Кунин Владимир Владимирович. Кыся в Америке (Кыся - 3)

   - Нет!!! - завопил я в полной панике. - Нет!.. Он ждал меня! ОН МЕНЯ ЖДАЛ!!! ОН ЖДАЛ МЕНЯ ЖИВОЙ, ОН ЖИВ И СЕЙЧАС!.. Я же его недавно слышал... Может быть, он болен... Мне кажется, что он ГДЕ-ТО болен. Или куда-то уехал... Далеко. Потому что его было очень плохо слышно...
   Никакого рюкзака, я просто сидел на коленях у Тимура, и мы оба были пристегнуты к сиденью одним ремнем безопасности. Но для верности Тимур сильно прижимал меня к себе руками, и я все время слышал, как стучит его сердце.
   - Мамочка! Мамуленька!.. Ну что тебе стоит?!.. - умолял Тимур. - Пожалуйста, поставь на крышу свою полицейскую мигалку, вруби сирену!..
   Но Рут ответила категорическим отказом:
   - Остановят за превышение скорости - покажу полицейский жетон. Не остановят - слава Богу! А ездить с мигалкой и сиреной, когда все видят, что в машине сидит вполне благополучный ребенок и Кот с мордой гангстера, - элементарное свинство!.. Называется - использование служебного положения в личных целях. А ты, Мартын, немедленно прекрати истерику и возьми себя в лапы. ЕСЛИ ОН ЖИВ, мы его найдем. Это я тебе обещаю!
   А потом Рут обозвала нас с Тимурчиком двумя юными русскими форменными идиотами. Потому что мы все время Плоткина называли Шура, Шура, Шура, когда он вовсе никакой не Шура, а Александр! Она, Рут, понимает, что существуют укороченные и ласкательные имена: Роберт может называться Бобби, а Уильям - Билли. И, слава Господи, Рут догадалась сегодня спросить у мистера Бориса Могилевского, как по-русски могут еще называть Шуру. И ответ был ошеломляющим: ласкательно - Шурик, Саша, Сашенька, Саня, Санек... А настоящее, полное имя - АЛЕКСАНДР!
   Но когда объявляется официальный розыск, то человека ищут по его полному ДОКУМЕНТАЛЬНО ЗАРЕГИСТРИРОВАННОМУ имени. Конечно, ни в одной телефонной книге Нью-Йорка нет Шуры Плоткина. Хотя в одном только Бруклине этих Плоткиных - сорок два человека, в Манхеттене - пятьдесят пять, в Квинсе - двадцать один Плоткин, даже в Бронксе есть три Плоткина, а в Стейтэн-Айленде - всего два. На всякий случай проверили Филадельфию. Там Плоткиных оказалось одиннадцать душ... Есть еще парочка семейных бизнесов под именем Плоткиных - фотография и что-то связанное с музыкой.
   Но никто из американских Плоткиных не записан под именем Шура! Так что мы сами, Тимурчик и я, затруднили работу по поиску единственного необходимого нам Плоткина.
   И тут мы подъехали к этому дому...
   У входа в палисадник нас встретили трое: сержант полиции Барри Грант - высокий, тощий человек, потрясающе не похожий на полицейского, Хозяин этого трехэтажного "билдинга" - старый еврей, лет семидесяти пяти, - и его Собак, абсолютно повторивший внешность своего Хозяина. Казалось, что старый еврей и его Собак - близнецы с разницей в возрасте не более трех лет в пользу Собака.
   Еврей-Собак тут же потянулся носом ко мне, и хотя мне было не до него, я все-таки принял оборонительную стойку.
   - Не задирай хвост, сынок, - сказал мне этот удивительный Собак по-нашему, по-Животному. - Я не ссорюсь ни с Котами, ни тем более с Кошками. Будет время - объясню почему. А сейчас - к делу. Слушай, что Мой будет говорить...
   - ...очень, очень милый молодой человек... - уже говорил Хозяин Собака и Дома. - Такой культурный... Из Петрограда. Столько книжек привез!.. Я же беру с него всего триста пятьдесят долларов... Зачем ему столько книжек?..
   - Кто-нибудь из вас сможет опознать по вещам интересующего вас Человека? - негромко спросил сержант Грант у Рут.
   Рут посмотрела на меня. Я ей кивнул.
   - Да, конечно, - с легкостью ответила Рут.
   - Мы хотели бы осмотреть квартиру, - сказал Грант старому еврею. - У вас есть запасные ключи?
   - Интересный вопрос. А почему у меня не должно быть запасных ключей? Идемте.
   И мы все потопали на второй этаж. Собак на своих старческих, подагрических ногах поплелся за нами следом.
   "А мне и в квартиру уже не нужно было заходить! Я уже здесь, на лестнице почувствовал Шурины запахи!..
   Ноги у меня подкашивались от волнения и страха, я принюхивался изо всех своих сил, стараясь уловить хотя бы малейший запах самого страшного...
   Но нет. Пахло Шурой, пахло НАШИМИ книгами и фотографиями, Шуриной одеждой... Пахло, в конце концов, МНОЙ!!! Моими запахами, которые не выветрились из Шуриной жизни даже за эти несколько месяцев...
   Как только Старик открыл ЭТУ квартиру, то все тончайшие оттенки запахов, которые я почувствовал еще на лестнице, обрушились на меня такой мощной волной, что я, не помня себя, словно в бреду заметался по совершенно незнакомой мне маленькой американской квартирке среди родных и близких мне НАЩИХ ленинградских вещей!..
   Уйма картонных коробок с книгами повсюду стояли почти до потолка. Какие-то были уже распакованы. Валялись и уже висели на стенах масса НАШИХ любимых фотографий, рисунков, карикатур на Шуру, на меня с Шурой и пара картинок масляными красками... Все это в разные времена было подарено нам с Шурой нашими знакомыми и Шуриными собутыльниками-художниками...
   Над каким-то чужим диванчиком висела самая лучшая моя фотография величиною с кухонный поднос. Года три тому назад Шура снимал меня на нашем пустыре. Истратил целую пленку, а потом мы вместе с ним отбирали лучший снимок из контрольных отпечатков, которые ему сделали в лаборатории одной газеты. Там же потом отпечатали и этот здоровенный портрет.
   - Елки-палки! - вскричал в восторге Тимур. - Это же ты, Кыся! Ты, ты, ты!.. Ну, отпад!!!
   Все тут же посмотрели на меня. Еврей-Собак даже зашел сзади и понюхал у меня под хвостом, словно хотел убедиться, что на фотографиях изображен именно я. Но почему таким способом?..
   - По-моему, это то, что мы ищем, - сказал Рут сержанту Гранту, показывая на другие мои фотографии вместе с Шурой. Эти фото делал наш польский приятель, журналист, с которым мы по пьянке были в Эрмитаже. - Мне кажется, здесь никаких сомнений!.. Это то, что нам нужно...
   И несмотря на свое собственное смятение души, граничащее с помешательством от тревоги и радости, я вдруг заметил, что Рут Истлейк, сержант американской полиции тридцати трех лет от роду, мать русского мальчика Тимура, одна из самых красивых Женщин светло-шоколадного цвета, которые когда-либо встречались мне в жизни, с очень пристальным вниманием и совершенно не полицейским интересом.разглядывает Шурины фотографии, висящие на стенах и валяющиеся на письменном столе рядом с НАШЕЙ пишущей машинкой...
   Надеюсь, что заметил это только я!.. Рут проявляла к Шуриным фото такое поистине Женское любопытство, что в моей башке неожиданно вдруг что-то сместилось, будто я перешел в некое совершенно иное состояние, словно заглянул туда, куда, кроме меня, никто не имел права вторгаться. И тогда во всю стену рядом с моей фотографией вдруг повисло совсем уж гигантское фото! А на нем...
   ...ПУСТЫННЫЙ ЖЕЛТЫЙ ПЛЯЖ, БЕСКРАЙНИЙ ОКЕАН... И НА ТЕПЛОМ ПЕСКЕ, ОБНЯВШИСЬ, СИДИМ МЫ ВСЕ ЧЕТВЕРО - РУТ, ШУРА, ТИМУРЧИК И Я... А НЕПОДАЛЕКУ, В СТОРОНКЕ, СКРОМНЕНЬКО ЛЕЖИТ ТА - ПУШИСТАЯ, БЕЛЕНЬКАЯ ИЗ КВИНСА. А ВОКРУГ НЕЕ ПРЫГАЮТ НЕСКОЛЬКО МАЛЕНЬКИХ КОТЯТ МОЕЙ МАСТИ, РОЖДЕННЫЕ С УЖЕ ЗАРАНЕЕ РАЗОРВАННЫМИ ЛЕВЫМИ УШКАМИ. НУ СОВСЕМ КАК У МЕНЯ!..
   ...Уже в следующую секунду эта прекрасная, фантастическая картина исчезла, и я услышал всего лишь вторую половину фразы, сказанную старым евреем, хозяином этого дома:
   - С тех пор как мистер Плоткин несколько дней тому назад уехал кого-то там встречать, мы его больше не видели.
   - Абсолютно точно, - подтвердил мне его Собак по-Животному.
   - Слушайте, Барри! - обратился старик к сержанту Гранту. Может быть, он уехал в Вашингтон? В Конгресс?..
   - Вполне может быть, - по-Животному сказал мне его Собак.
   - Верно, - согласился с ним сержант Грант. - Месяц тому назад мы получали запрос из Вашингтон на мистера Плоткина. Конгресс Соединенных Штатов интересовался его адресом...
   "Не Конгресс, дубина! А конгрессмен... Как его?!.. Совсем из головы вылетело!.. - Приятель Фридриха фон Тифенбаха... подумал я. - Нет, нужно ехать в Вашингтон!.. Хотя не будешь же бегать по Конгрессу Соединенных Штатов и ко всем привязываться, кто, дескать, из вас друг-приятель интеллигентнейшего миллионера из Германии Фридриха фон Тифенбаха?.."
   - Я таки вспомнил! - сказал старик. - Мистер Плоткин при мне звонил туда к одному конгрессмену и обещал приехать, как только он встретит кого-то из Петрограда...
   - Из Петербурга, - поправил его Тимур. - На худой конец - из Ленинграда.
   - Для меня "худой конец" начался в Петрограде, детка. С тех пор я и живу здесь, - и старик погладил Тимура по голове.
   Я будто знал, что Вашингтона мне не миновать!.. Недаром еще на первой Котово-Кошачьей сходке я упомянул об этом. Заявление слегка отдавало пижонством, но я уже тогда предчувствовал этот "вояж", как говорил Шура, когда куда-нибудь уезжал.
   - Мам! Оставь, пожалуйста, наши координаты мистеру... Тимур запнулся, вопросительно посмотрел на старика.
   - Меня зовут Дэвид Блум, детка.
   - Мистеру Дэвиду Блуму, мам. Если мистер Плоткин вернется, он сможет нам позвонить и... - сказал Тимур и посмотрел на меня.
   - Умница! - сказал я ему по-Шелдрейсовски.
   - Обязательно, сыночек, - пообещала Рут. - Но мне кажется, этого недостаточно. Хотелось бы выстроить дополнительный план поиска мистера Плоткина, а не ждать, когда он сам объявится...
   Но все это мне было уже неинтересно. Я знал одно - впереди у меня Вашингтон, конгрессмен... Как же его звали?!.. Черт бы его побрал... И там искать Шуру. Или настоять на том, чтобы этим занялось правительство Америки!
   Собак ткнул меня носом в бок и, не то по-Животному, не то по-Шелдрейсовски - я так и не понял, сказал мне:
   - Тебе нужно ехать в Вашингтон.
   - Без тебя знаю!.. - огрызнулся я, и тут же об этом пожалел: - Прости меня, старина. Я сейчас не в своей тарелке...
   - Он мне будет рассказывать! Или я не вижу? Идем в коридор. Пока они будут вырабатывать план поиска, я тебе расскажу, почему я не ссорюсь с Котами и Кошками... Это очень странная история, и до сих пор мне ее некому было рассказать. Наверное, скоро я умру, и никто не узнает, что такое может быть на свете...
   Мне его история была, как говорил Водила, "до лампочки". Особенно сейчас. Но после его заключительной фразы о скорой смерти, я не мог отказаться ее выслушать.
   Мы вышли с этим старым Собаком в коридор, и он сказал:
   - Я прилягу... Не возражаешь? Ноги - ни к черту!.. Старость, сынок... Ну, слушай. В молодости у меня с одной Кошкой, не будем называть имен, клянусь тебе, чем хочешь, был такой длительный и бурный роман, что не передать словами!!! Чтоб я так жил!.. Ах, что это был за роман!.. Потом, с возрастом, он, конечно, перерос в вялотекущие приятельские отношения. Нормальная нежная дружба двух пожилых Животных... Недавно я ее похоронил. Теперь я хожу на ее могилку в нашем палисаднике, за домом моего Додика Блума, и плачу... И жду не дождусь, когда снова увижу ее уже ТАМ. Семь лет... Семь долгих лет мы были вынуждены скрывать наши отношения!
   - Почему?!.. - возмутился я. - Когда такое - это же прекрасно!
   Я тут же вспомнил свои достаточно откровенные отношения с Мюнхенской собачкой Дженни, принадлежавшей к аристократическому роду "карликовых пинчеров".
   - Потому что мир состоит из идиотов, - сказал старый Собак. - Это моя точка зрения. Ты можешь не согласиться... Твое дело. Но с точки зрения большинства, любовная связь Собаки и Кошки такой же скандал, как если бы добропорядочная еврейская девочка из набожной еврейской семьи, посещающей синагогу и чтящей Талмуд, привела бы в дом своих родителей РУССКОГО ГОЯ... Или я знаю? Все равно, как если бы черный парень из Алабамы женился бы на белой потаскушке! Тебе хватит примеров?..
   - Хватит. Дальше...
   - Дальше было раньше, - вздохнул старый Собак. - Мне с этой Кошечкой было лучше всего на свете!.. Я с ней был таки половой Гигант! Боже мой, чего мы только с ней ни вытворяли!.. Я потом как-то пробовал делать это с разными Собаками-сучками... Не то. Ну таки совершеннейшее не то! А как она была хороша в оральном сексе!.. Как она ЭТО божественно исполняла! Судя по твоим боевым шрамам на морде и огромным яйцам между задних лап, которые даже хвостом не прикроешь, ты меня должен понять. Кстати, меня зовут Арни.
   - Мартын, - представился я. - Но можно просто Кыся...
   - Я тоже не очень-то Арни. Вообще-то, меня зовут Арон. Но... С волками жить - по волчьи выть. На американский манер я Арни. Понял?
   Я действительно понял все, за исключением "ОРАЛЬНОГО СЕКСА". При помощи логических умозаключений я решил, что это от слова "орать". То есть орать от удовольствия, что со мной довольно часто бывало. В завершающий момент траха я невольно разражался таким громким и хриплым мявом, так вдруг начинал вопить и орать от жгучего наслаждения, что на всем нашем ленинградском пустыре ни у кого не оставалось сомнений по поводу того, чем я там сейчас занимаюсь...
   Но в то же время мне показалось, что с этим словом я что-то путаю. Надо будет потом у Рут спросить... А пока меня очень заинтересовало произношение и акцент Арни-Арона.
   - О'кей, Арни! Я рад, что познакомился с тобой. Можешь на меня рассчитывать... Но у меня такое ощущение, что ты говоришь не по-английски, а по-немецки. Мне-то это, как говорится, без разницы, но я как-то бывал в Германии и узнаю в твоей речи многие немецкие слова...
   - Шурли! Конечно!.. Я же говорю с тобой на идиш! У нас тут, в Брайтоне, очень многие говорят на нем. А "идиш" - это же международный еврейский жаргон...
   - Постой, постой, Арни!.. Значит, я сейчас с тобой говорил тоже на этом идиш?!..
   - А как же?!.. - Арни-Арон даже приподнялся на передние лапы.
   "Все-таки Шура был прав: Я ЖУТКО ТАЛАНТЛИВЫЙ ТИП! - подумал я про себя. - Нет, нужно немедленно ехать в Вашингтон, найти этого конгрессмена и постараться поставить там всех на уши, но найти Шуру!.. Уж если я, оказывается, могу разговаривать даже на этом идиш, то уж в ихнем Вашингтоне я тоже не дам маху!.."
   От окончательно принятого решения мне сразу стало легко и спокойно, и я не удержался и пошутил над стариком Арни-Ароном:
   - А ты, Арончик, считаешь, что говорить в НьюЙорке на идиш это тоже "с волками жить - по волчьи выть"?
   - А ты думал?!.. Ты знаешь, что такое НьюЙорк?!.. Шлемазл! Нью-Йорк - это двести народов и этнических групп!.. В Нью-Йорке итальянцев больше, чем в Риме, ирландцев больше, чем в Дублине, негров больше, чем в Найроби, пуэрториканцов больше, чем в Сан-Хуане! А нас больше, чем в Иерусалиме!!! Это чтобы ты знал!..
   - Кого это "нас"? - не понял я. - Животных?
   - "Нас" - это евреев! - сказал Собак Арон, он же Арни. - А Животные это или Люди, или Собаки, или, я знаю, Коты, - все это не имеет ни малейшего значения. Важно, кем ты сам себя чувствуешь. Именно этим Америка и хороша! Понял?..
   Проснулся я только к Филадельфии...
   Кевин Стивене, водитель международного туристического автобуса с тридцатью шведскими туристами из Швеции и одной американской шведкой из Америки, гидом-переводчиком, совершал свой обычный рейс по маршруту Нью-Йорк-ФиладельфияВашингтон, и дальше, в теплые Флоридские края, до Майями. А потом обратно в Нью-Йорк. Срок поездки - двенадцать дней.
   - Тебе хватит? - спросил меня Тимур.
   - За глаза и за уши! - нахально ответил я.
   Кевин Стивене и был тот самый пожилой толстый шоферюга, в чей автобус, когда-то стоявший у отеля "Рамада Милфорд Плаза", ткнулась полицейская машина с уже мертвым сержантом Фредом Истлейком.
   Так Кевин познакомился с Рут. А потом подружился и с Тимуром.
   Вот ему-то Тимур и позвонил на следующий день после посещения Шуриной сиротской квартиры в Бруклине. Позвонил с улицы, из автомата, и попросил Кевина ничего не говорить матери. Тот обещал...
   Он согласился завтра же взять меня с собой до Вашингтона, а через двенадцать дней забрать меня оттуда в Нью-Йорк. Именно с того места, где он меня оставит - у Конгресса ли, у Капитолия, у Белого Дома... Где я сочту нужным вылезти. И чтобы, находясь в Вашингтоне, я как можно точнее считал бы дни и ни хрена не напутал!
   Тимурчик ну прямо убивался, что не может поехать со мной так ему хотелось в Вашингтон, в музей Аэронавтики!.. Но я ему сказал, что, если не будет в доме меня, - полбеды. Всегда можно сказать, что я загулял. А если исчезнет Тимур - мать сойдет с ума! И чтобы он даже об этом не мыслил!.. Подозреваю, что Кевин Стивене и не взял бы Тимура без разрешения Рут.
   Счастьем оказалось, что Кевин вообще был дома, а не в рейсе. Удача нам сопутствовала во всем: как раз через день после моего открытия языка "идиш" на Оушен-авеню Кевин должен был укатывать из НьюЙорка. У меня оставались еще почти сутки...
   За это время я решил, ни на секунду не забывая о личном поиски Шуры, отношения с Рут и Тимурчиком, четко намечавшееся приятельское расположение ко мне мистера Могилевского, - не оставлять на произвол судьбы и дела ОБЩЕСТВЕННЫЕ: трудоустройство Котово-Кошачьей компахи, сотрудничество с Крысами и поддержание деловых и мирных инициатив в обоих кланах.
   Я вообще заметил, что в некоторых случаях мир и дружбу необходимо поддерживать и укреплять всеми дозволенными и недозволенными способами! Вплоть до применения грубой силы в самых жестоких формах...
   В тот вечер мы вернулись из Брайтона и потихоньку сговорились с Тимуром о моей поездке в Вашингтон. Я решил дождаться момента, когда все залягут спать, а потом смылиться во двор. Тем более что я уже ЧУВСТВОВАЛ там какую-то напряженку и нездоровую возню.
   Тимурчик быстро скапустился. Принял душ, захватил с собой письмо от Маши Хотимской, которое он сегодня получил из Израиля, и отправился к себе.
   Рут, наоборот, была еще полна сил, чем-то странно возбуждена и засыпала меня вопросами о Шуре Плоткине. Что он пишет, где печатался, почему не женат, есть ли у него дети, ходили ли к нам девки и, как говорят немцы, "унд зо вайтер". По-нашему - "и так далее". Вплоть до того, какого он роста...
   А хрен его знает, какого он роста!.. Мне и в голову не приходило его мерить... Я сказал ей, что Шура приблизительно выше ее на полголовы. И тут же заметил, что Рут это очень понравилось!..
   - Я решила еще поискать его по больницам, - сказала она.
   Я сразу вспомнил неутомимого Шуру и его упражнения с ежедневно и еженощно меняющимися девицами и усомнился:
   - Вряд ли... Шура всегда был такой здоровый!
   - А по фотографиям не скажешь. Худенький, стройный, нездоровья я в нем особого не заметила...
   Ну, мог я объяснить Рут, что я имел в виду, когда говорил о Шурином здоровье?!.. Сказать, что он был здоров трахаться? Что мог любую, самую выносливую девку загонять до обморока?!.. Это я мог ей сказать?
   Нет, не мог. И поэтому решил кардинально изменить тему:
   - Рут, скажи мне, пожалуйста, что такое "оральный секс"? Я в Бруклине от одного еврейского Собака услышал, а переспросить постеснялся...
   Тут Рут так захохотала, что чуть не свалилась на пол! Я думал, ей даже дурно станет - так она развеселилась!.. А потом отдышалась, вытерла слезы и сказала:
   - Ты, Мартын, постеснялся спросить Собака, а я стесняюсь тебе это объяснить. Отыщем твоего Шуру, он тебе про это все подробно расскажет. Судя по его физиономии на всех фотографиях, которые я сегодня видела, он в этом очень неплохо разбирается.
   Я почувствовал, что нарвался на темочку, которая не всегда годится для светской болтовни с Женщинами. Но и Рут просекла мое смущение и тут же легко перевела разговор в другую плоскость:
   - Да! С этой поездкой в Бруклин я же совсем забыла вам сказать!.. Завтра все передашь Тиму: из Манхеттена звонил детектив Алан Уэлч, ну, которому вы "сдали" тех двух русских на Пятой авеню. Оба оказались совершенно официальными представителями какой-то русско-американской фирмы с офисом на Бродвее. Единственная зацепочка - оба были вооружены. Так что есть надежда их "раскрутить". Все! Я пошла в душ...
   Первый же Кот, с которым я столкнулся во дворе, был Хемфри, бывший сотрудник Нью-Йоркской Публичной библиотеки.
   Полученная от него информация в основе своей была вполне утешительной. Всего две-три драки между Котами и Крысами, к счастью, закончившиеся вполне бескровно и с обоюдным перепугом.
   Причем все споры и драки были не из-за дележа добычи, чего я, не скрою, боялся, не по Видовым соображениям националистического характера, а в процессе взаимных упреков в отсутствии или недостатке "актерского мастерства и ощущения партнера"...
   То есть предметом распрей и ссор было ИСКУССТВО! И это меня очень порадовало.
   Прошли времена, о которых мне как-то рассказывал Шура, когда за малейшее отклонение от какой-то там Генеральной линии в этом самом ИСКУССТВЕ могли запросто поставить к стенке и шлепнуть...
   А разные выяснения отношений, мелкие драчки и неглубокие укусы, - они и по сей день имеют место быть в ИСКУССТВЕ всего мира. Так что ничего страшного.
   Хемфри перечислил мне все магазины и рестораны, где Котов и Кошек взяли на службу. Сработала таки наша Ленинградская метода по внедрению в хлебные, я бы сказал, места. Не зазорно и Америке у нас поучиться!..
   Сам же Хемфри сейчас отирается у китайцев среди книг, газет и журналов. То есть практически устроился по профессии. Китайцы содержат ларек типа нашей бывшей русской "Союзпечати".
   Мою Беленькую и Пушистенькую взял к себе жить... Кто бы вы подумали?.. Мистер Борис Могилевский!!! Не знаю, насколько он будет обрадован, когда Беленькая и Пушистенькая выдаст мистеру Могилевскому минимум семь-восемь Котят (от меня меньше еще ни разу не было!), но это уже другой вопрос... А пока все идет как надо.
   Молодой черный Кот со своим партнером, одним бойцовским Крысом, притащили мне в подарок здоровенный шмат свежайшей сырой мерлузы. Они "работали" в Корейской рыбной лавке. А вот откуда они узнали, что я обожаю именно мерлузу, - одному Богу известно.
   Но тут я сделал классный дипломатический ход. Я не стал жрать эту мерлузу, а вызвал старого Крыса и попросил немедленной аудиенции (тоже словечко будь здоров, да?!..) у Королевы Крыс нашего района Мадам. И уже через несколько минут получил официальное приглашение пройти к Мадам самым коротким путем для особо почетных гостей.
   Я торжественно преподнес Мадам этот кусище мерлузы и толкнул небольшую речугу по поводу несравненной мудрости Мадам и ее поистине государственном мышлении.
   Старуха была в восторге и от моей речи, и от мерлузы и, глядя на меня откровенно блядским глазом, пожалела, что молодость ее промелькнула так быстро...
   - Хотя чем черт не шутит! - плотоядно ухмыльнулась она и даже попыталась потрогать меня ТАМ, между задних лап.
   Я тут же с перепуга сослался на кучу предотъездных дел, дескать, поездка в правительственные круги Вашингтона требует от меня невероятной подготовки, наплел чего-то там еще с три короба и поспешил откланяться...
   Утром Тимурчик нахально промотал школу и отвез меня опять-таки в Манхеттен, но уже на Седьмую авеню рядом с Пятьдесят шестой улицей, к отелю "Веллингтон".
   Там уже стоял огромный, фантастически красивый автобус, к сожалению, обезображенный эмблемой с изображением мчащейся тощей Собаки.
   Я как-то в Ленинграде такую Собаку видел на улице - думал, что со смеху сдохну! Морда длинная, у-у-узенькая, сама вся такая тощатина, спина колесом, а под спиной даже живота нету. Худющая - спасу нет! Какая-то карикатура, а не Собака. Хотя Шура сказал, что это знаменитая "Русская гончая", которая стоит баснословно дорого. Хотел бы я знать - за что?!..
   И на кой хрен нужно было такой классный автобус разрисовывать этой дефективной Псиной - ума не приложу...
   Автобус назывался "Америка", а по его бортам, под этой скачущей дурой было написано: "Нью-Йорк - Майями". Это Тимурчик мне прочитал.
   Около автобуса аккуратными рядами стояли самые различные чемоданы. На тротуар их подвозили из глубины отеля на больших тележках два типа в лиловой униформе и с генеральскими фуражками на головах. Один - черный, второй - смуглый. Оба - с радиотелефонами. Ну надо же! У нас в России это признак значительности, а тут швейцары и подносчики багажа с такими телефонами шастают...
   В багажное отделение автобуса чемоданы загружал как-то одному ему известным способом сам водитель этого автобуса, толстый Человек средних лет, Кевин Стивене, друг-приятель семьи Истлейк.
   Я вообще заметил, что в Нью-Йорке очень много толстых Людей. Особенно среди черных Женщин и Белых мужчин.
   Кевин Стивене так обрадовался, когда увидел нас с Тимуром, что бросил, к чертям собачьим, погрузку чемоданов, затащил нас в автобус и заставил нас немедленно съесть по огромному куску яблочного пирога с кленовым сиропом! Приговаривая, что, если его жена, миссис Дороти Стивене, узнает, что Тим недоел хотя бы маленький кусочек этого пирога, который она делала специально для него, - обида будет на всю жизнь!..
   Мы смолотили пирог за милую душу, и только после этого Кевин снова пошел загружать чемоданы.
   Тут же из отеля "Веллингтон" под красно-золотой навес у главного входа стали кучковаться и шведские хозяева этих чемоданов, пожилые, степенные, ухоженные старушки с тщательно завитыми серебряными головками и старики в легкомысленных туристских шляпченках с мордами старых дровосеков и строительных рабочих.
   Я попросил Тимурчика не говорить мистеру Стивенсу о моей способности вступать в КОНТАКТ. Безумно хотелось спать, а не трепаться всю дорогу с милым, но все-таки посторонним мне Человеком. Ночь у меня была тяжелая, с визитом к Мадам, с небольшими Кото-Крысиными разборками, с назначением Хемфри временно исполняющим обязанности Старшего Кота на время моего отсутствия, с коротким, но бурным трахом с парочкой малознакомых Кошек, ибо моя Беленькая и Пушистенькая никак не могла вырваться из-под крова мистера Могилевского. Он обычно рано ложится спать... Ну, и так далее. Короче, мой недосып прямо валил меня с ног!