Кунин Владимир Владимирович. Кыся в Америке (Кыся - 3)

   Потом Тимур поцеловал меня в мою мохнатую щеку и пожал мне лапу, а я облизал всю его физиономию, носившую следы остатков кленового сиропа. И мы распрощались. Тим еще надеялся успеть к третьему уроку. Наврет что-нибудь мистеру Хьюзу или, наоборот, скажет чистейшую правду - и будет прощен.
   Я забрался на последнее сиденье - Кевин сказал, что оно будет свободно, - и улегся. Рядом был вход в автобусный туалет, а неподалеку стоял здоровенный пластмассовый ящик, весь набитый колотым льдом. А уже во льду было напихано невероятное количество банок с пивом, кока-колой и маленьких бутылочек с минеральной водой.
   Я еще слышал, как Кевин запирал багажные отделения, как без всякой суетни рассаживались по своим местам старенькие шведы, как Кевин подошел ко мне и спросил:
   - Ну, как? Устроился?
   И я, кретин, чуть не ответил ему: "Да, большое спасибо..." Но, слава Богу, вовремя спохватился и промолчал. Только хрипловато муркнул в ответ. И Кевин пошел садиться за свой руль.
   А вот когда мы уже тронулись, и американская шведка-гид залопотала по-шведски монотонно и без продыху, я закрыл глаза и отрубился в первые же три секунды...
   ...И стал мне сниться совершенно реалистический сон никаких кошмарных наваждений, никакой обычной фантастики. Все предельно бытово и заземлено.
   Всколыхнулись в моем спящем мозгу все запахи той Шуриной малюсенькой квартирки в Бруклине. И снова увидел я наши книги, наши вещи, наши картинки на стенках и по углам на полу, ибо стенок было меньше, чем наших любимых картинок и фотографий...
   И наша замечательная, старая и раздолбанная, но очень заслуженная пишущая машинка, которая так удивила Рут Истлейк.
   - Как?!.. - поразилась она. - Он до сих пор пишет на машинке?!.. А почему не на компьютере? Это же намного удобнее!..
   Не хотелось мне при всех объяснять Рут, что сегодня в России интеллигентный Человек, который не нашел в себе сил и способностей уйти в какой-нибудь прибыльный бизнес, а тупо продолжает тянуть свою профессиональную гуманитарную лямку, не в состоянии купить себе компьютер или даже пишущую машинку. Как сказал бы Шура, "никаких штанов не хватит"...
   Всплыли в памяти слова Рут о фотографиях Шуры, и только сейчас, во сне, я понял, что Шура ей очень понравился!
   Вот когда я вдруг на какой-то чужой очень белой стене неожиданно увидел огромную фотографию Шуры в натуральную величину в тяжелой выпуклой раме, словно Шура в окне сидит. Причем фотография вся цветная, а Шура ужасно бледный - ну, простотаки черно-белый!..
   И вдруг замечаю - ШУРИНА ФОТОГРАФИЯ ДЫШИТ!!!
   Вроде бы даже как-то виновато мне улыбается и пытается что-то сказать...
   - Громче, Шурик! - кричу я ему. - Здесь плохо слышно...
   Сплю ведь, а понимаю, что шум автобусного мотора, около которого я лежу в кресле последнего ряда, заглушает Шуру и меня...
   - Я за тобой еду, Шура!.. - кричу я ему. - Я тебя обязательно найду! Не боись, Шурик, я их всех там подниму на ноги и поставлю на уши! (ужасно мне нравится это выражение!) Ты мне только скажи, что такое ОРАЛЬНЫЙ СЕКС?
   А сам вдруг замечаю, что на фотографии Шура розовеет, удивленно высовывается из рамы, опирается на нее локтями, словно в окне на подоконник, и так смущенно меня спрашивает:
   - Боже мой, Мартышка... Где это ты так нахватался?..
   - Мы сегодня были в твоей квартире на Оушенавеню в Бруклине, и мне об этом говорил Арни-Арон, Собака Хозяина твоего дома.
   И замечаю, что вдруг стало очень хорошо слышно!.. Мотор, что ли, выключили? И трясти перестало...
   Шура еще больше краснеет на фотографии и так сбивчиво, неуверенно отвечает мне:
   - Видишь ли, Мартын... Дело в том, ну, в общем, оральный секс - это одна из форм...
   Но тут чувствую, кто-то меня за ухом чешет и голосом Кевина Стивенса говорит:
   - Филадельфия! Стоим час. Писать, какать, кушать будешь?
   Я перевернулся на спину, потянулся весь до стона, до хруста, весь врастопырку, зевнул и снова свернулся клубочком в кресле.
   Вот как проснулся в Филадельфии, так и заснул до самого Вашингтона. Так что про Филадельфию ничего путного сказать не могу. "Америка глазами Кота" не получится...
   - Дорогие леди и джентльмены! Мы с вами прибыли в столицу Соединенных Штатов Америки Вашингтон. Потом я вам подробнее расскажу об этом замечательном городе. Здесь мы пробудем до послезавтрашнего утра, и у нас очень обширная программа. Однако, прежде чем мы поедем в отель, я хотела бы на пять минут задержаться у самого сердца Америки, у Белого Дома, резиденции всех Президентов Соединенных Штатов, начиная с Джорджа Вашингтона, именем которого и назван этот город. Впереди у нас поездка в. "Маунт Верной", загородное поместье Джорджа Вашингтона, Арлингтонское кладбище с пантеоном Джону Кеннеди, прогулки вокруг Капитолия, музей Аэронавтики (бедненький Тимурчик!..) и посещение Джордж-тауна - старого Вашинтона, и Линкольн-мемориал, и многое другое... А пока оставим наш автобус... Вещи можно не брать. Не забудьте фотоаппараты и видеокамеры. Дамам рекомендую набросить на плечи теплые куртки, - пропела американская шведка-гид по-шведски.
   "А Конгресс где?!! Едрена вошь!!! Мне Конгресс нужен!.. Я только ради Конгресса и ехал сюда, черт бы вас всех побрал!.. возмутился я. - Даешь Конгресс, мать вашу в душу!!! "
   Возмутился я так сильно, так мощно взъярился, что шведская группа стала вдруг странно переглядываться и полубессознательно чуть ли не в один голос заквакала:
   - А Конгресс?!.. Почему нет Конгресса?.. Хотим Конгресс!
   Наверное, выброс моей возмущенной энергии был настолько силен, что я вздрючил сразу же чуть ли не половину группы поразительно тихих и спокойных пожилых шведов!
   Вот уж никогда не думал, что обладаю еще и массовым гипнотическим воздействием!.. Знал ведь, что НЕЗАУРЯДЕН, но что до такой степени?!..
   - И Конгресс, разумеется, тоже!.. - поспешила ответить гид.
   Кевин Стивене запер все двери автобуса и пошел размяться вместе с группой. Я, естественно, помчался за ним.
   Как всегда после долгого сна, мне дико хотелось писать и жрать! С первой потребностью я справился довольно легко: обоссал какой-то кустик по дороге, пока наша шведская группа дисциплинированно стояла перед красным светофором.
   Облегчившись, я огляделся. Бог мой, как этот город похож на наш! Ни тебе небоскребов, ни столпотворения людей и машин, и дома все такие красивые, так напоминающие центр Ленинграда, что просто сердце сжалось!..
   И улицы такие широкие. А через улицу вдруг живая Белка с Бельчатами идет! И все автомобили остановились - пропускали Белку. А эта стерва идет себе и ухом не ведет. А за нею четверо Бельчат.
   Хотел я их было пугнуть, а потом пожалел. Спрятался за ноги Кевина, чтобы они меня не увидели и не обгадились бы сами со страху. Раз Белка может со своим потомством ходить вот так по городу, переполненному всякими опасностями для маленьких Существ, значит, это прекрасный город! И правильно, что Президенты именно здесь живут. Здесь-то поспокойнее, чем в Нью-Йорке. А в спокойствии всегда лучше думается. И добрее.
   На другой стороне улицы меня чуть с ног не сбил невероятной силы сосисочный дух! Шел он от небольшой тележки, на ней сосиски и жарились. Жарил их длинный черный парень в белой и грязной куртке, запихивал в длинную булочку, поливал чем-то красным или чем-то желтым и продавал. Около него стояли еще трое черных парней: все в коже, черных очках, золото повсюду и изо всех мест торчит, по нескольку цепей на шеях, кольца на всех пальцах у каждого, в ноздрях, в ушах, в губах - повсюду кольца!..
   Жрут, гады, эти сосиски, чавкают, звякают своим золотом и треплются с продавцом. А тот тоже, видать, из их компахи: одна половина головы выкрашена в желтый цвет, другая - в сиреневый.
   Все четверо были так увлечены трепотней и жареными сосисками, да еще и что-то алкогольное, судя по запаху, хлебали из бумажных пакетов... То есть не из пакетов, конечно, а из бутылок, спрятанных в пакеты.
   Вот, кстати, моя первая претензия к Америке!
   Ну какого хрена нужно прятать бутылку с алкоголем в бумажный пакет? А то непонятно, чего он делает?!.. Ну что за вонючее ханжество? Из "горла", как говорят у нас, видишь ли, нельзя, а запихни бутылку в пакет и будь здоров - лакай хоть до усрачки.
   По-моему, это их слабая сторона.
   Так вот, эти черненькие ребятишки так самозабвенно "задвигались" из пакетов и жрали сосиски, что я совершенно беспрепятственно, и даже не особенно таясь, слямзил из картонной коробки, стоявшей под тележкой, еще не жареную, но уже готовую к употреблению огромную сосисищу! Они все четверо даже не рюхнулись...
   И побежал за Кевином Стивенсом. Тот посмотрел на меня, на сосиску, осторожно оглянулся и негромко сказал:
   - М-да... Если я поначалу немного волновался - как ты тут будешь один целых десять дней, то теперь понял, что делал это напрасно. Ты - паренек самостоятельный.
   Тут мы наконец подошли к ограде Белого Дома. Я схватил полсосиски и огляделся.
   Мамочки мои!.. Картинка маслом, как говорил Шура. Вся ограда облеплена зеваками!.. В сторонке от спокойных, как слоны, полицейских в касках ходит какая-то шобла по кругу - человек пятнадцать, чтото орут дурными голосами и вздымают над головами плакаты. Демонстрируют и протестуют. Протестуют, наверное, против незначительной хреновины, так как ни полиция, ни зеваки внимания на них не обращают...
   Тут же мужичишко в цилиндре и длиннополом лапсердаке продавал "Библию" для военнослужащих. Это мне Кевин сказал.
   Несколько человек хипового вида приковали себя наручниками к ограде и мирно переговаривались с полицией, время от времени стреляя у прохожих сигареты. Тоже чем-то возмущались. Но настолько мирно и незлобиво, что все это было похоже на какую-то клоунаду...
   Неподалеку раскинула палатку остроносая бабешка - тощая, лет пятидесяти, маленькая, с очень настырным выражением лица. Стоял плакат - что-то против атомной бомбы. Это я из разговоров наших шведов понял. Вокруг бабешки - куча пластиковых мешков для мусора, набитых ее имуществом. Дело у нее было поставлено на широкую ногу: сначала она спрашивала, откуда группа, и когда ей отвечали откуда, она раздавала листовки на языке той страны, откуда эта группа прибыла. Все было так деловито, что жалеть тетку не было сил. Хотя она провела здесь уже около пяти тысяч дней и ночей! Однако, если бы спросили меня, я ответил бы, что она тут гораздо больше пяти тысяч ночей. Сужу просто по запаху...
   Она охотно фотографировалась и с удовольствием давала объяснения. А я слушал и жрал свою сосиску.
   И поглядывал туда, куда смотрели и все, - за ограду Белого Дома. Словно ждали, что вот-вот оттуда выйдет сам Президент, помашет всем рукой и скажет: "Привет, ребята! Заходите, чего стоять за оградой?.."
   И вдруг я, совершенно неожиданно для себя, увидел пегого, черно-белого Кота-дворнягу, который там за оградой прогуливался по бортику большого фонтана, украшенного ярко-красными цветами. Этот фонтан был расположен как раз посередине лужайки, между оградой и входом в Белый Дом.
   А уже в следующую секунду с омерзительным, истерическим, захлебывающимся лаем из рук неподалеку стоящей от нас пожилой дамы с поводков срываются два таких Собачьих шибздона среднего веса, проскакивают, сволочи, сквозь ограду и с двух сторон мчатся на этого черно-белого дурачка, который знай себе прогуливается по бортику бассейна и пытается лапкой, видите ли, выловить из воды какой-то там листочек. А в голову ему даже и прийти не может, что кто-то на него собирается напасть или вообще причинить какие-то неприятности... Мудило грешный!
   Что делает в таких случаях нормальный русский Кот, жрущий скоммунизденную сосиску в центре главного города Соединенных Штатов Америки Вашингтоне, штат Дикстрит-Колумбия?
   Естественно, хватает остаток сосиски, мгновенно перепрыгивает невысокий каменный барьер, из которого торчат прутья ограды, оставляет недоеденную сосиску в мягкой, пушистой и ухоженной траве Президентской лужайки и с криком на чисто Животном: "Держись, браток!!! " - мчится к черно-белому дурачку на помощь!..
   Не знаю, как у них здесь, в Америке, а у нас на пустыре, в Питере, это совершенно нормальная реакция. Хотя за последнее время очень многое изменилось...
   Но "дурачок" оказывается совсем не таким уж дурачком, а вполне приличным Котярой. Ни на секунду не задумавшись, он тут же вступает в бой с первым Собачьим шибздоном и довольно уверенно несколько раз врезает ему по харе когтями.
   Я беру на себя второго, - он потяжелее, бежал не так быстро, как первый, и всего в два раза больше меня. И пока он не доскакал до Черно-Белого Кота, я как раз успеваю вцепиться в него. Потому как замечаю, что, несмотря на личную храбрость Черно-Белого, приходится ему довольно туго, явно сказывается недостаток опыта уличных драк и столкновений со всякими говнюками типа этих двух "отмороженных" Псов.
   Но это я вижу одним краем глаза во время располосовывания когтями рожи "своего" Собака, а вторым краем, наверное, даже другого глаза, вижу, как к нам бегут какие-то мужики в пиджаках и галстука. Двое с пистолетами, а третий с какой-то чуть ли не пушкой в руках!..
   Но тут, волею драки, мы с Черно-Белым оказываемся совсем рядом, становимся спина к спине и начинаем всеми нашими Котовыми способами пиздить этих двух гнусных Собаков!..
   Один мужик другому орет:
   - Стреляй, Ларри! Стреляй!..
   - Ты что?!.. - орет второй. - Сбрендил?!.. Ты что, не понимаешь, в КОГО я могу попасть?
   А мы с Черно-Белым мудохаем этих двух болванов-Псов изо всех сил, но если честно признаться, то и нам перепадает - будьте нате!..
   Кровищи от этих псов, да и от нас - хоть залейся, шерсть летит клочьями в разные стороны!.. И тут я чувствую жуткую боль в задней левой лапе!!! Этот здоровенный гад все-таки прокусил мне ляжку!.. Ах, сука вонючая!..
   Из последних сил я взлетаю над этим гадом вверх и, к сожалению... промахиваюсь. Смертельного трюка, как с Вагифом, не получилось.
   Тогда я переворачиваюсь на спину и задними лапами (одна уже почти не действует!..) чуть ли не вспарываю живот большому Собаку. А тому, который наседает на Черно-Белого Кота, умудряюсь прокусить и его член, и яйца. В два приема!..
   Не самое приятное на вкус, должен заметить, но очень эффективное средство необходимой самообороны.
   Вот кто побил рекорд по прыжкам в высоту - этот, которому я прокусил яйца! Он от боли сиганул чуть ли не выше Белого Дома!
   Оба Собака - один с сильно испорченным брюхом, второй, считай, без яиц и возможного потомства в будущем, с отвратительно жалобным визгом - будто это мы с Черно-Белым Котом на них напали, - начинают от нас улепетывать к ограде, за которой беснуется и рыдает Хозяйка этих двух кретинов и, как обезьяны, мечутся за оградой фоторепортеры...
   Казалось бы, все. Время зализывать раны и знакомиться.
   Но нет! Третий мужик, по-моему полный дебил с запоздалой реакцией, вдруг неожиданно пускает в ход свою пушку и стреляет, засранец, не в удирающих Собаков, а в нас с Черно-Белым Котом. Идиот...
   Что-то из этой пушки вылетает и накрывает нас вместе с этим Котом тонкой сетью на шнуре. И мы оказываемся буквально спеленутые и тесно прижатые друг к другу... Вот только сейчас я начинаю чувствовать, что задняя лапа у меня уже онемела, а жгучая боль от прокуса перешла в тупую, нестерпимую, разливающуюся по всему телу. Я даже слегка застонал... Ну, не выдержал.
   А вообще-то, мы оба в крови. Черно-Белому Коту эти два кретинских Собака чуть глаз не выдрали и хвост прокусили.
   Нас в этой сетке поднимают, берут на руки и начинают выпутывать из нее.
   - Ну, ты как?.. - спрашиваю я Черно-Белого.
   - Да вроде ничего... - отвечает он. - Твоими молитвами. А ты как?..
   - Нормально, - говорю я, а у самого от боли аж глаза закрываются и хвост трясется.
   - Я вижу, как "нормально", - довольно иронически замечает Черно-Белый, и мне это в нем кажется чрезвычайно симпатичным. Посмотри-ка, что у меня с глазом. Я что-то неважно им вижу...
   - Глаз, - говорю, - слава Богу, на месте! Но вокруг жутко запухло. Попортили тебе все-таки рожу эти бляди...
   - Кто-о-о? - не понимает Черно-Белый.
   - Бляди, - говорю.
   - А-а!.. - наконец дотумкал Черно-Белый. - А я думал, что это скотчтерьеры.
   Наконец нас выпутывают из этой дурацкой сетки, и этот же мудило, который в нас стрелял ею, берет меня за шкирку и говорит двум другим мужикам:
   - Подождите меня, ребята... Сейчас я этого выброшу за ограду и вернусь.
   А я вишу в его здоровенной лапе и даже не рыпаюсь - боль адская, сил нет, и хочется только лечь и сдохнуть!..
   Но тут вдруг вижу, что Черно-Белый прекрасно сечет по-Человечески! Он как услышал, что этот раздолбай собирается меня через ограду выбросить, так сразу уши прижал, верхнюю губу поднял на этого типа, клыки обнажил и ка-а-ак зашипит на него!..
   Тот от страха и обгадился. Но явно не из-за клыков и шипения, а совсем-совсем из-за чего-то другого...
   - Ты что?! - говорит один мужик этому раздолбаю. - Из них кровища хлещет. К доктору их надо. А потом, ты не видишь реакцию нашего?
   - Дай-ка мне его, - говорит другой мужик с пистолетом и забирает меня из рук того кретина. - А ты сматывай свою идиотскую сетку.
   Но в эту секунду от самого Белого Дома, откудато из-под колонн, вылетает какая-то девчонка в джинсах с длинными распущенными светлыми волосиками и вопит на весь Вашингтон:
   - Соксик! Соксинька!.. Боже мой!.. Что случилось?!!
   И мчится к нам с такой скоростью, будто хочет выиграть большую золотую медаль будущих Олимпийских игр.
   А за ней и вокруг нее скачут еще несколько мужиков, как две капли воды похожих на тех трех, которые находятся сейчас при нас с Черно-Белым Котом. И воздух вокруг буквально пропитывается оружейным запахом. Ничего себе попал, думаю...
   Подлетает к нам эта девчонка, хватает из рук первого мужика своего Черно-Белого, капает на него двумя-тремя слезками и...
   ...хотите - верьте, хотите - нет, но на чистейшем, превосходнейшем шелдрейсовском языке отчаянно восклицает:
   - Что случилось, Соксик?!.. Солнышко мое... Бедненький мой Котик!..
   Потом грозно смотрит на меня и спрашивает Черно-Белого:
   - И вот этот грязный мерзавец так тебя изуродовал?!!
   А мне так больно, так обидно вдруг стало...
   Хрен с вами, думаю, валите все на меня! Мы - русские. Мы ко всему привыкшие и притерпевшие... У нас и преступность самая огромадная, и Президентов столько, что до Москвы раком не переставить, как говорил Водила. И мы - такие, мы - сякие...
   А только что бы вы без нас делали? Кого бы еще несли по пням и кочкам? Негров?.. Латинос?.. Как говорила мне Рут Истлейк, чистокровная американка, - вы и сами их так "либерально" трусите, будто у вас во рту тряпка воткнута. Подлизываетесь к ним, вместо того чтобы хоть раз гаркнуть погромче...
   А она еще, дурочка малолетняя, поворачивается к охране, показывает на меня и по-Человечески очень недобро спрашивает:
   - Это он так Сокса отделал?!.. Что это за Кот?! Откуда этот Кот?!.. Чего стоит вся ваша охранная электроника? Где ваша хваленая служба безопасности?!
   Но тут уж за меня в один голос вступились все мужики! Все, которые видели нападение Собак на Черно-Белого Кота. Да и сам Черно-Белый закричал этой девчонке по-Шелдрейсовски:
   - Что ты, что ты, Челси?!.. Этот Кот теперь мой друг до конца жизни! Если бы не он, меня бы на части разорвали!!! Этот Кот меня от целых двух Блядей спас!..
   Челси услышала, как Черно-Белый назвал тех Собак, покраснела и своим ушам не поверила:
   - От "КОГО" он тебя спас?..
   - От двух Блядей, - повторил Черно-Белый. - Это порода такая. Очень похожа на скотчтерьеров.
   А я чувствую, что тот мужик, который меня на руках держит, как-то странно трясется. Я голову поднял, заглянул ему в морду, а он ржет, сукин сын, еле сдерживается, чтобы в голос не расхохотаться. И так, с понтом, отворачивается от Челси...
   Ну надо же?! И этот по-Шелдрейсовски тянет! Куда я попал?..
   - Немедленно к врачу, - строго говорит Челси охране. - И этого Кота тоже.
   Потом смотрит на меня и добавляет уже поШелдрейсовски:
   - Простите меня, пожалуйста.
   - Да ладно, - говорю. - Чего уж там...
   Лежим в специальной малюсенькой ветеринарной лечебнице при Белом Доме, - ничуть не хуже Пилипенковской при его пятизвездочном "Интеротеле" в Петербурге для высокопоставленных Кошек и Собак дальнего зарубежья.
   Все уже с нами сделали: уколы там разные, примочки всякие, мне даже два шва наложили на заднюю лапу. А всякие там царапины и укусы этих сволочей смазали нам такой шикарной мазью, которая и лечит, и на вкус - обалденная! Это чтобы не лишать нас, Котов, естественной инстинктивной привычки самостоятельно зализывать свои раны...
   Но до вечера велели нам лежать и не дрыгаться - дескать, кормежка в койку, поссать или еще чего хуже - вот сюда: ни запаха, ни вида, все мгновенно смывается ароматическими струями, - короче, начинаем процесс накопления сил для скорейшего выздоровления...
   Лежим, треплемся. Я его спрашиваю:
   - Ты кто?
   А он мне говорит:
   - Я Сокс Клинтон - Первый Кот Америки. А ты?
   - А я, - говорю, - Мартын-Кыся Плоткин фон Тифенбах!
   "Фон Тифенбаха" я приплел для пущей важности - понял, что не с простым Котом дело имею. Так вот, пусть знает...
   - Ты испанец? - спрашивает меня Сокс Клинтон.
   - Нет, - говорю. - С чего это ты взял?
   - У них всегда тоже такие длинные и пышные имена Хозе-Мария-Луис-Фернандо Де Альварец, например... А как мне тебя называть? - неужели полностью?..
   - Ты что, чокнулся?! - говорю. - Зови Мартын. Или просто Кыся.
   - О'кей, Кыся! - говорит мне Сокс. - А кто же ты по национальности?
   - Русский, - говорю.
   - Ну да? Здорово!.. Бывали тут у нас ваши русские - и Горбачев, и этот... Как его?.. Ельцин! Да и завтра как раз Билли принимает русских депутатов вашей Государственной Думы... Так что тебе повезло: наверняка тебе будет интересно повидаться с ними!
   - Не думаю, - говорю. - Мы одно время с Шурой их заседания в Думе чуть ли не каждый день смотрели по телевизору. Срань болотная!
   - Ка-а-ак?!..
   Ну явно, явно этот Сокс - Кот домашнего, я бы даже сказал, оранжерейного воспитания! Хотя и чувствуется в нем культура, интеллект, наверное, знаний до чертовой матери, а в обычной жизни ни хрена не рубит!.. Очень многих слов не знает, удивляется по пустякам... Хотя в то же самое время в драке вел себя отменно и мужественно. Не очень умело, но достаточно настырно.
   - Объясняю, - говорю. - Срань болотная... Это... Как бы поточнее выразиться? Ну, ерунда Собачья, понимаешь? Они в этой Думе лаются на чем свет стоит, некоторые даже дерутся и болтают, болтают, болтают... И все без толку! Уж кто только не стал депутатом в этой говенной Думе?!.. Разброс жуткий! От жлоба до академика, от ворюги до банкира, от бандита до генерала. Приличных мужиков - раз-два и обчелся. Кормушка будь здоров!
   - Как ты странно рассуждаешь... - задумчиво говорит Сокс. У нас тоже есть свои претензии к Конгрессу, но чтобы так... Ты что, не чисто русский? Это я с точки зрения патриотизма...
   - Чисто, чисто русский! - говорю. - Уж с точки зрения патриотизма - я такой русский, дай Бог всем русским такими быть! Хотя можно считать, что во мне есть и частичка еврейской крови тоже...
   - Что ты говоришь?!.. - восхитился Сокс. - А откуда же?!..
   - Года три назад на пустыре перед нашим домом мой Шура Плоткин разнимал мою драку с тремя чужими Котами. Ну, и в пылу схватки мне кто-то из этих трех прокусил переднюю лапу. Видишь шрам?
   - Вижу...
   - Ну вот. А в горячке миротворческих усилий Шуры эти курвы расцарапали ему руку до крови. Наши крови - моя и Шурина - по запарке смешались, и Шура потом повсюду утверждал, что теперь во мне течет и еврейская кровь тоже!..
   Ну, и пошло-поехало!.. Кто такой Шура? Что такое "курвы"? Где такой город - Пустырь? И так далее...
   Вот и пришлось за последний месяц в третий раз пересказывать свою историю.
   Первый раз - Капитану судна "Академик Абрам Ф. Иоффе", второй раз - сержанту Нью-Йоркской полиции Рут Истлейк и ее русскому сыну Тимуру и в третий раз - вот сейчас.
   Причем я заметил, что каждый раз, несмотря на все более и более сокращенные варианты моего рассказа, рассказ все удлинялся и увеличивался в объеме: Капитану я рассказывал все, что было ДО НЕГО; Рут и Тимурчику - все, что было ДО НИХ, но уже включая в рассказ и Капитана; теперь же я рассказываю Соксу все, что происходило со мной ДО БЕЛОГО ДОМА, но уже с историями Капитана и Рут с Тимуром...
   Надо отдать должное Соксу - он был превосходным слушателем.
   Но как только я закончил свой опус на том, каким образом оказался в Вашингтоне, так меня словно молнией стукнуло И!
   - Боже мой!.. - завопил я. - Что же делать?!.. Я же шофера этого туристического автобуса Кевина Стивенса ни о чем не предупредил!.. Елочки точеные!.. Он же там с ума сходит!.. Ему же за меня перед Рут и Тимурчиком ответ держать... Что делать?!.. Батюшки, сволочь я, каких не бывало!..
   - Не мечись и не верещи так, - говорит Сокс. - У меня даже голова распухла от твоей истерики. Сейчас что-нибудь придумаем...
   И нажимает лапой одну из трех разноцветных кнопок на пульте, который лежит прямо перед ним. И Сокс нажимает именно зеленую кнопку.
   - Возьми себя в лапы, Кыся. Сейчас придет Ларри Браун, и ты ему все объяснишь. Это мой личный телохранитель и умница. Мой приятель. Говорит поНашему лучше любого Кота.
   Дверь открывается, и в наш лазаретик входит тот самый мужик, у которого я лежал на руках, а он еще втихаря ржал, когда услышал от Сокса, что "Бляди" - это особая порода Собак.
   - Привет, ребята! - говорит он. - Как дела?