Страница:
могильные столбики, когда-то наспех установленные тенеземцами.
Лже-Гоблин и Дщерь тоже оставались на месте - им действительно ничего
не оставалось, кроме как сидеть сложа руки. Они не начали переписывать Книги
мертвых, потому что не имели ни бумаги, ни чернил. Не общались они и с
Обманниками, совершающими паломничества в священную для них рощу. Мы их не
трогали, предоставив Неизвестным Теням отслеживать каждый их шаг, чтобы мы
знали обо всех их поступках после возвращения домой. Живых душил осталось
немного, и теперь мы могли узнать, кто они и где живут.
Роковой перелесок всегда был зловещим местом, полным древнего зла.
Тайный народец ненавидел его, но все же пробирался туда ради Тобо.
Их преданность парню казалась страшноватой, когда я долго думал об
этом.
Громовол и Аркана поправлялись так же быстро, как и Тобо, - то есть
поразительно быстро, но не по волшебству. Постигшее Громовола невезение не
сбило с него спесь. Аркана, по понятным причинам, стала замкнутой.
Душелов волновала меня все больше и больше. Она не только не пошла на
поправку, но еще больше ослабела. И теперь спускалась под горку по зловещей
тропке, проложенной Седволом.
Многие высказывались за то, чтобы позволить ей спускаться туда и
дальше, а заодно, может быть, подтолкнуть на ту же темную тропку и
Громовола, пока он спит. К Аркане симпатий тоже никто не испытывал, хотя
тайный народец оправдал ее во всем, кроме расчетливости и махинаций. Иногда,
очень редко, мне даже становилось ее жаль.
Я помнил одиночество.
За исключением Громовола, с ней разговаривал только я. А от него она
отворачивалась всякий раз, когда он открывал рот. Во время наших нелегких
бесед с Арканой я пытался узнать побольше о ее родном мире и особенно о
Хатоваре. Но ей почти нечего было рассказать. Она ничего не знала, в полной
мере обладая характерным для молодости безразличием к прошлому.
Шукрат же всячески избегала Арканы. Ей буквально не терпелось
приспособиться, стать частью этого мира. У меня возникло сильное ощущение,
что у себя на родине она была чужой, изгоем - в отличие от Арканы, и это
могло объяснить отношение Шукрат к ней.
Жизнь никогда не бывает похожа на канал, плавно текущий по прямому и
предсказуемому руслу. Она скорее похожа на горный ручей, зигзагом стекающий
по склону, ворочающий камни и иногда разливающийся сонной заводью, прежде
чем сделать внезапный и бурный поворот.
Нечто в этом роде я высказал Госпоже и Шукрат, осматривая Тобо и
проверяя, может ли он уже опираться на сломанную ногу. Сам он считал, что
чувствует себя лучше, и становился все более непоседливым - обычно это
является признаком, что пациенту и в самом деле стало лучше, но не
настолько, насколько ему хочется верить. Мы находились в моем госпитале для
особо важных персон, где лежали еще Душелов и Аркана. Шукрат разыгрывала
спектакль, обхаживая Тобо и в упор не видя Аркану. Госпожа стояла на коленях
возле койки сестры - обнимая ее за талию, неподвижная. Она стояла так уже
почти час. Поначалу я думал, что она медитирует. Или впала в какое-то
состояние вроде транса. Но потом я начал беспокоиться.
Женщины выглядели скорее как мать и дочь, а не сестры. Бедная Госпожа.
В битвах со временем все люди обречены на поражение. А последние годы стали
особенно немилостивы к моей любимой.
Теперь, когда мы стояли лагерем и нам нечем было заняться, кроме как
ждать, когда поправятся раненые, Госпожа приходила к Душелову каждый день. А
зачем - сама не могла объяснить.
Наконец она пришла в себя, обернулась и задала мучивший ее вопрос:
- Она умирает?
- Думаю, да, - признался я. - И я не знаю почему. Очень похоже на то,
что погубило того молодого Ворошка. Понятия не имею, что тут можно сделать.
Ревун тоже не знает. - Впрочем, вопящий колдун никогда не славился талантами
целителя... Наверняка Гоблин с ней что-то сделал, но это не колдовство, -
добавил я. - Во всяком случае, не такое, которое можно распознать. И не
болезнь из тех, что мне доводилось наблюдать. - В большинстве армий от
дизентерии солдат умирает больше, чем от руки врага. И я горжусь, что такого
в моей армии не было никогда.
Госпожа кивнула и снова уставилась на сестру.
- Хотела бы я знать, что это. Тут поработал Гоблин. И нам нужно ее
разбудить, чтобы выяснить причину, правда? - Она помолчала. - Ведь эта
мелкая сволочь была рядом и тогда, когда заболел Седвод. Был?
- Увы, да. - Я передал Тобо заботам Шукрат. - Ты с ним полегче,
девочка. Или нам придется поставить для вас отдельную палатку.
Тобо покраснел. Шукрат расплылась в улыбке. Я повернулся к Аркане:
- Ну, а ты уже готова снова начать карьеру танцовщицы?
- Для тебя в жизни нет ничего серьезного? Она застала меня врасплох.
Меня редко обвиняют в таком преступлении, как легкомыслие.
- Абсолютно ничего. Никто из нас не выйдет из этого живым, так что
лучше смеяться, пока можем. - Так обычно говорил Одноглазый. Я наклонился к
ней и прошептал:
- Что, тебе уже с утра паршиво? Мне бы тоже так было на твоем месте.
Сломанные кости не шутка. Уж я знаю. Сам несколько раз ломал. Но все же
попробуй улыбнуться. Худшее для тебя уже позади.
В ответ она скривилась. Худшее все еще сидело у нее в голове. Она может
никогда не выздороветь эмоционально. Ведь она выросла в таком месте и имела
такое общественное положение, что никому и в голову не могло прийти, что с
ней могут приключиться подобные ужасы.
- А ты посмотри на дело так, детка. Как бы плохо тебе ни было сейчас,
всегда может стать хуже. Я долго тянул солдатскую лямку, и уж поверь - таков
закон природы.
- Да как моя жизнь может стать еще хуже?
- А ты подумай. Ты могла остаться дома и там погибнуть. Или пройти
через ад. Или стать пленницей, а не моей гостьей. А это означает, что каждый
твой день мог стать таким же, как тот, когда ты пострадала. Многие наши
парни до сих пор считают, что ты слишком легко отделалась. И это напомнило
мне о другом законе природы. Едва ты покидаешь круг людей, согласных считать
тебя не такой, как все, ты становишься обыкновенным человеком. Просто телом.
А для женщины такая ситуация вряд ли приятна. По сути, здесь, где командуют
женщины, тебе намного лучше, чем где бы то ни было.
Аркана ушла в себя, очевидно, решив, что я ей угрожаю. Но у меня и в
мыслях такого не было. Я просто размышлял вслух. По-стариковски.
- Если тебе нужно на ком-то отыграться, - сказал я ей, - то поставь
Громовола первым в списке.
- Она - единственная связь, которая у меня осталась, с большей частью
моей жизни, - проговорила Госпожа. - И единственная связь с моей семьей.
Ручей делает внезапные повороты.
- Если Ты как-нибудь сумеешь ее спасти, то она, поправившись, первым
делом постарается отрезать тебе ноги ниже колен и заставит плясать на
обрубках.
Тобо хотел было что-то сказать, но я велел ему помолчать. Мы уже
несколько раз обсуждали судьбу Душелова. И его мнение окрашено кровью.
- Знаю-знаю. Но всякий раз, когда я оглядываюсь вокруг, мне начинает
казаться, что ушел кто-то еще и мы становимся все более чужими...
- Понимаю. Я сам перестал ориентироваться во времени после смерти
Одноглазого. От моего прошлого ничего не осталось. - Последним напоминанием
о нем стал Мурген. Мы с Госпожой избрали свой путь и теперь стали беженцами
- бежали из своего места и времени. Впрочем, почему я так поздно этому
удивляюсь? Ведь Отряд всегда был тем, чем остается, - сборищем утративших
родину и надежду беглецов и изгоев.
Я вздохнул. Неужели я вскоре начну создавать другое прошлое в качестве
душевной поддержки?
Я опустился на колени рядом с Госпожой.
- Думаю, она вряд ли протянет больше недели. Мне уже с трудом удается
ее кормить. И еще труднее заставить ее удержать съеденное. Но я придумал,
как оттянуть ее кончину. И может, даже поставить правильный диагноз.
Госпожа уставилась на меня так пристально, что я вздрогнул, припомнив
старые времена, когда я был пленником Госпожи в ее Башне в Чарах, а она
устремляла на меня Око Правды.
- Я слушаю.
Я заметил, что даже сейчас она далека от сестры. Всеми ее чувствами
руководил эгоизм. Она хотела сохранить жизнь своей безумной сестрице, но
исключительно для своей выгоды.
- Мы можем отвезти ее к Шевитье. Мы ведь знаем, что он может вылечить
Ревуна...
- Это он сказал, что может. Сказал то, что мы хотели услышать.
И что хотел услышать Ревун. Меня-то здоровье этого огрызка не
волновало. На мой взгляд, мир без него станет только лучше.
Тон Госпожи противоречил ее словам. Во мне вспыхнула искра надежды.
- Пусть Ревун доделает новый ковер, - сказал я, - и тогда мы сможем
слетать на равнину, вылечить Ревуна и выяснить, что Шевитья может сделать
для Душелова. Но даже если ничего, мы сможем поместить ее в ледяную пещеру
до тех пор, пока у нас не найдется время выяснить, что же с ней случилось.
Это станет серьезной задачкой для Тобо.
Я предпочел бы поступить именно так, посчитав, что, когда мы засунем
Душелова в пещеру, Госпожа со временем потеряет к ней интерес. А общий
эффект станет таким же, как если бы мы ее убили прямо сейчас. Госпожа при
таком раскладе может и дальше цепляться за свои семейные корни, делая вид,
что в один прекрасный день вернется к сестричке и оживит ее.
- Мне нравится эта идея, - согласилась Госпожа. - Я узнаю, насколько
быстро Ревун сможет изготовить ковер.
- Хорошо. - Я приподнял веко Душелова. И не увидел ничего
обнадеживающего. У меня создалось впечатление, что ее внутренняя сущность
покинула тело и теперь где-то бродит, потерянная и одинокая. Возмездие, мог
бы сказать Мурген, если это так.
Едва Госпожа вышла, Тобо сказал:
- Ты сказал ей не все, что думал. Я прав?
- Да? - Я пожал плечами. - Есть у меня парочка идей. Но кое-что нужно
обсудить с Капитаном.
И тут Шукрат сказала такое, что лишило ее в моих глазах образа
глупенькой блондиночки:
- А знаешь, ведь Душелов проделала такой долгий путь сюда с севера по
той же причине, по какой Госпожа теперь хочет сохранить ей жизнь. Могу
поспорить, что если бы она очень сильно захотела, то смогла бы убить вас
всех, когда ей вздумается.
Я уставился на нее. Посмотрел на Тобо. Потом снова на нее.
Шукрат покраснела. И пробормотала:
- Никто из них так и не научился говорить: "Я люблю тебя".
И я ее понял. Именно поэтому Гоблин и Одноглазый столько лет устраивали
друг другу подлянки, только не такие смертельно опасные. Когда были трезвы.
- И именно это я постоянно видел среди братьев по Отряду, которые не могли -
или верили, что не осмелятся, - выразить свои истинные чувства.
- Только эта парочка даже не знает, что им нужно это сказать, - ответил
я.
Лозан Лебедь сунул голову в палатку:
- Костоправ. Мурген. И все, кому это интересно. Сари готова прощаться с
Тай Дэем и дядюшкой Доем.
"Ну наконец-то", - подумал я, но вслух ничего не сказал. В последнее
время мне не раз хотелось выстроить всю общину нюень бао и как следует
отшлепать. Они волокли два трупа сто пятьдесят миль и при этом до хрипоты
спорили, что с ними делать. Я сдерживался и не вмешивался, но мне так и
хотелось заорать: "Да ведь им уже все равно! Сделайте с ними хоть
что-нибудь! Они воняют. И сильно!"
Но так со скорбящими родственниками, разумеется, не поступают. Если
только человеку не кажется, что у него стало маловато врагов.
Нюень бао приготовили два погребальных костра на возвышении возле
центра тенеземского воинского кладбища. И хотя людей с болот среди нас
осталось совсем немного, они и сейчас разбились на группки приверженцев того
или иного - наиболее подходящего, как они считали, - способа похорон.
Ну кто бы поверил, что похороны могут стать политическим событием? Но
эти люди способны отыскать повод для ссоры в чем угодно.
В случае с Тай Дэем споров, разумеется, возникло меньше. Сам он мало во
что верил, кроме как в собственную честь. И несгибаемого воина ждало
ритуальное прохождение сквозь очистительный огонь, против чего возражало
лишь несколько упертых стариков, считавших такую церемонию чужеземной. Зато
дядюшка Дой стал для всех камнем преткновения, Тут сторонники сжигания
сцепились со сторонниками "открытых" похорон, желавшими уложить тело на
высокий помост и оставить его там, пока не останется чистый скелет.
Такой ритуал они считали наиболее подходящим для верховного жреца Пути
Меча - хотя никто не мог сказать как, почему и когда эта идея зародилась.
Никто из хсиенцев, многие из которых выросли в хсиенских монастырях боевых
искусств, не слышал о подобной практике. Жители Хсиена своих мертвых
хоронили. А соплеменники Доя настаивали на том, что его предшественников
хоронили "открыто" - именно так, как они хотели поступить с ним сейчас.
Проходя мимо погребального костра, каждый из нас бросал на дрова пучок
травы и сложенный кусочек бумаги с молитвой, которую пламя пошлет на небеса
вместе с покойным.
- Наверное, они приняли этот обычай, когда впервые побывали в моей
стране, - предположил Суврин. - Некоторые из моих соплеменников хоронили
покойников "открыто", особенно когда опасались, что умершего похитит
"оболочка".
Опять "оболочки". Одни из тех монстров, которых никто никогда не видел,
вроде вампиров и оборотней. Ну почему, когда в мире на свободе рыщет столько
реальных монстров, которых достаточно часто видят и от которых страдают, так
много людей забивают себе головы монстрами, коих ни разу не видел ни один
надежный свидетель?
- А разве пламя поработало бы хуже?
- Сжигание было не принято. И его не признают даже сейчас, хотя через
Данда Преш прошло уже много северян.
Я хмыкнул. Наверное, дело тут связано с религией, а в религии я редко
нахожу логику.
- Простых людей, бедняков, и всех, кто не преставляет интереса для
"оболочки", хоронят обычно. Вот так. - Суврин указал на могилы вокруг нас. -
А тех, кто может привлечь "оболочку", хоронят "открыто". Чтобы монстр не
получил хороший кожаный костюм. - Он показал в сторону. - Видите эти
курганчики? Наверное, в них временно поместили жрецов и Капитанов, чтобы
потом устроить им подобающие "открытые" похороны. Думаю, их армия поспешно
отступала. И они так и не вернулись, чтобы заняться мертвецами.
И в самом деле, я разглядел несколько кучек, где лежали шесты, кости и
обрывки тряпок, - наверное, когда-то здесь собирались установить
погребальные помосты.
- Похоже, "оболочки" не добрались сюда, коль не воспользовались такой
халявой.
Ответом мне стал угрюмый взгляд.
Я так до сих пор не понял, почему Суврин стал фаворитом Дремы и ее
вероятным преемником. Но я никогда не понимал и того, почему Мурген выбрал
Дрему. Однако выбор был удачным. Дрема провела Отряд сквозь кьяулунские
войны и времена Пленения. А сколько я видел удивленно поднятых бровей, когда
выбрал Мургена летописцем? И ведь Мурген справился, хотя и сомневался в
здравости своего рассудка.
Вот и Дрема что-то увидела.
Суврин не соглашался. И упорно твердил, что покинет Отряд. Но я
заметил, что он уже упустил несколько замечательных возможностей для ухода.
Сари по праву ближайшей родственницы Тай Дэя попросила Мургена помочь
ей и Тобо бросить факелы в погребальный костер Тай Дэя. И правильно, решил
я, хотя старики немного поворчали. Мурген и Тай Дэй очень долго были близки
как братья"
Но помочь ей зажечь костер Доя Сари попросила только Тобо.
И даже я отдал честь погибшему мастеру меча, хотя никогда не доверял
ему при жизни.
Госпожа прижалась к моему левому боку.
- Полагаю, тебе стоит признать, что уж сейчас-то он заслуживает
доверия, - сказала она, словно прочла мои мысли.
- Ничего я признавать не обязан. Просто он смылся раньше, чем успел
подставить всех нас.
- Старый дурак - всем дуракам дурак. Я не стал спорить. Она выиграет
любой спор, просто пережив меня. И я сменил тему:
- Тебе до сих пор кажется, что ты становишься сильнее?
Уже давным-давно она почти не могла красть у Кины магическую силу. Но
еще раньше ей удавалось воровать столько, что она сравнялась с Душеловом. По
ее мнению, красть стало почти нечего именно после того, как Гоблин ранил
богиню.
И мне казалось вполне логичным, что возвращение Гоблина в роли орудия
Кины означает, что магический источник снова доступен. Но я ошибся. Он стал
доступен лишь после того, как Гоблин и девушка обосновались в Роковом
перелеске.
- Сила возвращается. Мало-помалу. - В ее голосе прозвучало нетерпение.
- Я уже могу показать парочку балаганных фокусов. - По ее меркам это
означало, что она пока способна лишь уничтожить деревушку, просто щелкнув
пальцами. - Надо подобраться поближе и проверить, поможет ли это.
Я не стал развивать эту тему, потому что чувствовал: Госпожа
взволнована. Она хорошо скрывала волнение, но если дать ей волю, она с ума
меня сведет разговорами о том, в чем я совершенно не разбираюсь.
Да и я мог отплатить ей той же монетой, заведя разговор или о своих
теориях болезней, или об истории Отряда.
Наш брак определенно заключен на небесах.
- Как ты считаешь, не отыскать ли нам Ревуна после похорон? - спросил
я. - И проверить, не заставила ли его моя идея работать над коврами быстрее.
- Если ты дашь ему сейчас то, что он хочет, ему незачем будет
оставаться с нами.
- Да куда ему бежать?
- Он найдет куда. И всегда находил. А затем его путь каким-то образом
всегда пересекался с нашим.
- Тогда надо на него надавить, чтобы он сделал два или три ковра. А
пока он этим занимается, ты можешь вертеться рядом и изображать ученицу,
сестричка Шукрат.
- Ага! Ни за что! Он противный. И воняет. И еще у него больше рук, чем
у этих четырехруких гуннитских богов.
- Он же коротышка, - вставил Тобо, сидя на стуле, который принесли для
него, чтобы он смог отдохнуть между церемониями. - Возьми и отшлепай его.
- А может, он только этого и хочет?
- Найди кого-нибудь, чтобы таскал меня, и я отправлюсь с тобой, -
сказал Тобо Шукрат. - Ревун рядом со мной нервничает. Костоправ, а как мы
станем его называть, если Шевитья излечит его от воплей?
- Думаю, Вонючка вполне подойдет. Пламя погребальных костров
взметнулось выше. Тобо перестал обращать на меня внимание. Я тоже замолчал.
Настало время прощаться, старина. Тай Дэй и Дой никогда не произносили
отрядной клятвы, но в душе были нашими братьями. И истории их жизни уже
вплетены в гобелен наших Анналов.
Дрема всегда воспринимала безделье как пустоту, требующую наполнения. И
она ни за что не позволила бы десяти тысячам мужиков бить баклуши, если не
считать часа-другого на ежедневные тренировки.
А ведь всего в паре миль от нас находился запущенный лес, отчаянно
нуждающийся в очистке.
Если выпустить в такой лес толпу солдат и заставить их работать от
опушки к центру, не пропуская даже мельчайших прутиков и хворостинок, то
можно развести огромные костры. К вечеру второго дня весь горизонт заволокло
дымом.
Дрема буквально заставляла Гоблина и девушку продемонстрировать, на что
они способны.
Я сомневался в мудрости подобного решения. Дрему вовсе не впечатлял тот
факт, что внутри Гоблина затаился кусочек Кины. А Кина не зря заслужила
репутацию гнусной твари.
Но командовал Отрядом не я. Да, я мог советовать, но не мог заставлять
кого-либо подчиняться. И на все мои опасения Дрема ответила лишь одной из
своих загадочных улыбок.
- Ты готов лететь? - спросила Госпожа. - Ревун уже сделал ковер.
- Ты торопишься?
- Сам же говорил, что ей осталась неделя. А это было три дня назад.
- Верно, говорил. А ковер большой?
- Места хватит.
- Я серьезно. На нем должны разместиться шестеро.
Несколько секунд Госпожа изумленно молчала.
- Я даже спрашивать не стану, - наконец проговорила она. - Нет, задам
только один вопрос: кто?
- Ты и Душелов. Ревун. Громовол. И Аркана, если захочет.
- Все еще играешь в игрушки, дорогой?
- Это не игрушки. Это прогресс. Когда убили Магадана, мы потеряли
наиболее многообещающего из парней. Для него это стало неудачным ходом в
карьере. А Громовол столь же бесполезен, как вымя у быка. Еще немного, и я
бы его убил. Но если мы вернем его старым Ворошкам, которых Шевитья держит у
себя на коротком поводке, то можем заработать пару очков в свою пользу.
Она нахмурилась.
- Хоть ты и была мастером манипуляций в огромной империи... - Она
указала на меня пальцем, и невидимая игла начала сшивать мне губы. Да, к ней
точно возвращается сила. - Тогда я просто объясню, хорошо?
- И это человек, за которого я вышла! Чушь собачья. Но спорить я не
стану.
- Так вот, два самых главных Ворошка сейчас заперты на равнине.
Насколько нам известно, дома у них больше нет. Точнее, это известно со слов
Шевитьи. У них нет будущего, им некуда идти. И явное проявление доброты
может пополнить наши ряды двумя тяжеловесами - в самый подходящий для этого
момент.
- Ты злодей.
- Стараюсь. Схожу-ка я подую Аркане в ушко.
- Только попробуй - и утром проснешься, гадая, откуда у тебя фингал под
глазом.
Так-так... Похоже, это объясняет кое-какую недавнюю раздражительность.
Ее. Мою же вызывало тупоголовое упрямство тех, кто упорно старался меня
стреножить. Это совсем другие пироги.
И я пошел подуть Аркане в ушко. Словесно.
- Громоволу я выбирать не дам, - поведал я Аркане. - Возможно, для меня
это шанс помириться с его папашей. И это единственная польза, которую можно
выколотить из этого идиота. Если я оставлю его здесь, то он со временем
выкинет нечто еще более тупое и идиотское, чем уже натворил. А тебе я уже
говорил, что занимаюсь своим делом давно. И когда натыкаешься на такого
кретина, как Громовол, то нужно искать способ, как его использовать. Или
сразу убить. А я к старости стал сердобольным.
Скептическое выражение на лице Арканы тут же поведало, насколько удачно
я впарил ей свою сказочку.
- А ты особая. И у тебя есть выбор. Если хочешь, можешь вернуться к
своим. Или прокатиться к ним в гости, а потом вернуться с нами. Или сразу
остаться здесь и никуда не лететь.
- О, я полечу. Не могу упустить такую возможность. А когда прилетим,
тогда я и решу, что еще мне нужно сделать.
Мы вылетели ночью, при свете полной луны. Госпожа, Душелов, Громовол и
Аркана вместе с Ревуном - на новом ковре. Тобо, Шукрат, Мурген и я - верхом
на леталках. Несмотря на возражения Дремы и боль заживающих переломов, Тобо
настоят на том, чтобы отправиться с нами, потому что полетела Шукрат. А
Мургену пришлось лететь со мной, потому что Сари лететь отказалась. Юная
парочка бесстрашно носилась вокруг нас, поглощенная неким стрекозиным
брачным ритуалом.
Мы с Мургеном сделали краткую остановку в Деджагоре. Дрема потребовала,
чтобы мы проверили, как обстоят дела у Ножа и его армии.
- Так ты думаешь, что у Сари бывают видения? - спросил я, спускаясь к
цитадели Деджагора.
- Что? - отозвался Мурген, занятый собственными мыслями.
- Помнишь ее припадки материнской любви? Клянусь, ей становится все
хуже. Вот я и подумал: может, ты заметил, не было ли у нее психических
припадков? Или чего-то в этом роде.
- Она не сказала бы. Даже если бы и были.
- А ты как думаешь?
- Думаю, что если припадков и не было, то она явно опасается, что они
могут начаться.
- Да?
- Когда мы были молоды, она боялась превратиться в свою мать.
- Иногда она становиться чертовски раздражительной. - Но все же она не
Гота, бабушка Тролль. Тело не причиняет ей сильных страданий. Поэтому теперь
она боится превращения в Хонь Тэй. В свою бабушку.
- И?..
- Может, и превратится. Он все больше начинает на нее походить. А когда
начинает на это жаловаться, я ей напоминаю, какой спокойной и уравновешенной
всегда была Хонь Тэй. Как валун в бурной реке.
- Но это не помогает, верно?
- Ни на секунду... Ага, кажется, кто-то почуял наше прибытие.
Мы еще успели опуститься на вершину башни цитадели, а Нож уже вышел нас
встречать вместе со своими лейтенантами.
- Тени так всполошились, что мы ожидали увидеть Тобо, - крикнул нам
Нож.
- Вам повезло. Парень ранен, поэтому вместо него к вам прилетели два
старых хрыча. Капитан велела проверить, как у вас дела. Так что если
выставите нам побольше горячительного, мы ей доложим, что ты тут отлично
поработал и ей о вас даже думать нечего.
- Договорились.
Даже самого зоркого шпиона можно сбить с толку, если знаешь, за чем он
наблюдает. Будучи некогда членом Отряда, а затем неоднократно потерпев от
него поражение, верховный главнокомандующий понял суть отрядной политики
секретности. И это понимание сослужило ему хорошую службу во время
кьяулунских войн, когда уловки Отряда почти не срабатывали против него.
Он стоял вместе с Аридатой Сингхом на стене крепости, возведенной на
холме чуть южнее Таглиоса, и наблюдал за крупномасштабными войсковыми
учениями. В последнее время солдаты стали проявлять определенный интерес к
повышению своего боевого мастерства. Приближение могучего противника стало
тому существенной причиной.
- Они улетели все? - уточнил Могаба.
- За последний час я получил донесения от двух независимых источников.
Они вылетели сразу после восхода луны. Ковер и три летательных столба.
Направились на юг. И пролетели настолько близко от дерева, на котором сидел
Хабанд, что он смог опознать Ревуна, Госпожу, Костоправа, Мургена,
Лже-Гоблин и Дщерь тоже оставались на месте - им действительно ничего
не оставалось, кроме как сидеть сложа руки. Они не начали переписывать Книги
мертвых, потому что не имели ни бумаги, ни чернил. Не общались они и с
Обманниками, совершающими паломничества в священную для них рощу. Мы их не
трогали, предоставив Неизвестным Теням отслеживать каждый их шаг, чтобы мы
знали обо всех их поступках после возвращения домой. Живых душил осталось
немного, и теперь мы могли узнать, кто они и где живут.
Роковой перелесок всегда был зловещим местом, полным древнего зла.
Тайный народец ненавидел его, но все же пробирался туда ради Тобо.
Их преданность парню казалась страшноватой, когда я долго думал об
этом.
Громовол и Аркана поправлялись так же быстро, как и Тобо, - то есть
поразительно быстро, но не по волшебству. Постигшее Громовола невезение не
сбило с него спесь. Аркана, по понятным причинам, стала замкнутой.
Душелов волновала меня все больше и больше. Она не только не пошла на
поправку, но еще больше ослабела. И теперь спускалась под горку по зловещей
тропке, проложенной Седволом.
Многие высказывались за то, чтобы позволить ей спускаться туда и
дальше, а заодно, может быть, подтолкнуть на ту же темную тропку и
Громовола, пока он спит. К Аркане симпатий тоже никто не испытывал, хотя
тайный народец оправдал ее во всем, кроме расчетливости и махинаций. Иногда,
очень редко, мне даже становилось ее жаль.
Я помнил одиночество.
За исключением Громовола, с ней разговаривал только я. А от него она
отворачивалась всякий раз, когда он открывал рот. Во время наших нелегких
бесед с Арканой я пытался узнать побольше о ее родном мире и особенно о
Хатоваре. Но ей почти нечего было рассказать. Она ничего не знала, в полной
мере обладая характерным для молодости безразличием к прошлому.
Шукрат же всячески избегала Арканы. Ей буквально не терпелось
приспособиться, стать частью этого мира. У меня возникло сильное ощущение,
что у себя на родине она была чужой, изгоем - в отличие от Арканы, и это
могло объяснить отношение Шукрат к ней.
Жизнь никогда не бывает похожа на канал, плавно текущий по прямому и
предсказуемому руслу. Она скорее похожа на горный ручей, зигзагом стекающий
по склону, ворочающий камни и иногда разливающийся сонной заводью, прежде
чем сделать внезапный и бурный поворот.
Нечто в этом роде я высказал Госпоже и Шукрат, осматривая Тобо и
проверяя, может ли он уже опираться на сломанную ногу. Сам он считал, что
чувствует себя лучше, и становился все более непоседливым - обычно это
является признаком, что пациенту и в самом деле стало лучше, но не
настолько, насколько ему хочется верить. Мы находились в моем госпитале для
особо важных персон, где лежали еще Душелов и Аркана. Шукрат разыгрывала
спектакль, обхаживая Тобо и в упор не видя Аркану. Госпожа стояла на коленях
возле койки сестры - обнимая ее за талию, неподвижная. Она стояла так уже
почти час. Поначалу я думал, что она медитирует. Или впала в какое-то
состояние вроде транса. Но потом я начал беспокоиться.
Женщины выглядели скорее как мать и дочь, а не сестры. Бедная Госпожа.
В битвах со временем все люди обречены на поражение. А последние годы стали
особенно немилостивы к моей любимой.
Теперь, когда мы стояли лагерем и нам нечем было заняться, кроме как
ждать, когда поправятся раненые, Госпожа приходила к Душелову каждый день. А
зачем - сама не могла объяснить.
Наконец она пришла в себя, обернулась и задала мучивший ее вопрос:
- Она умирает?
- Думаю, да, - признался я. - И я не знаю почему. Очень похоже на то,
что погубило того молодого Ворошка. Понятия не имею, что тут можно сделать.
Ревун тоже не знает. - Впрочем, вопящий колдун никогда не славился талантами
целителя... Наверняка Гоблин с ней что-то сделал, но это не колдовство, -
добавил я. - Во всяком случае, не такое, которое можно распознать. И не
болезнь из тех, что мне доводилось наблюдать. - В большинстве армий от
дизентерии солдат умирает больше, чем от руки врага. И я горжусь, что такого
в моей армии не было никогда.
Госпожа кивнула и снова уставилась на сестру.
- Хотела бы я знать, что это. Тут поработал Гоблин. И нам нужно ее
разбудить, чтобы выяснить причину, правда? - Она помолчала. - Ведь эта
мелкая сволочь была рядом и тогда, когда заболел Седвод. Был?
- Увы, да. - Я передал Тобо заботам Шукрат. - Ты с ним полегче,
девочка. Или нам придется поставить для вас отдельную палатку.
Тобо покраснел. Шукрат расплылась в улыбке. Я повернулся к Аркане:
- Ну, а ты уже готова снова начать карьеру танцовщицы?
- Для тебя в жизни нет ничего серьезного? Она застала меня врасплох.
Меня редко обвиняют в таком преступлении, как легкомыслие.
- Абсолютно ничего. Никто из нас не выйдет из этого живым, так что
лучше смеяться, пока можем. - Так обычно говорил Одноглазый. Я наклонился к
ней и прошептал:
- Что, тебе уже с утра паршиво? Мне бы тоже так было на твоем месте.
Сломанные кости не шутка. Уж я знаю. Сам несколько раз ломал. Но все же
попробуй улыбнуться. Худшее для тебя уже позади.
В ответ она скривилась. Худшее все еще сидело у нее в голове. Она может
никогда не выздороветь эмоционально. Ведь она выросла в таком месте и имела
такое общественное положение, что никому и в голову не могло прийти, что с
ней могут приключиться подобные ужасы.
- А ты посмотри на дело так, детка. Как бы плохо тебе ни было сейчас,
всегда может стать хуже. Я долго тянул солдатскую лямку, и уж поверь - таков
закон природы.
- Да как моя жизнь может стать еще хуже?
- А ты подумай. Ты могла остаться дома и там погибнуть. Или пройти
через ад. Или стать пленницей, а не моей гостьей. А это означает, что каждый
твой день мог стать таким же, как тот, когда ты пострадала. Многие наши
парни до сих пор считают, что ты слишком легко отделалась. И это напомнило
мне о другом законе природы. Едва ты покидаешь круг людей, согласных считать
тебя не такой, как все, ты становишься обыкновенным человеком. Просто телом.
А для женщины такая ситуация вряд ли приятна. По сути, здесь, где командуют
женщины, тебе намного лучше, чем где бы то ни было.
Аркана ушла в себя, очевидно, решив, что я ей угрожаю. Но у меня и в
мыслях такого не было. Я просто размышлял вслух. По-стариковски.
- Если тебе нужно на ком-то отыграться, - сказал я ей, - то поставь
Громовола первым в списке.
- Она - единственная связь, которая у меня осталась, с большей частью
моей жизни, - проговорила Госпожа. - И единственная связь с моей семьей.
Ручей делает внезапные повороты.
- Если Ты как-нибудь сумеешь ее спасти, то она, поправившись, первым
делом постарается отрезать тебе ноги ниже колен и заставит плясать на
обрубках.
Тобо хотел было что-то сказать, но я велел ему помолчать. Мы уже
несколько раз обсуждали судьбу Душелова. И его мнение окрашено кровью.
- Знаю-знаю. Но всякий раз, когда я оглядываюсь вокруг, мне начинает
казаться, что ушел кто-то еще и мы становимся все более чужими...
- Понимаю. Я сам перестал ориентироваться во времени после смерти
Одноглазого. От моего прошлого ничего не осталось. - Последним напоминанием
о нем стал Мурген. Мы с Госпожой избрали свой путь и теперь стали беженцами
- бежали из своего места и времени. Впрочем, почему я так поздно этому
удивляюсь? Ведь Отряд всегда был тем, чем остается, - сборищем утративших
родину и надежду беглецов и изгоев.
Я вздохнул. Неужели я вскоре начну создавать другое прошлое в качестве
душевной поддержки?
Я опустился на колени рядом с Госпожой.
- Думаю, она вряд ли протянет больше недели. Мне уже с трудом удается
ее кормить. И еще труднее заставить ее удержать съеденное. Но я придумал,
как оттянуть ее кончину. И может, даже поставить правильный диагноз.
Госпожа уставилась на меня так пристально, что я вздрогнул, припомнив
старые времена, когда я был пленником Госпожи в ее Башне в Чарах, а она
устремляла на меня Око Правды.
- Я слушаю.
Я заметил, что даже сейчас она далека от сестры. Всеми ее чувствами
руководил эгоизм. Она хотела сохранить жизнь своей безумной сестрице, но
исключительно для своей выгоды.
- Мы можем отвезти ее к Шевитье. Мы ведь знаем, что он может вылечить
Ревуна...
- Это он сказал, что может. Сказал то, что мы хотели услышать.
И что хотел услышать Ревун. Меня-то здоровье этого огрызка не
волновало. На мой взгляд, мир без него станет только лучше.
Тон Госпожи противоречил ее словам. Во мне вспыхнула искра надежды.
- Пусть Ревун доделает новый ковер, - сказал я, - и тогда мы сможем
слетать на равнину, вылечить Ревуна и выяснить, что Шевитья может сделать
для Душелова. Но даже если ничего, мы сможем поместить ее в ледяную пещеру
до тех пор, пока у нас не найдется время выяснить, что же с ней случилось.
Это станет серьезной задачкой для Тобо.
Я предпочел бы поступить именно так, посчитав, что, когда мы засунем
Душелова в пещеру, Госпожа со временем потеряет к ней интерес. А общий
эффект станет таким же, как если бы мы ее убили прямо сейчас. Госпожа при
таком раскладе может и дальше цепляться за свои семейные корни, делая вид,
что в один прекрасный день вернется к сестричке и оживит ее.
- Мне нравится эта идея, - согласилась Госпожа. - Я узнаю, насколько
быстро Ревун сможет изготовить ковер.
- Хорошо. - Я приподнял веко Душелова. И не увидел ничего
обнадеживающего. У меня создалось впечатление, что ее внутренняя сущность
покинула тело и теперь где-то бродит, потерянная и одинокая. Возмездие, мог
бы сказать Мурген, если это так.
Едва Госпожа вышла, Тобо сказал:
- Ты сказал ей не все, что думал. Я прав?
- Да? - Я пожал плечами. - Есть у меня парочка идей. Но кое-что нужно
обсудить с Капитаном.
И тут Шукрат сказала такое, что лишило ее в моих глазах образа
глупенькой блондиночки:
- А знаешь, ведь Душелов проделала такой долгий путь сюда с севера по
той же причине, по какой Госпожа теперь хочет сохранить ей жизнь. Могу
поспорить, что если бы она очень сильно захотела, то смогла бы убить вас
всех, когда ей вздумается.
Я уставился на нее. Посмотрел на Тобо. Потом снова на нее.
Шукрат покраснела. И пробормотала:
- Никто из них так и не научился говорить: "Я люблю тебя".
И я ее понял. Именно поэтому Гоблин и Одноглазый столько лет устраивали
друг другу подлянки, только не такие смертельно опасные. Когда были трезвы.
- И именно это я постоянно видел среди братьев по Отряду, которые не могли -
или верили, что не осмелятся, - выразить свои истинные чувства.
- Только эта парочка даже не знает, что им нужно это сказать, - ответил
я.
Лозан Лебедь сунул голову в палатку:
- Костоправ. Мурген. И все, кому это интересно. Сари готова прощаться с
Тай Дэем и дядюшкой Доем.
"Ну наконец-то", - подумал я, но вслух ничего не сказал. В последнее
время мне не раз хотелось выстроить всю общину нюень бао и как следует
отшлепать. Они волокли два трупа сто пятьдесят миль и при этом до хрипоты
спорили, что с ними делать. Я сдерживался и не вмешивался, но мне так и
хотелось заорать: "Да ведь им уже все равно! Сделайте с ними хоть
что-нибудь! Они воняют. И сильно!"
Но так со скорбящими родственниками, разумеется, не поступают. Если
только человеку не кажется, что у него стало маловато врагов.
Нюень бао приготовили два погребальных костра на возвышении возле
центра тенеземского воинского кладбища. И хотя людей с болот среди нас
осталось совсем немного, они и сейчас разбились на группки приверженцев того
или иного - наиболее подходящего, как они считали, - способа похорон.
Ну кто бы поверил, что похороны могут стать политическим событием? Но
эти люди способны отыскать повод для ссоры в чем угодно.
В случае с Тай Дэем споров, разумеется, возникло меньше. Сам он мало во
что верил, кроме как в собственную честь. И несгибаемого воина ждало
ритуальное прохождение сквозь очистительный огонь, против чего возражало
лишь несколько упертых стариков, считавших такую церемонию чужеземной. Зато
дядюшка Дой стал для всех камнем преткновения, Тут сторонники сжигания
сцепились со сторонниками "открытых" похорон, желавшими уложить тело на
высокий помост и оставить его там, пока не останется чистый скелет.
Такой ритуал они считали наиболее подходящим для верховного жреца Пути
Меча - хотя никто не мог сказать как, почему и когда эта идея зародилась.
Никто из хсиенцев, многие из которых выросли в хсиенских монастырях боевых
искусств, не слышал о подобной практике. Жители Хсиена своих мертвых
хоронили. А соплеменники Доя настаивали на том, что его предшественников
хоронили "открыто" - именно так, как они хотели поступить с ним сейчас.
Проходя мимо погребального костра, каждый из нас бросал на дрова пучок
травы и сложенный кусочек бумаги с молитвой, которую пламя пошлет на небеса
вместе с покойным.
- Наверное, они приняли этот обычай, когда впервые побывали в моей
стране, - предположил Суврин. - Некоторые из моих соплеменников хоронили
покойников "открыто", особенно когда опасались, что умершего похитит
"оболочка".
Опять "оболочки". Одни из тех монстров, которых никто никогда не видел,
вроде вампиров и оборотней. Ну почему, когда в мире на свободе рыщет столько
реальных монстров, которых достаточно часто видят и от которых страдают, так
много людей забивают себе головы монстрами, коих ни разу не видел ни один
надежный свидетель?
- А разве пламя поработало бы хуже?
- Сжигание было не принято. И его не признают даже сейчас, хотя через
Данда Преш прошло уже много северян.
Я хмыкнул. Наверное, дело тут связано с религией, а в религии я редко
нахожу логику.
- Простых людей, бедняков, и всех, кто не преставляет интереса для
"оболочки", хоронят обычно. Вот так. - Суврин указал на могилы вокруг нас. -
А тех, кто может привлечь "оболочку", хоронят "открыто". Чтобы монстр не
получил хороший кожаный костюм. - Он показал в сторону. - Видите эти
курганчики? Наверное, в них временно поместили жрецов и Капитанов, чтобы
потом устроить им подобающие "открытые" похороны. Думаю, их армия поспешно
отступала. И они так и не вернулись, чтобы заняться мертвецами.
И в самом деле, я разглядел несколько кучек, где лежали шесты, кости и
обрывки тряпок, - наверное, когда-то здесь собирались установить
погребальные помосты.
- Похоже, "оболочки" не добрались сюда, коль не воспользовались такой
халявой.
Ответом мне стал угрюмый взгляд.
Я так до сих пор не понял, почему Суврин стал фаворитом Дремы и ее
вероятным преемником. Но я никогда не понимал и того, почему Мурген выбрал
Дрему. Однако выбор был удачным. Дрема провела Отряд сквозь кьяулунские
войны и времена Пленения. А сколько я видел удивленно поднятых бровей, когда
выбрал Мургена летописцем? И ведь Мурген справился, хотя и сомневался в
здравости своего рассудка.
Вот и Дрема что-то увидела.
Суврин не соглашался. И упорно твердил, что покинет Отряд. Но я
заметил, что он уже упустил несколько замечательных возможностей для ухода.
Сари по праву ближайшей родственницы Тай Дэя попросила Мургена помочь
ей и Тобо бросить факелы в погребальный костер Тай Дэя. И правильно, решил
я, хотя старики немного поворчали. Мурген и Тай Дэй очень долго были близки
как братья"
Но помочь ей зажечь костер Доя Сари попросила только Тобо.
И даже я отдал честь погибшему мастеру меча, хотя никогда не доверял
ему при жизни.
Госпожа прижалась к моему левому боку.
- Полагаю, тебе стоит признать, что уж сейчас-то он заслуживает
доверия, - сказала она, словно прочла мои мысли.
- Ничего я признавать не обязан. Просто он смылся раньше, чем успел
подставить всех нас.
- Старый дурак - всем дуракам дурак. Я не стал спорить. Она выиграет
любой спор, просто пережив меня. И я сменил тему:
- Тебе до сих пор кажется, что ты становишься сильнее?
Уже давным-давно она почти не могла красть у Кины магическую силу. Но
еще раньше ей удавалось воровать столько, что она сравнялась с Душеловом. По
ее мнению, красть стало почти нечего именно после того, как Гоблин ранил
богиню.
И мне казалось вполне логичным, что возвращение Гоблина в роли орудия
Кины означает, что магический источник снова доступен. Но я ошибся. Он стал
доступен лишь после того, как Гоблин и девушка обосновались в Роковом
перелеске.
- Сила возвращается. Мало-помалу. - В ее голосе прозвучало нетерпение.
- Я уже могу показать парочку балаганных фокусов. - По ее меркам это
означало, что она пока способна лишь уничтожить деревушку, просто щелкнув
пальцами. - Надо подобраться поближе и проверить, поможет ли это.
Я не стал развивать эту тему, потому что чувствовал: Госпожа
взволнована. Она хорошо скрывала волнение, но если дать ей волю, она с ума
меня сведет разговорами о том, в чем я совершенно не разбираюсь.
Да и я мог отплатить ей той же монетой, заведя разговор или о своих
теориях болезней, или об истории Отряда.
Наш брак определенно заключен на небесах.
- Как ты считаешь, не отыскать ли нам Ревуна после похорон? - спросил
я. - И проверить, не заставила ли его моя идея работать над коврами быстрее.
- Если ты дашь ему сейчас то, что он хочет, ему незачем будет
оставаться с нами.
- Да куда ему бежать?
- Он найдет куда. И всегда находил. А затем его путь каким-то образом
всегда пересекался с нашим.
- Тогда надо на него надавить, чтобы он сделал два или три ковра. А
пока он этим занимается, ты можешь вертеться рядом и изображать ученицу,
сестричка Шукрат.
- Ага! Ни за что! Он противный. И воняет. И еще у него больше рук, чем
у этих четырехруких гуннитских богов.
- Он же коротышка, - вставил Тобо, сидя на стуле, который принесли для
него, чтобы он смог отдохнуть между церемониями. - Возьми и отшлепай его.
- А может, он только этого и хочет?
- Найди кого-нибудь, чтобы таскал меня, и я отправлюсь с тобой, -
сказал Тобо Шукрат. - Ревун рядом со мной нервничает. Костоправ, а как мы
станем его называть, если Шевитья излечит его от воплей?
- Думаю, Вонючка вполне подойдет. Пламя погребальных костров
взметнулось выше. Тобо перестал обращать на меня внимание. Я тоже замолчал.
Настало время прощаться, старина. Тай Дэй и Дой никогда не произносили
отрядной клятвы, но в душе были нашими братьями. И истории их жизни уже
вплетены в гобелен наших Анналов.
Дрема всегда воспринимала безделье как пустоту, требующую наполнения. И
она ни за что не позволила бы десяти тысячам мужиков бить баклуши, если не
считать часа-другого на ежедневные тренировки.
А ведь всего в паре миль от нас находился запущенный лес, отчаянно
нуждающийся в очистке.
Если выпустить в такой лес толпу солдат и заставить их работать от
опушки к центру, не пропуская даже мельчайших прутиков и хворостинок, то
можно развести огромные костры. К вечеру второго дня весь горизонт заволокло
дымом.
Дрема буквально заставляла Гоблина и девушку продемонстрировать, на что
они способны.
Я сомневался в мудрости подобного решения. Дрему вовсе не впечатлял тот
факт, что внутри Гоблина затаился кусочек Кины. А Кина не зря заслужила
репутацию гнусной твари.
Но командовал Отрядом не я. Да, я мог советовать, но не мог заставлять
кого-либо подчиняться. И на все мои опасения Дрема ответила лишь одной из
своих загадочных улыбок.
- Ты готов лететь? - спросила Госпожа. - Ревун уже сделал ковер.
- Ты торопишься?
- Сам же говорил, что ей осталась неделя. А это было три дня назад.
- Верно, говорил. А ковер большой?
- Места хватит.
- Я серьезно. На нем должны разместиться шестеро.
Несколько секунд Госпожа изумленно молчала.
- Я даже спрашивать не стану, - наконец проговорила она. - Нет, задам
только один вопрос: кто?
- Ты и Душелов. Ревун. Громовол. И Аркана, если захочет.
- Все еще играешь в игрушки, дорогой?
- Это не игрушки. Это прогресс. Когда убили Магадана, мы потеряли
наиболее многообещающего из парней. Для него это стало неудачным ходом в
карьере. А Громовол столь же бесполезен, как вымя у быка. Еще немного, и я
бы его убил. Но если мы вернем его старым Ворошкам, которых Шевитья держит у
себя на коротком поводке, то можем заработать пару очков в свою пользу.
Она нахмурилась.
- Хоть ты и была мастером манипуляций в огромной империи... - Она
указала на меня пальцем, и невидимая игла начала сшивать мне губы. Да, к ней
точно возвращается сила. - Тогда я просто объясню, хорошо?
- И это человек, за которого я вышла! Чушь собачья. Но спорить я не
стану.
- Так вот, два самых главных Ворошка сейчас заперты на равнине.
Насколько нам известно, дома у них больше нет. Точнее, это известно со слов
Шевитьи. У них нет будущего, им некуда идти. И явное проявление доброты
может пополнить наши ряды двумя тяжеловесами - в самый подходящий для этого
момент.
- Ты злодей.
- Стараюсь. Схожу-ка я подую Аркане в ушко.
- Только попробуй - и утром проснешься, гадая, откуда у тебя фингал под
глазом.
Так-так... Похоже, это объясняет кое-какую недавнюю раздражительность.
Ее. Мою же вызывало тупоголовое упрямство тех, кто упорно старался меня
стреножить. Это совсем другие пироги.
И я пошел подуть Аркане в ушко. Словесно.
- Громоволу я выбирать не дам, - поведал я Аркане. - Возможно, для меня
это шанс помириться с его папашей. И это единственная польза, которую можно
выколотить из этого идиота. Если я оставлю его здесь, то он со временем
выкинет нечто еще более тупое и идиотское, чем уже натворил. А тебе я уже
говорил, что занимаюсь своим делом давно. И когда натыкаешься на такого
кретина, как Громовол, то нужно искать способ, как его использовать. Или
сразу убить. А я к старости стал сердобольным.
Скептическое выражение на лице Арканы тут же поведало, насколько удачно
я впарил ей свою сказочку.
- А ты особая. И у тебя есть выбор. Если хочешь, можешь вернуться к
своим. Или прокатиться к ним в гости, а потом вернуться с нами. Или сразу
остаться здесь и никуда не лететь.
- О, я полечу. Не могу упустить такую возможность. А когда прилетим,
тогда я и решу, что еще мне нужно сделать.
Мы вылетели ночью, при свете полной луны. Госпожа, Душелов, Громовол и
Аркана вместе с Ревуном - на новом ковре. Тобо, Шукрат, Мурген и я - верхом
на леталках. Несмотря на возражения Дремы и боль заживающих переломов, Тобо
настоят на том, чтобы отправиться с нами, потому что полетела Шукрат. А
Мургену пришлось лететь со мной, потому что Сари лететь отказалась. Юная
парочка бесстрашно носилась вокруг нас, поглощенная неким стрекозиным
брачным ритуалом.
Мы с Мургеном сделали краткую остановку в Деджагоре. Дрема потребовала,
чтобы мы проверили, как обстоят дела у Ножа и его армии.
- Так ты думаешь, что у Сари бывают видения? - спросил я, спускаясь к
цитадели Деджагора.
- Что? - отозвался Мурген, занятый собственными мыслями.
- Помнишь ее припадки материнской любви? Клянусь, ей становится все
хуже. Вот я и подумал: может, ты заметил, не было ли у нее психических
припадков? Или чего-то в этом роде.
- Она не сказала бы. Даже если бы и были.
- А ты как думаешь?
- Думаю, что если припадков и не было, то она явно опасается, что они
могут начаться.
- Да?
- Когда мы были молоды, она боялась превратиться в свою мать.
- Иногда она становиться чертовски раздражительной. - Но все же она не
Гота, бабушка Тролль. Тело не причиняет ей сильных страданий. Поэтому теперь
она боится превращения в Хонь Тэй. В свою бабушку.
- И?..
- Может, и превратится. Он все больше начинает на нее походить. А когда
начинает на это жаловаться, я ей напоминаю, какой спокойной и уравновешенной
всегда была Хонь Тэй. Как валун в бурной реке.
- Но это не помогает, верно?
- Ни на секунду... Ага, кажется, кто-то почуял наше прибытие.
Мы еще успели опуститься на вершину башни цитадели, а Нож уже вышел нас
встречать вместе со своими лейтенантами.
- Тени так всполошились, что мы ожидали увидеть Тобо, - крикнул нам
Нож.
- Вам повезло. Парень ранен, поэтому вместо него к вам прилетели два
старых хрыча. Капитан велела проверить, как у вас дела. Так что если
выставите нам побольше горячительного, мы ей доложим, что ты тут отлично
поработал и ей о вас даже думать нечего.
- Договорились.
Даже самого зоркого шпиона можно сбить с толку, если знаешь, за чем он
наблюдает. Будучи некогда членом Отряда, а затем неоднократно потерпев от
него поражение, верховный главнокомандующий понял суть отрядной политики
секретности. И это понимание сослужило ему хорошую службу во время
кьяулунских войн, когда уловки Отряда почти не срабатывали против него.
Он стоял вместе с Аридатой Сингхом на стене крепости, возведенной на
холме чуть южнее Таглиоса, и наблюдал за крупномасштабными войсковыми
учениями. В последнее время солдаты стали проявлять определенный интерес к
повышению своего боевого мастерства. Приближение могучего противника стало
тому существенной причиной.
- Они улетели все? - уточнил Могаба.
- За последний час я получил донесения от двух независимых источников.
Они вылетели сразу после восхода луны. Ковер и три летательных столба.
Направились на юг. И пролетели настолько близко от дерева, на котором сидел
Хабанд, что он смог опознать Ревуна, Госпожу, Костоправа, Мургена,