Йосех знал, что, если б впереди светила лишь тюрьма, а затем цепи и геродианские галеры, лично он обязательно бы ухватился за такое предложение.
— У нас есть выбор? — спросил один из заключенных, на вид самый закоренелый.
— Конечно, никто вас не заставляет. Если кто против, пусть даст мне знать. Я быстренько перережу ему глотку, а потом мы вместе с оставшимися займемся делом.
— Так я и думал.
— Вот, все ваши, — обратился Мо'атабар к колдунье. — Скажите мне? что от них требуется.
Сначала Йосеху показалось, что ведьма занимается какой-то чепухой. Она выбрала одного заключенного, поставила его перед собой, а потом через Мо'атабара попросила его сделать четыре шажка вперед и стоять не двигаясь, пока она займется с остальными. Второму надлежало повторить то же самое плюс еще пару шажков в сторону и три вперед.
Когда пятый заключенный проделал те же упражнения и остался невредим, оставшиеся вздохнули с облегчением и заметно расслабились. Между тем Йосех вдруг осознал, что нечто все же происходит.
Пятого человека словно заволокло марево, что в жару поднимается над вершинами Таков. Шестой, заняв указанное место, стал точно бесцветным, прозрачным; нормально он выглядел, лишь если смотреть не прямо, а искоса.
Седьмой исчез совсем — если бы не истошные крики, вообще невозможно было догадаться, что он когда-то существовал на свете.
Аарон решил, что разумнее всего перевести семью в дом Насифа. На улицах ни души, двери и окна крепко-накрепко закрыты — кушмаррахане, видно, не желают ни видеть, ни слышать творящихся кругом беспорядков. Поэтому никто из соседей Насифа не узнает, что в доме появились новые постояльцы.
Ему удалось незаметно доставить домашних к Насифу. Они захватили все, что смогли унести. Потом Лейла проводила мужа до двери. Она смотрела на него так, как в тот день, когда рота Аарона уходила в Башни. Оружие, с которым Аарон обращался весьма неуклюже, Лейла старалась не трогать.
— Будь осторожен, — проговорила она напоследок, и слова эти прозвучали не как обычное прощальное напутствие, а как горячая молитва.
Аарон поцеловал жену в лоб.
— Я буду очень осторожен, уж поверь. Я ведь совсем не герой.
— Не говори так. Ты настоящий герой.
На пороге Аарон обернулся и еще раз с каждым простился взглядом — особенно долго смотрел он на Стафу, — а затем вышел на улицу.
Наверное, вел его сам Арам. По дороге домой, на улице Чар, Аарон не встретил никого, хотя не сомневался, что наткнется на дартар, которые не примут во внимание, что на рукаве у него, видите ли, повязана цветная тесемка. Удача не изменила ему и на обратном пути.
Аарону и в голову не приходило поинтересоваться, куда подевались все те спешившие на улицу Чар всадники, те, которым предположительно надлежало удерживать геродиан в лабиринте.
— Аарон…
От изумления Аарон чуть было не схватился за меч. Он огляделся — и у входа в переулок, на том самом месте, увидел бел-Сидека. Он встревоженно огляделся снова, испуганно и подозрительно.
— Я один, Аарон, — и безоружен.
— Чего вы хотите?
— Хочу кое-что передать твоим друзьям-дартарам.
— Что такое?
— Порой даже враги играют нам на руку. Мы — моя фракция в Союзе — не хотим возвращения Накара. Я говорил Фа'таду, что готов позволить дартарам обчистить крепость, если взамен они уберутся из Кушмарраха.
— Так что вы хотели передать? — Аарон и верил, и не верил одновременно. У каждой клики в этом треклятом Союзе своя правда. Возможно, некоторые не совсем утратили связь с реальностью.
— Это очень просто и очень важно, Аарон. Они пытаются проникнуть в крепость не тем путем. Парадные ворота — лишь видимость магическая западня. Настоящий вход — с южной стороны. Он создан два столетия назад, поэтому никто не знает о нем. Стена в том месте кажется неповрежденной. Мне сказали, что ход снабжен системой сигнализации, поэтому появление ваше не будет неожиданностью.
— Они и так знают, что мы делаем. За нами наблюдают с самого утра.
— В самом деле? Поторопись в таком случае. Вы дали им уже слишком много времени. — Бел-Сидек проверил, свободна ли дорога, и снова нырнул в переулок.
Аарон тоже огляделся, но не увидел ничего, кроме мрачных зданий и пелены дождя. Он пожал плечами и заспешил вверх, на холм.
Дартары встретили его удивленными взглядами. Аарон направился прямо к Мо'атабару и пересказал ему историю бел-Сидека.
Мо'атабар не склонен был верить словам плотника, но вмешался Ногах.
— Пусть решает она, ведьма. Она-то должна разбираться в подобных вещах. И она уверена, что таким манером ничего не добьется.
— Дело дохлое, — пояснил Аарону Йосех. — Она уже потеряла троих заключенных, а пути так и не обнаружила.
Мо'атабар нахмурился: яйца курицу не учат. Однако он передал сообщение Аарона Анналайе.
Геродианская колдунья просияла, бросила то, чем занималась, и заспешила к южному фасаду крепости. Там она потыкалась немного туда-сюда, а потом застыла и молча уставилась в пространство. Затем она разразилась речью более бурной, чем вся ее болтовня до сих пор.
— Ты был прав, плотник, — переводил Мо'атабар. — Она клянет себя, что не нашла его раньше. Но оправдывается тем, что ход так дьявольски искусно спрятан.
— Она спорит сама с собой?
— А что ты хочешь? У всех геродиан крыша набекрень.
Рейхе нечего было делать, и она почти обезумела от ужаса. Насифу пришлось таскать ее за собой во время бесконечных обходов баррикад. Он нашел для нее работу — чтобы занять ум и руки. Необходимо было переключить внимание Рейхи на выполнение простых практических поручений.
Сам Насиф был почти доволен, что геродиане очутились в столь отчаянном положении. Отражение нападений предателей-дартар не оставляло времени для размышлений о судьбе Зуки.
Впрочем, атаки их становились все более вялыми. Дартары, похоже, не особенно стремились захватить Дом Правительства, им довольно было держать его в осаде и не пускать туда никого больше.
Насиф проклинал невозможность узнать, что происходит в городе. Проклинал дождь. В хорошую погоду с крыши Дома Правительства был виден весь Кушмаррах. Осажденные могли бы получать и передавать информацию с помощью сигнальных огней.
Судя по всему, армия геродиан находилась в бедственном положении.
Ох уж этот идиот Сулло!
Прибежал молоденький лейтенантик. Совсем ребенок, не следовало бы ему находиться здесь, где жизнь его может оборваться, так и не начавшись по-настоящему.
— Сэр, врач говорит, что полковник Бруда приходит в себя.
— Отлично, я сейчас приду. — Насиф проверил еще один пост: специально задержался, чтобы взять себя в руки. — Итак, подходит к концу звездный час Насифа бар бел-Абека, — обратился он к Рейхе, — а между тем ни одно дело не завершено.
Рейха не ответила. Она говорила только по необходимости и последний раз добровольно открывала рот, чтобы в общих словах поблагодарить за исцеление Рахеб Сэйхед.
Нерадостным было пробуждение полковника Бруды. Когда Насиф вошел в комнату, полковник сидел за столом, поглощая обильный завтрак.
— Все действительно так плохо, как мне доложили? — обратился он к Насифу, жуя абрикос.
— Наверное, еще хуже. Я не знаю. Мы отрезаны от города. Полагаю, дартары полностью контролируют Кушмаррах. Никто не пытался освободить Дом Правительства, не пытался даже пробраться к нам с донесением. Я сделал все возможное, то есть пытался продержаться хоть как-то.
— Немало, учитывая, что в вашем распоряжении были лишь мальчишки и престарелые ветераны. Итак, начинайте с самого начала. Ничего, если что-то и повторите. Они наверняка перепутали все на свете.
Насиф рассказал, что знал.
— Чувствуется рука Фа'тада. Выбрал момент — лучше не придумаешь — и ударил стремительно, как молния. Судло-то как почувствовал сладость власти, вконец сдурел и начал городить глупость на глупости.
— Что же нам делать?
— А вот на этот счет существуют разные точки зрения. Одна — наша. А другая — тех старых пердунов из Герода. Если хоть кто-то из нас выберется отсюда живым, они предъявят претензию — почему не погибли все, до последнего человека. Ладно, вы с женой перекусите чего-нибудь, а я покамест обдумаю ситуацию.
Бруда размышлял минут пятнадцать.
— Беда в том, что мы не в курсе происходящего, — наконец заговорил он. — Возьмите белый флаг и ступайте к ал-Акле, выведайте, что у него на уме.
У Насифа упало сердце.
— Слушаюсь, сэр.
Полковник Бруда говорил по-геродиански, Рейха не понимала ни слова, пока Насиф не перевел ей.
Лабиринт казался одним из кругов ада, в котором томятся отвергнувшие безымянного геродианского Бога. Ужас и безумие правили в подземелье. Безумцы со дна преисподней не оставляли безнадежных попыток выбраться на поверхность, нападая на всех попадающихся на пути. Геродианские солдаты, в свою очередь, в штыки встречали каждого встречного.
Вода все прибывала.
Несмотря ни на что, генералу Кадо удавалось поддерживать в ближайшем своем окружении относительный порядок. Он предполагал, что уже по крайней мере две тысячи его солдат были убиты, ранены или просто утонули в лабиринте.
Генерал готов был принести самую страшную клятву отомстить Фа'таду, как только вырвется на свободу. Удерживало его лишь сознание, что опрометчивость может оказаться самоубийственной. Ал-Акла воспользуется любым его необдуманным, совершенным под влиянием страстей поступком. И потом, кто знает, в каком состоянии застанет он город?
Не вышли ли из подполья Живые?
А может, Накар раздавил всех своей железной пятой? Через несколько часов, надеялся Кадо, он все узнает. Его люди вроде бы нашли выход — через один из водостоков третьего уровня. Но предстояло еще много работы. В качестве инструментов, чтобы расширить ход, солдатам приходилось использовать оружие и собственные тела, работать в полной темноте, под непрерывно льющейся сверху водой.
— Нашли градоначальника Сулло, сэр, — доложил один из офицеров.
— И?
— Он мертв, убит собственными телохранителями.
Кадо сердито заворчал. Еще одно политическое осложнение.
— Глупость — одно из тех преступлений, за которые нет прощения.
Не будет ли, однако, и сам он признан виновным и приговорен к высшей мере наказания?
Аарон настолько привык к дождю, что не пытался укрыться от него, только наклонял голову, чтобы капли не попадали в глаза.
— Мы здесь все перемрем от холода, — проворчал Йосех. Аарон согласно кивнул.
— По крайней мере на новом месте она чувствует себя получше.
За два часа проб колдунья не потеряла больше ни одного заключенного, и только дважды ее подопытные кролики подвергались явной опасности.
Аарона даже подташнивало от волнения. Ведьма шептала какое-то длинное заклинание.
Вот Мо'атабар отозвал в сторону Фарука, чтобы дать ему какое-то поручение. Вот он похлопал Фарука по спине, и тот, обогнув крепость, затрусил прочь. Аарон сделал руку козырьком и еще раз оглядел зловещее здание. Он точно ощущал, что оно знает об их присутствии, ощущал и нечто иное — медленно пробуждающийся ото сна смертный ужас, угрозу. Аарон узнавал это чувство. С ним Кушмаррах жил всегда — кроме последних шести лет.
Он взглянул на Йосеха. Паренек ощущал то же самое. Как и все остальные.
На сердце Аарона лежала свинцовая тяжесть. Но он отказывался верить, что с Арифом что-то случилось. С его сыном все в порядке. Иначе и быть не может.
Из-за угла торопливыми шагами вышел брат Йосеха, Меджах.
— Слушай, Мо'табар, сюда идет странный тип. Вроде бы офицер ферренга, а в руках белый флаг.
Минутой позже появились Насиф с Рейхой. Насиф был разряжен по-геродиански. Он мельком глянул на Аарона и усмехнулся уголками губ, точно дивясь, что застал старого товарища в такой компании.
— Кто тут за главного? — спросил он.
Аарон указал на Мо'атабара.
Насиф подошел к дартарину. Тот с недоумением уставился на него: не часто встретишь геродиаиского офицера, как две капли воды похожего на кушмарраханина и с копной волос на голове.
Рейха остановилась в двух шагах от Аарона, опустив глаза на мокрую мостовую. Изредка она украдкой взглядывала на него, но тут же отворачивалась снова.
— Скоро мы проникнем в крепость, — сочувственно обратился к ней Аарон. — Мы нашли путь. Ждем только подкрепления.
— О… — Еле слышный шепот. Рейха покосилась на цитадель.
— Как ты?
— Прекрасно, — срывающимся голосом, тихим, как Мышиный писк.
— Ничего, Рейха. Тебе нечего стыдиться. Никто тебя не винит.
Она молча покачала головой, не отрывая глаз от земли.
— Я хочу остаться здесь, Аарон, — выговорила она чуть погодя. — Хочу забрать Зуки, когда мы попадем туда.
Аарон хотел возразить, что это невозможно, что женщине не место среди мужчин, штурмующих крепость, но вместо того сказал лишь:
— Здесь опасно.
Он понимал ее отчаяние, ее боль за сына, лучше, чем понимал тех немногих мужчин, которых называл своими друзьями.
— Знаю. Все равно я хочу остаться. Если… если с ним что-то не так… если что-то случится… Тогда опасность уже не имеет значения.
— Не нравится мне, как ты говоришь. Рейха.
— Я живу только ради Зуки, Аарон. Аарон не знал, что ответить, и потому промолчал. Мо'атабар тем временем что-то говорил Насифу о выводе геродианских войск из Кушмарраха.
Аарон впервые вдруг осознал, что, когда завтра утром взойдет солнце и начнется рабочая неделя, он, плотник Хэбид, скорее всего останется без места и лишится куска хлеба.
Позабыв про боль, Эйзел скатился по лестнице вниз.
— Торго! Торго! — орал он. — Где тебя черти носят, проклятый ублюдок, чтоб тебе голову вместе с яйцами оторвали! У нас нет ни секунды времени! — Не переставая кричать, он кинулся к комнатам Чаровницы.
Мертвенно-бледный, Торго распахнул дверь.
— Что случилось? Я думал…
— Не знаю, что случилось. Ты что, воображаешь, я могу читать их мысли?! Только вот невесть почему они занялись Черным ходом Судьбы. Мы не можем позволить вскрыть его. Надо действовать!
Беда, что они, хоть и говорили об этом, не выработали четкого плана, как вести себя в подобном случае. Решения оставались прерогативой Чаровницы. Даже Эйзелу казалось, что хватит времени все продумать и устроить после ее пробуждения.
— Займись госпожой. Подними ее. Я попытаюсь предпринять все возможное, чтобы задержать их.
Торго застыл на месте — рот разинут, лицо бледное, глаза тупые.
— Пошевеливайся, Торго! Иначе всем нам не сносить головы!
Торго, пошатываясь, побрел в спальню Чаровницы.
Эйзел, прихрамывая, спустился на первый этаж. Слуги собрались здесь, сбились в кучу. Они уже трепетали, перепуганные его ревом. Все это были уцелевшие приверженцы Горлоха — восемь мужчин и двенадцать женщин. Да уж, похвастаться нечем, силы невелики.
— Слушайте, парни, — обратился Эйзел к мужчинам. — Раздобудьте себе какое-нибудь оружие. Враги пытаются прорваться через Черный ход Судьбы. Накар позаботился устроить там сотни всяких хитрых штук и ловушек. Подготовьте их, приведите в действие. Мы должны выиграть время, продержаться, пока госпожа не сможет прийти нам на помощь.
Слуги восприняли слова Эйзела довольно вяло.
— Эй! Подумайте хорошенько и зарубите себе на носу: стоит дартарам проникнуть в крепость, они никого не пощадят, никого не оставят в живых. Ни вас, ни меня, никого. — Он взглянул на женщин. Чем бы их занять? — Если кто из вас хочет помочь мужчинам, берите оружие и ступайте с ними. — К удивлению Эйзела, две служанки именно так и поступили. — Отлично. Остальные пусть поднимутся наверх и выполняют поручения Торго. — Злобная мысль мелькнула в голове Эйзела. — Подождите-ка. Ты и ты — присмотрите за ребятней. Будьте готовы по моей команде перевести их, в другое место.
Две последние женщины поспешно вышли из комнаты. Эйзел прихватил зажженную лампу и спустился еще ниже проведать Накара с Ала-эх-дин Бейхом. Но на этот раз он не обращал на колдунов ни малейшего внимания.
Он прошел мимо и лампой осветил темноту за идолом Горлоха. За пыльным черным занавесом находилась дверь, ведущая в покои, в которых пребывали жрецы до и после богослужений. Комнаты эти оставались нетронутыми с тех пор, как Накар в последний раз вышел из них — незадолго до появления Ала-эх-дин Бейха. Чаровница запретила касаться их.
Эйзел ничего не забыл. Он сделал несколько незначительных приготовлений, затем прошел в гардеробную, где по-прежнему висели священные облачения и хранилась храмовая утварь. Эйзел пробрался между жреческими мантиями к задней стене, достал нож.
Что-то щелкнуло.
Стена подалась, раздвинулась. Эйзел вступил в потайную каморку три на три метра. От своей лампы он зажег еще три и осмотрелся.
Все на месте, как в те времена, когда одной из его обязанностей было содержать в порядке убежище.
Отсюда можно было выйти тремя путями. Первый — узкий проход, извиваясь, шел через всю крепость и выходил наружу неподалеку от Черного хода Судьбы. Второй — вертикальная лестница — вел на самую высокую башню цитадели, высочайшую точку Кушмарраха, невидимую, однако, ниоткуда. Взобраться же на нее можно было лишь из этой комнатушки.
Третий ход — люк в полу — уходил глубоко под землю.
Эйзел остался удовлетворен осмотром. Пути к отступлению готовы. Он задул три лампы, одну оставил гореть. Если придется спасаться бегством, времени возиться с ней не будет. Теперь можно пойти взглянуть, как дела у Торго с Чаровницей.
Всю дорогу наверх Эйзел беспрестанно ворчал, проклиная свои раны.
Бел-Сидек почувствовал неладное, как только солдат впустил его в дом Мериэль. Что-то изменилось. Он не сразу ухватил суть, но…
Уходя, он поставил у входа одного из своих людей. А этот, который отпер сейчас дверь, не принадлежал к их числу.
Атаманы ждали в той же комнате, где он оставил их, наказав чтоб каждый — на случай возможных военных действий — ознакомил товарищей с ситуацией в своем округе. Хадрибел гневно посапывал. Салом Эджит прятал глаза. Король был красен от смущения. Карза, точно кот, ухмылялся в пышные усы.
Так-так.
Бел-Сидек взглянул на непроницаемого Зенобела.
— Однако я удивлен. Вы забегаете вперед.
— Что такое?
— Я полагал, что вы начнете игру несколько позже. Совсем забыл, что вы склонны несколько переоценивать свои силы.
Впрочем, сейчас Зенобел не казался уверенным в себе человеком.
— Мы проголосовали… — начал Король.
— Знаю. Четверо против одного за то, чтобы сбросить чересчур осторожного предводителя. Против был Хадрибел. Теперь он обижен, и потому бойцы округа Шу не станут принимать участия в восстании. Очень кстати — именно когда Живые и без того ослаблены потерей управления в Харе, который на данный момент тоже должен подчиняться атаману Шу. Итак, что же мы имеем? Вы позволите мне немного попророчествовать?
— Сделайте одолжение, — процедил Зенобел. Он уже утратил толику своего хладнокровия.
— Движение расколется на две фракции. Меньшая — члены Союза, оставшиеся верными преемнику Генерала, назначенному самим стариком. Большая — примкнувшие к его более удачливому сопернику. Когда же завоеватели покинут город, произойдет еще один раскол внутри фракции сторонников военных действий. Вам с Карзой захочется избавиться от досадной помехи, то есть от Короля Дабдада и Салома Эджита. Возможно, нам предстоит пережить день, когда Живой прольет кровь Живого. И наконец, заключительный акт — Зенобел и Карза начнут борьбу за власть, за право решать участь Кушмарраха.
Конечно, ни у кого не будет времени подготовиться к обороне. Герод пошлет подкрепление, и полчища геродиан снова вступят в город.
Бел-Сидек заглянул в глаза каждому атаману. Содрогнулся даже Зенобел. Потом он решительными шагами направился к двери, где ждали его четверо солдат — людей нового предводителя Союза.
— Что ж, ведите меня, куда вам ведено, туда, где атаман Зенобел намерен держать под стражей полковника бел-Сидека.
Йосеху показалось, что плотник говорит с женщиной-вейдин о чем-то очень личном и что мешать их разговору неудобно. Тогда юноша покружил немного вокруг Мо'атабара и посланца геродиан. Тот хотел говорить на ферренги — чтобы обойтись без свидетелей. Мо'атабар не позволял.
Странный человек в геродианской форме сдался.
— Полковник Бруда поручил мне узнать требования Фа'тада.
— В таком случае ступайте в Резиденцию и переговорите с Фа'тадом.
— Я пробовал. Но ваша рота — единственные дартары, которых мне удалось найти.
— Неужто? — враждебно улыбнулся Мо'атабар. — Так и быть, я расскажу вам, чего хочет Фа'тад ал-Акла. Он хочет, чтобы все ферренги, военные и гражданские, а также вейдин, перешедшие на сторону ферренги, покинули город. Вы должны уйти пешком, взяв только самое необходимое из одежды и обуви и немного еды. Вы должны выйти через Осенние ворота и идти на восток. Крайний срок исполнения приказа — завтрашний рассвет. Ферренги, не выполнившие эти распоряжения, будут убиты или проданы в рабство.
Посланец Города хотел было спорить, но понял, что решение — окончательное.
— Я передам ваши слова полковнику Бруде.
— Передайте. Не сомневаюсь, что полковнику этого покажется мало и он захочет проверить, действительно ли ваше положение настолько безнадежно. Фа'тад разрешает полковнику Бруде разослать по улицам своих людей — при условии, что они будут одеты в форму, безоружны, будут передвигаться по одному и с красными повязками на левом рукаве.
Вейдин-ферренги с трудом сдерживал гнев.
Мо'атабар снова улыбнулся.
Посланец-ферренги отвернулся от него и, гордо вскинув голову, направился к своей жене. Мо'атабар знаком велел Йосеху держаться поблизости.
— Пошли отсюда! — прикрикнул на женщину предатель-вейдин.
Но жена его, тихая мышка, не послушалась.
— Я остаюсь здесь. Я пойду с ними, — огрызнулась она. Мужчина открыл было рот, чтоб обрушить на нее свой гнев, но вдруг осекся, оглянувшись на крепость.
— Я скоро вернусь и буду рядом с тобой, — сказал он и поспешно удалился.
— Его сын тоже там, — пояснил плотник.
— Я помню. — Йосех тоже взглянул на крепость. Тот похититель детей, наверное, скрывается внутри. Тот низенький коренастый разбойник, которому он показал Лик Смерти… Но кто знает об этом, кроме плотника Аарона? А тому неизвестно, что значит для дартарина снять маску…
Йосех трусил — и потому чувствовал себя виноватым, хотя братья его, если спросить, наверняка признаются, что боятся не меньше. Черт побери, юноша дорого бы дал, чтоб нога его никогда не ступала в Кушмаррах.
Мо'атабар и колдунья-ферренги шепотом обсуждали план штурма. Жестикуляция маленькой ведьмы становилось все более оживленной. Дартары были готовы начинать.
Отряд из двадцати отборных воинов-ветеранов войска Фа'тада спешил к ним от дальней стены крепости.
Она никак не могла прийти в себя. Ощущение такое, точно приняла слишком большую дозу наркотического зелья. Ничто не имело смысла. Торго умолял ее собраться с мыслями. Но она не могла, не могла вспомнить, почему так важно, чтобы она проснулась, хотя евнух повторил ей это несколько раз.
В спальню вломился Эйзел.
— Что за чертовщина?! Я велел тебе поднять ее и проводить вниз!
— Госпожа не спит. Она просто не в себе.
— Да какого дьявола ты тут сопли разводишь?! Будешь расшаркиваться, пока тебя не вздернут на виселицу?
Скрипучий голос Эйзела немного развеял туман в голове. Сидя на краю постели, Чаровница смотрела, как он стремительно приближается к ней, как поднимает руку… Она попыталась пошевелиться, но тело не слушалось…
Эйзел ударил. Боль пронзила ее — и пробудила дремлющий где-то глубоко внутри гнев. Чаровница наконец вышла из забытья и смогла сосредоточиться на происходящем.
Торго кинулся на Эйзела. Тот отступил.
— Хватит, Торго! — остановила она евнуха. — Эйзел, я тебе этого не забуду.
— Надеюсь, что нет. Я ведь только что спас вам жизнь. Этот сладкоречивый болван рассусоливал бы тут, пока они не явились бы и не пустили бы вас собакам на мясо.
— Кто «они»? О чем ты?
— Проклятый ублюдок! — накинулся Эйзел на Торго. — Ты ничего ей не сказал?
— Я говорил, — обиженно возразил Торго.
— Он говорил, но я ничего не воспринимала. Будь так добр, успокойся и перейди к делу.
— Дела у нас, прямо скажем, неважные, женщина. Дартары ломятся в дверь. Они могут ворваться сюда в любую минуту. — На лице Эйзела появилась самодовольная гримаса «я-же-вам-говорил».
У Чаровницы снова на секунду помутилось в голове.
— Как это могло произойти? — спросила она. — До сих пор никому не удавалось найти Черный ход Судьбы.
— У них есть собственная колдунья, она и разгадала эту загадку. Вы намерены действовать или будете сидеть сложа руки и пустите дело на самотек?
Волна страха захлестнула ее. Накар! Если не принять меры, она потеряет его — и все остальное. И именно сейчас, когда нужный мальчишка наконец-то найден.
Чаровница вскочила. Служанки, молча стоявшие вокруг постели, притихшие, беспомощные и растерянные, попытались задержать и одеть госпожу. Она оттолкнула их. Нет времени, ни на что нет времени. Ее возлюбленный в опасности. За одно лишь покушение на ее мечту дикарей следует разорвать на части, изничтожить.