Страница:
ВМФ, я не искал никого другого - С.Ф.Жаворонков был самой подходящей
кандидатурой.
Это были уже предвоенные годы. Авиация флота быстро росла.
Проводившиеся учения и маневры требовали ее активного участия. Когда в годы
войны налеты фашистских самолетов на базы и корабли стали учащаться,
С.Ф.Жаворонков умело организовывал отражение вражеских воздушных атак,
руководил также всеми средствами ПВО. Этому содействовали его деловые
взаимоотношения с начальником ПВО А.И.Сергеевым.
Более сложным оказался вопрос о том, иметь или не иметь в составе
военно-воздушных сил все средства ПВО. Работая еще на Тихоокеанском флоте,
где часто нарушались воздушные границы, я пришел к убеждению: самым активным
и действенным средством отражения налетов врага являются истребители. Но их
успех зависит от того, насколько своевременно предупреждает об опасности
противовоздушная оборона. Да и в море безопасность кораблей обеспечивает
также прежде всего истребительная авиация. В те годы истребители являлись
самым эффективным средством. Встала проблема: либо разделить истребительную
авиацию между ВВС и ПВО, либо все средства ПВО сосредоточить в руках
командующего ВВС. Когда обсуждали эту проблему в Москве, большинство
высказалось за объединение всех средств ПВО в руках командующих ВВС. Чем
больше мы проводили учений, тем больше убеждались в правильности объединения
ВВС и ПВО. Такая организация оправдала себя - доказала свою жизненность в
годы войны. Только после войны, с появлением новых средств нападения и
отражения, возникла необходимость в корне пересмотреть прежнюю систему.
С организацией отдельного Наркомата Военно-Морского Флота возник вопрос
и о береговой обороне как об отдельном роде морских сил. Появление новых
средств борьбы и возможность внезапной атаки военно-морских баз или
отдельных объектов с суши с помощью воздушных десантов заставили нас
по-новому взглянуть на роль береговой обороны в будущей войне.
Исторически береговая оборона существовала как род сил, входящий в
состав флота, а временами не имела к нему почти никакого отношения. К началу
второй мировой войны береговая оборона в корне изменила свое лицо. Помимо
береговых батарей, частей морской пехоты, зенитных средств она включала
также различные сухопутные части - сухопутную артиллерию, стрелковые части,
танки. Одним словом, на флоте появился полноценный род сил, органически в
него входящий и готовый вести борьбу с врагом во взаимодействии с
корабельными соединениями.
Однажды на одном из совещаний береговиков в Москве, кажется
состоявшемся осенью 1939 года, я решил посоветоваться с нашими ветеранами
береговой обороны по всем организационным вопросам. Нужно сказать, что флот
имел на редкость сильный коллектив специалистов по береговой артиллерии.
Моряки до сих пор помнят И.С.Мушнова, А.Б.Елисеева, С.И.Кабанова,
С.И.Воробьева, М.Ф.Куманина и многих других. Все они- участники гражданской
войны - хорошо понимали, насколько изменилась сущность береговой обороны,
которая все более принимала общевойсковой характер.
Иннокентий Степанович Мушнов, возглавлявший береговую оборону, и его
заместитель А.Б.Елисеев являлись ее заслуженными ветеранами. Я, по правде
сказать, думал, что они будут стремиться ограничить по старинке свои
обязанности береговыми батареями. А вышло наоборот: как и все участники
совещания, они потребовали передать ни "полноту власти" для обороны баз и
укрепленных районов с моря, воздуха и суши, а вместе с этим и все средства,
вплоть до сухопутных частей и танков. Я согласился.
Но Л.М.Галлер предупредил, что иного мнения на этот счет придерживается
начальник Генерального штаба маршал Б.М.Шапошников. По словам Галлера, в
Генеральном штабе существовало такое мнение: вместо передачи всех средств
круговой защиты береговой обороне следует подтянуть к берегу сухопутные
соединения и береговые батареи подчинить общевойсковому начальнику. Адмирал
Галлер переговорил с Шапошниковым, и дело закончилось миром. Предполагаемый
вызов по этому поводу в Кремль не состоялся, и мы утвердили предложение
Главного морского штаба.
Несколько слов о тыле Военно-Морского Флота. Возглавлял его в годы
войны С.И.Воробьев. Бывалый береговик, он увлекался работой в тылу, и жилка
хозяйственника чувствовалась у него во всем. Правда, иногда и у него
проскальзывала нотка: мол, где нам, тыловикам, тягаться с настоящими
моряками. Но мы всюду подчеркивали огромную роль тыла во всех операциях
флота. Разве может выйти в море соединение кораблей без танкера с топливом
или без буксира? А кто из.моряков может сомневаться в том, как важно для
успешных боевых операций быстро отремонтировать корабль или, скажем, вовремя
подготовить боеприпасы и продовольствие?
Флот - сложнейший организм, каждая часть которого одинаково важна.
Уделяя много внимания вопросам организации, мы всегда стремились
сохранить принцип централизованного руководства. Командующий флотом (или
флотилией) был полновластным хозяином на морском театре. Ему должны были
подчиняться все рода Морских Сил.
За долгие годы службы на флоте я пришел к выводу: чем меньше линий
подчиненности и проще организация, тем яснее круг обязанностей у каждого
человека.
В книге "Майн кампф", которую Гитлер написал, когда еще только рвался к
власти, сказано: "...когда мы говорим сегодня о новых землях в Европе, мы
должны иметь в виду прежде всего Россию". Дальше он с присущей ему наглостью
добавляет: "Вся Россия должна быть расчленена на составные части. Эти
компоненты являются естественной имперской территорией Германии.
На этом строилась вся политика германского фашизма, и напрасно искать
какие-то перемены в настроениях фюрера. Ведя боевые действия в Европе, он не
отказывался от своих планов нападения на нашу страну.
Сейчас не остается сомнений, что Гитлер, заключая договор с Советским
Союзом, шел на прямой обман и охотно нарушил бы договор даже осенью 1939
года, если бы обстановка сложилась благоприятно.
Наступил 1940 год. В Западной Европе закончилась "странная война".
Весенне-летнее наступление немецкой армии привело к захвату Дании, Норвегии,
Бельгии, Голландии и, наконец, к падению Франции. Гитлер еще грозит Англии
высадить свои войска на Британские острова, а сам на совещании в ставке 22
июля уже говорит: "Русская проблема будет разрешена наступлением. Следует
продумать план предстоящей операции".
Так зарождается замысел, который после оформится в пресловутый план
"Барбаросса".
Немецкий генеральный штаб начинает решать практические вопросы: куда
наносить главные удары, сколько потребуется войск, какова роль армии,
авиации и флота. По мере уяснения задач уточняются сроки начала войны. В
угаре побед, одержанных на Западе, происходит явная недооценка мощи
Советской страны, а немецкий военный атташе в Москве генерал Кестринг
докладывает, что для подготовки Красной Армии к войне потребуется по меньшей
мере четыре года.
Еще до подписания Гитлером плана наступления нажинается перегруппировка
войск и переброска дивизий в Польшу.
В ноябре 1940 года, когда Берлин посещает В.М.Молотов, Гитлер всячески
уверяет его в соблюдении договора, а сам немного спустя, 18 декабря,
подписывает директиву э 21, которая и получила название плана "Барбаросса".
В ней, в частности, указывалось: "Германские вооруженные силы должны быть
подготовлены к тому, чтобы сокрушить Советскую Россию в быстротечной
кампании". С этого дня подготовка Германии к войне с Советским Союзом
принимает такой размах, что становится очевидной для многих.
Мы внимательно следили за войной в Европе. Уже летом 1940 года, когда
Германия дацана на Францию, выявилось стремление немецкого командования
использовать мотомеханизированные части для обходных маневров при
преодоления пиний обороны противника. При наступлении на военно-морские базы
гитлеровцы применяли удары по флангам с одновременной атакой укрепленных
районов с тыла.
Все это побудило наш Главный морской штаб задуматься над защитой баз с
сухопутных направлений. Были даны указания разработать специальные
инструкции " поручить инженерным отделам флотов произвести соответствующие
рекогносцировки, а затем приступить к укреплению военно-морских баз с суши.
Следует признать, что эти указания выполнялись не в полную силу. Тем не
менее уже с середины 1940 года началось проектирование, а затем создание
будущих линий сухопутной обороны баз.
Командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С.Октябрьский пишет в своих
воспоминаниях: "Военный совет флота еще до начала Великой Отечественной
войны получил конкретные указания правительства и высшего военно-морского
командования об усилении не только морской и противовоздушной, но и
сухопутной обороны главной базы флота. Еще в феврале 1941 года был
рассмотрен и утвержден план строительства главного рубежа сухопутной обороны
Севастополя".
Пусть далеко не все было осуществлено из этих наметок, но кое-что
моряки успели сделать. И когда в ноябре 1941 года немцы подошли к
Севастополю, малочисленные флотские подразделения смогли удержать свои
позиции. Сказалось заранее продуманное расположение огневых точек и других
оборонительных сооружений.
Передом в отношениях с Германией, который мы ощущали в воине 1940 года,
имел, разумеется, весьма серьезные причины. Мы же видели тогда только
отдельные симптомы той перемени, за которыми уже стояло решение Гитлера
напасть на Советский Союз. После разгрома Франции перед Гитлером встал
вопрос: что делать дальше? Операцию "Морской лев" - высадку десанта, на
Британских островах - он отложил. Не будем сейчас вдаваться в разбор причин
этого решения, они могли быть различными, но один факт неоспорим: в подобной
операции большую роль должен был играть флот. А он у немцев был еще
недостаточно сильным.
Германия приступила к выполнению обширной судостроительной программы
примерно в одно время с нами - в 1938 году. Программа была рассчитана на
десять лет и включала в себя постройку 10 огромных линкоров, 4 авианосцев,
15 броненосцев, 49 крейсеров, 248 подводных лодок. (См. Руге. Война на море.
1939-1945 гг. М" 1957. С. 58. - прм. ред.) Эта программа была разработана
главным образом для борьбы с Англией. Руководители германского флота
рассчитывали быть готовыми к войне в середине сороковых годов. Но война
разразилась раньше, в 1939 году, и фашисты практически ничего не успели
сделать для усиления своего флота. Это обстоятельство, вероятно, тоже
сдерживало их, когда возник вопрос об операции "Морской лев". Слабость
немецкого флота, бесспорно, явилась одной из причин отказа Гитлера от
высадки десанта я Англии, а это, в свою очередь, натолкнуло его на мысль
немедленно повернуть оружие на Восток. Что случилось бы, будь в то время у
Германии могучий флот, можно только гадать.
Теперь, когда разрабатывался план "Барбаросса", германский
военно-морской флот предполагал начать свои действия на Балтике. Верховное
армейское командование, опьяненное легкими победами в Европе, ревниво
отнеслось к перспективе активного участия флота в военных операциях, и в
результате последнему отвели весьма ограниченную роль. Генералы заверяли
Гитлера, что справятся с Советским Союзом сами.
Конечно, помимо соперничества между сухопутными генералами и адмиралами
флота в немецкой ставке на ход войны повлияло и то, что Германия продолжала
упорную борьбу за Атлантику. Но все же морское командование готовилось
широко использовать против нашего флота на Балтике легкие надводные силы,
подводные лодки и мины. Армейское же командование рассчитывало за несколько
недель с ходу захватить Ленинград, а стало быть, и Кронштадт. Перед немецким
флотом в связи с этим ставилась задача: охранять коммуникации и побережье во
время победного шествия армии и не выпускать советские корабли из Финского
залива. Таковы были расчеты гитлеровцев. Конечно, о плане "Барбаросса" мы
тогда еще не знали. А немецкое военное командование, не теряя времени,
начало развертывать свои силы на востоке: одна за другой перебрасывались
дивизии, строились вблизи наших границ аэродромы. В Финляндию и Румынию, уже
втянутых в фашистскую орбиту, сначала посылались специальные миссии,
отдельные группы офицеров, а затем и войска. Корабли германского
военно-морского флота зачастили с визитами в порты Финляндии. Не считаясь с
договором о ненападении, гитлеровцы все более активизировали свою разведку.
Самолеты германской авиации то и дело производили "случайные" полеты над
нашими военными объектами. С этого времени поступало все больше и больше
сведений о готовящемся на нас нападении. С каждым днем становилось
очевиднее: фашистская Германия - самый вероятный наш противник. Договор
терял свое значение и перечеркивался всем поведением Гитлера.
Мы заметили перемену и в поведении германского военно-морского атташе
фон Баумбаха. Не зря он говорил, что командование считает его пост очень
важным. Баумбах стал чаще обычного наведываться в отдел внешних сношений
Военно-Морского Флота. Он предлагал поделиться с нами разными "полезными
данными", а сам, словно бы между делом, пытался выведать данные о нашем
флоте.
В общем, к началу 1941 года к нам стали просачиваться сведения о далеко
не мирных намерениях Гитлера. Сперва сведения эти были скудными, потом они
стали носить более разносторонний и в то же время определенный характер. Уже
после войны мне удалось узнать, что фашисты разработали широкий план
дезинформации Советского Союза об истинных намерениях Германии. Видимо,
именно по этому плану наш военно-морской атташе в Берлине М. А. Воронцов был
приглашен к адмиралу Редеру, который пытался навязать.ему ложные выводы о
действиях немцев. Как ни старалось германское командование, оно не могло
скрыть подготовку крупнейшего наступления на широком фронте - от Баренцева
моря до Босфора. В сводках Генштаба и донесениях с флотов содержались
тревожные вести. Командующие флотами при встречах или разговорах по телефону
настойчиво спрашивали, как в правительстве расценивают недружелюбные
действия Германии.
Чаще всех звонил командующий Балтийским флотом В.Ф.Трибуц: поведение
немцев на Балтике было особенно подозрительным. Докладывая об очередных
нарушениях нашего воздушного пространства или еще о чем-либо в этом роде,
В.Ф.Трибуц, человек энергичный и инициативный, неизменно допытывался: как
все это понимать?
Действительно, уже в начале 1941 года следовало бы сопоставить,
проанализировать все данные я положить их на чашу весов: с одной
стороны-поступки гитлеровцев, реальные факты, с другой - их обещания,
договор с нами. Что перевесит?
Договор с Германией о ненападении существовал, но существовала ведь и
книга Гитлера "Майн кампф". Он развивал в ней планы захвата "восточного
пространства" и, как я писал выше, никогда не отказывался ни от своей книги,
ни от своих планов.
Если не ошибаюсь, в феврале 1941 года я доложил правительству, что
немцы все больше задерживают поставки для крейсера "Лютцов". И.В.Сталин
внимательно выслушал меня и предложил впредь подробно сообщать, как пойдет
дело дальше. Попутно, обращаясь ко всем присутствующим, он заметил, что в
Германии ограничивают наших представителей в передвижении.
Примерно в ту же пору у меня состоялся разговор с А.А.Ждановым. Андрей
Александрович часто приезжал в наркомат: он был членом Главного военного
совета ВМФ. Как-то после заседания он задержался в моем кабинете. Мы
толковали на разные темы. Потом я спросил, не считает ли он действия
Германии вблизи наших границ подготовкой к войне. Андрей Александрович
высказал мнение, что Германия не в состоянии воевать на два фронта.
Он.расценивал нарушения нашего воздушного пространства и стягивание немецких
сил к границе скорее как меры предосторожности со стороны Гитлера или как
средство психологического нажима на нас, не больше.
Я усомнился:
- Если речь идет только о мерах предосторожности, для чего Гитлеру
накапливать силы в Финляндии и Румынии? Зачем немецкие самолеты-разведчики
летают над Ханко и Полярным? Ведь оттуда им никто не угрожает.
За несколько месяцев до этого разговора я слышал от Жданова довольно
решительное утверждение: обе стороны на Западе завязли в войне, и потому мы
можем спокойно заниматься своими делами. Теперь он не повторял этих слов, но
по-прежнему не считал вероятным скорое столкновение с Германией. Андрей
Александрович ссылался и на опыт первой мировой войны, показавший, что
борьба на два фронта для Германии непосильна, н даже на известное
предостережение "железного канцлера" Бисмарка на сей счет.
Возможно, где-то в душе у Жданова, как н у меня, таились сомнения, а
может, он был в курсе каких-то неведомых мне расчетов Сталина н, конечно,
наверняка знал об огромной работе по укреплению западных границ, которая
тогда велась ускоренными темпами. Эта работа имела смысл прежде всего на
случай войны с Германией. Значит, вероятность такой войны учитывалась.
И все-таки просчетов было допущено немало. Уж сколько говорилось об
авиации н ее мощных налетах в первые же дни и даже часы военного
столкновения} Сколько писалось и рассказывалось о роли штабов всех степеней
и их надежном укрытии в военное время! Я лично прочувствовал это на себе.
Когда в Картахене приходилось сидеть часами в плохо оборудованном укрытии -
рефухии, невольно приходили мысли: надежные укрытия следует создавать еще в
мирное время.
Не запрашивая разрешения, на свой риск н страх, я приказал строить
бетонированный блок, в котором можно было разместить немного людей и
средства связи Наркомата ВМФ. А Наркомат обороны пока ничего не
предпринимает.
В своей книге "Через три войны" бывший командующий Московским военным
округом И.В.Тюленев рассказывает, как накануне нападения гитлеровцев на нашу
страну бывший Нарком обороны К.Е.Ворошилов спросил его:
- Где подготовлен командный пункт для Верховного Главнокомандования?
Тюленев ответил, что ему никто и никогда не поручал этим заниматься.
А ведь вопрос можно было разрешить в мирную пору, если бы Генеральный
штаб уделил ему больше внимания. И теперь трудно понять, почему так делалось
на фоне колоссальных мероприятий по повышению обороноспособности страны в
целом.
Правительство спешно приспособило одну из станций метро для работы
Ставки. Там она находилась первый год войны. Только со временем везде, где
нужно, появились укрытые командные пункты, и штабы всех степеней могли
работать спокойно при любой обстановке в воздухе.
Военные события не всегда развиваются по нашему усмотрению. Но как бы
ни был неожиданным тот или иной поворот событий, он не должен застать нас
врасплох, к нему нужно быть готовым, особенно когда речь идет об обороне
государства. А оборона страны зависит не только от числа дивизий, танков и
самолетов, имеющихся на вооружении, но прежде всего от готовности немедленно
привести их в действие, эффективно использовать, когда возникнет
необходимость.
Подготовка к войне не просто накопление техники. Чтобы отразить
возможное нападение, надо заранее разработать оперативные планы и довести их
до исполнителей. Да и это лишь самое начало. Исполнители должны разработать
свои оперативные документы и, главное, научиться действовать по пим. Для
этого нужно время и время.
С кем конкретно следует быть готовыми воевать? Когда? Как? Это не
праздные вопросы. От них зависит весь ход войны.
Думал ли об этом Сталин? Ведь он в то время - в мае 1941 года - был не
только Генеральным секретарем ЦК, но и Председателем Совнаркома СССР.
Конечно, думал. Полагаю, у него было твердое убеждение, что война неизбежна.
Партия и правительство предвидели, что война обязательно вспыхнет на
западе или на востоке. А возможно, в одно и то же время и там и тут. Недаром
же наши войска сосредоточивались одновременно и на западе и на востоке. И
тут и там укреплялись границы. Да и перемещения крупных военачальников в
конце 1940 - начале 1941 года тоже говорят о подготовке к войне на два
фронта. Вообще же подготовка к возможному военному конфликту началась
значительно раньше и проводилась последовательно, о огромным напряжением
сил. Каждый советский человек понимал, что стремительное наращивание нашей
индустриальной мощи необходимо прежде всего для укрепления
обороноспособности страны. Мы должны были спешить, и партия прямо говорила
об этом народу. За годы предвоенных пятилеток страна преобразилась, были
созданы экономические основы нашей обороноспособности. Теперь совершенно
ясно, какую роль сыграло, скажем, создание новых промышленных центров на
востоке страны - Кузбасса, Магнитки и других.
Все мы знали, что наша страна отстала от передовых капиталистических
стран на 50-100 лет и что мы должны были пробежать это расстояние за десять
лет. Иначе нас сомнут. И советские люди действительно прошли за десятилетие
такой путь промышленного развития, на который другие государства тратили
целое столетие. Об этом забывать нельзя.
Огромное внимание партия и правительство уделяли нашим Вооруженным
Силам.
Многое, очень многое делалось. И все же не хватало постоянной,
повседневной готовности к войне.
К слову сказать, Сталин, по-видимому, ошибался в сроках возможного
конфликта, он считал, что времени еще хватит.
Огромный авторитет И. В. Сталина, как мне думается, сыграл двоякую
роль. С одной стороны, у всех была твердая уверенность: Сталину, мол,
известно больше, и, когда потребуется, он примет необходимые решения. С
другой - эта уверенность мешала его ближайшему окружению иметь собственное
мнение, прямо и решительно высказывать его. А на флотах люди были твердо
убеждены: коль нет надлежащих указаний, значит, война маловероятна.
Нам, морякам, не оставалось ничего другого, как следить за действиями
Наркомата обороны. Мы понимали подчиненную роль флота по отношению к
сухопутным силам в будущей войне и не собирались решать свои задачи отдельно
от них. Когда Наркомом обороны был К. Е. Ворошилов, мы исходили еще и из
того, что он, как член Политбюро, лучше нас знает планы и решения высшего
руководства, сам участвует в их разработке, а следовательно, может многое
нам посоветовать.
После финской кампании Наркомом обороны стал С.К.Тимошенко. Я старался
установить с ним тесный контакт. Но отношения у нас как-то не клеились, хотя
их нельзя было назвать плохими. С.К.Тимошенко, загруженный собственными
делами, уделял флоту мало внимания. Несколько раз я приглашал его на наши
совещания с командующими флотами по оперативным вопросам, полагая, что это
будет полезно и для нас и для Наркома обороны: ведь мы должны были
готовиться к тесному взаимодействию на войне. Семен Константинович вежливо
принимал приглашения, но ни на одно наше совещание не приехал, ссылаясь на
занятость.
Контакт с Генштабом я считал особенно важным потому, что И.В.Сталин,
занимаясь военными делами, опирался на его аппарат. Следовательно, Генштаб
получал от него указания и директивы, касающиеся н флота.
В бытность" начальником Генштаба Бориса Михайловича Шапошникова у нас с
ним установились спокойные и деловые отношения. Удовлетворяли нас и
отношения с К.А.Мерецковым, который возглавлял Генеральный штаб с августа
1940 года. Кирилла Афанасьевича я немного знал еще по Испании, потом
встречался с ним, когда он командовал Ленинградским военным округом. Мы
всегда находили общий язык. Мне приходилось решать с ним ряд вопросов,
например об усилении сухопутных гарнизонов Либавы и Ханко, о
взаимоотношениях Балтфлота с Прибалтийским военным округом. И мы как-то
легко договаривались.
К.А.Мерецков был начальником Генштаба всего несколько месяцев. 1
февраля 1941 года его сменил на этом посту генерал армии Г.К.Жуков. Я ездил
к нему несколько раз, но безуспешно. Он держал себя довольно высокомерно и
совсем не пытался вникнуть во флотские дела.
Сперва я думал, что только у меня отношения с Г.К.Жуковым не
налаживаются и что с ним найдет общий язык его коллега, начальник Главного
морского штаба И.С.Исаков. Однако у Исакова тоже ничего не вышло.
Помнится, он был однажды у Г.К.Жукова вместе со своим заместителем
В.А.Алафуаовым. Жуков принял их неохотно в ни одного вопроса, который они
ставили, не решил. Впоследствии адмирал Исаков обращался к Жукову лишь в
случаях крайней необходимости.
Вместе с тем в Генштабе были товарищи, относившиеся к флотским делам с
вниманием, например заместитель начальника Генштаба Н.Ф.Ватутин, начальник
оперативного управления Г.К.Маландин в его заместитель А.М.Василевский. До
сих пор с удовольствием вспоминаю встречи перед войной с генерал-лейтенантом
Н.Ф.Ватутиным и генерал-майором А.М.Василевским. Однако трудности создавали
не отдельные работники, которые всегда отличаются друг от друга своими
личными качествами. Отношения двух военных наркоматов не были достаточно
четко определены - вот в чем был гвоздь вопроса!
Программу строительства большого флота, начатую перед войной, мы
кандидатурой.
Это были уже предвоенные годы. Авиация флота быстро росла.
Проводившиеся учения и маневры требовали ее активного участия. Когда в годы
войны налеты фашистских самолетов на базы и корабли стали учащаться,
С.Ф.Жаворонков умело организовывал отражение вражеских воздушных атак,
руководил также всеми средствами ПВО. Этому содействовали его деловые
взаимоотношения с начальником ПВО А.И.Сергеевым.
Более сложным оказался вопрос о том, иметь или не иметь в составе
военно-воздушных сил все средства ПВО. Работая еще на Тихоокеанском флоте,
где часто нарушались воздушные границы, я пришел к убеждению: самым активным
и действенным средством отражения налетов врага являются истребители. Но их
успех зависит от того, насколько своевременно предупреждает об опасности
противовоздушная оборона. Да и в море безопасность кораблей обеспечивает
также прежде всего истребительная авиация. В те годы истребители являлись
самым эффективным средством. Встала проблема: либо разделить истребительную
авиацию между ВВС и ПВО, либо все средства ПВО сосредоточить в руках
командующего ВВС. Когда обсуждали эту проблему в Москве, большинство
высказалось за объединение всех средств ПВО в руках командующих ВВС. Чем
больше мы проводили учений, тем больше убеждались в правильности объединения
ВВС и ПВО. Такая организация оправдала себя - доказала свою жизненность в
годы войны. Только после войны, с появлением новых средств нападения и
отражения, возникла необходимость в корне пересмотреть прежнюю систему.
С организацией отдельного Наркомата Военно-Морского Флота возник вопрос
и о береговой обороне как об отдельном роде морских сил. Появление новых
средств борьбы и возможность внезапной атаки военно-морских баз или
отдельных объектов с суши с помощью воздушных десантов заставили нас
по-новому взглянуть на роль береговой обороны в будущей войне.
Исторически береговая оборона существовала как род сил, входящий в
состав флота, а временами не имела к нему почти никакого отношения. К началу
второй мировой войны береговая оборона в корне изменила свое лицо. Помимо
береговых батарей, частей морской пехоты, зенитных средств она включала
также различные сухопутные части - сухопутную артиллерию, стрелковые части,
танки. Одним словом, на флоте появился полноценный род сил, органически в
него входящий и готовый вести борьбу с врагом во взаимодействии с
корабельными соединениями.
Однажды на одном из совещаний береговиков в Москве, кажется
состоявшемся осенью 1939 года, я решил посоветоваться с нашими ветеранами
береговой обороны по всем организационным вопросам. Нужно сказать, что флот
имел на редкость сильный коллектив специалистов по береговой артиллерии.
Моряки до сих пор помнят И.С.Мушнова, А.Б.Елисеева, С.И.Кабанова,
С.И.Воробьева, М.Ф.Куманина и многих других. Все они- участники гражданской
войны - хорошо понимали, насколько изменилась сущность береговой обороны,
которая все более принимала общевойсковой характер.
Иннокентий Степанович Мушнов, возглавлявший береговую оборону, и его
заместитель А.Б.Елисеев являлись ее заслуженными ветеранами. Я, по правде
сказать, думал, что они будут стремиться ограничить по старинке свои
обязанности береговыми батареями. А вышло наоборот: как и все участники
совещания, они потребовали передать ни "полноту власти" для обороны баз и
укрепленных районов с моря, воздуха и суши, а вместе с этим и все средства,
вплоть до сухопутных частей и танков. Я согласился.
Но Л.М.Галлер предупредил, что иного мнения на этот счет придерживается
начальник Генерального штаба маршал Б.М.Шапошников. По словам Галлера, в
Генеральном штабе существовало такое мнение: вместо передачи всех средств
круговой защиты береговой обороне следует подтянуть к берегу сухопутные
соединения и береговые батареи подчинить общевойсковому начальнику. Адмирал
Галлер переговорил с Шапошниковым, и дело закончилось миром. Предполагаемый
вызов по этому поводу в Кремль не состоялся, и мы утвердили предложение
Главного морского штаба.
Несколько слов о тыле Военно-Морского Флота. Возглавлял его в годы
войны С.И.Воробьев. Бывалый береговик, он увлекался работой в тылу, и жилка
хозяйственника чувствовалась у него во всем. Правда, иногда и у него
проскальзывала нотка: мол, где нам, тыловикам, тягаться с настоящими
моряками. Но мы всюду подчеркивали огромную роль тыла во всех операциях
флота. Разве может выйти в море соединение кораблей без танкера с топливом
или без буксира? А кто из.моряков может сомневаться в том, как важно для
успешных боевых операций быстро отремонтировать корабль или, скажем, вовремя
подготовить боеприпасы и продовольствие?
Флот - сложнейший организм, каждая часть которого одинаково важна.
Уделяя много внимания вопросам организации, мы всегда стремились
сохранить принцип централизованного руководства. Командующий флотом (или
флотилией) был полновластным хозяином на морском театре. Ему должны были
подчиняться все рода Морских Сил.
За долгие годы службы на флоте я пришел к выводу: чем меньше линий
подчиненности и проще организация, тем яснее круг обязанностей у каждого
человека.
В книге "Майн кампф", которую Гитлер написал, когда еще только рвался к
власти, сказано: "...когда мы говорим сегодня о новых землях в Европе, мы
должны иметь в виду прежде всего Россию". Дальше он с присущей ему наглостью
добавляет: "Вся Россия должна быть расчленена на составные части. Эти
компоненты являются естественной имперской территорией Германии.
На этом строилась вся политика германского фашизма, и напрасно искать
какие-то перемены в настроениях фюрера. Ведя боевые действия в Европе, он не
отказывался от своих планов нападения на нашу страну.
Сейчас не остается сомнений, что Гитлер, заключая договор с Советским
Союзом, шел на прямой обман и охотно нарушил бы договор даже осенью 1939
года, если бы обстановка сложилась благоприятно.
Наступил 1940 год. В Западной Европе закончилась "странная война".
Весенне-летнее наступление немецкой армии привело к захвату Дании, Норвегии,
Бельгии, Голландии и, наконец, к падению Франции. Гитлер еще грозит Англии
высадить свои войска на Британские острова, а сам на совещании в ставке 22
июля уже говорит: "Русская проблема будет разрешена наступлением. Следует
продумать план предстоящей операции".
Так зарождается замысел, который после оформится в пресловутый план
"Барбаросса".
Немецкий генеральный штаб начинает решать практические вопросы: куда
наносить главные удары, сколько потребуется войск, какова роль армии,
авиации и флота. По мере уяснения задач уточняются сроки начала войны. В
угаре побед, одержанных на Западе, происходит явная недооценка мощи
Советской страны, а немецкий военный атташе в Москве генерал Кестринг
докладывает, что для подготовки Красной Армии к войне потребуется по меньшей
мере четыре года.
Еще до подписания Гитлером плана наступления нажинается перегруппировка
войск и переброска дивизий в Польшу.
В ноябре 1940 года, когда Берлин посещает В.М.Молотов, Гитлер всячески
уверяет его в соблюдении договора, а сам немного спустя, 18 декабря,
подписывает директиву э 21, которая и получила название плана "Барбаросса".
В ней, в частности, указывалось: "Германские вооруженные силы должны быть
подготовлены к тому, чтобы сокрушить Советскую Россию в быстротечной
кампании". С этого дня подготовка Германии к войне с Советским Союзом
принимает такой размах, что становится очевидной для многих.
Мы внимательно следили за войной в Европе. Уже летом 1940 года, когда
Германия дацана на Францию, выявилось стремление немецкого командования
использовать мотомеханизированные части для обходных маневров при
преодоления пиний обороны противника. При наступлении на военно-морские базы
гитлеровцы применяли удары по флангам с одновременной атакой укрепленных
районов с тыла.
Все это побудило наш Главный морской штаб задуматься над защитой баз с
сухопутных направлений. Были даны указания разработать специальные
инструкции " поручить инженерным отделам флотов произвести соответствующие
рекогносцировки, а затем приступить к укреплению военно-морских баз с суши.
Следует признать, что эти указания выполнялись не в полную силу. Тем не
менее уже с середины 1940 года началось проектирование, а затем создание
будущих линий сухопутной обороны баз.
Командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С.Октябрьский пишет в своих
воспоминаниях: "Военный совет флота еще до начала Великой Отечественной
войны получил конкретные указания правительства и высшего военно-морского
командования об усилении не только морской и противовоздушной, но и
сухопутной обороны главной базы флота. Еще в феврале 1941 года был
рассмотрен и утвержден план строительства главного рубежа сухопутной обороны
Севастополя".
Пусть далеко не все было осуществлено из этих наметок, но кое-что
моряки успели сделать. И когда в ноябре 1941 года немцы подошли к
Севастополю, малочисленные флотские подразделения смогли удержать свои
позиции. Сказалось заранее продуманное расположение огневых точек и других
оборонительных сооружений.
Передом в отношениях с Германией, который мы ощущали в воине 1940 года,
имел, разумеется, весьма серьезные причины. Мы же видели тогда только
отдельные симптомы той перемени, за которыми уже стояло решение Гитлера
напасть на Советский Союз. После разгрома Франции перед Гитлером встал
вопрос: что делать дальше? Операцию "Морской лев" - высадку десанта, на
Британских островах - он отложил. Не будем сейчас вдаваться в разбор причин
этого решения, они могли быть различными, но один факт неоспорим: в подобной
операции большую роль должен был играть флот. А он у немцев был еще
недостаточно сильным.
Германия приступила к выполнению обширной судостроительной программы
примерно в одно время с нами - в 1938 году. Программа была рассчитана на
десять лет и включала в себя постройку 10 огромных линкоров, 4 авианосцев,
15 броненосцев, 49 крейсеров, 248 подводных лодок. (См. Руге. Война на море.
1939-1945 гг. М" 1957. С. 58. - прм. ред.) Эта программа была разработана
главным образом для борьбы с Англией. Руководители германского флота
рассчитывали быть готовыми к войне в середине сороковых годов. Но война
разразилась раньше, в 1939 году, и фашисты практически ничего не успели
сделать для усиления своего флота. Это обстоятельство, вероятно, тоже
сдерживало их, когда возник вопрос об операции "Морской лев". Слабость
немецкого флота, бесспорно, явилась одной из причин отказа Гитлера от
высадки десанта я Англии, а это, в свою очередь, натолкнуло его на мысль
немедленно повернуть оружие на Восток. Что случилось бы, будь в то время у
Германии могучий флот, можно только гадать.
Теперь, когда разрабатывался план "Барбаросса", германский
военно-морской флот предполагал начать свои действия на Балтике. Верховное
армейское командование, опьяненное легкими победами в Европе, ревниво
отнеслось к перспективе активного участия флота в военных операциях, и в
результате последнему отвели весьма ограниченную роль. Генералы заверяли
Гитлера, что справятся с Советским Союзом сами.
Конечно, помимо соперничества между сухопутными генералами и адмиралами
флота в немецкой ставке на ход войны повлияло и то, что Германия продолжала
упорную борьбу за Атлантику. Но все же морское командование готовилось
широко использовать против нашего флота на Балтике легкие надводные силы,
подводные лодки и мины. Армейское же командование рассчитывало за несколько
недель с ходу захватить Ленинград, а стало быть, и Кронштадт. Перед немецким
флотом в связи с этим ставилась задача: охранять коммуникации и побережье во
время победного шествия армии и не выпускать советские корабли из Финского
залива. Таковы были расчеты гитлеровцев. Конечно, о плане "Барбаросса" мы
тогда еще не знали. А немецкое военное командование, не теряя времени,
начало развертывать свои силы на востоке: одна за другой перебрасывались
дивизии, строились вблизи наших границ аэродромы. В Финляндию и Румынию, уже
втянутых в фашистскую орбиту, сначала посылались специальные миссии,
отдельные группы офицеров, а затем и войска. Корабли германского
военно-морского флота зачастили с визитами в порты Финляндии. Не считаясь с
договором о ненападении, гитлеровцы все более активизировали свою разведку.
Самолеты германской авиации то и дело производили "случайные" полеты над
нашими военными объектами. С этого времени поступало все больше и больше
сведений о готовящемся на нас нападении. С каждым днем становилось
очевиднее: фашистская Германия - самый вероятный наш противник. Договор
терял свое значение и перечеркивался всем поведением Гитлера.
Мы заметили перемену и в поведении германского военно-морского атташе
фон Баумбаха. Не зря он говорил, что командование считает его пост очень
важным. Баумбах стал чаще обычного наведываться в отдел внешних сношений
Военно-Морского Флота. Он предлагал поделиться с нами разными "полезными
данными", а сам, словно бы между делом, пытался выведать данные о нашем
флоте.
В общем, к началу 1941 года к нам стали просачиваться сведения о далеко
не мирных намерениях Гитлера. Сперва сведения эти были скудными, потом они
стали носить более разносторонний и в то же время определенный характер. Уже
после войны мне удалось узнать, что фашисты разработали широкий план
дезинформации Советского Союза об истинных намерениях Германии. Видимо,
именно по этому плану наш военно-морской атташе в Берлине М. А. Воронцов был
приглашен к адмиралу Редеру, который пытался навязать.ему ложные выводы о
действиях немцев. Как ни старалось германское командование, оно не могло
скрыть подготовку крупнейшего наступления на широком фронте - от Баренцева
моря до Босфора. В сводках Генштаба и донесениях с флотов содержались
тревожные вести. Командующие флотами при встречах или разговорах по телефону
настойчиво спрашивали, как в правительстве расценивают недружелюбные
действия Германии.
Чаще всех звонил командующий Балтийским флотом В.Ф.Трибуц: поведение
немцев на Балтике было особенно подозрительным. Докладывая об очередных
нарушениях нашего воздушного пространства или еще о чем-либо в этом роде,
В.Ф.Трибуц, человек энергичный и инициативный, неизменно допытывался: как
все это понимать?
Действительно, уже в начале 1941 года следовало бы сопоставить,
проанализировать все данные я положить их на чашу весов: с одной
стороны-поступки гитлеровцев, реальные факты, с другой - их обещания,
договор с нами. Что перевесит?
Договор с Германией о ненападении существовал, но существовала ведь и
книга Гитлера "Майн кампф". Он развивал в ней планы захвата "восточного
пространства" и, как я писал выше, никогда не отказывался ни от своей книги,
ни от своих планов.
Если не ошибаюсь, в феврале 1941 года я доложил правительству, что
немцы все больше задерживают поставки для крейсера "Лютцов". И.В.Сталин
внимательно выслушал меня и предложил впредь подробно сообщать, как пойдет
дело дальше. Попутно, обращаясь ко всем присутствующим, он заметил, что в
Германии ограничивают наших представителей в передвижении.
Примерно в ту же пору у меня состоялся разговор с А.А.Ждановым. Андрей
Александрович часто приезжал в наркомат: он был членом Главного военного
совета ВМФ. Как-то после заседания он задержался в моем кабинете. Мы
толковали на разные темы. Потом я спросил, не считает ли он действия
Германии вблизи наших границ подготовкой к войне. Андрей Александрович
высказал мнение, что Германия не в состоянии воевать на два фронта.
Он.расценивал нарушения нашего воздушного пространства и стягивание немецких
сил к границе скорее как меры предосторожности со стороны Гитлера или как
средство психологического нажима на нас, не больше.
Я усомнился:
- Если речь идет только о мерах предосторожности, для чего Гитлеру
накапливать силы в Финляндии и Румынии? Зачем немецкие самолеты-разведчики
летают над Ханко и Полярным? Ведь оттуда им никто не угрожает.
За несколько месяцев до этого разговора я слышал от Жданова довольно
решительное утверждение: обе стороны на Западе завязли в войне, и потому мы
можем спокойно заниматься своими делами. Теперь он не повторял этих слов, но
по-прежнему не считал вероятным скорое столкновение с Германией. Андрей
Александрович ссылался и на опыт первой мировой войны, показавший, что
борьба на два фронта для Германии непосильна, н даже на известное
предостережение "железного канцлера" Бисмарка на сей счет.
Возможно, где-то в душе у Жданова, как н у меня, таились сомнения, а
может, он был в курсе каких-то неведомых мне расчетов Сталина н, конечно,
наверняка знал об огромной работе по укреплению западных границ, которая
тогда велась ускоренными темпами. Эта работа имела смысл прежде всего на
случай войны с Германией. Значит, вероятность такой войны учитывалась.
И все-таки просчетов было допущено немало. Уж сколько говорилось об
авиации н ее мощных налетах в первые же дни и даже часы военного
столкновения} Сколько писалось и рассказывалось о роли штабов всех степеней
и их надежном укрытии в военное время! Я лично прочувствовал это на себе.
Когда в Картахене приходилось сидеть часами в плохо оборудованном укрытии -
рефухии, невольно приходили мысли: надежные укрытия следует создавать еще в
мирное время.
Не запрашивая разрешения, на свой риск н страх, я приказал строить
бетонированный блок, в котором можно было разместить немного людей и
средства связи Наркомата ВМФ. А Наркомат обороны пока ничего не
предпринимает.
В своей книге "Через три войны" бывший командующий Московским военным
округом И.В.Тюленев рассказывает, как накануне нападения гитлеровцев на нашу
страну бывший Нарком обороны К.Е.Ворошилов спросил его:
- Где подготовлен командный пункт для Верховного Главнокомандования?
Тюленев ответил, что ему никто и никогда не поручал этим заниматься.
А ведь вопрос можно было разрешить в мирную пору, если бы Генеральный
штаб уделил ему больше внимания. И теперь трудно понять, почему так делалось
на фоне колоссальных мероприятий по повышению обороноспособности страны в
целом.
Правительство спешно приспособило одну из станций метро для работы
Ставки. Там она находилась первый год войны. Только со временем везде, где
нужно, появились укрытые командные пункты, и штабы всех степеней могли
работать спокойно при любой обстановке в воздухе.
Военные события не всегда развиваются по нашему усмотрению. Но как бы
ни был неожиданным тот или иной поворот событий, он не должен застать нас
врасплох, к нему нужно быть готовым, особенно когда речь идет об обороне
государства. А оборона страны зависит не только от числа дивизий, танков и
самолетов, имеющихся на вооружении, но прежде всего от готовности немедленно
привести их в действие, эффективно использовать, когда возникнет
необходимость.
Подготовка к войне не просто накопление техники. Чтобы отразить
возможное нападение, надо заранее разработать оперативные планы и довести их
до исполнителей. Да и это лишь самое начало. Исполнители должны разработать
свои оперативные документы и, главное, научиться действовать по пим. Для
этого нужно время и время.
С кем конкретно следует быть готовыми воевать? Когда? Как? Это не
праздные вопросы. От них зависит весь ход войны.
Думал ли об этом Сталин? Ведь он в то время - в мае 1941 года - был не
только Генеральным секретарем ЦК, но и Председателем Совнаркома СССР.
Конечно, думал. Полагаю, у него было твердое убеждение, что война неизбежна.
Партия и правительство предвидели, что война обязательно вспыхнет на
западе или на востоке. А возможно, в одно и то же время и там и тут. Недаром
же наши войска сосредоточивались одновременно и на западе и на востоке. И
тут и там укреплялись границы. Да и перемещения крупных военачальников в
конце 1940 - начале 1941 года тоже говорят о подготовке к войне на два
фронта. Вообще же подготовка к возможному военному конфликту началась
значительно раньше и проводилась последовательно, о огромным напряжением
сил. Каждый советский человек понимал, что стремительное наращивание нашей
индустриальной мощи необходимо прежде всего для укрепления
обороноспособности страны. Мы должны были спешить, и партия прямо говорила
об этом народу. За годы предвоенных пятилеток страна преобразилась, были
созданы экономические основы нашей обороноспособности. Теперь совершенно
ясно, какую роль сыграло, скажем, создание новых промышленных центров на
востоке страны - Кузбасса, Магнитки и других.
Все мы знали, что наша страна отстала от передовых капиталистических
стран на 50-100 лет и что мы должны были пробежать это расстояние за десять
лет. Иначе нас сомнут. И советские люди действительно прошли за десятилетие
такой путь промышленного развития, на который другие государства тратили
целое столетие. Об этом забывать нельзя.
Огромное внимание партия и правительство уделяли нашим Вооруженным
Силам.
Многое, очень многое делалось. И все же не хватало постоянной,
повседневной готовности к войне.
К слову сказать, Сталин, по-видимому, ошибался в сроках возможного
конфликта, он считал, что времени еще хватит.
Огромный авторитет И. В. Сталина, как мне думается, сыграл двоякую
роль. С одной стороны, у всех была твердая уверенность: Сталину, мол,
известно больше, и, когда потребуется, он примет необходимые решения. С
другой - эта уверенность мешала его ближайшему окружению иметь собственное
мнение, прямо и решительно высказывать его. А на флотах люди были твердо
убеждены: коль нет надлежащих указаний, значит, война маловероятна.
Нам, морякам, не оставалось ничего другого, как следить за действиями
Наркомата обороны. Мы понимали подчиненную роль флота по отношению к
сухопутным силам в будущей войне и не собирались решать свои задачи отдельно
от них. Когда Наркомом обороны был К. Е. Ворошилов, мы исходили еще и из
того, что он, как член Политбюро, лучше нас знает планы и решения высшего
руководства, сам участвует в их разработке, а следовательно, может многое
нам посоветовать.
После финской кампании Наркомом обороны стал С.К.Тимошенко. Я старался
установить с ним тесный контакт. Но отношения у нас как-то не клеились, хотя
их нельзя было назвать плохими. С.К.Тимошенко, загруженный собственными
делами, уделял флоту мало внимания. Несколько раз я приглашал его на наши
совещания с командующими флотами по оперативным вопросам, полагая, что это
будет полезно и для нас и для Наркома обороны: ведь мы должны были
готовиться к тесному взаимодействию на войне. Семен Константинович вежливо
принимал приглашения, но ни на одно наше совещание не приехал, ссылаясь на
занятость.
Контакт с Генштабом я считал особенно важным потому, что И.В.Сталин,
занимаясь военными делами, опирался на его аппарат. Следовательно, Генштаб
получал от него указания и директивы, касающиеся н флота.
В бытность" начальником Генштаба Бориса Михайловича Шапошникова у нас с
ним установились спокойные и деловые отношения. Удовлетворяли нас и
отношения с К.А.Мерецковым, который возглавлял Генеральный штаб с августа
1940 года. Кирилла Афанасьевича я немного знал еще по Испании, потом
встречался с ним, когда он командовал Ленинградским военным округом. Мы
всегда находили общий язык. Мне приходилось решать с ним ряд вопросов,
например об усилении сухопутных гарнизонов Либавы и Ханко, о
взаимоотношениях Балтфлота с Прибалтийским военным округом. И мы как-то
легко договаривались.
К.А.Мерецков был начальником Генштаба всего несколько месяцев. 1
февраля 1941 года его сменил на этом посту генерал армии Г.К.Жуков. Я ездил
к нему несколько раз, но безуспешно. Он держал себя довольно высокомерно и
совсем не пытался вникнуть во флотские дела.
Сперва я думал, что только у меня отношения с Г.К.Жуковым не
налаживаются и что с ним найдет общий язык его коллега, начальник Главного
морского штаба И.С.Исаков. Однако у Исакова тоже ничего не вышло.
Помнится, он был однажды у Г.К.Жукова вместе со своим заместителем
В.А.Алафуаовым. Жуков принял их неохотно в ни одного вопроса, который они
ставили, не решил. Впоследствии адмирал Исаков обращался к Жукову лишь в
случаях крайней необходимости.
Вместе с тем в Генштабе были товарищи, относившиеся к флотским делам с
вниманием, например заместитель начальника Генштаба Н.Ф.Ватутин, начальник
оперативного управления Г.К.Маландин в его заместитель А.М.Василевский. До
сих пор с удовольствием вспоминаю встречи перед войной с генерал-лейтенантом
Н.Ф.Ватутиным и генерал-майором А.М.Василевским. Однако трудности создавали
не отдельные работники, которые всегда отличаются друг от друга своими
личными качествами. Отношения двух военных наркоматов не были достаточно
четко определены - вот в чем был гвоздь вопроса!
Программу строительства большого флота, начатую перед войной, мы