Страница:
ЧЕРНЫЙ ОТРЯД - 10
Изд. АСТ (ast.ru)
Расселу Галену, в честь четвертьвекового юбилея. Это был не безупречный
брак, но все это время с моего лица не сходила улыбка. Посмотрим, сумеем ли
мы дотянуть до серебряной свадьбы. (Или бриллиантовой? Или как там
называется пятидесятая годовщина?)
Миновало четыре года, и никто не умер.
Во всяком случае, насильственной смертью или по долгу службы. Масло и
Ведьмак скончались в прошлом году естественной смертью от старости, один
через несколько дней после другого. Пару недель спустя рекрут Там Дак погиб
из-за своей юношеской самоуверенности. Он упал в расщелину, спускаясь на
одеяле вместе со своими товарищами по длинному гладкому склону ледника Тьен
Мюен. Припоминаю еще нескольких погибших. Но никто из них не пал от руки
врага.
Четыре года стали рекордом, хотя и не из той разновидности, что часто
упоминается в этих Анналах.
В столь длительный мир просто невозможно поверить.
Настолько долгий мир убаюкивает, и чем дальше, тем сильнее.
Многие из нас стары, усталы и утратили пылавший внутри юношеский задор.
Но мы, старые развалины, уже не командуем. И хотя мы были готовы забыть
ужас, ужас не собирался облегчить нам эту задачу.
В те дни Отряд был на службе у самого себя. Мы не признавали никаких
хозяев. Мы считали военачальников Хсиена своими союзниками. А они нас
боялись. Мы были существами сверхъестественными, многие - возвращенными из
мертвых, истинными Каменными Воинами. Их приводила в ужас вероятность того,
что мы можем встать на чью-то сторону в их грызне из-за костей Хсиена, этой
некогда могучей империи, которую нюень бао называли Страной Неизвестных
Теней.
Более идеалистичные военачальники надеялись на нас. Тамнственная
Шеренга Девяти снабжала нас оружием и деньгами и позволяла набирать
рекрутов, надеясь, что мы когда-нибудь поддадимся на их манипуляции и
поможем им восстановить золотой век, существовавший до тех пор, пока Хозяева
Теней не поработили их мир с такой жестокостью, что их народ до сих пор
называет себя Детьми Смерти.
Мы ни за что не стали бы участвовать в их склоках. Но позволяли им
надеяться, тешить себя иллюзией. Нам нужно было набраться сил. У нас имелась
собственная миссия.
Оставаясь на месте, мы даже создали город. Некогда хаотичный лагерь
обрел порядок и получил имена. Те, кто пришел из-за равнин, называли его
Форпост или Плацдарм, а с языка Детей Смерти его название переводилось как
Воронье Гнездо. Город продолжал расти, в нем появились десятки постоянных
зданий и структур, и его даже начали окружать стенами, а главную улицу
вымостили булыжником.
Дрема любила подыскивать дело каждому. Бездельников она на дух не
выносила. И когда мы наконец уйдем, Дети Смерти унаследуют сокровище.
Бум! Бум! Кто-то молотил в мою дверь. Я взглянул на Госпожу. Она Почти
не спала прошлой ночью, занимаясь своими исследованиями, и сегодня вечером
рано заснула. Она твердо решила раскрыть все секреты хсиенской магии и
помочь Тобо обуздать пугающе изобильные сверхъестественные явления этого
мира. Хотя Тобо в такой помощи уже не нуждался.
В этом мире имелось куда больше реальных фантомов и поразительных
существ, которые прятались в кустах, за скалами, деревьями и в сумерках, чем
смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине.
И все они кучковались вокруг Тобо, словно он был кем-то вроде их ночного
мессии. Или, возможно, их забавной ручной зверушкой.
Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели. Путь до двери
показался мне долгим и трудным.
Бум! Бум!
- Ну же, Костоправ, проснись! Дверь распахнулась внутрь, впуская
незваного гостя. Легок на помине.
- Тобо...
- Разве ты не слышал, как поет баобас?
- Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой
ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание.
- Когда баобас поет, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с
равнины весь день дул холодный ветер, Большие Уши и Золотой Глаз страшно
нервничали, и... Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему
поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар.
- Дерьмо. Дай только сумку прихватить. - Одноглазого хватил удар.
Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря смыться на
тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл с тех пор, как не стало
Гоблина.
- Быстрее!
Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, что он хочет
стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, Тобо
уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними уменьшились
по мере его взросления. Со времени моего воскрешения он заметно возмужал.
- Тороплюсь как только могу, ваша милость. Это старое тело уже не такое
шустрое, как в свои золотые деньки.
- Врачу, исцелися сам.
- Уж поверь, парень, я бы так и поступил, коли мог бы. Будь на то моя
воля, я оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи
на три лет.
- Тот ветер с равнины... Он встревожил и дядю.
- Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец?
- Он с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к мастеру Сантараксите.
В свои нежные двадцать лет Тобо уже стал самым могущественным чародеем
во всем этом мире. Госпожа говорит, что когда-нибудь он, возможно,
сравняется по возможностям с ней во времена ее могущества. Страшновато. Но
пока у него еще есть родители, которых он называет папа и мама. Есть друзья,
к которым он относится как к людям, а не как к предметам. И к учителям он
относится с уважением, а не пожирает их, просто чтобы доказать, что он
сильнее их. Мать хорошо его воспитала, несмотря на то, что ей приходилось
делать это среди солдат Черного Отряда. И несмотря на его прирожденный
бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда
достигнет вершины колдовского могущества.
Моя жена не верит, что такое возможно. В том, что касается характеров,
она пессимистка и настаивает на том, что власть развращает. Неотвратимо. Но
судить она может лишь по истории собственной жизни. И во всем видит лишь
мрачную сторону. Но даже при этом она остается одним из наставников Тобо.
Потому что несмотря на весь пессимизм, она все-таки сохранила ту глупую
романтическую жилку, которая и привела ее сюда со мной.
Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня
медлительным. И напоминает болью о каждой из тысяч миль, которое мое ныне
потрепанное и ветхое тело некогда прошагало. И еще оно наградило меня
стариковским талантом уклоняться от темы.
Парень непрерывно трещал о Черных Гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих
ночных существах, которых я никогда не видел. И это меня вполне устраивало.
Те немногие, что вертелись вокруг него и попались мне на глаза, все
оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охотно готовыми
сношаться с людьми любого пола и сексуальной ориентации. Дети Смерти
утверждали, что уступать их домогательствам - неудачная идея. Пока что
дисциплина держалась.
Вечер был холодным. Над головой висели обе луны, Малыш в фазе
полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало
покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за хвостом
одного из грачей носилась более мелкая черная птичка, периодически его
поклевывая и словно наказывая за нарушение каких-то птичьих законов. Или
просто из вредности, как поступила бы моя свояченица.
Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей.
Над ближайшим домом нависло нечто огромное - пофыркало и побрело прочь.
Мне удалось разглядеть что-то похожее на голову гигантской утки. Первый из
завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это
большое, медленное и смешное существо было убийцей. Компания самых опасных
его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с руками и
многочисленные вариации на тему смертельно опасного домашнего скота, лошадей
и пони, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах.
Самых жутких существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь
называют Первый или Повелитель Времени. Его исходный материал состоял из
Теней с Сияющей равнины, известной в Хсиене как Обитель Непрощенных
Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют Страной Неизвестных
Теней.
Ночь разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большие Уши или его
сестричка кошка Сит. Когда я подошел к домику Одноглазого, подали голос и
Черные Гончие.
Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья
колдуна-коротышки, когда возвели жилища для себя. До этого Одноглазый и его
подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине, кое-как
сляпанной из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был построен из
скрепленных цементом камней, имел отличную тростниковую крышу и четыре
большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный
аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком старым и дряхлым, чтобы
застолбить себе местечко на местном черном рынке, но я уверен, что он станет
гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть.
Упорства ему не занимать.
Гота держала дом в идеальном порядке, прибегнув к древней схеме - она
взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны
все еще называли бабушка Тролль, стала такой же дряхлой, как и Одноглазый,
разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу.
Тобо нетерпеливо выглянул из двери:
- Быстрее!
- А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором
всего Таглиоса.
Парень ухмыльнулся - на него это произвело впечатления не больше, чем
на любого другого в наши дни. Слово "бывший" нынче не стоит и сотрясения
воздуха, когда его произносишь.
Я склонен философствовать на эту тему и, наверное, слегка при этом
увлекаюсь. Когда-то я был никем и не имел амбиций стать кем-то более
значимым. Заговор обстоятельств вложил в мои руки огромную власть. Окажись у
меня желание, я смог бы вырвать потроха у половины мира. Но я поддался
другим навязчивым идеям и позволил себя увлечь. И вот я здесь, за полмира от
того места, где начинал, почесываю раны, скриплю костями и записываю
истории, которые, скорее всего, никто не прочитает. Только теперь я стал
куда более старым и дряхлым. И похоронил всех друзей юности, кроме
Одноглазого...
Я вошел в дом старого колдуна.
Там было убийственно жарко. Одноглазый и Года поддерживали в очаге
огонь даже летом. Впрочем, лето в Южном Хсиене редко бывает жарким. Я
уставился на Одноглазого.
- Ты уверен, что с ним что-то не так?
- Он пытался мне что-то сказать, - пояснил Тобо. - Я ничего не понял,
поэтому и пошел за тобой. Я испугался. - Он. Испугался.
Одноглазый сидел в колченогом кресле, которое сколотил сам. Он был
неподвижен, но по углам комнаты копошились какие-то существа, обычно
заметные лишь боковым зрением. Пол усеивали раковины улиток. Мурген, отец
Тобо, называл их домовыми - как и маленький народец из сказок своей
молодости. Их тут было около двадцати разновидностей высотой от пальца до
половины человеческого роста. Они действительно делали свое дело, когда их
никто не видел, и это Дрему просто бесило. Ведь это означало, что ей
придется упорнее выдумывать всяческие работы, чтобы удерживать отрядных
злодеев подальше от неприятностей.
В доме Одноглазого стояла ошеломляющая вонь барды, из которой он гнал
самогон.
Сам дьявол походил на высушенную голову, которую чучельник не
удосужился отделить от тела. Одноглазый всегда был человечком маленьким,
даже в лучшие свои годы. И теперь когда ему стукнуло двести с чем-то лет, а
обе ноги и минимум одна рука находились в могиле, он больше напоминал
сморщенную обезьянку, чем человека.
- Я слыхал, что ты снова пытаешься привлечь к себе внимание, старина, -
сказал я, опускаясь возле него на колени.
Единственный глаз Одноглазого открылся и уставился на меня. В этом
отношении время оказалось к нему милосердно - зрение у него осталось
хорошим.
Он приоткрыл беззубый рот, откуда поначалу не донеслось ни звука.
Попытался приподнять чернокожую руку с паучьими лапками пальцев, но у него
не хватило сил.
Тобо переминался с ноги на ногу и что-то бормотал существам в углах. В
Хсиене обитает тысяч десять всяческих странных созданий, и он знает название
каждого. И все они ему поклоняются. Для меня это взаимопересечение со
скрытым миром стало наиболее тревожным последствием нашего пребывания в
Стране Неизвестных Теней.
Мне они нравились гораздо больше, будучи еще неизвестными.
Снаружи заверещал скрипун, или Черный Панцирь, или еще какая-нибудь
Черная Гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в
сторону Врат Теней.
Я велел Тобо сходить и узнать, в чем там дело. Он остался. Парень еще
станет шилом в заднице.
- Как там твоя бабушка? - спросил я, нанося упреждающий удар. - Сходил
бы, посмотрел. - Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом,
преданно стараясь ухаживать за Одноглазым, хотя и ослабела почти как он.
Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался
поднять руку. Он увидел, как Тобо вышел, открыл рот и ухитрился выдавить
мелкими порциями несколько слов:
- Костоправ. Это.., последний... Мне хана. Я это чувствую. Смерть
пришла. Наконец.
Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз
десять разыгрывали эту сцену. Все его удары так и не оказались последними.
Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своих грандиозных
планах.
Как бы то ни было, он собирался сыграть свою сольную роль до конца.
Предупредить меня насчет высокомерия, потому что до него никак не доходило,
что я уже не только не Освободитель - военный диктатор всего Таглиоса, - но
и отказался от Капитанства в Черном Отряде. После плена у меня перестало
хватать рациональности для подобной работы. Да и мой заместитель Мурген не
пережил такое без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит
сейчас на плечиках Дремы.
И еще Одноглазому полагается попросить меня присмотреть за Готой и
Тобо. А потом неоднократно напомнить, чтобы я остерегался злобных проделок
Гоблина, хотя мы потеряли Гоблина уже много лет назад.
Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка
встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и
продолжит свою вражду с того самого места, на котором прервали ее при жизни.
Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует
Одноглазого, чем тот неоднократно грозился.
Может, Гоблин просто-напросто не может его отыскать. Некоторые нюень
бао говорят, что испытывают чувство потери, потому что духи их предков не
могут их здесь отыскать, чтобы присматривать за ними и давать советы,
являясь во снах.
Очевидно, Кинатоже не может нас отыскать. У Госпожи уже несколько лет
не было кошмарных снов.
А может, Гоблин убил Кину.
Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем:
- Ближе.
Встав перед ним на колени, я открыл лекарскую сумку. Я был близок к
нему, как только мог. Я взял его запястье. Пульс у него оказался слабым,
частым и нерегулярным. У меня не создалось впечатление, что он перенес удар.
Он пробормотал:
- Я не.., дурак.., который не знает.., где он.., и что случилось...
Слушай! Берегись... Гоблина.., девчонки.., и Тобо. Я не видел его мертвым...
Оставил его с... Матерью Обмана.
- Дерьмо! - Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все
еще был одним из Плененных, когда Гоблин ударил спящую богиню древком
отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они
видели, надо относиться с подозрением. Кина была богиней Обманников. -
Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на
ноги и заработать выпивку?
Тут я уставился на нечто, похожее на маленького черного кролика,
выглянувшее из-под кресла Одноглазого. Такого я еще не видел. Я мог позвать
Тобо - уж он точно знает, кто это такой. Тут бесчисленное количество
всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие
определенно нет. Тобо их словно притягивает, но лишь в считанных случаях,
когда речь шла о наиболее несговорчивых созданиях, он последовал совету
Госпожи и связал их клятвой личной службы.
Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом
Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем
пришлым чародеям.
До сих пор военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел
навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог
объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала
статус-кво и баланс сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал
жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в
состоянии, которое было не более чем слегка организованной анархией. Но и
уступить хотя бы частичку власти другому тоже никто не желал.
Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны:
- Не получится.., перехитрить меня... Капитан.
- Я уже не Капитан. Я в отставке. Я всего лишь старик, который
цепляется за свои бумаги, как за повод задержаться среди живых. А командует
сейчас Дрема.
- Хреновый.., командир.
- Вот надеру сейчас твою тощую старую задницу... - Я смолк. Глаз
Одноглазого закрылся, и он демонстративно захрапел.
Снаружи опять послышались рев и визг - и поблизости, и где-то вдалеке,
ближе к вратам. Затрещали и зашуршали раковины улиток, и хотя я не заметил,
что хотя бы одной из них что-либо коснулось, все они вздрогнули и
развернулись. И тут я услышал рев далекого рога.
Я встал и попятился к двери, не подставляя спину. Если не считать
пьянства, у Одноглазого осталось единственное развлечение - ткнуть тростью
зазевавшегося гостя.
В комнату ворвался запыхавшийся Тобо.
- Капитан... Костоправ. Господин. Я не правильно понял то, что он хотел
мне сказать.
- Что?
- Он говорил не о нем. А о бабушке Готе.
Кы Гота, бабушка Тобо, умерла счастливой. Настолько счастливой,
насколько могла умереть бабушка Тролль, то есть пьянее трех сов, утонувших в
бочонке с вином. Перед кончиной она насладилась огромным количеством
чрезвычайно крепкого продукта.
- Если это сойдет за утешение, то она, наверное, ничего и не
почувствовала, - сказал я парню. Хотя улики намекали на то, что она
прекрасно понимала, что именно происходит.
Мои слова его не обманули.
- Она знала, что смерть близка. Здесь были грейлинги.
Услышав его голос, за перегонным кубом кто-то негромко застрекотал. Как
и баобасы, грейлинги тоже были вестниками смерти. Одними из множества в
Хсиене. А некоторые из существ, что недавно завывали в темноте, тоже ими
станут.
Я произнес то, что положено говорить молодым:
- Наверное, смерть стала для нее благословением. Она постоянно мучилась
от боли, и я больше был не в силах облегчить ее страдания. - Сколько я помню
старую женщину, собственное тело было для нее постоянным источником боли. И
последние несколько лет стали для нее адом.
Некоторое время Тобо был похож на грустного мальчика, которому хочется
уткнуться в мамину юбку и от души поплакать. Но он быстро стал юношей,
полностью владеющим собой.
- Как бы она ни жаловалась, но все же она прожила долгую и полноценную
жизнь. И семья признательна за это Одноглазому.
Да, она жаловалась - часто и громко - кому угодно и на все подряд. Мне
посчастливилось пропустить большую часть "эпохи Готы", когда я на пятнадцать
лет оказался погребен заживо. Вот какой я умный.
- Кстати, о семье. Ты должен отыскать Доя. И послать весточку матери. И
как можно скорее сообщи нам о приготовлениях к похоронам.
Погребальные обряды нюень бао кажутся почти непостижимыми. Иногда они
своих покойников хоронят, иногда сжигают, а иногда заворачивают в саван и
подвешивают на дерево. Правила тут смутные и неясные.
- Дой обо всем позаботится. Не сомневаюсь, что община потребует
чего-нибудь традиционного. А в этом случае мне положено местечко где-то в
стороне.
Община состоит из тех нюень бао, что прибились к Черному Отряду, но не
вступили в него официально и еще не успели раствориться в таинственных
просторах Страны Неизвестных Теней.
- Несомненно. - Община гордится Тобо, но обычаи требуют, чтобы на него
смотрели сверху вниз из-за смешанной крови и неуважения к традициям. -
Остальным тоже нужно сообщить. Предстоит великая церемония. Твоя бабушка
стала первой женщиной из нашего мира, скончавшейся здесь. Если не считать
белой вороны.
Мысли Тобо двигались под углом к моим.
- Будет и другая ворона, Капитан. Всегда будет другая ворона. Среди
Черного Отряда они себя чувствуют как дома. - Поэтому Дети Смерти и назвали
наш город Вороньим Гнездом. В нем всегда есть вороны, реальные или
неизвестные.
- Они привыкли хорошо питаться. Сейчас нас окружали Неизвестные Тени. Я
легко мог видеть их и сам, хотя редко четко и редко дольше, чем мгновение.
Моменты сильных эмоций выманивали их из оболочек, куда Тобо приучил их
прятаться.
Снаружи возобновился гвалт. Комочки мрака возбужденно зашебуршились,
потом рассеялись, каким-то образом исчезнув так ловко, что даже не
продемонстрировали свою внешность.
- Наверное, по ту сторону врат опять бродят лунатики, - предположил
Тобо.
Я так не считал. Кавардак сегодня вечером был совсем не таким, как в
подобных случаях.
Из комнаты, где мы оставили Одноглазого, донесся красноречивый крик.
Значит, старикан все-таки притворялся спящим.
- Схожу-ка я узнаю, чего он хочет. А ты иди к Дою.
- Ты мне не поверишь. - Теперь старик был возбужден. Он настолько
рассердился, что не мог говорить четко, без сопения и пыхтения. Он поднял
руку, и один из его черных скрюченных пальцев указал на нечто, видимое
только Одноглазому. - Гибель приближается, Костоправ. Скоро. Может, даже
сегодня. - Снаружи кто-то завыл, словно подкрепляя его аргумент, но он этого
не услышал.
Рука упала, полежала несколько секунд, вновь взметнулась. Теперь палец
указывал на резное черное копье, покоящееся на колышках над дверью.
- Оно готово. - Одноглазый мастерил это орудие смерти целое поколение.
Его магическая сила была настолько велика, что, даже приближаясь, я ее
ощущал. Обычно же я в этом смысле глух, нем и слеп. Зато женат на личном
консультанте по магии. - Если встретишь... Гоблина.., отдай ему.., это
копье.
- Просто взять и отдать?
- И еще мою шляпу. - Одноглазый беззубо ухмыльнулся. Все время, пока я
в Отряде, он носил самую большую, уродливую, грязную и отвратительную черную
фетровую шляпу, какую только можно вообразить. - Но ты должен.., сделать
это.., правильно. - Значит, у него и сейчас была припасена грязная шуточка,
пусть даже она предназначалась мертвецу, да и сам он будет мертв задолго до
того, как шуточка удастся.
В дверь поскреблись. Кто-то вошел, не дожидаясь приглашения. Я поднял
голову. Дой, старый мастер меча и священник общины нюень бао. Вот уже
двадцать пять лет при Отряде, но так в него и не вступил. Даже через столько
лет я не доверяю ему полностью. Впрочем, похоже, я остался последним
сомневающимся.
- Мальчик сказал, что Гота...
- Она там, - показал я.
Дой понимающе кивнул. Я должен заниматься Одноглазым, потому что
покойнице уже ничем не смогу помочь. Боюсь, Одноглазому я помогу немногим
больше.
- Где Тай Дэй? - спросил Дой.
- Полагаю, в Хань-Фи. С Мургеном и Сари.
- Я пошлю к ним кого-нибудь, - буркнул Дой.
- Пусть Тобо пошлет кого-нибудь из своих любимчиков. - Так они не будут
путаться у нас под ногами, а заодно это напомнит Шеренге Девяти, главному
совету местных военачальников, что в распоряжении Каменных Солдат имеются
необычные связи, которыми они с удовольствием пользуются. Правда, если они
вообще сумеют заметить эти существа.
Дой приостановился у двери в заднюю комнату:
- Сегодня ночью с этими существами творится что-то неладное. Они ведут
себя как обезьяны, заметившие леопарда.
Обезьян мы знаем хорошо. Горные обезьяны, оккупировавшие развалины,
расположенные в том месте, где в нашем мире находится Кьяулун, настырны и
многочисленны, как стая саранчи. У них хватает ума и наглости, чтобы
пробраться во что угодно, если это не заперто магически. И еще они
бесстрашны. А Тобо слишком мягкосердечен, чтобы попросить своих
сверхъестественных друзей нанести быстрый показательный удар.
Дой проскользнул в дверь. Он сохранил ловкость и гибкость, хотя был
старше Готы. Дой и сейчас каждое утро проводил обычный фехтовальный ритуал.
По собственным наблюдениям я знал, что в упражнениях с учебными мечами он
мог победить всех, кроме горстки своих учеников. Впрочем, подозреваю, что и
эта горстка оказалась бы неприятно удивлена, если бы дуэль состоялась на
боевых мечах.
Тобо единственный столь же талантливый, как Дой. Но Тобо умеет делать
все, всегда с изяществом и обычно с поразительной легкостью. Мы все считаем,
что заслужили такого ребенка, как Тобо.
Я усмехнулся.
- Что? - буркнул Одноглазый.
- Просто подумал о том, как мой малыш вырос.
- И это смешно?
- Словно рукоятка сломанной метлы, воткнутая в навозную кучу.
Изд. АСТ (ast.ru)
Расселу Галену, в честь четвертьвекового юбилея. Это был не безупречный
брак, но все это время с моего лица не сходила улыбка. Посмотрим, сумеем ли
мы дотянуть до серебряной свадьбы. (Или бриллиантовой? Или как там
называется пятидесятая годовщина?)
Миновало четыре года, и никто не умер.
Во всяком случае, насильственной смертью или по долгу службы. Масло и
Ведьмак скончались в прошлом году естественной смертью от старости, один
через несколько дней после другого. Пару недель спустя рекрут Там Дак погиб
из-за своей юношеской самоуверенности. Он упал в расщелину, спускаясь на
одеяле вместе со своими товарищами по длинному гладкому склону ледника Тьен
Мюен. Припоминаю еще нескольких погибших. Но никто из них не пал от руки
врага.
Четыре года стали рекордом, хотя и не из той разновидности, что часто
упоминается в этих Анналах.
В столь длительный мир просто невозможно поверить.
Настолько долгий мир убаюкивает, и чем дальше, тем сильнее.
Многие из нас стары, усталы и утратили пылавший внутри юношеский задор.
Но мы, старые развалины, уже не командуем. И хотя мы были готовы забыть
ужас, ужас не собирался облегчить нам эту задачу.
В те дни Отряд был на службе у самого себя. Мы не признавали никаких
хозяев. Мы считали военачальников Хсиена своими союзниками. А они нас
боялись. Мы были существами сверхъестественными, многие - возвращенными из
мертвых, истинными Каменными Воинами. Их приводила в ужас вероятность того,
что мы можем встать на чью-то сторону в их грызне из-за костей Хсиена, этой
некогда могучей империи, которую нюень бао называли Страной Неизвестных
Теней.
Более идеалистичные военачальники надеялись на нас. Тамнственная
Шеренга Девяти снабжала нас оружием и деньгами и позволяла набирать
рекрутов, надеясь, что мы когда-нибудь поддадимся на их манипуляции и
поможем им восстановить золотой век, существовавший до тех пор, пока Хозяева
Теней не поработили их мир с такой жестокостью, что их народ до сих пор
называет себя Детьми Смерти.
Мы ни за что не стали бы участвовать в их склоках. Но позволяли им
надеяться, тешить себя иллюзией. Нам нужно было набраться сил. У нас имелась
собственная миссия.
Оставаясь на месте, мы даже создали город. Некогда хаотичный лагерь
обрел порядок и получил имена. Те, кто пришел из-за равнин, называли его
Форпост или Плацдарм, а с языка Детей Смерти его название переводилось как
Воронье Гнездо. Город продолжал расти, в нем появились десятки постоянных
зданий и структур, и его даже начали окружать стенами, а главную улицу
вымостили булыжником.
Дрема любила подыскивать дело каждому. Бездельников она на дух не
выносила. И когда мы наконец уйдем, Дети Смерти унаследуют сокровище.
Бум! Бум! Кто-то молотил в мою дверь. Я взглянул на Госпожу. Она Почти
не спала прошлой ночью, занимаясь своими исследованиями, и сегодня вечером
рано заснула. Она твердо решила раскрыть все секреты хсиенской магии и
помочь Тобо обуздать пугающе изобильные сверхъестественные явления этого
мира. Хотя Тобо в такой помощи уже не нуждался.
В этом мире имелось куда больше реальных фантомов и поразительных
существ, которые прятались в кустах, за скалами, деревьями и в сумерках, чем
смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине.
И все они кучковались вокруг Тобо, словно он был кем-то вроде их ночного
мессии. Или, возможно, их забавной ручной зверушкой.
Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели. Путь до двери
показался мне долгим и трудным.
Бум! Бум!
- Ну же, Костоправ, проснись! Дверь распахнулась внутрь, впуская
незваного гостя. Легок на помине.
- Тобо...
- Разве ты не слышал, как поет баобас?
- Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой
ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание.
- Когда баобас поет, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с
равнины весь день дул холодный ветер, Большие Уши и Золотой Глаз страшно
нервничали, и... Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему
поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар.
- Дерьмо. Дай только сумку прихватить. - Одноглазого хватил удар.
Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря смыться на
тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл с тех пор, как не стало
Гоблина.
- Быстрее!
Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, что он хочет
стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, Тобо
уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними уменьшились
по мере его взросления. Со времени моего воскрешения он заметно возмужал.
- Тороплюсь как только могу, ваша милость. Это старое тело уже не такое
шустрое, как в свои золотые деньки.
- Врачу, исцелися сам.
- Уж поверь, парень, я бы так и поступил, коли мог бы. Будь на то моя
воля, я оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи
на три лет.
- Тот ветер с равнины... Он встревожил и дядю.
- Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец?
- Он с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к мастеру Сантараксите.
В свои нежные двадцать лет Тобо уже стал самым могущественным чародеем
во всем этом мире. Госпожа говорит, что когда-нибудь он, возможно,
сравняется по возможностям с ней во времена ее могущества. Страшновато. Но
пока у него еще есть родители, которых он называет папа и мама. Есть друзья,
к которым он относится как к людям, а не как к предметам. И к учителям он
относится с уважением, а не пожирает их, просто чтобы доказать, что он
сильнее их. Мать хорошо его воспитала, несмотря на то, что ей приходилось
делать это среди солдат Черного Отряда. И несмотря на его прирожденный
бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда
достигнет вершины колдовского могущества.
Моя жена не верит, что такое возможно. В том, что касается характеров,
она пессимистка и настаивает на том, что власть развращает. Неотвратимо. Но
судить она может лишь по истории собственной жизни. И во всем видит лишь
мрачную сторону. Но даже при этом она остается одним из наставников Тобо.
Потому что несмотря на весь пессимизм, она все-таки сохранила ту глупую
романтическую жилку, которая и привела ее сюда со мной.
Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня
медлительным. И напоминает болью о каждой из тысяч миль, которое мое ныне
потрепанное и ветхое тело некогда прошагало. И еще оно наградило меня
стариковским талантом уклоняться от темы.
Парень непрерывно трещал о Черных Гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих
ночных существах, которых я никогда не видел. И это меня вполне устраивало.
Те немногие, что вертелись вокруг него и попались мне на глаза, все
оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охотно готовыми
сношаться с людьми любого пола и сексуальной ориентации. Дети Смерти
утверждали, что уступать их домогательствам - неудачная идея. Пока что
дисциплина держалась.
Вечер был холодным. Над головой висели обе луны, Малыш в фазе
полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало
покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за хвостом
одного из грачей носилась более мелкая черная птичка, периодически его
поклевывая и словно наказывая за нарушение каких-то птичьих законов. Или
просто из вредности, как поступила бы моя свояченица.
Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей.
Над ближайшим домом нависло нечто огромное - пофыркало и побрело прочь.
Мне удалось разглядеть что-то похожее на голову гигантской утки. Первый из
завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это
большое, медленное и смешное существо было убийцей. Компания самых опасных
его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с руками и
многочисленные вариации на тему смертельно опасного домашнего скота, лошадей
и пони, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах.
Самых жутких существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь
называют Первый или Повелитель Времени. Его исходный материал состоял из
Теней с Сияющей равнины, известной в Хсиене как Обитель Непрощенных
Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют Страной Неизвестных
Теней.
Ночь разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большие Уши или его
сестричка кошка Сит. Когда я подошел к домику Одноглазого, подали голос и
Черные Гончие.
Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья
колдуна-коротышки, когда возвели жилища для себя. До этого Одноглазый и его
подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине, кое-как
сляпанной из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был построен из
скрепленных цементом камней, имел отличную тростниковую крышу и четыре
большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный
аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком старым и дряхлым, чтобы
застолбить себе местечко на местном черном рынке, но я уверен, что он станет
гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть.
Упорства ему не занимать.
Гота держала дом в идеальном порядке, прибегнув к древней схеме - она
взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны
все еще называли бабушка Тролль, стала такой же дряхлой, как и Одноглазый,
разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу.
Тобо нетерпеливо выглянул из двери:
- Быстрее!
- А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором
всего Таглиоса.
Парень ухмыльнулся - на него это произвело впечатления не больше, чем
на любого другого в наши дни. Слово "бывший" нынче не стоит и сотрясения
воздуха, когда его произносишь.
Я склонен философствовать на эту тему и, наверное, слегка при этом
увлекаюсь. Когда-то я был никем и не имел амбиций стать кем-то более
значимым. Заговор обстоятельств вложил в мои руки огромную власть. Окажись у
меня желание, я смог бы вырвать потроха у половины мира. Но я поддался
другим навязчивым идеям и позволил себя увлечь. И вот я здесь, за полмира от
того места, где начинал, почесываю раны, скриплю костями и записываю
истории, которые, скорее всего, никто не прочитает. Только теперь я стал
куда более старым и дряхлым. И похоронил всех друзей юности, кроме
Одноглазого...
Я вошел в дом старого колдуна.
Там было убийственно жарко. Одноглазый и Года поддерживали в очаге
огонь даже летом. Впрочем, лето в Южном Хсиене редко бывает жарким. Я
уставился на Одноглазого.
- Ты уверен, что с ним что-то не так?
- Он пытался мне что-то сказать, - пояснил Тобо. - Я ничего не понял,
поэтому и пошел за тобой. Я испугался. - Он. Испугался.
Одноглазый сидел в колченогом кресле, которое сколотил сам. Он был
неподвижен, но по углам комнаты копошились какие-то существа, обычно
заметные лишь боковым зрением. Пол усеивали раковины улиток. Мурген, отец
Тобо, называл их домовыми - как и маленький народец из сказок своей
молодости. Их тут было около двадцати разновидностей высотой от пальца до
половины человеческого роста. Они действительно делали свое дело, когда их
никто не видел, и это Дрему просто бесило. Ведь это означало, что ей
придется упорнее выдумывать всяческие работы, чтобы удерживать отрядных
злодеев подальше от неприятностей.
В доме Одноглазого стояла ошеломляющая вонь барды, из которой он гнал
самогон.
Сам дьявол походил на высушенную голову, которую чучельник не
удосужился отделить от тела. Одноглазый всегда был человечком маленьким,
даже в лучшие свои годы. И теперь когда ему стукнуло двести с чем-то лет, а
обе ноги и минимум одна рука находились в могиле, он больше напоминал
сморщенную обезьянку, чем человека.
- Я слыхал, что ты снова пытаешься привлечь к себе внимание, старина, -
сказал я, опускаясь возле него на колени.
Единственный глаз Одноглазого открылся и уставился на меня. В этом
отношении время оказалось к нему милосердно - зрение у него осталось
хорошим.
Он приоткрыл беззубый рот, откуда поначалу не донеслось ни звука.
Попытался приподнять чернокожую руку с паучьими лапками пальцев, но у него
не хватило сил.
Тобо переминался с ноги на ногу и что-то бормотал существам в углах. В
Хсиене обитает тысяч десять всяческих странных созданий, и он знает название
каждого. И все они ему поклоняются. Для меня это взаимопересечение со
скрытым миром стало наиболее тревожным последствием нашего пребывания в
Стране Неизвестных Теней.
Мне они нравились гораздо больше, будучи еще неизвестными.
Снаружи заверещал скрипун, или Черный Панцирь, или еще какая-нибудь
Черная Гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в
сторону Врат Теней.
Я велел Тобо сходить и узнать, в чем там дело. Он остался. Парень еще
станет шилом в заднице.
- Как там твоя бабушка? - спросил я, нанося упреждающий удар. - Сходил
бы, посмотрел. - Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом,
преданно стараясь ухаживать за Одноглазым, хотя и ослабела почти как он.
Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался
поднять руку. Он увидел, как Тобо вышел, открыл рот и ухитрился выдавить
мелкими порциями несколько слов:
- Костоправ. Это.., последний... Мне хана. Я это чувствую. Смерть
пришла. Наконец.
Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз
десять разыгрывали эту сцену. Все его удары так и не оказались последними.
Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своих грандиозных
планах.
Как бы то ни было, он собирался сыграть свою сольную роль до конца.
Предупредить меня насчет высокомерия, потому что до него никак не доходило,
что я уже не только не Освободитель - военный диктатор всего Таглиоса, - но
и отказался от Капитанства в Черном Отряде. После плена у меня перестало
хватать рациональности для подобной работы. Да и мой заместитель Мурген не
пережил такое без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит
сейчас на плечиках Дремы.
И еще Одноглазому полагается попросить меня присмотреть за Готой и
Тобо. А потом неоднократно напомнить, чтобы я остерегался злобных проделок
Гоблина, хотя мы потеряли Гоблина уже много лет назад.
Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка
встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и
продолжит свою вражду с того самого места, на котором прервали ее при жизни.
Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует
Одноглазого, чем тот неоднократно грозился.
Может, Гоблин просто-напросто не может его отыскать. Некоторые нюень
бао говорят, что испытывают чувство потери, потому что духи их предков не
могут их здесь отыскать, чтобы присматривать за ними и давать советы,
являясь во снах.
Очевидно, Кинатоже не может нас отыскать. У Госпожи уже несколько лет
не было кошмарных снов.
А может, Гоблин убил Кину.
Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем:
- Ближе.
Встав перед ним на колени, я открыл лекарскую сумку. Я был близок к
нему, как только мог. Я взял его запястье. Пульс у него оказался слабым,
частым и нерегулярным. У меня не создалось впечатление, что он перенес удар.
Он пробормотал:
- Я не.., дурак.., который не знает.., где он.., и что случилось...
Слушай! Берегись... Гоблина.., девчонки.., и Тобо. Я не видел его мертвым...
Оставил его с... Матерью Обмана.
- Дерьмо! - Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все
еще был одним из Плененных, когда Гоблин ударил спящую богиню древком
отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они
видели, надо относиться с подозрением. Кина была богиней Обманников. -
Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на
ноги и заработать выпивку?
Тут я уставился на нечто, похожее на маленького черного кролика,
выглянувшее из-под кресла Одноглазого. Такого я еще не видел. Я мог позвать
Тобо - уж он точно знает, кто это такой. Тут бесчисленное количество
всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие
определенно нет. Тобо их словно притягивает, но лишь в считанных случаях,
когда речь шла о наиболее несговорчивых созданиях, он последовал совету
Госпожи и связал их клятвой личной службы.
Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом
Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем
пришлым чародеям.
До сих пор военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел
навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог
объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала
статус-кво и баланс сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал
жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в
состоянии, которое было не более чем слегка организованной анархией. Но и
уступить хотя бы частичку власти другому тоже никто не желал.
Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны:
- Не получится.., перехитрить меня... Капитан.
- Я уже не Капитан. Я в отставке. Я всего лишь старик, который
цепляется за свои бумаги, как за повод задержаться среди живых. А командует
сейчас Дрема.
- Хреновый.., командир.
- Вот надеру сейчас твою тощую старую задницу... - Я смолк. Глаз
Одноглазого закрылся, и он демонстративно захрапел.
Снаружи опять послышались рев и визг - и поблизости, и где-то вдалеке,
ближе к вратам. Затрещали и зашуршали раковины улиток, и хотя я не заметил,
что хотя бы одной из них что-либо коснулось, все они вздрогнули и
развернулись. И тут я услышал рев далекого рога.
Я встал и попятился к двери, не подставляя спину. Если не считать
пьянства, у Одноглазого осталось единственное развлечение - ткнуть тростью
зазевавшегося гостя.
В комнату ворвался запыхавшийся Тобо.
- Капитан... Костоправ. Господин. Я не правильно понял то, что он хотел
мне сказать.
- Что?
- Он говорил не о нем. А о бабушке Готе.
Кы Гота, бабушка Тобо, умерла счастливой. Настолько счастливой,
насколько могла умереть бабушка Тролль, то есть пьянее трех сов, утонувших в
бочонке с вином. Перед кончиной она насладилась огромным количеством
чрезвычайно крепкого продукта.
- Если это сойдет за утешение, то она, наверное, ничего и не
почувствовала, - сказал я парню. Хотя улики намекали на то, что она
прекрасно понимала, что именно происходит.
Мои слова его не обманули.
- Она знала, что смерть близка. Здесь были грейлинги.
Услышав его голос, за перегонным кубом кто-то негромко застрекотал. Как
и баобасы, грейлинги тоже были вестниками смерти. Одними из множества в
Хсиене. А некоторые из существ, что недавно завывали в темноте, тоже ими
станут.
Я произнес то, что положено говорить молодым:
- Наверное, смерть стала для нее благословением. Она постоянно мучилась
от боли, и я больше был не в силах облегчить ее страдания. - Сколько я помню
старую женщину, собственное тело было для нее постоянным источником боли. И
последние несколько лет стали для нее адом.
Некоторое время Тобо был похож на грустного мальчика, которому хочется
уткнуться в мамину юбку и от души поплакать. Но он быстро стал юношей,
полностью владеющим собой.
- Как бы она ни жаловалась, но все же она прожила долгую и полноценную
жизнь. И семья признательна за это Одноглазому.
Да, она жаловалась - часто и громко - кому угодно и на все подряд. Мне
посчастливилось пропустить большую часть "эпохи Готы", когда я на пятнадцать
лет оказался погребен заживо. Вот какой я умный.
- Кстати, о семье. Ты должен отыскать Доя. И послать весточку матери. И
как можно скорее сообщи нам о приготовлениях к похоронам.
Погребальные обряды нюень бао кажутся почти непостижимыми. Иногда они
своих покойников хоронят, иногда сжигают, а иногда заворачивают в саван и
подвешивают на дерево. Правила тут смутные и неясные.
- Дой обо всем позаботится. Не сомневаюсь, что община потребует
чего-нибудь традиционного. А в этом случае мне положено местечко где-то в
стороне.
Община состоит из тех нюень бао, что прибились к Черному Отряду, но не
вступили в него официально и еще не успели раствориться в таинственных
просторах Страны Неизвестных Теней.
- Несомненно. - Община гордится Тобо, но обычаи требуют, чтобы на него
смотрели сверху вниз из-за смешанной крови и неуважения к традициям. -
Остальным тоже нужно сообщить. Предстоит великая церемония. Твоя бабушка
стала первой женщиной из нашего мира, скончавшейся здесь. Если не считать
белой вороны.
Мысли Тобо двигались под углом к моим.
- Будет и другая ворона, Капитан. Всегда будет другая ворона. Среди
Черного Отряда они себя чувствуют как дома. - Поэтому Дети Смерти и назвали
наш город Вороньим Гнездом. В нем всегда есть вороны, реальные или
неизвестные.
- Они привыкли хорошо питаться. Сейчас нас окружали Неизвестные Тени. Я
легко мог видеть их и сам, хотя редко четко и редко дольше, чем мгновение.
Моменты сильных эмоций выманивали их из оболочек, куда Тобо приучил их
прятаться.
Снаружи возобновился гвалт. Комочки мрака возбужденно зашебуршились,
потом рассеялись, каким-то образом исчезнув так ловко, что даже не
продемонстрировали свою внешность.
- Наверное, по ту сторону врат опять бродят лунатики, - предположил
Тобо.
Я так не считал. Кавардак сегодня вечером был совсем не таким, как в
подобных случаях.
Из комнаты, где мы оставили Одноглазого, донесся красноречивый крик.
Значит, старикан все-таки притворялся спящим.
- Схожу-ка я узнаю, чего он хочет. А ты иди к Дою.
- Ты мне не поверишь. - Теперь старик был возбужден. Он настолько
рассердился, что не мог говорить четко, без сопения и пыхтения. Он поднял
руку, и один из его черных скрюченных пальцев указал на нечто, видимое
только Одноглазому. - Гибель приближается, Костоправ. Скоро. Может, даже
сегодня. - Снаружи кто-то завыл, словно подкрепляя его аргумент, но он этого
не услышал.
Рука упала, полежала несколько секунд, вновь взметнулась. Теперь палец
указывал на резное черное копье, покоящееся на колышках над дверью.
- Оно готово. - Одноглазый мастерил это орудие смерти целое поколение.
Его магическая сила была настолько велика, что, даже приближаясь, я ее
ощущал. Обычно же я в этом смысле глух, нем и слеп. Зато женат на личном
консультанте по магии. - Если встретишь... Гоблина.., отдай ему.., это
копье.
- Просто взять и отдать?
- И еще мою шляпу. - Одноглазый беззубо ухмыльнулся. Все время, пока я
в Отряде, он носил самую большую, уродливую, грязную и отвратительную черную
фетровую шляпу, какую только можно вообразить. - Но ты должен.., сделать
это.., правильно. - Значит, у него и сейчас была припасена грязная шуточка,
пусть даже она предназначалась мертвецу, да и сам он будет мертв задолго до
того, как шуточка удастся.
В дверь поскреблись. Кто-то вошел, не дожидаясь приглашения. Я поднял
голову. Дой, старый мастер меча и священник общины нюень бао. Вот уже
двадцать пять лет при Отряде, но так в него и не вступил. Даже через столько
лет я не доверяю ему полностью. Впрочем, похоже, я остался последним
сомневающимся.
- Мальчик сказал, что Гота...
- Она там, - показал я.
Дой понимающе кивнул. Я должен заниматься Одноглазым, потому что
покойнице уже ничем не смогу помочь. Боюсь, Одноглазому я помогу немногим
больше.
- Где Тай Дэй? - спросил Дой.
- Полагаю, в Хань-Фи. С Мургеном и Сари.
- Я пошлю к ним кого-нибудь, - буркнул Дой.
- Пусть Тобо пошлет кого-нибудь из своих любимчиков. - Так они не будут
путаться у нас под ногами, а заодно это напомнит Шеренге Девяти, главному
совету местных военачальников, что в распоряжении Каменных Солдат имеются
необычные связи, которыми они с удовольствием пользуются. Правда, если они
вообще сумеют заметить эти существа.
Дой приостановился у двери в заднюю комнату:
- Сегодня ночью с этими существами творится что-то неладное. Они ведут
себя как обезьяны, заметившие леопарда.
Обезьян мы знаем хорошо. Горные обезьяны, оккупировавшие развалины,
расположенные в том месте, где в нашем мире находится Кьяулун, настырны и
многочисленны, как стая саранчи. У них хватает ума и наглости, чтобы
пробраться во что угодно, если это не заперто магически. И еще они
бесстрашны. А Тобо слишком мягкосердечен, чтобы попросить своих
сверхъестественных друзей нанести быстрый показательный удар.
Дой проскользнул в дверь. Он сохранил ловкость и гибкость, хотя был
старше Готы. Дой и сейчас каждое утро проводил обычный фехтовальный ритуал.
По собственным наблюдениям я знал, что в упражнениях с учебными мечами он
мог победить всех, кроме горстки своих учеников. Впрочем, подозреваю, что и
эта горстка оказалась бы неприятно удивлена, если бы дуэль состоялась на
боевых мечах.
Тобо единственный столь же талантливый, как Дой. Но Тобо умеет делать
все, всегда с изяществом и обычно с поразительной легкостью. Мы все считаем,
что заслужили такого ребенка, как Тобо.
Я усмехнулся.
- Что? - буркнул Одноглазый.
- Просто подумал о том, как мой малыш вырос.
- И это смешно?
- Словно рукоятка сломанной метлы, воткнутая в навозную кучу.