— Мы сделаем все, что в наших силах. Рейха, даже не сомневайся, — сказала Лейла.

— Спасибо. Нужно бежать, а то не поспею до прихода Насифа. Упаси Арам, он проведает, что я проболталась.

— Ни о чем он не узнает, — успокоила подругу Лейла. — Аарон, проводил бы Рейху до дому.

— В самом деле, — вздохнул Аарон. Почти весь путь они проделали молча. Силы Рейхи истощились.

— Ну? — накинулась на Аарона Лейла, не успел он переступить порог. — Признавайся, что тебе пришло в голову, пока она говорила?

— Зуки похитили раньше, чем Живые узнали об измене Насифа. Не это было причиной похищения. Бел-Сидек клялся и божился, что Живые не причастны к кражам детей. Даже Насиф не верил в это. И вдруг, как понадобилось связать Насифу руки, они заявляют, что Зуки у них.

— Может, врут?

— Но ему обещали показать Зуки.

— Не дави на меня, Аарон. Понятия не имею, кто, что, почему, с кем, зачем. Не моя это печаль. Меня заботят лишь Рейха и Зуки. Ясно?

— Ясно. В любом случае нет резону ломать себе головы, пока не узнаем, показали они ребенка Насифу или нет.

— А что, если он не вернется?

— Как так?

— А если они… повредят ему? Что станется с Рейхой?

— Не забегай вперед. Когда Рейхе понадобится помощь — если понадобится, — мы поможем. Не суетись. Пошли спать, мне завтра на работу.


Насиф пулей вылетел из лабиринта, повернул налево и помчался еще быстрее, бежал всю дорогу до Дома Правительства, у черного хода назвал пароль и свой экстренный код. К изумлению Насифа, не успел он и дух перевести, как его провели к полковнику Бруде.

— В чем дело? — спросил Бруда, по виду Насифа сразу же сообразив, что стряслось нечто экстраординарное.

— Меня вычислили. Не могу задерживаться, иначе Живые пронюхают, что я здесь. Они хотят заставить меня работать на Союз.

— Тысяча чертей! — Бруда треснул кулаком по стене. — Мы ведь почти добрались до них! — Он прижал к губам ободранные костяшки пальцев. — Хочешь, чтоб мы вывезли тебя из города? Послать солдат за твоей женой?

— Нет. У них мой сын. Живые держат его заложником. Пока не выручу его, придется оставаться в Кушмаррахе. Я тем временем постараюсь разузнать побольше, чтоб прижать их к ногтю. Я только хотел доложить ситуацию: теперь Живые начнут использовать меня, все донесения будут продиктованы ими. Они не должны заподозрить, что я сорвался с привязи. Передайте все Генералу.

— А ты умнее, чем я думал. Сообщи, когда выяснишь, где Живые держат твоего сына. Мы освободим его, и вы покинете город.

Насиф кивнул:

— Сообщу.

Он спустился по лестнице, вышел через черный ход и побежал домой. Рейха ждала мужа в постели; ее била дрожь.

— Ну, ты видел его, Насиф?

— Да.

— Как он? С ним все в порядке?

— Он умыт, хорошо одет и, похоже сыт. С виду здоров. Мне не дали поговорить с ним. Зуки даже не знал, что я рядом. Но он вроде бы в порядке, только перепуган до полусмерти.

— Что делать, Насиф?

— Мы будем делать что прикажут. Пока, во всяком случае.


Как только Торго доложил, что Эйзел с подопечным ушли и черный ход свободен, Чаровница решительно заявила евнуху:

— Я иду в город. Надо поговорить с нашим любезным союзничком, Генералом бел-Карба. Боюсь, беседа окажется не совсем приятной для него.

— Госпожа, я не думаю…

— А кто тебя просит думать? Я ненадолго. Приготовь к испытанию того мальчишку. Займусь им сразу по возвращении.

— Но…

— У меня достаточно сил. Я не нуждаюсь в отдыхе, Торго. Займись своим делом и предоставь мне заниматься моим.

Она проводила евнуха взглядом, подобрала юбки и заспешила к Черному ходу Судьбы.

Чаровница не покидала крепости со дня падения Кушмарраха. Но город мало изменился, разве только по ночам раньше не бывало так тихо.

Она незамеченной проскользнула через безлюдный акрополь на улицу Чар, как всегда по ночам, окутанную туманом. Чаровница издавала не больше шума, чем эта таинственная туманная мгла, и испытывала не больше страха. В Кушмаррахе не было ничего опаснее чар Чаровницы.

У двери Генерала она приостановилась. Дыхание лишь одной жизни, слабое, замирающее, ощущалось внутри. Дверь была незаперта. В округе Шу только человек полностью уверенный в своей несокрушимой власти осмелится спать за незакрытой дверью. Чаровница толкнула дверь, зашла.

— Хадрибел? Ты уже вернулся?

Чуткий у него сон. Чаровница шагнула в спальню.

— Нет, Генерал, это не Хадрибел. Это кто-то, кого вам вовсе не хочется видеть и кому не хочется видеть вас. Но кое-кто ужасно устал от вашей непонятливости, от нежелания понять, кто правит бал. Делать нечего, видимо, придется заставить вас понять.

Генерал, не дрогнув, встретил ее взгляд и проворчал в ответ что-то невнятное, что-то о глупых бабах, которые белены объелись.

— Эйзел, твое мерзкое создание, угрожал мне. Ты послал его. Генерал удивленно воззрился на нее, фыркнул.

— Мое создание? Эйзел? Эйзел сам себя создал, своими руками. Он передал мое сообщение и, судя по реакции, хорошо справился с заданием. Но лишь один человек способен тронуть его сердце. Человек этот здесь, и это не я, женщина.

— Ты посмел угрожать мне. Генерал.

— У меня есть долг перед городом и перед Накаром, моим повелителем. Твоя одержимость опасна для обоих. Возвращайся в крепость, женщина. Испытывай детей, которые уже попали тебе в руки, и оставь город в покое. Не пытайся опережать события, это грозит провалом. А в случае провала никто из нас не получит желаемого.

— Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает и не понимал никогда. Мне плевать на Кушмаррах — и, всегда было плевать. Пусть он хоть на дно морское провалится! Я хочу вернуть мужа. И верну — чего бы это ни стоило. И смету всякого, кто станет на моем пути, не только тебя. Теперь ясно?

— Ясно мне только, одно: Эйзел позволил-таки тайной страсти одержать над собой верх. Он скрыл от меня, насколько ты необузданна. Возвращайся в крепость, женщина. Наберись терпения, а то выдашь нас всех. Да пребудет мир в твоем сердце.

— Ну нет. Я уничтожу не всех, а лишь одного — того, кто пытается помешать мне. — Чаровница улыбнулась.

— Что такое? — Генерал привстал на постели, наконец-то он почувствовал опасность.

— Пришел конец нашему союзу. Генерал.

В левой руке Чаровницы появилось черное колдовское полотнище. Она прижала ладонь к груди Генерала, надавила… Он подался назад, придушенный вопль вырвался из его груди, по телу пробежала судорога. Чаровница развернулась и вышла, очень довольная собой.

Она начала подниматься на холм — и тут услышала шаги. Какой-то человек шел ей навстречу. Чаровница тоже повернула и пошла вниз, впереди него.

Шаги остановились у двери Генерала.

Чаровница спустилась чуть ниже, намереваясь пересечь улицу и под покровом тумана подняться вверх по другой стороне. У Генерала сейчас черт знает что начнется, и никто ее не заметит.

Вдруг она застыла на месте, тихонько ахнула. Это было как дыхание моря в десятках километров от берега. Чуть ощутимый, но незабываемый, неповторимый аромат страдающей в чужом теле родной души.

Чаровница не могла совладать с собой. Она прислонилась к двери дома, прижалась к ней лбом и сполна насладилась этим сладостным ароматом, купалась в нем, позволила захлестнуть себя, накрыть точно волной.

Слезы струились по ее щекам.

Рядом, чуть выше, распахнулась дверь, из нее кто-то выскочил, бормоча проклятия.


Ногах стоял у стены в переулке Тош всего в нескольких метрах от улицы Чар. Глаза его слипались. Чувствовал он себя препаршиво.

Туман куда гуще, чем в дартарском лагере. Сырость и холод пробирают до костей. В двух шагах уже ни зги не видно… Словом, отвратное место.

Шорохи, шепот, тусклые далекие огоньки, вспыхивающие в глубине лабиринта, тоже не поднимали настроения.

Пятидесяти воинов явно недостаточно. Фа'тад знал это не хуже него. Дартарам не продержаться, если обитатели лабиринта навалятся на них всем скопом.

Но Фа'тад не сомневался, что бандиты округа Шу никак между собой не связаны. Он не верил в легенды о каком-то короле преступного мира, который якобы управляет ими. Интересно, верит ли ал-Акла в истории о несметных сокровищах, спрятанных в другом лабиринте — в пещерах внутри холма Шу? Говорили, что вход в них — в самом центре наземного лабиринта.

Мо'атабар думал, что Фа'тад ищет клады, думал, что они подбираются к крепости и готовятся ограбить ее. Если там в самом деле сокрыта хоть половина богатств, о которых твердит молва, тогда дартары смогут оставить геродианскую службу, племя их навсегда избавится от вечного страха перед засухой Но это ли у Фа'тада на уме? Вряд ли — как-то не похоже на Орла, не в его духе.

Ногах встрепенулся: он заметил, что в тумане кто-то движется. А в следующую секунду он рот разинул от восхищения. Никогда молодой дартарин не встречал подобной женщины, красота ее поразила Ногаха, как удар в солнечное сплетение. Он подался вперед, чтобы разглядеть незнакомку. Едва различимой тенью она на пару минут остановилась у двери дома, в котором жила юная зазноба Йосеха, а потом растворилась во мгле. Ногах вспомнил было о драке, вспомнил, как досталось братишке, но мысли упорно возвращались к неведомой красавице. Может, то был призрак, бесплотная тень, привидение? Но боги, до чего же прекрасное привидение!


Хадрибел переступил порог и сразу почувствовал неладное. Он на минуту остановился. В воздухе остался какой-то еле уловимый непривычный запах. Запах женщины.

Хадрибел захлопнул входную дверь и поспешил в спальню.

— Сэр? Сэр! Что с вами?

Но он уже знал ответ. Хадрибел был солдатом, был близко знаком со смертью, видел ее в разных обличьях.

Он окаменел, не в силах поверить в случившееся. Сознание громадного несчастья, невосполнимой утраты свинцовой тяжестью навалилось на него.

Генерал умер! Они навсегда лишились этой железной воли, этого непоколебимого гения!

Бел-Сидек — опытный полевой командир, отличный тактик, надежный, как скала в бурном море. Генерал назначил его своим преемником. Но бел-Сидеку недостает обаяния, способности зажигать сердца, покорять воображение — того, чем всю жизнь отличался Ханно бел-Карба.

Как бы то ни было, бел-Сидека надо немедленно известить о несчастье. Нужно многое сделать — и побыстрее, чтобы Живые выстояли, не дали горю сломить себя. Хадрибел собрал волю в кулак и на ватных ногах вышел на улицу. Он не замечал, что громко проклинает злой Рок, отнявший у них Генерала.

Глава 11


Противоречивые чувства бурлили в груди бел-Сидека. Боль, горечь утраты, гнев, смущение, что их с Мериэль застали в самый неподходящий момент. Но он взял себя в руки. Нельзя позволить себе расслабиться, сдаться в критический для Живых момент. От его действий в этот решительный час зависит, будет ли борьба продолжаться, или движение их угаснет, сойдет на нет. Он должен решать спорные вопросы, проблемы, разговаривать с людьми — и делать это надо с холодной головой Бел-Сидек приостановился у двери дома, в котором шесть лет прожил с человеком, значившим для него больше, чем родной отец.

— Пошлите за Карзой, потом возвращайтесь сюда, — велел он Хадрибеду. — Имейте в виду — никакие задержки и отговорки не допустимы.

— А остальных вызвать?

— Сначала Карзу. Прежде всего я хочу поговорить с ним, — Бел-Сидек оставил Хадрибела выполнять поручение, толкнул дверь, зашел.

Он потянул носом воздух, но не почувствовал запаха, который уловил Хадрибел. Впрочем, прошло немало времени, запах мог выдохнуться.

Могла ли женщина побывать здесь в промежутке между уходом Карзы и приходом Хадрибела? Чушь! Какая женщина? И с какой целью?

Бел-Сидек пересилил себя и открыл дверь спальни.

Старик казался совсем маленьким и хрупким. Похоже, что перед смертью он ужасно рассердился. Нет, не то. Бел-Сидеку знакомо было это выражение. Он умер раздраженным. Значит, Генерал знал посетителя — если, конечно, его действительно кто-то посетил.

Простыня была смята, словно Генерал покорился судьбе лишь после отчаянной борьбы. Ночная рубашка распахнулась на груди, обнажая болезненно-желтую кожу и… что-то черное.

Бел-Сидек одним пальцем отодвинул грязную материю.

На груди старика, у сердца, чернел отпечаток руки, изящной руки. Великоватой для ребенка, но слишком маленькой для мужчины. Бел-Сидек долго изучал его.

Дурной, очень дурной знак. Если он действительно оставлен убийцей, им не миновать серьезных неприятностей.

Точно такого знака бел-Сидеку еще видеть не случалось, но похожих он встречал немало. Отпечаток напомнил ему метки колдунов-убийц. Раньше, до завоевания Кушмарраха, часто находили трупы с черным клеймом на груди, но при геродианской власти это прекратилось. Кадо с приспешниками вообще запретили колдовство.

Бел-Сидек не слышал, чтоб в городе тайком практиковал кто-нибудь из черных магов. И ведьм не стало, разве та, что привез с собой новый градоначальник. Неужели она… Вряд ли. Знай геродиане, где скрывается Генерал, они бы убрали его другим способом. Устроили бы из казни предводителя Живых многолюдный, торжественный спектакль, какие устраивались в прежние времена, пока миролюбивый Арам не вытеснил свирепого Горлоха.

В ожидании Карзы бел-Сидек присел к письменному столу и принялся обдумывать, как облегчить Живым переходный период. Мысли его бродили вокруг тайного суперагента Генерала, он отгонял их, но упорно возвращался к тому же. Если верить старику хотя бы отчасти и человек этот в самом деле настолько искусен, Живые могут использовать его как орудие возмездия.

Нет, месть потом. Сначала — добиться устойчивости, не допустить паники.

Без стука вошел Карза, не выспавшийся и в поганом настроении. Он начало было жаловаться, но бел-Сидек молча показал на спальню.

— Будь я проклят! — вскричал Карза. — Когда?

— Между вашим уходом и возвращением Хадрибела. Если только вы не оставили его в плохом состоянии.

— Да он был здоров как бык. Что случилось?

— Хадрибел вам ничего не рассказал?

— Рассказал.

— Но я выяснил кое-что еще. — Бел-Сидек снова отвернул ворот ночной рубашки старика. — Что скажете?

Карза уставился на отпечаток ладони, покачал головой.

— Значит, они знали, что надвигается… — пробормотал он.

— Что?

— Генерал на всякий случай ввел меня в курс дела, сообщил планы относительно Кушмарраха. Кто-то решил не дать им свершиться.

— Какие же это планы? Карза покачал головой.

— Не могу сказать. Генерал был решительно против, он настаивал — бел-Сидеку ни слова. Предполагалось, что этим вопросом займусь я, а вы будете главным во всех остальных. Я разделяю точку зрения Генерала, но не могу аргументировать ее, не открывшись вам.

Бел-Сидек понял, что спорить не имеет смысла. Он решил не тратить зря время, а попытаться лучше определить, в какой временной промежуток произошло убийство. Но Карза не помнил, когда именно ушел. Возможно, Генерал был один не больше десяти минут, а может, и все тридцать.

Вошел Хадрибел.

— Я вызвал атаманов, — сказал он, — скоро рассветет.

— Ничего, они сойдут за убитых горем родственников, — успокоил его бел-Сидек. — Да, пожалуй, остановимся на этой версии.

— Зенобел не придет, — вмешался Карза.

— Почему?

— Старик послал его… Черт возьми, нет смысла скрывать — вам все равно не уйти от последствий.

— Каких еще последствий?

— Новый градоначальник велел выкинуть вдову из дому — чтоб вселиться туда самому. Старик послал Зенобела разобраться с людьми Суллы.

— О, великий Арам! А нас он призывал сидеть тише воды ниже травы, чтоб геродиане поверили в распад Союза.

— Он не мог поступить иначе.

— Понимаю, но…

Хадрибел отозвал бел-Сидека в сторону.

— Можно переговорить с вами лично? Бел-Сидек отошел к камину, Карза насупился: такая бесцеремонность пришлась ему не по вкусу.

Бел-Сидек начал разводить огонь: пора было готовить завтрак.

— В чем дело? — спросил он Хадрибела.

— Пока я ходил с поручениями, до меня дошло несколько слухов. Во-первых, дартары всю ночь напролет дежурили в лабиринте. Во-вторых, когда мы с некоей целью вывели предателя из дома и доставили в указанное место, жена его тоже отлучилась. Наш человек потерял ее в тумане — где-то тут поблизости, в этой части улицы Чар. Обратно ее проводил неизвестный нам мужчина, они вернулись несколькими минутами раньше шпиона.

— Чем он, черт побери, занимался?

— Не знаю. Старик велел завязать ему глаза, доставить на угол переулка Скар и сдать на руки новому провожатому. Сам я побежал по другим поручениям.

— Мы с ней потолкуем. Хотя вряд ли эта женщина виновна в смерти Генерала.


Чаровница растолкала Торго.

— Мне нужен Ишабел бел-Шадук. Знаешь, где его нора?

— Да, госпожа. Но зачем…

— У меня есть для него работа.

— Госпожа, подозреваю, Ишабел во всем согласен с Эйзелом, спорить не хочет и потому прячется.

— Хоть из-под земли достань! Скажи, он может запросить любую цену. И больше поручений не будет, это последнее.

— Госпожа?

— Я нашла, нашла его, Торго! Случайно наткнулась там, на улице Чар: мы у цели, Торго, осталась самая малость. Но евнух почему-то не разделял ее восторгов.

— Еще три-четыре дня, Торго, — и все станет как раньше. Отчего ж ты такой угрюмый?

— Боюсь, мы привлекаем слишком много внимания…

— Фу! Кругом одни трусливые старые бабы! Приготовь бумагу и перья. Я напишу указания, которые ты передашь Ишабелу. Затем мы испытаем мальчишку, которого требуют Живые, — просто убедимся, что это не последнее воплощение Алы-эх-дин Бейха.

— К чему спешить, госпожа?

— Эйзел придет за ним. Живые не должны заподозрить, что я добилась, чего хотела, собственными силами. Все равно Ишабелу потребуется какое-то время. Только бы увериться, что мы получили желаемое. И тогда — долой , Эйзела, долой Живых! Какой в них прок?

Торго наконец заулыбался.

— Никакого, госпожа. Решительно никакого.

— Так принимайся за дело! Пиши.


Аарон вышел из дому в подавленном настроении. Мысли путались. Он не знал, как относиться к откровениям Рейхи. Аарон готов был принять участие в их с Зуки судьбе, но не во всех этих событиях, в водоворот которых его затягивало против воли. Он становился участником смертельно опасной игры, причем играть приходилось вслепую, без надежды выйти победителем или хотя бы остаться невредимым.

Но что стряслось у бел-Сидека? Аарон никогда не видел у его дома такой суеты.

Вместо того чтобы идти вниз, к гавани, Аарон поднялся выше по холму.

Дверь была открыта. Аарон замялся у порога — он не очень понимал, что ему здесь понадобилось, и не был уверен, что будет желанным гостем.

Бел-Сидек заметил его, подошел, прихрамывая.

— Здравствуй, Аарон.

— Я увидел всех этих людей и подумал… ваш отец?

— Да. Ночью.

— Мне очень жаль. В самом деле жаль.

— Ну, это не было неожиданностью. Может, все к лучшему: смерть избавила его от мук.

— Может быть. Вам не нужна моя помощь? Я мог бы прислать Лейлу и ее мать…

— Нет-нет, Аарон. Мы справимся. Спасибо за предложение.

— Мне очень жаль, — повторил Аарон. — Что ж, пойду, пожалуй, на работу.

— Конечно. Еще раз спасибо. Кстати, Аарон. Жена Насифа не забегала к вам нынче ночью?

— Нет. — Ответ сам собой сорвался с губ Аарона. Он поспешно зашагал прочь, чтоб предотвратить дальнейшие расспросы. Интересно, себя он защищал или Рейху? Только на полпути к порту Аарон спохватился, что ему следовало остаться и вызнать, почему бел-Сидек задал такой вопрос.

Полковник Бруда явился к генералу Кадо доложить о ночном визите вице-полковника бар бел-Абека и застал своего начальника за туалетом.

— А этот Насиф достаточно благоразумен? — спросил Кадо. — Не хотелось бы потерять его. Не стоит ли вывезти его из Кушмарраха, не спрашивая согласия?

— Он полностью владеет собой. И положение его достаточно прочно. Насиф в безопасности, пока Живые не сомневаются, что он у них в руках. Оставим его как есть. Чем черт не шутит, может, они понадеются на свои силы и подпустят его ближе, чем следует.

— Пора идти смотреть, как Сулло перебирается в свое новое загородное жилье, — проворчал Кадо. — Поговорим по дороге. Вы узнали что-нибудь о похищенном ребенке?

— Да. Если не рассматривать это как акцию, направленную специально против нашего человека, похищение очень напоминает ряд подобных преступлений…

Кадо молча, деловито сбегал вниз по лестнице, к своему кабинету, но тут он резко повернулся к Бруде:

— Ряд? Похищение детей?

— Более 30 за последние 6 недель.

— Не обошлось без Живых?

— Сомневаюсь. Лишь немногие из похищенных детей происходят из сколько-нибудь именитых семейств. Не исключено, что сын бел-Абека был украден раньше, чем Живые раскусили его.

— Предположим, Живые знают, кто похитил мальчишку, и, таким образом, имеют возможность демонстрировать его в своих целях.

— Возможно.

Кадо закончил дела в кабинете, и они пошли к выходу.

— Пахнет жареным, Бруда. Расследуйте все хорошенько. Мы не можем закрывать глаза на кражи детей. И я не потерплю человеческих жертвоприношений.

— Я уже работаю над этим, — сэр.

— Хорошо. Стража на месте?

— Да, сэр, охранники готовы сопровождать нас.

— Отлично. Итак, что же вас так взволновало нынче утром?

— Я получил сообщение от Марцеллино — из Агадара. Депешу только что доставили сюда на лодке. Турки, приблизительно две тысячи человек, совершили набег на восточную часть Агадара и движутся в нашу сторону. Они застали солдат врасплох, во время учений, и всех перебили. У Марцеллино осталось войска только-только для защиты стен Агадара.

Кадо сбился с шага.

— Турки? Не дартары? А может, все-таки переодетые дартары?

— Турки. Марцеллино допросил пленного. Они обошли Таки с запада, обогнув дартарские земли, и движутся вперед в полной уверенности, что мы слишком слабы и медлительны, чтобы противостоять им.

Кадо зашагал дальше.

— Значит, турки.

— Да.

— Странно. Не причастен ли к этим выходкам наш друг Фа'тад?

— Что-то я не пойму, сэр. Дартары ненавидят турок — и наоборот.

— Не факт. Турки порой наведываются в Кушмаррах. Чтоб попасть сюда, им надо пересечь дартарские территории, а значит, неизбежно приходится достигать соглашений. Во времена наших прадедов, в первую войну, они были заодно. Против армий Лепидо Кушмаррах использовал наемников из обоих племен. Дважды корабли со смешанными командами из турок и дартар приставали в Тигурии, под самыми стенами Герода. Отец Фа'тада командовал одной из этих высадок.

— Вы уверены, что не принимаете за хитроумный заговор обычную вылазку жадных разбойников?

— Не уверен. Однако этот набег поставил нас перед весьма неприятным выбором.

— Каким именно?

— Послать в Агадар дартар? Прежде всего напрашивается именно такой вариант. Но вдруг они и в самом деле стакнулись с турками? Тогда Фа'тад ограбит страну, заберет все ценное и угонит весь скот к себе в горы. А мы ничегошеньки не сможем поделать — чтоб остановить его, потребуется вывести из Кушмарраха всех геродианских солдат, всех до единого.

Другой вариант: мы посылаем в Агадар один из здешних легионов. Но тогда силы Фа'тада и Герода в Кушмаррахе сровняются. Он сможет напасть на нас и с полным основанием надеяться, что это послужит сигналом к восстанию. Дартары уйдут в тень, предоставив кушмарраханам и геродианам перегрызать друг другу глотки, а сами преспокойно воспользуются суматохой и поживятся за наш счет.

Если же мы вообще ничего не предпримем и будем просто дожидаться, когда турки отправятся восвояси, не избежать неприятностей с населением побережья: ведь мы нарушим свое обещание и не защитим ни людей, ни имущество их.

Кадо и Бруда приближались к акрополю, залитому лучами заходящего солнца. Впереди шла колонна дартар — они вышли из Хара и направлялись к Шу.

Кадо в который раз принялся было гадать, что затеял Фа'тад, но бросил — Бруда все разузнает и доложит ему.

— Выходит, мы попали в зависимость от прихотей выжившего из ума шального старикашки? — заговорил Бруда.

— Мы вынуждены доверять ему, не важно, достоин он доверия или нет. И надеяться, что без веских оснований, как то было в последний раз, он не изменит нам.

Они подошли к Резиденции, почти незаметной в тени нависшей над ней крепости. Кадо вздрогнул. В этом месте ему до сих пор каждый раз становилось жутковато.

— Вчера Фа'тад начал перегонять стада на юг, — сказал Бруда.

Кадо наблюдал за армией слуг Сулло, которые грузили вещи на телеги и возы.

— Что ж, сейчас самое время, — заметил он. Подкатила запряженная осликом тележка, на нее был погружен большой коричневого цвета сундук. Молодой возница нашел в караване свободное место, ловко занял его и отошел куда-то — видимо, переговорить о чем-то с товарищами.

— Самое время, — согласился Бруда.

— Следовательно, мы не можем рассматривать это как дурной знак. Даже если он действительно таковым является.

— Вы правы.

— А вот и Сулло. Я рассчитал точно.

Кадо как раз остановился у подножия лестницы, ведущей к входу в резиденцию, а сияющий Сулло появился на вершине ее. Новый градоначальник медленно сходил вниз во всем своем грузном великолепии с таким видом, словно нес людям благословение Господне. Он бурно приветствовал Кадо. Челядь суетилась вокруг, стремясь выслужиться перед хозяином.