— Возможно, что ты уже носишь моего ребенка, — тихо сказал он.
   — Я очень хорошо помню об этой возможности. — Она обхватила руками свои согнутые колени. — Я дам тебе знать, как только у меня будет ответ.
   Ногти Майкла впились в ладони. Конечно, вчера он навязал ей физическую близость отчасти потому, что хотел подтолкнуть ее к идее брака — от этого некрасивого факта никуда не денешься, — но он совсем не хотел, чтобы она сразу же и зачала. Он планировал привязать ее к себе, разжигая в ней страсть, а не загоняя ее в угол посредством незапланированной беременности.
   А теперь она фактически говорит ему, что выйдет за него только ради ребенка.
   — Понимаю, — сказал он и сам удивился, что голос его прозвучал уж слишком спокойно, учитывая, какая ярость кипела в его крови.
   Ярость, на которую он, может, и не имел морального права, однако испытывал именно это чувство, и не такой уж он был идеальный джентльмен, чтобы вести себя как ни в чем не бывало.
   — Какая жалость, что я пообещал не набрасываться на тебя сегодня утром! — В голосе его прозвучали опасные нотки, и он не смог сдержать хищной улыбки.
   Она резко обернулась к нему.
   — А то я бы мог… как это говорится? — Он задумчиво поскреб подбородок. — Способствовать окончательному решению вопроса. Или по крайней мере получить немалое удовольствие, пытаясь это сделать.
   — Майкл…
   — Впрочем, — перебил он ее, — если верить моим часам, — он потянулся к столу, на который положил свои карманные часы и прочие мелочи, — до полудня осталось не более пяти минут.
   — Ты не посмеешь, — прошептала она.
   Ему было не слишком весело, но все же он улыбнулся:
   — Ты не оставила мне выбора.
   — Почему? — спросила она, и он, хотя совершенно не понимал, о чем именно она его спрашивает, ответил, и к тому же вполне правдиво:
   — Потому что я не могу иначе. Глаза ее расширились.
   — Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он. Она покачала головой.
   Она была всего в полуметре от него, и оба сидели на полу. Он придвинулся ближе к ней, и когда она не попыталась убежать, сердце у него в груде так и запрыгало.
   — Ты позволишь мне поцеловать тебя? — прошептал он" Она не шелохнулась. Он наклонился к ней.
   — Я уже говорил, что не стану соблазнять тебя без твоего на то разрешения, — проговорил он тихо и хрипло. Ее губы были так близко от его губ.
   Она по-прежнему не двигалась.
   — Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он снова. Она потянулась к нему.
   И он понял, что теперь она — его.

Глава 19

   …мне кажется, Майкл всерьез подумывает о возвращении. Он не говорит в своих письмах об этом прямо, но интуиция подсказывает мне, что именно это у него на уме. Я понимаю, что не годится мне уговаривать его уехать из Индии, где он добился таких успехов, но я думаю, что он очень соскучился по всем нам. Ну разве не замечательно было бы, если б он был с нами рядом, дома?
Из письма Хелен Стерлинг графине Килмартин, написано за девять месяцев до возвращения графа Кшшартина из Индии.
 
   Удивительно, думала Франческа, и как это она совсем не лишилась рассудка, когда губы его коснулись ее губ. Опять Майкл сначала спросил ее позволения. Опять он дал ей возможность ускользнуть заблаговременно, отвергнуть его и сохранить между ними благоразумное расстояние.
   Но опять здравый смысл ее оказался в плену тела, дыхание ее участилось, сердце заколотилось как бешеное, и у нее просто недостало сил противостоять легкой дрожи предвкушения, которая объяла ее, едва сильные руки скользнули по ее телу.
   — Майкл, — шепнула она, но они оба понимали, что умоляющие нотки в ее голосе отнюдь не означали отказа. Она не просила его остановиться — она просила его продолжать и насытить ее изголодавшееся сердце, как он сделал вчера, напомнить о том прекрасном, ради чего и стоило быть женщиной, и научить ее головокружительному блаженству чувственности.
   — М-м… — только и ответил он. Пальцы его проворно расстегнули пуговицы ее платья, и, хотя оно было еще мокрым и возиться с ним было непросто, он сумел снять платье в рекордно короткое время, так что она осталась в одной хлопковой сорочке, которую дождь превратил в почти прозрачное одеяние.
   — Ты такая красивая, — прошептал он, не в силах оторвать взгляда от ее грудей, четко обрисовавшихся под влажной тканью. — Я не могу… я не знаю…
   Он так больше ничего и не сумел сказать, чем несколько ее озадачил, и она взглянула на его лицо. А ведь это для него были не просто слова, с изумлением поняла она вдруг. Он судорожно сглатывал, и на лице его было выражение, какого она никогда не видала прежде.
   — Майкл? — шепотом окликнула она его. Это был вопрос, хотя она и сама толком не понимала, о чем спрашивает.
   А он уж тем более не знал, как на такой вопрос ответить. По крайней мере словами. И потому сгреб ее в охапку, и отнес на постель, и, усадив на край матраса, приготовился снять с нее рубашку.
   Вот момент, когда можно остановиться, напомнила себе Франческа. Вот сейчас можно положить всему конец. Майкл желал ее, и очень сильно, это она ясно видела. Но он остановится, если она скажет хотя бы слово.
   Но она не могла. Какие бы доводы ни приводил ее мозг в пользу благоразумия и сдержанности, губы ее способны были только на одно: тянуться к его губам, моля о поцелуе.
   Она желала этого. Она желала его. Хотя и понимала, что это дурно.
   Он сделал ее безнравственной теперь ей хотелось наслаждаться своей безнравственностью.
   — Нет, — сказала она, и ей самой показалось, что это прозвучало грубо.
   Его руки замерли.
   — Я сама сниму, — сказала она.
   Он поймал ее взгляд, и ей показалось, что вот сейчас она утонет в этих серебристых глубинах. В этих глазах мелькала тысяча вопросов, ни на один из которых она не готова была дать ответ. Но одно она знала твердо, даже если никогда не осмелится облечь свою мысль в слова. Если она сделает это, если пойдет на поводу у желаний своего тела, то она пойдет до конца. Она станет брать, что желает, и красть, что ей нужно, так что к концу дня — если она достаточно придет в себя и положит конец безумию хотя бы к концу дня — на счету ее будет один эротический опыт, одно испепеляющее свидание, в ходе которого командовала она сама.
   Он разбудил в ней распутницу, и теперь она желала отомстить.
   Рука ее легла на его грудь, и она толкнула его на постель. Он сидел и смотрел на нее сверкающими глазами, чуть приоткрыв рот, и, очевидно, глазам своим не верил.
   Она отступила на шаг, наклонилась, взялась за подол сорочки и шепотом спросила:
   — Ты хочешь, чтобы я ее сняла? Он кивнул.
   — Тогда скажи, — потребовала она. Ей хотелось знать, окончательно он потерял дар речи или нет. И еще, способна ли она довести его до безумия, сделать рабом своих желаний так, как он вчера подчинил себе ее.
   —Да, — выдохнул он. Слово это прозвучало хрипло и прерывисто.
   Франческа отнюдь не была невинной девицей: она была два года замужем за мужчиной, который был молод, энергичен и полон здоровых желаний и который научил ее давать выход и ее собственным желаниям. Она умела держаться бесстыдно и знала, что это может подстегнуть ее собственную чувственность, но в ее прошлой жизни не было ничего, что могло бы подготовить ее к этому моменту, насыщенному, как электричеством, порочным восторгом, когда она стала раздеваться для Майкла.
   Или к тому жару, который объял все ее существо, когда она подняла глаза на Майкла и увидела, как он смотрит на нее.
   Она ощутила свою власть.
   И власть эта ей понравилась.
   С нарочитой медлительностью она стала поднимать подол рубашки, сначала до колен, а затем обнажая понемногу бедра.
   — Так достаточно? — насмешливо спросила она со знойной полуулыбкой.
   Он затряс головой, мол, нет, и потребовал:
   — Еще.
   Потребовал? Это ей не понравилось. И она прошептала:
   — Попроси.
   — Еще, — сказал он гораздо смиреннее.
   Она одобрительно кивнула, но когда средоточие ее женственности должно было открыться его взорам, повернулась спиной и только тогда стянула через голову рубашку.
   Она слышала, как он тяжело и часто дышит, слышала совершенно отчетливо, и почти чувствовала жар этого дыхания на своей спине. Но все не поворачивалась. Вместо того она издала ленивый, соблазнительный стон и провела руками по бокам снизу вверх — по бедрам, ягодицам и потом к груди. И хотя знала, что он не может этого видеть, сжала грудь ладонями.
   Он поймет, что она делает.
   И это доведет его до исступления.
   Она услышала за спиной шорох, шуршание, затем скрип деревянной рамы кровати и резко скомандовала: — Не двигайся!
   — Франческа! — простонал он, и голос его прозвучал много ближе. Должно быть, он сел на постели и вот-вот готов был схватить ее.
   — Ляг, — сказала она грозно.
   — Франческа, — снова позвал он ее, и в голосе его было нечто напоминающее отчаяние.
   Это заставило ее улыбнуться.
   — Ляг, — повторила она, все так же не оборачиваясь. Она слышала, как он тяжело дышит, и знала, что он не двинулся с места и не может решить, как ему поступить.
   — Ляг, — сказала она в последний раз. — Если хочешь получить меня.
   Мгновение продолжалась тишина, затем она услышала, как он укладывается на постели. Но она слышала и его дыхание, которое стало теперь прерывистым.
   — Вот так-то, — прошептала она.
   Она подразнила его еще чуть-чуть, гладя свою кожу ладонями, проводя по ней кончиками ногтей, отчего сразу бежали мурашки. И застонала.
   — Франческа, — прошептал он.
   Руки ее скользнули к животу, еще ниже — не так глубоко, чтобы коснуться собственной плоти, не настолько она еще была безнравственна, чтобы отважиться на подобное, — но так, чтобы прикрыть ладонями холмик, и пускай он теряется в догадках, что же именно делают сейчас ее пальцы.
   — О-о! — простонала она снова.
   Он издал какой-то звук, горловой, дикарский, совершенно нечленораздельный. Он был почти на грани, и вряд ли удастся подразнить его дольше.
   Она взглянула на него, провела языком по губам и сказала:
   — Следовало бы тебе это снять. — Она бросила значительный взгляд на его бедра, еще прикрытые бельем. Он все же разделся не полностью, когда снимал мокрую одежду у камина, и теперь символ его мужественности едва не рвал ткань подштанников. — Так, наверное, очень неудобно, — добавила она с невинным видом.
   Он что-то буркнул и буквально сорвал с себя подштанники.
   — Вот это да! — вырвалось у Франчески. Хотя она заготовила эту реплику, намереваясь подразнить его, но вышло так, что слова полностью соответствовали ее чувствам. Он был огромный и могучий, и она поняла, что играет в опасную игру, подталкивая его к самому краю.
   Но она не могла остановиться. Она упивалась своей властью над ним.
   — Очень мило, — промурлыкала она, оглядывая его с головы до ног и позволяя глазу задержаться на символе его мужественности.
   — Фрэнни, — сказал он, — довольно.
   — Отвечай мне, Майкл, — сказала она властно. — Если ты хочешь меня, то ты меня получишь. Но командовать буду я.
   — Фрэн…
   — Таковы мои условия.
   Он замер, затем чуть откинулся назад в знак согласия. Но не лег. Он сидел, чуть откинувшись назад, упираясь ладонями в матрас. Все мускулы его тела были напряжены, и в глазах его было какое-то хищное выражение, как у кота, готового к прыжку.
   Она вдруг поняла, что он роскошен.
   И он был ее, только захоти она.
   И дрожь желания пробежала по ее телу.
   — Что мне теперь сделать? — спросила она.
   — Иди сюда, — хрипло сказал он.
   — Нет еще, — сказала она и повернулась к нему в профиль. Она заметила, что взгляд его был прикован к ее напрягшимся соскам и что глаза его потемнели и язык нервно облизывает губы. И она почувствовала, что напрягается еще больше при воспоминании о том, как его язык касался ее тела. Она поднесла руку к груди, приподняла одну грудь на ладони, как бы предлагая ему восхитительный дар, и прошептала:
   — Это ты хочешь?
   — Ты знаешь, чего я хочу, — почти прорычал он.
   — М-м… Да, знаю, — сказала она, — но разве все не кажется нам во сто крат слаще, когда приходится сначала подождать?
   — Ты даже не представляешь, до какой степени. Она посмотрела на свою грудь.
   — Интересно, что будет, если я сделаю… вот так. — Пальцы ее взяли сосок и стали перекатывать его. По телу ее пробежала сладостная дрожь.
   — Фрэнни! — простонал Майкл. Она кинула на него быстрый взгляд. Губы его приоткрылись, глаза казались остекленевшими от страсти.
   — Мне это нравится, — объявила Франческа с непритворным изумлением. Никогда прежде она не касалась своего тела так, никогда даже не думала об этом до того, как заставила Майкла стать зрителем. — Мне нравится, — сказала она снова, затем подняла вторую руку и принялась за вторую грудь и стала ласкать их одновременно, стискивая ладонями как своего рода корсетом.
   — О! — простонал Майкл.
   — Я и не думала, что могу так, — сказала она, выгибая спину.
   — У меня это получилось бы лучше, — хрипло заметил Майкл.
   — М-м… может быть, — признала она. — У тебя ведь богатый опыт, разве нет? — И она посмотрела на него с таким искушенным и благосклонным видом, как будто ей было нисколько не неприятно, что он за свою жизнь успел соблазнить десятки женщин. И что самое странное, до этого момента она всегда думала, что так оно и есть.
   Но теперь…
   Теперь он был ее. Он был ее, и она могла соблазнять его и наслаждаться им, и пока она может заставлять его делать то, что угодно ей, она не станет думать о тех, других женщинах. Их же не было сейчас в сторожке. Здесь была только она, и Майкл, и жар страсти, вспыхнувшей между ними.
   Она приблизилась к постели, но отвела его руку, едва он потянулся к ней.
   — Если я позволю тебе коснуться одной, ты пообещаешь мне кое-что?
   — Что угодно.
   — Ничего кроме, — объявила она с несколько даже официальным видом. — Ты можешь делать только то, что я позволяю тебе, и ничего кроме.
   Он кивнул.
   — Ляг, — приказала она. Он лег.
   Она забралась на постель, тщательно следя, чтобы тела их не соприкасались, устроилась над ним на четвереньках и, качнувшись всем телом, сказала:
   — Одна рука, Майкл. Ты можешь использовать одну руку. Застонав, он протянул одну руку и прикрыл ее грудь.
   — О Боже! — сказал он, содрогаясь от наслаждения, и добавил умоляюще: — Можно обеими руками? Пожалуйста!
   Она не в силах была отказать. От первого же его прикосновения тело ее воспламенилось, и как бы ей ни хотелось показать свою власть над ним, а сказать «нет» она была не в состоянии. Она кивнула, так как не могла вымолвить ни слова, и выгнула спину, и вдруг обе его руки оказались на ее груди, и они мяли, ласкали и превращали ее возбуждение в безумный экстаз.
   — Самый кончик, — прошептала она. — Делай так, как я делала.
   Он украдкой улыбнулся, и ей сразу же подумалось, что, пожалуй, теперь не она командует, но он сделал так, как она приказала, и пальцы его принялись за ее сосок.
   Как он и говорил, выходило это у него гораздо лучше. Тело ее обмякло, и она едва удержалась в прежнем положении.
   — Возьми меня в рот, — приказала она, но командных ноток в ее голосе поубавилось. Она умоляла его, и оба они это понимали.
   Но она хотела этого. Да, хотела. Джон, несмотря на то что в постели проявлял кипучий нрав, никогда не ласкал ее грудь так, как это делал Майкл вчера. Не сосал, не покусывал. Франческа и не подозревала, что мужчина и женщина могут выделывать такие вещи.
   Но теперь мало того что она их делала, она еще все время фантазировала на эту тему.
   — Спустись пониже, — сказал Майкл, — если ты хочешь, чтобы я и дальше продолжал лежать.
   Все так же стоя на четвереньках, она пригнулась к нему, и грудь ее теперь качалась возле самых его губ.
   — Что ты хочешь, Франческа? — спросил он, и она ощутила на коже его влажное, жаркое дыхание.
   — Ты знаешь.
   — А ты скажи снова.
   Она больше не командовала. Она понимала это, и ей было все равно. Его голос звучал и мягко, и властно, но Франческа уже была в таком состоянии, что способна была только подчиняться.
   — Возьми меня в рот, — попросила она. Голова его рванулась вверх, и его губы обхватили ее и потянули вниз, пока она не оказалась так близко к нему, что он мог спокойно дарить ей ласки. Он щекотал и дразнил, а она чувствовала, что все больше подпадает под его чары, теряет и волю, и силы, и хочет только одного: лечь на спину и позволить ему делать с собой все, что ему заблагорассудится.
   А теперь что? — вежливо осведомился он. — Снова то же самое или, — тут он защекотал ее языком с какой-то особо безнравственной изощренностью, — что-нибудь иное?
   — Что-нибудь иное, — выдохнула она, сама не зная, действительно ли ей хочется чего-то иного, или же она просто не в силах была выносить и далее то, что он делал с ней сейчас.
   — Командуешь ты, — напомнил он чуть насмешливо. Я в твоем распоряжении.
   — Я хочу… я хочу… — Дыхание у нее перехватило, и она не смогла договорить. А может, просто сама не знала, чего она хочет.
   — Может, выслушаешь мои предложения? Она кивнула.
   Он провел пальцем по ее животу вниз, к средоточию ее женственности.
   — Я могу ласкать тебя здесь, — раздался его дьявольский шепот, — или, если тебе больше нравится, целовать.
   Все тело ее напряглось при одной мысли об этом.
   — Но тут возникают новые вопросы, — продолжал он. — Ты можешь лечь, и я встану на колени меж твоих ног, или же можешь остаться надо мной и опуститься к моим губам.
   — О Боже! — Она не знала, что выбрать. Она даже никогда прежде не подозревала, что такие вещи возможны.
   — Или же, — добавил он задумчиво, — ты можешь взять в рот меня. Я совершенно уверен, что мне это понравится, хотя, пожалуй, это будет не совсем в ключе нынешнего нашего свидания.
   Франческа даже рот приоткрыла от изумления и, не удержавшись, покосилась на символ его мужественности, огромный и готовый к действию. Ей случалось целовать в это место Джона, пару раз, когда она бывала в особо бесшабашном настроении, но взять в рот это?
   Это было слишком неприлично. Даже на ее нынешний развращенный взгляд.
   — Нет, — сказал Майкл с лукавой улыбкой. — В другой «аз, быть может. Уверен, что ты очень быстро это освоишь.
   Франческа кивнула, сама с трудом веря, что обещает такое.
   — Так что пока будем держаться прежней программы, или…
   — Или что? — спросила она хриплым шепотом. Ладони его легли ей на бедра.
   — Или мы можем сразу же перейти к главному блюду, — сказал он и нежно, но властно потянул ее к себе. — Ты можешь быть сверху. Ты так пробовала?
   Она покачала головой.
   — Хочешь попробовать? Она кивнула.
   Одна его ладонь соскользнула с ее бедра, легла ей на затылок, и он притянул ее к себе так близко, что они оказались нос к носу.
   — Учти, я не самый кроткий пони. Тебе нелегко будет удержаться в седле.
   — Я хочу этого, — прошептала она.
   — Ты готова? Она кивнула.
   — Точно? — Губы его чуть изогнулись в дразнящей улыбке. Она не понимала, о чем он ее спрашивает, и он знал это.
   Она только посмотрела на него, вопросительно расширив глаза.
   — Ты там готова?
   Щеки ее так и вспыхнули, хотя и до этого пылали, но она кивнула.
   — Ты уверена? — задумчиво спросил он. — Пожалуй, стоит проверить, просто на всякий случай.
   У Франчески перехватило дыхание, когда она увидела, как рука его двинулась к заветной цели — медленно, решительно, заставляя ее дрожать от предвкушения. А затем, как раз когда она решила, что сейчас закричит, он прикоснулся к ней и пальцы его принялись описывать окружности по ее мягкой плоти.
   — Очень мило, — промурлыкал он, буквально повторяя ее слова.
   — Майкл, — вырвалось у нее.
   Но ему слишком нравилась ситуация, чтобы он позволил подгонять себя.
   — Я все еще не уверен, — сказал он. — Ты готова здесь, но вот… там?
   Франческа едва не вскрикнула, когда один палец скользнул внутрь ее.
   — О да, готова, — сказал он. — И тебе это нравится.
   — Майкл… Майкл… — только и сумела она выговорить. Второй палец скользнул рядом с первым.
   — Так тепло, — прошептал он. — Самая твоя сердцевина.
   — Майкл…
   Он поймал ее взгляд.
   — Ты хочешь меня? — спросил он прямо. Она кивнула.
   — Сейчас?
   Она снова кивнула, на сей раз энергичнее.
   Пальцы его скользнули из нее, и руки снова легли ей на бедра и потянули ее вниз… вниз… Она попробовала было двинуться навстречу ему сама, но он шепнул:
   — Не так быстро.
   — Пожалуйста…
   — Позволь я буду руководить, — сказал он, и руки его мягко раздвинули ее бедра. Она чувствовала, какой он огромный, к тому же в такой позиции все ощущалось по-другому.
   — Хорошо? — спросил он. Она кивнула.
   — Еще?
   Она снова кивнула.
   Он же, оставаясь по-прежнему неподвижным сам, продолжал двигать ее тело, с каждым разом опуская ее на полдюйма ниже, так что она не в силах была дышать, говорить и даже думать.
   — Скользи вверх-вниз, — скомандовал он. И когда она недоверчиво посмотрела на него, добавил: — Все получится.
   И получилось.
   — Давай до конца, — сказал он.
   — Я не смогу. — Это было невозможно. Никак невозможно. Вчера как-то получилось, но сейчас было по-другому. Не уместится он внутри ее.
   Руки его покрепче сжали ее бедра, он чуть выгнулся, приподнялся под ней, и вдруг оказалось, что она уже сидит на нем и ягодицы ее касаются его живота.
   Она едва могла дышать.
   — О Боже! — простонал он.
   Она просто сидела верхом на нем, чуть покачиваясь вперед-назад, так как не знала, что ей следует делать.
   Дыхание его стало неровным, и тело начало извиваться под ней. Она вцепилась в его плечи, боясь, что иначе свалится, и тут вдруг она начала двигаться сама, и задавать тон, и стремиться к собственному наслаждению.
   — Майкл, Майкл! — простонала она, и тело ее стало раскачиваться из стороны в сторону, неспособное более противостоять жаркой волне желания, захватившего ее.
   Он только кряхтел и выгибался под ней. Как он и обещал, он не был ни нежным, ни ручным. Он заставил ее поработать ради наслаждения, цепляться за него, двигаться вместе с ним, двигаться наперекор ему, а потом…
   Вопль вырвался из ее горла.
   И мир вокруг просто вдруг распался на куски.
   Она не знала, что делать, не знала, что сказать. Она выпустила его плечи, и тело ее выпрямилось, затем выгнулось назад, и каждый мускул был как натянутая струна.
   А под ней его тело взорвалось. Лицо его исказила судорога, тело выгнулось, приподняв их обоих над постелью, и она поняла, что он изливается в нее. Губы его произносили ее имя, все тише и тише, пока оно не превратилось в едва слышный шепот. А когда все закончилось, он сказал только:
   — Полежи со мной.
   Так она и сделала. И скоро заснула.
   Впервые за много дней она спала крепко и спокойно.
   Она и не подозревала, что все это время он лежал рядом с ней с открытыми глазами, прижав губы к ее виску, касаясь рукой ее волос.
   Шепча ее имя.
   Шепча и другие слова тоже.

Глава 20

   …Майкл поступит так, как захочет. Таково его обыкновение.
Из письма графини Кшшартин Хелен Стерлинг. Ответ на ее послание, полученное три дня назад.
 
   Последующие дни не принесли Франческе умиротворения. Когда она рассуждала о происшедшем с позиций здравого смысла — насколько она способна была рассуждать об этом с позиций здравого смысла, — ей казалось, что она должна была бы уже найти какие-то ответы, постигнуть логику происходящего, уловить что-то, что подсказало бы ей, что делать и какой выбор необходимо совершить.
   Но нет. Ничего подобного.
   Она была с ним уже дважды.
   Дважды.
   С Майклом.
   Уже одно это должно бы было определить ее решение, убедить ее в необходимости принять его предложение. Казалось бы, все совершенно ясно. Она была с ним. Возможно, беременна от него — хотя это-то как раз было маловероятно, учитывая, что она два года не могла забеременеть от Джона.
   Но даже если забыть о такого рода последствиях, все равно решение казалось очевидным. В мире, в обществе, к которому принадлежала она, такого рода интимные отношения, какие установились у них с Майклом, могли значить только одно.
   Она должна выйти за него замуж.
   И все же она никак не могла заставить себя произнести «да». Всякий раз, когда ей почти удавалось себя убедить в том, что именно это ей и следует сделать, какой-то голосок внутри принимался предостерегать ее, и она замирала, не в силах двинуться далее, слишком напуганная, чтобы углубиться в свои чувства и сообразить, отчего она словно в параличе.
   Майкл, разумеется, ничего не понял. Да и где ему было понять, когда она сама не могла понять себя?
   — Я зайду к викарию завтра утром, — прошептал он ей на ухо возле сторожки садовника, когда помогал сесть на свежую лошадь. Она тогда проснулась в сторожке одна, уже под вечер. На подушке рядом с ней лежала записка, в которой Майкл сообщал ей, что он повел Феликса в Килмартин и скоро вернется со свежей лошадью.
   Но он привел только одну лошадь ненова вынудил ее ехать с ним в одном седле, на сей раз примостившись на крупе за его спиной.
   — Я не готова, — сказала она, чувствуя, как ее охватывает паника. — Не ходи к викарию. Пока не ходи.
   Его лицо потемнело, но он сдержал свой гнев.
   — Мы обсудим это позже, — сказал он. Домой они ехали в молчании.
   Едва они добрались до Килмартина, она попыталась скрыться в своей комнате, лепеча что-то про ванну, которую ей необходимо немедленно принять, но он крепко взял ее за руку и повел, и, сама не зная как, она вдруг оказалась с ним наедине, и где же? Опять в Розовой гостиной, за плотно закрытыми дверями.