нотки. Она требовала подтверждения. Хорошо, раз так...
— Легче, — сказал я.
— Значит, ты уже в полной мере восстановил свои способности к логическому мышлению. Ну, насколько они тебе присущи, конечно.
Присущи... конечно...
Я тихо зарычал.
Ну, сейчас она у меня получит. Эта пигалица. Да попади она хоть раз в ситуацию, в которых я бывал десятками.
— В общем, ты уже способен нормально воспринимать логические доводы?
— А ты, значит, можешь их привести? Доводы, основанные на логике? И каким логическим образом ты объяснишь свой предательский удар?
— Браво, — сказала анимэшка. — Ты уже огрызаешься.
— А кто мне запретит?
— Значит, и в самом деле пришел в норму.
— Какой у тебя дух-охранник разговорчивый, — вежливо улыбаясь, промолвил вернувшийся из отделения погонщика Майло. — Ты с ним все общаешься и общаешься.
Я не удостоил его ответа. Мне сейчас важнее всего было схлестнуться со своей надзирательницей, с этим Демоном-вредителем. И я уже знал, что именно ей выдам, примерно прикинул, где у нее находится болевая точка.
— В общем, некогда мне тут с тобой лясы точить, — заявила анимэшка, — Главное я сказала. За удар извиняться не собираюсь, поскольку он был нанесен вовремя и ради спасения твоей шкуры. Наверняка ты не мог разглядеть арку, в которую намеревался войти, к которой так рвался...
— А что с аркой? — спросил я. — Самая обычная увитая цветами арка. Что в ней было такого страшного?
— Ах, увитая цветами? — ухмыльнулась эта язва. -! Ну, тогда все понятно. В общем, мне пора. И не собираюсь я отвлекать тебя от дел. Кажется, ты рвался претворять в жизнь задание касика? Вот и приступай.
— Но ты...
— Пора, ухожу, — отрезала анимэшка и, показав мне язык, растворилась в воздухе.
Мне захотелось хорошенько садануть кулаком по чему-нибудь твердому, сбросить пар, избавиться от клокотавшей внутри ярости. При этом я совершенно четко осознавал, что меня сделали по полной программе. И кто? Девчонка, нарисованная каким-то неизвестным художником. Самая обычная греза. Великий Гипнос, за что мне это? Я бросил яростный взгляд на Майло. Ну, если он позволит себе хотя бы улыбнуться...
С инстинктом самосохранения у пройдохи было в порядке. Он поспешно отвел взгляд в сторону и сделал вид, будто его моя персона совершенно не интересует. В просторечии это называется «прикинуться ветошью и не отсвечивать».
В общем, прикинулся. И правильно сделал. Чувствуя, как постепенно остываю, я встал и, отстегнув кожух окна, осторожно отодвинув его в сторону, выглянул наружу.
Лес кончился. Теперь вокруг была степь. А еще была ночь и в небе висели две луны. Одна зеленая, большая, а другая синяя, словно губы у перекупавшегося человека, и маленькая. Ночь... Я пригляделся.
Да, ошибки быть не могло. Где-то далеко, на самой границе поля зрения плясали в воздухе сотни, тысячи огоньков. Они собирались в группки, рассыпались в стороны, снова сближались. Я подумал, что их движение здорово напоминает суету членов парламента накануне обсуждения хорошо приплаченного, но совершенно непопулярного в народе закона.
— А ты, значит, доказала мне, что можешь на меня воздействовать?
Майло, услышав мой вопрос, дернулся было на него ответить, но тут же, вспомнив полученные от меня несколько минут назад объяснения и сообразив, что я разговариваю не с ним, расслабился.
— Я тебя предупреждала, — напомнила анимэшка.
— О чем?
— Это был он, тот самый особо важный случай.
— Особо важный?
— Да.
— Ты уверена?
— Несомненно.
— Может, стоило сначала спросить моего мнения?
— Ты был невменяем, — отрезала анимэшка. — О Каком мнении ты говоришь? У одержимых мнения о том, как с ними поступить, не спрашивают. На них просто надевают смирительную рубашку и прячут под замок.
Голова болела просто немилосердно, и я в очередной раз поморщился.
Быть может, окажись я на земле, а не на спине динозавра, и имей возможность немного полежать с закрытыми глазами, часа два-три, мне стало бы гораздо лучше.
Майло молча поднялся и отправился в отделение погонщика. Вернувшись из нее, он протянул мне маленькую фляжечку.
— Один глоток.
Я одарил его мрачным взглядом. Тоже лекарь нашелся...
Впрочем, боль не утихала и моя рука, чуть ли не вопреки воле, ухватила фляжку и скрутила ее пробку. Я сделал глоток и невольно крякнул. Напиток здорово смахивал на слегка перебродивший сок крыжовника. Еще от него приятно щипало язык.
— Только один глоток, — заявил Майло и, поспешно забрав фляжку, унес ее погонщику.
Я вдруг почувствовал, что головная боль стихла. Значит, напиток все-таки подействовал. Интересно, из чего его приготовили? А может, не стоит это знать?
— Легче стало? — участливо спросила анимэшка. Я мрачно хмыкнул.
Издевается она или в самом деле сочувствует?
— Я спрашиваю, легче тебе стало?
На этот раз в голосе моей надзирательницы чувствовались стальные нотки. Она требовала подтверждения. Хорошо, раз так...
— Легче, — сказал я.
— Значит, ты уже в полной мере восстановил свои способности к логическому мышлению. Ну, насколько они тебе присущи, конечно.
Присущи... конечно...
Я тихо зарычал.
Ну, сейчас она у меня получит. Эта пигалица. Да попади она хоть раз в ситуацию, в которых я бывал десятками.
— В общем, ты уже способен нормально воспринимать логические доводы?
— А ты, значит, можешь их привести? Доводы, основанные на логике? И каким логическим образом ты объяснишь свой предательский удар?
— Браво, — сказала анимэшка. — Ты уже огрызаешься.
— А кто мне запретит?
— Значит, и в самом деле пришел в норму.
— Какой у тебя дух-охранник разговорчивый, — вежливо улыбаясь, промолвил вернувшийся из отделения погонщика Майло. — Ты с ним все общаешься и общаешься.
Я не удостоил его ответа. Мне сейчас важнее всего было схлестнуться со своей надзирательницей, с этим Демоном-вредителем. И я уже знал, что именно ей выдам, примерно прикинул, где у нее находится болевая точка.
— В общем, некогда мне тут с тобой лясы точить, — заявила анимэшка, — Главное я сказала. За удар извиняться не собираюсь, поскольку он был нанесен вовремя и ради спасения твоей шкуры. Наверняка ты не мог разглядеть арку, в которую намеревался войти, к которой так рвался...
— А что с аркой? — спросил я. — Самая обычная увитая цветами арка. Что в ней было такого страшного?
— Ах, увитая цветами? — ухмыльнулась эта язва. -! Ну, тогда все понятно. В общем, мне пора. И не собираюсь я отвлекать тебя от дел. Кажется, ты рвался претворять в жизнь задание касика? Вот и приступай.
— Но ты...
— Пора, ухожу, — отрезала анимэшка и, показав мне язык, растворилась в воздухе.
Мне захотелось хорошенько садануть кулаком по чему-нибудь твердому, сбросить пар, избавиться от клокотавшей внутри ярости. При этом я совершенно четко осознавал, что меня сделали по полной программе. И кто? Девчонка, нарисованная каким-то неизвестным художником. Самая обычная греза. Великий Гипнос, за что мне это? Я бросил яростный взгляд на Майло. Ну, если он позволит себе хотя бы улыбнуться...
С инстинктом самосохранения у пройдохи было в порядке. Он поспешно отвел взгляд в сторону и сделал вид, будто его моя персона совершенно не интересует. В просторечии это называется «прикинуться ветошью и не отсвечивать».
В общем, прикинулся. И правильно сделал. Чувствуя, как постепенно остываю, я встал и, отстегнув кожух окна, осторожно отодвинув его в сторону, выглянул наружу.
Лес кончился. Теперь вокруг была степь. А еще была ночь и в небе висели две луны. Одна зеленая, большая, а другая синяя, словно губы у перекупавшегося человека, и маленькая. Ночь... Я пригляделся.
Да, ошибки быть не могло. Где-то далеко, на самой границе поля зрения плясали в воздухе сотни, тысячи огоньков. Они собирались в группки, рассыпались в стороны, снова сближались. Я подумал, что их движение здорово напоминает суету членов парламента накануне обсуждения хорошо приплаченного, но совершенно непопулярного в народе закона.