Он уже слышал их удивленные возгласы:
   «О, Джефф, мы и представления не имели!» Картрайт весело расхохотался, стоя под душем. Он, Джефферсон Картрайт, был самым видным кавалером в команде «Вирджинских кавалеров»! Эти тупоголовые северяне, чья холодная кровь не может согреть даже их собственных жен, они теперь будут вынуждены считаться со стариной Джеффом. Вот теперь они попоют!
   «Мой Бог, – подумал он, – да я же теперь могу купить и продать половину членов этого клуба. Что за чудесный денек!»
   После душа Джефферсон не спеша оделся и, в полной мере ощущая свою силу и значительность, прошел в клубный бар. Члены клуба уже собирались к обеду, и некоторые, с притворной радостью, приняли его приглашение «выпить по рюмочке». Однако их внутреннее сопротивление быстро растаяло, когда он эдак небрежно объявил, что теперь полностью отвечает за "закрома «Скаруика».
   Пара-тройка присутствующих вдруг поняли, что у хвастливого и туповатого Джефферсона Картрайта есть и весьма милые черты, как-то раньше ими не замеченные. Нет, если серьезно разобраться, так он неплохой парень... В нем определенно что-то есть! И вскоре массивные кожаные стулья, окружавшие круглый дубовый стол, оказались занятыми все до единого.
   В половине третьего члены клуба начали по очереди извиняться и отправляться в свои офисы и к своим телефонам: заработала система связи, и весть о потрясающем назначении Картрайта, о его альянсе со «Скаруик фаундейшн» понеслась из офиса в офис.
   Однако один из джентльменов никуда не спешил. Он присоединился к нескольким господам, всегда готовым променять дело на хорошую пьянку, и вместе с ними составил «двор» царствующего Джефферсона Картрайта. На вид ему было лет пятьдесят, из породы людей светских – особенно подчеркивали сей факт прекрасно ухоженные седые усики.
   Странно, никто из собравшихся за столом не знал его по имени, но никто не хотел в этом признаться. В конце концов, здесь все – члены одного клуба, не так ли?
   Как только представилась возможность, джентльмен Незаметно подсел к Картрайту. Он вел с ним шутливую беседу, а потом заявил, что теперь его очередь заказывать выпивку.
   Когда нанизки были поданы, усатый джентльмен потянулся за ними – он как раз рассказывал какую-то смешную историю, – на секунду поставил оба бокала перед собой, а потом пододвинул один Картрайту.
   Джефферсон взял свой мартини и залпом осушил бокал.
   Джентльмен извинился – ему пора идти. Дела, дела... Через две минуты Джефферсон Картрайт рухнул лицом на стол. Глаза у него не были закрыты или даже полузакрыты, как бывает у пьяных. Напротив, они были широко открыты. Буквально вылезли из орбит.
   Джефферсон Картрайт был мертв.
   А хорошо одетый усатый джентльмен больше никогда в этом фешенебельном мужском клубе не появлялся.
* * *
   В типографии нью-йоркской бульварной газеты наборщик набирал заголовок заметки, которая будет помещена на десятой странице:
   «СМЕРТЬ БАНКИРА В ФЕШЕНЕБЕЛЬНОМ МУЖСКОМ КЛУБЕ».
   Наборщику вся эта история была совершенно не интересна.
   А по соседству с ним другой наборщик набирал заголовок другой заметки, которую собирались втиснуть среди различных объявлений на сорок восьмой странице:
   «ОГРАБЛЕНИЕ БАГАЖНОЙ ЯЧЕЙКИ НА ЦЕНТРАЛЬНОМ ВОКЗАЛЕ».
   В наше время никаким замкам доверять нельзя, подумал наборщик.


Глава 18


   За Элизабет, естественно, было закреплено место за капитанским столом в салоне первого класса «Кальпурнии». Она была немало удивлена, обнаружив, что ее сосед справа – какой-то молодой человек явно не старше тридцати. Обычно пароходные компании предусмотрительно усаживали с ней рядом какого-нибудь стареющего дипломата, либо отставного банкира, либо, на худой конец, искусного карточного игрока – короче, кого-то, с кем она могла найти темы для бесед.
   Однако она не выказала никакого неудовольствия, потому что, по обыкновению, предварительно потребовала у капитана список пассажиров – на случай неприятных встреч с кем-то из соперников по бизнесу. Молодого человека звали Мэтью Кэнфилд, он занимал солидное положение в фирме, торгующей спортивными товарами и часто ездил по делам в Британию. Видно, у этого молодого человека неплохие связи, решила Элизабет.
   Во всяком случае он был вполне приятным молодым человеком. Вежливый, скромный и, видимо, неплохой бизнесмен – торговец, как он ненароком отрекомендовался.
   В конце обеда к ней подошел вахтенный офицер: на ее имя получена каблограмма.
   – Почему же вы не принесли ее? – спросила Элизабет.
   Офицер что-то тихо сказал ей на ухо.
   – Хорошо. – Она встала.
   – Могу ли я чем-либо быть вам полезен, мадам Скарлатти? – осведомился Мэтью Кэнфилд, торговец. – Нет, благодарю вас.
   – Вы уверены?
   – Да-да, совершенно уверена. – И Элизабет последовала за вахтенным офицером.
   В радиорубке Элизабет усадили за стол и вручили послание. Наверху было начертано: «Срочно, адресат должен ответить немедленно».
   Она глянула на вахтенного офицера, скромно ожидавшего в углу.
   – Приношу извинения, – сказала ему Элизабет, – вы действовали в соответствии с инструкцией.
   Она прочла каблограмму:
   "Мадам Элизабет Скарлатти, борт его величества пассажирского судна «Кальпурния».
   Вице-президент Джефферсон Картрайт мертв тчк Причина смерти не установлена тчк Власти подозревают странные обстоятельства тчк Картрайт обнародовал факт занятия значительного поста в Скаруик фаундейшн тчк Мы пока не получили подтверждения этого факта тчк У нас нет никаких материалов это подтверждающих хотя информация получена из достоверных источников тчк В свете вышеизложенного не будете ли так любезны дать разъяснения или указания тчк Этот случай может неприятно отразиться на клиентах Уотерман траст тчк Мы не располагаем какой-либо информацией относительно незаконной деятельности вице-президента Картрайта тчк Ждем вашего ответа тчк
   Гораций Бутье президент Уотерман траст компани".
   Элизабет была в шоке. Она телеграфировала мистеру Бутье, что в течение недели он получит всю информацию, касающуюся «Скарлатти индастриз», от Чанселлора Дрю Скарлетта. До тех пор просит воздерживаться от каких-либо комментариев.
   Следующее послание она отправила Чанселлору Дрю:
   – "Ч.Д.Скарлетту. Восточная шестьдесят вторая улица, 129, Нью-Йорк Относительно Джефферсона Картрайта никаких заявлений повторяю никаких заявлений ни публично ни в частном порядке до моего прибытия в Англию я сразу же свяжусьс тобой оттуда тчк Повторяю никаких заявлений тчк
   Как всегда с любовью мама".
   Элизабет понимала, что ей необходимо вернуться к столу, чтобы ни у кого не возникло подозрений о чрезвычайной важности полученного ею сообщения. Она медленно шла по коридору в сопровождении вахтенного, и все более отчетливо понимала, что смерть Картрайта – тревожный знак. Предупреждение ей. Она тут же отбросила мысль о том, что причиной смерти Картрайта могла быть «незаконная деятельность». Да это просто смешно!
   Когда станет известно о ее соглашении с Картрайтом, на нее посыпятся вопросы, и она должна быть готова к ответу. Ответов, объясняющих подобное соглашение, может быть несколько, и все они достаточно правдоподобны. Но, что бы она ни сказала, сам факт заключения соглашения с таким человеком, как Картрайт, вызовет нежелательные толки – многие истолкуют это как старческую причуду, граничащую со старческим же слабоумием.
   Это ни в малейшей степени Элизабет Скарлатти не беспокоило: она никогда не обращала внимания на мнения и суждения на свой счет.
   Серьезно беспокоило и даже пугало другое: если факт этого соглашения так и не всплывет на поверхность.
   Вернувшись к столу, она ограничилась правдивым заявлением, что ей сообщили о смерти одного из доверенных ее сотрудников. Поскольку вдаваться в подробности у нее намерения явно не было, сотрапезники выразили ей соболезнование и после приличествующей случаю паузы возобновили застольную болтовню. Капитан «Кальпурнии», толстенный англичанин с лохматыми бровями и пухлыми щеками, громоподобным голосом заметил, что потеря доверенного сотрудника равнозначна потере классного первого помощника.
   Сидевший по правую руку молодой человек наклонился к Элизабет и тихо прокомментировал:
   – Наш капитан словно сбежал из шоу «Гилберт и Салливан», вы не находите?
   Старая дама улыбнулась и столь же тихо, под шумок разговора, ответила:
   – Он похож на капитана галеры. Я так и вижу его прохаживающимся между скамьями с плеткой в руке.
   – Нет, нет, – ответил молодой человек, – а я представляю, как он сидит в бочке с мыльной водой, словно опереточная дива. Это куда смешнее.
   – Вы злобный юноша. Если мы напоремся на айсберг, я постараюсь держаться от вас подальше.
   – И зря. Я первым заберусь в спасательную шлюпку и займу местечко для вас, так и быть. – И он мило улыбнулся.
   Элизабет рассмеялась. Молодой человек забавлял ее – это как-то освежает, когда к тебе относятся с юмором и даже с некоторым элегантным нахальством. Они довольно приятно поболтали о том, что ждет их в Европе, – это был в определенной степени интересный разговор, ибо ни один из них не должен был и полусловом обмолвиться о том, что на самом деле ждет их в Европе.
   Ужин подошел к концу, капитанская компания из числа самых почетных пассажиров направилась в карточный салон и разбилась на пары для бриджа.
   – Думаю, вы игрок никудышный, – заявил с улыбкой Кэнфилд. – А поскольку я играю довольно-таки неплохо, так и быть, возьму вас в пару, чтобы прикрыть в случае чего.
   – Трудно отказаться от столь лестного приглашения.
   И тогда он спросил:
   – А кто умер? Может быть, и я беднягу знаю?
   – Вряд ли, молодой человек.
   – Ну вам-то как об этом судить! Так кто же?
   – Господи, ну как вы можете знать рядового служащего моего банка.
   – А я так понял, что он не такой уж рядовой служащий.
   – Знаете, некоторые люди любят считать себя необыкновенными.
   – Если это был человек со средствами, то, вполне вероятно, он – один из моих клиентов.
   – Нет, мистер Кэнфилд, вы положительно несносны! – засмеялась Элизабет.
   Во время игры Элизабет убедилась, что молодой человек Кэнфилд играл неплохо, но до первоклассного игрока ему все же далеко. Правда, одну грубую ошибку он совершил, и Элизабет решила, что таким образом он хотел подыграть ей. Затем он осведомился у стюарда, есть ли в баре сигары определенного сорта, и, получив отрицательный ответ, извинился и сказал, что сходит за сигарами в свою каюту.
   Элизабет вспомнила, что там, в салоне, когда подали кофе, очаровательный мистер Кэнфилд открыл свежую пачку своих особых сигар.
   Он вернулся спустя несколько минут, когда круг уже был закончен, и, извинившись, сообщил, что пришлось помочь одному престарелому пассажиру справиться с приступом морской болезни.
   'Партнеры сопроводили его сообщение комплиментами по поводу такой трогательной заботы о престарелых, Элизабет же промолчала. Она лишь посмотрела на "молодого человека, с удовлетворением, но и с тревогой отметив про себя, что он избегает ее взгляда.
   Игра закончилась рано. Слегка штормило, и Кэнфилд проводил Элизабет Скарлатти к ее каюте.
   – Вы очаровательны, – сообщила она. – Я вас отпускаю – предайтесь развлечениям, более приличествующим вашему возрасту.
   Кэнфилд улыбнулся и протянул ей ключ.
   – Если вы настаиваете – конечно. Но таким образом вы обрекаете меня на скуку. И вы это прекрасно знаете.
   – Странно, времена изменились. Или это изменились молодые люди?
   Возможно.
   Элизабет заметила, что ему не терпится поскорее уйти:
   – Что ж, старая дама благодарит вас за компанию.
   –Не такой уж молодой человек вас также благодарит. Доброй ночи, мадам Скарлатти.
   Она повернулась к нему.
   – Вы по-прежнему желаете знать, кто умер?
   – Я вижу, вам не хочется мне это сообщать. Да это и не важно. Еще раз доброй ночи.
   – Этого человека зовут Джефферсон Картрайт. Вы его знали? – Она внимательно смотрела ему в лицо.
   – Нет, к сожалению, не знал. – Он глядел прямо, невинными глазами. – Всего доброго.
   – Доброй ночи, молодой человек. – Она вошла в каюту и закрыла дверь. Ей были слышны его шаги по коридору – он явно спешил.
   Элизабет сбросила норковую накидку и прошла в большую удобную спальню. Тяжелая мебель была привинчена к полу. Она зажгла лампу, также привинченную к ночному столику, и села на край кровати. Элизабет пыталась вспомнить, что именно сообщил капитан «Кальпурнии» по поводу этого молодого человека, когда принес ей на утверждение список приглашенных за капитанский стол. Ах, вот что:
   «И еще один парень по имени Кэнфилд, похоже, с большими связями».
   Элизабет не обратила тогда на эти слова никакого внимания.
   И еще:
   «Он работает в какой-то фирме по производству и продаже спортивных товаров и ездит в Европу довольно часто. „Уимблдон“, так, кажется, называется фирма».
   И наконец, Элизабет вспомнила, пожалуй, самое любопытное из того, что сказал капитан, а именно:
   «Интересно: пароходная компания настоятельно требовала, чтобы я усадил его за свой стол. Наверное, чей-то сынок. Хороший университет, старые деньги и все такое прочее. Из-за него я должен был отставить бедного доктора Барстоу».
   Элизабет тогда одобрила список сотрапезников без всяких сомнений.
   Значит, британская пароходная компания потребовала, чтобы молодого человека усадили за капитанский стол. А толстый капитан, уже привыкший иметь дело с сильными мира сего, вынужден был исключить из списка знаменитого хирурга.
   Повинуясь лишь какому-то интуитивному порыву, Элизабет взяла телефон и попросила дать ей радиорубку.
   – Радиорубка «Кальпурнии» слушает, добрый вечер. – Британский акцент превратил слово «вечер» в неясное дуновение.
   – Говорит Элизабет Скарлатти, каюта 2 – 3 "А". Будьте любезны, дежурного офицера.
   – Вахтенный офицер Питерс слушает. Чем могу служить?
   – Вы тот самый офицер, который дежурил во время ужина?
   – Да, мадам. Ваши сообщения в Нью-Йорк были переданы немедленно. Их доставят адресатам через час.
   – Благодарю вас, но звоню я не поэтому... Боюсь, я упустила встречу, назначенную в радиорубке. Меня кто-нибудь спрашивал? – Она внимательно вслушивалась: не выдаст ли голос вахтенного офицера каких-либо колебаний?
   – Нет, мадам, вас никто не спрашивал, – твердо и уверенно ответил офицер.
   – А, наверное, этот человек постеснялся спросить. Просто ужасно, я чувствую себя такой виноватой!
   – Извините, мадам Скарлатти, но, кроме вас, в рубку заходили всего трое пассажиров – это ведь первый наш вечер в открытом море.
   – Поскольку их было всего трое, не затруднит ли вас описать мне этих пассажиров?
   – О, что вы... Нисколько. Приходила пожилая пара, они туристы, и молодой человек в несколько, боюсь, нетрезвом состоянии. Он хотел прослушать биржевые новости.
   – Биржевые новости?
   – Да, мадам, пассажирам первого класса мы предоставляем право слушать биржевые новости трижды в день – в десять, двенадцать и в два. Это был милый молодой человек, но, видно, выпил лишнюю пинту.
   – Ему что-то около тридцати, да? В смокинге?
   – Совершенно верно, мадам.
   – Благодарю вас, мистер Питере. Это несколько необычная просьба, я понимаю, тем не менее я очень прощу вас никому не рассказывать о нашем разговоре.
   – Конечно!
   Элизабет медленно встала и прошла в гостиную: ее партнер по бриджу игроком, возможно, был и слабым, зато актером замечательным.


Глава 19


   Мэтью Кэнфилд поспешил удалиться от каюты Элизабет Скарлатти по причине весьма прозаической: его подташнивало. Может быть, бар и толпа пассажиров помогут ему снова почувствовать себя в своей тарелке? Он заказал бренди.
   – Роскошная вечерушка, да?
   На соседний стул взгромоздился здоровенный широкоплечий тип, похожий на игрока в бейсбол.
   – Совершенно верно, – ответил Кэнфилд с вежливой улыбкой.
   – А я вас знаю! Вы сидите за капитанским столиком. Мы вас видели за ужином.
   – Здесь хорошая кухня.
   – Я тоже мог бы сидеть за капитанским столом, только я им сказал: а плевать!
   – Что ж, подобный акт разнообразил бы меню.
   – Нет, правда. – По акценту Кэнфилд установил, что обладатель широких плеч и могучих рук принадлежит к особям, населяющим Парк-авеню. – Мой дядюшка владеет черт знает сколькими акциями! Только я сказал: а плевать!
   – Могу уступить вам свое место. Бейсболист слегка откинулся назад и ухватился за столешницу, чтобы не упасть.
   – И не надо. Там скукотища смертная. Эй, хозяин! Еще один бурбон!
   Бейсболист шатнулся вперед, а потом в сторону, к Кэнфилду. Глаза у него были уже совершенно стеклянные. Прядь потных, очень светлых волос прилипла ко лбу.
   – А ты кто, приятель? Все еще учишься?
   – Благодарю за комплимент. Нет, я работаю в фирме спортивных товаров «Уимблдон». А вы? – Кэнфилд слегка повернулся на высоком стуле и принялся разглядывать посетителей.
   – "Гудвин и Роулинс". Страховая компания. Принадлежит моему драгоценному тестю. Пятая по величине фирма в городе.
   – Очень впечатляюще.
   – А тебя кто протащил?
   – Протащил? Что вы имеете в виду?
   – Ну, кто протащил за главный стол?
   – А, да это все через друзей нашей фирмы. Мы тесно сотрудничаем с англичанами.
   – "Уимблдон"... Это что, в Детройте?
   – Нет, в Чикаго.
   – А, в Чикаго... «Аберкомби злой, как черт, Аберкомби злой, как черт», – немузыкально замурлыкал бейсболист.
   – И все же фирма у нас солидная. – Кэнфилд постарался произнести эти слова так, чтобы для пьяного белокурого Адониса они прозвучали упреком.
   – Слушай, не обижайся. Тебя как зовут?
   Кэнфилд уже собрался ответить, но в этот момент почему-то его внимание привлек галстук собеседника, а затем и его запонки, большие и яркие, повторявшие цвета галстука – темно-красный и черный.
   – Ну так как? – Что?
   – Как тебя зовут? Меня – Бутройд. Чак Бутройд. – Он снова ухватился за столешницу красного дерева, чтобы не рухнуть со стула. – А ты, значит, ик, служишь в «Уимблдоне»... – Бутройд, похоже, совсем опьянел.
   Кэнфилд почувствовал, что бренди ему не помог – пожалуй, даже хуже стало.
   – Вы извините, я пойду. Не обижайтесь; мы ещё посидим и выпьем, мистер Бутройд.
   – Да, Бутройд. Извините. Спокойной ночи. Мистер Бутройд приоткрыл глаза, помахал рукой и потянулся к своему бурбону. Кэнфилд, хотя и нетвердым шагом, быстро направился к выходу.
   – Чакси, дорогуша. – Темноволосая женщина тут же взобралась на его место рядом с почти уже отключившимся мистером Бутройд ом. – Что за манера исчезать как раз тогда, когда Ты мне нужен!
   – Ой, киска, не цепляйся!
   – И буду цепляться, если будешь так поступать!
   Бармен нашел какое-то неотложное дело и срочно удалился.
   Мистер Бутройд посмотрел на жену и на несколько неуловимых мгновений перестал покачиваться. Взгляд у него стал твердым и осмысленным. Со стороны этих двоих можно было принять за семейную пару, которая ссорится по поводу неумеренного питья супруга. В таких случаях люди стараются проявлять деликатность и не вмешиваются, если ссора не переходит в громкий скандал. Бутройд что-то бубнил себе под нос, но голос его был твердым и трезвым.
   – Не беспокойся, дорогая.
   – Ты уверен?
   – Абсолютно.
   – Кто он такой?
   – Удачливый торговец. По-моему, сшивается возле нее специально – хочет завязать деловые контакты.
   – Если он обыкновенный торговец, почему его усадили за капитанский стол?
   – Ой, прекрати ты во всем усматривать опасность.
   – Я просто соблюдаю осторожность.
   – Сейчас объясню. Он работает на чикагской фирме спортивных товаров «Уимблдон», а они половину своих товаров закупают в Англии. – Бутройд остановился, чтобы дать жене переварить информацию, – так объясняют детям, медленно и с расстановкой. – Это британский корабль. Старая дама – весьма выгодный объект, и кто-то из его фирмы побеспокоился, чтобы он и в пути без дела не остался. Кроме того, он пьян, как мерин, и сейчас наверняка блюет из-за морской болезни.
   – Дай глотнуть. – Миссис Бутройд потянулась к бурбону.
   – Угощайся.
   – Когда ты собираешься заняться делом?
   – Минут через двадцать.
   – А почему все надо закончить сегодня?
   – Потому что сегодня первый день плавания, все на корабле упились, а ночь бурная. Тот, кто не пьян, лежит без чувств, потому что укачало.
   – А мне что делать?
   – Хорошенько врежь мне по физиономии. Потом возвращайся к тем, с кем пришла в бар, и объяви, что терпение твое лопнуло. Изображай из себя обозленную женушку. Мол, твоему терпению приходит конец. Через несколько минут я рухну на пол. Позаботься, чтобы пара, лучше трое крепких парней оттащили меня в каюту.
   – Не знаю, найдутся ли такие. По-моему, здесь никто уже не держится на ногах.
   – Тогда пусть это будет стюард. Или бармен. Да, лучше бармен. Я доставлю ему массу неприятных моментов.
   – Ладно. У тебя есть ключ?
   – Да. Твой папочка вручил мне его на пристани.


Глава 20


   Кэнфилд еле дополз до каюты: качка была изрядная, и его ужасно тошнило. Почему это люди шутят по поводу морской болезни? Он не находил в ней ничего забавного. Между прочим, он и на мультфильмах никогда не смеялся.
   Он рухнул на постель, сбросив только ботинки. И с благодарностью почувствовал, что засыпает, – последние сутки дались ему тяжело.
   И тут раздался стук в дверь.
   Сначала стучали тихо. Так тихо, что Кэнфилд только шевельнулся во сне. Затем громче и громче. Стук эхом разносился по каюте.
   Кэнфилд, все еще окончательно не проснувшись, спросил:
   – В чем дело?
   – Вам лучше открыть, приятель.
   – Да кто же там? – Кэнфилд старался справиться с головокружением.
   Стук повторился с новой силой.
   – Бога ради, иду, иду!
   Кэнфилд с трудом поднялся на ноги и побрел к двери. Следующий этап – открывание замка – дался ему еще тяжелее. В каюту ввалился человек в форме радиста.
   Кэнфилд попытался собраться с мыслями и уставился на радиста.
   – Какого черта вам нужно?
   – Вы сказали зайти, если я узнаю что-нибудь ценное о том, что вас интересует.
   – И что?
   – Слушайте, вы же не думаете, что британский моряк станет нарушать законы без всяких на то оснований?
   – Сколько?
   – Десять монет.
   – Черт побери, каких монет?
   – Ну, по-вашему пятьдесят долларов.
   – Дороговато!
   – Дело стоит того.
   – Двадцать долларов.
   – Не пойдет. – Моряк говорил, как настоящий кокни.
   Тридцать – и дело с концом. – Кэнфилд направился к койке.
   – Продано. Гоните денежки.
   Кэнфилд достал бумажник, отсчитал радисту три десятидолларовые купюры.
   – Ну, выкладывайте товар.
   – Вас застукали. Мадам Скарлатти. – И радист исчез.
* * *
   Кэнфилд умылся ледяной водой, чтобы прогнать сон, и принялся размышлять.
   Да, считай, его застукали с поличным. Теперь его присутствие на судне становится совершенно ненужным. Его придется заменять, а на это потребуется время. Единственное, что он мог еще сделать, это как-то затуманить старой даме мозги, чтобы она все-таки не поняла, кем он послан.
   Господи, сейчас посоветоваться бы со стариком Рейнольдсом! И тут Кэнфилд вспомнил совет Рейнольдса одному из следователей, безнадежно завалившему прикрытие: «Используй часть правды. Найди причины, объясняющие твое поведение».
   Он вышел из каюты и поднялся по ступенькам на палубу первого класса. Подошел к ее роскошному двойному номеру, постучал.
* * *
   Чарльз Конавэй Бутройд, исполнительный вице-президент страховой компании «Гудвин и Роулинс», грохнулся на пол коктейль-бара.
   С помощью трех стюардов, двух еще не слишком укачавшихся (или накачавшихся) посетителей бара, собственной супруги и проходившего мимо штурмана его огромное бесчувственное тело удалось дотащить до каюты. Шутя и пересмеиваясь, спасители сняли с него ботинки и брюки и накрыли одеялом.
   Миссис Бутройд достала две бутылки шампанского и предложила отпраздновать сей подвиг. Бокалов не хватило, и себе она налила в стакан для воды.
   Стюарды и офицер выпили лишь после настоятельных просьб миссис Бутройд, и сразу после этого откланялись. На прощанье миссис Бутройд еще раз продемонстрировала им супруга – тот лежал как бревно.
   Вместе с двумя добровольцами миссис Бутройд прикончила шампанское.
   – У кого из вас отдельная каюта? – требовательно спросила она.
   Оказалось, что первый доброволец путешествует в одиночку, у второго же есть жена, которая осталась в баре.
   – Ну и пусть себе там пьет, а мы с вами повеселимся, – вызывающе заявила супруга Бутройда. – Вот клянусь, ребята, вы и оба со мной не справитесь.
   Ребята, словно китайские болванчики, замотали головами в знак того, что еще как справятся.
   – А вот поспорим, что вас и двоих мне не хватит! – Открывая дверь, миссис Бутройд выразительно покачнулась. – Господи, клянусь, вам понравится наблюдать друг за другом. Я лично это очень люблю, – и добровольцы чуть не сшибли друг друга, рысью ринувшись вслед за обещающей многие радости миссис Бутройд.
   – Шлюха! – пробормотал оставшийся в одиночестве белокурый гигант.