Кунин Владимир Владимирович. Кыся в Америке (Кыся - 3)

   Одним словом - "Моряк сошел на берег..."
   Я знаю (об этом мне еще Шура Плоткин не раз говорил), что существует целая армия Читателей, которая с наслаждением грязно матерится, предается разнузданному разврату, пьянству, наркомании, однако как только встречает описание куда более скромных действий в литературе, так они становятся моментально святее Папы Римского (убей Бог, кто это - понятия не имею!) и обрушивают на головы Авторов, Редакции и Издательств тучи гневных писем с требованиями истребить эти книги, Авторов сжечь и развеять их прах по ветру, дабы остальным было неповадно...
   Поэтому, как говорил Шура, "не будем дразнить гусей". Хотя я бы всем этим "гусям" глотки перекусил. Ненавижу фальшь в любом ее проявлении!
   Итак, во избежание возможных эксцессов, ограничимся сухим и беспристрастным отчетом. Так, как это можно было бы записать в вахтенном журнале того же "Академика Абрама Ф. Иоффе":
   1. За время десятичасовой стоянки в английском порту Абердин выгружено 21 (двадцать один) 40-футовый контейнер и принято на борт судна 7 (семь) 40-футовых контейнеров для порта Сент-Джонс (Канада).
   2. За это же время КОТ МАРТЫН, приписанный к судну "Академик Абрам Ф. Иоффе", произвел 1 (одну) крупную драку и 2 (две) мелкие драки с 5 (пятью) Котами английского порта Абердин.
   3. За время стоянки в порту КОТОМ МАРТЫНОМ употреблены в половом отношении 6 (шесть) Кошек - подданых Великобритании. 2 (две) Кошки по 3 (три) раза, 1 (одна) Кошка - 2 (два) раза, и 3 (три) Кошки по 1 (одному) разу.
   4. К отходу судна из английского порта Абердин для дальнейшего следования КОТ МАРТЫН был собственноручно перенесен Капитаном судна "Академик Абрам Ф. Иоффе" на борт вышеназванного судна и для восстановления утраченных сил был передан на судовой камбуз под наблюдение Буфетчицы и Повара.
   Надеюсь, что такая форма записи устроит кого угодно...
   За то время, которое я проторчал на Капитанском мостике - с Мастером или без Мастера, с его Помощниками-штурманами, - я так часто заглядывал в мореходные карты, так часто слышал, что у нас осталось позади, где мы идем в настоящий момент и какие "цоресы" (Шурина поговорочка!..) нас ждут впереди, что уже к выходу из Абердина я мог бы самостоятельно, не очень подробно, но и без особой путаницы, объяснить все происходящее в эту секунду с нашим дорогим "Академиком Абрамом...".
   Ну, например: как только мы вышли из Абердина, мы достаточно долго пересекали залив Мори-Ферт в самом его широком месте и четко перли к Оркнейским островам в пролив Пентленд-Ферт, который находится как раз между этими островами и самойсамой северной оконечностью Англии.
   Нужно сказать, что весь командный состав во главе с Мастером все это время торчал на мостике и очень даже держал "ушки на макушке" из-за каких-то жутких "приливных" течений в этом сволочном проливе!
   Только когда мы, оставляя Оркнейские острова по правому борту, а всю Великобританию - по левому, прошли этот чертов Пентленд-Фертский пролив и, обогнув мыс Рат, наконец-то вышли в открытый океан, - все вздохнули с облегчением, и народ на мостике как-то сам собою рассосался, оставляя только вахтенного штурмана, Старшего помощника и когото из матросов.
   С команды тоже спала нервная напряженка, судовая жизнь вошла в почти спокойную буднично-морскую колею, и вот тогда-то по "Академику Абраму Ф. Иоффе", от носа до кормы, проникая во все закоулки огромного контейнеровоза, вихрем понеслись легенды и сказки о моем пребывании в порту Абердин!
   Так как мой английский сексзагул наблюдал почти весь командный состав "Академика Абрама..." и большая часть палубной команды, то следующие пять с половиной суток, которые мы шли через холодную и бескрайнюю Атлантику к берегам Канады, я был героем судна и ежесекундно купался в лучах собственной половой славы со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Машинная команда - механики и мотористы, - короче, "маслопупы", не имевшие возможности наблюдать за моими береговыми подвигами, были вынуждены довольствоваться самой что ни есть недобросовестной информацией, которую они получали от "рогачей" - палубной команды.
   По словам этих врунов и фантазеров, число "оприходованных" мною английских Кошек, в их рассказах "маслопупам", доходило до семидесяти-семидесяти пяти! А число "убитых" мною и "сброшенных в море" Абердинских Котов варьировалось где-то от двадцати пяти до пятидесяти...
   От этого беззастенчивого вранья и несусветного бреда даже у меня вяли уши. Так и подмывало гаркнуть по-Шелдрейсовски:
   - А ну, кончайте трепаться, врунишки нахальные!
   Тем более что большинство команды было по-детски внушаемо.
   Но я помнил слово, данное мною Мастеру в первый день нашего знакомства, - ни с кем на судне в Контакт не вступать. И молчал.
   Самое же забавное, что Мартыном меня называли только на Капитанском мостике. И подозреваю - лишь потому, что так называл меня Мастер. Все же остальные называли меня просто Кыся.
   Даже буфетчица Люся, прибирая капитанскую каюту в отсутствие Мастера, иногда шептала мне:
   - Господи, Кыся... Что же мне делать? Я же так его люблю! А он... Ну, что делать, Кыся?.. Что делать?
   А что я мог ей ответить?!.. Что вообще можно сказать женщине в такой ситуации?
   Ну, сочувственно лизнул пару раз ей руку - так она даже расплакалась! Хотел я ей процитировать старую французскую пословицу, которую часто вспоминал Фридрих фон Тифенбах. По-нашему, по-русски, она звучит как "Каждый в жизни несет свой крест".
   Но и этого я не рискнул сделать. Как говорил Водила: назвался груздем - полезай в кузов. Дал слово - держись!..
   Зато Мастер после того случая, когда я лишь одним своим ЖЕЛАНИЕМ КОШКИ, одной лишь настойчивой МЫСЛИШКОЙ сумел ускорить ход нашего "Академика Абрама...", Мастер наш, суровый и немногословный Котяра, буквально рот не закрывал. Естественно, когда мы оставались с глазу на глаз...
   Более любопытного Кота я в жизни не встречал! Ему было интересно все - и про Конрада Лоренца, и про Ричарда Шелдрейса, и про Шуру Плоткина, и про мои, не всегда объяснимые, действия и ощущения.
   Мастер с удивлением сопоставлял собственные чувства и поступки, оказывается, тоже не всегда соответствующие здравому смыслу, с тем, что я рассказывал о себе, и каждый раз (Я ЭТО ЯСНО ВИДЕЛ!..) был потрясен сходством наших душ и характеров...
   Однако вовсе не нужно думать, что Мастер только и делал, что потрясался и всплескивал руками. Ничего подобного! Мастер обнаружил такое блистательное знание истории Котов и Кошек, что это мне приходилось ахать и всплескивать лапами от восхищения!
   От восхищения, к которому примешивалось искреннее чувство стыда за себя и моего Шуру Плоткина, за то, что мы, выучив наизусть и Конрада Лоренца, и Ричарда Шелдрейса, ни разу не удосужились открыть книгу своего, русского, замечательнейшего мужика - Игоря Акимушкина.
   А вот у Мастера эта книга была настольной. Как, кстати, старая, затрепанная, дурацкая книжка В. Кунина "Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа!.."
   Кунин сочинил ее в сладком начале перестройки, и речь там шла о двух пожилых идиотах, которые, не умея плавать и впервые увидев море, отправились на яхте в Израиль. Один из них когда-то был шиномонтажником у нас в Ленинграде. И выяснилось, что Мастер его хорошо знал и даже чинил у него свои автомобильные колеса.
   Помню, Шура читал эту кретинскую книжку и что-то очень хихикал. Я попросил почитать мне ее вслух, а Шура отмахнулся и сказал:
   - Тебе, Мартышка, это будет неинтересно...
   И в двух словах рассказал, про что там. Тогда я сразу понял, что книжка дурацкая, и потерял к ней всякое любопытство.
   А вот сейчас, посредине Атлантического океана, в Капитанской каюте российского контейнеровоза "Академик Абрам Ф. Иоффе", на рабочем столе Мастера я обнаруживаю это старье В. Кунина и потрясающую книгу этого... Ну, как его?!.. Игоря Акимушкина!
   - Вот слушай, слушай, Мартын! - возбужденно говорил Мастер, раскрывая книгу Акимушкина. - Слушай, что он пишет: "...уже в шестнадцатом веке до нашей эры, в долине Среднего и Нижнего Нила... (это река такая в Африке) ...и Нижнего Нила домашняя кошка стала очень популярным и любимым животным". И еще! "Особая, прямо-таки райская судьба ожидала кошку в Египте: жрецы произвели ее в ранг священных животных!.."
   - Что такое "жрецы"? - спросил я.
   - Как бы тебе объяснить? - Мастер даже слегка растерялся. Что такое "идеология", ты знаешь?
   - Нет.
   - Хорошо. Ближайший пример: совсем недавно на всех наших судах была должность Первого помощника Капитана по политической части. Не моряк, не судоводитель - коммунист. Знаешь, что это?
   - Шура мне как-то объяснял, но я забыл...
   - Быстро вы все, ребята, забываете!.. Ну, да авось вам еще напомнят, не дай Бог... Короче, этот Первый помощник следил за тем, чтобы все считали, что у НАС все очень хорошо, а у НИХ все ужасно плохо. У НАС - блеск и сияющие дали, а у НИХ тьматьмущая и безысходный тупик! А кто в этом сомневается, то Первый помощник потом на берегу доложит КОМУ СЛЕДУЕТ и КУДА СЛЕДУЕТ, и хер этот сомневающийся потом выйдет в море!
   - Это и есть - "Жрец"? - удивился я.
   - Конечно! И Замполиты, и Жрецы - создатели легенд: "Мы лучшие в мире!", "Кошки - священные животные!.." Теперь понял?
   - Почти. Читайте дальше...
   - "Суровые законы Древнего Египта без пощады карали всех, кто причинил вред Кошке. За ее убийство назначалась смертная казнь. При пожаре из горящего дома первым делом спасали Кошек, а только потом - имущество..."
   - Разумно, - заметил я. - Разумно и справедливо. А то одному моему петербургскому приятелю Коту какой-то подонок отрубил хвост!.. Не было на эту сволочь законов древнего Египта! Вы знаете, Мастер, мне очень нравится эта книга. Но у меня есть одна претензия к Автору...
   - Какая? - поинтересовался Мастер.
   - Он все время пишет - "Кошки", "Кошки". В то время как Кошка... Как бы это поделикатнее?.. В то время как Кошка существо хотя и Воспроизводящего, но все-таки Вспомогательного типа. КОТ же при этом - Особа Основополагающая. И не заметить этого...
   - Ах, Мартын, гордыня тебя погубит!.. - рассмеялся Мастер, но тут же серьезно сказал: - Мне тоже это поначалу не очень понравилось. Но потом я понял, что словом "Кошка" Автор объединяет весь, так сказать, Вид. Смотри, что пишет он дальше...
   Мастер нашел нужную строку и с удовольствием прочитал:
   - "В конце четвертого века римский писатель Палладиус впервые ввел в употребление слово "Каттуе" вместо старого латинского наименования Кошки "фелис". Полагают, что от "Каттуса" ведут начало и английское "Кэт", и немецкий "Катер", и русское "Кот". Как видишь, Автор вовремя вспомнил, что Кот есть Кот, как ты справедливо заметил, - Особа Основополагающая!
   И, клянусь всем для меня святым, Мастер с нескрываемым Котовым достоинством легко и аккуратно разгладил свои франтовые усики!..
   Он отложил книгу в сторону и, глядя сквозь меня, словно всматриваясь в тысячелетние дали древности, негромко продолжил:
   - И знаешь, Мартын, ведь в Вавилоне домашние Коты появились лишь во втором тысячелетии до нашей эры. Отсюда они попали в Индию, позднее - в Китай, на Крит, в Грецию... Мы там, кстати, в прошлом году неделю на ремонте стояли. Цены там на Котов были безумные!.. Не в прошлом году, а до нашей эры. Иметь Кота тогда считалось там роскошью. Человек, в доме которого жил Кот, заведомо оценивался, как личность незаурядная!..
   Я вдруг понял, почему Мастер перестал мне читать книгу этого Акимушкина, а взялся пересказывать ее своими словами. У Акимушкина, наверное, было повсюду написано это безликое объединяющее слово - "Кошка", и ни разу не было упомянуто слово "Кот". Мастер решил, что в вольном пересказе он имеет право на вольную редактуру. Называя Акимушкинских "Кошек" "Котами", он таким образом щадил мое слегка уязвленное самолюбие и примирял меня с Автором.
   Это было очень трогательно с его стороны и ничуть не нарушало моего интереса ко всему, о чем он рассказывал.
   А рассказывал он поразительные вещи! Я узнал, что с началом Христианства Коты и Кошки из "Божественных созданий" превратились в "темные силы", в "исчадье ада", в "пособников" колдунов и ведьм и подвергались жесточайшему и идиотскому истреблению.
   По всей католической Европе, во все христианские праздники живьем сжигали и закапывали Котов в землю, жарили их на железных прутьях!.. А во Фландрии, в городе Иперн, Котов сбрасывали с высокой башни!.. Этот дикий обычай был введен жестоким кретином графом Болдуином Фландрским и просуществовал, благодаря этому идиоту, этому подонку и мерзавцу, начиная с десятого века еще сотни лет.. До самого Ренессанса продолжалось массовое истребление Котов, нелепые судилища над ними и жесточайшие расправы.
   Мне чуть дурно не стало от всех этих подробностей. Я припомнил кое-какие не очень трезвые рассказы Шуры и прервал Мастера:
   - Мне мой Плоткин как-то не раз говорил, что с Людьми было тоже нечто подобное...
   - В сравнении с недавним российским прошлым, средневековая трагедия Котов и Кошек была, как говорят твои друзья-немцы, Киндершпиль - детские игры, - жестко усмехнулся Мастер. - Если в средние века Коты погибали сотнями тысяч, то только за последние восемьдесят лет Россия сожрала более пятидесяти миллионов своих собственных Человеков, перемалывая их в бездарных войнах, лагерях и тюрьмах...
   Я не знал, что такое "сотни тысяч" Котов. Понятия не имел, что такое "пятьдесят миллионов" Человеков. Но лишь по интонации Мастера, по внутреннему нервному напряжению, с которым он произнес эти слова, я понял, что "сотни тысяч" умерщвленных Котов - это капля в океане "пятидесяти миллионов" загубленных Человеческих жизней...
   - Господи!.. Что же делать? - прошептал я, впадая в глубочайшее уныние. - И вам, и нам?..
   - Наверное, ждать Возрождения. Почему бы ему не возникнуть еще раз? - тут же ответил Мастер. - Или попытаться создать Ренессанс собственными руками и лапами. Кстати, пара забавных примеров из эпохи Возрождения: Кольбер, французский политик Людовика Четырнадцатого, садясь за работу, окружал себя Котами. И тогда Кольбер обретал душевное равновесие и покой... Кардинал Ришелье - просто обожал Кошек. И Котов, разумеется... А прошлый век? Скульпторы, художники, поэты, пораженные грацией, красотой и пластичностью Кетового племени, чуть с ума не сошли! Швейцарец Готфрид Минд - "Кошачий Рафаэль" - всю жизнь рисовал только Котов. Француз Теофил Штайнлайн выпустил роскошный альбом рисунков под названием "Кот"... Последователи нового "кошачьего" культа собирались в Париже на Монмартре, в кафе "Черный кот"... Ну, и так далее.
   - Потрясающе... - пробормотал я.
   И подумал, как мы любим счастливые финалы!..
   - А в странах, где господствовал ислам, Коты и Кошки пользовались буквально королевским почетом, - сказал Мастер. В отличие от Собак, которых ислам считал "презренными".
   Мне показалось, что "Ислам" - это имя Человека, руководителя каких-то нескольких стран. И мне понравилась его мысль о "презренных" Собаках. Я и брякнул:
   - И этот Ислам совершенно прав!
   Но тут же вдруг неожиданно вспомнил свою подружку собачку Дженни, своего корешка мюнхенского полицейского Рэкса, парочку русских Псов, с которыми у меня в свое время сложились приятельские отношения, и подумал, что от мыслишки этого Ислама очень даже потягивает расистским душком...
   Мастер тут же просек, о чем я думал, закурил свой "Данхилл" и брезгливо произнес:
   - Проявление нетерпимости к другому Виду - это очень неинтеллигентно, Мартын. Где-то на уровне антисемитизма. Так что подумай над этим. А я пойду осмотрю судно. Ты со мной?
   - Нет, - сгорая от стыда и проклиная себя за поспешную похвалу Исламу, сказал я. - Я полежу, подумаю...
   - Это иногда полезно, - саркастически ухмыльнулся Мастер и вышел из каюты.
   "Недолго мучилась старушка в бандита опытных руках", - часто говорил Шура, когда хотел подчеркнуть быстротечность той или иной ситуации.
   Через пару часов в каюту вернулся Мастер, проглядел какие-то записи, сделал в них ряд пометок и поманил меня пальцем к себе. Я вспрыгнул к нему на рабочий стол и сел рядом со стопкой судовых документов, тихо и скромно поджав хвост.
   Вообще-то, на рабочий стол Мастера вспрыгивать было нежелательно. Я получал на это разрешение только лишь в минусы особого к себе расположения. Вот и сейчас Мастер, словно этот... Как его?!.. Людовик (забыл номер!)... Или нет! Кольбер, что ли? Кто там при ком был? Совсем из головы вылетело! Кольбер, кажется... Вот Мастер, будто Кольбер, и окружил себя мною. Но не стал, как тот французский тип, немедленно работать, а протянул мне руку (мне почемуто тут же подумалось: как кардинал Ришелье!) и спросил, глядя мне прямо в глаза:
   - Осознал?
   - Да... - тихо ответил я.
   - Тогда - лапу!
   Я подал ему свою правую лапу. Он уважительно и осторожно ее пожал, а я, в благодарность за прощение, потерся своим рваным ухом о его синий якорек, наколотый, как он рассказывал, давным-давно, - еще на первом курсе мореходного училища.
   По сравнению с подходами к канадскому острову Ньюфаундленд, проход по английскому проливу Пентленд-Ферт с его опасными "приливными течениями" смахивал на воскресную прогулку по Летнему саду.
   Шура как-то пару лет тому назад возил меня туда осенним теплым днем, тыкал носом в скопище грязно-серых скульптур, которых там до хрена и больше, и очень обижался, когда я не проявлял к ним никакого интереса, чего бы Шура там про них ни рассказывал.
   Мне, вообще, Летний сад совсем не понравился. Куча детей все они обязательно хотят тебя схватить, потискать, дернуть за хвост. Защититься практически невозможно. Не будешь же ты отбиваться от них когтями или клыками - дети же! А постоянно смыливаться от них - унизительно.
   Уйма маленьких Собачонок (больших в Летний сад, слава Богу, не пускают...), которые, увидев обычного, нормального Кота вроде меня, прямо-таки обсираются от злости и страха! И их визгливые тявканья заполняют все аллеи этого Летнего сада до такой степени, что хочется заткнуть уши, броситься в воду, переплыть Неву и сразу оказаться на Петроградской стороне только бы не слышать их визг!..
   В небольшом пруду, давно не чищенном и заросшем зеленой ряской, плавают преисполненные спесивой важностью Лебеди. Один взгляд на них - и ты понимаешь, что перед тобой скопище длинношеих идиотов, которые только по недоразумению могут считаться "Царственной птицей". Так назвал их Шура. Странно, что Шура - существо ироничное и наблюдательное - не увидел, с какой тупой и холуйской поспешностью эта так называемая "Царственная птица" подгребает к берегу, когда какой-нибудь тип протянет ей крохотный кусочек засохшей хлебной корочки!.. "Царственная птица" с абсолютно лакейской сущностью, да еще с постоянно изогнутой вопросительным знаком длиннющей шеей ничего более нелепого, по-моему, природа не создавала...
   Единственное, что меня в какой-то степени примирило с Летним садом, - это памятник одному толстому Старику в окружении кучи Животных! Причем в большинстве своем таких Животных, которых я никогда в своей жизни не видел.
   Шура жутко обрадовался, что хоть что-то меня заинтересовало в Летнем саду, и стал водить меня вокруг памятника и рассказывать про этого Старика всякие истории. Как он писал про Животных, а Люди все принимали на свой счет. Какой он был неряха, обжора, и какой он был все равно грандиозный Старик, хотя и служил всего лишь библиотекарем!..
   Шура даже почитал мне стихи этого Старика - про Кота и Повара, где Повар выглядит абсолютным дебилом, а Кот откровенным наглецом. А потом Шура рассказал мне, что одновременно с этим российским Стариком во Франции жил точно такой же чудак. Тоже писал про Животных, имея в виду Людей. И вот, дескать, по сей день никто не может точно сказать, кто у кого чего слямзил! Наш русский Старик у Француза - или Француз "кинул" нашего Старика...
   Тем не менее и тому и другому поставили по памятнику: нашему - в Летнем саду, а Французу - гдето во Франции. Потому что они оба считаются "классиками".
   Тьфу, черт меня подери! Прошу прощения. Разболтался не по делу...
   Казалось, нашел вроде бы удачное сравнение про Летний сад, и валяй дальше - про подходы к водам Ньюфаундленда...
   АН нет! Вспомнил Летний сад - вспомнил Шуру. В голову полезли аллеи, скульптуры, кретины Лебеди, памятник толстому Старику с Животными, дети, Собачки, Нева...
   И потянуло на НОСТАЛЬГИЮ. Причем ведь отчетливо понимаю, что это НОСТАЛЬГИЯ уже не по Летнему саду, не по его аллеям, наполненным визгом карманных Собачек и криками бабушек и дедушек: "Деточка, оставь Кысю в покое!.." Даже не по тому памятнику толстому Старику с Животными.
   Еще тогда, когда мне все это грезилось наяву или возникало в тревожных снах в Германии: в Мюнхене ли, в Оттобруне, в Грюнвальде, - и я всеми силами, данными мне Господом, рвался обратно, к Шуре Плоткину, к нам домой, в наш Ленинград-Петербург (да назовите вы этот город как угодно - он все равно останется Моим Городом!..), куда я стремился всей своей Котовой душой, - вот тогда это была настоящая НОСТАЛЬГИЯ.
   Сейчас же, когда в Этом Городе нет моего Шуры, нету Нашего Дома, а в памяти остались только пустырь и щемящие воспоминания о былом, это и НОСТАЛЬГИЕЙ не назовешь. Просто самая обычная и очень болезненная ТОСКА ПО ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ, которая уже, наверное, никогда не повторится.
   А вот в какую ЖИЗНЬ я теперь плыву - понятия не имею.
   Наверное, в ЖИЗНЬ моего Шуры Плоткина. Потому что иной ЖИЗНИ я себе совершенно не представляю...
   Итак, начнем все с начала.
   А именно с обстановки на нашем "Академике Абраме...", в которой мы подходили к Канадскому порту Сент-Джонс, и вообще, с условий плавания в районе острова с чисто Собачьим названием Ньюфаундленд.
   Шура говорил, что есть такая порода огромных Собак. Я, правда, ни одной Собаки больше Дога не видел, но Шура сказал, что Дог рядом с Ньюфаундлендом - просто Шавка.
   Я представил себе Собаку величиной с "Запорожец" и подумал: не встречал я Ньюфаундлендов - и не надо! Еще неизвестно, смог бы я с ним справиться, если бы дело, предположим, дошло до драки? А смыливаться от него куда-нибудь в подвал или отсиживаться на дереве, чтобы он стоял внизу и, задрав морду, тупо гавкал бы на меня, - унизительно, отвратительно и недостойно такого Кота, как я. Так что, Бог миловал от разных там Ньюфаундлендов, и ладушки. Как сказал бы Водила.
   И вот теперь, по словам Мастера, часов через двенадцать, четырнадцать - остров с таким удивительным Собачьим названием.
   А еще Мастер сказал мне (остальные, наверное, про это уже знали), что плавание в районе острова Ньюфаундленд считается опасным и у моряков пользуется дурной славой из-за частых туманов и айсбергов - таких плавающих ледяных гор. И эти айсберги могут быть в сто раз больше любого самого большого парохода. Причем на поверхности воды плавает всего одна десятая часть айсберга. Остальная громадина скрыта под водой.
   Пока Мастер называл мне всякие цифры и числа, я ни хрена не мог сообразить, чего на поверхности, чего под водой, что такое "в сто раз больше" или "в десять раз меньше"... А как только Мастер все это нарисовал мне на бумаге, - я в одно мгновение врубился. Врубился и чего-то ужасно разнервничался!..
   К тому же Мастер рассказал мне, что много-много лет тому назад здесь затонул "Титаник", гигантский пассажирский пароход. Самый большой в мире - по тем временам. Напоролся на подводную часть айсберга... Столько Людей погибло!.. А спустя пятнадцать лет здесь же в тумане столкнулись и тоже погибли два пассажирских судна "Андреа Дориа" и "Стокгольм". Людей потонуло - чудовищное количество...
   Но разнервничался я не из-за этого. Хотя сами по себе события, поведанные мне Мастером, - более чем печальные.
   Трясет меня всего, будто перед бедой какой, а объяснить сам себе ни черта не могу. Вот так, возникла вдруг внутри меня напряженка, и все! Ни жрать не могу, ни общаться ни с кем, кроме Мастера, и вообще - места себе не нахожу.
   Даже Люсе не дал себя погладить. Увернулся и побежал на корму, где у меня был мой песочный гальюн принайтовлен.
   Как у меня с морской терминологией?! Блеск, да?.. "Гальюн" это уборная, а "принайтовлен" - закреплен. Я специально, еще в первый день знакомства, попросил Мастера, чтобы туалет мне на свежем воздухе соорудили. Дескать, привык все эти ДЕЛА совершать на природе - извините, если что не так...
   А природа поливает нашего "Академика Абрама..." ледяным дождем со снегом!.. Вернулся с кормы на капитанский мостик мокрый, промерзший, все никак места себе не могу найти. Мастер сразу просек, что со мной творится что-то неладное. Ну, Кот есть Кот! Против очевидности не попрешь. Это я про Мастера...
   Стоит, на меня не смотрит, следит за показаниями радара, а сам, незаметно для других, спрашивает меня на чистейшем Шелдрейсовском:
   - Ты чего дергаешься, Мартын? Не ешь, мечешься туда-сюда, нервничаешь... Тебя укачало, что ли?
   Надо сказать, что последние сутки нас даже очень валяло. Еще и туман к тому же. Это только сейчас дождик со снегом пошел, видимость хоть немного, но улучшилась.
   - Нет, - отвечаю я ему. - Со мной все в порядке, Мастер. Вы на меня не отвлекайтесь, пожалуйста. Можно мне посидеть на Главном Компьютере?
   С тех пор как мы с Мастером еще в Абердине выяснили, что излучение Главного Компьютера только усиливает потенцию у Котов, а отнюдь не подавляет ее, я последнее время на всякий случай как можно чаще старался посиживать на нем. Неизвестно, какие Кошки тебя ждут в Америке...