Страница:
кабинете воцарилась гробовая тишина. Сталин остановился, бросил взгляд в мою
сторону и раздельно произнес: - Когда надо будет, уберем.
Несколькими месяцами позднее меня сняли с должности. Балтийский флот
разделили на два, хотя никому из исполнителей эта новая организация не была
понятна. Лишь в 1956 году удалось исправить эту ошибку.
До Великой Отечественной войны, как известно, нашей стране пришлось
участвовать в нескольких военных кампаниях. Руководство ими осуществлялось
распоряжениями, поступавшими из кабинета И.В.Сталина. Нарком обороны на деле
не был Верховным Главнокомандующим, а Нарком Военно-Морского Флота не
являлся главнокомандующим флотами. Все решал И.В.Сталин. Остальным
предоставлялось действовать в соответствии с принятыми им решениями.
При таком порядке люди отвыкали от самостоятельности и приучались ждать
указаний свыше. Работа военного аппарата в такой обстановке шла не
планомерно, а словно бы спазматически, рывками. Выполнили одно распоряжение
- ждали следующего. Вспоминается финская кампания. Постоянно действующего
органа - ставки или штаба, который координировал бы действия армии, флота,
авиации, не было. В кабинете И.В.Сталина обычно находились Нарком обороны и
начальник Генерального штаба. Вызывали еще кого-нибудь из исполнителей. Там
и принимались крупные решения.
Случалось, мы узнавали о намеченных операциях, когда и времени на
подготовку почти не оставалось. Иногда меня просто приглашал Нарком обороны
К.Е.Ворошилов и сообщал, что решено то-то и то-то.
Как-то в ходе финской войны у И.В.Сталина возникла мысль послать
подводные лодки к порту Або, расположенному глубоко в шхерах. Так и решили,
не посоветовавшись с морскими специалистами. Я вынужден был доложить, что
такая операция крайне трудна.
- Мы можем с известным риском послать подводные лодки в Ботнический
залив, - доказывал я, - но незаметно подойти к самому выходу из Або по
узкому шхерному фарватеру почти невозможно.
Прекратив разговор со мной, Сталин тут же вызвал начальника Главного
морского штаба Л. М. Галлера и задал ему тот же самый вопрос. Сперва Лев
Михайлович смешался и ничего определенного не ответил. Но несколько
поколебавшись все же подтвердил мою точку зрения:
- Пробраться непосредственно к Або очень трудно. Задание подводникам
было изменено, На этом и других примерах я убедился; со Сталиным легче всего
было решать вопросы, когда он находился в кабинете один. Тогда он спокойно
выслушивал тебя и делал объективные выводы.
К слову сказать, я заметил, что Сталин никого не называл по имени и
отчеству. Даже в домашней обстановке он называл своих гостей по фамилии и
непременно добавлял слово "товарищ". И к нему тоже обращались только так:
"товарищ Сталин". Если же человек, не знавший этой его привычки, ссылаясь,
допустим, на А.А.Жданова, говорил: "Вот Андрей Александрович имеет такое
мнение..." - И.В.Сталин, конечно, догадываясь, о ком идет речь, непременно
спрашивал: "А кто такой Андрей Александрович?.."
Исключение было только для Б.М.Шапошникова. Его он всегда называл
Борисом Михайловичем. Но я отвлекся...
Финская кампания выявила крупные недостатки не только в боевой
подготовке наших войск и флота. Она показала, что организация руководства
военными действиями не была достаточно отработана и в центре.
На случай войны - большой или малой - надо заранее знать, кто возглавит
Вооруженные Силы, на какой аппарат можно будет опираться: на специально
созданный орган или Генеральный штаб? Эти вопросы отнюдь не второстепенные.
От их решения зависит четкая ответственность за подготовку к войне и ведение
самой войны. Стоило по-настоящему взяться за это звено еще в мирное время,
как потянулась бы длинная цепь других проблем, которые следовало решить
заранее в предвидении возможной войны.
Нельзя сказать, что в последние предвоенные месяцы вышестоящие
инстанции мало занимались военными вопросами. Я уже говорил о том, как много
делалось в тот период. Но не могу припомнить случая, чтобы где-нибудь
поставили естественный и само собой напрашивающийся вопрос: а что, если
война разразится в ближайшее время? Не возникали и такие вопросы: готовы ли
наши Вооруженные Силы встретить во всеоружии врага? Какой конкретно орган
возглавит оборону и кто персонально готовится к выполнению обязанностей
Верховного Главнокомандующего?
Вспоминается финская война. Председателем Совнаркома тогда был
В.М.Молотов, а вся власть фактически сосредоточивалась в руках Сталина. Не
занимая официального поста в правительстве, он руководил всеми военными
делами.
Получив суровый урок зимой 1939/40 года, мы не сделали, к сожалению,
всех выводов. Поэтому положение в центральном аппарате мало изменилось и к
моменту нападения на нас фашистской Германии.
Лично я рассуждал примерно так: "Коль в мирное время не создано
оперативного органа, кроме существующего Генерального штаба, то, видимо, во
время войны аппаратом Ставки станет именно он - Генеральный штаб. А Ставка?
В нее, надо думать, войдут крупные государственные деятели. Значит,
возглавлять ее должен не кто иной, как сам Сталин".
Но какова будет роль Наркома обороны или Наркома Военно-Морского Флота?
Ответа на этот вопрос я не находил.
Что же получилось на самом деле? Со свойственным И.В.Сталину
стремлением к неограниченной власти он держал военное дело в своих руках.
Системы, которая могла бы безотказно действовать в случае войны, несмотря на
возможный выход из строя отдельных лиц в самый критический момент, не
существовало. Война застала нас в этом отношении не подготовленными.
Ставка Главного Командования Вооруженных Сил во главе с Наркомом
обороны С.К.Тимошенко была создана 23 июня 1941 года, то есть на второй день
войны. И.В.Сталин являлся одним из членов этой Ставки.
Считаю, было бы лучше, если б Ставку создали, скажем, хотя бы за месяц
до войны. Оснований для этого в мае - июне 1941 года имелось достаточно.
Учреждение Ставки и ее сбор даже в канун войны, 21 июня, когда И. В. Сталин,
признав войну весьма вероятной, давал указание И.В.Тюленеву (около 14 часов)
и Наркому обороны с начальником Генерального штаба (около 17 часов) о
повышении боевой готовности, сыграло бы свою положительную роль, и начало
войны тогда могло быть другим.
Первые заседания Ставки Главного Командования Вооруженных Сил в июне
проходили без Сталина. Председательство Наркома обороны маршала
С.К.Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки, мне пришлось
присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить:
Нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены
Ставки тоже. Функции каждого были не ясны - положения о Ставке не
существовало. Люди, входившие в ее состав, совсем не собирались подчиняться
Наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчета о
его действиях. С.К.Тимошенко и Г.К.Жуков докладывали о положении на
сухопутных фронтах. Я всего один раз, в конце июня, доложил обстановку на
Балтике в связи с подрывом на минах крейсера "Максим Горький" и оставлением
Либавы, хотя и был членом Ставки.
10 июля учредили Ставку Верховного Командования. 19 июля, почти через
месяц после начала войны, Сталин был назначен Наркомом обороны, и 8 августа
Ставка Верховного Командования Вооруженных Сил была переформирована в Ставку
Верховного Главнокомандования. И.В.Сталин занял пост Верховного
Главнокомандующего Вооруженными Силами. О его назначении знали тогда
немногие. Только после первых успехов на фронтах в сообщениях,
публиковавшихся в печати, Сталина стали называть Верховным
Главнокомандующим.
В состав Ставки Верховного Главнокомандования я в то время не входил.
Практически я этого не ощущал: как и раньше, вызывался в Ставку только по
вопросам, касавшимся флота. В состав Ставки меня снова ввели лишь 17 февраля
1945 года. Этим же постановлением был утвержден членом Ставки Маршал
Советского Союза А.М.Василевский, к тому времени уже давно занимавший поет
начальника Генерального штаба.
Невольно вспоминается, как еще долго, в тяжелых условиях временного
отступления, приходилось нам отрабатывать организацию руководства войной.
В те дни события развивались с неимоверной быстротой. Противник
стремительно рвался к Москве и Ленинграду. Г.К.Жуков выехал на фронт. Вскоре
начальником Генштаба вновь стал Б.М.Шапошников. Смена людей на таком важном
посту в столь трудный, я бы сказал, критический момент для страны вряд ли
была своевременной. Это тоже результат непродуманности в системе военного
руководства и подборе кадров. Конечно, Г.К.Жуков при всех его неоспоримых
полководческих способностях не очень подходил для роли начальника
Генерального штаба. Штабная работа была не я его характере. Однако подумать
об этом следовало бы раньше.
В первой декаде июля меня вызвали в кабинет С.К.Тимошенко, и там я
после значительного перерыва в первые дни войны встретился со Сталиным. Он
стоял за длинным столом, на котором лежали карты - только сухопутные, как я
успел заметить. - Как дела на Балтике? - спросил Сталин. Я хотел развернуть
карту Балтийского моря и доложить обстановку, но оказалось, что в данный
момент его интересовала лишь оборона Таллина и островов Эзель и Даго. Он
спросил меня, нельзя ли вывезти с островов артиллерию, чтобы усилить ею
сухопутные войска.
Я ответил, что шансов на успешную эвакуацию орудий береговой обороны
мало. Они нанесут врагу больший урон там, где установлены, - на островах.
Сталин согласился. На том разговор закончился.
Насколько помню, вопрос об артиллерии зашел тогда в связи с созданием
оборонительной полосы в районе Вязьмы. Мы выделили туда два дивизиона
морской артиллерии. Командующий артиллерией фронта Л.А.Говоров сам выбрал
места установки орудий. Вместе с армейскими частями моряки готовились
встретить врага.
До конца июля - точнее до первой бомбежки Москвы - члены Ставки иногда
собирались в кабинете Сталина в Кремле. Он имел обыкновение вызывать на
заседания Ставки лишь того, кого находил нужным. По сути дела, и в самой
Ставке установилось полное единовластие. Стиль руководства в то время не был
по-военному четким. Я видел, как Сталин по простому телетайпу связывался из
своего кабинета с фронтами. Он не считал необходимым отдавать приказания,
соблюдая порядок подчиненности. Вызывал непосредственного исполнителя, часто
не ставя в известность даже его начальника. Понятно, что в исключительных
случаях можно было так поступать, но делать это правилом недопустимо.
Недооценка системы и организации в руководстве со стороны Сталина оставалась
до конца его дней.
Я, как Нарком ВМФ, ощущал подобный подход к делу очень часто. В мирное
время многие вопросы, касающиеся всех Вооруженных Сил, в том числе и флота,
нередко решались без моряков, без учета нашей специфики. В годы войны с этим
стало еще сложнее. Флоты, как правило, оперативно подчинялись фронтам и
получали приказы оттуда. Ввиду отсутствия положения о том, что такое
оперативное подчинение (директива об этом вышла только 4 апреля 1944 года),
фронты нередко вмешивались во внутреннюю жизнь флотов. Приходилось за этим
следить и всеми путями исправлять положение.
Ставка и созданный 30 июня Государственный Комитет Обороны еще долго
переживали организационные неполадки, неизбежные в период становления. В
дальнейшем их организация улучшилась. У Ставки завязались более тесные
отношения с командующими фронтами. Сталин внимательно прислушивался к их
мнению. Все крупные операции, например, Сталинградская, Курская и другие,
подготавливались уже совместно с фронтами. Несколько раз мне довелось
наблюдать, как вызванные к Сталину командующие фронтами не соглашались с его
мнением. Нередко в подобных случаях оп предлагал еще раз взвесить,
продумать, прежде чем принять окончательное решение. Часто Сталин соглашался
с мнением командующих. Мне думается, ему даже нравились люди, имевшие свою
точку зрения и не боявшиеся отстаивать ее.
В случаях разногласий отрицательную роль, как правило, играли отдельные
его ближайшие сотрудники. Они, менее сведущие, чем он сам и командующие
фронтами в военном деле, обычно советовали не противиться и соглашаться со
Сталиным. Так было в больших и малых делах, в мирное время и в годы войны.
Поэтому, как я уже говорил, у меня сложилось твердое убеждение, что лучше
решать вопросы было тогда, когда Сталин находился один. К сожалению, за все
годы работы в Москве у меня было всего два-три таких случая.
Центральный военный аппарат претерпел немало изменений и стал более
гибким. Нашел свое место и Генеральный штаб, с которым Сталин считался. Без
докладов начальника Генштаба не принимались никакие решения.
Почему же все-таки столь трудно складывалось управление боевыми
действиями на фронтах в начале войны?
Мне думается, потому, что не было четкой регламентации прав и
обязанностей среди высоких военачальников и высших должностных лиц страны. А
между тем именно они должны были знать свое место и границы ответственности
за судьбы государства. Ведь в ту пору мы были уже уверены, что в предстоящей
войне боевые операции начнутся с первых же ее часов н даже минут. В этом
убеждали нас опыт и первой мировой войны, н события в Испании, и главным
образом начавшаяся в 1939 году вторая мировая война.
Мне думается, неправильной была просуществовавшая всю войну система
выездов па фронты представителей а уполномоченных Ставки. Обычно их посылали
на тот или иной фронт перед крупными операциями, и там они нередко подменяли
собой командующих. Тем самым словно бы подчеркивалось недоверие к
организации дела на фронтах.
Для военных людей давно уже стало азбучной истиной: с первых минут
войны следует ожидать мощных ударов авиации. Следовательно, связь и
коммуникации, особенно в прифронтовой полосе, могут быть сразу же нарушены.
От местного командования потребуется умение действовать самостоятельно, не
дожидаясь указаний сверху. Все указания, какие только возможны, надо дать
заблаговременно, еще в мирную пору. Однако из за того, что не было четкой
организации в центре, многие вопросы оставались нерешенными и на местах. Так
и для Военно-Морского Флота ряд важных вопросов оставался нерешенным. Какому
фронту будет подчинен тот или иной флот в случае войны? Как будет строиться
их взаимодействие?
Мы, к сожалению, как и Наркомат обороны, не имели четких задач на
случай войны. Все замыслы высшего политического руководства хранились в
тайне. Если бы перед войной были проведены более широкие совещания военных
руководителей, выслушаны их мнения и заслушаны откровенные доклады о
готовности Вооруженных Сил, мы избежали бы многих неприятностей в начальный
период. В результате только таких совещаний могли быть поставлены и
правильные задачи всем видам Вооруженных Сил.
В те годы мы все относились к И.В.Сталину как к непререкаемому
авторитету. У меня, например, не возникало никаких сомнений в правильности
его действий. Раздумья о правомерности отдельных решений Сталина по военным
вопросам пришли гораздо позднее. Однако справедливости ради следует
подчеркнуть: пережив трагическую обстановку первых дней войны. Сталин
оказался на высоте во все последующие годы. Он понял характер современных
операций и прислушивался к советам полководцев. Совершенно неверно
утверждение, будто бы он по глобусу оценивал обстановку и принимал решения.
Я мог бы привести много примеров, когда Сталин, уточняя с военачальниками
положение на фронтах, знал все, вплоть до положения каждого полка. Он
постоянно имел при себе записную книжку, в которой ежедневно отмечал наличие
войск, выпуск продукции по важным позициям и запасы продовольствия.
Говоря о просчетах И.В.Сталина в предвоенный период и в начале войны,
не следует забывать и ту положительную роль, которую сыграл его личный
авторитет в критические для нашей страны дни и в достижении окончательной
победы.
Мне хотелось бы подробнее остановиться на организации центрального
аппарата Военно-Морских Сил.
Военно-морской флот издавна, даже еще в эпоху парусных кораблей, из-за
своеобразных условий, в которых он действует - под этим я понимаю морские в
океанские просторы с их стихиями, - требует особенно высокого уровня
организации. И чем совершеннее становился флот, тем больше приходилось
морякам уделять внимания корабельной службе, теории и практике вооруженной
борьбы на море.
К моменту создания самостоятельного Наркомата ВМФ наш флотский организм
на всех театрах представлял уже сложную систему, которая объединяла
надводные и подводные корабли, морскую авиацию, войска ПВО флота, береговую
оборону, морскую пехоту и т. д. Корабельные соединения включали линкоры,
крейсера, эсминцы, подводные лодки, тральщики, всевозможные катера, плавучие
базы. В авиацию входили различные типы самолетов, от истребителей до больших
морских летающих лодок. Береговая оборона, некогда состоявшая из одних
батарей, предназначенных для защиты побережья только с моря, в конце
тридцатых годов уже имела многообразные средства обороны военно-морских баз
не только со стороны моря, но и с воздуха, а в некоторых случаях и с суши.
После гражданской войны страна приступила к восстановлению флота.
Как я уже писал, в ту пору в головах моряков и некоторых армейских
товарищей было много разных идей по поводу будущего нашего флота. Правильное
решение указали партия и правительство: не задаваться непосильными, трудно
выполнимыми планами, исходить из экономических возможностей страны, но
строить такой флот, которому было бы под силу защитить морские рубежи.
В свое время Управление РККФ органически вошло в Народный комиссариат
по военным и морским делам. В конце 1937 года было решено создать отдельный
Наркомат Военно-Морского Флота.
Когда я вступил в должность наркома, новый наркомат переживал период
становления. Дело в том, что при разделении наркоматов, как я уже говорил,
не было разработано положения, в котором бы четко определялся круг
деятельности каждого из органов. Так, нигде не было сказано, что Наркомат
обороны является нашим старшим оперативным органом, не были уточнены вопросы
взаимодействия флотов с округами (фронтами), взаимоотношения командиров баз
с командирами сухопутных частей. Все это нередко приводило к недоразумениям
между флотскими и армейскими товарищами.
Выражение "оперативное подчинение" еще в мирные дни некоторые армейские
товарищи понимали по-разному и нередко отдавали подчиненным флотским частям
далеко не оперативные распоряжения.
Вспоминаю, как на Дальний Восток был назначен новый командующий
войсками И.Р.Апанасенко. Ему оперативно подчинялись Тихоокеанский флот и
Амурская флотилия. Театр военных действий самый отдаленный и самый огромный.
По мелочам в центр не обращались: все приходилось решать на месте. Зашел ко
мне новый командующий перед отъездом в Хабаровск, чтобы поговорить о том о
сем, я ему задал важный для моряков вопрос: как он понимает оперативное
подчинение флота и флотилии.
- Ну на месте будет виднее, - ответил он. - Можете быть спокойны, не
обижу...
Я пробовал ему разъяснить, как это представляется мне (ведь
документов-то нет!). И.Р.Апанасенко кивнул головой в знак согласия.
Некоторое время спустя получаю ряд телеграмм. Оказывается, Апанасенко
приказал изменить распорядок жизни на кораблях: надо, говорит, жить так, как
все части его округа. У меня состоялся с ним неприятный разговор по
телефону. А флоту я отдал распоряжение: сохранить существующий порядок.
Нам, морякам, пришлось вырабатывать специальный документ, в котором
определялось, что же все-таки означает оперативное подчинение морских сил
сухопутным. В годы войны в этот документ был внесен ряд изменений,
уточнений, но тогда было сделано далеко не все. К тому же этот документ
считался обязательным лишь для моряков. Только в апреле 1944 года была
издана директива за подписью И.В.Сталина, в которой точно говорилось, в
каких случаях флоты следует оперативно подчинять фронтам, подчеркивалось
также, что Нарком ВМФ является главнокомандующим Военно-Морским Флотом.
В нашей мемуарной литературе, к сожалению, мало говорится о значении
штабов. Между тем не следует забывать: прежде чем начиналась любая операция,
над ней кропотливо работали, вникая в каждую мелочь, штабы всех степеней. Не
думаю умалять огромную роль талантливого командира, но не следует забывать и
его штаб.
Лично я Главному морскому штабу, где собран коллектив
высокообразованных специалистов, старался придавать первостепенное значение,
считал его "мозгом флота".
Главный морской штаб изучает, анализирует, обобщает все общефлотские
вопросы: сколько кораблей должен иметь тот или иной флот, какие корабли надо
строить, какие другие боевые средства потребуются флотам. Получив все
исходные данные сверху, от правительства, штаб решает задачи флота в системе
всех Вооруженных Сил, предлагает наилучший вариант их выполнения. Без столь
высокоспециализированного коллектива, с моей точки зрения, нельзя решать ни
одного крупного вопроса. Мы приложили много сил к совершенствованию
центрального аппарата и штабов на флотах. И все же во время войны сказались
некоторые недоработки, которые пришлось устранять уже в ходе боевых
действий.
Говоря об организации ГМШ, нельзя обойти молчанием роль его начальника.
Мне всегда представлялось правильным начальника ГМШ считать первым
заместителем наркома: он постоянно в курсе всех дел на флотах, и прежде
всего тех, которые могут потребовать спешного и ответственного решения.
Следовательно, ему и карты в руки. Это полностью подтвердила практика
военных лет. Помнится, на одном из совещаний высоких военачальников сразу
после войны, когда министерство было уже единое и обсуждались новые уставы,
все единогласно высказались: именно начальник штаба фактически оставался за
командира, даже когда формально кое-где имелся первый заместитель.
Действительно, где, как не на должности начальника штаба, на кипучей
работе, проверяется и готовится настоящий заместитель командира,
командующего!
Начальником Главного морского штаба до войны был вначале Л.М.Галлер,
затем его сменил И.С.Исаков. Оба они без особых на то полномочий выполняли
функции первого заместителя наркома, и никто другой, пусть даже назначенный
официально, не мог претендовать на эту роль, ибо по опыту и знаниям вряд ли
кто мог их заменить.
Плавая на кораблях, мне приходилось наблюдать, как временно с целью
подготовки командиров вводили иногда должность дублера или второго старшего
помощника. Кроме дезорганизации службы, ничего хорошего из этого не
получалось.
Хочешь стать отличным командиром корабля - побудь сначала в роли
старшего помощника! Другого рецепта дать нельзя.
Несколько слов об организации ВВС, береговой обороны и тыла.
На флоте возник полноценный, совершенно самостоятельный вид вооружения
- военно-воздушные силы. Наше правительство придавало большое значение
авиации в войне па море. Ни одно учение мы не проводили без взаимодействия
авиации с корабельными соединениями. Не вызывала сомнений и необходимость
создания в нашем наркомате центрального органа военно-воздушных сил, который
руководил бы авиацией всех флотов. Но в Наркомате обороны стали возражать:
дескать, вам будет трудно справляться с авиатехникой, занимайтесь кораблями,
а авиацию, пожалуй, разумнее передать общеармейским ВВС. Мне раза два-три
пришлось давать объяснения, почему мы настаиваем на собственных флотских
военно-воздушных силах. Нас поддержали в правительстве. На практике мы с
каждым днем убеждались в правильности принятого решения: только подчиненные
флоту авиасоединения могли успешно взаимодействовать с кораблями. Это,
конечно, не исключало того, что в морских операциях использовались и крупные
авиасоединения, не подчиненные флотам. В свою очередь и ВВС Военно-Морского
Флота могли в случае нужды привлекаться сухопутным командованием, как и
бывало в годы войны.
Нашу верную точку зрения на подчинение флотской авиации Наркомату ВМФ
подтвердил и опыт второй мировой войны. Известно, что в Германии Геринг не
захотел подчинить адмиралу Редеру авиацию. В результате отсутствия нужного
взаимопонимания между флотом и авиацией гитлеровцы не раз терпели неудачи на
море. Правда, объяснить их только этим нельзя.
Командующим военно-воздушными силами ВМФ всю войну был С.Ф.Жаворонков.
В прошлом участник гражданской войны, старый член партии, он уже в зрелом
возрасте выучился летать, освоил авиационное дело. Впервые я его встретил на
Черном море в роли командира эскадрильи флотской авиации. Затем наши пути
сошлись на Дальнем Востоке. Возглавляя ВВС Тихоокеанского флота, он проявил
себя требовательным командиром и хорошим организатором. Его уважали, но
вместе с тем побаивались. Во время хасанских событий мы частенько беседовали
о взаимодействии авиации с кораблями. И всегда находили общий язык. Когда
надо было найти кандидата на должность командующего военно-воздушными силами
сторону и раздельно произнес: - Когда надо будет, уберем.
Несколькими месяцами позднее меня сняли с должности. Балтийский флот
разделили на два, хотя никому из исполнителей эта новая организация не была
понятна. Лишь в 1956 году удалось исправить эту ошибку.
До Великой Отечественной войны, как известно, нашей стране пришлось
участвовать в нескольких военных кампаниях. Руководство ими осуществлялось
распоряжениями, поступавшими из кабинета И.В.Сталина. Нарком обороны на деле
не был Верховным Главнокомандующим, а Нарком Военно-Морского Флота не
являлся главнокомандующим флотами. Все решал И.В.Сталин. Остальным
предоставлялось действовать в соответствии с принятыми им решениями.
При таком порядке люди отвыкали от самостоятельности и приучались ждать
указаний свыше. Работа военного аппарата в такой обстановке шла не
планомерно, а словно бы спазматически, рывками. Выполнили одно распоряжение
- ждали следующего. Вспоминается финская кампания. Постоянно действующего
органа - ставки или штаба, который координировал бы действия армии, флота,
авиации, не было. В кабинете И.В.Сталина обычно находились Нарком обороны и
начальник Генерального штаба. Вызывали еще кого-нибудь из исполнителей. Там
и принимались крупные решения.
Случалось, мы узнавали о намеченных операциях, когда и времени на
подготовку почти не оставалось. Иногда меня просто приглашал Нарком обороны
К.Е.Ворошилов и сообщал, что решено то-то и то-то.
Как-то в ходе финской войны у И.В.Сталина возникла мысль послать
подводные лодки к порту Або, расположенному глубоко в шхерах. Так и решили,
не посоветовавшись с морскими специалистами. Я вынужден был доложить, что
такая операция крайне трудна.
- Мы можем с известным риском послать подводные лодки в Ботнический
залив, - доказывал я, - но незаметно подойти к самому выходу из Або по
узкому шхерному фарватеру почти невозможно.
Прекратив разговор со мной, Сталин тут же вызвал начальника Главного
морского штаба Л. М. Галлера и задал ему тот же самый вопрос. Сперва Лев
Михайлович смешался и ничего определенного не ответил. Но несколько
поколебавшись все же подтвердил мою точку зрения:
- Пробраться непосредственно к Або очень трудно. Задание подводникам
было изменено, На этом и других примерах я убедился; со Сталиным легче всего
было решать вопросы, когда он находился в кабинете один. Тогда он спокойно
выслушивал тебя и делал объективные выводы.
К слову сказать, я заметил, что Сталин никого не называл по имени и
отчеству. Даже в домашней обстановке он называл своих гостей по фамилии и
непременно добавлял слово "товарищ". И к нему тоже обращались только так:
"товарищ Сталин". Если же человек, не знавший этой его привычки, ссылаясь,
допустим, на А.А.Жданова, говорил: "Вот Андрей Александрович имеет такое
мнение..." - И.В.Сталин, конечно, догадываясь, о ком идет речь, непременно
спрашивал: "А кто такой Андрей Александрович?.."
Исключение было только для Б.М.Шапошникова. Его он всегда называл
Борисом Михайловичем. Но я отвлекся...
Финская кампания выявила крупные недостатки не только в боевой
подготовке наших войск и флота. Она показала, что организация руководства
военными действиями не была достаточно отработана и в центре.
На случай войны - большой или малой - надо заранее знать, кто возглавит
Вооруженные Силы, на какой аппарат можно будет опираться: на специально
созданный орган или Генеральный штаб? Эти вопросы отнюдь не второстепенные.
От их решения зависит четкая ответственность за подготовку к войне и ведение
самой войны. Стоило по-настоящему взяться за это звено еще в мирное время,
как потянулась бы длинная цепь других проблем, которые следовало решить
заранее в предвидении возможной войны.
Нельзя сказать, что в последние предвоенные месяцы вышестоящие
инстанции мало занимались военными вопросами. Я уже говорил о том, как много
делалось в тот период. Но не могу припомнить случая, чтобы где-нибудь
поставили естественный и само собой напрашивающийся вопрос: а что, если
война разразится в ближайшее время? Не возникали и такие вопросы: готовы ли
наши Вооруженные Силы встретить во всеоружии врага? Какой конкретно орган
возглавит оборону и кто персонально готовится к выполнению обязанностей
Верховного Главнокомандующего?
Вспоминается финская война. Председателем Совнаркома тогда был
В.М.Молотов, а вся власть фактически сосредоточивалась в руках Сталина. Не
занимая официального поста в правительстве, он руководил всеми военными
делами.
Получив суровый урок зимой 1939/40 года, мы не сделали, к сожалению,
всех выводов. Поэтому положение в центральном аппарате мало изменилось и к
моменту нападения на нас фашистской Германии.
Лично я рассуждал примерно так: "Коль в мирное время не создано
оперативного органа, кроме существующего Генерального штаба, то, видимо, во
время войны аппаратом Ставки станет именно он - Генеральный штаб. А Ставка?
В нее, надо думать, войдут крупные государственные деятели. Значит,
возглавлять ее должен не кто иной, как сам Сталин".
Но какова будет роль Наркома обороны или Наркома Военно-Морского Флота?
Ответа на этот вопрос я не находил.
Что же получилось на самом деле? Со свойственным И.В.Сталину
стремлением к неограниченной власти он держал военное дело в своих руках.
Системы, которая могла бы безотказно действовать в случае войны, несмотря на
возможный выход из строя отдельных лиц в самый критический момент, не
существовало. Война застала нас в этом отношении не подготовленными.
Ставка Главного Командования Вооруженных Сил во главе с Наркомом
обороны С.К.Тимошенко была создана 23 июня 1941 года, то есть на второй день
войны. И.В.Сталин являлся одним из членов этой Ставки.
Считаю, было бы лучше, если б Ставку создали, скажем, хотя бы за месяц
до войны. Оснований для этого в мае - июне 1941 года имелось достаточно.
Учреждение Ставки и ее сбор даже в канун войны, 21 июня, когда И. В. Сталин,
признав войну весьма вероятной, давал указание И.В.Тюленеву (около 14 часов)
и Наркому обороны с начальником Генерального штаба (около 17 часов) о
повышении боевой готовности, сыграло бы свою положительную роль, и начало
войны тогда могло быть другим.
Первые заседания Ставки Главного Командования Вооруженных Сил в июне
проходили без Сталина. Председательство Наркома обороны маршала
С.К.Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки, мне пришлось
присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить:
Нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены
Ставки тоже. Функции каждого были не ясны - положения о Ставке не
существовало. Люди, входившие в ее состав, совсем не собирались подчиняться
Наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчета о
его действиях. С.К.Тимошенко и Г.К.Жуков докладывали о положении на
сухопутных фронтах. Я всего один раз, в конце июня, доложил обстановку на
Балтике в связи с подрывом на минах крейсера "Максим Горький" и оставлением
Либавы, хотя и был членом Ставки.
10 июля учредили Ставку Верховного Командования. 19 июля, почти через
месяц после начала войны, Сталин был назначен Наркомом обороны, и 8 августа
Ставка Верховного Командования Вооруженных Сил была переформирована в Ставку
Верховного Главнокомандования. И.В.Сталин занял пост Верховного
Главнокомандующего Вооруженными Силами. О его назначении знали тогда
немногие. Только после первых успехов на фронтах в сообщениях,
публиковавшихся в печати, Сталина стали называть Верховным
Главнокомандующим.
В состав Ставки Верховного Главнокомандования я в то время не входил.
Практически я этого не ощущал: как и раньше, вызывался в Ставку только по
вопросам, касавшимся флота. В состав Ставки меня снова ввели лишь 17 февраля
1945 года. Этим же постановлением был утвержден членом Ставки Маршал
Советского Союза А.М.Василевский, к тому времени уже давно занимавший поет
начальника Генерального штаба.
Невольно вспоминается, как еще долго, в тяжелых условиях временного
отступления, приходилось нам отрабатывать организацию руководства войной.
В те дни события развивались с неимоверной быстротой. Противник
стремительно рвался к Москве и Ленинграду. Г.К.Жуков выехал на фронт. Вскоре
начальником Генштаба вновь стал Б.М.Шапошников. Смена людей на таком важном
посту в столь трудный, я бы сказал, критический момент для страны вряд ли
была своевременной. Это тоже результат непродуманности в системе военного
руководства и подборе кадров. Конечно, Г.К.Жуков при всех его неоспоримых
полководческих способностях не очень подходил для роли начальника
Генерального штаба. Штабная работа была не я его характере. Однако подумать
об этом следовало бы раньше.
В первой декаде июля меня вызвали в кабинет С.К.Тимошенко, и там я
после значительного перерыва в первые дни войны встретился со Сталиным. Он
стоял за длинным столом, на котором лежали карты - только сухопутные, как я
успел заметить. - Как дела на Балтике? - спросил Сталин. Я хотел развернуть
карту Балтийского моря и доложить обстановку, но оказалось, что в данный
момент его интересовала лишь оборона Таллина и островов Эзель и Даго. Он
спросил меня, нельзя ли вывезти с островов артиллерию, чтобы усилить ею
сухопутные войска.
Я ответил, что шансов на успешную эвакуацию орудий береговой обороны
мало. Они нанесут врагу больший урон там, где установлены, - на островах.
Сталин согласился. На том разговор закончился.
Насколько помню, вопрос об артиллерии зашел тогда в связи с созданием
оборонительной полосы в районе Вязьмы. Мы выделили туда два дивизиона
морской артиллерии. Командующий артиллерией фронта Л.А.Говоров сам выбрал
места установки орудий. Вместе с армейскими частями моряки готовились
встретить врага.
До конца июля - точнее до первой бомбежки Москвы - члены Ставки иногда
собирались в кабинете Сталина в Кремле. Он имел обыкновение вызывать на
заседания Ставки лишь того, кого находил нужным. По сути дела, и в самой
Ставке установилось полное единовластие. Стиль руководства в то время не был
по-военному четким. Я видел, как Сталин по простому телетайпу связывался из
своего кабинета с фронтами. Он не считал необходимым отдавать приказания,
соблюдая порядок подчиненности. Вызывал непосредственного исполнителя, часто
не ставя в известность даже его начальника. Понятно, что в исключительных
случаях можно было так поступать, но делать это правилом недопустимо.
Недооценка системы и организации в руководстве со стороны Сталина оставалась
до конца его дней.
Я, как Нарком ВМФ, ощущал подобный подход к делу очень часто. В мирное
время многие вопросы, касающиеся всех Вооруженных Сил, в том числе и флота,
нередко решались без моряков, без учета нашей специфики. В годы войны с этим
стало еще сложнее. Флоты, как правило, оперативно подчинялись фронтам и
получали приказы оттуда. Ввиду отсутствия положения о том, что такое
оперативное подчинение (директива об этом вышла только 4 апреля 1944 года),
фронты нередко вмешивались во внутреннюю жизнь флотов. Приходилось за этим
следить и всеми путями исправлять положение.
Ставка и созданный 30 июня Государственный Комитет Обороны еще долго
переживали организационные неполадки, неизбежные в период становления. В
дальнейшем их организация улучшилась. У Ставки завязались более тесные
отношения с командующими фронтами. Сталин внимательно прислушивался к их
мнению. Все крупные операции, например, Сталинградская, Курская и другие,
подготавливались уже совместно с фронтами. Несколько раз мне довелось
наблюдать, как вызванные к Сталину командующие фронтами не соглашались с его
мнением. Нередко в подобных случаях оп предлагал еще раз взвесить,
продумать, прежде чем принять окончательное решение. Часто Сталин соглашался
с мнением командующих. Мне думается, ему даже нравились люди, имевшие свою
точку зрения и не боявшиеся отстаивать ее.
В случаях разногласий отрицательную роль, как правило, играли отдельные
его ближайшие сотрудники. Они, менее сведущие, чем он сам и командующие
фронтами в военном деле, обычно советовали не противиться и соглашаться со
Сталиным. Так было в больших и малых делах, в мирное время и в годы войны.
Поэтому, как я уже говорил, у меня сложилось твердое убеждение, что лучше
решать вопросы было тогда, когда Сталин находился один. К сожалению, за все
годы работы в Москве у меня было всего два-три таких случая.
Центральный военный аппарат претерпел немало изменений и стал более
гибким. Нашел свое место и Генеральный штаб, с которым Сталин считался. Без
докладов начальника Генштаба не принимались никакие решения.
Почему же все-таки столь трудно складывалось управление боевыми
действиями на фронтах в начале войны?
Мне думается, потому, что не было четкой регламентации прав и
обязанностей среди высоких военачальников и высших должностных лиц страны. А
между тем именно они должны были знать свое место и границы ответственности
за судьбы государства. Ведь в ту пору мы были уже уверены, что в предстоящей
войне боевые операции начнутся с первых же ее часов н даже минут. В этом
убеждали нас опыт и первой мировой войны, н события в Испании, и главным
образом начавшаяся в 1939 году вторая мировая война.
Мне думается, неправильной была просуществовавшая всю войну система
выездов па фронты представителей а уполномоченных Ставки. Обычно их посылали
на тот или иной фронт перед крупными операциями, и там они нередко подменяли
собой командующих. Тем самым словно бы подчеркивалось недоверие к
организации дела на фронтах.
Для военных людей давно уже стало азбучной истиной: с первых минут
войны следует ожидать мощных ударов авиации. Следовательно, связь и
коммуникации, особенно в прифронтовой полосе, могут быть сразу же нарушены.
От местного командования потребуется умение действовать самостоятельно, не
дожидаясь указаний сверху. Все указания, какие только возможны, надо дать
заблаговременно, еще в мирную пору. Однако из за того, что не было четкой
организации в центре, многие вопросы оставались нерешенными и на местах. Так
и для Военно-Морского Флота ряд важных вопросов оставался нерешенным. Какому
фронту будет подчинен тот или иной флот в случае войны? Как будет строиться
их взаимодействие?
Мы, к сожалению, как и Наркомат обороны, не имели четких задач на
случай войны. Все замыслы высшего политического руководства хранились в
тайне. Если бы перед войной были проведены более широкие совещания военных
руководителей, выслушаны их мнения и заслушаны откровенные доклады о
готовности Вооруженных Сил, мы избежали бы многих неприятностей в начальный
период. В результате только таких совещаний могли быть поставлены и
правильные задачи всем видам Вооруженных Сил.
В те годы мы все относились к И.В.Сталину как к непререкаемому
авторитету. У меня, например, не возникало никаких сомнений в правильности
его действий. Раздумья о правомерности отдельных решений Сталина по военным
вопросам пришли гораздо позднее. Однако справедливости ради следует
подчеркнуть: пережив трагическую обстановку первых дней войны. Сталин
оказался на высоте во все последующие годы. Он понял характер современных
операций и прислушивался к советам полководцев. Совершенно неверно
утверждение, будто бы он по глобусу оценивал обстановку и принимал решения.
Я мог бы привести много примеров, когда Сталин, уточняя с военачальниками
положение на фронтах, знал все, вплоть до положения каждого полка. Он
постоянно имел при себе записную книжку, в которой ежедневно отмечал наличие
войск, выпуск продукции по важным позициям и запасы продовольствия.
Говоря о просчетах И.В.Сталина в предвоенный период и в начале войны,
не следует забывать и ту положительную роль, которую сыграл его личный
авторитет в критические для нашей страны дни и в достижении окончательной
победы.
Мне хотелось бы подробнее остановиться на организации центрального
аппарата Военно-Морских Сил.
Военно-морской флот издавна, даже еще в эпоху парусных кораблей, из-за
своеобразных условий, в которых он действует - под этим я понимаю морские в
океанские просторы с их стихиями, - требует особенно высокого уровня
организации. И чем совершеннее становился флот, тем больше приходилось
морякам уделять внимания корабельной службе, теории и практике вооруженной
борьбы на море.
К моменту создания самостоятельного Наркомата ВМФ наш флотский организм
на всех театрах представлял уже сложную систему, которая объединяла
надводные и подводные корабли, морскую авиацию, войска ПВО флота, береговую
оборону, морскую пехоту и т. д. Корабельные соединения включали линкоры,
крейсера, эсминцы, подводные лодки, тральщики, всевозможные катера, плавучие
базы. В авиацию входили различные типы самолетов, от истребителей до больших
морских летающих лодок. Береговая оборона, некогда состоявшая из одних
батарей, предназначенных для защиты побережья только с моря, в конце
тридцатых годов уже имела многообразные средства обороны военно-морских баз
не только со стороны моря, но и с воздуха, а в некоторых случаях и с суши.
После гражданской войны страна приступила к восстановлению флота.
Как я уже писал, в ту пору в головах моряков и некоторых армейских
товарищей было много разных идей по поводу будущего нашего флота. Правильное
решение указали партия и правительство: не задаваться непосильными, трудно
выполнимыми планами, исходить из экономических возможностей страны, но
строить такой флот, которому было бы под силу защитить морские рубежи.
В свое время Управление РККФ органически вошло в Народный комиссариат
по военным и морским делам. В конце 1937 года было решено создать отдельный
Наркомат Военно-Морского Флота.
Когда я вступил в должность наркома, новый наркомат переживал период
становления. Дело в том, что при разделении наркоматов, как я уже говорил,
не было разработано положения, в котором бы четко определялся круг
деятельности каждого из органов. Так, нигде не было сказано, что Наркомат
обороны является нашим старшим оперативным органом, не были уточнены вопросы
взаимодействия флотов с округами (фронтами), взаимоотношения командиров баз
с командирами сухопутных частей. Все это нередко приводило к недоразумениям
между флотскими и армейскими товарищами.
Выражение "оперативное подчинение" еще в мирные дни некоторые армейские
товарищи понимали по-разному и нередко отдавали подчиненным флотским частям
далеко не оперативные распоряжения.
Вспоминаю, как на Дальний Восток был назначен новый командующий
войсками И.Р.Апанасенко. Ему оперативно подчинялись Тихоокеанский флот и
Амурская флотилия. Театр военных действий самый отдаленный и самый огромный.
По мелочам в центр не обращались: все приходилось решать на месте. Зашел ко
мне новый командующий перед отъездом в Хабаровск, чтобы поговорить о том о
сем, я ему задал важный для моряков вопрос: как он понимает оперативное
подчинение флота и флотилии.
- Ну на месте будет виднее, - ответил он. - Можете быть спокойны, не
обижу...
Я пробовал ему разъяснить, как это представляется мне (ведь
документов-то нет!). И.Р.Апанасенко кивнул головой в знак согласия.
Некоторое время спустя получаю ряд телеграмм. Оказывается, Апанасенко
приказал изменить распорядок жизни на кораблях: надо, говорит, жить так, как
все части его округа. У меня состоялся с ним неприятный разговор по
телефону. А флоту я отдал распоряжение: сохранить существующий порядок.
Нам, морякам, пришлось вырабатывать специальный документ, в котором
определялось, что же все-таки означает оперативное подчинение морских сил
сухопутным. В годы войны в этот документ был внесен ряд изменений,
уточнений, но тогда было сделано далеко не все. К тому же этот документ
считался обязательным лишь для моряков. Только в апреле 1944 года была
издана директива за подписью И.В.Сталина, в которой точно говорилось, в
каких случаях флоты следует оперативно подчинять фронтам, подчеркивалось
также, что Нарком ВМФ является главнокомандующим Военно-Морским Флотом.
В нашей мемуарной литературе, к сожалению, мало говорится о значении
штабов. Между тем не следует забывать: прежде чем начиналась любая операция,
над ней кропотливо работали, вникая в каждую мелочь, штабы всех степеней. Не
думаю умалять огромную роль талантливого командира, но не следует забывать и
его штаб.
Лично я Главному морскому штабу, где собран коллектив
высокообразованных специалистов, старался придавать первостепенное значение,
считал его "мозгом флота".
Главный морской штаб изучает, анализирует, обобщает все общефлотские
вопросы: сколько кораблей должен иметь тот или иной флот, какие корабли надо
строить, какие другие боевые средства потребуются флотам. Получив все
исходные данные сверху, от правительства, штаб решает задачи флота в системе
всех Вооруженных Сил, предлагает наилучший вариант их выполнения. Без столь
высокоспециализированного коллектива, с моей точки зрения, нельзя решать ни
одного крупного вопроса. Мы приложили много сил к совершенствованию
центрального аппарата и штабов на флотах. И все же во время войны сказались
некоторые недоработки, которые пришлось устранять уже в ходе боевых
действий.
Говоря об организации ГМШ, нельзя обойти молчанием роль его начальника.
Мне всегда представлялось правильным начальника ГМШ считать первым
заместителем наркома: он постоянно в курсе всех дел на флотах, и прежде
всего тех, которые могут потребовать спешного и ответственного решения.
Следовательно, ему и карты в руки. Это полностью подтвердила практика
военных лет. Помнится, на одном из совещаний высоких военачальников сразу
после войны, когда министерство было уже единое и обсуждались новые уставы,
все единогласно высказались: именно начальник штаба фактически оставался за
командира, даже когда формально кое-где имелся первый заместитель.
Действительно, где, как не на должности начальника штаба, на кипучей
работе, проверяется и готовится настоящий заместитель командира,
командующего!
Начальником Главного морского штаба до войны был вначале Л.М.Галлер,
затем его сменил И.С.Исаков. Оба они без особых на то полномочий выполняли
функции первого заместителя наркома, и никто другой, пусть даже назначенный
официально, не мог претендовать на эту роль, ибо по опыту и знаниям вряд ли
кто мог их заменить.
Плавая на кораблях, мне приходилось наблюдать, как временно с целью
подготовки командиров вводили иногда должность дублера или второго старшего
помощника. Кроме дезорганизации службы, ничего хорошего из этого не
получалось.
Хочешь стать отличным командиром корабля - побудь сначала в роли
старшего помощника! Другого рецепта дать нельзя.
Несколько слов об организации ВВС, береговой обороны и тыла.
На флоте возник полноценный, совершенно самостоятельный вид вооружения
- военно-воздушные силы. Наше правительство придавало большое значение
авиации в войне па море. Ни одно учение мы не проводили без взаимодействия
авиации с корабельными соединениями. Не вызывала сомнений и необходимость
создания в нашем наркомате центрального органа военно-воздушных сил, который
руководил бы авиацией всех флотов. Но в Наркомате обороны стали возражать:
дескать, вам будет трудно справляться с авиатехникой, занимайтесь кораблями,
а авиацию, пожалуй, разумнее передать общеармейским ВВС. Мне раза два-три
пришлось давать объяснения, почему мы настаиваем на собственных флотских
военно-воздушных силах. Нас поддержали в правительстве. На практике мы с
каждым днем убеждались в правильности принятого решения: только подчиненные
флоту авиасоединения могли успешно взаимодействовать с кораблями. Это,
конечно, не исключало того, что в морских операциях использовались и крупные
авиасоединения, не подчиненные флотам. В свою очередь и ВВС Военно-Морского
Флота могли в случае нужды привлекаться сухопутным командованием, как и
бывало в годы войны.
Нашу верную точку зрения на подчинение флотской авиации Наркомату ВМФ
подтвердил и опыт второй мировой войны. Известно, что в Германии Геринг не
захотел подчинить адмиралу Редеру авиацию. В результате отсутствия нужного
взаимопонимания между флотом и авиацией гитлеровцы не раз терпели неудачи на
море. Правда, объяснить их только этим нельзя.
Командующим военно-воздушными силами ВМФ всю войну был С.Ф.Жаворонков.
В прошлом участник гражданской войны, старый член партии, он уже в зрелом
возрасте выучился летать, освоил авиационное дело. Впервые я его встретил на
Черном море в роли командира эскадрильи флотской авиации. Затем наши пути
сошлись на Дальнем Востоке. Возглавляя ВВС Тихоокеанского флота, он проявил
себя требовательным командиром и хорошим организатором. Его уважали, но
вместе с тем побаивались. Во время хасанских событий мы частенько беседовали
о взаимодействии авиации с кораблями. И всегда находили общий язык. Когда
надо было найти кандидата на должность командующего военно-воздушными силами