Страница:
Под освежающим воздушным потоком прохлады в глубоких креслах розовой кожи сидят трое: милый, симпатичный толстячок средних лет, Стенли Уоррен и Чарли.
Стол главы компании инкрустирован перламутром. У пола тонкие, вычурно выгнутые ножки стола почему-то заканчиваются бронзовыми тигровыми лапами с когтями. На столе обязательная семейная фотография.
Сам владелец компании, седой красивый человек южного типа в светлом костюме, с дорогой сигарой, сидел за столом и, скептически улыбаясь, слушал то, что сейчас раздраженно говорил Стенли Уоррен:
– ...только, пожалуйста, давайте условимся сразу – мы судоводители...
Хозяин кабинета мягко улыбнулся и негромко прервал Стенли:
– Бывшие. Бывшие судоводители. Теперь вы служащие моей компании. Хотите вы этого или не хотите. А так как вы не сумели договориться ни с «Шиппинг-трэвел-компани», ни с «Оушн-тур-райзен», вы теперь будете делать то, что необходимо мне и Аллаху. Я плачу вам деньги, а Аллах дарует вам жизнь.
– И тем не менее, – не сдавался Стенли, – профессия есть профессия. Поэтому мы берем на себя разработку и исполнение всей судоводительской части этой операции, а в эпизодах из гангстерских фильмов участия не принимаем. Впрочем, я говорю о себе. Чарли может поступать, как ему угодно...
Чарли промолчал. Он был очень занят разглядыванием больших лопастей, медленно вращающихся над его головой.
Симпатичный толстячок тоже промолчал, с искренним интересом наблюдая за разговором судовладельца и судоводителя.
– А вы уверены, что без таких эпизодов не обойтись? – спросил глава.
– Это вы в этом уверены, – резко ответил ему Стенли Уоррен. – Иначе вы бы не пригласили сеньора Фриша, у которого, насколько я знаю, просто неоценимый опыт в подобных штуках.
И Стенли подчеркнуто поклонился симпатичному толстячку. Толстяк вежливо ответил на поклон Стенли и вопросительно посмотрел на главу фирмы.
Тот щелкнул золотой зажигалкой, прикурил погасшую сигару, тихо и примирительно сказал Стенли Уоррену:
– Никто не собирается заставлять вас, Стенли, и вас, Чарли, заниматься тем, чего вы не умеете делать. Вы, Стенли, сами сказали: «Профессия есть профессия». И компания ценит вас именно как профессионала... Что не мешает нам так же по достоинству ценить и профессию нашего друга – сеньора Фриша.
Глава компании ласково улыбнулся толстячку Фришу. Фриш весело поболтал короткими ножками, едва достающими до пола, и повернулся к Стенли и Чарли:
– Я счастлив, сеньоры, что вы так подробно осведомлены о деятельности моей организации. Может быть, это знание убережет вас от нежелательных поступков и лишней болтовни. А теперь переходим к делу, мистер Уоррен. Кажется, вы занимались новым маршрутом русского судна, зафрахтованного англичанами и немцами? Или вы, Чарли?
– Всю основную разработку операции вел мистер Уоррен. Я занимался документацией, – впервые открыл рот Чарли и похлопал ладонью по тоненькой папочке, лежащей у него на коленях.
– Превосходно! – радостно воскликнул толстенький Фриш, и в кабинете всем стало понятно, что он жестко решил взять нить разговора в свои руки. – Мы слушаем вас, Стенли. Вы позволите вас так называть?
– Попробовал бы я возразить... – угрюмо пробормотал Стенли и встал.
Из-за спинки своего розового кресла Стенли Уоррен достал большой черный тубус и подошел к стене, затянутой розовато-бежевыми гобеленовыми портьерами.
– Разрешите? – спросил Стенли главу компании.
– Прошу вас, Стенли.
Глава компании нажал кнопку на пульте письменного стола, и портьеры раздвинулись, обнаружив за собой большую карту Атлантики.
Из своего черного тубуса Стенли вынул крупномасштабную карту одного из районов южной акватории, рядом с Новозеландскими островами и Австралией, и повесил эту карту на специальные держатели, свисавшие со стены.
Чарли подал ему указку с вмонтированным крохотным аккумулятором, дающим сильный, концентрированный и невидимый лазерный луч. Этот луч-невидимка из тонкого конца указки посылал лишь ярко-красную световую точку, скользящую по карте в любом направлении.
– Через двадцать семь суток «Федор Достоевский» по своему новому маршруту должен будет пройти вот здесь, – сказал Стенли Уоррен.
Тревожная красная точка медленно поползла по карте вдоль берегов узкого пролива...
– В связи с чем они предприняли такие изменения в привычном маршруте? – спросил глава компании.
Стенли хотел было открыть рот, но маленький толстячок Фриш властным жестом не дал ему и слова вымолвить.
– Думаю, что об этом я располагаю более подробной информацией, чем Стенли, – сказал улыбчивый толстенький Фриш. – Прежде чем прилететь сюда, мои люди в отличие от вас, Стенли, очень неплохо поработали в Европе... Простите, Стенли, что я так резко потянул одеяло на себя. Но вы же сами сказали: «Профессия есть профессия»...
... А ведь, казалось бы, совсем недавно (что значат в Истории каких-то полтора десятилетия?), в период соцрасцвета Германской Демократической Республики, в гордости Восточного Берлина – знаменитом «Фридрихштадтпаласе», маленький, толстенький Отто Фриш имел совершенно иную профессию...
Не будет преувеличением сказать, что «Комический дуэт танцоров-чечеточников братьев Фриш» был просто лучшим в Европе. Недаром парижские «Лидо» и «Фоли-Бержер» оспаривали друг у друга право пригласить «Братьев Отто и Хельмута Фриш» в свои знаменитые программы!
Когда же рухнула кровоточащая Берлинская стена, «Комический дуэт чечеточников братьев Фриш» сразу же занял одну из первых позиций в кабаре фешенебельного лас-вегасского отеля «Мираж».
Полгода американской жизни привели неуемного толстенького Отто к мысли, что пришла пора организовывать Собственное Предприятие. И вовсе не обязательно эстрадно-сценическое. Подлинное Творчество необходимо в любом деле!
Хельмут наотрез отказался от участия в его излишне радикальных планах по перемене профессии, и толстенький, маленький Отто просто-напросто пристрелил длинного и тощего Хельмута. Так примитивно Отто Фриш начисто исключил возможную утечку информации о том деле, которое он собирался затеять.
Тем более что Хельмут в действительности никогда и не был его братом. Так... партнер – и все тут.
– В отношениях морского туристического бизнеса у русских с англичанами и немцами был почти десятилетний перерыв, – говорил Фриш. – После того как в конце восьмидесятых русский «Морпассфлот» тихо умер, его прибрали к рукам очень толковые парни – бывшие сотрудники покойного «Морпассфлота». И снова законтачили со старыми английскими и германскими партнерами. Но уже не как государственная организация, а как Российское акционерное общество. И снова стали работать вместе. И достаточно успешно. Вы же, Стенли, и вы, Чарли, своими агрессивными и лобовыми предложениями сильно разворошили этот хорошо выстроенный муравейник. Естественно, что они все насторожились и немедленно собрались в Москве для переговоров. А так как в службе безопасности фирмы «Посейдон» как, впрочем, теперь и повсюду в России, работают бывшие оперативные сотрудники КГБ, они очень многое узнали о вас и о вашей фирме.
– Мы делали все, что от нас требовала компания! – огрызнулся Чарли.
Фриш удивленно посмотрел на главу компании. Тот раскуривал сигару, делая вид, что не заметил взгляда толстенького Фриша.
– Значит, вы получили недостаточно продуманные инструкции. Что обойдется вашей компании значительно дороже, чем она того ожидала, – сухо заметил Фриш. – А чтобы избежать подобного форс-мажора, нужно было сразу попросить нас заняться этим делом, а не действовать так хаотично и нахраписто. Мне очень понравилось утверждение мистера Уоррена, что «Профессия есть профессия»... Глядишь, нам бы и удалось уговорить этих древних одров морского туризма сотрудничать не с русскими, а с вами.
– Ценою какого количества трупов? – поинтересовался Стенли Уоррен.
– Стенли!.. – Глава фирмы сломал сигару в перламутровой пепельнице.
– Нет, нет!.. Мне это может только польстить!.. – быстро проговорил Фриш. – Мистер Уоррен проявил естественное любопытство ребенка, пытающегося разобрать заводную игрушку, чтобы узнать, что у нее внутри. Отчего это она так быстро бегает?.. – Фриш весело рассмеялся и в восторге от собственной остроты снова заболтал короткими ножками. – Итак, я позволю себе продолжить. Изменения привычных маршрутов связаны с тем, что многие английские и германские туристы совершают свои путешествия на русских круизных судах уже в третий и четвертый раз. Помимо всех остальных пунктов совещания в Москве – подорожание топлива, закупка нового медицинского оборудования, частичная смена экипажей, – фрахтователи предложили судовладельцам внести некоторые маршрутные изменения для разнообразия впечатлений пассажиров. Из чисто развлекательно-комфортных соображений и... элементарной безопасности.
– Разумно, – сказал хозяин кабинета.
– Очень разумно! – горячо согласился Фриш. – А теперь мы готовы выслушать нашего дорогого профессионального мистера Уоррена по дальнейшему мореходному развитию событий. Прошу вас, Стенли! Мы очень внимательно слушаем вас, мистер Уоррен. Или вы предпочитаете, чтобы вас называли сеньором? А, Стенли?
– На это мне как раз глубоко наплевать, – ответил Стенли и отвернулся к карте. – Итак, повторяю. Через двадцать семь суток «Достоевский» по обновленному маршруту пройдет вот этим проливом...
Красное пятнышко указки на карте медленно поползло по очень узкому проливу, где берега едва не смыкались, оставляя между собой совсем небольшое пространство воды...
– Вот здесь – маяк... – Красное пятнышко остановилось на небольшом мысе левого берега пролива. – Расстояние от маяка до берега и глубина – вполне достаточные для прохода почти любого судна. Однако проход этот, как вы видите, очень узок, а подводные скалы с обеих сторон поднимаются чуть ли не до поверхности воды. При осадке «Достоевского» в девять метров вход в этот пролив для него смертельно опасен. Малейшее отклонение – и судно получит пробоину, а потом его выбросит вот на эти камни...
И красное пятнышко указки угрожающе переместилось к схематично обозначенной на карте береговой каменной гряде.
– А так как русские всегда чрезвычайно берегут свой валютный фонд, они несколько часов будут отказываться от помощи и не подавать «SOS», пытаясь выбраться своими силами, – неожиданно вступил Чарли.
Толстенький Отто Фриш рассмеялся, поболтал коротенькими ножками и весело сказал:
– Я знаю несколько мест, где русский валютный фонд льется рекой шире вот этого вашего пролива!
Чарли поднял глаза на потолок, где тихо и медленно вращались огромные лопасти, и скучным голосом заметил:
– Если сеньор Фриш имеет в виду Лазурный берег Франции или стада русских особняков во Флориде, то эти миллиарды льются лишь в удовольствие и во здравие нескольких десятков человек. О чем с наслаждением пишут во всех русских таблоидах. Когда же происходит катастрофа и дело касается спасения сотен людей, Россия становится омерзительно экономной.
– Продолжайте, Стенли, – распорядился глава компании.
Фриш вынул из кармана небольшой изящный блокнотик и сделал в нем какие-то пометки. И больше уже не убирал блокнот...
Уоррен снова включил свою лазерную указку, и красное пятнышко уткнулось в самую узкую часть проливчика.
– Основная трудность заключается в том, чтобы заставить судно войти в эту узкость. Там на мостике будут стоять, поверьте мне, очень опытные ребята! Мы с Чарли предполагаем, что новый маршрут «Достоевского» проложен таким образом, что маяк у них должен остаться с левого борта. Тогда судно спокойно выйдет в свободную от подводных рифов акваторию. Посадить судно на скалы сможет только лоцман, которого они будут вынуждены взять на борт вот здесь...
Стенли направил красное пятнышко в самый низ карты и посмотрел на Чарли. Тот раскрыл тонкую папочку и, изредка сверяясь со своими записями, спокойно стал докладывать:
– Лоцман... Анри Лоран. Француз. Пятьдесят девять лет. До недавнего времени плавал капитаном. Последнее судно «Санта-Мария» – океанский сухогруз, двадцать шесть тысяч тонн. Жена умерла пять лет тому назад. Брак поздний, поэтому его дочери Норе всего восемнадцать лет. Живет в Париже. Студентка Сорбонны. Факультет философии. Наркотики отрицаются. Очень любит отца. Отношения самые нежные и доверительные... – Фриш сделал несколько пометок в своем блокнотике и понимающе вздохнул: – Поздний ребенок...
Глава компании нежно поправил большую семейную фотографию на своем инкрустированном рабочем столе.
Стенли Уоррену стоило больших трудов не расхохотаться при виде этого сентиментального жеста главы, последовавшего после фальшиво-трогательной интонации Фриша, когда он произнес: «Поздний ребенок...»
– Я могу продолжать? – глядя в противоположную стену, спросил Чарли.
– Да, да, конечно! – чуть ли не хором тут же откликнулись Фриш и глава компании.
Для верности Чарли снова заглянул в свою папку, обвел всех равнодушным взглядом.
– В девяносто седьмом в Сиднее Лоран был снят с судна с подозрением на микроинсульт... – Чарли опять опустил голову, вчитался в свои записи: – Так... Муниципальная клиника – с третьего по одиннадцатое мая... Диагноз не подтвердился. Заболевание оказалось чисто неврогенного характера. Спустя год ушел в отставку, переехал... Стенли, пожалуйста, покажите патрону и сеньору Фришу, где это находится...
Уоррен опять включил указку, и алое лазерное пятнышко, словно из прицела современной снайперской винтовки, неподвижно уперлось в очень небольшое обозначение маленького прибрежного городка.
– ...и переехал вот сюда. Здесь он купил дом и поступил в лоцманскую службу. Ждет, когда дочь окончит курс и вернется к нему. Счет в банке... В долларах?
– Да, – сказал Фриш, раскрывая блокнотик. – Так проще.
– По состоянию на первое число прошлого месяца, – Чарли снова заглянул в свои записи, – пятьдесят шесть тысяч триста сорок четыре доллара.
Фриш сделал аккуратную пометку в блокнотике и спросил:
– Связи?
– В лоцманской и портовой службе ровные отношения со всеми, не более. Дружит с отставным, таким же, как и он сам, одиноким доктором права, бывшим адвокатом Мартином Краузе, шестидесяти трех лет.
Глава судовладельческой компании снова раскурил сигару, сказал, обращаясь к Фришу:
– Вам не кажется, что Стенли и Чарли следовало бы в ближайшие дни вылететь в район операции и вплотную заняться этим лоцманом?
Маленький толстенький Фриш с неожиданной легкостью выпрыгнул из глубокого розового кресла и подошел к карте, у которой стоял Стенли. Он отобрал у Стенли его лазерную указку и с недоброй ухмылкой сказал главе компании – красивому человеку в светлом костюме с сигарой в руке:
– Прошу прощения, но ваше восточное лукавство и нежелание называть вещи своими именами крайне затрудняют продолжение разговора. Давайте вернемся на исходные позиции! Садитесь, Стенли, садитесь... Только покажите мне, где включается эта ваша штуковина.
Стенли Уоррен включил указку, передал ее Фришу и сел в свое кресло.
– Вам необходимо скомпрометировать русских в этой луже... – Фриш направил красное пятнышко на узкий пролив крупномасштабной карты Стенли Уоррена. – И таким образом вытеснить их из круизного бизнеса. Тогда, как вы полагаете, Европа сама бросится вам на шею, и ваш пассажирский флот начнет приносить вам хорошие дивиденды. Так?
– Ну... в общих чертах верно, – настороженно промямлил глава компании. – Хотя...
– Но это лишь коммерческая сторона дела. Не так ли? – беспардонно прервал его Фриш. – А вам ведь, во имя вашего Аллаха, еще необходим и «экшн» как знак свыше?! Акция с максимальным количеством пострадавших неверных, так?
И вот тут глава крупнейшей судовладельческой компании этого ближневосточного региона, где никогда не бывает зимы, где нет почтения к правилам уличного движения, где, кстати, говорят не только по-испански, но и на самых разных восточных языках, сбросил маску красивого, добродушного, постоянно старающегося смягчить любую напряженную ситуацию человека и наконец показал зубы.
– Да! – рявкнул он. – Мне осточертели все эти бездарные взрывы их посольств и представительств в наших странах и московских жилых домов, которые и сами рассыпаются – без малейшего нашего участия! Я не хочу, чтобы после каждой акции на всех перекрестках вопили о «чеченском следе» или «исламском терроризме»! Когда Аллах разрешит нам, мы и сами возьмем на себя ответственность за то, что произойдет на этих подводных скалах!!!
Чарли и Стенли Уоррен тоскливо переглянулись, а толстенький Фриш даже обрадовался этому мощному всплеску давно сдерживаемых чувств.
– Браво! – воскликнул Фриш и постучал указкой по карте. – Вот теперь я хоть до конца понимаю, за что я получаю деньги! Значит, для этой вашей новой пьески вам нужно всего лишь взять за глотку лоцмана, или как там он у вас называется, и заставить его сделать так... – Фриш очень точно навел красное пятнышко на карту Стенли Уоррена: – ...чтобы русский пароход прошел бы не тут, а вот здесь. Так?
– Да, – мрачно сказал глава компании.
Фриш усмехнулся, отдал указку Стенли и буквально впрыгнул в свое розовое кресло.
– Очень хорошо! Стенли!.. Дорогой сеньор Уоррен... А ведь ваш шеф абсолютно прав, посылая именно вас на встречу к этому лоцману. Всегда проще договориться со старым знакомым, правда? Не вы ли, Стенли Уоррен, когда-то плавали у Анри Лорана вторым помощником?
Глава компании удивленно посмотрел на Стенли:
– Очень интересная подробность...
От удовольствия Фриш даже слегка подскочил в кресле:
– Неожиданные подробности всегда интересны!
– Но я этого никогда и не скрывал... – нехотя проговорил Стенли.
– Но и не поставили нас об этом в известность. – И глава компании нехорошо взглянул на Стенли.
– Вы никогда меня об этом не спрашивали.
– Ах, друзья мои, это все такие мелочи!.. – ласково сказал Фриш. – Как и то, что Чарли, насколько мне известно, вовсе и не Чарли, а Фархад. Фархад Беляллитдин Из хорошего старинного восточного рода. И плавали вы на какой-то голландской посудине обычным механиком. Как вас туда занесло, Чарли? Не из французского ли наемного легиона?
Тут уже Стенли с удивлением посмотрел на Чарли-Фархада.
Чарли закрыл свою папочку, защелкнул ее на кнопки и спокойно ответил Фришу:
– В Калифорнии я был натурализован как Чарльз Беляуэр. Этого вам достаточно?
– До определенного момента – да, – сказал Фриш. – Тем более что по картотеке нашей организации за вами тянется достаточно длинный хвост, на который Интерпол может наступить в любую секунду. Когда мы этого захотим.
В красивом, слегка женственном кабинете главы судовладельческой компании повисла тягостная пауза. Но уже через пять секунд эту паузу весело нарушил все тот же жизнерадостный, маленький, толстенький Фриш:
– Вот вы, парни, и поработайте со своим приятелем лоцманом месье Анри Лораном. Новая пьеса требует новых методов сценического решения. Дерзайте! И... Бог вам в помощь. Чтобы потом не прибегать к рутинным и сильнодействующим средствам моей фирмы в отношении вас, сеньор Уоррен, и вас – натурализованный мистер Чарльз Беляуэр. Хотя, знаете, ребятишки, честно говоря, я не вижу особой разницы между нами. Разве что за вами морская специфика...
Отто Фриш был несомненно талантлив!
И поразительно демократичен. На встречи, подобные этой, он прилетал всегда сам, на собственном «боинге», заранее обеспечив себе безопасность, которой мог бы позавидовать президент любого государства.
А с каким артистизмом он проводил такие переговоры! Как элегантно предостерег он Стенли Уоррена, а особенно Чарли Беляуэра, от возможного невыполнения задания. С какой угрожающей легкостью раскрыл подлинное лицо Чарли-Фархада – бывшего наемника этого жутковатого французского легиона...
Как безжалостно Фриш прищемил Чарли его, наверное, действительно сильно замаранный «хвост», пообещав в случае неудачи сдать Чарли Беляуэра Интерполу...
Но это была хоть и впечатляющая, но всего лишь игра на публику.
Подлинный же организаторский талант Отто Фриша дал ему возможность создать блистательно отлаженный международный гангстерский синдикат с филиалами чуть ли не во всех цивилизованных странах. Где на Фриша безукоризненно работали сотни мерзавцев самой высокой квалификации. Такие, как... Чарли Беляуэр – он же Фархад Беляллитдин.
Да, да! Это Фриш когда-то уберег Чарли от смертельной инъекции в федеральной тюрьме Оклахомы...
Это Фриш, зная, что некогда Чарли плавал механиком, внедрил его в судовладельческую компанию с «ближневосточной ориентацией».
Это Фриш приставил Чарли к Стенли Уоррену – профессиональному моряку, чтобы тот в решительный момент не наделал бы, с точки зрения Фриша, каких-нибудь сентиментальных глупостей.
Но об этом никто никогда не должен был знать.
А еще он широко пользовался огромным количеством иконографического материала, блужданиями по Интернету и собственными дотошными, многочасовыми диктофонными записями бесед под все мыслимые алкогольные напитки, с закусками и без, с самыми настоящими очевидцами и участниками событий четырехлетней давности.
Единственное, чего ему не хватало для легкости сочинительства, – это, конечно же, собственного участия в том самом рейсе. Ах, как это облегчило бы ему работу!
Мартов вообще считал, что сценарист, литератор, обязан знать о предмете или ситуации, которые он пытается описать, вдесятеро больше, чем потом появится на его авторских страничках. Только в этом случае «человек сочиняющий» абсолютно свободен... Ему ни черта не нужно высасывать из пальца, подменяя свое незнание предмета вязью окололитературных необязательностей. Перед ним возникает та широта выбора, которая раскрепощает его и рождает радостный полет фантазии и воображения.
Мало ли случаев знает история писательского ремесла, когда вот этот пресловутый «полет» потом оказывался предугаданной и предвосхищенной реальностью! Или просто – лучшими строками в уже законченной вещи...
... Мартов подумал, что до конца этой истории еще очень далеко, и стал внимательно разглядывать свою обычную любительскую географическую карту, на которую он собственноручно и очень приблизительно тонким красным фломастером перенес из настоящих мореходных штурманских карт тот маршрут «Федора Достоевского».
Очень Сергей Николаевич огорчался, что не в силах воспользоваться целым рядом чисто технических деталей и подробностей, которые наверняка смогли бы украсить его повествование! Но из боязни наделать ошибок, так легко разрушающих уже созданную в читателях иллюзию достоверности, Мартов даже и не пытался вторгаться в область неведомого.
«Боже, как много воды!..» – подумал Мартов, глядя на карту.
И не в силах оторвать глаз от голубых бумажно-океанских просторов, попытался представить себе, как совсем не в ангельско-голубых, а в тревожных черно-зеленых водах с проседью пенных гребней рассыпающихся и неумолимо вновь возникающих волн движется этот двухсотметровый Ноев ковчег, внутри которого копошатся девятьсот человеческих жизней...
До самого горизонта не было ни одного судна. Ручки машинных телеграфов стояли на рисках «Полный вперед».
Кроме вахтенного третьего помощника и рулевого, на мостике стоял старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов, и неслышно двигался по мостику матрос-уборщик, протирая мягкой тряпкой стекла приборов.
Не отводя глаз от дисплея локатора, третий помощник срывающимся от злости голосом говорил:
– А теща, сучья лапа, купила в детскую какие-то китайские обои с тиграми, втюхала в них хрен знает сколько бабок, сама, дура, поклеила их вкривь и вкось, и это называется – она деньги экономила, падла!.. Причем я ей сто раз говорил: «Погодите, мамочка... Вот я приду из рейса, найму кого надо, и все будет в лучшем виде...» Так нет же, блядь! Как была с первого дня стервой, так за семь лет и не изменилась, сука... Лишь бы по-ейному было! А то, что ребенок из-за этих гребаных обоев теперь к себе в детскую заходить боится, так это ей, старой грымзе, до фонаря... Извиняюсь.
Старпом Петр Васильевич слегка отодвинул плечом третьего помощника, тоже заглянул в дисплей локатора и снова уступил место третьему. Поднял бинокль к глазам и пробормотал, внимательно вглядываясь в горизонт:
– Берег, будь он неладен... Все ждем, ждем, а придешь – и словно мордой об стол... Собрали все, что за тридцать лет наплавал, у сестры перехватил в долгую рассрочку – квартиру в Лисьем Носу купили. А нашу, старую двухкомнатную хрущевку у Политехнического, дочке оставили. Так в новой – за тяжкие тысячи этих у.е., мать их в душу, – паркет вздулся, двери наперекосяк, рамы не закрываются, ветер с залива свищет... А мамаше моей – семьдесят семь. Не дай Бог прохватит. Воспаление легких и... С кого спросишь?..
Стол главы компании инкрустирован перламутром. У пола тонкие, вычурно выгнутые ножки стола почему-то заканчиваются бронзовыми тигровыми лапами с когтями. На столе обязательная семейная фотография.
Сам владелец компании, седой красивый человек южного типа в светлом костюме, с дорогой сигарой, сидел за столом и, скептически улыбаясь, слушал то, что сейчас раздраженно говорил Стенли Уоррен:
– ...только, пожалуйста, давайте условимся сразу – мы судоводители...
Хозяин кабинета мягко улыбнулся и негромко прервал Стенли:
– Бывшие. Бывшие судоводители. Теперь вы служащие моей компании. Хотите вы этого или не хотите. А так как вы не сумели договориться ни с «Шиппинг-трэвел-компани», ни с «Оушн-тур-райзен», вы теперь будете делать то, что необходимо мне и Аллаху. Я плачу вам деньги, а Аллах дарует вам жизнь.
– И тем не менее, – не сдавался Стенли, – профессия есть профессия. Поэтому мы берем на себя разработку и исполнение всей судоводительской части этой операции, а в эпизодах из гангстерских фильмов участия не принимаем. Впрочем, я говорю о себе. Чарли может поступать, как ему угодно...
Чарли промолчал. Он был очень занят разглядыванием больших лопастей, медленно вращающихся над его головой.
Симпатичный толстячок тоже промолчал, с искренним интересом наблюдая за разговором судовладельца и судоводителя.
– А вы уверены, что без таких эпизодов не обойтись? – спросил глава.
– Это вы в этом уверены, – резко ответил ему Стенли Уоррен. – Иначе вы бы не пригласили сеньора Фриша, у которого, насколько я знаю, просто неоценимый опыт в подобных штуках.
И Стенли подчеркнуто поклонился симпатичному толстячку. Толстяк вежливо ответил на поклон Стенли и вопросительно посмотрел на главу фирмы.
Тот щелкнул золотой зажигалкой, прикурил погасшую сигару, тихо и примирительно сказал Стенли Уоррену:
– Никто не собирается заставлять вас, Стенли, и вас, Чарли, заниматься тем, чего вы не умеете делать. Вы, Стенли, сами сказали: «Профессия есть профессия». И компания ценит вас именно как профессионала... Что не мешает нам так же по достоинству ценить и профессию нашего друга – сеньора Фриша.
Глава компании ласково улыбнулся толстячку Фришу. Фриш весело поболтал короткими ножками, едва достающими до пола, и повернулся к Стенли и Чарли:
– Я счастлив, сеньоры, что вы так подробно осведомлены о деятельности моей организации. Может быть, это знание убережет вас от нежелательных поступков и лишней болтовни. А теперь переходим к делу, мистер Уоррен. Кажется, вы занимались новым маршрутом русского судна, зафрахтованного англичанами и немцами? Или вы, Чарли?
– Всю основную разработку операции вел мистер Уоррен. Я занимался документацией, – впервые открыл рот Чарли и похлопал ладонью по тоненькой папочке, лежащей у него на коленях.
– Превосходно! – радостно воскликнул толстенький Фриш, и в кабинете всем стало понятно, что он жестко решил взять нить разговора в свои руки. – Мы слушаем вас, Стенли. Вы позволите вас так называть?
– Попробовал бы я возразить... – угрюмо пробормотал Стенли и встал.
Из-за спинки своего розового кресла Стенли Уоррен достал большой черный тубус и подошел к стене, затянутой розовато-бежевыми гобеленовыми портьерами.
– Разрешите? – спросил Стенли главу компании.
– Прошу вас, Стенли.
Глава компании нажал кнопку на пульте письменного стола, и портьеры раздвинулись, обнаружив за собой большую карту Атлантики.
Из своего черного тубуса Стенли вынул крупномасштабную карту одного из районов южной акватории, рядом с Новозеландскими островами и Австралией, и повесил эту карту на специальные держатели, свисавшие со стены.
Чарли подал ему указку с вмонтированным крохотным аккумулятором, дающим сильный, концентрированный и невидимый лазерный луч. Этот луч-невидимка из тонкого конца указки посылал лишь ярко-красную световую точку, скользящую по карте в любом направлении.
– Через двадцать семь суток «Федор Достоевский» по своему новому маршруту должен будет пройти вот здесь, – сказал Стенли Уоррен.
Тревожная красная точка медленно поползла по карте вдоль берегов узкого пролива...
– В связи с чем они предприняли такие изменения в привычном маршруте? – спросил глава компании.
Стенли хотел было открыть рот, но маленький толстячок Фриш властным жестом не дал ему и слова вымолвить.
– Думаю, что об этом я располагаю более подробной информацией, чем Стенли, – сказал улыбчивый толстенький Фриш. – Прежде чем прилететь сюда, мои люди в отличие от вас, Стенли, очень неплохо поработали в Европе... Простите, Стенли, что я так резко потянул одеяло на себя. Но вы же сами сказали: «Профессия есть профессия»...
... А ведь, казалось бы, совсем недавно (что значат в Истории каких-то полтора десятилетия?), в период соцрасцвета Германской Демократической Республики, в гордости Восточного Берлина – знаменитом «Фридрихштадтпаласе», маленький, толстенький Отто Фриш имел совершенно иную профессию...
Не будет преувеличением сказать, что «Комический дуэт танцоров-чечеточников братьев Фриш» был просто лучшим в Европе. Недаром парижские «Лидо» и «Фоли-Бержер» оспаривали друг у друга право пригласить «Братьев Отто и Хельмута Фриш» в свои знаменитые программы!
Когда же рухнула кровоточащая Берлинская стена, «Комический дуэт чечеточников братьев Фриш» сразу же занял одну из первых позиций в кабаре фешенебельного лас-вегасского отеля «Мираж».
Полгода американской жизни привели неуемного толстенького Отто к мысли, что пришла пора организовывать Собственное Предприятие. И вовсе не обязательно эстрадно-сценическое. Подлинное Творчество необходимо в любом деле!
Хельмут наотрез отказался от участия в его излишне радикальных планах по перемене профессии, и толстенький, маленький Отто просто-напросто пристрелил длинного и тощего Хельмута. Так примитивно Отто Фриш начисто исключил возможную утечку информации о том деле, которое он собирался затеять.
Тем более что Хельмут в действительности никогда и не был его братом. Так... партнер – и все тут.
– В отношениях морского туристического бизнеса у русских с англичанами и немцами был почти десятилетний перерыв, – говорил Фриш. – После того как в конце восьмидесятых русский «Морпассфлот» тихо умер, его прибрали к рукам очень толковые парни – бывшие сотрудники покойного «Морпассфлота». И снова законтачили со старыми английскими и германскими партнерами. Но уже не как государственная организация, а как Российское акционерное общество. И снова стали работать вместе. И достаточно успешно. Вы же, Стенли, и вы, Чарли, своими агрессивными и лобовыми предложениями сильно разворошили этот хорошо выстроенный муравейник. Естественно, что они все насторожились и немедленно собрались в Москве для переговоров. А так как в службе безопасности фирмы «Посейдон» как, впрочем, теперь и повсюду в России, работают бывшие оперативные сотрудники КГБ, они очень многое узнали о вас и о вашей фирме.
– Мы делали все, что от нас требовала компания! – огрызнулся Чарли.
Фриш удивленно посмотрел на главу компании. Тот раскуривал сигару, делая вид, что не заметил взгляда толстенького Фриша.
– Значит, вы получили недостаточно продуманные инструкции. Что обойдется вашей компании значительно дороже, чем она того ожидала, – сухо заметил Фриш. – А чтобы избежать подобного форс-мажора, нужно было сразу попросить нас заняться этим делом, а не действовать так хаотично и нахраписто. Мне очень понравилось утверждение мистера Уоррена, что «Профессия есть профессия»... Глядишь, нам бы и удалось уговорить этих древних одров морского туризма сотрудничать не с русскими, а с вами.
– Ценою какого количества трупов? – поинтересовался Стенли Уоррен.
– Стенли!.. – Глава фирмы сломал сигару в перламутровой пепельнице.
– Нет, нет!.. Мне это может только польстить!.. – быстро проговорил Фриш. – Мистер Уоррен проявил естественное любопытство ребенка, пытающегося разобрать заводную игрушку, чтобы узнать, что у нее внутри. Отчего это она так быстро бегает?.. – Фриш весело рассмеялся и в восторге от собственной остроты снова заболтал короткими ножками. – Итак, я позволю себе продолжить. Изменения привычных маршрутов связаны с тем, что многие английские и германские туристы совершают свои путешествия на русских круизных судах уже в третий и четвертый раз. Помимо всех остальных пунктов совещания в Москве – подорожание топлива, закупка нового медицинского оборудования, частичная смена экипажей, – фрахтователи предложили судовладельцам внести некоторые маршрутные изменения для разнообразия впечатлений пассажиров. Из чисто развлекательно-комфортных соображений и... элементарной безопасности.
– Разумно, – сказал хозяин кабинета.
– Очень разумно! – горячо согласился Фриш. – А теперь мы готовы выслушать нашего дорогого профессионального мистера Уоррена по дальнейшему мореходному развитию событий. Прошу вас, Стенли! Мы очень внимательно слушаем вас, мистер Уоррен. Или вы предпочитаете, чтобы вас называли сеньором? А, Стенли?
– На это мне как раз глубоко наплевать, – ответил Стенли и отвернулся к карте. – Итак, повторяю. Через двадцать семь суток «Достоевский» по обновленному маршруту пройдет вот этим проливом...
Красное пятнышко указки на карте медленно поползло по очень узкому проливу, где берега едва не смыкались, оставляя между собой совсем небольшое пространство воды...
– Вот здесь – маяк... – Красное пятнышко остановилось на небольшом мысе левого берега пролива. – Расстояние от маяка до берега и глубина – вполне достаточные для прохода почти любого судна. Однако проход этот, как вы видите, очень узок, а подводные скалы с обеих сторон поднимаются чуть ли не до поверхности воды. При осадке «Достоевского» в девять метров вход в этот пролив для него смертельно опасен. Малейшее отклонение – и судно получит пробоину, а потом его выбросит вот на эти камни...
И красное пятнышко указки угрожающе переместилось к схематично обозначенной на карте береговой каменной гряде.
– А так как русские всегда чрезвычайно берегут свой валютный фонд, они несколько часов будут отказываться от помощи и не подавать «SOS», пытаясь выбраться своими силами, – неожиданно вступил Чарли.
Толстенький Отто Фриш рассмеялся, поболтал коротенькими ножками и весело сказал:
– Я знаю несколько мест, где русский валютный фонд льется рекой шире вот этого вашего пролива!
Чарли поднял глаза на потолок, где тихо и медленно вращались огромные лопасти, и скучным голосом заметил:
– Если сеньор Фриш имеет в виду Лазурный берег Франции или стада русских особняков во Флориде, то эти миллиарды льются лишь в удовольствие и во здравие нескольких десятков человек. О чем с наслаждением пишут во всех русских таблоидах. Когда же происходит катастрофа и дело касается спасения сотен людей, Россия становится омерзительно экономной.
– Продолжайте, Стенли, – распорядился глава компании.
Фриш вынул из кармана небольшой изящный блокнотик и сделал в нем какие-то пометки. И больше уже не убирал блокнот...
Уоррен снова включил свою лазерную указку, и красное пятнышко уткнулось в самую узкую часть проливчика.
– Основная трудность заключается в том, чтобы заставить судно войти в эту узкость. Там на мостике будут стоять, поверьте мне, очень опытные ребята! Мы с Чарли предполагаем, что новый маршрут «Достоевского» проложен таким образом, что маяк у них должен остаться с левого борта. Тогда судно спокойно выйдет в свободную от подводных рифов акваторию. Посадить судно на скалы сможет только лоцман, которого они будут вынуждены взять на борт вот здесь...
Стенли направил красное пятнышко в самый низ карты и посмотрел на Чарли. Тот раскрыл тонкую папочку и, изредка сверяясь со своими записями, спокойно стал докладывать:
– Лоцман... Анри Лоран. Француз. Пятьдесят девять лет. До недавнего времени плавал капитаном. Последнее судно «Санта-Мария» – океанский сухогруз, двадцать шесть тысяч тонн. Жена умерла пять лет тому назад. Брак поздний, поэтому его дочери Норе всего восемнадцать лет. Живет в Париже. Студентка Сорбонны. Факультет философии. Наркотики отрицаются. Очень любит отца. Отношения самые нежные и доверительные... – Фриш сделал несколько пометок в своем блокнотике и понимающе вздохнул: – Поздний ребенок...
Глава компании нежно поправил большую семейную фотографию на своем инкрустированном рабочем столе.
Стенли Уоррену стоило больших трудов не расхохотаться при виде этого сентиментального жеста главы, последовавшего после фальшиво-трогательной интонации Фриша, когда он произнес: «Поздний ребенок...»
– Я могу продолжать? – глядя в противоположную стену, спросил Чарли.
– Да, да, конечно! – чуть ли не хором тут же откликнулись Фриш и глава компании.
Для верности Чарли снова заглянул в свою папку, обвел всех равнодушным взглядом.
– В девяносто седьмом в Сиднее Лоран был снят с судна с подозрением на микроинсульт... – Чарли опять опустил голову, вчитался в свои записи: – Так... Муниципальная клиника – с третьего по одиннадцатое мая... Диагноз не подтвердился. Заболевание оказалось чисто неврогенного характера. Спустя год ушел в отставку, переехал... Стенли, пожалуйста, покажите патрону и сеньору Фришу, где это находится...
Уоррен опять включил указку, и алое лазерное пятнышко, словно из прицела современной снайперской винтовки, неподвижно уперлось в очень небольшое обозначение маленького прибрежного городка.
– ...и переехал вот сюда. Здесь он купил дом и поступил в лоцманскую службу. Ждет, когда дочь окончит курс и вернется к нему. Счет в банке... В долларах?
– Да, – сказал Фриш, раскрывая блокнотик. – Так проще.
– По состоянию на первое число прошлого месяца, – Чарли снова заглянул в свои записи, – пятьдесят шесть тысяч триста сорок четыре доллара.
Фриш сделал аккуратную пометку в блокнотике и спросил:
– Связи?
– В лоцманской и портовой службе ровные отношения со всеми, не более. Дружит с отставным, таким же, как и он сам, одиноким доктором права, бывшим адвокатом Мартином Краузе, шестидесяти трех лет.
Глава судовладельческой компании снова раскурил сигару, сказал, обращаясь к Фришу:
– Вам не кажется, что Стенли и Чарли следовало бы в ближайшие дни вылететь в район операции и вплотную заняться этим лоцманом?
Маленький толстенький Фриш с неожиданной легкостью выпрыгнул из глубокого розового кресла и подошел к карте, у которой стоял Стенли. Он отобрал у Стенли его лазерную указку и с недоброй ухмылкой сказал главе компании – красивому человеку в светлом костюме с сигарой в руке:
– Прошу прощения, но ваше восточное лукавство и нежелание называть вещи своими именами крайне затрудняют продолжение разговора. Давайте вернемся на исходные позиции! Садитесь, Стенли, садитесь... Только покажите мне, где включается эта ваша штуковина.
Стенли Уоррен включил указку, передал ее Фришу и сел в свое кресло.
– Вам необходимо скомпрометировать русских в этой луже... – Фриш направил красное пятнышко на узкий пролив крупномасштабной карты Стенли Уоррена. – И таким образом вытеснить их из круизного бизнеса. Тогда, как вы полагаете, Европа сама бросится вам на шею, и ваш пассажирский флот начнет приносить вам хорошие дивиденды. Так?
– Ну... в общих чертах верно, – настороженно промямлил глава компании. – Хотя...
– Но это лишь коммерческая сторона дела. Не так ли? – беспардонно прервал его Фриш. – А вам ведь, во имя вашего Аллаха, еще необходим и «экшн» как знак свыше?! Акция с максимальным количеством пострадавших неверных, так?
И вот тут глава крупнейшей судовладельческой компании этого ближневосточного региона, где никогда не бывает зимы, где нет почтения к правилам уличного движения, где, кстати, говорят не только по-испански, но и на самых разных восточных языках, сбросил маску красивого, добродушного, постоянно старающегося смягчить любую напряженную ситуацию человека и наконец показал зубы.
– Да! – рявкнул он. – Мне осточертели все эти бездарные взрывы их посольств и представительств в наших странах и московских жилых домов, которые и сами рассыпаются – без малейшего нашего участия! Я не хочу, чтобы после каждой акции на всех перекрестках вопили о «чеченском следе» или «исламском терроризме»! Когда Аллах разрешит нам, мы и сами возьмем на себя ответственность за то, что произойдет на этих подводных скалах!!!
Чарли и Стенли Уоррен тоскливо переглянулись, а толстенький Фриш даже обрадовался этому мощному всплеску давно сдерживаемых чувств.
– Браво! – воскликнул Фриш и постучал указкой по карте. – Вот теперь я хоть до конца понимаю, за что я получаю деньги! Значит, для этой вашей новой пьески вам нужно всего лишь взять за глотку лоцмана, или как там он у вас называется, и заставить его сделать так... – Фриш очень точно навел красное пятнышко на карту Стенли Уоррена: – ...чтобы русский пароход прошел бы не тут, а вот здесь. Так?
– Да, – мрачно сказал глава компании.
Фриш усмехнулся, отдал указку Стенли и буквально впрыгнул в свое розовое кресло.
– Очень хорошо! Стенли!.. Дорогой сеньор Уоррен... А ведь ваш шеф абсолютно прав, посылая именно вас на встречу к этому лоцману. Всегда проще договориться со старым знакомым, правда? Не вы ли, Стенли Уоррен, когда-то плавали у Анри Лорана вторым помощником?
Глава компании удивленно посмотрел на Стенли:
– Очень интересная подробность...
От удовольствия Фриш даже слегка подскочил в кресле:
– Неожиданные подробности всегда интересны!
– Но я этого никогда и не скрывал... – нехотя проговорил Стенли.
– Но и не поставили нас об этом в известность. – И глава компании нехорошо взглянул на Стенли.
– Вы никогда меня об этом не спрашивали.
– Ах, друзья мои, это все такие мелочи!.. – ласково сказал Фриш. – Как и то, что Чарли, насколько мне известно, вовсе и не Чарли, а Фархад. Фархад Беляллитдин Из хорошего старинного восточного рода. И плавали вы на какой-то голландской посудине обычным механиком. Как вас туда занесло, Чарли? Не из французского ли наемного легиона?
Тут уже Стенли с удивлением посмотрел на Чарли-Фархада.
Чарли закрыл свою папочку, защелкнул ее на кнопки и спокойно ответил Фришу:
– В Калифорнии я был натурализован как Чарльз Беляуэр. Этого вам достаточно?
– До определенного момента – да, – сказал Фриш. – Тем более что по картотеке нашей организации за вами тянется достаточно длинный хвост, на который Интерпол может наступить в любую секунду. Когда мы этого захотим.
В красивом, слегка женственном кабинете главы судовладельческой компании повисла тягостная пауза. Но уже через пять секунд эту паузу весело нарушил все тот же жизнерадостный, маленький, толстенький Фриш:
– Вот вы, парни, и поработайте со своим приятелем лоцманом месье Анри Лораном. Новая пьеса требует новых методов сценического решения. Дерзайте! И... Бог вам в помощь. Чтобы потом не прибегать к рутинным и сильнодействующим средствам моей фирмы в отношении вас, сеньор Уоррен, и вас – натурализованный мистер Чарльз Беляуэр. Хотя, знаете, ребятишки, честно говоря, я не вижу особой разницы между нами. Разве что за вами морская специфика...
Отто Фриш был несомненно талантлив!
И поразительно демократичен. На встречи, подобные этой, он прилетал всегда сам, на собственном «боинге», заранее обеспечив себе безопасность, которой мог бы позавидовать президент любого государства.
А с каким артистизмом он проводил такие переговоры! Как элегантно предостерег он Стенли Уоррена, а особенно Чарли Беляуэра, от возможного невыполнения задания. С какой угрожающей легкостью раскрыл подлинное лицо Чарли-Фархада – бывшего наемника этого жутковатого французского легиона...
Как безжалостно Фриш прищемил Чарли его, наверное, действительно сильно замаранный «хвост», пообещав в случае неудачи сдать Чарли Беляуэра Интерполу...
Но это была хоть и впечатляющая, но всего лишь игра на публику.
Подлинный же организаторский талант Отто Фриша дал ему возможность создать блистательно отлаженный международный гангстерский синдикат с филиалами чуть ли не во всех цивилизованных странах. Где на Фриша безукоризненно работали сотни мерзавцев самой высокой квалификации. Такие, как... Чарли Беляуэр – он же Фархад Беляллитдин.
Да, да! Это Фриш когда-то уберег Чарли от смертельной инъекции в федеральной тюрьме Оклахомы...
Это Фриш, зная, что некогда Чарли плавал механиком, внедрил его в судовладельческую компанию с «ближневосточной ориентацией».
Это Фриш приставил Чарли к Стенли Уоррену – профессиональному моряку, чтобы тот в решительный момент не наделал бы, с точки зрения Фриша, каких-нибудь сентиментальных глупостей.
Но об этом никто никогда не должен был знать.
* * *
Впервые в своей жизни Сергей Александрович Мартов сочинял историю по тщательно собранным документам, многочисленным интервью с профессионалами в любой интересующей его области – будь это судовождение, бизнес, работа международной криминальной полиции, старые, рассекреченные записи интерполовских «прослушек», врачебные консультации...А еще он широко пользовался огромным количеством иконографического материала, блужданиями по Интернету и собственными дотошными, многочасовыми диктофонными записями бесед под все мыслимые алкогольные напитки, с закусками и без, с самыми настоящими очевидцами и участниками событий четырехлетней давности.
Единственное, чего ему не хватало для легкости сочинительства, – это, конечно же, собственного участия в том самом рейсе. Ах, как это облегчило бы ему работу!
Мартов вообще считал, что сценарист, литератор, обязан знать о предмете или ситуации, которые он пытается описать, вдесятеро больше, чем потом появится на его авторских страничках. Только в этом случае «человек сочиняющий» абсолютно свободен... Ему ни черта не нужно высасывать из пальца, подменяя свое незнание предмета вязью окололитературных необязательностей. Перед ним возникает та широта выбора, которая раскрепощает его и рождает радостный полет фантазии и воображения.
Мало ли случаев знает история писательского ремесла, когда вот этот пресловутый «полет» потом оказывался предугаданной и предвосхищенной реальностью! Или просто – лучшими строками в уже законченной вещи...
... Мартов подумал, что до конца этой истории еще очень далеко, и стал внимательно разглядывать свою обычную любительскую географическую карту, на которую он собственноручно и очень приблизительно тонким красным фломастером перенес из настоящих мореходных штурманских карт тот маршрут «Федора Достоевского».
Очень Сергей Николаевич огорчался, что не в силах воспользоваться целым рядом чисто технических деталей и подробностей, которые наверняка смогли бы украсить его повествование! Но из боязни наделать ошибок, так легко разрушающих уже созданную в читателях иллюзию достоверности, Мартов даже и не пытался вторгаться в область неведомого.
«Боже, как много воды!..» – подумал Мартов, глядя на карту.
И не в силах оторвать глаз от голубых бумажно-океанских просторов, попытался представить себе, как совсем не в ангельско-голубых, а в тревожных черно-зеленых водах с проседью пенных гребней рассыпающихся и неумолимо вновь возникающих волн движется этот двухсотметровый Ноев ковчег, внутри которого копошатся девятьсот человеческих жизней...
* * *
На мостике шла обычная ходовая вахта.До самого горизонта не было ни одного судна. Ручки машинных телеграфов стояли на рисках «Полный вперед».
Кроме вахтенного третьего помощника и рулевого, на мостике стоял старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов, и неслышно двигался по мостику матрос-уборщик, протирая мягкой тряпкой стекла приборов.
Не отводя глаз от дисплея локатора, третий помощник срывающимся от злости голосом говорил:
– А теща, сучья лапа, купила в детскую какие-то китайские обои с тиграми, втюхала в них хрен знает сколько бабок, сама, дура, поклеила их вкривь и вкось, и это называется – она деньги экономила, падла!.. Причем я ей сто раз говорил: «Погодите, мамочка... Вот я приду из рейса, найму кого надо, и все будет в лучшем виде...» Так нет же, блядь! Как была с первого дня стервой, так за семь лет и не изменилась, сука... Лишь бы по-ейному было! А то, что ребенок из-за этих гребаных обоев теперь к себе в детскую заходить боится, так это ей, старой грымзе, до фонаря... Извиняюсь.
Старпом Петр Васильевич слегка отодвинул плечом третьего помощника, тоже заглянул в дисплей локатора и снова уступил место третьему. Поднял бинокль к глазам и пробормотал, внимательно вглядываясь в горизонт:
– Берег, будь он неладен... Все ждем, ждем, а придешь – и словно мордой об стол... Собрали все, что за тридцать лет наплавал, у сестры перехватил в долгую рассрочку – квартиру в Лисьем Носу купили. А нашу, старую двухкомнатную хрущевку у Политехнического, дочке оставили. Так в новой – за тяжкие тысячи этих у.е., мать их в душу, – паркет вздулся, двери наперекосяк, рамы не закрываются, ветер с залива свищет... А мамаше моей – семьдесят семь. Не дай Бог прохватит. Воспаление легких и... С кого спросишь?..