Страница:
– Понимаю. Что же, тогда я могу вам выделить какого-нибудь сержанта, и он вам покажет все, что вы пожелаете заснять.
– Понимаете, господин генерал, – как можно более доверительным тоном продолжил наступление Эрик. – Мы хотим провести прямой репортаж с места событий. Так сказать, взглянуть на ситуацию изнутри, из самой гущи событий.
– Но это же опасно! Вас могут убить…
– Об этом не беспокойтесь. Дайте нам только бронежилеты, и все дела. Мы не будем никому мешать, -сказал Эрик, подумав, что нет никакой разницы в том, убыот ли их здесь или по возвращении домой. – Я вам обещаю, что у вас не будет никаких проблем.
– И все равно не могу.
– Господин генерал, вполне возможно, что при удачном наступлении, которое будет ретранслировано в прямом эфире, акции Торговой Федерации вырастут на порядок выше, чем ежели выдать простую сводку тина: мы победили…
– Хорошо, – ответил Нуаре после недолгого размышления. – Я предоставляю вам полную свободу действий, можете делать, что хотите, снимать, что хотите, но выделить вам даже солдата, чтобы он вас прикрывал, я не могу.
– Это нам вполне подходит, господин генерал. Благодарю вас.
– Тогда всего хорошего. Аккредитационную карточку возьмете в пресс-службе. Если возникнут проблемы, пусть звонят ко мне.
– Еще раз спасибо, сэр, – вставая и направляясь к двери, поблагодарил Эрик.
«Идиоты, зачем так подставляться? Разве оно того стоит? – подумал генерал, когда журналисты вышли. – Но, впрочем, это их работа, им за это платят. А со сквозняком нужно что-то делать…»
52
53
54
55
– Понимаете, господин генерал, – как можно более доверительным тоном продолжил наступление Эрик. – Мы хотим провести прямой репортаж с места событий. Так сказать, взглянуть на ситуацию изнутри, из самой гущи событий.
– Но это же опасно! Вас могут убить…
– Об этом не беспокойтесь. Дайте нам только бронежилеты, и все дела. Мы не будем никому мешать, -сказал Эрик, подумав, что нет никакой разницы в том, убыот ли их здесь или по возвращении домой. – Я вам обещаю, что у вас не будет никаких проблем.
– И все равно не могу.
– Господин генерал, вполне возможно, что при удачном наступлении, которое будет ретранслировано в прямом эфире, акции Торговой Федерации вырастут на порядок выше, чем ежели выдать простую сводку тина: мы победили…
– Хорошо, – ответил Нуаре после недолгого размышления. – Я предоставляю вам полную свободу действий, можете делать, что хотите, снимать, что хотите, но выделить вам даже солдата, чтобы он вас прикрывал, я не могу.
– Это нам вполне подходит, господин генерал. Благодарю вас.
– Тогда всего хорошего. Аккредитационную карточку возьмете в пресс-службе. Если возникнут проблемы, пусть звонят ко мне.
– Еще раз спасибо, сэр, – вставая и направляясь к двери, поблагодарил Эрик.
«Идиоты, зачем так подставляться? Разве оно того стоит? – подумал генерал, когда журналисты вышли. – Но, впрочем, это их работа, им за это платят. А со сквозняком нужно что-то делать…»
52
На операционном столе лежал человек. Впрочем, на человека это мало походило, от него остался лишь обрубок без рук и ног. От него исходило множество трубок, вливавших лекарство и выводивших из тела отходы жизнедеятельности.
Человек, хоть и притупленно, но все чувствовал, он был в сознании, о чем, по крайней мере, свидетельствовала медицинская аппаратура, выписывавшая на своих экранах разнообразные кривые, по которым знающим специалистам можно было судить о состоянии человека. А оно, по понятным причинам, было не в лучшей своей форме.
– Итак, больной, сегодня мы будем проводить вам пересадку печени, – сказал Антонио Маччини. – А поскольку операция эта довольно сложная, то мне будет ассистировать моя «левая рука» Энрике Бэкли. «Правая рука» у меня ведает финансами, если кому интересно.
Энрике надел маску, его подташнивало, и вообще он чувствовал себя отвратительно. Он убил множество человек и не чувствовал по этому поводу никаких неприятных ощущений, как, впрочем, и приятных, но от того, что происходило здесь, его коробило.
– Больной, не желаете ли сказать что-нибудь, перед тем как мы начнем?
– Ххтоб тхы сдохх… – прошамкал беззубым ртом истязаемый и, собравшись с силами, четко добавил: – Гори в аду!
– Все там будем, – согласился Маччини. – Тогда приступим.
Антонио взял скальпель и стал надрезать и без того уже изрезанную, покрытую шрамами плоть. В утробе истязаемого тела было заменено свиными уже больше половины органов. Почки, селезенка, желудок, поджелудочная железа и даже одно легкое. Осталось только сердце да печень, которую сейчас собирались заменить. Все это болело и отторгалось, но сильнейшие лекарства препятствовали этому.
Маччини действовал умело, он быстро пережимал места утечки крови, пробираясь все глубже. Наконец появился долгожданный орган.
– Вот видишь, Энрике, это и есть печень, по которой вы так любите дубасить во время допросов и драк. Посмотри, как она выглядит. Тебе видно?
– Да, сэр, мне видно.
– И вообще тебе надо лучше знать анатомию человека… – Маччини посмотрел на пискнувший прибор. Жертва была на грани шока, и чтобы его избежать, Антонио ввел дополнительную дозу обезболивающего. – Тогда продолжим.
Маччини взял другой скальпель и начал отсекать печень, предварительно пережав зажимами все каналы, ведущие в орган и выходящие из него. Сразу же записал прибор сердечного ритма, жизненные функции человека угасали. Антонио быстро перерезал оставшиеся связи и повернулся к своему ассистенту.
– Держи печень, Энрике.
С этими словами Маччини ввел пациенту лекарство и схватился за два «утюга» электрошокера. Писк стал невыносимым. Энрике хотелось сейчас только одного, чтобы это все поскорее закончилось и несчастный умер, но, с другой стороны, этого допустить было никак нельзя. Третий участник нападения был еще не найден, а значит, эти двое должны жить как можно дольше, иначе он сам попадет на этот стол. Бэкли догадывался, что именно для этого мистер Маччини и пригласил его сюда.
– Разряд!
Электрический разряд пробежал по телу жертвы, выгнув его позвоночник дугой. Но ничего не получилось, прибор продолжал противно пищать. Маччини увеличил мощность разряда.
– Еще разряд!
На этот раз сердце забилось.
– Энрике, давай сюда орган.
Бэкли протянул то, что держал все это время в руках.
– Да не этот, вон, позади тебя стоит коробочка, вот ее и принеси.
– Простите, мистер Маччини.
Энрике положил ампутированную печень в специальную ванночку, которая была для этого приспособлена. «Может, так и есть», – подумал он. Потом Энрике протянул нужную коробочку Маччини. Тот открыл ее и достал практически идентичный орган, только чуть большего размера.
– Замечательно. Так, только куда что пришивать? Энри, подай журнал… да этот. Раскрой его на странице сто семьдесят два. Ага… все ясно.
И Маччини принялся самозабвенно пришивать на место удаленного органа другой, от усердия даже высунув язык под маской. Сначала он пришивал его нитками, обрабатывал и если решал, что все в порядке, то проводил окончательное соединение с помощью лазерного сшивателя, который спекал между собой места разрезов.
Неожиданно жертва опять потеряла сознание с последующим отказом сердца. Но Маччини снова оказался на высоте и вывел своего больного из комы, а когда тот пришел в сознание, сказал:
– Да, сердечко тебе нужно заменить, а то совсем ни к черту стало. Отказывает по всяким пустякам, чуть что сразу останавливается. Я постараюсь найти тебе самое сильное сердце.
Маччини продолжил зашивать, и через полчаса вся работа была завершена. Умные компьютеры взяли больного под свою опеку и в соответствии с программой давали пациенту необходимые лекарства, чтобы тот мог дожить до следующей операции.
– Ну вот, а ты боялся, – сказал Маччини, похлопав по только что зашитому животу.
Энрике Бэкли больше не мог этого выносить. Он выбежал из операционной, но далеко уйти не успел, его вырвало прямо на пол. Его выворачивало наизнанку еще некоторое время, и вскоре пошла желчь.
Мимо, снимая окровавленные перчатки, даже не взглянув на своего подчиненного, прошел Антонио Маччини.
Человек, хоть и притупленно, но все чувствовал, он был в сознании, о чем, по крайней мере, свидетельствовала медицинская аппаратура, выписывавшая на своих экранах разнообразные кривые, по которым знающим специалистам можно было судить о состоянии человека. А оно, по понятным причинам, было не в лучшей своей форме.
– Итак, больной, сегодня мы будем проводить вам пересадку печени, – сказал Антонио Маччини. – А поскольку операция эта довольно сложная, то мне будет ассистировать моя «левая рука» Энрике Бэкли. «Правая рука» у меня ведает финансами, если кому интересно.
Энрике надел маску, его подташнивало, и вообще он чувствовал себя отвратительно. Он убил множество человек и не чувствовал по этому поводу никаких неприятных ощущений, как, впрочем, и приятных, но от того, что происходило здесь, его коробило.
– Больной, не желаете ли сказать что-нибудь, перед тем как мы начнем?
– Ххтоб тхы сдохх… – прошамкал беззубым ртом истязаемый и, собравшись с силами, четко добавил: – Гори в аду!
– Все там будем, – согласился Маччини. – Тогда приступим.
Антонио взял скальпель и стал надрезать и без того уже изрезанную, покрытую шрамами плоть. В утробе истязаемого тела было заменено свиными уже больше половины органов. Почки, селезенка, желудок, поджелудочная железа и даже одно легкое. Осталось только сердце да печень, которую сейчас собирались заменить. Все это болело и отторгалось, но сильнейшие лекарства препятствовали этому.
Маччини действовал умело, он быстро пережимал места утечки крови, пробираясь все глубже. Наконец появился долгожданный орган.
– Вот видишь, Энрике, это и есть печень, по которой вы так любите дубасить во время допросов и драк. Посмотри, как она выглядит. Тебе видно?
– Да, сэр, мне видно.
– И вообще тебе надо лучше знать анатомию человека… – Маччини посмотрел на пискнувший прибор. Жертва была на грани шока, и чтобы его избежать, Антонио ввел дополнительную дозу обезболивающего. – Тогда продолжим.
Маччини взял другой скальпель и начал отсекать печень, предварительно пережав зажимами все каналы, ведущие в орган и выходящие из него. Сразу же записал прибор сердечного ритма, жизненные функции человека угасали. Антонио быстро перерезал оставшиеся связи и повернулся к своему ассистенту.
– Держи печень, Энрике.
С этими словами Маччини ввел пациенту лекарство и схватился за два «утюга» электрошокера. Писк стал невыносимым. Энрике хотелось сейчас только одного, чтобы это все поскорее закончилось и несчастный умер, но, с другой стороны, этого допустить было никак нельзя. Третий участник нападения был еще не найден, а значит, эти двое должны жить как можно дольше, иначе он сам попадет на этот стол. Бэкли догадывался, что именно для этого мистер Маччини и пригласил его сюда.
– Разряд!
Электрический разряд пробежал по телу жертвы, выгнув его позвоночник дугой. Но ничего не получилось, прибор продолжал противно пищать. Маччини увеличил мощность разряда.
– Еще разряд!
На этот раз сердце забилось.
– Энрике, давай сюда орган.
Бэкли протянул то, что держал все это время в руках.
– Да не этот, вон, позади тебя стоит коробочка, вот ее и принеси.
– Простите, мистер Маччини.
Энрике положил ампутированную печень в специальную ванночку, которая была для этого приспособлена. «Может, так и есть», – подумал он. Потом Энрике протянул нужную коробочку Маччини. Тот открыл ее и достал практически идентичный орган, только чуть большего размера.
– Замечательно. Так, только куда что пришивать? Энри, подай журнал… да этот. Раскрой его на странице сто семьдесят два. Ага… все ясно.
И Маччини принялся самозабвенно пришивать на место удаленного органа другой, от усердия даже высунув язык под маской. Сначала он пришивал его нитками, обрабатывал и если решал, что все в порядке, то проводил окончательное соединение с помощью лазерного сшивателя, который спекал между собой места разрезов.
Неожиданно жертва опять потеряла сознание с последующим отказом сердца. Но Маччини снова оказался на высоте и вывел своего больного из комы, а когда тот пришел в сознание, сказал:
– Да, сердечко тебе нужно заменить, а то совсем ни к черту стало. Отказывает по всяким пустякам, чуть что сразу останавливается. Я постараюсь найти тебе самое сильное сердце.
Маччини продолжил зашивать, и через полчаса вся работа была завершена. Умные компьютеры взяли больного под свою опеку и в соответствии с программой давали пациенту необходимые лекарства, чтобы тот мог дожить до следующей операции.
– Ну вот, а ты боялся, – сказал Маччини, похлопав по только что зашитому животу.
Энрике Бэкли больше не мог этого выносить. Он выбежал из операционной, но далеко уйти не успел, его вырвало прямо на пол. Его выворачивало наизнанку еще некоторое время, и вскоре пошла желчь.
Мимо, снимая окровавленные перчатки, даже не взглянув на своего подчиненного, прошел Антонио Маччини.
53
На орбитальном фронте установилось шаткое равновесие. Боев не было вот уже несколько дней, но постоянно велись позиционные передвижения, чтобы ни на минуту не дать противнику расслабиться.
Генерал Назар проводил последний анализ сложившейся ситуации: дерзкое нападение на укрепленную базу на Тайтаре чуть было не спутало его планы, но все обошлось, солдатам удалось отбиться от этих психов «фигстеров».
Перед ним стояла практически неразрешимая задача: захватить мощный укрепрайон Карнатион. Эта идеально защищенная точка была неприступна без наличия эсминца, а эсминец был, хоть и наполовину, но недееспособен. Захват Карнатиона позволит взять под контроль все западное полушарие планеты, а тут уже недалеко и до захвата всей планеты.
– Берендж, – позвал генерал майора.
– Слушаю, сэр.
– Начинаем подготовительную операцию по захвату Карнатиона.
– Сэр, для этого нам нужно продвинуться вперед минимум на тысячу километров и встать на более низкую орбиту, чтобы эсминец мог вести прицельную стрельбу, – напомнил майор Берендж. – Это небезопасно.
– Я знаю. Начинаем.
– Есть, сэр.
Корабли Торговой Федерации двинулись вперед. Последним двигался подраненный «Воркер», он должен был сыграть первую скрипку в намечающейся свалке, а точнее постараться разбомбить Карнатион, чтобы не пришлось сильно стараться наземным войскам. Для этого ему нужно было продержаться на орбите всего десять минут. Этот срок намерены были обеспечить все остальные корабли, выстраивающиеся в боевые порядки.
Корабли двигались медленно – и все из-за эсминца-тихохода. Противник начал стрельбу еще издалека. Его корабли обходили группировку с двух строн, стремясь зажать федералов в огненные тиски.
– На «Зорком» пожар, – доложил майор.
– Ничего не поделаешь, – развел руками генерал. -Но нам нужно продержаться эти десять минут. Так что приготовься к еще большему количеству пожаров.
Корабли проделали только половину пути, а одно судно уже выходило из строя с пробитыми двигателями, еще удивительно, что оно не погибло.
– Вызывай корабли-транспорты, пускай идут сюда, они здесь пригодятся больше, чем если будут просто сидеть за луной.
– Но зачем, сэр? У них же нет серьезного оружия.
– Будут прикрывать собой эсминец, как прошлый раз айманы закрывали свой. Боюсь, нам, действительно, долго не продержаться в этих клещах.
– Ясно, уже вызываю.
Еще до подхода «Воркера» к точке рандеву десантные корабли начали образовывать над ним плотный купол. А когда тот встал на свое место, они начали вращение, слишком медленное для хорошей защиты, но это было все же лучше, чем совсем ничего. А боевые корабли уже вовсю вели свою нескончаемую перестрелку.
Мошкара вилась вокруг «Воркера». Айманские истребители сцепились с «Лихтнингами», стремясь прорваться за их плотное оцепление и повредить артиллерийские орудия эсминца. Единичным «Бейстам» это все же удавалось, и они спускали свои ракеты, но их было слишком мало, чтобы на что-то повлиять. Тем временем «Воркер» готовился к своему первому залпу.
– Сэр, спутники показывают странную картинку.
– Что там? – спросил генерал, не отрываясь от голограммы и иногда переводя взгляд на экран, чтобы иметь более полное представление о происходящем.
– Такое впечатление, что айманы запустили камикадзе.
– Ну-ка? – Назар отвлекся от хода боя, чтобы посмотреть на то, что показывал ему майор.
Картинка было нечеткой, сказывалось действие системы глушения сигнала противником. Но кое-что все же можно было разобрать. Неизвестный корабль, действительно, набирал огромную скорость с другой стороны планеты, при этом он продолжал снижение и вскоре вошел в верхние слои атмосферы, оставляя за собой длиннющий дымный след, фактически превратившись в метеор.
– Что он делает?
– Проложить визуальный курс неизвестного объекта, – приказал генерал штурману.
Несколько секунд спустя на экране появилась линия, проходящая прямо под «Воркером».
– Он ведь не сможет в него врезаться…
– Это не камикадзе. – Генерал посмотрел на дополнительный экран, неизвестное судно вышло из-за горизонта, и теперь его можно было описать. – Это малый ракетный крейсер. Немедленно отводите эсминец. И уничтожьте этого чертова гада!
– Слушаюсь.
Но было слишком поздно, айманский крейсер вошел практически в мертвую для обстрела зону, а некоторые редкие выстрелы оказались недостаточно хорошо подготовленными и потому ушли в «молоко». Эсминец все же произвел свой залп, но большего он сделать уже не смог.
Ракетный крейсер зашел практически под него и, сделав небольшую горку для сближения с целью, на дистанции в пятьдесят километров начал выпускать своих смертоносных посланцев одного за другим. Выпустив их, он окончательно вынырнул из атмосферы и неповрежденным на большой скорости ушел к границе системы.
Двадцать ракет вышли из пусковых шахт крейсера и направились к эсминцу. Были задействованы все системы противоракетной защиты, даже с соседних кораблей, лишь бы защитить «Воркера» от неминуемой гибели или хотя бы снизить до минимума повреждения.
Ракеты прорывались сквозь заслон, взрываясь одна за другой, они расчищали пространство для других, шедших позади них. После очередного взрыва из огненного шара вышли три ракеты и врезались в борт эсминца. Жуткий взрыв потряс корабль, казалось, он был еще цел, но спустя несколько секунд его разорвало на части.
– Отходим, – приказал генерал Назар. – Нам здесь больше нечего делать.
– Есть, сэр.
– Передайте наземным войскам, они могут начинать штурм.
– Но сэр, Карнатион по-прежнему неприступен. Тысячи солдат погибнут, даже не подобравшись к его стенам. Нам не взять его. К тому же, сэр, движется песчаная буря…
– А кто тебе сказал, что мы вообще должны взять эту базу и всю планету?! – ответил генерал, теряя терпение и выдержку, но быстро взял себя в руки и уже спокойнее добавил: – Ты меня понял, майор?
– Да, сэр, извините…
– Выполняй приказ.
– Слушаюсь, сэр.
Генерал Назар проводил последний анализ сложившейся ситуации: дерзкое нападение на укрепленную базу на Тайтаре чуть было не спутало его планы, но все обошлось, солдатам удалось отбиться от этих психов «фигстеров».
Перед ним стояла практически неразрешимая задача: захватить мощный укрепрайон Карнатион. Эта идеально защищенная точка была неприступна без наличия эсминца, а эсминец был, хоть и наполовину, но недееспособен. Захват Карнатиона позволит взять под контроль все западное полушарие планеты, а тут уже недалеко и до захвата всей планеты.
– Берендж, – позвал генерал майора.
– Слушаю, сэр.
– Начинаем подготовительную операцию по захвату Карнатиона.
– Сэр, для этого нам нужно продвинуться вперед минимум на тысячу километров и встать на более низкую орбиту, чтобы эсминец мог вести прицельную стрельбу, – напомнил майор Берендж. – Это небезопасно.
– Я знаю. Начинаем.
– Есть, сэр.
Корабли Торговой Федерации двинулись вперед. Последним двигался подраненный «Воркер», он должен был сыграть первую скрипку в намечающейся свалке, а точнее постараться разбомбить Карнатион, чтобы не пришлось сильно стараться наземным войскам. Для этого ему нужно было продержаться на орбите всего десять минут. Этот срок намерены были обеспечить все остальные корабли, выстраивающиеся в боевые порядки.
Корабли двигались медленно – и все из-за эсминца-тихохода. Противник начал стрельбу еще издалека. Его корабли обходили группировку с двух строн, стремясь зажать федералов в огненные тиски.
– На «Зорком» пожар, – доложил майор.
– Ничего не поделаешь, – развел руками генерал. -Но нам нужно продержаться эти десять минут. Так что приготовься к еще большему количеству пожаров.
Корабли проделали только половину пути, а одно судно уже выходило из строя с пробитыми двигателями, еще удивительно, что оно не погибло.
– Вызывай корабли-транспорты, пускай идут сюда, они здесь пригодятся больше, чем если будут просто сидеть за луной.
– Но зачем, сэр? У них же нет серьезного оружия.
– Будут прикрывать собой эсминец, как прошлый раз айманы закрывали свой. Боюсь, нам, действительно, долго не продержаться в этих клещах.
– Ясно, уже вызываю.
Еще до подхода «Воркера» к точке рандеву десантные корабли начали образовывать над ним плотный купол. А когда тот встал на свое место, они начали вращение, слишком медленное для хорошей защиты, но это было все же лучше, чем совсем ничего. А боевые корабли уже вовсю вели свою нескончаемую перестрелку.
Мошкара вилась вокруг «Воркера». Айманские истребители сцепились с «Лихтнингами», стремясь прорваться за их плотное оцепление и повредить артиллерийские орудия эсминца. Единичным «Бейстам» это все же удавалось, и они спускали свои ракеты, но их было слишком мало, чтобы на что-то повлиять. Тем временем «Воркер» готовился к своему первому залпу.
– Сэр, спутники показывают странную картинку.
– Что там? – спросил генерал, не отрываясь от голограммы и иногда переводя взгляд на экран, чтобы иметь более полное представление о происходящем.
– Такое впечатление, что айманы запустили камикадзе.
– Ну-ка? – Назар отвлекся от хода боя, чтобы посмотреть на то, что показывал ему майор.
Картинка было нечеткой, сказывалось действие системы глушения сигнала противником. Но кое-что все же можно было разобрать. Неизвестный корабль, действительно, набирал огромную скорость с другой стороны планеты, при этом он продолжал снижение и вскоре вошел в верхние слои атмосферы, оставляя за собой длиннющий дымный след, фактически превратившись в метеор.
– Что он делает?
– Проложить визуальный курс неизвестного объекта, – приказал генерал штурману.
Несколько секунд спустя на экране появилась линия, проходящая прямо под «Воркером».
– Он ведь не сможет в него врезаться…
– Это не камикадзе. – Генерал посмотрел на дополнительный экран, неизвестное судно вышло из-за горизонта, и теперь его можно было описать. – Это малый ракетный крейсер. Немедленно отводите эсминец. И уничтожьте этого чертова гада!
– Слушаюсь.
Но было слишком поздно, айманский крейсер вошел практически в мертвую для обстрела зону, а некоторые редкие выстрелы оказались недостаточно хорошо подготовленными и потому ушли в «молоко». Эсминец все же произвел свой залп, но большего он сделать уже не смог.
Ракетный крейсер зашел практически под него и, сделав небольшую горку для сближения с целью, на дистанции в пятьдесят километров начал выпускать своих смертоносных посланцев одного за другим. Выпустив их, он окончательно вынырнул из атмосферы и неповрежденным на большой скорости ушел к границе системы.
Двадцать ракет вышли из пусковых шахт крейсера и направились к эсминцу. Были задействованы все системы противоракетной защиты, даже с соседних кораблей, лишь бы защитить «Воркера» от неминуемой гибели или хотя бы снизить до минимума повреждения.
Ракеты прорывались сквозь заслон, взрываясь одна за другой, они расчищали пространство для других, шедших позади них. После очередного взрыва из огненного шара вышли три ракеты и врезались в борт эсминца. Жуткий взрыв потряс корабль, казалось, он был еще цел, но спустя несколько секунд его разорвало на части.
– Отходим, – приказал генерал Назар. – Нам здесь больше нечего делать.
– Есть, сэр.
– Передайте наземным войскам, они могут начинать штурм.
– Но сэр, Карнатион по-прежнему неприступен. Тысячи солдат погибнут, даже не подобравшись к его стенам. Нам не взять его. К тому же, сэр, движется песчаная буря…
– А кто тебе сказал, что мы вообще должны взять эту базу и всю планету?! – ответил генерал, теряя терпение и выдержку, но быстро взял себя в руки и уже спокойнее добавил: – Ты меня понял, майор?
– Да, сэр, извините…
– Выполняй приказ.
– Слушаюсь, сэр.
54
Однообразная пустыня угнетала. Второй день колонна бронетехники была на марше. Сотни танков и БТРов, поднимая тучи пыли, с нереально большой скоростью неслись по пустыне, а вместе с ними, на их броне, тысячи солдат. Маски спасали от пыли, чего нельзя было сказать об одежде. Вскоре песок стал пробираться через ее складки, раздражая кожу нудным царапанием. Но поднявшийся ветерок стал сносить в сторону вал пыли от колес.
К концу второго дня пейзаж стал меняться, появились цепочки гор, которые становились все больше и больше. Все чаще приходилось объезжать либо переезжать длинные, но не высокие холмы. Все чаще их сопровождали самолеты прикрытия.
Однажды, переезжая через один из таких холмов, вдалеке все увидели грандиозное сооружение, вросшее прямо в скалы. Как только они это увидели, в наушниках прозвучал голос капитана:
– Это, ребята, и есть база Карнатион, неприступная цитадель айманов. Взяв ее, мы обеспечим себе победу на всем полушарии, без нее остальные точки падут, как колоссы на глиняных ногах.
– Ну, ни хрена себе, как же ее взять-то? – услышал Макс голос Кастора.
– Но, возможно, нам и не придется ничего делать, – продолжил капитан, не слыша возмущения Мешко. – И всю работу выполнит орбитальный бомбардировщик.
Колонна съехала с холмов, закрывшись от цитадели еще одной подобной грядой. Здесь войск было вообще немеряно, всюду, насколько хватало глаз, стояли танки, уставив свои стволы в сторону Карнатиона, а также зенитные установки со стволами, направленными в небо, и прочая техника.
– Смотрите-ка, метеор! – показал пальцем в небо Бертрольд.
Было уже довольно темно, и потому светлое пятнышко на небе было хорошо видно. Двигалось оно очень быстро, вдруг рядом с ним чиркнуло несколько линий, но белое пятно продолжало свое стремительное движение.
– Что происходит? – поинтересовался Кастор.
– Мы все хотели бы это узнать
– Смотрите, звездный дождь, – Бертрольд снова показал на небо, буквально прямо над ними…
С два десятка звезд падали прямо на них.
– Не нравится мне это, – произнес Макс. – Уж слишком много представлений небесного характера за такой короткий отрезок времени.
Метеор вошел в зону источника звездного дождя, и землю сотрясли страшные удары. Все тряслось и прыгало, солдаты валились с ног. Все закончилось так же быстро, как и началось. Макс обнаружил, что валяется на спине, а в небе расцвела яркая вспышка, метеор уходил.
– Плакал наш орбитальный бомбардировщик, -отряхивая пыль, сказал Стюарт. – Сейчас в атаку пойдем. Так что лучше еще раз проверьте свою экипировку.
Но Эстевес ошибся, сначала началась артподготовка, танки били из-за холма по цитадели несколько часов, потом налетела авиация и продолжила утюжить территорию, между делом отбиваясь от айманских самолетов, в этом им помогали передвижные зенитные комплексы. И вместе с повторным налетом истребителей и штурмовиков, заполнивших пространство между холмами и горами на манер айманов газом, в атаку пошла пехота при поддержке бронетехники.
Танки легко перемахнули через холм, за ними двинулись пехотинцы, и все скрылось в тумане. Рядом проносились танкетки, а вдалеке снова началась бомбежка.
Макс Брюстер со своим взводом бежал в кромешной тьме, да еще и в поляризованном газе. Очки позволяли смутно различать направление движения и более или менее нормально пространство перед собой. По крайней мере, хватало, чтобы не сломать себе ногу в каком-нибудь поганом овражке.
– Ветер поднимается, – вдруг сказал Стюарт.
– Может, просто ты так быстро бежишь?… – попытался пошутить Кастор.
Дым начало сносить в сторону, он становился все реже и реже, пока наконец совсем не исчез. Резервные танки из-за холма пытались восстановить защитную завесу, но толку от них было немного.
И тогда начался самый настоящий кошмар. Защитники базы открыли прицельный огонь по наступающим из всех видов оружия, которое у них оказалось в довольно большом ассортименте. Танки пытались на ходу поразить огневые точки противника, но зачастую мазали, поскольку им самим приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не попасть под удар или не свалиться в воронку.
Журналисты молча ехали на броне БТРа. Один молчал, потому что ему отказала секретарша, выставив полным идиотом. Другой, потому что разговаривал со своим боссом. Разговор получился, как у двух даунов, один задает вопрос и десять минут ждет на него ответ, очень сильно нервничает и раздражается. И все из-за системы глушения айманов.
– Ты представляешь, – сказал после долгого молчания Теодор, – она вылила на меня чашку кофе!
– Да уймись ты…
– Правильно, уймись, кофе-то горячий был!
– Тео, заткнись. Лучше приготовь аппаратуру.
– Так наступления еще нет.
– Просто небольшой репортаж снимем, может, по возвращении удастся кому-нибудь продать. Деньги в любом случае не помешают.
– Точно, – Теодор нацепил на голову свой шлем, на спине у него висел ранец-передатчик, сигнал от которого поступал на ближайшую передающую станцию, а от нее уже – до места назначения, но он был для прямого эфира.
Репортаж не складывался. К ним относились, в лучшем случае, нейтрально, в худшем – грозились разбить морду. У тех же, кто соглашался ответить на пару вопросов, ответы получались удивительно однообразными, либо выглядели полной чушью, содержавшей в себе приветы родным и близким, либо угрозы по возвращении прибить своего недруга.
Хорошо получились только метеор и взрыв.
– Кажется, началось, – шепотом проговорил Шлифман, когда после утомительной канонады как-то по-особому подобрались солдаты.
– Точно, включай свой передатчик. Включил? Хорошо, готовность пятнадцать минут.
Солдаты рванули за танками.
– Побежали, – крикнул Эрик Дуренко, и когда они взобрались на вершину холма, продолжил: – Дамы и господа, мы ведем прямой репортаж с планеты Тайтар, не спрашивайте меня, где это находится, я сам не знаю. Главное другое. Здесь развернулась решающая схватка между Торговой Федерацией и Айманской республикой за обладание ресурсами. Сейчас федеральные войска пытаются взять штурмом неприступную цитадель айманов Карнатион, в случае успеха это решит все их проблемы на данном участке фронта. Но давайте же посмотрим, что же происходит на самой линии фронта…
– Моя камера не пробивается за этот шлейф, – шепотом проговорил Теодор по внутренней связи, которую не воспринимали телезрители. – Ни хрена не видно, ни один из режимов не работает, ни ультра, ни инфра, ничего!
– Ээ… дамы и господа, небольшая техническая накладка. Сейчас мы все увидим своими глазами, оставайтесь с нами…
Эрик увлек за собой Теодора, и они побежали вслед за ушедшими в туман солдатами. Пробежав несколько сотен метров и увидев, что туман рассеивается, Дуренко пожалел, что не остался на своем прежнем месте, откуда они начали съемку. «Сверху получилась бы отличная панорама», – подумал Эрик. Но делать было нечего, и он решил вести репортаж прямо с поля. В конце концов, именно это они и должны были делать, а не снимать панораму.
– Итак, господа, федералы преодолели половину пути до своей цели, и, как видите, у них случилась неприятность – рассеялась защитная завеса. Вот такой каприз природы… Что ж, давайте подберемся чуть ближе к солдатам.
И журналисты побежали вперед. Вокруг рвались вражеские снаряды, им отвечали танковые залпы, и все это снимал оператор, вертя головой и рискуя вывихнуть себе шею. Прямо перед ними подбили танк, который перевернулся набок, и Эрик поспешил к нему, справедливо рассудив, что подбитый танк больше добивать не будут, и он послужит хорошей защитой от пуль, да и репортаж получится гораздо более живописным.
– Тео, снимай это, снимай!
Теодор Шлифман уже и сам настроил свою камеру на близкую съемку. А снимал он вылезающий из танка экипаж, люди были все в крови и плохо ориентировались в пространстве, шатаясь, как пьяные, вследствие контузии.
Танкистов заметил айманский пулеметчик и открыл по ним бешенную стрельбу. Фонтанчики земли взвивались рядом с ними, чиркая по танку и заставляя журналистов испуганно жаться к броне. Вскоре пулеметчик пристрелялся, и через пять секунд все три танкиста были убиты. Их тела пронзало насквозь, слабая броня не держала удара крупнокалиберных пуль, и они падали на землю, а один вообще остался висеть в люке.
– Ты это заснял? Заснял?!
– Заснял я, заснял!
– Отлично!
Эрик Дуренко переместился так, чтобы оказаться между камерой и телами танкистов, и, показав рукой на убитых, сказал:
– Вот, господа, эти мужественные танкисты стали первыми жертвами безудержной атаки федеральных сил, а сколько их будет еще? Но давайте взглянем на ситуацию в целом, как мы видим, атака немного замедлилась. Я вижу солдат, сидящих в воронке от авиабомбы, давайте подберемся к ним поближе…
И журналисты ползком подобрались к шести солдатам в воронке, тем более что стрельба на этом участке немного ослабла и было вполне безопасно. Солдаты просто сидели в воронке, но один из них все же достал ручной гранатомет и выстрелил по только ему видимому противнику.
– Итак, давайте спросим у этих солдат, что они думают о сложившейся ситуации, – сказал Эрик и протянул микрофон к ближайшему солдату. – Скажите нам, что вы обо всем этом думаете.
Солдат даже не сразу понял, что от него хотят, но когда до него дошло, он заорал:
– Пошел вон отсюда, придурок! Ты же нас демаскируешь, козел!!!
– Но я только хочу узнать ваше мнение…
– Пошел отсюда! – солдат достал свой автомат и нацелил его на журналистов. – Если через три секунды вы будете еще здесь, я вас сам убью, придурки!
– Все-все, мы уже уходим… – Эрик с напарником пополз назад.
Они успели отползти только на метр, когда с пронзительным свистом в воронку упал минометный снаряд. Солдат буквально разорвало на части, куски их тел сыпались рядом с Эриком и далеко вокруг, и все это бесстрастно снимала камера на голове Теодора Шлифмана.
– А еще говорят, что снаряд в одну и ту же воронку дважды не падает… – произнес Эрик, стирая с лица кровь, брызнувшую из упавшей рядом руки. – Итак, на чем я остановился?…
К концу второго дня пейзаж стал меняться, появились цепочки гор, которые становились все больше и больше. Все чаще приходилось объезжать либо переезжать длинные, но не высокие холмы. Все чаще их сопровождали самолеты прикрытия.
Однажды, переезжая через один из таких холмов, вдалеке все увидели грандиозное сооружение, вросшее прямо в скалы. Как только они это увидели, в наушниках прозвучал голос капитана:
– Это, ребята, и есть база Карнатион, неприступная цитадель айманов. Взяв ее, мы обеспечим себе победу на всем полушарии, без нее остальные точки падут, как колоссы на глиняных ногах.
– Ну, ни хрена себе, как же ее взять-то? – услышал Макс голос Кастора.
– Но, возможно, нам и не придется ничего делать, – продолжил капитан, не слыша возмущения Мешко. – И всю работу выполнит орбитальный бомбардировщик.
Колонна съехала с холмов, закрывшись от цитадели еще одной подобной грядой. Здесь войск было вообще немеряно, всюду, насколько хватало глаз, стояли танки, уставив свои стволы в сторону Карнатиона, а также зенитные установки со стволами, направленными в небо, и прочая техника.
– Смотрите-ка, метеор! – показал пальцем в небо Бертрольд.
Было уже довольно темно, и потому светлое пятнышко на небе было хорошо видно. Двигалось оно очень быстро, вдруг рядом с ним чиркнуло несколько линий, но белое пятно продолжало свое стремительное движение.
– Что происходит? – поинтересовался Кастор.
– Мы все хотели бы это узнать
– Смотрите, звездный дождь, – Бертрольд снова показал на небо, буквально прямо над ними…
С два десятка звезд падали прямо на них.
– Не нравится мне это, – произнес Макс. – Уж слишком много представлений небесного характера за такой короткий отрезок времени.
Метеор вошел в зону источника звездного дождя, и землю сотрясли страшные удары. Все тряслось и прыгало, солдаты валились с ног. Все закончилось так же быстро, как и началось. Макс обнаружил, что валяется на спине, а в небе расцвела яркая вспышка, метеор уходил.
– Плакал наш орбитальный бомбардировщик, -отряхивая пыль, сказал Стюарт. – Сейчас в атаку пойдем. Так что лучше еще раз проверьте свою экипировку.
Но Эстевес ошибся, сначала началась артподготовка, танки били из-за холма по цитадели несколько часов, потом налетела авиация и продолжила утюжить территорию, между делом отбиваясь от айманских самолетов, в этом им помогали передвижные зенитные комплексы. И вместе с повторным налетом истребителей и штурмовиков, заполнивших пространство между холмами и горами на манер айманов газом, в атаку пошла пехота при поддержке бронетехники.
Танки легко перемахнули через холм, за ними двинулись пехотинцы, и все скрылось в тумане. Рядом проносились танкетки, а вдалеке снова началась бомбежка.
Макс Брюстер со своим взводом бежал в кромешной тьме, да еще и в поляризованном газе. Очки позволяли смутно различать направление движения и более или менее нормально пространство перед собой. По крайней мере, хватало, чтобы не сломать себе ногу в каком-нибудь поганом овражке.
– Ветер поднимается, – вдруг сказал Стюарт.
– Может, просто ты так быстро бежишь?… – попытался пошутить Кастор.
Дым начало сносить в сторону, он становился все реже и реже, пока наконец совсем не исчез. Резервные танки из-за холма пытались восстановить защитную завесу, но толку от них было немного.
И тогда начался самый настоящий кошмар. Защитники базы открыли прицельный огонь по наступающим из всех видов оружия, которое у них оказалось в довольно большом ассортименте. Танки пытались на ходу поразить огневые точки противника, но зачастую мазали, поскольку им самим приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не попасть под удар или не свалиться в воронку.
Журналисты молча ехали на броне БТРа. Один молчал, потому что ему отказала секретарша, выставив полным идиотом. Другой, потому что разговаривал со своим боссом. Разговор получился, как у двух даунов, один задает вопрос и десять минут ждет на него ответ, очень сильно нервничает и раздражается. И все из-за системы глушения айманов.
– Ты представляешь, – сказал после долгого молчания Теодор, – она вылила на меня чашку кофе!
– Да уймись ты…
– Правильно, уймись, кофе-то горячий был!
– Тео, заткнись. Лучше приготовь аппаратуру.
– Так наступления еще нет.
– Просто небольшой репортаж снимем, может, по возвращении удастся кому-нибудь продать. Деньги в любом случае не помешают.
– Точно, – Теодор нацепил на голову свой шлем, на спине у него висел ранец-передатчик, сигнал от которого поступал на ближайшую передающую станцию, а от нее уже – до места назначения, но он был для прямого эфира.
Репортаж не складывался. К ним относились, в лучшем случае, нейтрально, в худшем – грозились разбить морду. У тех же, кто соглашался ответить на пару вопросов, ответы получались удивительно однообразными, либо выглядели полной чушью, содержавшей в себе приветы родным и близким, либо угрозы по возвращении прибить своего недруга.
Хорошо получились только метеор и взрыв.
– Кажется, началось, – шепотом проговорил Шлифман, когда после утомительной канонады как-то по-особому подобрались солдаты.
– Точно, включай свой передатчик. Включил? Хорошо, готовность пятнадцать минут.
Солдаты рванули за танками.
– Побежали, – крикнул Эрик Дуренко, и когда они взобрались на вершину холма, продолжил: – Дамы и господа, мы ведем прямой репортаж с планеты Тайтар, не спрашивайте меня, где это находится, я сам не знаю. Главное другое. Здесь развернулась решающая схватка между Торговой Федерацией и Айманской республикой за обладание ресурсами. Сейчас федеральные войска пытаются взять штурмом неприступную цитадель айманов Карнатион, в случае успеха это решит все их проблемы на данном участке фронта. Но давайте же посмотрим, что же происходит на самой линии фронта…
– Моя камера не пробивается за этот шлейф, – шепотом проговорил Теодор по внутренней связи, которую не воспринимали телезрители. – Ни хрена не видно, ни один из режимов не работает, ни ультра, ни инфра, ничего!
– Ээ… дамы и господа, небольшая техническая накладка. Сейчас мы все увидим своими глазами, оставайтесь с нами…
Эрик увлек за собой Теодора, и они побежали вслед за ушедшими в туман солдатами. Пробежав несколько сотен метров и увидев, что туман рассеивается, Дуренко пожалел, что не остался на своем прежнем месте, откуда они начали съемку. «Сверху получилась бы отличная панорама», – подумал Эрик. Но делать было нечего, и он решил вести репортаж прямо с поля. В конце концов, именно это они и должны были делать, а не снимать панораму.
– Итак, господа, федералы преодолели половину пути до своей цели, и, как видите, у них случилась неприятность – рассеялась защитная завеса. Вот такой каприз природы… Что ж, давайте подберемся чуть ближе к солдатам.
И журналисты побежали вперед. Вокруг рвались вражеские снаряды, им отвечали танковые залпы, и все это снимал оператор, вертя головой и рискуя вывихнуть себе шею. Прямо перед ними подбили танк, который перевернулся набок, и Эрик поспешил к нему, справедливо рассудив, что подбитый танк больше добивать не будут, и он послужит хорошей защитой от пуль, да и репортаж получится гораздо более живописным.
– Тео, снимай это, снимай!
Теодор Шлифман уже и сам настроил свою камеру на близкую съемку. А снимал он вылезающий из танка экипаж, люди были все в крови и плохо ориентировались в пространстве, шатаясь, как пьяные, вследствие контузии.
Танкистов заметил айманский пулеметчик и открыл по ним бешенную стрельбу. Фонтанчики земли взвивались рядом с ними, чиркая по танку и заставляя журналистов испуганно жаться к броне. Вскоре пулеметчик пристрелялся, и через пять секунд все три танкиста были убиты. Их тела пронзало насквозь, слабая броня не держала удара крупнокалиберных пуль, и они падали на землю, а один вообще остался висеть в люке.
– Ты это заснял? Заснял?!
– Заснял я, заснял!
– Отлично!
Эрик Дуренко переместился так, чтобы оказаться между камерой и телами танкистов, и, показав рукой на убитых, сказал:
– Вот, господа, эти мужественные танкисты стали первыми жертвами безудержной атаки федеральных сил, а сколько их будет еще? Но давайте взглянем на ситуацию в целом, как мы видим, атака немного замедлилась. Я вижу солдат, сидящих в воронке от авиабомбы, давайте подберемся к ним поближе…
И журналисты ползком подобрались к шести солдатам в воронке, тем более что стрельба на этом участке немного ослабла и было вполне безопасно. Солдаты просто сидели в воронке, но один из них все же достал ручной гранатомет и выстрелил по только ему видимому противнику.
– Итак, давайте спросим у этих солдат, что они думают о сложившейся ситуации, – сказал Эрик и протянул микрофон к ближайшему солдату. – Скажите нам, что вы обо всем этом думаете.
Солдат даже не сразу понял, что от него хотят, но когда до него дошло, он заорал:
– Пошел вон отсюда, придурок! Ты же нас демаскируешь, козел!!!
– Но я только хочу узнать ваше мнение…
– Пошел отсюда! – солдат достал свой автомат и нацелил его на журналистов. – Если через три секунды вы будете еще здесь, я вас сам убью, придурки!
– Все-все, мы уже уходим… – Эрик с напарником пополз назад.
Они успели отползти только на метр, когда с пронзительным свистом в воронку упал минометный снаряд. Солдат буквально разорвало на части, куски их тел сыпались рядом с Эриком и далеко вокруг, и все это бесстрастно снимала камера на голове Теодора Шлифмана.
– А еще говорят, что снаряд в одну и ту же воронку дважды не падает… – произнес Эрик, стирая с лица кровь, брызнувшую из упавшей рядом руки. – Итак, на чем я остановился?…
55
Доктор Макгаурен заведовал старейшей клиникой Альпамира «Желтая акация». Поскольку появилась она самой первой, то считалась самой лучшей на планете, а потому в клиентах недостатка не было. Постепенно она превратилась в закрытую лечебницу с психиатрическим уклоном для состоятельных людей. Этим иногда пользовались богатые родители, запирая сюда строптивых детей. Впрочем, здесь действительно лечили людей, если это было необходимо.
Доктор проводил полуденный обход с парой врачей, дабы показать, что он все еще сам занимается делами клиники.
– Как вела себя пациентка из сто второго бокса? -спросил доктор у дежурного врача по этажу.
– Все в порядке, доктор, тихо и мирно, никакого шума.
– Что ж, прогресс явно налицо. Еще один курс терапии, и можно ее выписывать… через пару недель.
Обход продолжался, когда его нагнала секретарша и немного взволнованным голосом заговорила:
– Доктор Макгаурен, доктор Макгаурен…
– Что случилось, Риточка?
– Звонил мистер Маччини, спрашивал о состоянии своей дочери, и голос…
– Что с его голосом?
– Он был явно раздражен.
– Хорошо. Где его дочь?
– Двести первая палата, доктор.
– Замечательно…
Макгаурен взял свой планшет и ввел цифру «201». На экране появилась история болезни данной пациентки. «Что ж, придется поторопиться, – подумал доктор. – А жаль».
Макгаурен строил себе новый загородный дом. Фактически это был дворец с пятью бассейнами и двадцатью комнатами. Строительство требовало больших денег, чего стоил только пол из карнакена, древесины с далекой планеты почти на окраине освоенного мира, а поступления на лечение дочки Маччини составляли значительные суммы, и без них стройка могла затянуться. К тому же в клинике был «мертвый сезон», пациентов явно не хватало. «Значит, не судьба, – снова подумал Макгаурен. – Но и затягивать с этим не стоит, себе дороже будет, тем более что с ней нет ничего серьезного, но на месяц я ее еще задержу».
– Хорошо, Рита, через два дня позвони мистеру Маччини и скажи, что у его дочери наблюдаются явные сдвиги в лучшую сторону и что при хорошем стечении обстоятельств через месяц она будет уже дома в полном здравии.
Доктор проводил полуденный обход с парой врачей, дабы показать, что он все еще сам занимается делами клиники.
– Как вела себя пациентка из сто второго бокса? -спросил доктор у дежурного врача по этажу.
– Все в порядке, доктор, тихо и мирно, никакого шума.
– Что ж, прогресс явно налицо. Еще один курс терапии, и можно ее выписывать… через пару недель.
Обход продолжался, когда его нагнала секретарша и немного взволнованным голосом заговорила:
– Доктор Макгаурен, доктор Макгаурен…
– Что случилось, Риточка?
– Звонил мистер Маччини, спрашивал о состоянии своей дочери, и голос…
– Что с его голосом?
– Он был явно раздражен.
– Хорошо. Где его дочь?
– Двести первая палата, доктор.
– Замечательно…
Макгаурен взял свой планшет и ввел цифру «201». На экране появилась история болезни данной пациентки. «Что ж, придется поторопиться, – подумал доктор. – А жаль».
Макгаурен строил себе новый загородный дом. Фактически это был дворец с пятью бассейнами и двадцатью комнатами. Строительство требовало больших денег, чего стоил только пол из карнакена, древесины с далекой планеты почти на окраине освоенного мира, а поступления на лечение дочки Маччини составляли значительные суммы, и без них стройка могла затянуться. К тому же в клинике был «мертвый сезон», пациентов явно не хватало. «Значит, не судьба, – снова подумал Макгаурен. – Но и затягивать с этим не стоит, себе дороже будет, тем более что с ней нет ничего серьезного, но на месяц я ее еще задержу».
– Хорошо, Рита, через два дня позвони мистеру Маччини и скажи, что у его дочери наблюдаются явные сдвиги в лучшую сторону и что при хорошем стечении обстоятельств через месяц она будет уже дома в полном здравии.