Чаровница взглянула на ребенка и разразилась безумным смехом, представив, как будет нянчиться с новым, юным Накаром. Потом она разобрала вещи, которые захватил в башню Эйзел. Все на месте. Эйзел никогда ничего не упустит.
Она двигалась медленно, очень медленно, но приготовления были закончены, и вскоре она устремилась во тьму, призывая любимого вернуться на землю.
Кошмар длился уже целую вечность. Ариф никак не мог очнуться. Но сейчас он боялся меньше, чем вначале. Все было слишком уж необычно, Ариф не мог до конца поверить в реальность происходящего. Он точно слышал мамочкин голос: «Это только сон, Ариф, всего лишь сон».
Во тьме рядом с ним все время был кто-то чужой, кто-то тоже испуганный и осторожный, но одновременно и огромный, и опасный, и терпеливый, как гигантская ядовитая змея, подстерегающая жертву. Этот чужой, это нечто почти не двигалось, а когда начинало шевелиться, Эйзел отгонял его. Малыш чувствовал себя все увереннее.
И тут — сначала издалека — послышался чей-то голос, женский голос.
— Мама? Это ты, мам?
А голос все звал и звал, убеждал и манил. Громче и громче. Ариф рванулся навстречу — и узнал голос красивой злой тети, которая похищала детей.
Он попытался остановиться — и не смог.
Неведомое существо во тьме зашевелилось, невидимые глаза уставились на него. Ариф почувствовал, как засасывает, захлестывает его непреодолимая чужая воля.
Он хотел закричать… а чудовище двигалось все быстрее, все вперед и вперед, выходило на свет…
Инстинкт заставлял Йосеха цепляться за ступеньки, чтобы замедлить падение. Сознание вернулось к нему, но не полностью. Рука его судорожно шарила вокруг в поисках опоры. Юноша почувствовал, что кожа на ладони ободрана, ногти сломаны. Он изо всех сил ухватился за ступеньку. Невыносимая боль пронзила тело. Йосех закричал, но успел переменить руки и не сорваться вниз. Так он и повис, дрожа и захлебываясь от слез, не смея пошевелиться.
Похититель детей не умер и не спит. Он продолжает свое черное дело.
Он должен немедленно сообщить об этом Ногаху, и Мо'атабару, и геродианской колдунье. А он не в силах, мышцы отказываются повиноваться. Слишком сильно он боится сорваться вниз.
Он даже кричать больше не мог. В горле пересохло, и оттуда вырывался лишь тихий сдавленный хрип.
Слезы текли из глаз юноши. Он трус. Он всегда подозревал это. И вот теперь, когда все зависит от его действий, — он позорно спасовал. Родной отец стыдился бы такого сына.
Глава 23
Аарон держал себя в руках. Со стороны он казался совершенно спокойным. Но было ли так на самом деле? В голове его, словно потревоженные шершни, теснились мысли.
Потайная каморка за гардеробной была набита сверх всякой меры. Люди стояли грудь к груди, плечо к плечу, дышали друг другу в лицо, вдыхая запах друг друга. Колдунья не смогла помешать Живым взломать стену храма: она была слишком занята Зуки. Аарон слышал, как бранятся за дверью гардеробной мятежники-кушмаррахане. Между тем, если повстанцы догадаются заглянуть в саму гардеробную, ничто не помешает им ворваться сюда — ведь Меджах выбил потайную дверцу.
В крошечной комнатенке было тихо, как в могиле. Дартары затаили дыхание. Не бездействовала лишь колдунья, и Аарон молился, чтоб она каким-то образом защитила их, воспрепятствовала планам Живых. Молча, в душе, он взывал к милосердию великого Арама.
Тем временем Косут и Меджах вернулись из разведки. Шепотом они сообщили, что удалось узнать. Ничего утешительного. Начавшийся в подполье ход вел все ниже и ниже, в залитое водой подземелье. Второй же кончался позади сторожки в коридоре за входом в крепость — тоже по эту сторону воздвигнутой Фа'тадом кирпичной стены.
— Лучше, чем ничего, — пробормотал Мо'атабар и ткнул пальцем в группу дартар. — Ты и ты, полезайте туда, спрячьтесь. Здесь слишком тесно.
Несмотря на тесноту, никому не хотелось лезть в эту крысиную нору. Аарон тоже не задумался ни на секунду. Даже если командир выберет его, он воспротивится. Там — тупик, оттуда уже не выбраться. Он этого не вынесет.
Каково, однако, приходится кочевникам-дартарам, выросшим под вольным небом пустыни, на широких просторах Таков и гор Хадатха?
Шлеп! Что-то ударилось о дверь третьего потайного хода. Аарон, стоявший ближе всех от него, зажатый между Ногахом и Меджахом, нагнулся посмотреть. Он сразу же узнал эту вещь и чуть было не завопил во весь голос.
— Ботиночек Арифа!
Ботинок так промок, что из него лилась вода.
— Его наверняка сбросили сверху, — прошептал Меджах, — он побывал под дождем. Должно быть, Йосех… Они, должно быть, на крыше башни. А мы прямо под ними.
Мо'атабар поспешил к ним, продираясь сквозь толпу. Аарон заметил, что в глазах теснимых им дартар загорелись гневные искорки. Эти люди с трудом сдерживали себя.
Бамц! Не успел Мо'атабар добраться до них, как к ногам Аарона с металлическим звоном шлепнулся второй предмет. На этот раз с трудом удержался от крика Ногах.
— Кольцо Йосеха, подарок отца.
— Он не может спуститься, — снова зашептал Меджах. — Он хочет, чтоб мы поднялись к нему.
Ногах поддакнул брату. Мо'атабар возразил. Ему это кажется очень подозрительным. Надо все хорошенько обдумать, а не действовать очертя голову.
Аарон не удержался. Ноги сами вынесли его на лестницу. Ногах и Меджах кинулись следом. Аарон не поднялся и на пятьдесят ступеней, а Мо'атабар с колдуньей уже препирались, кто пойдет первым.
Но вскоре все мышцы, все суставы Аарона взмолились о пощаде. Он ведь не обезьяна, не матрос, он не привык к подобной гимнастике. Но страх за Арифа гнал его вперед.
Он наткнулся на что-то. Нет, на кого-то! Вернее, услышал чей-то тихий стон.
— Йосех?
Он услышал лишь невнятное бормотание. Страх, боль, унижение звучали в нем.
— Это я, Аарон. Ты в порядке?
Неуместный вопрос — и опять еле слышное стенание в ответ.
Ногах подхватил юношу под мышки и потащил наверх, зажав между собой и Аароном, так что упасть он никак не мог. Шаг за шагом они карабкались вверх по невидимым ступеням. Ногах пошептался с братишкой. Но ничего от него не добился. Йосеха сперва надо было успокоить и утешить.
Аарон лез и лез, каждую минуту ожидая, что силы окончательно изменят ему.
— Так что стряслось? — спросил через некоторое время Меджах.
— Он упал, — ответил Ногах. — И падая, уцепился за ступени. Ему было очень больно. Ничего, до свадьбы заживет. Я привяжу его к ступеням, а потом, когда все будет позади, мы вытащим его наружу.
— Тоже придумал… Мимо-то тогда черта с два протиснешься.
— Гм… А где Мо'атабар?
Аарон уловил смысл вопроса. Мо'атабар был крупным мужчиной. Уж он-то с Йосехом точно никак не разойдется. Что бы ни ждало их на крыше, придется обойтись без помощи Мо'атабара и тех, кто идет следом за командиром.
— За мной Махдах, — ответил Меджах, — потом колдунья, потом Мо'атабар.
Мо'атабар снизу потребовал доложить, о чем спор. Никто ему не ответил.
Ногаху в конце концов удалось получить кое-какие сведения от Йосеха.
— Он говорит, там железный люк. Он открывается на крышу, она окружена парапетом. Чаровница и похититель детей там — и Ариф с ними. Парень подумал, они замерзли до смерти, но похититель детей вдруг набросился на него — Йосех как раз пытался за ногу подтянуть к себе Арифа — и столкнул вниз.
Ага, так вот откуда ботиночек, подумал Аарон.
— А теперь что они делают?
— Кто знает. Тот разбойник небось поджидает нас. Меджах недовольно прошелся насчет Йосеха, который не выяснил точно, в каком они состоянии, хоть и имел такую возможность.
— Все равно у нас нет выбора, — напряженным, неестественным голосом отозвался Ногах. — Мы должны покончить с этим Пошли.
Отродясь, даже когда был мальчишкой и любил воображать себя участником самых невероятных приключений, Аарон не думал, что попадет в такую передрягу. Никогда он не корчил из себя героя. И вдруг лезет прямо в лапы смерти, бросает вызов судьбе и темным богам… Всемилостивый Арам! Даруй нам спасительный огненный луч своей любви и благодати! Йосех продолжал стонать от боли. Аарон полз следом, по возможности поддерживая юношу.
Ногах остановился.
— Пришли. Люк. — Йосех свалился не с такой уж большой высоты: метров эдак пять-семь.
— Ну?
— Меджах? Ты мимо Йосеха пролезешь?
— Постараюсь.
— Аарон? — Голос Ногаха дрогнул. Воин был перепуган не меньше плотника. Он знал, как ничтожны их шансы на победу.
Аарон пытался разобраться в себе. Он трепетал от ужаса, но по-прежнему не терял самообладания. Ариф был там, может, всего в нескольких шагах от него.
— Я готов.
Хотя он безоружен и слаб. Аарон не мог вспомнить, куда подевалось его оружие.
— Меджах?
— Готов.
— Передай им, пусть подтягиваются за нами. И хорошо бы Мо'атабар, если понадобится, поднял бы Йосеха. Меджах передал вниз слова Ногаха.
— Начали! — приказал тот и изо всех сил нажал на люк плечом. Аарон буквально услышал, как затрещали его кости.
Эйзел почувствовал, как задвигалась под ним крышка люка. Но он ничего не мог поделать. Решительно ничего. Только лежать тут и таращить глаза, стараясь не заснуть.
Чаровница была на пути к осуществлению своей мечты. Несмотря ни на что, она добралась-таки до Накара и уговаривала его вернуться, звала и манила. Эйзел видел, как темнеет лицо ребенка. Наверное, Накар почувствовал, что Ала-эх-дин Бейха здесь больше нет. Хорошо, что он сломал второму мальчишке шею.
Говорить Эйзел не мог, только замычал, предостерегая ее. Чаровница была начеку и услыхала сигнал.
— Еще чуть-чуть, Эйзел. Одну минутку, не больше. Не пускай их.
Не пускай. Легко сказать. Тысяча чертей, как он может не пустить их? Он бессилен, кроме чистого веса, у него не осталось ничего. Дикари вот-вот стряхнут его с люка. Он шлепнется в лужу, точно дохлая лягушка, будет валяться там и смотреть, как они один за другим вылезают на крышу и нападают на госпожу.
Лицо мальчика быстро темнело. Сгущались тучи. Гремел гром.
Эйзел уже не сомневался, что Накар вернулся в мир. Теперь его волновало другое — что станется с ним, сыгравшим свою роль. Ведь в нынешнем своем состоянии он не сможет вовремя покончить с Отвратительным.
— Он идет, он идет, он приближается, — задыхалась Чаровница. — Мы сделали это, Эйзел. Мы сделали это.
Аарон с Ногахом вместе навалились на металлическую крышку. Она не поддавалась… еще… еще… наконец-то… есть!
Крышка чуть сдвинулась — и Ногах тут же одним мощным ударом отбросил ее и выскочил на крышу. Как будто и не уставал вовсе, как будто не было этого изнурительного подъема.
Ноги Ногаха еще не скрылись из виду, а Аарон уже последовал за ним.
Ногах бросился на свалившегося с люка похитителя детей. И тот достойно встретил врага.
Ну и силища у этого разбойника, подивился Аарон. Беспомощный, израненный, он нанес здоровенному дартарину молниеносный удар, отбросивший того на парапет.
Аарон потом не мог поверить, что оказался способен совершить такое и даже получить от этого некоторое удовольствие — что было силы он пнул бандита ногой в голову.
Потом, когда в люке показалась голова Меджаха, он повернулся к сыну и Чаровнице.
Ариф внимательно смотрел на отца. Но нет, то был не Ариф. То было таинственное, мрачное, опасное и злобное существо. Враг. Аарон окаменел, отказываясь верить своим глазам.
Меджах кинулся на Чаровницу с ножом. Она сделала едва уловимое движение. Нож в руке дартарина загорелся и зашипел под падавшими на него дождевыми каплями. Меджах вскрикнул, отбросил оружие и упал прямо на женщину, чуть не сбив ее с ног. В руке Чаровницы блеснул стальной клинок, но она успела нанести только один слабый удар. Аарон опомнился и случайно успел перехватить ее запястье. Выбравшийся из люка Махдах набросился на колдунью сзади. Теперь она была зажата в тисках между ним и Аароном.
Аарон оглянулся на Арифа. Темное существо по-прежнему владело его сыном, но какая-то неуверенность появилась в нем. Это невозможно было описать. Точно… точно настоящий маленький Ариф глядел из глаз чудовища и молил о помощи.
Геродианская колдунья Анналайя поднялась на крышу башни.
Фа'тад вместе со своими именитыми пленниками стоял на галерее Резиденции и смотрел на крепость. Наконец на крыше башни показались огоньки. В свете их он узнал плотника-вейдин.
— Сделано.
— Вы добились своего, — согласился генерал Кадо. Фа'тад усмехнулся:
— А ведь похоже на то. Фатиг, доставьте туда родных плотника. Они обязательно должны встретить его внизу.
— В Кушмаррахе есть поговорка — цыплят по осени считают. Фа'тад обернулся к бел-Сидеку:
— Сэр?
— Магические штучки. Двое против одной, и никто из ныне живущих колдунов не в силах тягаться с ними.
Раскаты грома, вспышки молнии во тьме, ливень были точно радостные, приветственные крики темных богов. Облака кружились в бешеном танце.
Улыбка на лице Фа'тада увяла.
Чаровница высвободилась, схватила мальчика и выставила его перед собой, как щит. С каждым ударом грома все гуще становилась тень на лице ребенка.
— Слишком поздно! — прокаркала Чаровница. — Ты опоздала, проклятая назойливая сучка. Ты уже не остановишь его. А у меня достанет силы задержать тебя до его прихода. — Она гордо откинула голову и закричала — молнии, небу, буре:
— Он пришел, Накар вернулся в мир! — Пусть все знают, весь Кушмаррах, весь свет. Час мести настал.
Геродианская колдунья опустилась на колени рядом с люком, нагнулась — и помогла подняться на крышу маленькому мальчику.
Тот, другой… Но разве Эйзел не сломал ему шею?
Чаровница зашаталась от ужаса.
Эйзел приоткрыл глаза. Он видел все как в тумане и слышал не лучше дряхлого столетнего старикашки. Но, преодолевая боль, он постарался оценить ситуацию. И тут как раз геродианская сучка втащила на крышу своего сучонка.
Эйзел не попался на удочку. Ни на минуту. Ведьма с помощью своего искусства подлечила мальчишку, но Ала-эх-дин Бейха не было в его теле. Иначе бы поднялась такая буря, что проклятая башня раскололась бы на мелкие кусочки. А Чаровница поверила — пусть лишь на одну минуту. Поверила и сдалась, поверила и решила, что такова воля судьбы, что она должна поплатиться за гибель мужа.
Проклятая глупая баба.
Но хорош и он. Лежит здесь еле живой — и ради кого все это? Ради нее? Сколько же дури оказалось в нем! С чего он вообразил, что когда-нибудь госпожа будет принадлежать ему?! Он был просто кретином, глупее тех, кого дурачил всю свою жизнь. Он позволил идиотской мечте управлять собой…
Эйзел окинул взглядом всех их — женщин, мальчишек, плотника, дартар. Он не испытывал сожаления, не чувствовал угрызений совести. Но он был все еще жив. А пока Эйзел-Разрушитель жив, он принимает решения.
— Эй, полегче! — Плотник попытался перекричать бурю. — Что это вы вздумали? Стойте!
Глупая женщина, глупая до последнего. Не дает себе труда задуматься, пошевелить мозгами. Купилась на дешевый трюк жалкой заморской ведьмочки.
Вместо того чтобы бороться, заставить их поплатиться жизнью, ответить за все, она снова выбрала самый легкий путь.
Чаровница оттолкнула плотника, отступила, последний раз оглянулась на ненавистный город и бросилась с башни вниз.
Дурацкая смерть. Она сама подписала себе приговор. Предала себя.
Никто на него не смотрел. Адских усилий стоило ему поднять руку от пояса ко рту…
Он мог остановить ее, думал Эйзел, погружаясь во мрак. Мог закричать. Это стоило бы ему жизни, но он бы предупредил госпожу перед этим последним отчаянным шагом. Он мог отдать ее Накару… Последнее, что увидел Эйзел, был мальчик, Ариф. Накар смотрел из его невинных детских глаз — и Накар понял. Своим молчанием он погубил обоих — Чаровницу и колдуна.
Нечеловеческим усилием воли Эйзел заставил себя насмешливо улыбнуться и помахать на прощание рукой.
Аарон попытался удержать Чаровницу. В последний момент она передумала, хотела ухватиться за его протянутую руку, но расстояние между ними было слишком велико. Из темноты до стоявших на крыше дартар донеслось имя Накара и проклятие Кушмарраху.
Случайность? Или подействовало проклятие? Или то рыдали боги? В момент, когда тело Чаровницы разбилось о камни, земля содрогнулась. Толчок был еле заметен. Но его оказалось достаточно.
Зияющая трещина появилась в сочащейся водой стене дома ничем не замечательной жительницы округа Шу. Посыпалась штукатурка. Поток воды хлынул наружу.
Стена рухнула. Волны одно за другим погребали под собой встречавшиеся на пути здания.
Через несколько минут вся запертая в лабиринте вода вырвалась на свободу.
Из порта — если бы нашлись там сторонние наблюдатели — зрелище было ужасающим. Водяная лавина с ревом неслась к заливу, увлекая за собой обломки домов, булыжники, трупы людей и животных…
Йосеха вытащили на крышу. На ним вылезли Мо'атабар и остальные дартары. Приготовили веревки. Люди Фа'тада ждали внизу.
Первой спустили геродианскую колдунью, чтобы она смогла сразу же заняться Арифом и ранеными. Анналайя успела уже усыпить мальчика. Аарон же успел понять, что, проснувшись, сыночек его и не вспомнит так близко нависшую над ним угрозу. Конечно, какие-то воспоминания о днях плена останутся — но самое худшее изгладится без следа. Зато он никогда не забудет, как отец пришел ему на помощь.
После Йосеха настал черед Аарона. Едва коснувшись мостовой, он увидел Лейлу, и Миш, и Стафу. Даже старушка Рахеб ждала его. Правда, Миш смотрела не только на них с Арифом. Поглядывала она украдкой и на Йосеха. Колдунья почти исцелила его раны, и теперь юноша страдал не столько от боли, сколько от жестокого смущения. Братья же до небес превозносили его подвиги.
Лейла прижимала к себе Аарона и Арифа и рыдала Так, как не рыдала со дня возвращения мужа из геродианского плена. Весь страх и напряжение нашли выход в нескончаемом потоке слез.
— А как быть с этим? — спросил Меджах Махдаха, пиная ногой тело похитителя детей.
— А что с ним? Он подох наконец?
— Истек кровью, надо полагать.
— Так пускай валяется. Завтра Фа'тад пришлет сюда отряд чистильщиков. Они этим и займутся. Я устал как собака. Об одном мечтаю — спуститься с проклятой башни и завалиться спать.
Меджах пожал плечами, потыкал в труп носком сапога.
— А он был крепким парнем. Для вейдин.
— Замечательная эпитафия, братишка. Слова истинного дартарина. Твоя очередь. Давай спускайся по-быстрому.
Люди, которым поручено было вывести из крепости пленных, вынести сокровища, а заодно и тела погибших, не обнаружили трупа на крыше башни. Исчезновение его признали весьма загадочным, но ни у кого не было охоты долго ломать голову над этой загадкой.
Аарон утверждает, что больше рассказывать нечего. Однако он не совсем прав. Ведь История — это целая буханка, а не один ломоть, поток, увлекающий за собой жизни людей. История Аарона Хэбида — лишь частичка общей истории, результат одних и причина других событий.
ЭПИЛОГ ПЕРВЫЙ
БЛИЖАЙШИЕ СОБЫТИЯ
Через шесть дней после падения кушмарраханской крепости произошло сражение войска Кретиуса Марко с ордой налетчиков-турок. Геродиане перебили или взяли в плен почти всех дикарей. Уцелела лишь жалкая горсточка. В тот же день, в сотнях километрах от Марко, на востоке, Диро Лусилло получил известие о событиях в Кушмаррахе. Гнев генерала обратился на сопутствующих ему наемников-дартар. Однако Джоаб сумел увести своих людей и бежал с ними дальше на восток, захватывая по дороге все мосты. Через четыре дня его отряд одним внезапным ударом овладел Семью Башнями. С запада же Кушмаррах был неприступен.
Чуть раньше геродианские корабли вошли в кушмарраханский порт и сдались без боя.
Прошло восемь дней с захвата крепости Накара Отвратительного, и Фа'тад ал-Акла, после долгих и жарких споров с полковником Сису бел-Сидеком, объявил Кушмаррах Дартарским королевством. Бел-Сидек до конца дней своих оставался его первым визирем.
Другие атаманы Союза Живых не дожили до основания нового государства.
Фа'тад послал в горы Хадатха за оставшимися там дартарами. Таким образом он спас свое племя от вечного страха перед безжалостной засухой.
Через восемнадцать дней, ободренный неудачами Герода на западе, в войну вступил Хоркни, султан Аквира. Он и его союзники выиграли несколько сражений, но одно оказалось лишним: они захватили в плен главнокомандующего геродианской армией. Его сменил беженец Лентелло Кадо, который положил конец посягательствам Аквира на Альгедо. Союзники покинули Хоркни, а сам султан с сыновьями остались на поле боя.
ЭПИЛОГ ВТОРОЙ
ДАЛЕКОЕ БУДУЩЕЕ
Кушмаррах пережил правление пяти дартарских королей. Фа'тад правил восемнадцать лет. Джоаб — шесть месяцев. Моамар продержался три года. Фарук — восемь лет. И наконец, Джуба. Джуба был у власти двадцать девять лет, из них двадцать восемь война не прекращалась ни на минуту.
Аарон Хэбид до конца жизни строил корабли. С его верфи выходили отличные галеры, доставлявшие массу неприятностей геродианскому флоту. Сын его Ариф пошел по стопам отца. Но второй сын — Стафа — стал отважным капитаном. Одним из тех неустрашимых морских волков, которые до того донимали геродиан, что Сенат Империи объявил Третью Кушмарраханскую войну. Свояченица Аарона — Тамиса — посвятила себя богу Араму и умерла бездетной.
Насиф бар бел-Абек занял солидное положение в геродианской империи. Он достиг ранга проконсула и управлял последовательно тремя различными восточными провинциями. После отставки Насиф удалился на виллу в Карении. Сын его Зуки (Сукко) был знаменитым юристом и философом. Благодаря же внуку, Пробио, семья поднялась еще на одну ступень. Пробио стал сенатором.
Печально сложилась судьба Лентелло Кадо. Он умер в изгнании, угрюмым, разочаровавшимся во всех и вся стариком. Никакими блестящими победами, одержанными во славу Герода, он не смог заслужить прощения своих недоброжелателей в столице Империи.
Братья Ногах, Меджах и Йосех приняли знамя из рук неистового Фа'тада ал-Аклы. На суше и на море они преследовали и изничтожали геродиан.
На четвертом году Третьей Кушмарраханской войны Йосех привел флот в гавань Утиум, порт Герода. Он сжег город и геродианские корабли, а затем разорил окрестности самого Герода, хотя взять столицу Империи не смог.
На одиннадцатом году войны войска братьев высадились в Эдрии, к северу от Герода, и удерживали ее четырнадцать лет, несмотря на многочисленные попытки геродиан отбить город. Закрепившись в Эдрии, дартарские братья дважды осаждали столицу. Отвага их не знала границ, но каждый раз несгибаемое упорство и лучшая оснащенность геродианской армии не позволяли одержать окончательную победу.
Третья Кушмарраханская война продолжалась двадцать восемь лет. Кушмаррах выиграл все основные сражения, кроме последнего — у стен города.
Легионы Герода не оставили от Кушмарраха камня на камне. Два столетия спустя император Петиа Магна основал на том же месте новый город. Он носил имя Кушмаррах, но был геродианским до мозга костей.
Кушмаррах пал на семьдесят четвертом году жизни Йосеха. Он стал пиратом, прожил еще тринадцать лет и погиб от шальной стрелы, выпущенной безвестным геродианским морячком.
Старый отшельник в одной небольшой, тихой и мирной стране прожил почти столько же. Он охотился, ловил рыбу и время от времени наведывался в ближайшую деревеньку — узнать свежие новости и посмеяться про себя над заблуждениями и глупостью мира. Он никогда не вспоминал прошлое и не жалел ни о чем.