Ладлэм Роберт. Наследие Скарлатти

   Он сбросил одеяло, натянул брюки, достал из ящика чулок жены.
   Сидя на постели, натянул чулок на голову и посмотрелся в зеркало – зрелище полностью его удовлетворило. Снял чулок и открыл чемодан.
   Под рубашками лежала пара тапочек на мягкой подошве и тонкая эластичная веревка длиной в четыре фута.
   Чарльз Конавэй Бутройд зашнуровал тапочки – веревка лежала рядом на полу, – натянул плотный черный свитер.
   Чарльз Конавэй Бутройд улыбался. Он предвкушал большое удовольствие.

* * *

   Когда раздался стук в дверь, Элизабет Скарлатти уже улеглась в постель. Она открыла ящик ночного столика и достала маленький револьвер. Потом встала и пошла в гостиную, ближе к двери.
   – Кто там? – громко спросила она.
   – Мэтью Кэнфилд. Мне необходимо поговорить с вами.
   Элизабет растерялась – она не знала, что сказать.
   – Боюсь, вы слишком много выпили, мистер Кэнфилд. Может, отложим разговор до утра? – Говоря это, она и сама не была убеждена в резонности своего аргумента.
   – Вы прекрасно знаете, что я не пьян, да такого и быть не может. Нам надо переговорить немедленно. – Кэнфилд надеялся, что шум волн заглушает его слова, и разговор у двери никому из соседей не слышен. А еще он надеялся, что необходимость сосредоточиться на предстоящем разговоре отгонит приступ тошноты.
   Элизабет подошла к двери.
   – Не вижу никаких причин для столь поздней встречи. Надеюсь, мне не придется обращаться к корабельной полиции?
   – О Господи, мадам, да откройте же дверь! Или я сам обращусь к корабельной полиции и сообщу, что мы оба заинтересованы в поимке некого джентльмена, удравшего в Европу с ценными бумагами на сотни миллионов долларов.
   – Что вы сказали? – Элизабет без сил прислонилась к стене.
   – Послушайте, мадам Скарлатти, – Мэтью Кэнфилд сложил ладони рупором и старался говорить прямо в дверь, – если моя информация верна, у вас есть револьвер. Отлично: откройте дверь, я войду, подняв над головой руки, а если сзади меня кто-нибудь есть – стреляйте сразу же. Честное предложение?
   Она открыла дверь – перед ней стоял позеленевший от морской болезни Мэтью Кэнфилд. Элизабет сразу же поняла, что сейчас не до церемоний.
   – Можете воспользоваться моим туалетом, мистер Кэнфилд. Сюда. Приведите себя в порядок, тогда поговорим.

* * *

   Чарльз Конавэй Бутройд уложил под одеяло две подушки и сделал из веревки петлю. Он изобразил, как Ковбой набрасывает лассо, и свистящий звук веревки был для него словно музыка. Сунул в карман чулок жены и тихонько вышел из каюты. Поскольку его каюта также находилась на верхней палубе, ему предстояло пройти только по прогулочной площадке и он у цели. Приноровился к качке – да, момента лучше, чтобы сбросить тело за борт, не придумаешь. Море бурное, всплеска никто не услышит. Бутройд тоже был мастером своего дела – скоро они узнают, что такое мастер первого класса.

* * *

   Кэнфилд выполз из туалета. Ему стало намного лучше. Элизабет сидела в кресле возле кровати, револьвер был нацелен прямо на него.
   – Если я сяду, вы уберете эту чертову штуку?
   – Скорее всего, нет. Но садитесь, поговорим.
   Кэнфилд присел на краешек кровати, лицом к Элизабет. Она взвела курок.
   – Там, у двери, вы кое-что сказали, мистер Кэнфилд. И только потому я сразу же в вас не выстрелила. Продолжите эту тему.
   – Но прежде всего я должен сказать, что я не...
   Кэнфилд умолк.
   Из спальни он увидел, что ведущая из гостиной дверь в коридор начала медленно приоткрываться. Он протянул руку к старой даме, и та мгновенно, инстинктивно подчинившись, отдала ему револьвер.
   Кэнфилд быстро подтолкнул ее к постели. Она глянула ему в лицо и молча повиновалась.
   Спальня была освещена лишь стоявшей на тумбочке лампой. Кэнфилд укрылся в тени за дверью. Он знаком приказал ей закрыть глаза, и она, сама не понимая почему, послушалась. Элизабет лежала на левом боку, рядом валялась газета – казалось, она уснула за чтением.
   Дверь каюты быстро открылась и тут же закрылась.
   Кэнфилд стоял за дверью в спальне и смотрел в щель, револьвер замер у него в руке. Он подумал было, что если он может видеть в щель нежданного гостя, то и тот вполне может его заметить, но потом понял, что это невозможно, – свет от лампы за дверь не попадал и к тому же визитер не ожидал застать здесь кого-либо, кроме мадам Скарлатти.
   Кэнфилд непроизвольно сглотнул слюну – от удивления и даже от страха.
   Человек был здоровенный, на несколько дюймов выше Кэнфилда, с могучей грудью и широченными плечами. В черном свитере, черных перчатках, на голове – слегка прозрачная маска, похоже, шелковый чулок. Это придавало ему вид чудовищный, совершенно нечеловеческий, распознать за этой маской черты лица было невозможно.
   Незваный гость вошел в спальню и остановился у изножья кровати, спиной к Кэнфилду, в каких-нибудь трех футах от него. Полез в карман, достал тонкую веревку, не сводя глаз со старой женщины. Он смотрел на нее, как бы оценивая.
   Перешел на левую сторону, склонился над спящей Элизабет.
   И тут Кэнфилд пригнул вперед и изо всей силы ударил его рукояткой револьвера по голове. Чулок разорвался, из-под него брызнула кровь. Человек выставил руки и полетел вперед, но тут же развернулся к Кэнфилду – если он и был оглушен, то лишь на долю секунды.
   – Ты! – Это было не просто удивление – Кэнфилда явно узнали. – Ах ты, сукин сын!
   В голове Кэнфилда мгновенно пронеслись лица, голоса, обстоятельства, но он не мог вспомнить, кто этот гигант.
   Мадам Скарлатти сжалась калачиком и наблюдала сцену со страхом, но без паники. Напротив, она была в ярости, потому что никак не могла управлять ситуацией.
   – Я позвоню в корабельную полицию, – спокойно сказала она.
   – Нет! – хриплым голосом скомандовал Кэнфилд. – Не трогайте телефон!
   – Вы сошли с ума, молодой человек!
   – Слушай, приятель, давай договоримся. – Голос человека был Кэнфилду чем-то знаком.
   Следователь наставил револьвер в голову гиганта.
   – Никаких договоров. Сними свою дурацкую карнавальную маску.
   Человек медленно поднял руки.
   – Нет, дружочек. Одной рукой. А на вторую сядь.
   – Ишь, какой умник! – Незваный гость опустил одну Руку.
   – Мистер Кэнфилд, я настаиваю! Этот человек ворвался в мою каюту. Вполне вероятно, он намеревался убить или обокрасть меня. Я должна позвонить в соответствующие инстанции!
   Кэнфилд не знал, как убедить старую даму не делать этого. Сам он не принадлежал к породе героев, и защита властей отнюдь его не шокировала. Но будет ли это на самом деле защитой? Да даже если так, то все равно этот тип мог оказаться единственным связующим звеном между «Группой 20» и исчезнувшим Алстером Скарлеттом. Кэнфилд понимал, что если прибудет корабельная полиция, гиганта смогут обвинить лишь в попытке ограбления. Вполне возможно, что он и есть жулик, но у Кэнфилда были большие сомнения на этот счет.
   Сидевший у ног следователя Чарльз Бутройд пришел к тому же умозаключению: перспектива провала, да еще обвинение в попытке ограбления и как следствие тюрьма привели его в отчаяние.
   Кэнфилд тихо сказал старой даме:
   – Должен обратить ваше внимание на то, что этот человек замок не взламывал. Он спокойно открыл дверь, а это означает, что у него был ключ.
   – Совершенно верно! У меня есть ключ! Ты же не станешь делать глупостей, парень, так что давай договоримся! Я заплачу тебе в пятьдесят раз больше, чем ты получаешь за торговлю бейсбольными ловушками. По рукам?
   Кэнфилд внимательно посмотрел на человека. Это уж что-то новенькое! Значит, человек все-таки знал его, знал, что он выдает себя за торговца спортивными товарами. Внезапно навалившийся приступ морской болезни напомнил Кэнфилду, что в каюте могут вполне оказаться не одна, а две жертвы.
   – Ну-ка, сними с головы тряпку!
   – Мистер Кэнфилд, на этом корабле тысячи пассажиров. И достать соответствующий ключ не так уж сложно. Я продолжаю настаивать...
   В следующее же мгновение гигант схватил Кэнфилда за ногу. Кэнфилд нажал курок – пуля попала в правое плечо, и рука гиганта рухнула. Револьвер был небольшого калибра, выстрел оказался негромким.
   Гигант схватился левой рукой за плечо, а Кэнфилд изо всех сил врезал ему ногой по шее. Носок его лакированного ботинка в кровь разбил загривок, упрятанный под шелковым чулком. Но гигант ринулся на Кэнфилда с колен, словно футбольный защитник, пытающийся остановить нападающего соперника. Кэнфилд снова выстрелил – на этот раз пуля вошла в могучую спину. Гигант бился в агонии.
   Кэнфилд потянул шелковую маску, и в это мгновение противник его, собрав последние силы, левой рукой притиснул Кэнфилда к переборке. Кэнфилд отчаянно отбивался.
   При этом рукав свитера задрался, и на белой манжете рубашки Кэнфилд увидел запонку – ту самую красно-черную запонку. Теперь он понял! Противник отпустил его и корчился на полу от боли. Кэнфилд дрожащей рукой направил револьвер на коленную чашечку гостя, но выстрелить не успел – тот привстал и вновь навалился на него всей своей огромной массой. Кэнфилд снова выстрелил – на этот раз пуля угодила в живот.
   Чарльз Бутройд снова рухнул.
   Мэтью Кэнфилд взглянул на Элизабет – она тянулась к телефону. Одним прыжком он вышиб трубку у нее из рук.
   – Прошу вас! Я знаю, что делаю!
   – Вы уверены?
   – Да! Поверьте мне!
   – Господи! Смотрите!
   Кэнфилд развернулся – огромный кулак Бутройда уже был занесен над ним. Бутройд промахнулся и рухнул на постель. Кэнфилд помог Элизабет проворно слезть с кровати и вновь наставил на него револьвер.
   – Прекрати или следующую пулю я всажу тебе между глаз! – крикнул он и тут же вспомнил, что был единственным из всех сотрудников «Группы 20», кто два раза подряд заваливал экзамен на точность стрельбы.
   В глазах у Чарльза Бутройда потемнело от боли, но сознание его работало четко. Господи, он должен во что бы то ни стало добраться до каюты. Жена сообразит, что надо делать, она заплатит корабельному врачу, тот будет молчать! Те же, кто послал его, должны понять, что всему есть предел, всему! Он и так уже наказан.
   В горле клокотала кровь, он задыхался. В последнем, неимоверном усилии попытался приподняться и оперся руками о матрас.
   – Не пытайся встать! Отвечай, слышишь? – крикнул Кэнфилд.
   – Что?.. Что?.. – хрипел Бутройд.
   – Где Скарлетт? – Кэнфилд понимал, что время работает против него – в любую секунду гигант мог отключиться.
   – Не знаю.
   – Он жив?
   – Кто?
   – Черт побери, ты знаешь кто! Скарлетт! Ее сын!
   И тут Бутройд совершил невозможное: ухватившись обеими руками за матрас, он собрал остатки всей своей мощи и сдернул его с постели. Кэнфилд успел лишь заметить, как огромный матрас летит на него и Элизабет и на этом матрасе – туша Бутройда. Кэнфилд выстрелил, но угодил в потолок, а Бутройд, оттолкнувшись от них, зажатых матрасом, поволок свое израненное тело прочь, прочь из этой каюты. Кровь заливала ему лицо, он на ходу стянул чулок.
   Элизабет Скарлатти сидела на полу, обхватив руками лодыжку.
   – Кажется, у меня сломана нога!
   Кэнфилд хотел броситься вслед за Бутройдом, но не мог оставить старую женщину – тогда она непременно вызовет полицию.
   – Я оттащу вас на постель, сейчас, сейчас!
   – Господи, только сначала положите матрас на место! Кэнфилд не знал, что делать – то ли связать Элизабет руки и ринуться за Бутройдом, то ли остаться здесь. Нет, даже связанной ее оставлять нельзя – она начнет вопить. Он поднял матрас и осторожно уложил ее на постель.
   – Больно?
   – Ужасно. – Она морщилась, пока он подкладывал ей под спину подушки.
   – Я сейчас вызову врача.
   Однако сначала надо было убедить ее молчать.
   – Времени для этого будет предостаточно. Вы хотели догнать этого типа?
   – Да.
   – Почему? Вы полагаете, он как-то связан с моим сыном?
   – Я сейчас не могу тратить время на объяснения – я должен его догнать.
   – Но откуда я знаю, что вы действуете в моих интересах? Вы не позволили мне позвать на помощь. Между прочим, мы оба могли погибнуть. Вы обязаны мне все объяснить.
   – Сейчас нет времени на объяснения. Прошу вас, доверьтесь мне!
   – Но почему я должна доверять вам? Кэнфилд заметил забытую Бутройдом веревку.
   – Помимо других причин, на объяснение которых требуется много времени, назову главную: не окажись меня здесь, вас бы просто убили. – И он кивнул на лежавший на полу тонкий шнур. – Если вы полагаете, что шнур предназначался, чтобы связать вам руки, то позвольте напомнить вам разницу между обычной веревкой и гарротой – тонким, эластичным шнуром-удавкой. Руки можно высвободить из него, – он поднял шнур с пола и помахал им в воздухе, – шею же – никогда.
   Она внимательно смотрела на него.
   – Кто вы? На кого работаете?
   Кэнфилд вспомнил, зачем он к ней явился, – чтобы выдать часть правды. Он собирался сообщить, что работает на частную фирму, расследующую исчезновение Алстера Скарлетта, – скажем, по заданию какой-нибудь газеты. Но сейчас такое объяснение уже не сработало бы. Бутройд не был вором – он был убийцей. Наемным убийцей, подосланным к Элизабет Скарлатти. Значит, Элизабет чиста – она непричастна к исчезновению сына. И Кэнфилд должен задействовать все доступные ему средства.
   – Я представляю правительство Соединенных Штатов.
   – О Господи! Этот идиот сенатор Браунли! Я и понятия не имела, что он затевает!
   – Он тоже не имеет об этом ни малейшего понятия, уверяю вас. Он только подтолкнул нас, он даже не знает, что расследование началось.
   – И сейчас Вашингтон, не предупредив меня, играется в детективов?
   – Вряд ли в Вашингтоне знает об этом хотя бы десяток человек. Как ваша нога?
   – Выживу. Как видите, я живучая.
   – Если я позову врача, что вы ему скажете? Пожалуйста, скажите, что вы просто поскользнулись и упали. Дайте мне время. Большего я не прошу.
   – Я сделаю большее: я позволю вам сейчас уйти. Врача можно позвать и позже. – Она достала из ящичка ночного столика ключ от каюты и вручила его Кэнфилду.
   Кэнфилд направился к двери.
   Голос Элизабет остановил его.
   – Но лишь при одном условии.
   – Каком?
   – Вы должным образом рассмотрите предложение, которое я вам сейчас сделаю.
   Кэнфилд повернулся и в недоумении уставился на нее.
   – Что за предложение?
   – С этой минуты вы работаете на меня.
   – Я скоро вернусь, – ответил Кэнфилд и выскочил за дверь.

Глава 21

   Минут через сорок пять Кэнфилд тихо открыл дверь в каюту Элизабет Скарлатти. Услышав, как поворачивайся ключ, старая дама крикнула:
   – Кто это?
   – Кэнфилд.
   – Вы его нашли?
   – Да. Можно сесть?
   – Пожалуйста. Бога ради, мистер Кэнфилд, что же случилось? Кто он?
   – Его зовут Бутройд. Он работал в одной из нью-йоркских страховых компаний, но его явно наняли, чтобы убить вас. Сейчас он мертв, а его бренные останки покоятся на дне морском.
   – Боже мой! – Старая дама села на постели.
   – Ну что ж, начнем с самого начала?
   – Молодой человек, что вы наделали! Ведь начнется расследование! Весь корабль перевернут вверх дном!
   – Кое-кому вся эта история очень не понравится, это точно. Но сомневаюсь, что этот кое-кто станет поднимать шум. Будет обычное рутинное расследование, при этом ваше имя наверняка не выплывет. А опечаленная вдова до конца путешествия просидит у себя в каюте.
   – Почему?
   Кэнфилд рассказал, где нашел тело, – Бутройд лежал у входа в свою каюту. Он не вдавался в детали, как обыскал труп, как дотащил до борта, как столкнул в воду, – слава Богу, этого никто не видел. Зато более красочно описал, как спустился потом в бар и узнал, что пару часов назад напившегося до чертиков Бутройда выносили оттуда, по слегка преувеличенному заявлению бармена, добрые полдюжины человек.
   – Так что видите, существует вполне логичное для окружающих объяснение факта его... исчезновения.
   – Но они обыщут корабль еще до прибытия в порт!
   – Нет, они не станут этого делать.
   – Почему?
   – Я оторвал клочок у него от свитера и прицепил к бортовому ограждению неподалеку от его каюты. Все решат, что мистер Бутройд очухался и решил вернуться в бар, но потерял равновесие. Алкогольное опьянение в сочетании с сильной качкой... не удивительно, что он не удержался на ногах. – Кэнфилд помолчал и задумчиво добавил: – Если он действовал один – все в порядке. Но если нет...
   – Что, так уж необходимо было сбрасывать его за борт?
   – А вы что, предпочитаете, чтобы его обнаружили? А в нем – четыре пули из вашего револьвера?
   – Три. Одна пуля находится как раз в потолке спальни.
   – Они бы легко вышли на вас. А если у него на пароходе есть сообщники, вы бы и до утра не дожили.
   – Похоже, вы правы. Что нам теперь делать?
   – Ждать. Разговаривать и ждать.
   – Чего?
   – Кто-то непременно попробует выяснить, что именно произошло. Возможно, его жена. Возможно, тот, кто дал ему ключ.
   – Вы полагаете, они станут это делать?
   – Но это в том случае, повторяю, если на борту у него есть сообщник: они должны точно знать, что задание выполнено.
   – Может, он просто вор?
   – Нет. Он убийца.
   Старая дама внимательно посмотрела Кэнфилду в глаза.
   – Кто «они», мистер Кэнфилд?
   – Не знаю. Считайте, это всего лишь фигура речи.
   – Вы полагаете, они имеют какое-то отношение к исчезновению моего сына?
   – Да... А вам такая мысль в голову не приходит?
   Она ответила уклончиво:
   – Вы сказали, что нам надо начать с самого начала. Что вы считаете началом?
   – Полученное нами сообщение о том, что на фондовых биржах Европы вынырнули американские ценные бумаги на сумму в миллионы долларов.
   – И какое это имеет отношение к моему сыну?
   – В это время он был там. Он был в тех городах и странах как раз тогда, когда начали циркулировать слухи об этих ценных бумагах. А через год после его исчезновения мы из надежных источников опять получили подтверждение факта продажи бумаг. И он снова был там. Разве это не очевидно?
   – Но это может быть простым совпадением.
   – Час назад, когда вы открыли мне дверь, теория перестала быть простой теорией.
   Старая дама смотрела на сидевшего, ссутулившись в кресле, следователя. Он, в свою очередь, тоже наблюдал за ней из-под приспущенных век. Она была в ярости, но сдерживалась.
   – Это лишь ваше предположение, мистер Кэнфилд.
   – Я так не считаю. А теперь, поскольку мы знаем, где работал убийца – в фирме «Гудвин и кто-то-там-еще», Уолл-Стрит, – картина становится еще более четкой. Кто-то в пятой по величине страховой компании Нью-Йорка настолько зол на вас или настолько вас боится, что решился подослать убийцу.
   – Опять же предположения!
   – Черта с два, предположения! Хотите, в качестве доказательства предъявлю свои ссадины?
   – А как Вашингтон пришел к этому... сомнительному выводу?
   – Вашингтон – слишком расплывчатое определение. На самом деле наш отдел очень маленький. Обычно мы расследуем факты коррупции в высших правительственных кругах.
   – Что ж это за расследования такие? Звучит туманно, мистер Кэнфилд.
   – Отнюдь. Вот, к примеру, если дядюшка нашего посла в Швеции вдруг слишком уж увлекается шведским импортом, да еще увлекается успешно, мы тихо поправляем его. – Он внимательно наблюдал за выражением ее лица.
   – Ах, какая невинная деятельность!
   – Вовсе нет, уверяю вас.
   – А что насчет ценных бумаг?
   – Кстати, насчет посла в Швеции я был достаточно точным. – Кэнфилд улыбнулся. – Но суть не в нем – у кого, в конце концов, нет дядюшки, занимающегося импортом-экспортом?
   – Как-как? Посол в Швеции? А я думала, все началось с сенатора Браунли.
   – Я его имени не называл. Это вы его назвали. Но Браунли был достаточно обеспокоен, чтобы обратиться к тем правительственным органам, кто уже имел дело с Алстером Скарлеттом.
   – Я поняла... Вы работаете на Рейнольдса.
   – И опять – это вы сказали, не я.
   – Ладно, хватит играть словами. Значит, вы работаете на Рейнольдса?
   – Между прочим, вы не следователь и я не обязан отвечать на вопросы.
   – Хорошо. Вы что-то говорили о шведском после.
   – А вы разве его не знаете? Вы ничего не знаете о Стокгольме?
   – О Господи, да конечно же нет! Кэнфилд верил ей.
   – Четырнадцать месяцев назад посол Уолтер Понд исправил в Вашингтон сообщение, что некий стокгольмский синдикат собирается выплатить тридцать миллионов долларов за пакет американских акций в случае, если их удастся переправить через границу США. Его сообщение датировано пятнадцатым мая. Судя по визе, ваш сын прибыл в Швецию десятого мая.
   – Чепуха! Мой сын был там в свадебном путешествии. Что ж странного, что он завернул в Швецию?
   – То-то и странно, что завернул, как вы говорите, туда в одиночестве, – его молодая жена оставалась в это время в Лондоне.
   Элизабет встала.
   – Это было год назад. И деньги были только обещаны...
   – Посол Понд подтвердил акт приобретения этих ценных бумаг.
   – Когда?
   – Два месяца назад. Сразу же после исчезновения вашего сына.
   Элизабет перестала, прихрамывая, расхаживать по комнате и остановилась перед Кэнфилдом.
   – Прежде чем вы ушли за этим человеком, Бутройдом, я задала вам вопрос.
   – Я помню. Вы предложили мне работу.
   – Я смогу через вас сотрудничать с вашим агентством? Но только буду иметь дело исключительно с вами. Мы не враги. У нас с вами одна цель.
   – То есть?
   – Вы не могли бы сообщить начальству, что я добровольно согласилась с вами работать? И это правда, мистер Кэнфилд, чистая правда. На меня покушались. Если б не вы, я бы сейчас уже была мертва. Я – старая, до смерти напуганная женщина.
   – Следовательно, вы знаете, что ваш сын жив?
   – Не знаю. Но предполагаю.
   – Что дает вам основания предполагать? Эти ценные бумаги?
   – Я отказываюсь отвечать на вопрос.
   – Тогда что?
   – Сначала ответьте вы на мой вопрос. Смогу ли я использовать возможности, которыми обладает ваше агентство, но не объясняя зачем?.. А моим доверенным лицом там будете вы.
   – Из чего следует, я буду представлять ваши интересы?
   – Совершенно верно.
   – Это возможно.
   – А в Европе тоже? Вы сможете действовать и в Европе?
   – У нашего агентства есть взаимные соглашения с большинством...
   – Тогда выслушайте мое конкретное предложение, – прервала его Элизабет. – И между прочим, обсуждению оно не подлежит. Сто тысяч долларов. В наиболее удобной для вас форме.
   Мэтью Кэнфилд поглядел на старую даму – она была абсолютно уверена в его согласии. И ему стало страшно. В сумме, названной Элизабет Скарлатти, было нечто пугающее. Он чуть слышно повторил:
   – Сто тысяч...
   – "И пусть пыль скроет наши следы", – процитировала Элизабет. – Соглашайтесь, мистер Кэнфилд, и радуйтесь жизни.
   Кэнфилд почувствовал, что по спине у него струится пот, хотя в каюте не было жарко.
   – Вы уже знаете мой ответ, – проговорил он.
   – Да, знаю... И не впадайте в панику – деньги можно перевести на ваш счет без проблем. Эта сумма достаточна, чтобы ни в чем себе не отказывать, но не столь велика, чтобы вы по гроб жизни считали себя обязанным. Вот это было бы неудобно... Так на чем же мы остановились?
   – То есть? Как это на чем?
   – Ах да. Значит, вы подозреваете, что мой сын жив. И давайте отделим эту тему от разговора о ценных бумагах.
   – Но почему?
   – А потому, что с апреля по декабрь прошлого года мой сын перевел в различные банки Европы сотни тысяч долларов. Полагаю, на эти деньги он намерен жить. Я проследила путь этих денег. Точнее, работаю над этим. – Элизабет видела, что следователь ей не верит. – К сожалению, это правда, хотите верьте, хотите нет.
   – Но то же касается и ценных бумаг, разве нет?
   – Интересно: я говорю с человеком, которому плачу за работу, а он сомневается в том, что я говорю правду... Да я за пределами этой каюты никогда не признаю факта своей осведомленности об этих ценных бумагах.
   – И снова: почему?
   – Справедливый вопрос. Не думаю, что вы поймете, но постараюсь честно вам объяснить. Факт пропажи бумаг вскроется не раньше чем через год. У меня нет никаких законных оснований инспектировать фонды моего сына – да их нет ни у кого, законные основания появятся только в конце этого финансового года. Если эта история вскроется, она ударит по всей семье Скарлатти. Деловые связи Скарлатти с банками всего цивилизованного мира сразу же попадут под подозрение. А подозрения о том, что многомиллионные сделки «Скарлатти индастриз» с сотнями корпораций не подкреплены достаточными финансовыми средствами – хотя это, как вы понимаете, и неверно, – тут же вызовут страшную панику во всем деловом мире.
   – А кто такой Джефферсон Картрайт? – спросил он.
   – Единственный, кто, кроме меня, знал об исчезновении ценных бумаг из фондов моего сына.
   – О Боже! – Кэнфилд выпрямился.
   – Вы что, полагаете, именно потому его и убили?
   – Да, других причин не вижу.
   – Но могли быть и другие причины – это был обыкновенный бездельник и бонвиван.
   Кэнфилд в упор смотрел на старую женщину.
   – Так вы говорите, что он – единственный, кто знал об исчезновении ценных бумаг?
   – Да.
   – В таком случае, из-за этого его и убили. В ваших кругах людей не убивают за то, что они спят с чужими женами. Напротив, это удобный предлог, чтобы переспать с его женой.
   – Следовательно, мистер Кэнфилд, я тоже нуждаюсь в защите.