Страница:
– Поконкретней нельзя? – спросил майор Строг.
– Отчего же? Охотно. Пока мне неизвестно, что именно, какие конкретно факторы дали толчок этому нарождающемуся процессу, для уточнения пока не хватает данных, и нужно время, сами понимаете, но факты существуют и они неоспоримы. Что мы имеем?
– Или нас? – негромко, «в сторону», проговорил Густав, теперь принявшийся рассматривать свои ногти.
И Винер подхватил реплику.
– Вот именно! Явно прослеживается обратная связь! Да просто не может быть иначе. Для исследователя это, конечно, подарок, но для… м-м… человека… Знаете, я отчего-то боюсь. Пусть это и не красит меня в глазах военных, героев, так сказать, по определению, в силу профессии, но мне ей-богу не по себе. Пропадают люди! Сколько уже за последние дни?!
– Пятеро, – сурово объявил майор Тауберг, у которого учет всего и вся был круто поставлен. – И еще животные.
– Не многовато ли? Всего-то за три дня? Не удивлюсь, если в очень скором времени мы подвергнемся самому настоящему нападению. Если угодно, штурму.
– Вы это серьезно? – поинтересовался Строг.
– А вы полагаете, я шучу?
– Надеюсь, у вас есть соответствующие расчеты, способные подкрепить данные выводы. Я имею в виду, неопровержимо, со всеми выкладками и доказательствами, – спросил полковник, всем своим видом давая понять, что к данному вопросу лично он относится более чем серьезно.
– Будут. Будут в самое ближайшее время. Можете в этом не сомневаться.
– Хорошо. Еще есть мнения?
– Вопрос, если разрешите, – сказал Берг.
– Прошу.
– Получается, что нам нужно переходить к обороне?
Кинг кивнул. Не то потому, что вопрос услышал и понял, не то благодаря за него.
– Мне здесь не нужно панических настроений. Ни под каким видом. Мы солдаты или кто? Девки придорожные? У которых от каждой полицейской облавы происходит неконтролируемое мочеиспускание. Так вот! Распускаться не надо! Прогноз прогнозом, а служба службой. Устав для нас еще никто не отменял. Или кому-то кажется иначе?
Он оглядел присутствующих. Иначе никому не казалось. По крайней мере никто об этом вслух не заявил. И это правильно.
– Слушайте приказ. Организовать усиленное патрулирование в километровой зоне вокруг базы в светлое время суток. Четыре конных патруля. Провести соответствующее инструктирование. Ответственный – майор Строг. – Строг вскочил, вытянувшись в струну. – Кстати, объявляю вам выговор с занесением в личное дело за немотивированные потери личного состава во время проведения поисковой операции. Предупреждаю! Еще что-либо подобное, последует понижение в звании, а то и… Ну, не мне вам рассказывать. Сами должны знать. Второе. Сядьте уже. – Это майору. – Организовать круглосуточный патруль на территории базы. Я подчеркиваю – круглосуточный! А то тут у нас капралы пропадают как в… Пропадают, в общем. Ни в какие ворота! Мы тут что, на даче у тещи? Так вот, напоминаю, до тещ далеко. Считайте, что мы на войне. И точка! Усиленный режим караульной службы. Провести разъяснительную работу среди личного состава. И – контроль! Контроль всему голова. Особенно в нашей здесь ситуации. Третье. Срочно проверить работу периферийных систем контроля и наблюдения. Протестировать спутники. Словом, готовность номер один. А вас, профессор, я настоятельно попрошу продолжить исследования. Сами сказали, что для нас они жизненно необходимы.
– Я постараюсь, – сказал Винер.
– Да уж, хорошенько постарайтесь. А всем присутствующим напоминаю, что все мы здесь для того, чтобы помогать профессору в его исследованиях. В последнее время, кажется, некоторые об этом почему-то забыли. Теперь еще одно. Майору Таубергу к полудню организовать приемку груза с орбиты. Особое внимание на оформление приемо-сдаточной документации. Не хватало мне еще нареканий из министерства. Всё. Если нет вопросов, то совещание закрыто. Все свободны, майор Строг попрошу задержитесь.
Через минуту, когда дверь за Таубергом, выходившим последним, закрылась, полковник кивком показал на стул рядом с собой.
– Давай поближе.
Тот, стараясь скрыть облегчение, перебрался на указанное место.
– Вот что. Пока эти умники пишут свои формулы, мы должны действовать. Не нравятся мне эти пропажи моих людей. Очень сильно не нравятся. И особенно людоедство. Ты уверен, что ничего с ним не напутал?
– Это невозможно. К тому же анализы…
– Знаю, – оборвал полковник. Немного помолчал и сказал, переходя на доверительный тон. – Нужно подготовить новый рейд. Суток на трое, не меньше.
– Без поддержки с воздуха, боюсь, столько в поле не продержаться.
– Пропажа людей не шутка. Так что будет тебе поддержка. Самая активная. Ты же не считаешь, будто я хочу отдать тебя на растерзание дикарям. Хотя, если опасаешься, не буду возражать, если командовать отрядом станет Берг. Он способный малый, чувствует перспективу.
– Не надо, я сам. Только вот эти отключенные коммуникаторы… Беспокоят они меня. Они что, сами их отключили? Зачем?
– Да уж, наших тещ поблизости не наблюдается, – несколько витиевато согласился полковник. – Хотя, с другой стороны, они могли попасть в зону электромагнитной аномалии, где приборы не действуют. Другое дело, что зоны такого размера и мощности в тех местах не зафиксировано. Но это надо еще проверить. А еще этот лаз. Как он тебе? Ведь рыть его нашим вроде как нет смысла. Куда тут бегать-то?
– Может, нашел кто-то поблизости укромное местечко, ну и бегает туда, консервы выпить или подрочить власть. Или, скажем, коноплю потихоньку выращивает. Много ли ума надо, чтобы привезти с собой щепотку семян? Плевое дело. Я пошарю там. Мало ли что.
– Берг шарил уже, ничего не нашел. Но попробуй, не повредит. Но не отвлекайся от главного. Надо расшевелить этих обезьян. И очень хотелось бы найти наших парней. Особенно тренера. Столько его ждали, и вот пожалуйста. Словом, я на тебя рассчитываю. Только вот знаешь что?
– Что?
– Вдруг эту дыру копали не отсюда, а оттуда?
– Как это? – удивился майор.
– А так!
– Мать твою…
– Вот тебе и мать. В общем, дуй туда и обнюхай каждый клочок. И сразу мне докладывай. Сразу!
– Есть! – вскочил взволнованный Строг, при этом едва не опрокинув стул, на котором сидел. – Разрешите выполнять?
– Действуй.
Уже через час база зажила новой жизнью; вышедшие с совещания командиры дали новый импульс в виде ругани и приказов, вводя личный состав в состояние повышенного оживления, которое всегда наступает перед начальственной проверкой.
5.
– Отчего же? Охотно. Пока мне неизвестно, что именно, какие конкретно факторы дали толчок этому нарождающемуся процессу, для уточнения пока не хватает данных, и нужно время, сами понимаете, но факты существуют и они неоспоримы. Что мы имеем?
– Или нас? – негромко, «в сторону», проговорил Густав, теперь принявшийся рассматривать свои ногти.
И Винер подхватил реплику.
– Вот именно! Явно прослеживается обратная связь! Да просто не может быть иначе. Для исследователя это, конечно, подарок, но для… м-м… человека… Знаете, я отчего-то боюсь. Пусть это и не красит меня в глазах военных, героев, так сказать, по определению, в силу профессии, но мне ей-богу не по себе. Пропадают люди! Сколько уже за последние дни?!
– Пятеро, – сурово объявил майор Тауберг, у которого учет всего и вся был круто поставлен. – И еще животные.
– Не многовато ли? Всего-то за три дня? Не удивлюсь, если в очень скором времени мы подвергнемся самому настоящему нападению. Если угодно, штурму.
– Вы это серьезно? – поинтересовался Строг.
– А вы полагаете, я шучу?
– Надеюсь, у вас есть соответствующие расчеты, способные подкрепить данные выводы. Я имею в виду, неопровержимо, со всеми выкладками и доказательствами, – спросил полковник, всем своим видом давая понять, что к данному вопросу лично он относится более чем серьезно.
– Будут. Будут в самое ближайшее время. Можете в этом не сомневаться.
– Хорошо. Еще есть мнения?
– Вопрос, если разрешите, – сказал Берг.
– Прошу.
– Получается, что нам нужно переходить к обороне?
Кинг кивнул. Не то потому, что вопрос услышал и понял, не то благодаря за него.
– Мне здесь не нужно панических настроений. Ни под каким видом. Мы солдаты или кто? Девки придорожные? У которых от каждой полицейской облавы происходит неконтролируемое мочеиспускание. Так вот! Распускаться не надо! Прогноз прогнозом, а служба службой. Устав для нас еще никто не отменял. Или кому-то кажется иначе?
Он оглядел присутствующих. Иначе никому не казалось. По крайней мере никто об этом вслух не заявил. И это правильно.
– Слушайте приказ. Организовать усиленное патрулирование в километровой зоне вокруг базы в светлое время суток. Четыре конных патруля. Провести соответствующее инструктирование. Ответственный – майор Строг. – Строг вскочил, вытянувшись в струну. – Кстати, объявляю вам выговор с занесением в личное дело за немотивированные потери личного состава во время проведения поисковой операции. Предупреждаю! Еще что-либо подобное, последует понижение в звании, а то и… Ну, не мне вам рассказывать. Сами должны знать. Второе. Сядьте уже. – Это майору. – Организовать круглосуточный патруль на территории базы. Я подчеркиваю – круглосуточный! А то тут у нас капралы пропадают как в… Пропадают, в общем. Ни в какие ворота! Мы тут что, на даче у тещи? Так вот, напоминаю, до тещ далеко. Считайте, что мы на войне. И точка! Усиленный режим караульной службы. Провести разъяснительную работу среди личного состава. И – контроль! Контроль всему голова. Особенно в нашей здесь ситуации. Третье. Срочно проверить работу периферийных систем контроля и наблюдения. Протестировать спутники. Словом, готовность номер один. А вас, профессор, я настоятельно попрошу продолжить исследования. Сами сказали, что для нас они жизненно необходимы.
– Я постараюсь, – сказал Винер.
– Да уж, хорошенько постарайтесь. А всем присутствующим напоминаю, что все мы здесь для того, чтобы помогать профессору в его исследованиях. В последнее время, кажется, некоторые об этом почему-то забыли. Теперь еще одно. Майору Таубергу к полудню организовать приемку груза с орбиты. Особое внимание на оформление приемо-сдаточной документации. Не хватало мне еще нареканий из министерства. Всё. Если нет вопросов, то совещание закрыто. Все свободны, майор Строг попрошу задержитесь.
Через минуту, когда дверь за Таубергом, выходившим последним, закрылась, полковник кивком показал на стул рядом с собой.
– Давай поближе.
Тот, стараясь скрыть облегчение, перебрался на указанное место.
– Вот что. Пока эти умники пишут свои формулы, мы должны действовать. Не нравятся мне эти пропажи моих людей. Очень сильно не нравятся. И особенно людоедство. Ты уверен, что ничего с ним не напутал?
– Это невозможно. К тому же анализы…
– Знаю, – оборвал полковник. Немного помолчал и сказал, переходя на доверительный тон. – Нужно подготовить новый рейд. Суток на трое, не меньше.
– Без поддержки с воздуха, боюсь, столько в поле не продержаться.
– Пропажа людей не шутка. Так что будет тебе поддержка. Самая активная. Ты же не считаешь, будто я хочу отдать тебя на растерзание дикарям. Хотя, если опасаешься, не буду возражать, если командовать отрядом станет Берг. Он способный малый, чувствует перспективу.
– Не надо, я сам. Только вот эти отключенные коммуникаторы… Беспокоят они меня. Они что, сами их отключили? Зачем?
– Да уж, наших тещ поблизости не наблюдается, – несколько витиевато согласился полковник. – Хотя, с другой стороны, они могли попасть в зону электромагнитной аномалии, где приборы не действуют. Другое дело, что зоны такого размера и мощности в тех местах не зафиксировано. Но это надо еще проверить. А еще этот лаз. Как он тебе? Ведь рыть его нашим вроде как нет смысла. Куда тут бегать-то?
– Может, нашел кто-то поблизости укромное местечко, ну и бегает туда, консервы выпить или подрочить власть. Или, скажем, коноплю потихоньку выращивает. Много ли ума надо, чтобы привезти с собой щепотку семян? Плевое дело. Я пошарю там. Мало ли что.
– Берг шарил уже, ничего не нашел. Но попробуй, не повредит. Но не отвлекайся от главного. Надо расшевелить этих обезьян. И очень хотелось бы найти наших парней. Особенно тренера. Столько его ждали, и вот пожалуйста. Словом, я на тебя рассчитываю. Только вот знаешь что?
– Что?
– Вдруг эту дыру копали не отсюда, а оттуда?
– Как это? – удивился майор.
– А так!
– Мать твою…
– Вот тебе и мать. В общем, дуй туда и обнюхай каждый клочок. И сразу мне докладывай. Сразу!
– Есть! – вскочил взволнованный Строг, при этом едва не опрокинув стул, на котором сидел. – Разрешите выполнять?
– Действуй.
Уже через час база зажила новой жизнью; вышедшие с совещания командиры дали новый импульс в виде ругани и приказов, вводя личный состав в состояние повышенного оживления, которое всегда наступает перед начальственной проверкой.
5.
От тихого лесного озера, по прикидкам Макса, отъехали недалеко, от силы километров на десять. Двигаясь по лесу, частенько меняли направление, порой даже казалось, что едут в обратную сторону, и вообще не понятно, как они тут, в лесу, ориентируются. Похожие одно на другое деревья, солнца почти не видно за сомкнутыми высоко над головой кронами деревьев, все однообразное, без хорошо заметных ориентиров. Уже минут через пятнадцать Макс засомневался, сможет ли он найти дорогу обратно, а через час стал полностью уверен, что в одиночку ему из этих мест не выбраться.
Всю дорогу говорун не желал вступать в разговор, ссылаясь на потом. При этом остальные аборигены относились к пленникам без очевидной злобы, чем несколько успокоили Чемпиона, хотя о каком спокойствии можно говорить в таком положении? Смешно.
Что радовало или, по крайней мере, внушало некоторую уверенность, так это восстановившийся контакт с животинкой. Камил перестал восприниматься как ледяная, бесчувственная глыба, он снова стал живым и даже, кажется, более отзывчивым. Макс, решивший не предаваться бесплодному отчаянию, решил попробовать установить новый, более осмысленный контакт с массипо. Если эти парни могут заставить животных подчиняться с помощью телепатии, то почему он не может? К тому же в свое время у него имелись кое-какие соображения по этому поводу, он даже проводил небольшие эксперименты, правда, не афишируя их. Впрочем, результаты его тогдашних усилий трудно было назвать очень уж успешными.
Его нынешнюю попытку воздействовать на Камила говорун прервал в самом начале.
«Сейчас не время для этого. Потом потренируешься».
Что ж, в его ситуации это «потом» выглядит вполне обнадеживающе, поэтому Макс предался наблюдением, хотя смотреть особо было не на что. Деревья, кустарник, трава, мелкие зверюшки шныряют в листве, какие-то птицы кричат, иногда встречаются небольшие поляны-проплешины, которые аборигены почему-то старательно обходили. Догадываются о спутнике? Все же это чересчур. В очередной раз, когда сбоку за деревьями показалась очередная прогалина, решился на вопрос.
– Почему туда не выезжаем? – показал он на просвет.
«Болото», – коротко прокомментировал говорун.
Поэтому Макс удивился, когда они, продравшись сквозь кустарник с цепкими колючками, выехали на полянку, посреди которой оказалось некое каменное сооружение, не то часовня, не то хижина отшельника-одиночки; на большее из-за своих размеров оно не тянуло.
Массипо один за другим опустились на колени и аборигены спешились, Макс вслед за ними, хотя нужды в этом не видел. Ну, хотят помолиться, так он-то здесь причем? Скорее помеха. Но когда со спины опустившейся на землю животинки сняли раненого, заволновался. Черт их знает, может они жертву тут собираются приносить? С них станется. Ведь говорили же… Прочь, не думать об этом.
Говорун, стоявший у темного провала входа, на котором не имелось двери, обернулся к Максу.
«Иди за мной».
Спорить не приходилось.
Уже находясь в шаге от темного прямоугольника неправильной формы, из которого тянуло сыростью, Макс оглянулся, ища подсказки или какого намека на лицах аборигенов, оставшихся на полянке. На него никто не обращал внимания, а трое, в том числе одна женщина, так вообще уходили прочь, судя по уверенности движений, с какой-то конкретной целью.
Шагнув внутрь, он сначала ничего не увидел. Полумрак и сырость, свойственные склепу, мешали восприятию.
– Что здесь? – унимая дрожь, спросил он.
«Подожди. Скоро глаза привыкнут. Стой на месте».
Предупреждение было не лишним, потому что единственным желанием Макса было рвануть отсюда на белый свет. Там, снаружи, тепло, сухо и светло. Здесь же – самый натуральный склеп. Или они решили его познакомить со своим божеством? Вроде как в свою веру склонить. Так хотя бы свечку дали, что ли.
Холод проникал даже под комбез, хотя, по идее, такого не могло быть. Тот должен поддерживать температуру внутри, не давая – в известных пределах, конечно, – проникнуть ни жаре, ни холоду. Впрочем, намокать он вроде как тоже не должен.
Наконец его глаза привыкли к полумраку, и он различил какую-то конструкцию в центре, здорово смахивающию на гильотину. Та-ак, началось. Макс резко отступил назад, лопатками вжимаясь в стену, от которой несло холодом.
«Видишь?»
– Это что такое?
«Дай руку».
– Зачем еще?
«Я тебе покажу. Иначе испугаешься».
– Не испугаюсь.
«Тогда пошли. Держись рядом».
Говорун шагнул первым к П-образной каменной кладке. Макс, поколебавшись – а вдруг?! – за ним. От стены до этой штуки шага три от силы. Он припомнил выражение «идти на Голгофу». Это, кажется, означает, что идти приходится туда, где, как ты твердо знаешь, тебя ждут крупные неприятности. И идти страшно, и не идти нельзя.
Справа, в светлом проеме, что-то мелькнуло, и Макс, замерев, обернулся. Никого не видно. Сердце колотилось, кажется, прямо в глотке, мешая дыханию, ставшему прерывистым и коротким. Напугали, заразы.
Шагнув вслед за говоруном, он оказался под аркой. Теперь стало понятно, что вся эта конструкция всего лишь колодец. Наверху блок с намотанной на него веревкой, которая спускается в дыру, обложенную неровными каменными плитами. Странно только, что у этого колодца нет какого-нибудь бордюра либо заграждения. Так ведь и свалиться недолго, особенно в потемках. Да и дыра весьма внушительная, метра два в поперечнике.
Только на кой дьявол такой колодец посреди леса?!
И веревка толстая, скорее даже канат.
– Это что? – неожиданно громко, так, что даже чуть испугался, спросил он.
«Не кричи тут. Выйдем».
Лучшего предложения за последнее время Макс не слышал, потому воспользовался им немедленно и даже поспешно. Место это выглядело настолько мрачно и даже опасно, что покинуть его, сбежать, не казалось позорным. Уж лучше в лес, чем тут, где в сырости и каменных щелях может быть все, что угодно, от противных мокриц до смертельно опасных змей. Впрочем, дыра, уходящая вглубь, источала не меньшую опасность.
Выскочив наружу первым, ощутил обвалившееся на него тепло и, главное, свет. Нет, он никогда не был сторонником всякой мистики, никогда не стремился лазить по подвалам и катакомбах, да и, честно говоря, не было их в его детстве. Его стихии простор и скорость, а не это вот, не склепы. Он вообще не любил маленьких помещений, делая исключения только в конюшнях, где теснота компенсировалась родными запахами, напоминающими о просторах.
Он, не снижая скорости, пошел к раненому солдату, лежащему на земле с закрытыми глазами. Спит? Макс с испугу так много накачал ему всяких лекарств, что тот мог и отравиться ими.
– Ты как? – спросил он, опускаясь рядом с ним на колени, с удовольствием чувствуя при этом ладонью тепло, исходящее от земли, и запах травы.
– Терпимо пока, – сказал раненый, открывая глаза. – Куда они нас тащат? Может, на базу?
– Может быть, – легко соврал Макс. – Только не сейчас. Позже. Болит?
– Да не особо. Так, тянет. Кайфу ты мне натолкал нормально. Слушай, а может они того?
– Что?
– Ну, на выкуп какой согласятся или как. Пообещать им чего-нибудь. Я не знаю.
– Посмотрим. Тебе нельзя сейчас много говорить. Я попробую.
Странно, но мысль о выкупе или другого вида сделке отчего не приходила Максу в голову.
– Ты, я чую, уже с ними базаришь, а?
– Пытаюсь, – уклонился от честного ответа Макс.
Это «базаришь» его резануло. Навидался он таких, крутых и косящих под них. Истеричных и зачастую глупых, а уж жадных – всегда. Еще когда он только становился жокером, его предупредил хозяин конюшни, что, если только заметит контакт с подобной публикой, то сразу оправит за ворота. Позже он не раз имел возможность убедиться в справедливости такого рода предупреждения. К счастью, на чужих примерах. Поэтому он не стал откровенничать. Успеется.
Хотел уже подняться с травы, но раненый задержал, схватив за рукав.
– Слышь, Чемпион, а они нас не того, а? В смысле, не сожрут?
– С чего ты взял?
– Ну так говорили же. Булыгу-то они вроде – ам сделали.
– Не слыхал, – ответил Макс и поспешил подняться.
Однако, приблатненный Густав или нет, а держаться им все равно нужно вместе. Оглянувшись, он заметил, что массипо на полянке стало меньше, и как раз один из них в этот самый момент продирался сквозь кусты, уходя прочь, при этом складывалось такое впечатление, что аборигенам на это наплевать. Они занимались своими делами и совсем не обращали внимания на животных.
Найдя взглядом говоруна, подошел к нему.
– Массипо уходят.
«Они нам больше не нужны», – последовал ответ.
– Мы что, здесь останемся?
«Да нет, уйдем к себе».
– Куда?
«Увидишь».
– Это что, недалеко?
«Наоборот, очень далеко».
– Тогда я не понимаю.
«Потерпи».
Ясности эти ответы не прибавили. Какой смысл отпускать массипо, если им еще далеко добираться? Или это в иносказательном смысле? Может, эта дыра, из которой несет сыростью, у них что-то вроде жертвенного алтаря, куда сбрасывают обреченных, как это проделывали индейцы Южной Америки до открытия ее Колумбом? Но все равно, зачем отпускать животных? Или аборигены тоже собираются в колодец? Только не похожи они на самоубийц. Вон женщины и еду раскладывают. Последний пир? Как это? Тризна? Поминки по самим себе?
«Пойдем, поедим перед дорогой», – прозвучало предложение говоруна, сопровожденное красноречивым приглашающим жестом.
Макс согласно кивнул и двинулся следом, уже издали изучая «стол». Какие-то плоды, серые бесформенные катыши неизвестно чего, куски, даже, точнее, порезанные мясные ленты. Аппетитным все это назвать можно было с трудом, скорее, лишь из вежливости. Кое-кто из аборигенов тоже потянулся к еде, тогда как другие не то игнорировали, не то ждали своей очереди, занимаясь своими делами. Так двое рубили тесаками молодые кусты и бросали срубленное поверх других, нетронутых. Наверное, так они не давали зарасти поляне, одновременно делая проход к ней менее проходимым.
Вдруг, вспомнив, Макс остановился, не дойдя до «стола» пары шагов.
– А как же он? – спросил, имея в виду раненого.
«Можешь отнести ему, если хочешь».
Интересная постановка вопроса.
Взяв с тряпки какой-то плод и кусок жесткого на ощупь мяса, понес все это Георгу, следившему за его передвижениями. Наверное, его выглядящие со стороны безответными вопросы и реплики представляются тому диковато. Надо бы объяснить, но не сейчас, потом, решил Макс.
– На, пожуй.
– А чего это такое?
– Еда. Тебе сейчас нужно восстанавливать силы, так что ешь.
– Что-то неохота мне это жрать. Дрянь какая-то. Еще отравят.
– Вряд ли. Разве что поначалу пронесет пару раз. Так что давай, привыкай.
– Ты чего сказать этим хочешь? Что значит привыкать?
Парень начинал действовать на нервы. Правда тупой или так, характер показывает?
– А ты что думаешь, тебя на базу везут? Или к теще в гости? – раздражаясь, спросил Макс, сам того не зная, что использовал один из любимых оборотов Кинга. – Ну?
– Ладно, давай.
Через минуту Макс, глядя, как энергично работает челюстями раненый, убедился, что угощение съедобно. Хотя, понятное дело, от кишечных расстройств это не гарантировало. Но, похоже, что привыкать стоит и ему. Так что рискнуть здоровьем придется.
Говорун, сидевший на корточках и откусывающий от бесформенного нечто, жестом показал ему на место возле себя, не став утруждать себя вторжением в мозг пленника.
В сущности, есть не очень-то и хотелось, но Макс решил не отказываться; кто знает, когда ему снова предложат. Ведь пленный почти тот же раб и так же зависит от хозяев, особенно на первых порах. Да и рассмотреть аборигенов поближе, лицом к лицу, тоже было небезинтересно.
Но ни еде, ни наблюдениям долго придаваться не пришлось. В одно мгновение что-то неуловимо поменялось, встревоженные аборигены вскочили на ноги, хватаясь за свои тесаки.
– Что? – встрепенулся и Макс, вначале подумавший, что это он, сам тоже не желая, стал причиной этой вспышки агрессии.
В ответ последовал непонятный набор звуков, в котором отчетливо угадывалась лишь тревога.
– Не понял.
«Хищник. Напал на массипо».
– И что теперь делать?
«Ничего не сделаешь. Все кончено. Надо заканчивать и уходить. Ты поел?».
– В общем, да, – ответил, что б не обидеть. Попробованное им совсем не тянуло на звание гастрономических шедевров. – Куда уходить будем?
«Туда».
И говорун указал на каменное сооружение, где они недавно были с экскурсией. Черт возьми, они что, живут под землей? Макс вгляделся в их лица. Нормальные, в меру загорелые, совсем не похожие на бледные лики, не видящие солнечного света. Может, это что-то типа разведчиков? Время от времени выходят на поверхность, делают тут свои дела, например, охотятся, а остальные в это время ждут их там, в подземелье. Только зачем? Нет никакой видимой причины, почему бы им не жить наверху. Да и в отчетах говорится, что их разрозненные племена бродят и тут, и там.
Словом, лезть вниз Максу не хотелось совершенно.
А между тем двое аборигенов скрылись в сооружении, прихватив с собой пучки веток. Вскоре в темном проеме замелькали световые пятна. Потом еще двое, с поклажей в руках.
Преодолев понятный трепет, Макс решился собственными глазами посмотреть, что же там происходит. Хотя бы снаружи. Как оказалось, снаружи ничего не видно, кроме того, что один абориген стоит с факелом в руке, а второй что-то там крутит внутри каменного устройства. Пришлось войти внутрь. На него посмотрели – тот, что с факелом, – но и только. Оказалось, второй крутит ворот, с которого разматывается веревка. Простейшее устройство, схожее с колодезным, служит подъемником.
Макс, несколько успокоенный, вышел наружу. Ну ладно, подъемник, это еще куда ни шло.
– Послушай, – обратился он к говоруну. – среди вещей, которые вы у нас забрали, есть фонари.
«Что это?».
– Чтобы светить. Не факелом, – он поднял руку, будто держал факел, – а вот так, электричеством.
«Ты мне такое не показывал», – нахмурился говорун.
– Все правильно. Он не отдельно. Встроен в рукоятку ножа.
«Зачем тебе нож?»
– Мне не нужен нож. Но тебе будет удобнее пользоваться фонарем, чем факелом. Давай покажу.
Говорун ответил не сразу. Некоторое он время не то думал, не то, что скорее всего, советовался.
«Я дам тебе твой нож. Здесь. Покажи мне, как им пользоваться.»
Больше он ничего не добавил, но и так все ясно, потому что вместе с женщиной, принесшей узел с вещами пленных, к ним подошел и еще один абориген весьма внушительного сложения. Этот служил живым предупреждением от попыток совершать так называемые необдуманные действия.
Макс, стараясь не делать резких движений, извлек из кучи вещей штатный десантный нож и, не вынимая его из ножен, повернул ободок на рукоятке. Из оголовка вырвался яркий луч света, видный даже здесь, на полянке.
– Вот, – он перевел луч сначала на стволы деревьев, а потом и внутрь строения, С расстояния метров в десять на его внутренней стене появился хорошо очерченный светлый круг. – Понятно? Вот так выключать, так включать, так опять выключать, – продемонстрировал он. – Удобно.
При этом он не стал выкладывать всех знаний, полученных во время ускоренного курса подготовки выживания на неосвоенных планетах, включая нормативы пользования штатными элементами снаряжения. Он просто «забыл» о некоторых функциях, которые имеет современный универсальный нож космического десантника.
«Хорошо».
– На, держи, – протянул он нож говоруну.
Тот взял его и опустил за пазуху. При этом, как показалось Максу, слегка улыбнулся.
Подъемник оказался чем-то вроде широкой плоской корзины, сплетенной из длинных веток или лиан. Опускали по двое, причем те, кто должны были опускаться следующими, обеспечивали спуск предыдущих, так что и Максу пришлось постоять у ворота.
Его опускали на пару с говоруном. Видно, по каким-то причинам тот оказался в качестве его постоянного сопровождающего.
Колодец оказался почти идеальной прямоугольной формы, при этом поначалу Макса больше всего поразило то, что по одной его стенке вбиты металлические скобы-ступеньки. Правда, чтобы спуститься по ним на глубину не меньше пятидесяти метров, как весьма приблизительно позже прикинул Макс, нужно обладать немалой силой и ловкостью.
От самого верха стенки колодца выложены природным необработанным камнем, напоминающем древнюю брусчатку, во множестве поросшим мхом, в котором время от времени мелькали мелкие насекомые и, если Макс не ошибся, твари вроде ящериц. То есть создано это не вчера и даже не пять лет назад.
– Кто это сделал?
«Ты говоришь про спуск?»
– Конечно.
«Давно уже. Наши… Я не знаю слова. Не отцы…»
– Предки, – подсказал Макс. – Отцы ваших отцов и еще несколько раз так же. Может быть очень много раз.
«Тогда предки».
– Это же тяжелая работа, такую шахту сделать. Тут что-то добывали?
«Не очень тяжелая, если копать снизу».
– Как это снизу?
«Так удобно. Не надо землю доставать. Там река внизу. Пробиваешь, земля падает вниз, вода смывает. Удобно».
– А зачем это? То есть я не понимаю. Откуда снизу-то?! – продолжал допытываться Макс, пользуясь возможностью.
Наедине говорун оказался куда более разговорчив. Впрочем, не исключено, что этим он просто маскировал свой страх. Максу, например, тоже было не по себе, когда луч фонаря высветил глубину этой рукотворной дыры. Дна ее видно не было.
«Оттуда снизу», – показал говорун пальцем в хлипкий пол корзины.
– Откуда там твои предки взялись-то? Жили там или что? Или работали? Застряли, может.
«Работали. Так правильно. Чтобы прорыть ходы».
– Не понимаю.
«Сейчас попробую. Ты… Внимание приготовь».
Как его готовить, это самое внимание, Макс не имел ни малейшего понятия. Но заткнулся и как сумел сосредоточился. Примерно так, как артист дешевого балагана, что так любят жители больших городов, набычивается перед тем, как ему из-под купола упадет на бритую глупую голову кирпич, и хорошо, если бутафорский.
Наверное, он очень правильно набычился, потому что перед его глазами разом появилась… Ну, картинка не картинка, а, в общем, некое изображение, сильно смахивающее на проекцию с заезженного, да еще и побывавшего под жестким облучением видеоносителя.
Сначала видно было только шевеление. Что-то или кто-то проделывал некую работу, монотонную и, видимо, тяжелую. Движения и их суть приходилось больше угадывать, чем рассматривать. А потом…
Может, Макс пригляделся, подстроился, а может «проектор» наладил резкость, но видно стало очень отчетливо. До деталей.
Всю дорогу говорун не желал вступать в разговор, ссылаясь на потом. При этом остальные аборигены относились к пленникам без очевидной злобы, чем несколько успокоили Чемпиона, хотя о каком спокойствии можно говорить в таком положении? Смешно.
Что радовало или, по крайней мере, внушало некоторую уверенность, так это восстановившийся контакт с животинкой. Камил перестал восприниматься как ледяная, бесчувственная глыба, он снова стал живым и даже, кажется, более отзывчивым. Макс, решивший не предаваться бесплодному отчаянию, решил попробовать установить новый, более осмысленный контакт с массипо. Если эти парни могут заставить животных подчиняться с помощью телепатии, то почему он не может? К тому же в свое время у него имелись кое-какие соображения по этому поводу, он даже проводил небольшие эксперименты, правда, не афишируя их. Впрочем, результаты его тогдашних усилий трудно было назвать очень уж успешными.
Его нынешнюю попытку воздействовать на Камила говорун прервал в самом начале.
«Сейчас не время для этого. Потом потренируешься».
Что ж, в его ситуации это «потом» выглядит вполне обнадеживающе, поэтому Макс предался наблюдением, хотя смотреть особо было не на что. Деревья, кустарник, трава, мелкие зверюшки шныряют в листве, какие-то птицы кричат, иногда встречаются небольшие поляны-проплешины, которые аборигены почему-то старательно обходили. Догадываются о спутнике? Все же это чересчур. В очередной раз, когда сбоку за деревьями показалась очередная прогалина, решился на вопрос.
– Почему туда не выезжаем? – показал он на просвет.
«Болото», – коротко прокомментировал говорун.
Поэтому Макс удивился, когда они, продравшись сквозь кустарник с цепкими колючками, выехали на полянку, посреди которой оказалось некое каменное сооружение, не то часовня, не то хижина отшельника-одиночки; на большее из-за своих размеров оно не тянуло.
Массипо один за другим опустились на колени и аборигены спешились, Макс вслед за ними, хотя нужды в этом не видел. Ну, хотят помолиться, так он-то здесь причем? Скорее помеха. Но когда со спины опустившейся на землю животинки сняли раненого, заволновался. Черт их знает, может они жертву тут собираются приносить? С них станется. Ведь говорили же… Прочь, не думать об этом.
Говорун, стоявший у темного провала входа, на котором не имелось двери, обернулся к Максу.
«Иди за мной».
Спорить не приходилось.
Уже находясь в шаге от темного прямоугольника неправильной формы, из которого тянуло сыростью, Макс оглянулся, ища подсказки или какого намека на лицах аборигенов, оставшихся на полянке. На него никто не обращал внимания, а трое, в том числе одна женщина, так вообще уходили прочь, судя по уверенности движений, с какой-то конкретной целью.
Шагнув внутрь, он сначала ничего не увидел. Полумрак и сырость, свойственные склепу, мешали восприятию.
– Что здесь? – унимая дрожь, спросил он.
«Подожди. Скоро глаза привыкнут. Стой на месте».
Предупреждение было не лишним, потому что единственным желанием Макса было рвануть отсюда на белый свет. Там, снаружи, тепло, сухо и светло. Здесь же – самый натуральный склеп. Или они решили его познакомить со своим божеством? Вроде как в свою веру склонить. Так хотя бы свечку дали, что ли.
Холод проникал даже под комбез, хотя, по идее, такого не могло быть. Тот должен поддерживать температуру внутри, не давая – в известных пределах, конечно, – проникнуть ни жаре, ни холоду. Впрочем, намокать он вроде как тоже не должен.
Наконец его глаза привыкли к полумраку, и он различил какую-то конструкцию в центре, здорово смахивающию на гильотину. Та-ак, началось. Макс резко отступил назад, лопатками вжимаясь в стену, от которой несло холодом.
«Видишь?»
– Это что такое?
«Дай руку».
– Зачем еще?
«Я тебе покажу. Иначе испугаешься».
– Не испугаюсь.
«Тогда пошли. Держись рядом».
Говорун шагнул первым к П-образной каменной кладке. Макс, поколебавшись – а вдруг?! – за ним. От стены до этой штуки шага три от силы. Он припомнил выражение «идти на Голгофу». Это, кажется, означает, что идти приходится туда, где, как ты твердо знаешь, тебя ждут крупные неприятности. И идти страшно, и не идти нельзя.
Справа, в светлом проеме, что-то мелькнуло, и Макс, замерев, обернулся. Никого не видно. Сердце колотилось, кажется, прямо в глотке, мешая дыханию, ставшему прерывистым и коротким. Напугали, заразы.
Шагнув вслед за говоруном, он оказался под аркой. Теперь стало понятно, что вся эта конструкция всего лишь колодец. Наверху блок с намотанной на него веревкой, которая спускается в дыру, обложенную неровными каменными плитами. Странно только, что у этого колодца нет какого-нибудь бордюра либо заграждения. Так ведь и свалиться недолго, особенно в потемках. Да и дыра весьма внушительная, метра два в поперечнике.
Только на кой дьявол такой колодец посреди леса?!
И веревка толстая, скорее даже канат.
– Это что? – неожиданно громко, так, что даже чуть испугался, спросил он.
«Не кричи тут. Выйдем».
Лучшего предложения за последнее время Макс не слышал, потому воспользовался им немедленно и даже поспешно. Место это выглядело настолько мрачно и даже опасно, что покинуть его, сбежать, не казалось позорным. Уж лучше в лес, чем тут, где в сырости и каменных щелях может быть все, что угодно, от противных мокриц до смертельно опасных змей. Впрочем, дыра, уходящая вглубь, источала не меньшую опасность.
Выскочив наружу первым, ощутил обвалившееся на него тепло и, главное, свет. Нет, он никогда не был сторонником всякой мистики, никогда не стремился лазить по подвалам и катакомбах, да и, честно говоря, не было их в его детстве. Его стихии простор и скорость, а не это вот, не склепы. Он вообще не любил маленьких помещений, делая исключения только в конюшнях, где теснота компенсировалась родными запахами, напоминающими о просторах.
Он, не снижая скорости, пошел к раненому солдату, лежащему на земле с закрытыми глазами. Спит? Макс с испугу так много накачал ему всяких лекарств, что тот мог и отравиться ими.
– Ты как? – спросил он, опускаясь рядом с ним на колени, с удовольствием чувствуя при этом ладонью тепло, исходящее от земли, и запах травы.
– Терпимо пока, – сказал раненый, открывая глаза. – Куда они нас тащат? Может, на базу?
– Может быть, – легко соврал Макс. – Только не сейчас. Позже. Болит?
– Да не особо. Так, тянет. Кайфу ты мне натолкал нормально. Слушай, а может они того?
– Что?
– Ну, на выкуп какой согласятся или как. Пообещать им чего-нибудь. Я не знаю.
– Посмотрим. Тебе нельзя сейчас много говорить. Я попробую.
Странно, но мысль о выкупе или другого вида сделке отчего не приходила Максу в голову.
– Ты, я чую, уже с ними базаришь, а?
– Пытаюсь, – уклонился от честного ответа Макс.
Это «базаришь» его резануло. Навидался он таких, крутых и косящих под них. Истеричных и зачастую глупых, а уж жадных – всегда. Еще когда он только становился жокером, его предупредил хозяин конюшни, что, если только заметит контакт с подобной публикой, то сразу оправит за ворота. Позже он не раз имел возможность убедиться в справедливости такого рода предупреждения. К счастью, на чужих примерах. Поэтому он не стал откровенничать. Успеется.
Хотел уже подняться с травы, но раненый задержал, схватив за рукав.
– Слышь, Чемпион, а они нас не того, а? В смысле, не сожрут?
– С чего ты взял?
– Ну так говорили же. Булыгу-то они вроде – ам сделали.
– Не слыхал, – ответил Макс и поспешил подняться.
Однако, приблатненный Густав или нет, а держаться им все равно нужно вместе. Оглянувшись, он заметил, что массипо на полянке стало меньше, и как раз один из них в этот самый момент продирался сквозь кусты, уходя прочь, при этом складывалось такое впечатление, что аборигенам на это наплевать. Они занимались своими делами и совсем не обращали внимания на животных.
Найдя взглядом говоруна, подошел к нему.
– Массипо уходят.
«Они нам больше не нужны», – последовал ответ.
– Мы что, здесь останемся?
«Да нет, уйдем к себе».
– Куда?
«Увидишь».
– Это что, недалеко?
«Наоборот, очень далеко».
– Тогда я не понимаю.
«Потерпи».
Ясности эти ответы не прибавили. Какой смысл отпускать массипо, если им еще далеко добираться? Или это в иносказательном смысле? Может, эта дыра, из которой несет сыростью, у них что-то вроде жертвенного алтаря, куда сбрасывают обреченных, как это проделывали индейцы Южной Америки до открытия ее Колумбом? Но все равно, зачем отпускать животных? Или аборигены тоже собираются в колодец? Только не похожи они на самоубийц. Вон женщины и еду раскладывают. Последний пир? Как это? Тризна? Поминки по самим себе?
«Пойдем, поедим перед дорогой», – прозвучало предложение говоруна, сопровожденное красноречивым приглашающим жестом.
Макс согласно кивнул и двинулся следом, уже издали изучая «стол». Какие-то плоды, серые бесформенные катыши неизвестно чего, куски, даже, точнее, порезанные мясные ленты. Аппетитным все это назвать можно было с трудом, скорее, лишь из вежливости. Кое-кто из аборигенов тоже потянулся к еде, тогда как другие не то игнорировали, не то ждали своей очереди, занимаясь своими делами. Так двое рубили тесаками молодые кусты и бросали срубленное поверх других, нетронутых. Наверное, так они не давали зарасти поляне, одновременно делая проход к ней менее проходимым.
Вдруг, вспомнив, Макс остановился, не дойдя до «стола» пары шагов.
– А как же он? – спросил, имея в виду раненого.
«Можешь отнести ему, если хочешь».
Интересная постановка вопроса.
Взяв с тряпки какой-то плод и кусок жесткого на ощупь мяса, понес все это Георгу, следившему за его передвижениями. Наверное, его выглядящие со стороны безответными вопросы и реплики представляются тому диковато. Надо бы объяснить, но не сейчас, потом, решил Макс.
– На, пожуй.
– А чего это такое?
– Еда. Тебе сейчас нужно восстанавливать силы, так что ешь.
– Что-то неохота мне это жрать. Дрянь какая-то. Еще отравят.
– Вряд ли. Разве что поначалу пронесет пару раз. Так что давай, привыкай.
– Ты чего сказать этим хочешь? Что значит привыкать?
Парень начинал действовать на нервы. Правда тупой или так, характер показывает?
– А ты что думаешь, тебя на базу везут? Или к теще в гости? – раздражаясь, спросил Макс, сам того не зная, что использовал один из любимых оборотов Кинга. – Ну?
– Ладно, давай.
Через минуту Макс, глядя, как энергично работает челюстями раненый, убедился, что угощение съедобно. Хотя, понятное дело, от кишечных расстройств это не гарантировало. Но, похоже, что привыкать стоит и ему. Так что рискнуть здоровьем придется.
Говорун, сидевший на корточках и откусывающий от бесформенного нечто, жестом показал ему на место возле себя, не став утруждать себя вторжением в мозг пленника.
В сущности, есть не очень-то и хотелось, но Макс решил не отказываться; кто знает, когда ему снова предложат. Ведь пленный почти тот же раб и так же зависит от хозяев, особенно на первых порах. Да и рассмотреть аборигенов поближе, лицом к лицу, тоже было небезинтересно.
Но ни еде, ни наблюдениям долго придаваться не пришлось. В одно мгновение что-то неуловимо поменялось, встревоженные аборигены вскочили на ноги, хватаясь за свои тесаки.
– Что? – встрепенулся и Макс, вначале подумавший, что это он, сам тоже не желая, стал причиной этой вспышки агрессии.
В ответ последовал непонятный набор звуков, в котором отчетливо угадывалась лишь тревога.
– Не понял.
«Хищник. Напал на массипо».
– И что теперь делать?
«Ничего не сделаешь. Все кончено. Надо заканчивать и уходить. Ты поел?».
– В общем, да, – ответил, что б не обидеть. Попробованное им совсем не тянуло на звание гастрономических шедевров. – Куда уходить будем?
«Туда».
И говорун указал на каменное сооружение, где они недавно были с экскурсией. Черт возьми, они что, живут под землей? Макс вгляделся в их лица. Нормальные, в меру загорелые, совсем не похожие на бледные лики, не видящие солнечного света. Может, это что-то типа разведчиков? Время от времени выходят на поверхность, делают тут свои дела, например, охотятся, а остальные в это время ждут их там, в подземелье. Только зачем? Нет никакой видимой причины, почему бы им не жить наверху. Да и в отчетах говорится, что их разрозненные племена бродят и тут, и там.
Словом, лезть вниз Максу не хотелось совершенно.
А между тем двое аборигенов скрылись в сооружении, прихватив с собой пучки веток. Вскоре в темном проеме замелькали световые пятна. Потом еще двое, с поклажей в руках.
Преодолев понятный трепет, Макс решился собственными глазами посмотреть, что же там происходит. Хотя бы снаружи. Как оказалось, снаружи ничего не видно, кроме того, что один абориген стоит с факелом в руке, а второй что-то там крутит внутри каменного устройства. Пришлось войти внутрь. На него посмотрели – тот, что с факелом, – но и только. Оказалось, второй крутит ворот, с которого разматывается веревка. Простейшее устройство, схожее с колодезным, служит подъемником.
Макс, несколько успокоенный, вышел наружу. Ну ладно, подъемник, это еще куда ни шло.
– Послушай, – обратился он к говоруну. – среди вещей, которые вы у нас забрали, есть фонари.
«Что это?».
– Чтобы светить. Не факелом, – он поднял руку, будто держал факел, – а вот так, электричеством.
«Ты мне такое не показывал», – нахмурился говорун.
– Все правильно. Он не отдельно. Встроен в рукоятку ножа.
«Зачем тебе нож?»
– Мне не нужен нож. Но тебе будет удобнее пользоваться фонарем, чем факелом. Давай покажу.
Говорун ответил не сразу. Некоторое он время не то думал, не то, что скорее всего, советовался.
«Я дам тебе твой нож. Здесь. Покажи мне, как им пользоваться.»
Больше он ничего не добавил, но и так все ясно, потому что вместе с женщиной, принесшей узел с вещами пленных, к ним подошел и еще один абориген весьма внушительного сложения. Этот служил живым предупреждением от попыток совершать так называемые необдуманные действия.
Макс, стараясь не делать резких движений, извлек из кучи вещей штатный десантный нож и, не вынимая его из ножен, повернул ободок на рукоятке. Из оголовка вырвался яркий луч света, видный даже здесь, на полянке.
– Вот, – он перевел луч сначала на стволы деревьев, а потом и внутрь строения, С расстояния метров в десять на его внутренней стене появился хорошо очерченный светлый круг. – Понятно? Вот так выключать, так включать, так опять выключать, – продемонстрировал он. – Удобно.
При этом он не стал выкладывать всех знаний, полученных во время ускоренного курса подготовки выживания на неосвоенных планетах, включая нормативы пользования штатными элементами снаряжения. Он просто «забыл» о некоторых функциях, которые имеет современный универсальный нож космического десантника.
«Хорошо».
– На, держи, – протянул он нож говоруну.
Тот взял его и опустил за пазуху. При этом, как показалось Максу, слегка улыбнулся.
Подъемник оказался чем-то вроде широкой плоской корзины, сплетенной из длинных веток или лиан. Опускали по двое, причем те, кто должны были опускаться следующими, обеспечивали спуск предыдущих, так что и Максу пришлось постоять у ворота.
Его опускали на пару с говоруном. Видно, по каким-то причинам тот оказался в качестве его постоянного сопровождающего.
Колодец оказался почти идеальной прямоугольной формы, при этом поначалу Макса больше всего поразило то, что по одной его стенке вбиты металлические скобы-ступеньки. Правда, чтобы спуститься по ним на глубину не меньше пятидесяти метров, как весьма приблизительно позже прикинул Макс, нужно обладать немалой силой и ловкостью.
От самого верха стенки колодца выложены природным необработанным камнем, напоминающем древнюю брусчатку, во множестве поросшим мхом, в котором время от времени мелькали мелкие насекомые и, если Макс не ошибся, твари вроде ящериц. То есть создано это не вчера и даже не пять лет назад.
– Кто это сделал?
«Ты говоришь про спуск?»
– Конечно.
«Давно уже. Наши… Я не знаю слова. Не отцы…»
– Предки, – подсказал Макс. – Отцы ваших отцов и еще несколько раз так же. Может быть очень много раз.
«Тогда предки».
– Это же тяжелая работа, такую шахту сделать. Тут что-то добывали?
«Не очень тяжелая, если копать снизу».
– Как это снизу?
«Так удобно. Не надо землю доставать. Там река внизу. Пробиваешь, земля падает вниз, вода смывает. Удобно».
– А зачем это? То есть я не понимаю. Откуда снизу-то?! – продолжал допытываться Макс, пользуясь возможностью.
Наедине говорун оказался куда более разговорчив. Впрочем, не исключено, что этим он просто маскировал свой страх. Максу, например, тоже было не по себе, когда луч фонаря высветил глубину этой рукотворной дыры. Дна ее видно не было.
«Оттуда снизу», – показал говорун пальцем в хлипкий пол корзины.
– Откуда там твои предки взялись-то? Жили там или что? Или работали? Застряли, может.
«Работали. Так правильно. Чтобы прорыть ходы».
– Не понимаю.
«Сейчас попробую. Ты… Внимание приготовь».
Как его готовить, это самое внимание, Макс не имел ни малейшего понятия. Но заткнулся и как сумел сосредоточился. Примерно так, как артист дешевого балагана, что так любят жители больших городов, набычивается перед тем, как ему из-под купола упадет на бритую глупую голову кирпич, и хорошо, если бутафорский.
Наверное, он очень правильно набычился, потому что перед его глазами разом появилась… Ну, картинка не картинка, а, в общем, некое изображение, сильно смахивающее на проекцию с заезженного, да еще и побывавшего под жестким облучением видеоносителя.
Сначала видно было только шевеление. Что-то или кто-то проделывал некую работу, монотонную и, видимо, тяжелую. Движения и их суть приходилось больше угадывать, чем рассматривать. А потом…
Может, Макс пригляделся, подстроился, а может «проектор» наладил резкость, но видно стало очень отчетливо. До деталей.