Страница:
– Увеличь.
Плавно укрупняясь, картинка словно поползла на зрителей. Через пару секунд детали стали настолько абсурдно-крупными, что невозможно понять, что же это вообще такое может быть.
– Стоп! Назад.
Оператор подчинился, и снимок стал отдаляться.
– Это иглы, – сказал Берг.
– Какие иглы? – с опасением спросил оператор, теряясь в догадках. Вдруг это какой-то специальный термин или сленговое словечко, за которым кроются неприятности лично для него.
– Черт его знает. Вроде дикобраза. Похоже, один из датчиков угодил местному зверю прямо в задницу. Снайперский выстрел.
Лично капитан считал, что полковник излишне разбрасывается датчиками. В принципе, и так все ясно, так какого дьявола? Но вслух, естественно, своего мнения не высказывал.
Оператор с облегчением слизнул пот с верхней губы и отключил взбесившийся датчик. Он здесь ни при чем. Через десять минут он, уже вполне овладев собой, доложил о результатах засеивания – семьдесят четыре процента готовы к работе. Норма! Остальные либо застряли в кронах деревьев, либо упали горизонтально, либо оказались фактически похороненными, угодив в складки местности.
Отчасти сомнения Берга оправдались; датчиков оказалось так много, что контроль за их показаниями отнимал слишком большую часть мощности компьютеров. Но зато стало возможным отслеживать каждый шаг дикарей.
Три группы неуклонно сближались. По расчетам, к месту засады дикари должны были выйти менее чем через двадцать минут. Если только они не сменят направления движения. Если они последовательны в своих привычках, то они должны, не выходя из леса, повернуть на тридцать градусов, чтобы обогнуть относительно открытое пространство. Если нет – пойдут прямо, через кустарник. И в одном, и в другом случае засада останется у них либо справа, либо за спиной. Следовало не дать им вернуться под защиту деревьев, где контроль за ними возможен лишь при помощи датчиков.
С минуты на минуту конная группа должна занять позицию на опушке с таким расчетом, чтобы напасть на удирающих дикарей сбоку, когда те окажутся на открытом пространстве.
Некоторое напряжение возникло, когда дикари остановились буквально в трехстах с небольшим метрах от засады. Причем один из датчиков оказался от них так близко, что крупным планом показывал только зад одного из дикарей, крупно перечеркнутый тесаком в расшитых кожаных ножнах. Зато другой датчик позволил увидеть, что дикари просто стоят и даже не разговаривают. Прислушиваются? Аппаратура не передавала звуков, так что существовала вероятность, что засада себя обнаружила, хотя каждый там знал, что неприятель уже в непосредственной близости. К тому же отслеживаемые сигналы, поступающие с их коммуникаторов, не показывали превышения уровня звукового фона. Следовательно, причина остановки в другом.
Полковник, напряженно всматривающийся в экран, вспомнил, как однажды он, еще будучи лейтенантом, вышел в один из первых своих рейдов, к счастью, учебных, проходившем в Саянах по соглашению с русскими. Вспоминать о том рейде Ларуссу никогда не доставляло удовольствия, потому что их группу вычислили менее чем через двое суток. Дальнейшие подробности значения не имеют, суть в другом. Как позже выяснилось, причиной их провала стал модный в то время дезодорант с абрикосовым запахом, которым двадцатидвухлетний Ларусс, признаться, здорово злоупотреблял. Вот этот-то запах, совершенно чуждый Сибири, и стал причиной провала хорошо подготовленного, как казалось, рейда. Просто один из членов противостоящей группы условного противника почти случайно услышал этот запах в то время, когда Ларусс и его товарищи очень надежно замаскировались. Дальнейшее стало лишь делом техники.
Так, может, дикари как раз учуяли что-то? Конечно, никаких дезодорантов, духов, обувного крема и прочего в данном случае нет и быть не может – уж за этим-то полковник проследил, но есть ведь и другие запахи, чуждые среде. К примеру, оружейная смазка. Пусть на внеземных направлениях она максимально очищена и обеззвучена, если это слово применимо к запахам, но абсолютной гарантии никто не даст.
Еще двенадцать лет назад в министерстве шли дебаты по поводу того, чтобы стандартные датчики были бы оснащены рецепторами, принимающими запахи. И, соответственно, приемные станции. Ларусс попытался принять участие в пробивании этого дела. Но по скрытым от посторонних глаз и ушей причинам тот проект завернули. Ссылаясь, как всегда, на недостаток средств.
Некоторое время штаб пребывал в напряженном ожидании. Что произошло и что дальше? Полковник уже готов был отдать приказ об атаке – в принципе, дистанция позволяла, хотя и на пределе, – но дикари вдруг, ни с того ни с сего, продолжили движение, при этом отклонившись от прежнего направления градусов на десять. Причина остановки так и осталась непонятной, и о ней вскоре все забыли.
По первоначальному плану предполагалось, если получится, взять в плен одного-двух дикарей, но теперь, когда они сменили направление, засада оказывалась несколько в стороне, что, в сущности, принципиально не меняло подготовленного тактического рисунка. Сейчас было не то положение, чтобы менять место засады. Существовала реальная опасность спугнуть противника раньше времени. За засадой осталась ее главная задача – выполнять роль загонщиков, что должны были поддержать вертолеты, создав плотный огневой шквал, как назвал его полковник, огненный веник.
Даже теперь каждый шаг дикарей находился под контролем, что лишний раз подтвердило правильность предусмотрительности Кинга, что Берг не преминул с сожалением отметить. Опять же про себя.
Для полноценного нападения из засады требуется, чтобы противник находился не больше чем в нескольких метрах, а еще лучше – подошел бы вплотную. Тогда нападение оказывается наиболее эффективным и дает наилучший результат, как в смысле уничтожения живой силы, так и при захвате пленных. Здесь же получалось, что дикари проходят мимо засады не менее чем в двадцати – двадцати пяти метрах, что в условиях лесистой местности весьма много. Но при наличии подстраховки этого было достаточно, тем более что перед нападающими не стояло задачи захватить или уничтожить всю группу. Наоборот, наибольший эффект достигался именно тогда, когда по меньшей мере две особи вырвутся из капкана и впоследствии донесут весть о нападении до своих сородичей. Цели кого-то убивать не ставилось, но, при определенных обстоятельствах, допускалось. В какой-то мере Кинг даже желал этого, полагая, что в очередной раз пролитая кровь произведет на дикарей должной впечатление и породит ответную реакцию. Учить, так учить, по-взрослому, без дураков. Политика игры в поддавки ни к чему, как видно, не приводила.
Сигнал на атаку прозвучал, когда противник, как и ожидалось, оказался на расстоянии двадцати трех метров от засады. Шквал пуль и грохот выстрелов словно взорвал лес. Взметнулись птицы, посыпались сбитые листья и ветки, полетали щепки из деревьев, шарахнулись животные.
На штабных экранах было хорошо видно, что никто из дикарей в первые секунды нападения, точнее, его имитации, не пострадал. При этом они повели себя как хорошо обученные рейнджеры, а не полуживотные, обладающие лишь зачатками разума. Они залегли, быстро найдя укрытие за стволами деревьев.
Некоторое время, секунд, должно быть, семь-десять, они не делали ничего. Не предпринимали попыток убежать, не переходили в контратаку – ну, это было бы совсем глупо, – а лишь лежали и, кажется, хотя это и представляется невероятным, оценивали количество нападающих.
Впрочем, скорее всего, дикари просто пребывали в шоке, а попрятались просто из врожденного чувства самосохранения.
Первым проявил более или менее осмысленную активность особь с волосами, забранными на затылке в хвостик. Отклячивая зад, он стал ползком пятиться, довольно ловко пользуясь деревьями как естественными прикрытиями. За ним движение начали остальные. При этом, что не могло не порадовать полковника, двигались они в расчетном направлении.
А вот следующее событие не могло не вызвать его удивления, по меньшей мере. Один из дикарей, по виду самый молодой, проползая мимо одного из датчиков, замер, разглядывая его, при этом явно забыв про опасность, о потом выдернул его из земли и забрал с собой, зажав в кулаке. Поначалу это вызвало у полковника улыбку. Ну откуда дикарь может знать, что заполучив такой трофей, он теперь поселился на штабной карте до тех пор, пока с ним не расстанется. Ларусс даже решил, что как раз этого-то и нужно выпустить из капкана; будет очень интересно наблюдать, что произойдет в дальнейшем.
Но не прошло и пяти секунд, как тот не только выбросил датчик, но и предварительно переломил его. Вот это и вызвало больше всего вопросов. Точнее, сначала один, но очень большой.
Но события в лесу между тем продолжались. Прошло всего секунд тридцать-сорок, а дикари уже поменяли позицию, отодвинувшись метров на десять, что, учитывая довольно густой лес, делало их почти недосягаемыми для пуль. Видимо, они и сами это сообразили, потому что они уже начли приподниматься, осматриваясь, и, видимо, выискивая путь отхода. А вот давать им время приходить в себя не надо. И полковник дал команду вертолетам. Давить, давить на психику! Без продыху.
Вертолеты вступили в действие как раз тогда, когда дикари стали поспешно отступать, перебегая от дерева к дереву. Невероятная тактика для дикарей, не знающих, что такое огнестрельное оружие. Или – жить захочешь, не так раскорячишься? Даже в лесу, а может, именно в лесу эффект от стрельбы из крупнокалиберных пулеметов очень впечатляющий. Экраны, конечно, не в состоянии передать того, что там твориться на самом деле, но даже на них видно, что летят срубленные ветки и кусты, в воздухе кружат тысячи и тысячи листьев, земля взрывается фонтанами и в воздухе стоит такой шум, такой грохот, что там, на месте, должно быть, уши закладывает. А уж то, что все это давит на психику – и говорить нечего.
Обрушившийся на землю шквал на некоторое время заметно ослепил и оглушил штаб. Однако вскоре датчики, оказавшиеся вне зоны поражения, показали, что дикари по одному бегут, петляя, прямо по направлению к конной группе. Отлично. До развязки осталось совсем немного.
Майор Строг и без подсказок полковника видел, что его время приходит, однако Кинг не удержался и передал майору команду: «Внимание!».
Дикари уже мчались по лесу со всех ног, при этом – это отметили все – на ходу давили датчики, при этом сломав два. Впрочем, эти детали мало кого волновали; дикари ведут себя так же, как вспугнутые животные.
До опушки, куда их выгоняли пулеметы, оставалось не больше двадцати метров, когда дикари вдруг, словно по команде, разделись, бросившись в разные стороны. Трое вправо, четверо влево. Они категорически не желали выходить на открытое место! Даже объятые ужасом. Что же там было такого страшного, пугающего, что даже пулеметный огонь не мог их туда выгнать? Подобное предусмотреть было невозможно.
«Вперед!»
Конные рванули с места, на скаку, выполняя приказ майора Строга, разделяясь на две группы.
Обильно разбросанные датчики все еще позволяли контролировать действия дикарей. Они снова разделились, и почти сразу после этого молодой, тот, что первым обнаружил датчик, нарвался на пулю, разворотившую ему шею и отбросившую далеко в сторону. Умереть он должен был еще до того, как упал на землю. Ближайший к нему обернулся через плечо, но хода не сбавил. Оператор, словно какой-то киношник, остановил и укрупнил изображение его лица. Несколько секунд на всех, кто находился в штабе, смотрело оскалившееся лицо с косым прищуром.
– Убери! – рявкнул Берг, срываясь в истерику.
Конные еще даже не достигли леса, а дикари уже рассеивались, что делало поимку даже одного довольно затруднительным делом. Но не безнадежным. Вместе с тем группа Строга уже приблизилась настолько, что дальше продолжать стрельбу было опасно, и полковник приказал огонь прекратить.
С полминуты он смотрел на карту, прикидывая свои действия, и решил внести коррективы в первоначальный план, пока его еще можно было спасти. Действуя превосходящими силами и с подавляющим преимуществом в вооружении и упустить каких-то дикарей – стыда потом не оберешься.
– Десанту распределиться для организации облавы. Капитан Берг, рассчитать вводные для каждого.
– Есть, господин полковник!
В это время подал голос дежурный.
– Господин полковник, вызов с орбиты.
– Чего? – удивился Ларусс. Последнее, о чем он сейчас помнил, был чужой корабль, действовавший ему на нервы. А сейчас, во время схватки, он про него начисто забыл.
– Просят связи с вами.
– Что им надо?
– Не могу знать.
Поколебавшись, полковник решил этот неожиданный вызов не откладывать на потом.
– Хорошо, переключи. Слушаю!
– Доброго дня, господин полковник.
– Здравствуйте. Что случилось?
– Пока не случилось. Но случится. Послезавтра мы улетаем. Если у вас в этой связи есть к нам какие-нибудь просьбы или пожелания, мы с удовольствием их рассмотрим.
– Благодарю за предложение. Я с вами обязательно свяжусь. Позже.
– Не стоит благодарности. Разрешите вопрос? Что у вас там происходит? Стрельба какая-то.
– Плановые мероприятия. Всего доброго, до связи.
Этот разговор был сейчас совсем не кстати. А оказывается, эти миссионеры или кто они там на самом деле, внимательно наблюдают за происходящим на планете. Любопытные.
За то небольшое время, что полковник отвлекался на разговор, положение на карте перед ним поменялось. Конные на большой скорости влетали в лес, где, естественно, их скорость упадет, а дикари улепетывали практически врассыпную. Десантники же едва начали менять позицию.
Вдруг одна из точек, принадлежащая всаднику, резко замерла. Кто-то упал? Полковник подвел указатель к остановившейся точке, и рядом с ней в прямоугольнике появилась надпись «Майор Строг». Что там еще такое?! Кликнув, Ларусс вызвал изображение. На экране появились картинки с коммуникатора майора и двух датчиков, оказавшихся поблизости.
Майор лежал у ствола огромного дерева с нехорошо вывернутой головой. Минутой позже стала ясна картина произошедшего. Лошадь майора, скакавшая на большой скорости, не то испугалась чего, не то… Словом, перед самым деревом она вдруг резко остановилась, будто в землю вросла, а майор вылетел из седла головой вперед, угодив макушкой шлема прямо в ствол, после чего рухнул на землю. Подоспевший к нему конник, двигавшийся позади него, спешился и сообщил о смерти.
Чуть позже еще один человек оказался выбит веткой, под которую кинулась лошадь.
Что, черт возьми, происходит? Опять начинается?!
Полковник с ужасом смотрел, как еще пять всадников во весь опор несутся на десантников.
– Куда?! Назад!
Но его крики ничего не изменили. Конные мчались на десант. К счастью, обошлось без существенных потерь, если не считать того, что еще один всадник свалился из седла, отделавшись ушибами, хотя и болезненными, но не слишком серьезными.
Десантники успели укрыться за стволами деревьев, так что обезумевшие животные просто пронеслись мимо, неся на себе перепуганных людей, из которых лишь один (!) вколол лошади успокоительное. Остальные просто старались удержаться в седлах и не попасть под ветки. Чуть позже уколы сделали все, но темп был упущен.
Оказалось, что за это время трое дикарей просто исчезли – ни один из многочисленных датчиков их не фиксировал. Теоретически это представляется невозможным, но мало ли невозможного случается в жизни. Еще трое оторвались на значительное расстояние, что делало их преследование почти бессмысленным. Но почти – не абсолют.
– Догнать! – бушевал полковник. – Задницы в горсть и вперед! Оператор! Не спать! Организовать поиск.
– Делается.
– Плохо делается! Капитан Берг! Подключайтесь. У вас, кажется, это неплохо получалось. И быстрее! Быстрее! Куда они делись? Организовать прочесывание местности. Что за десантники, от которых дикари вот так запросто уходят! Беременные бабы, а не десантники.
Полковник смотрел на карту перед собой и испытывал глухую злобу. Все было задумано правильно, с подстраховкой. Так что же не получилось? Почему?! Эх, если бы он мог прямо отсюда, из своего кресла двигать своими людьми, как шахматными фигурами – захватил в щепоть, раз, и передвинул на другую позицию, – все получилось бы иначе. А так…
Эх, зря говорят, что творческая работа только у композиторов, всяких там певичек, писателей и прочего беспогонного и безответственного люда. У военных, особенно у военных начальников, тоже случаются моменты творческого прозрения и приходит вдохновение. У них тоже имеется своя муза, только вот за громом выстрелов и рапортов ее не всегда можно услышать.
Эта самая муза снизошла вдруг на полковника Ларусса, найдя его в черт знает каком конце вселенной, и обняла своими мягкими крылышками, даря вдохновение.
– За каждого пленного награждаю литром бурбона из личных запасов! – рявкнул он на всю планету, едва не хватая оскаленными зубами горошину микрофона у рта.
– Каждому? – сразу донеслось из динамика.
– За каждого! – отрезал Кинг. – И сутки отдыха победителю.
– Давно бы так…
С алкоголем на базе имелись очевидные проблемы, хотя все, кто хотел, как-то их решали. Травились, конечно, не без этого, но если здесь еще и не пить, то остается одно – сходить с ума или перестрелять друг друга. Внеземная база мало чем отличается от колонии, разве что оружие в руки дают, но это только усугубляет опасность. А тут – целый литр, и не какой-то там консервы, а настоящего виски. И целые сутки на похмелье, когда не надо скрываться, заедать всякой дрянью, колоться. Жизнь, бля!
Гении, творцы всякие недоделанные-недолепленные, лабая свои, с позволения сказать, шедевры, мучаются, сомневаются, ждут одобрения, ночами, поди, не спят, неделями, месяцами, а то и годами долизывая свои, с позволения сказать, произведения, и большая часть из них сдыхает под забором или в занюханной больничке, отравленные дешевым пойлом. А тут – сразу все видно! И пусть детонатором процесса послужил тот же алкоголь. Пусть! Истинный детонатор он, полковник Ларусс. Ну, может быть, его новация и не войдет в учебники по военному искусству, хотя как знать, как знать, но ведь главное результат. И он не замедлил сказаться.
Десантники поломали порядок, сразу разделившись на группы. Если сейчас посмотреть, то наверняка окажется, что в каждой – дружки-приятели. Литр на одного многовато. На двоих же или даже пусть на троих – нормально.
– А штаб участвует? – подал голос оператор.
Вот она где настоящая засада. Как не крути, а штаб координирует действия, пускай это не заметно из-за своей привычности. Вроде как воздух – он всегда есть. А нет, так задыхаешься, суча лапками. Штабных со счетов сбрасывать нельзя. Да ни один командир своих штабных в обиду не даст. Они – его опора, его глаза, уши и руки. Он сам может иметь их как угодно, но только он и никто другой.
– Штаб будет отмечен отдельно, – сказал полковник, перейдя на отдельныйканал.
Сержант Чива с двумя рядовыми стремительным броском оказался на расстоянии эффективной стрельбы рядом с одним из дикарей и практически навскидку, не целясь, автоматной очередью перебил ему ноги. Ведь о раненых пленных ничего не было сказано! По условиям конкурса он действовал правильно.
Лейтенант Кошевой, действуя в одиночку (для офицера и командира это не самая лучшая характеристика) догнал дикаря просто в беге, принуждая его пригибаться и петлять почти беспрестанной стрельбой из автомата, виртуозно загоняя преследуемого в ловушку, закончив погоню великолепным броском, сбив с ног и филигранно, как на картинке, связав его и таким образом обездвижив.
Третий дикарь, которого преследовал верховой, готовый уже, казалось, спеленать его сетью и даже нацелившийся полицейской «паутиной», вдруг остановился и чего-то там такое проделал, отчего лошадь, идущая легким галопом, вдруг закружила на месте, будто выискивала место, как это бывает с собаками, жаждущими справить нужду, опустила морду и упала на колени, отказываясь подчиняться командам седока.
Дикарь, воспользовавшись этим, подскочил, прыгнул, сшибая на землю солдата, до смерти, кажется, испугавшегося, уселся в седло и, мигом подняв скотину на ноги, ускакал в лес.
Что ж, результат можно считать достигнутым. Один погибший против троих – убитого и двух пленных – не самый плохой результат, если бы этим погибшим не был майор Строг. Это существенная потеря для базы, последствия которой еще скажутся.
– Винер, – вызвал профессора полковник. – Вы готовы?
– К чему? – с опаской поинтересовался тот, отрываясь от чего-то, с чем возился на столе.
– Как это к чему? К допросу, естественно.
– Не понял.
Видно, слово это яйцеголовому очень не по нраву с тех самых пор, как его таскали в полицию еще там, на Земле. Кинг был не прочь еще порезвиться, мотая жилы профессору, но время поджимало.
– Ваш заказ выполнен. Скоро у вас будет аж два пленных.
Профессор ругнулся про себя. Такие шутки ему не нравились. Нежный он, просто ужас. Откуда такие только берутся.
– Я вас понял, – хмуро ответил он.
– Этого мало. Мне нужно получить от них ответы на кое-какие вопросы. Так что готовьтесь.
– Хорошо.
– Вот так-то, – резюмировал Кинг, отключив связь. И сразу же вызвал Тауберга. – Наши ребята взяли парочку дикарей. Один ранен. Нужно приготовить для них какое-нибудь помещение понадежнее и обеспечить круглосуточный пост.
– Я понимаю. Прямо у караулки есть хозблок.
– Что там?
– Практически пустой. Так, кое-какой инвентарь. За час подготовим.
– Надо быстрее. Полчаса.
– Сделаем.
– Надеюсь. И сообщите доктору. Может, операция нужна будет. Словом, пусть будет наготове.
– Есть.
– Исполняйте.
Нет, с профессиональными военными общаться куда приятнее, чем с гражданскими. Никаких тебе соплей и «может быть», что, если хорошенько присмотреться, равно «может не быть». Устав все же – великая штука. Пусть не Библия, но зато в нем все предельно четко расписано, от обязанностей и прав до ответственности за них. Только такая определенность и рождает порядок.
7.
Плавно укрупняясь, картинка словно поползла на зрителей. Через пару секунд детали стали настолько абсурдно-крупными, что невозможно понять, что же это вообще такое может быть.
– Стоп! Назад.
Оператор подчинился, и снимок стал отдаляться.
– Это иглы, – сказал Берг.
– Какие иглы? – с опасением спросил оператор, теряясь в догадках. Вдруг это какой-то специальный термин или сленговое словечко, за которым кроются неприятности лично для него.
– Черт его знает. Вроде дикобраза. Похоже, один из датчиков угодил местному зверю прямо в задницу. Снайперский выстрел.
Лично капитан считал, что полковник излишне разбрасывается датчиками. В принципе, и так все ясно, так какого дьявола? Но вслух, естественно, своего мнения не высказывал.
Оператор с облегчением слизнул пот с верхней губы и отключил взбесившийся датчик. Он здесь ни при чем. Через десять минут он, уже вполне овладев собой, доложил о результатах засеивания – семьдесят четыре процента готовы к работе. Норма! Остальные либо застряли в кронах деревьев, либо упали горизонтально, либо оказались фактически похороненными, угодив в складки местности.
Отчасти сомнения Берга оправдались; датчиков оказалось так много, что контроль за их показаниями отнимал слишком большую часть мощности компьютеров. Но зато стало возможным отслеживать каждый шаг дикарей.
Три группы неуклонно сближались. По расчетам, к месту засады дикари должны были выйти менее чем через двадцать минут. Если только они не сменят направления движения. Если они последовательны в своих привычках, то они должны, не выходя из леса, повернуть на тридцать градусов, чтобы обогнуть относительно открытое пространство. Если нет – пойдут прямо, через кустарник. И в одном, и в другом случае засада останется у них либо справа, либо за спиной. Следовало не дать им вернуться под защиту деревьев, где контроль за ними возможен лишь при помощи датчиков.
С минуты на минуту конная группа должна занять позицию на опушке с таким расчетом, чтобы напасть на удирающих дикарей сбоку, когда те окажутся на открытом пространстве.
Некоторое напряжение возникло, когда дикари остановились буквально в трехстах с небольшим метрах от засады. Причем один из датчиков оказался от них так близко, что крупным планом показывал только зад одного из дикарей, крупно перечеркнутый тесаком в расшитых кожаных ножнах. Зато другой датчик позволил увидеть, что дикари просто стоят и даже не разговаривают. Прислушиваются? Аппаратура не передавала звуков, так что существовала вероятность, что засада себя обнаружила, хотя каждый там знал, что неприятель уже в непосредственной близости. К тому же отслеживаемые сигналы, поступающие с их коммуникаторов, не показывали превышения уровня звукового фона. Следовательно, причина остановки в другом.
Полковник, напряженно всматривающийся в экран, вспомнил, как однажды он, еще будучи лейтенантом, вышел в один из первых своих рейдов, к счастью, учебных, проходившем в Саянах по соглашению с русскими. Вспоминать о том рейде Ларуссу никогда не доставляло удовольствия, потому что их группу вычислили менее чем через двое суток. Дальнейшие подробности значения не имеют, суть в другом. Как позже выяснилось, причиной их провала стал модный в то время дезодорант с абрикосовым запахом, которым двадцатидвухлетний Ларусс, признаться, здорово злоупотреблял. Вот этот-то запах, совершенно чуждый Сибири, и стал причиной провала хорошо подготовленного, как казалось, рейда. Просто один из членов противостоящей группы условного противника почти случайно услышал этот запах в то время, когда Ларусс и его товарищи очень надежно замаскировались. Дальнейшее стало лишь делом техники.
Так, может, дикари как раз учуяли что-то? Конечно, никаких дезодорантов, духов, обувного крема и прочего в данном случае нет и быть не может – уж за этим-то полковник проследил, но есть ведь и другие запахи, чуждые среде. К примеру, оружейная смазка. Пусть на внеземных направлениях она максимально очищена и обеззвучена, если это слово применимо к запахам, но абсолютной гарантии никто не даст.
Еще двенадцать лет назад в министерстве шли дебаты по поводу того, чтобы стандартные датчики были бы оснащены рецепторами, принимающими запахи. И, соответственно, приемные станции. Ларусс попытался принять участие в пробивании этого дела. Но по скрытым от посторонних глаз и ушей причинам тот проект завернули. Ссылаясь, как всегда, на недостаток средств.
Некоторое время штаб пребывал в напряженном ожидании. Что произошло и что дальше? Полковник уже готов был отдать приказ об атаке – в принципе, дистанция позволяла, хотя и на пределе, – но дикари вдруг, ни с того ни с сего, продолжили движение, при этом отклонившись от прежнего направления градусов на десять. Причина остановки так и осталась непонятной, и о ней вскоре все забыли.
По первоначальному плану предполагалось, если получится, взять в плен одного-двух дикарей, но теперь, когда они сменили направление, засада оказывалась несколько в стороне, что, в сущности, принципиально не меняло подготовленного тактического рисунка. Сейчас было не то положение, чтобы менять место засады. Существовала реальная опасность спугнуть противника раньше времени. За засадой осталась ее главная задача – выполнять роль загонщиков, что должны были поддержать вертолеты, создав плотный огневой шквал, как назвал его полковник, огненный веник.
Даже теперь каждый шаг дикарей находился под контролем, что лишний раз подтвердило правильность предусмотрительности Кинга, что Берг не преминул с сожалением отметить. Опять же про себя.
Для полноценного нападения из засады требуется, чтобы противник находился не больше чем в нескольких метрах, а еще лучше – подошел бы вплотную. Тогда нападение оказывается наиболее эффективным и дает наилучший результат, как в смысле уничтожения живой силы, так и при захвате пленных. Здесь же получалось, что дикари проходят мимо засады не менее чем в двадцати – двадцати пяти метрах, что в условиях лесистой местности весьма много. Но при наличии подстраховки этого было достаточно, тем более что перед нападающими не стояло задачи захватить или уничтожить всю группу. Наоборот, наибольший эффект достигался именно тогда, когда по меньшей мере две особи вырвутся из капкана и впоследствии донесут весть о нападении до своих сородичей. Цели кого-то убивать не ставилось, но, при определенных обстоятельствах, допускалось. В какой-то мере Кинг даже желал этого, полагая, что в очередной раз пролитая кровь произведет на дикарей должной впечатление и породит ответную реакцию. Учить, так учить, по-взрослому, без дураков. Политика игры в поддавки ни к чему, как видно, не приводила.
Сигнал на атаку прозвучал, когда противник, как и ожидалось, оказался на расстоянии двадцати трех метров от засады. Шквал пуль и грохот выстрелов словно взорвал лес. Взметнулись птицы, посыпались сбитые листья и ветки, полетали щепки из деревьев, шарахнулись животные.
На штабных экранах было хорошо видно, что никто из дикарей в первые секунды нападения, точнее, его имитации, не пострадал. При этом они повели себя как хорошо обученные рейнджеры, а не полуживотные, обладающие лишь зачатками разума. Они залегли, быстро найдя укрытие за стволами деревьев.
Некоторое время, секунд, должно быть, семь-десять, они не делали ничего. Не предпринимали попыток убежать, не переходили в контратаку – ну, это было бы совсем глупо, – а лишь лежали и, кажется, хотя это и представляется невероятным, оценивали количество нападающих.
Впрочем, скорее всего, дикари просто пребывали в шоке, а попрятались просто из врожденного чувства самосохранения.
Первым проявил более или менее осмысленную активность особь с волосами, забранными на затылке в хвостик. Отклячивая зад, он стал ползком пятиться, довольно ловко пользуясь деревьями как естественными прикрытиями. За ним движение начали остальные. При этом, что не могло не порадовать полковника, двигались они в расчетном направлении.
А вот следующее событие не могло не вызвать его удивления, по меньшей мере. Один из дикарей, по виду самый молодой, проползая мимо одного из датчиков, замер, разглядывая его, при этом явно забыв про опасность, о потом выдернул его из земли и забрал с собой, зажав в кулаке. Поначалу это вызвало у полковника улыбку. Ну откуда дикарь может знать, что заполучив такой трофей, он теперь поселился на штабной карте до тех пор, пока с ним не расстанется. Ларусс даже решил, что как раз этого-то и нужно выпустить из капкана; будет очень интересно наблюдать, что произойдет в дальнейшем.
Но не прошло и пяти секунд, как тот не только выбросил датчик, но и предварительно переломил его. Вот это и вызвало больше всего вопросов. Точнее, сначала один, но очень большой.
Но события в лесу между тем продолжались. Прошло всего секунд тридцать-сорок, а дикари уже поменяли позицию, отодвинувшись метров на десять, что, учитывая довольно густой лес, делало их почти недосягаемыми для пуль. Видимо, они и сами это сообразили, потому что они уже начли приподниматься, осматриваясь, и, видимо, выискивая путь отхода. А вот давать им время приходить в себя не надо. И полковник дал команду вертолетам. Давить, давить на психику! Без продыху.
Вертолеты вступили в действие как раз тогда, когда дикари стали поспешно отступать, перебегая от дерева к дереву. Невероятная тактика для дикарей, не знающих, что такое огнестрельное оружие. Или – жить захочешь, не так раскорячишься? Даже в лесу, а может, именно в лесу эффект от стрельбы из крупнокалиберных пулеметов очень впечатляющий. Экраны, конечно, не в состоянии передать того, что там твориться на самом деле, но даже на них видно, что летят срубленные ветки и кусты, в воздухе кружат тысячи и тысячи листьев, земля взрывается фонтанами и в воздухе стоит такой шум, такой грохот, что там, на месте, должно быть, уши закладывает. А уж то, что все это давит на психику – и говорить нечего.
Обрушившийся на землю шквал на некоторое время заметно ослепил и оглушил штаб. Однако вскоре датчики, оказавшиеся вне зоны поражения, показали, что дикари по одному бегут, петляя, прямо по направлению к конной группе. Отлично. До развязки осталось совсем немного.
Майор Строг и без подсказок полковника видел, что его время приходит, однако Кинг не удержался и передал майору команду: «Внимание!».
Дикари уже мчались по лесу со всех ног, при этом – это отметили все – на ходу давили датчики, при этом сломав два. Впрочем, эти детали мало кого волновали; дикари ведут себя так же, как вспугнутые животные.
До опушки, куда их выгоняли пулеметы, оставалось не больше двадцати метров, когда дикари вдруг, словно по команде, разделись, бросившись в разные стороны. Трое вправо, четверо влево. Они категорически не желали выходить на открытое место! Даже объятые ужасом. Что же там было такого страшного, пугающего, что даже пулеметный огонь не мог их туда выгнать? Подобное предусмотреть было невозможно.
«Вперед!»
Конные рванули с места, на скаку, выполняя приказ майора Строга, разделяясь на две группы.
Обильно разбросанные датчики все еще позволяли контролировать действия дикарей. Они снова разделились, и почти сразу после этого молодой, тот, что первым обнаружил датчик, нарвался на пулю, разворотившую ему шею и отбросившую далеко в сторону. Умереть он должен был еще до того, как упал на землю. Ближайший к нему обернулся через плечо, но хода не сбавил. Оператор, словно какой-то киношник, остановил и укрупнил изображение его лица. Несколько секунд на всех, кто находился в штабе, смотрело оскалившееся лицо с косым прищуром.
– Убери! – рявкнул Берг, срываясь в истерику.
Конные еще даже не достигли леса, а дикари уже рассеивались, что делало поимку даже одного довольно затруднительным делом. Но не безнадежным. Вместе с тем группа Строга уже приблизилась настолько, что дальше продолжать стрельбу было опасно, и полковник приказал огонь прекратить.
С полминуты он смотрел на карту, прикидывая свои действия, и решил внести коррективы в первоначальный план, пока его еще можно было спасти. Действуя превосходящими силами и с подавляющим преимуществом в вооружении и упустить каких-то дикарей – стыда потом не оберешься.
– Десанту распределиться для организации облавы. Капитан Берг, рассчитать вводные для каждого.
– Есть, господин полковник!
В это время подал голос дежурный.
– Господин полковник, вызов с орбиты.
– Чего? – удивился Ларусс. Последнее, о чем он сейчас помнил, был чужой корабль, действовавший ему на нервы. А сейчас, во время схватки, он про него начисто забыл.
– Просят связи с вами.
– Что им надо?
– Не могу знать.
Поколебавшись, полковник решил этот неожиданный вызов не откладывать на потом.
– Хорошо, переключи. Слушаю!
– Доброго дня, господин полковник.
– Здравствуйте. Что случилось?
– Пока не случилось. Но случится. Послезавтра мы улетаем. Если у вас в этой связи есть к нам какие-нибудь просьбы или пожелания, мы с удовольствием их рассмотрим.
– Благодарю за предложение. Я с вами обязательно свяжусь. Позже.
– Не стоит благодарности. Разрешите вопрос? Что у вас там происходит? Стрельба какая-то.
– Плановые мероприятия. Всего доброго, до связи.
Этот разговор был сейчас совсем не кстати. А оказывается, эти миссионеры или кто они там на самом деле, внимательно наблюдают за происходящим на планете. Любопытные.
За то небольшое время, что полковник отвлекался на разговор, положение на карте перед ним поменялось. Конные на большой скорости влетали в лес, где, естественно, их скорость упадет, а дикари улепетывали практически врассыпную. Десантники же едва начали менять позицию.
Вдруг одна из точек, принадлежащая всаднику, резко замерла. Кто-то упал? Полковник подвел указатель к остановившейся точке, и рядом с ней в прямоугольнике появилась надпись «Майор Строг». Что там еще такое?! Кликнув, Ларусс вызвал изображение. На экране появились картинки с коммуникатора майора и двух датчиков, оказавшихся поблизости.
Майор лежал у ствола огромного дерева с нехорошо вывернутой головой. Минутой позже стала ясна картина произошедшего. Лошадь майора, скакавшая на большой скорости, не то испугалась чего, не то… Словом, перед самым деревом она вдруг резко остановилась, будто в землю вросла, а майор вылетел из седла головой вперед, угодив макушкой шлема прямо в ствол, после чего рухнул на землю. Подоспевший к нему конник, двигавшийся позади него, спешился и сообщил о смерти.
Чуть позже еще один человек оказался выбит веткой, под которую кинулась лошадь.
Что, черт возьми, происходит? Опять начинается?!
Полковник с ужасом смотрел, как еще пять всадников во весь опор несутся на десантников.
– Куда?! Назад!
Но его крики ничего не изменили. Конные мчались на десант. К счастью, обошлось без существенных потерь, если не считать того, что еще один всадник свалился из седла, отделавшись ушибами, хотя и болезненными, но не слишком серьезными.
Десантники успели укрыться за стволами деревьев, так что обезумевшие животные просто пронеслись мимо, неся на себе перепуганных людей, из которых лишь один (!) вколол лошади успокоительное. Остальные просто старались удержаться в седлах и не попасть под ветки. Чуть позже уколы сделали все, но темп был упущен.
Оказалось, что за это время трое дикарей просто исчезли – ни один из многочисленных датчиков их не фиксировал. Теоретически это представляется невозможным, но мало ли невозможного случается в жизни. Еще трое оторвались на значительное расстояние, что делало их преследование почти бессмысленным. Но почти – не абсолют.
– Догнать! – бушевал полковник. – Задницы в горсть и вперед! Оператор! Не спать! Организовать поиск.
– Делается.
– Плохо делается! Капитан Берг! Подключайтесь. У вас, кажется, это неплохо получалось. И быстрее! Быстрее! Куда они делись? Организовать прочесывание местности. Что за десантники, от которых дикари вот так запросто уходят! Беременные бабы, а не десантники.
Полковник смотрел на карту перед собой и испытывал глухую злобу. Все было задумано правильно, с подстраховкой. Так что же не получилось? Почему?! Эх, если бы он мог прямо отсюда, из своего кресла двигать своими людьми, как шахматными фигурами – захватил в щепоть, раз, и передвинул на другую позицию, – все получилось бы иначе. А так…
Эх, зря говорят, что творческая работа только у композиторов, всяких там певичек, писателей и прочего беспогонного и безответственного люда. У военных, особенно у военных начальников, тоже случаются моменты творческого прозрения и приходит вдохновение. У них тоже имеется своя муза, только вот за громом выстрелов и рапортов ее не всегда можно услышать.
Эта самая муза снизошла вдруг на полковника Ларусса, найдя его в черт знает каком конце вселенной, и обняла своими мягкими крылышками, даря вдохновение.
– За каждого пленного награждаю литром бурбона из личных запасов! – рявкнул он на всю планету, едва не хватая оскаленными зубами горошину микрофона у рта.
– Каждому? – сразу донеслось из динамика.
– За каждого! – отрезал Кинг. – И сутки отдыха победителю.
– Давно бы так…
С алкоголем на базе имелись очевидные проблемы, хотя все, кто хотел, как-то их решали. Травились, конечно, не без этого, но если здесь еще и не пить, то остается одно – сходить с ума или перестрелять друг друга. Внеземная база мало чем отличается от колонии, разве что оружие в руки дают, но это только усугубляет опасность. А тут – целый литр, и не какой-то там консервы, а настоящего виски. И целые сутки на похмелье, когда не надо скрываться, заедать всякой дрянью, колоться. Жизнь, бля!
Гении, творцы всякие недоделанные-недолепленные, лабая свои, с позволения сказать, шедевры, мучаются, сомневаются, ждут одобрения, ночами, поди, не спят, неделями, месяцами, а то и годами долизывая свои, с позволения сказать, произведения, и большая часть из них сдыхает под забором или в занюханной больничке, отравленные дешевым пойлом. А тут – сразу все видно! И пусть детонатором процесса послужил тот же алкоголь. Пусть! Истинный детонатор он, полковник Ларусс. Ну, может быть, его новация и не войдет в учебники по военному искусству, хотя как знать, как знать, но ведь главное результат. И он не замедлил сказаться.
Десантники поломали порядок, сразу разделившись на группы. Если сейчас посмотреть, то наверняка окажется, что в каждой – дружки-приятели. Литр на одного многовато. На двоих же или даже пусть на троих – нормально.
– А штаб участвует? – подал голос оператор.
Вот она где настоящая засада. Как не крути, а штаб координирует действия, пускай это не заметно из-за своей привычности. Вроде как воздух – он всегда есть. А нет, так задыхаешься, суча лапками. Штабных со счетов сбрасывать нельзя. Да ни один командир своих штабных в обиду не даст. Они – его опора, его глаза, уши и руки. Он сам может иметь их как угодно, но только он и никто другой.
– Штаб будет отмечен отдельно, – сказал полковник, перейдя на отдельныйканал.
Сержант Чива с двумя рядовыми стремительным броском оказался на расстоянии эффективной стрельбы рядом с одним из дикарей и практически навскидку, не целясь, автоматной очередью перебил ему ноги. Ведь о раненых пленных ничего не было сказано! По условиям конкурса он действовал правильно.
Лейтенант Кошевой, действуя в одиночку (для офицера и командира это не самая лучшая характеристика) догнал дикаря просто в беге, принуждая его пригибаться и петлять почти беспрестанной стрельбой из автомата, виртуозно загоняя преследуемого в ловушку, закончив погоню великолепным броском, сбив с ног и филигранно, как на картинке, связав его и таким образом обездвижив.
Третий дикарь, которого преследовал верховой, готовый уже, казалось, спеленать его сетью и даже нацелившийся полицейской «паутиной», вдруг остановился и чего-то там такое проделал, отчего лошадь, идущая легким галопом, вдруг закружила на месте, будто выискивала место, как это бывает с собаками, жаждущими справить нужду, опустила морду и упала на колени, отказываясь подчиняться командам седока.
Дикарь, воспользовавшись этим, подскочил, прыгнул, сшибая на землю солдата, до смерти, кажется, испугавшегося, уселся в седло и, мигом подняв скотину на ноги, ускакал в лес.
Что ж, результат можно считать достигнутым. Один погибший против троих – убитого и двух пленных – не самый плохой результат, если бы этим погибшим не был майор Строг. Это существенная потеря для базы, последствия которой еще скажутся.
– Винер, – вызвал профессора полковник. – Вы готовы?
– К чему? – с опаской поинтересовался тот, отрываясь от чего-то, с чем возился на столе.
– Как это к чему? К допросу, естественно.
– Не понял.
Видно, слово это яйцеголовому очень не по нраву с тех самых пор, как его таскали в полицию еще там, на Земле. Кинг был не прочь еще порезвиться, мотая жилы профессору, но время поджимало.
– Ваш заказ выполнен. Скоро у вас будет аж два пленных.
Профессор ругнулся про себя. Такие шутки ему не нравились. Нежный он, просто ужас. Откуда такие только берутся.
– Я вас понял, – хмуро ответил он.
– Этого мало. Мне нужно получить от них ответы на кое-какие вопросы. Так что готовьтесь.
– Хорошо.
– Вот так-то, – резюмировал Кинг, отключив связь. И сразу же вызвал Тауберга. – Наши ребята взяли парочку дикарей. Один ранен. Нужно приготовить для них какое-нибудь помещение понадежнее и обеспечить круглосуточный пост.
– Я понимаю. Прямо у караулки есть хозблок.
– Что там?
– Практически пустой. Так, кое-какой инвентарь. За час подготовим.
– Надо быстрее. Полчаса.
– Сделаем.
– Надеюсь. И сообщите доктору. Может, операция нужна будет. Словом, пусть будет наготове.
– Есть.
– Исполняйте.
Нет, с профессиональными военными общаться куда приятнее, чем с гражданскими. Никаких тебе соплей и «может быть», что, если хорошенько присмотреться, равно «может не быть». Устав все же – великая штука. Пусть не Библия, но зато в нем все предельно четко расписано, от обязанностей и прав до ответственности за них. Только такая определенность и рождает порядок.
7.
– Как я понимаю, вы меня похитили. Так? – спросил Макс, сидя напротив говоруна, с аппетитом поедающего жареную птичью ногу. Его имя – Ин – как-то не прижилось, тем более что оно было придуманном чуть ли не на ходу.
– Конечно так. А как же иначе? – согласился тот, растянув в довольной улыбке блестящие от жира губы.
Они сидели в пещере. Даже не так. В центре горы, в огромном гроте, по меньшей мере наполовину искусственного происхождения. Накануне, когда они сюда прибыли, Макс не мог искренне не удивиться. Ну, телепатия еще туда-сюда. Это данность. Даже подземное водное метро тоже, в общем, не слишком удивительно, хотя, конечно, далеко выходит за представления о полудиких аборигенах. Как и их пленники. Ну, получили возможность, воспользовались квалифицированным рабским трудом. Но вот этот грот в каменной толще, серьезно приспособленный для длительного проживания многих десятков, если не сотен людей, это нечто.
Тут, правда, не оказалось (или пока не оказалось?) ни ракет класса земля-воздух или даже земля-космос, ни бесконечных пирамид со стрелковым оружием и вообще почти ничего такого сугубо военного, если таковым не считать немалые запасы пищи, одежды и еще многого, предназначения чего Макс определить не сумел. Да и не очень-то ему показывали. В общем, это оказалось хорошо подготовленное убежище, причем подготовленное давно, очень давно, судя по сталактитам в одном из дальних ходов или, скорее, коридоре.
Аборигены могли здесь не только скрываться чуть ли не годами, но и тайно выходить за пределы, оставаясь никем незамеченными. Ин, или все же говорун, демонстрировал это хозяйство не без гордости. Правда, при этом и не отходил ни на шаг.
Глядя на это чудо, Макс начал потихоньку понимать, что те, кого он еще недавно принимал за дикарей, обладают немалым потенциалом, который почему-то не хотят никому демонстрировать. Еще больше он в этом убедился, когда увиделся с прооперированным Георгом. Операцию почему-то делали в другом месте, в небольшом поселке, состоящем всего-то из трех деревянных хижин в глубине леса. В грот его так и не перенесли, отговариваясь опасностью навредить раненому. Как будто раньше, там, в «метро», такой опасности не существовало! Так вот, если судить хотя бы по качеству послеоперационного шва, умело наложенному подобию и по общему состоянию парня, то работали с ним не полуграмотные коновалы, а классные специалисты, крепко, профессионально знающие свое дело.
– Что значит «как же иначе?».
– Эх, Максим, какой же ты непонятливый. Все просто, и ты давно должен был сам догадаться. Я же тебе уже говорил. Ты такой же, как и мы. Поэтому мы не могли тебя там оставить.
– Ты имеешь в виду на базе? Но почему? Зачем я вам нужен? Какой смысл-то?
– А подумать не хочешь?
– Уже думал.
Говорун уже так легко и где-то даже изящно изъяснялся по-русски, словно с этим языком и родился, причем еще и хорошенько учился, немало читая и развиваясь. Но этот феномен Макс уже выяснил. Когда одновременно с тобой язык учит несколько сотен тысяч индивидуумов (если только это понятие в данном случае применимо), являясь при этом как бы единым мозгом, обрабатывающем и усваивающем новую программу, разделив ее на много-много крохотных подпрограмм, то обучение идет не то что быстро, а практически моментально. И, как Макс еще предположил, если тут нет никакой подтасовки или того, что можно счесть как несовершенство перевода, по меньшей мере на каком-то этапе говорун изъяснялся с ним, прибегая одновременно к помощи сотен, если не тысяч своих соплеменников. Со-мозгов. Со-переводчиков. Со-толкователей. Со-знателей. Как угодно назови. И даже сегодня у него закрадывалось сомнение, а не разговаривает ли с ним одновременно сразу весь местный народ. Правда, когда Ин очень к месту и по делу употреблял родные сердцу выраженьица и словечки вроде «красиво жить не заставишь» или «самый лучший результат это лучший результат» о таких подозрениях как-то забывалось само собой. От этого общаться с ним становилось куда как легче и, чего уж там говорить, приятнее.
– Конечно так. А как же иначе? – согласился тот, растянув в довольной улыбке блестящие от жира губы.
Они сидели в пещере. Даже не так. В центре горы, в огромном гроте, по меньшей мере наполовину искусственного происхождения. Накануне, когда они сюда прибыли, Макс не мог искренне не удивиться. Ну, телепатия еще туда-сюда. Это данность. Даже подземное водное метро тоже, в общем, не слишком удивительно, хотя, конечно, далеко выходит за представления о полудиких аборигенах. Как и их пленники. Ну, получили возможность, воспользовались квалифицированным рабским трудом. Но вот этот грот в каменной толще, серьезно приспособленный для длительного проживания многих десятков, если не сотен людей, это нечто.
Тут, правда, не оказалось (или пока не оказалось?) ни ракет класса земля-воздух или даже земля-космос, ни бесконечных пирамид со стрелковым оружием и вообще почти ничего такого сугубо военного, если таковым не считать немалые запасы пищи, одежды и еще многого, предназначения чего Макс определить не сумел. Да и не очень-то ему показывали. В общем, это оказалось хорошо подготовленное убежище, причем подготовленное давно, очень давно, судя по сталактитам в одном из дальних ходов или, скорее, коридоре.
Аборигены могли здесь не только скрываться чуть ли не годами, но и тайно выходить за пределы, оставаясь никем незамеченными. Ин, или все же говорун, демонстрировал это хозяйство не без гордости. Правда, при этом и не отходил ни на шаг.
Глядя на это чудо, Макс начал потихоньку понимать, что те, кого он еще недавно принимал за дикарей, обладают немалым потенциалом, который почему-то не хотят никому демонстрировать. Еще больше он в этом убедился, когда увиделся с прооперированным Георгом. Операцию почему-то делали в другом месте, в небольшом поселке, состоящем всего-то из трех деревянных хижин в глубине леса. В грот его так и не перенесли, отговариваясь опасностью навредить раненому. Как будто раньше, там, в «метро», такой опасности не существовало! Так вот, если судить хотя бы по качеству послеоперационного шва, умело наложенному подобию и по общему состоянию парня, то работали с ним не полуграмотные коновалы, а классные специалисты, крепко, профессионально знающие свое дело.
– Что значит «как же иначе?».
– Эх, Максим, какой же ты непонятливый. Все просто, и ты давно должен был сам догадаться. Я же тебе уже говорил. Ты такой же, как и мы. Поэтому мы не могли тебя там оставить.
– Ты имеешь в виду на базе? Но почему? Зачем я вам нужен? Какой смысл-то?
– А подумать не хочешь?
– Уже думал.
Говорун уже так легко и где-то даже изящно изъяснялся по-русски, словно с этим языком и родился, причем еще и хорошенько учился, немало читая и развиваясь. Но этот феномен Макс уже выяснил. Когда одновременно с тобой язык учит несколько сотен тысяч индивидуумов (если только это понятие в данном случае применимо), являясь при этом как бы единым мозгом, обрабатывающем и усваивающем новую программу, разделив ее на много-много крохотных подпрограмм, то обучение идет не то что быстро, а практически моментально. И, как Макс еще предположил, если тут нет никакой подтасовки или того, что можно счесть как несовершенство перевода, по меньшей мере на каком-то этапе говорун изъяснялся с ним, прибегая одновременно к помощи сотен, если не тысяч своих соплеменников. Со-мозгов. Со-переводчиков. Со-толкователей. Со-знателей. Как угодно назови. И даже сегодня у него закрадывалось сомнение, а не разговаривает ли с ним одновременно сразу весь местный народ. Правда, когда Ин очень к месту и по делу употреблял родные сердцу выраженьица и словечки вроде «красиво жить не заставишь» или «самый лучший результат это лучший результат» о таких подозрениях как-то забывалось само собой. От этого общаться с ним становилось куда как легче и, чего уж там говорить, приятнее.