Кунин Владимир
Кыся в Америке (Кыся - 3)
Владимир Кунин
Кыся 3: Кыся в Америке
Предисловие кота Мартына к третьей части его жизнеописаний под общим названием "Кыся"
Когда я узнал, что В. Кунина уговорили писать третью книгу обо всех моих дальнейших заморочках, в которые я постоянно влипаю и которые, кстати сказать, могли бы произойти с любым уважающим себя Котом, не сидящим на собственной жопе в домашней теплоте и пресности, а живущим нормальной, активной половой и общественной жизнью, я, честно говоря, засомневался - а потянет ли старик Кунин эту третью часть?..
С первыми двумя его, слава Богу, как-то пронесло. И то к концу второй части было уже заметно, что Автор малость подвыдохся. Явно проглядывало желание побыстрее свести концы с концами и как можно быстрее закончить всю эту хреновину, в которую его всяческими авансами, посулами и многократными совместными поддачами втравил друг-приятель Кунина - Александр Житинский.
Я лично с А. Житинским никогда не сталкивался, но мой Человек Шура Плоткин несколько раз с почтением упоминал его имя среди ленинградских писателей. И кажется, где-то вместе с ним даже выпивал и закусывал. Тогда еще был Ленинград и Житинский был Писателем. Теперь Ленинград стал Санкт-Петербургом, а Житинский - Издателем.
Но если с А. Житинским я знаком лишь косвенно: то с В. Куниным за время работы над первыми двумя частями "Кыси" я познакомился достаточно хорошо. И поэтому на третью часть "Кыси" больших надежд я не возлагал.
Старик сам не раз говорил, что сегодня в рыночной чести и нарасхват идет тот вид литературы, куда он никак не может вписаться. То есть, дескать, может, но не хочет. Но я-то подозреваю, что уже и не может...
Да и чего ждать от Человека, который тридцать лет подряд сочинял для СОВЕТСКОГО кино этакие СОВЕТСКИЕ Сказочки, очень похожие на Правду? А я слышал, как мой любимый Шура Плоткин по пьянке пытался втолковать одному типу, что успех СОВЕТСКОГО писателя или киносценариста В ТО ВРЕМЯ определялся именно по этому признаку: похожа твоя Сказочка на Правду, а твоя Правда на Сказочку - живи относительно спокойно. Не похожа - пеняй на себя.
Хотя иногда, признавал справедливый Шура, вдруг КТО-ТО, КОМУ ПОЛОЖЕНО, углядывал в якобы невинной Сказочке истинную Правду, и тогда сочинителю приходилось так кисло, что лучше об этом и не вспоминать! Не приведи Господь.
Это сейчас каждый пишет что хочет. Сейчас можно кого угодно обгадить - хоть самого Президента. И ничего тебе не будет. В лучшем случае - набьют морду, в худшем - пристрелят. А так - дерзай, твори, выдумывай, пробуй! Полная свобода творчества. Абсолютная отвязанность...
И конечно, сильно пожилому Человеку окунаться во всю эту мутотень жутко неохота. Тем более что сейчас, как говорил Житинский, книжки нужно сочинять максимально быстро - на одном дыхании. А Кунин мудохается с каждой страницей так, что даже меня распирает от бешенства! Уж чего проще - я же тебе все рассказываю, ты только успевай записывать. Какого хрена ты все время что-то переделываешь, переписываешь, перепридумываешь?!
Стоп, стоп! Последнее слово - очень даже неточное. "Перепридумывать" он ничего не мог, так как (надо отдать старику должное) сам он ничего в "Кысе" не придумывал. Он честно писал все с моих слов. Но делал это до офонарения медленно!..
Ну что вы хотите, если только на поиски эпиграфа к третьей части Кунин потратил полтора месяца?! Хорошо, что Шура Плоткин когда-то мне объяснил, что такое эпиграф. Он к своим статьям и рассказам эти эпиграфы выуживал из одной маленькой зачуханной книжечки, которая у него вечно валялась на столе и всегда была под руками. Она у меня и сейчас будто перед глазами:
"...НЕВЕРОЯТНО? НО ФАКТ!"
Издательство ЦК ЛКСМ Узбекистана "Еш гвардия".
Ташкент, 1971 год.
Тираж 75000
Цена 33 копейки.
А там что ни строка - то эпиграф к чему угодно! Когда Шура читал мне эту книгу, мы с ним всегда так смеялись...
Я и по сей день помню оттуда несколько разных хохмочек. Например, чем не эпиграф к Шуриной статье о повальной эмиграции:
"...ПЕСЧАНАЯ БЛОХА ПОСЛЕ БЛУЖДАНИЙ ПО БЕРЕГУ НАХОДИТ ПУТЬ К МОРЮ, ОРИЕНТИРУЯСЬ ПО ПОЛОЖЕНИЮ ЛУНЫ".
Хотя какого черта нужно пялиться на луну, если ты уже шляешься по берегу этого моря? Тут явная неувязочка. Или неважный перевод с узбекского. Я еще тогда об этом Шуре говорил...
А вот еще один перл к очерку А. Плоткина об отделении Прибалтийских государств от России:
"...МУ - ЕДИНИЦА РАССТОЯНИЯ В ИНДИИ. ОЗНАЧАЕТ ПРЕДЕЛ СЛЫШИМОСТИ МЫЧАНИЯ КОРОВЫ".
Ну и совершенно гениальный эпиграф выдернул Шура из этой книжечки для какого-то отчета о заседании Государственной Думы:
"...НА ОСТРОВЕ ДОМИНИКА, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ ГРУППЕ МАЛЫХ АНТИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ, ЖЕНЩИНЫ ГОВОРЯТ СОВСЕМ НА ДРУГОМ ЯЗЫКЕ, ЧЕМ МУЖЧИНЫ".
Однако, когда я стал пересказывать это своему приятелю по пустырю - бесхвостому Коту-Бродяге, тот сначала попытался узнать у меня, где находятся Антильские острова, и когда я с Шуриных слов сказал: "очень-очень далеко", а от себя добавил, что, наверное, где-то в районе Васильевского, Бродяга фыркнул и заявил, что у нас в России у Людей происходит почти то же самое. На хрена, дескать, переться в такую даль - к Антильским островам?
Но я не об этом. Я о том, что у моего Шуры никаких сомнений, связанных с поисками эпиграфов, никогда не было. Шура брал со стола свою удивительную книжицу "Невероятно? Но факт!" и дергал оттуда изречение на любой случай жизни.
Кунин же был вдвое старше моего Шуры, и той легкости в принятии решений, которой обладали мы с Плоткиным, у него, конечно, не было: возраст - процесс, к сожалению, уже необратимый...
Следуя моему совету заглянуть в эту замечательную узбекскую книжечку, В. Кунин честно перелопатил ее от корки до корки, но для третьей части "Кыси" так ничего оттуда и не выскреб. А без этого дурацкого эпиграфа не мог сдвинуться с места и все время врал Житинскому по телефону, что уже вовсю начал писать "Кысю" номер три.
Помог случай. В. Кунин со своей женой Ирой (кстати, прекрасная тетка, и старик совершенно справедливо посвятил ей первые две части "Кыси"...) были как-то в ночном варьете и познакомились там с пареньком, написавшим довольно забавную повестушку. Писал он ее вместе со своим приятелем.
Кунину очень понравилось, что проза там перемежается со стихами. А две стихотворные строки ему особенно приглянулись. Не скрою: мне - тоже.
Через несколько дней Кунин позвонил этому пареньку и попросил разрешения взять эту пару строк в качестве эпиграфа к третьей части "Кыси". Паренек был польщен, мы с Куниным получили эпиграф и наконец начали действительно работать.
Эпиграф, по-моему, получился очень пристойный:
ДАВАЙТЕ ПЫТАТЬСЯ ДЕРЖАТЬСЯ ДРУГ ДРУГА
В НЕПРОЧНЫХ ПРЕДЕЛАХ ПОРОЧНОГО КРУГА...
Кто не согласен со мной, пусть ни на секунду не забывает, что при всех моих Неоспоримых Достоинствах я все-таки - КОТ, и не Наше Кошачье дело оценивать художественный уровень Вашей литературы. Тем более что я даже читать не умею. Мне всегда Шура Плоткин все читал вслух.
Зато слух у меня - дай вам Бог каждому! Может быть, вы бы меньше глупостей в жизни делали.
Мне лично эти стишата на слух очень даже понравились.
Теперь по поводу всяческих "умных" и "ученых" выражений и высказываний, которые могут любого, даже самого доброжелательного Читателя настроить на недоверчиво-скептический лад. Дескать, откуда это обычный ленинградский, дворовый и абсолютно беспородный КОТ может с такой легкостью чего-то там цитировать, опираться на труды всемирно известных биологов и вообще - РАССУЖДАТЬ?!
Так вот, любой самый недоверчивый Читатель должен быть и справедливо-внимательным Читателем. Тогда он обнаружит в первых двух частях "Кыси", а потом и в третьей части (если, конечно, старик В. Кунин осилит эту третью часть), что я, КОТ МАРТЫН, в течение шести лет своей жизни воспитывался и вращался в кругу, прямо скажем, интеллигентном и незаурядном. Я имею в виду Шуру и его наиболее пристойных приятелей. Это во-первых.
А во-вторых, заметьте, я каждый раз совершенно сознательно и честно ссылаюсь на истинных Авторов той или иной фразы, которая может у таких Читателей вызвать состояние недоверчивости и раздражения. Чуть ли не на каждой странице я без устали повторяю: "...как сказал бы Шура Плоткин", "...как обычно говорил Водила...", "...по выражению Фридриха фон Тифенбаха".
То есть я и не собираюсь напяливать на себя венок этакого фантасмагорического всезнайства. Я открыто опираюсь на первоисточник: это почти всегда Человек, которого я люблю и которому доверяю. А мне, в большинстве случаев, на Людей очень и очень везло. За редкими исключениями, как вы сами, наверное, сумели заметить по первым двум частям "Кыси".
Да! И еще... Хорошо, что вспомнил!
За все неприличные выражения и матерные ругательства ответственность несу только Я. Старик Кунин тут абсолютно ни при чем. Он с самого начала был против мата. Ну, трудно, трудно перестроиться пожилому Человеку!
Но я доказал ему всю необходимость этих слов в нашем тексте.
Я сразил его всего одним, но очень точным утверждением моего Шуры Плоткина, что если в вашей книге все ваши герои - и шоферюги, и милиция, и пьяненькие интеллигенты, и матросня, и еще черт-те кто, о ком вы рассказываете, - будут разговаривать элегантным, аристократическим языком академика Лихачева, ваши Читатели не поверят ни единому вашему слову.
Должен признаться, что я и понятия не имею, кто такой академик Лихачев. Но зато я хорошо знаю Шуру Плоткина. А Шура зря не скажет...
Теперь о соблюдении формы подобных предисловий...
Как мне сказал тот же В. Кунин, в такого рода обращениях к Читателям необходимо принести благодарность всем, кто тебе хоть чем-то, но помог.
Поэтому, следуя совету старика Кунина, я хотел бы в самом начале книжки (если она, конечно, состоится!..) поблагодарить всех, живущих на пути в Америку и внутри ее Соединенных Штатов:
ЕФИМА ЗАКОНА БОРИСА МОГИЛЕВСКОГО АЛЕКСАНДРА ГРАНТА АЛЕКСАНДРА НИКИТИНА . АЛЕКСАНДРА ПРИВАЛОВА МАРИАННУ ШАТЕРНИКОВУ ДЖЕКА ПИНСКИ...
С уважением КОТ МАРТЫН. Или, если вам так удобнее, просто - КЫСЯ.
Давайте пытаться держаться друг друга В непрочных пределах порочного круга...
Миша Валигура и Миша Юдоеский
На следующее утро я, слава Богу, никем не замеченный, аккуратненько покинул свой инструментальный ящик, выполз из-под ремонтного верстака, просквозил через все машинное отделение, быстренько отыскал противопожарный ящик с песком и мгновенно но сделал все свои, сами понимаете какие, дела. Они из меня буквально рвались наружу!
Я тщательно все закопал передними лапами поглубже, притоптал задними и отметил про себя, что ничего лучшего, чем наш обычный русский противопожарный песочек, для таких Кошачьих дел Человечество не придумало.
На иностранных судах я не плавал и поэтому не имею понятия, чем они там тушат свои пожары. Но, повторяю, когда за бортом плещет вода и этим своим звуком дико провоцирует и усиливает твое желание немедленно опорожнить себя, - дороже ящика с песком, с моей точки зрения, ничего даже и вообразить нельзя!
Поэтому, что бы там ни говорили, будто во времена Советской власти все было плохо и неправильно, я, Кот Мартын, в просторечье - "Кыся", от имени всего нашего Вида, тем или иным извивом судьбы оказавшегося на Российском плавающем средстве в открытом море, совершенно искренне восклицаю:
- Да здравствуют наши Советские пожарники - самые мудрые пожарники во всем мире!!!
Я, правда, никогда рядом с Пантерой не гадил, но подозреваю, что не ошибусь, если в этот восторженный хор я включу и наших более крупных Родственников.
Потом я привел себя в максимальный порядок - умылся, прилизался, пригладился и придал своей исполосованной хамской роже относительно интеллигентно-благожелательное выражение. На счет своей внешности у меня никогда никаких заблуждений не было. Чего Бог не дал - того не дал. Зато Он вознаградил меня целым рядом других совершенно замечательных качеств. Ими я и беру.
И вот с этим, слегка фальшивым, выражением на собственной харе я и отправился представляться Капитану.
Тут я решил свято выполнить последнее напутственное указание старого жучилы и лихоимца - Кота Санкт-Петербургского Торгового Порта. Уж кто-кто, а в таких штуках-дрюках, как правила соблюдения субординации, умение верно держаться на поверхности элементарных общественно полезных взаимоотношений, Кот Торгового Порта соображал не хуже Дейла Карнеги. Иначе этого взяточника и прохиндея (Кота, естественно!..) уже давно выставили бы пинком под хвост за ворота Порта.
Шура Плоткин как-то читал мне выдержки из книги этого Карнеги и, помню, все жаловался, что никак не может в нужный момент заставить себя (в собственное же благо) следовать советам Дейла. Хотя, отчетливо вспоминаю сейчас, в книге этого мужика было несколько очень толковых мыслишек...
Вычислить Капитана было плевое дело.
Дело в том, что ночью мой сладкий сон в ящике был прерван тем, что КТО-ТО спустился в машинное отделение и, перекрывая шум двигателей, начальственно гаркнул:
- Привет, маслопупы!
Как я потом выяснил, "маслопупы" и "мотыли" были узаконенными кличками для машинных команд на всех судах Российского флота. Ну, вроде как я - Кыся...
- Привет, маслопупы! - прокричал этот неведомый мне тип, и я сразу же почуял, как в густой и теплый воздух машинного отделения, наполненного за* пахами перегоревших масел, раскаленного металла, пропотевших человеческих тел и старых кроссовок, тоненькими незримыми нитями стали неожиданно вплетаться запахи "Данхилла" - сигарет, которые всегда курил мой дорогой мюнхенский друг Фридрих фон Тифенбах, запах хорошего одеколона, очень напоминающий одеколон профессора фон Дейна, и чего-то неуловимо женского... Так всегда пахло от Шуры Плоткина, когда он возвращался домой от какой-нибудь барышни. Или когда какая-нибудь барышня уходила от нас, оставляя мне измочаленного Шуру, пропахшего ее запахом.
- Александру Ивановичу - пламенный с кисточкой!
- Привет, Кэп!..
- Салют, Мастер! - услышал я из своего ящика под верстаком.
- Как дела, дед? - спросил Александр-ИвановичКэп-Мастер.
- Нормально, капитан, - ответил чей-то дед, и я понял, что Александр Иванович-Кэп-Мастер и есть тот самый Капитан, которому я обязан представиться и постараться понравиться с первой же секунды нашего знакомства.
А то, что "Дед" - это просто кличка старшего механика тридцати лет от роду, это я понял только на следующий день.
Но сейчас выскакивать из своего инструментального ящика и начать раскланиваться перед Капитаном и вытрющиваться, стараясь изо всех сил понравиться ему, на глазах у всей машинной команды - было бы, по меньшей мере, идиотизмом. А ну как ему захочется при подчиненных проявить всю свою безраздельную власть в открытом море и он прикажет вышвырнуть меня с судна к едрене-фене?! Или я ему со своим рылом вообще не покажусь?.. Я ведь, как говорится, НА ЛЮБИТЕЛЯ. Что тогда?..
Ну уж херушки, как сказал бы мой замечательный кореш Водила. Знакомиться будем с глазу на глаз. Это всегда слегка уравнивает шансы. Намного выгоднее и безопаснее. Я рисковать не имею права. Мне в Нью-Йорк нужно попасть - кровь из носу. Тут я не только о себе должен думать - там Шура меня ждет. А это вам не хвост собачий...
Я постарался запомнить все запахи Капитана, свернулся калачиком и снова задремал.
А уже утром я сделал все то, с чего начал свой рассказ.
Когда я говорил, что отыскать Капитана-Александра-Ивановича-Кэп-Мастера было для меня плевым делом, я ничуть не преувеличивал. В моем активе были все его характерные запахи, и они служили мне той путеводной звездой, профессиональное использование которой было дано мне от рождения, как абсолютное зрение в кромешной темноте и как уйма других потрясающих Котово-Кошачьих качеств, так выгодно отличающих нас от всех остальных живых существ.
Основная трудность была для меня - преодоление многочисленных корабельных дверей: высоченные металлические пороги, автоматически защелкивающиеся замки и невероятной тяжести железные двери, которые так просто, лапой, не откроешь.
Поэтому у каждой двери приходилось подолгу ждать, пока кому-нибудь из команды не понадобится пройти именно в эту дверь, и нужно было успеть незаметно юркнуть вослед этому типу.
И чертова уйма лестниц! А так как я начал свое путешествие по судну снизу - из машинного отделения, то, пока я, по следу Капитанских запахов, добрался до верхнего коридора, все эти двери и лестницы меня просто вымотали. Не физически. Нервно.
Тут еще, на мою беду, когда мне казалось, что я уже почти достиг цели, Капитанско-Александр-Ивановические-Кэп-Мастерские запахи стали неожиданно раздваиваться! Часть из них ровным потоком влекла меня к центральной двери этого коридора, откуда раздавались голоса и команды, а вторая часть уводила меня вниз - не к той лестнице, по которой я сюда поднялся, а к другой, коротенькой лесенке, вправо от этих центральных дверей.
Должен признаться, что на мгновение я растерялся. Однако, на мое счастье снизу, вдруг примчался какой-то мужик в сапогах, комбинезоне и вязаной шапочке и постучал в эту дверь.
Дверь отворилась, и оттуда высунулся молоденький паренек в свитере и огромной фуражке.
- Чиф, Мастер на мостике? - спросила вязаная шапочка у огромной фуражки.
- Чего ему тут делать? - ответила фуражка шапочке. - Он на мостике всю ночь проторчал. Имеет право человек отдохнуть после вахты?!
И я понял, что Капитана за-этими дверями нет.
Тип в сапогах, комбинезоне и шапочке ссыпался вниз по большой лестнице, а я прямиком направился к маленькой, короткой.
Спустившись на несколько ступенек вниз, я увидел в тупичке дверь с красивой золотой табличкой, на которой что-то было написано. Концентрация Капитанских запахов в этом тупичке была максимально сильной.
Но самое замечательное, что еле уловимый элемент женских запахов, который я с трудом различил ночью, лежа в инструментальном ящике под ремонтным верстаком машинного отделения, здесь ощущался столь явственно, что я даже слегка обалдел!
Кроме того, из-за двери я услышал хриплое мужское дыхание и очень ритмичные слабенькие женские повизгивания, не оставляющие никаких сомнений в действиях, совершаемых за этой дверью.
Ручаюсь, что никто из Людей даже шороха не услышал бы из-за такой двери. А я услышал!
И вдруг сам так завелся, что в башку мне полезли десятки Кошек, которых я когда-либо трахал!.. Не говоря уже о моей верной немецкой подружке - Карликовой пинчерихе Дженни, которую, вопреки всей зоологической науке о несмешении Видов, я хотел в любое время дня и ночи!
Я даже вспомнил Оттобруновскую Лисичку, впоследствии шлявшуюся ко мне в Грюнвальд и которую я "оприходовал" (Водилино выраженьице!..) со смертельным риском для собственной жизни.
Весь краткий и суматошный период своего пребывания в таком родном и таком чужом городе (как заметил с кривой ухмылкой мой новый приятель милиционер Митя, "Санкт-Петербург - столица Ленинградской области...") я находился в совершеннейшем оцепенении и состоянии непроходящей, чудовищной, разрушительной усталости.
Особенно с того момента, когда получил пинок в бок от какого-то Жлоба из НАШЕГО ДОМА и узнал, что в НАШЕЙ КВАРТИРЕ ЖИВУТ ЧУЖИЕ ЛЮДИ. А Шура - в Америке...
И если я еще хоть что-то пытался делать, как-то трепыхался и в отчаянии, собрав остатки своих сил, сумел растормошить Водилу и вернуть его к сознательной жизни, то уже провожаемый Котом Торгового Порта на судно - я ничего не соображал. Будто меня всего изнутри выскребли, будто раздавили, размазали и кто-то за меня переставляет мои лапы. Сил не было настолько, что я впервые в жизни не мог поднять свой хвост, жалко и нелепо волочившийся за мной по грязным ступеням корабельного трапа.
И только Шура Плоткин, приснившийся мне в окружении американских Кошек-сексопилок, как-то вдохнул в меня надежду на то, что еще далеко не все потеряно...
Теперь, прячась за дверью Капитанской каюты, я жадно прислушивался к доносящимся до меня звукам и чувствовал, что силы мои восстанавливаются, хвост непроизвольно и самостоятельно хлещет меня по вздувшимся от желания бокам.
Ах, Кошечку бы мне какую-нибудь сейчас сюда! Любую! Даже самую завалященькую!.. Я бы ей показал "небо в алмазах", как говорил Шура Плоткин, совершенно не имея в виду ни "небо", ни "алмазы".
Но, как изредка замечал умнейший и интеллигентнейший Фридрих фон Тифенбах, "все в жизни имеет свое логическое завершение".
Кончил хрипло дышать и Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мастер. Всхрапнул коротко, будто жеребец, и кончил. В последний раз тихонько взвизгнула обладательница женских запахов.
А потом я услышал негромкий разговор в Капитанской каюте.
Это мог услышать только Я! Никто из Людей, даже вплотную приложив ухо к этой двери, никогда не услышал бы ни единого слова.
Мне же казалось, что я даже вижу, как Женщина моется в душе, а Капитан-Александр-Иванович-КэпМастер закуривает свой "Данхилл" и натягивает на себя голубой "адидасовский" тренировочный костюм. Я только лиц не мог разглядеть...
- А в городе ни разу не позвонил... - огорченно проговорила Женщина.
- В городе у меня семья, - спокойно сказал ей Капитан. Дочь-невеста, сын-придурок и жена.
- А я как же?..
- Ты кто по судовой роли?
- Буфетчица.
- Так, какие проблемы?
- Бедная я, бедная... - горько сказала Женщина.
- Ты бедная?! - презрительно переспросил Капитан. - Я в Питере с женой - всего десять дней, а с тобой в море - четыре месяца. Потом - неделю дома и на полгода с тобой в рейс. И так уже третий год. Так кто из вас беднее - ты или моя жена?
Женщина промолчала.
- И кстати! Еще одного таракана увижу в каюткомпании - спишу с судна, к чертовой матери. Ясно?
- Да... Мне идти?
- Иди.
Дважды повернулся ключ в замке, дверь приоткрылась, и из Капитанской каюты вышла молодая Женщина с припухшими глазами. Стараясь не задеть хвостом о ее ноги, я незаметно проскочил в каюту.
Тут же, на всякий случай, я спрятался за выступом какого-то шкафчика, и получилось, что я совершенно инстинктивно прошмыгнул именно туда, где меня не было видно, но сам я обрел превосходную позицию для обзора и наблюдения.
Оказалось, что Капитанская каюта состоит из двух просторных комнат. Первая, куда я влетел без спросу, была кабинетом - с письменным столом и компьютером, кожаным диваном и двумя креслами. Над диваном висела в раме под стеклом большая красочная фотография низкого, длинного парохода, уставленного железнодорожными контейнерами. Как потом выяснилось, этот пароход и был тем самым "Академиком Абрамом Ф. Иоффе", на котором я сейчас имел честь присутствовать.
Напротив же дивана, в углу, под невысоким потолком, в какой-то хитрой металлической раме висел большой телевизор.
Из кабинета была видна вторая комната - спальня. Широкая Капитанская кровать несла на себе все следы только что завершившегося, как говорил мой любезный друг Водила, "сладкого греха". Кстати, почему ЭТО у Людей называется "грехом" понятия не имею.. "Сладкий" - еще куда ни шло, а вот "грех"-то тут при чем?..
Я прекрасно слышал, как в спальне Капитан наливал себе виски "Джек Дэниельс". Именно это виски чуть ли не каждый вечер понемногу попивал в Мюнхене Фридрих фон Тифенбах, и запах "Джека Дэниельса" врезался мне в память, полагаю, до смерти.
Но вот когда Капитан-Александр-Иванович-КэпМастер, которого я за истекшие сутки только слышал, но так ни разу и не увидел, вышел наконец из спальни, - я чуть умом не тронулся!..
СО СТАКАНОМ ВИСКИ В РУКЕ ИЗ СПАЛЬНИ В КАБИНЕТ ВОШЕЛ Я!!!
Я - в Человечьем обличий, в голубом "адидасовском" тренировочном костюме, которого у меня отродясь не было, и в мягких белых тапочках без задников, которые я, естественно, никогда не ношу.
Уже не говоря о том, что я не пью виски. Тем более - "Джек Дэниельс".
И тем не менее сходство наше было поразительным! Я бы даже сказал - ПОТРЯСАЮЩИМ! От усов до разорванного левого уха. Те же самые шрамы на мордах: один - пересекающий чуть ли не всю голову до левого глаза, второй - разрубающий правую бровь, носи верхнюю губу. Все было МОЕ!.. Справедливости ради следует заметить, что и ЕГО - ТОЖЕ!
То есть, хотите - верьте, хотите - нет, но я увидел СИЛЬНО УВЕЛИЧЕННУЮ И ОЧЕЛОВЕЧЕННУЮ СОБСТВЕННУЮ КОПИЮ!!! .
Та же мощная короткая шея, та же широченная грудь, набитые мышцами ноги и руки, сила которых угадывалась даже под просторными складками голубого тренировочного костюма...
Та же мягкость походки, та же вкрадчивость и осторожность в движениях. Уже в том, как он почти беззвучно повернул ключ и запер дверь своей каюты, я просто узнал свою повадку! Будто в зеркало глядел. Только хвоста не было...
Итак, свершилось невероятное! Передо мной стоял сильный, коренастый ЧЕЛОВЕКОКОТ, или, если хотите, КОТОЧЕЛОВЕК, как две капли воды похожий на меня. Или я на него?!
Такой же жесткий, решительный, рассчетливобесстрашный, неуемный сластолюбец с обостренным ощущением ответственности за все, что ему дорого и близко, - от ЖИВЫХ СУЩЕСТВ, которых он должен защитить, и до ДЕЛА, которое он обязан выполнить.
И плевать мне на так называемую пресловутую скромность в оценках самого себя, но в этом ЧЕЛОВЕКОКОТЕ, или КОТОЧЕЛОВЕКЕ, как и во мне, во всей нашей внешней некрасивости (я имею в виду, как говорил мой Шура Плоткин, "замшелые параметры этого значения"), за грубыми наружными формами угадывалось такое внутреннее ОБАЯНИЕ, что не заметить этого было бы просто непростительно! Да, с подобным невероятным явлением я столкнулся впервые.
Кыся 3: Кыся в Америке
Предисловие кота Мартына к третьей части его жизнеописаний под общим названием "Кыся"
Когда я узнал, что В. Кунина уговорили писать третью книгу обо всех моих дальнейших заморочках, в которые я постоянно влипаю и которые, кстати сказать, могли бы произойти с любым уважающим себя Котом, не сидящим на собственной жопе в домашней теплоте и пресности, а живущим нормальной, активной половой и общественной жизнью, я, честно говоря, засомневался - а потянет ли старик Кунин эту третью часть?..
С первыми двумя его, слава Богу, как-то пронесло. И то к концу второй части было уже заметно, что Автор малость подвыдохся. Явно проглядывало желание побыстрее свести концы с концами и как можно быстрее закончить всю эту хреновину, в которую его всяческими авансами, посулами и многократными совместными поддачами втравил друг-приятель Кунина - Александр Житинский.
Я лично с А. Житинским никогда не сталкивался, но мой Человек Шура Плоткин несколько раз с почтением упоминал его имя среди ленинградских писателей. И кажется, где-то вместе с ним даже выпивал и закусывал. Тогда еще был Ленинград и Житинский был Писателем. Теперь Ленинград стал Санкт-Петербургом, а Житинский - Издателем.
Но если с А. Житинским я знаком лишь косвенно: то с В. Куниным за время работы над первыми двумя частями "Кыси" я познакомился достаточно хорошо. И поэтому на третью часть "Кыси" больших надежд я не возлагал.
Старик сам не раз говорил, что сегодня в рыночной чести и нарасхват идет тот вид литературы, куда он никак не может вписаться. То есть, дескать, может, но не хочет. Но я-то подозреваю, что уже и не может...
Да и чего ждать от Человека, который тридцать лет подряд сочинял для СОВЕТСКОГО кино этакие СОВЕТСКИЕ Сказочки, очень похожие на Правду? А я слышал, как мой любимый Шура Плоткин по пьянке пытался втолковать одному типу, что успех СОВЕТСКОГО писателя или киносценариста В ТО ВРЕМЯ определялся именно по этому признаку: похожа твоя Сказочка на Правду, а твоя Правда на Сказочку - живи относительно спокойно. Не похожа - пеняй на себя.
Хотя иногда, признавал справедливый Шура, вдруг КТО-ТО, КОМУ ПОЛОЖЕНО, углядывал в якобы невинной Сказочке истинную Правду, и тогда сочинителю приходилось так кисло, что лучше об этом и не вспоминать! Не приведи Господь.
Это сейчас каждый пишет что хочет. Сейчас можно кого угодно обгадить - хоть самого Президента. И ничего тебе не будет. В лучшем случае - набьют морду, в худшем - пристрелят. А так - дерзай, твори, выдумывай, пробуй! Полная свобода творчества. Абсолютная отвязанность...
И конечно, сильно пожилому Человеку окунаться во всю эту мутотень жутко неохота. Тем более что сейчас, как говорил Житинский, книжки нужно сочинять максимально быстро - на одном дыхании. А Кунин мудохается с каждой страницей так, что даже меня распирает от бешенства! Уж чего проще - я же тебе все рассказываю, ты только успевай записывать. Какого хрена ты все время что-то переделываешь, переписываешь, перепридумываешь?!
Стоп, стоп! Последнее слово - очень даже неточное. "Перепридумывать" он ничего не мог, так как (надо отдать старику должное) сам он ничего в "Кысе" не придумывал. Он честно писал все с моих слов. Но делал это до офонарения медленно!..
Ну что вы хотите, если только на поиски эпиграфа к третьей части Кунин потратил полтора месяца?! Хорошо, что Шура Плоткин когда-то мне объяснил, что такое эпиграф. Он к своим статьям и рассказам эти эпиграфы выуживал из одной маленькой зачуханной книжечки, которая у него вечно валялась на столе и всегда была под руками. Она у меня и сейчас будто перед глазами:
"...НЕВЕРОЯТНО? НО ФАКТ!"
Издательство ЦК ЛКСМ Узбекистана "Еш гвардия".
Ташкент, 1971 год.
Тираж 75000
Цена 33 копейки.
А там что ни строка - то эпиграф к чему угодно! Когда Шура читал мне эту книгу, мы с ним всегда так смеялись...
Я и по сей день помню оттуда несколько разных хохмочек. Например, чем не эпиграф к Шуриной статье о повальной эмиграции:
"...ПЕСЧАНАЯ БЛОХА ПОСЛЕ БЛУЖДАНИЙ ПО БЕРЕГУ НАХОДИТ ПУТЬ К МОРЮ, ОРИЕНТИРУЯСЬ ПО ПОЛОЖЕНИЮ ЛУНЫ".
Хотя какого черта нужно пялиться на луну, если ты уже шляешься по берегу этого моря? Тут явная неувязочка. Или неважный перевод с узбекского. Я еще тогда об этом Шуре говорил...
А вот еще один перл к очерку А. Плоткина об отделении Прибалтийских государств от России:
"...МУ - ЕДИНИЦА РАССТОЯНИЯ В ИНДИИ. ОЗНАЧАЕТ ПРЕДЕЛ СЛЫШИМОСТИ МЫЧАНИЯ КОРОВЫ".
Ну и совершенно гениальный эпиграф выдернул Шура из этой книжечки для какого-то отчета о заседании Государственной Думы:
"...НА ОСТРОВЕ ДОМИНИКА, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ ГРУППЕ МАЛЫХ АНТИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ, ЖЕНЩИНЫ ГОВОРЯТ СОВСЕМ НА ДРУГОМ ЯЗЫКЕ, ЧЕМ МУЖЧИНЫ".
Однако, когда я стал пересказывать это своему приятелю по пустырю - бесхвостому Коту-Бродяге, тот сначала попытался узнать у меня, где находятся Антильские острова, и когда я с Шуриных слов сказал: "очень-очень далеко", а от себя добавил, что, наверное, где-то в районе Васильевского, Бродяга фыркнул и заявил, что у нас в России у Людей происходит почти то же самое. На хрена, дескать, переться в такую даль - к Антильским островам?
Но я не об этом. Я о том, что у моего Шуры никаких сомнений, связанных с поисками эпиграфов, никогда не было. Шура брал со стола свою удивительную книжицу "Невероятно? Но факт!" и дергал оттуда изречение на любой случай жизни.
Кунин же был вдвое старше моего Шуры, и той легкости в принятии решений, которой обладали мы с Плоткиным, у него, конечно, не было: возраст - процесс, к сожалению, уже необратимый...
Следуя моему совету заглянуть в эту замечательную узбекскую книжечку, В. Кунин честно перелопатил ее от корки до корки, но для третьей части "Кыси" так ничего оттуда и не выскреб. А без этого дурацкого эпиграфа не мог сдвинуться с места и все время врал Житинскому по телефону, что уже вовсю начал писать "Кысю" номер три.
Помог случай. В. Кунин со своей женой Ирой (кстати, прекрасная тетка, и старик совершенно справедливо посвятил ей первые две части "Кыси"...) были как-то в ночном варьете и познакомились там с пареньком, написавшим довольно забавную повестушку. Писал он ее вместе со своим приятелем.
Кунину очень понравилось, что проза там перемежается со стихами. А две стихотворные строки ему особенно приглянулись. Не скрою: мне - тоже.
Через несколько дней Кунин позвонил этому пареньку и попросил разрешения взять эту пару строк в качестве эпиграфа к третьей части "Кыси". Паренек был польщен, мы с Куниным получили эпиграф и наконец начали действительно работать.
Эпиграф, по-моему, получился очень пристойный:
ДАВАЙТЕ ПЫТАТЬСЯ ДЕРЖАТЬСЯ ДРУГ ДРУГА
В НЕПРОЧНЫХ ПРЕДЕЛАХ ПОРОЧНОГО КРУГА...
Кто не согласен со мной, пусть ни на секунду не забывает, что при всех моих Неоспоримых Достоинствах я все-таки - КОТ, и не Наше Кошачье дело оценивать художественный уровень Вашей литературы. Тем более что я даже читать не умею. Мне всегда Шура Плоткин все читал вслух.
Зато слух у меня - дай вам Бог каждому! Может быть, вы бы меньше глупостей в жизни делали.
Мне лично эти стишата на слух очень даже понравились.
Теперь по поводу всяческих "умных" и "ученых" выражений и высказываний, которые могут любого, даже самого доброжелательного Читателя настроить на недоверчиво-скептический лад. Дескать, откуда это обычный ленинградский, дворовый и абсолютно беспородный КОТ может с такой легкостью чего-то там цитировать, опираться на труды всемирно известных биологов и вообще - РАССУЖДАТЬ?!
Так вот, любой самый недоверчивый Читатель должен быть и справедливо-внимательным Читателем. Тогда он обнаружит в первых двух частях "Кыси", а потом и в третьей части (если, конечно, старик В. Кунин осилит эту третью часть), что я, КОТ МАРТЫН, в течение шести лет своей жизни воспитывался и вращался в кругу, прямо скажем, интеллигентном и незаурядном. Я имею в виду Шуру и его наиболее пристойных приятелей. Это во-первых.
А во-вторых, заметьте, я каждый раз совершенно сознательно и честно ссылаюсь на истинных Авторов той или иной фразы, которая может у таких Читателей вызвать состояние недоверчивости и раздражения. Чуть ли не на каждой странице я без устали повторяю: "...как сказал бы Шура Плоткин", "...как обычно говорил Водила...", "...по выражению Фридриха фон Тифенбаха".
То есть я и не собираюсь напяливать на себя венок этакого фантасмагорического всезнайства. Я открыто опираюсь на первоисточник: это почти всегда Человек, которого я люблю и которому доверяю. А мне, в большинстве случаев, на Людей очень и очень везло. За редкими исключениями, как вы сами, наверное, сумели заметить по первым двум частям "Кыси".
Да! И еще... Хорошо, что вспомнил!
За все неприличные выражения и матерные ругательства ответственность несу только Я. Старик Кунин тут абсолютно ни при чем. Он с самого начала был против мата. Ну, трудно, трудно перестроиться пожилому Человеку!
Но я доказал ему всю необходимость этих слов в нашем тексте.
Я сразил его всего одним, но очень точным утверждением моего Шуры Плоткина, что если в вашей книге все ваши герои - и шоферюги, и милиция, и пьяненькие интеллигенты, и матросня, и еще черт-те кто, о ком вы рассказываете, - будут разговаривать элегантным, аристократическим языком академика Лихачева, ваши Читатели не поверят ни единому вашему слову.
Должен признаться, что я и понятия не имею, кто такой академик Лихачев. Но зато я хорошо знаю Шуру Плоткина. А Шура зря не скажет...
Теперь о соблюдении формы подобных предисловий...
Как мне сказал тот же В. Кунин, в такого рода обращениях к Читателям необходимо принести благодарность всем, кто тебе хоть чем-то, но помог.
Поэтому, следуя совету старика Кунина, я хотел бы в самом начале книжки (если она, конечно, состоится!..) поблагодарить всех, живущих на пути в Америку и внутри ее Соединенных Штатов:
ЕФИМА ЗАКОНА БОРИСА МОГИЛЕВСКОГО АЛЕКСАНДРА ГРАНТА АЛЕКСАНДРА НИКИТИНА . АЛЕКСАНДРА ПРИВАЛОВА МАРИАННУ ШАТЕРНИКОВУ ДЖЕКА ПИНСКИ...
С уважением КОТ МАРТЫН. Или, если вам так удобнее, просто - КЫСЯ.
Давайте пытаться держаться друг друга В непрочных пределах порочного круга...
Миша Валигура и Миша Юдоеский
На следующее утро я, слава Богу, никем не замеченный, аккуратненько покинул свой инструментальный ящик, выполз из-под ремонтного верстака, просквозил через все машинное отделение, быстренько отыскал противопожарный ящик с песком и мгновенно но сделал все свои, сами понимаете какие, дела. Они из меня буквально рвались наружу!
Я тщательно все закопал передними лапами поглубже, притоптал задними и отметил про себя, что ничего лучшего, чем наш обычный русский противопожарный песочек, для таких Кошачьих дел Человечество не придумало.
На иностранных судах я не плавал и поэтому не имею понятия, чем они там тушат свои пожары. Но, повторяю, когда за бортом плещет вода и этим своим звуком дико провоцирует и усиливает твое желание немедленно опорожнить себя, - дороже ящика с песком, с моей точки зрения, ничего даже и вообразить нельзя!
Поэтому, что бы там ни говорили, будто во времена Советской власти все было плохо и неправильно, я, Кот Мартын, в просторечье - "Кыся", от имени всего нашего Вида, тем или иным извивом судьбы оказавшегося на Российском плавающем средстве в открытом море, совершенно искренне восклицаю:
- Да здравствуют наши Советские пожарники - самые мудрые пожарники во всем мире!!!
Я, правда, никогда рядом с Пантерой не гадил, но подозреваю, что не ошибусь, если в этот восторженный хор я включу и наших более крупных Родственников.
Потом я привел себя в максимальный порядок - умылся, прилизался, пригладился и придал своей исполосованной хамской роже относительно интеллигентно-благожелательное выражение. На счет своей внешности у меня никогда никаких заблуждений не было. Чего Бог не дал - того не дал. Зато Он вознаградил меня целым рядом других совершенно замечательных качеств. Ими я и беру.
И вот с этим, слегка фальшивым, выражением на собственной харе я и отправился представляться Капитану.
Тут я решил свято выполнить последнее напутственное указание старого жучилы и лихоимца - Кота Санкт-Петербургского Торгового Порта. Уж кто-кто, а в таких штуках-дрюках, как правила соблюдения субординации, умение верно держаться на поверхности элементарных общественно полезных взаимоотношений, Кот Торгового Порта соображал не хуже Дейла Карнеги. Иначе этого взяточника и прохиндея (Кота, естественно!..) уже давно выставили бы пинком под хвост за ворота Порта.
Шура Плоткин как-то читал мне выдержки из книги этого Карнеги и, помню, все жаловался, что никак не может в нужный момент заставить себя (в собственное же благо) следовать советам Дейла. Хотя, отчетливо вспоминаю сейчас, в книге этого мужика было несколько очень толковых мыслишек...
Вычислить Капитана было плевое дело.
Дело в том, что ночью мой сладкий сон в ящике был прерван тем, что КТО-ТО спустился в машинное отделение и, перекрывая шум двигателей, начальственно гаркнул:
- Привет, маслопупы!
Как я потом выяснил, "маслопупы" и "мотыли" были узаконенными кличками для машинных команд на всех судах Российского флота. Ну, вроде как я - Кыся...
- Привет, маслопупы! - прокричал этот неведомый мне тип, и я сразу же почуял, как в густой и теплый воздух машинного отделения, наполненного за* пахами перегоревших масел, раскаленного металла, пропотевших человеческих тел и старых кроссовок, тоненькими незримыми нитями стали неожиданно вплетаться запахи "Данхилла" - сигарет, которые всегда курил мой дорогой мюнхенский друг Фридрих фон Тифенбах, запах хорошего одеколона, очень напоминающий одеколон профессора фон Дейна, и чего-то неуловимо женского... Так всегда пахло от Шуры Плоткина, когда он возвращался домой от какой-нибудь барышни. Или когда какая-нибудь барышня уходила от нас, оставляя мне измочаленного Шуру, пропахшего ее запахом.
- Александру Ивановичу - пламенный с кисточкой!
- Привет, Кэп!..
- Салют, Мастер! - услышал я из своего ящика под верстаком.
- Как дела, дед? - спросил Александр-ИвановичКэп-Мастер.
- Нормально, капитан, - ответил чей-то дед, и я понял, что Александр Иванович-Кэп-Мастер и есть тот самый Капитан, которому я обязан представиться и постараться понравиться с первой же секунды нашего знакомства.
А то, что "Дед" - это просто кличка старшего механика тридцати лет от роду, это я понял только на следующий день.
Но сейчас выскакивать из своего инструментального ящика и начать раскланиваться перед Капитаном и вытрющиваться, стараясь изо всех сил понравиться ему, на глазах у всей машинной команды - было бы, по меньшей мере, идиотизмом. А ну как ему захочется при подчиненных проявить всю свою безраздельную власть в открытом море и он прикажет вышвырнуть меня с судна к едрене-фене?! Или я ему со своим рылом вообще не покажусь?.. Я ведь, как говорится, НА ЛЮБИТЕЛЯ. Что тогда?..
Ну уж херушки, как сказал бы мой замечательный кореш Водила. Знакомиться будем с глазу на глаз. Это всегда слегка уравнивает шансы. Намного выгоднее и безопаснее. Я рисковать не имею права. Мне в Нью-Йорк нужно попасть - кровь из носу. Тут я не только о себе должен думать - там Шура меня ждет. А это вам не хвост собачий...
Я постарался запомнить все запахи Капитана, свернулся калачиком и снова задремал.
А уже утром я сделал все то, с чего начал свой рассказ.
Когда я говорил, что отыскать Капитана-Александра-Ивановича-Кэп-Мастера было для меня плевым делом, я ничуть не преувеличивал. В моем активе были все его характерные запахи, и они служили мне той путеводной звездой, профессиональное использование которой было дано мне от рождения, как абсолютное зрение в кромешной темноте и как уйма других потрясающих Котово-Кошачьих качеств, так выгодно отличающих нас от всех остальных живых существ.
Основная трудность была для меня - преодоление многочисленных корабельных дверей: высоченные металлические пороги, автоматически защелкивающиеся замки и невероятной тяжести железные двери, которые так просто, лапой, не откроешь.
Поэтому у каждой двери приходилось подолгу ждать, пока кому-нибудь из команды не понадобится пройти именно в эту дверь, и нужно было успеть незаметно юркнуть вослед этому типу.
И чертова уйма лестниц! А так как я начал свое путешествие по судну снизу - из машинного отделения, то, пока я, по следу Капитанских запахов, добрался до верхнего коридора, все эти двери и лестницы меня просто вымотали. Не физически. Нервно.
Тут еще, на мою беду, когда мне казалось, что я уже почти достиг цели, Капитанско-Александр-Ивановические-Кэп-Мастерские запахи стали неожиданно раздваиваться! Часть из них ровным потоком влекла меня к центральной двери этого коридора, откуда раздавались голоса и команды, а вторая часть уводила меня вниз - не к той лестнице, по которой я сюда поднялся, а к другой, коротенькой лесенке, вправо от этих центральных дверей.
Должен признаться, что на мгновение я растерялся. Однако, на мое счастье снизу, вдруг примчался какой-то мужик в сапогах, комбинезоне и вязаной шапочке и постучал в эту дверь.
Дверь отворилась, и оттуда высунулся молоденький паренек в свитере и огромной фуражке.
- Чиф, Мастер на мостике? - спросила вязаная шапочка у огромной фуражки.
- Чего ему тут делать? - ответила фуражка шапочке. - Он на мостике всю ночь проторчал. Имеет право человек отдохнуть после вахты?!
И я понял, что Капитана за-этими дверями нет.
Тип в сапогах, комбинезоне и шапочке ссыпался вниз по большой лестнице, а я прямиком направился к маленькой, короткой.
Спустившись на несколько ступенек вниз, я увидел в тупичке дверь с красивой золотой табличкой, на которой что-то было написано. Концентрация Капитанских запахов в этом тупичке была максимально сильной.
Но самое замечательное, что еле уловимый элемент женских запахов, который я с трудом различил ночью, лежа в инструментальном ящике под ремонтным верстаком машинного отделения, здесь ощущался столь явственно, что я даже слегка обалдел!
Кроме того, из-за двери я услышал хриплое мужское дыхание и очень ритмичные слабенькие женские повизгивания, не оставляющие никаких сомнений в действиях, совершаемых за этой дверью.
Ручаюсь, что никто из Людей даже шороха не услышал бы из-за такой двери. А я услышал!
И вдруг сам так завелся, что в башку мне полезли десятки Кошек, которых я когда-либо трахал!.. Не говоря уже о моей верной немецкой подружке - Карликовой пинчерихе Дженни, которую, вопреки всей зоологической науке о несмешении Видов, я хотел в любое время дня и ночи!
Я даже вспомнил Оттобруновскую Лисичку, впоследствии шлявшуюся ко мне в Грюнвальд и которую я "оприходовал" (Водилино выраженьице!..) со смертельным риском для собственной жизни.
Весь краткий и суматошный период своего пребывания в таком родном и таком чужом городе (как заметил с кривой ухмылкой мой новый приятель милиционер Митя, "Санкт-Петербург - столица Ленинградской области...") я находился в совершеннейшем оцепенении и состоянии непроходящей, чудовищной, разрушительной усталости.
Особенно с того момента, когда получил пинок в бок от какого-то Жлоба из НАШЕГО ДОМА и узнал, что в НАШЕЙ КВАРТИРЕ ЖИВУТ ЧУЖИЕ ЛЮДИ. А Шура - в Америке...
И если я еще хоть что-то пытался делать, как-то трепыхался и в отчаянии, собрав остатки своих сил, сумел растормошить Водилу и вернуть его к сознательной жизни, то уже провожаемый Котом Торгового Порта на судно - я ничего не соображал. Будто меня всего изнутри выскребли, будто раздавили, размазали и кто-то за меня переставляет мои лапы. Сил не было настолько, что я впервые в жизни не мог поднять свой хвост, жалко и нелепо волочившийся за мной по грязным ступеням корабельного трапа.
И только Шура Плоткин, приснившийся мне в окружении американских Кошек-сексопилок, как-то вдохнул в меня надежду на то, что еще далеко не все потеряно...
Теперь, прячась за дверью Капитанской каюты, я жадно прислушивался к доносящимся до меня звукам и чувствовал, что силы мои восстанавливаются, хвост непроизвольно и самостоятельно хлещет меня по вздувшимся от желания бокам.
Ах, Кошечку бы мне какую-нибудь сейчас сюда! Любую! Даже самую завалященькую!.. Я бы ей показал "небо в алмазах", как говорил Шура Плоткин, совершенно не имея в виду ни "небо", ни "алмазы".
Но, как изредка замечал умнейший и интеллигентнейший Фридрих фон Тифенбах, "все в жизни имеет свое логическое завершение".
Кончил хрипло дышать и Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мастер. Всхрапнул коротко, будто жеребец, и кончил. В последний раз тихонько взвизгнула обладательница женских запахов.
А потом я услышал негромкий разговор в Капитанской каюте.
Это мог услышать только Я! Никто из Людей, даже вплотную приложив ухо к этой двери, никогда не услышал бы ни единого слова.
Мне же казалось, что я даже вижу, как Женщина моется в душе, а Капитан-Александр-Иванович-КэпМастер закуривает свой "Данхилл" и натягивает на себя голубой "адидасовский" тренировочный костюм. Я только лиц не мог разглядеть...
- А в городе ни разу не позвонил... - огорченно проговорила Женщина.
- В городе у меня семья, - спокойно сказал ей Капитан. Дочь-невеста, сын-придурок и жена.
- А я как же?..
- Ты кто по судовой роли?
- Буфетчица.
- Так, какие проблемы?
- Бедная я, бедная... - горько сказала Женщина.
- Ты бедная?! - презрительно переспросил Капитан. - Я в Питере с женой - всего десять дней, а с тобой в море - четыре месяца. Потом - неделю дома и на полгода с тобой в рейс. И так уже третий год. Так кто из вас беднее - ты или моя жена?
Женщина промолчала.
- И кстати! Еще одного таракана увижу в каюткомпании - спишу с судна, к чертовой матери. Ясно?
- Да... Мне идти?
- Иди.
Дважды повернулся ключ в замке, дверь приоткрылась, и из Капитанской каюты вышла молодая Женщина с припухшими глазами. Стараясь не задеть хвостом о ее ноги, я незаметно проскочил в каюту.
Тут же, на всякий случай, я спрятался за выступом какого-то шкафчика, и получилось, что я совершенно инстинктивно прошмыгнул именно туда, где меня не было видно, но сам я обрел превосходную позицию для обзора и наблюдения.
Оказалось, что Капитанская каюта состоит из двух просторных комнат. Первая, куда я влетел без спросу, была кабинетом - с письменным столом и компьютером, кожаным диваном и двумя креслами. Над диваном висела в раме под стеклом большая красочная фотография низкого, длинного парохода, уставленного железнодорожными контейнерами. Как потом выяснилось, этот пароход и был тем самым "Академиком Абрамом Ф. Иоффе", на котором я сейчас имел честь присутствовать.
Напротив же дивана, в углу, под невысоким потолком, в какой-то хитрой металлической раме висел большой телевизор.
Из кабинета была видна вторая комната - спальня. Широкая Капитанская кровать несла на себе все следы только что завершившегося, как говорил мой любезный друг Водила, "сладкого греха". Кстати, почему ЭТО у Людей называется "грехом" понятия не имею.. "Сладкий" - еще куда ни шло, а вот "грех"-то тут при чем?..
Я прекрасно слышал, как в спальне Капитан наливал себе виски "Джек Дэниельс". Именно это виски чуть ли не каждый вечер понемногу попивал в Мюнхене Фридрих фон Тифенбах, и запах "Джека Дэниельса" врезался мне в память, полагаю, до смерти.
Но вот когда Капитан-Александр-Иванович-КэпМастер, которого я за истекшие сутки только слышал, но так ни разу и не увидел, вышел наконец из спальни, - я чуть умом не тронулся!..
СО СТАКАНОМ ВИСКИ В РУКЕ ИЗ СПАЛЬНИ В КАБИНЕТ ВОШЕЛ Я!!!
Я - в Человечьем обличий, в голубом "адидасовском" тренировочном костюме, которого у меня отродясь не было, и в мягких белых тапочках без задников, которые я, естественно, никогда не ношу.
Уже не говоря о том, что я не пью виски. Тем более - "Джек Дэниельс".
И тем не менее сходство наше было поразительным! Я бы даже сказал - ПОТРЯСАЮЩИМ! От усов до разорванного левого уха. Те же самые шрамы на мордах: один - пересекающий чуть ли не всю голову до левого глаза, второй - разрубающий правую бровь, носи верхнюю губу. Все было МОЕ!.. Справедливости ради следует заметить, что и ЕГО - ТОЖЕ!
То есть, хотите - верьте, хотите - нет, но я увидел СИЛЬНО УВЕЛИЧЕННУЮ И ОЧЕЛОВЕЧЕННУЮ СОБСТВЕННУЮ КОПИЮ!!! .
Та же мощная короткая шея, та же широченная грудь, набитые мышцами ноги и руки, сила которых угадывалась даже под просторными складками голубого тренировочного костюма...
Та же мягкость походки, та же вкрадчивость и осторожность в движениях. Уже в том, как он почти беззвучно повернул ключ и запер дверь своей каюты, я просто узнал свою повадку! Будто в зеркало глядел. Только хвоста не было...
Итак, свершилось невероятное! Передо мной стоял сильный, коренастый ЧЕЛОВЕКОКОТ, или, если хотите, КОТОЧЕЛОВЕК, как две капли воды похожий на меня. Или я на него?!
Такой же жесткий, решительный, рассчетливобесстрашный, неуемный сластолюбец с обостренным ощущением ответственности за все, что ему дорого и близко, - от ЖИВЫХ СУЩЕСТВ, которых он должен защитить, и до ДЕЛА, которое он обязан выполнить.
И плевать мне на так называемую пресловутую скромность в оценках самого себя, но в этом ЧЕЛОВЕКОКОТЕ, или КОТОЧЕЛОВЕКЕ, как и во мне, во всей нашей внешней некрасивости (я имею в виду, как говорил мой Шура Плоткин, "замшелые параметры этого значения"), за грубыми наружными формами угадывалось такое внутреннее ОБАЯНИЕ, что не заметить этого было бы просто непростительно! Да, с подобным невероятным явлением я столкнулся впервые.