Ларошфуко Ф д. Мемуары

- последнюю и единственную надежду партии, тогда как присутствие поблизости
короля и его армии должно было бы с особою силою обязать этих военачальников
поставить общее благо превыше своих личных раздоров. Положить им конец было
слишком важно для Принца, чтобы он не взялся за это со всей мыслимою
горячностью, и ему тем легче было добиться осуществления этой цели, что его
прибытие, отстраняя их от командования, вместе с тем устраняло и основной
повод ко взаимной зависти и вражде. Принц двинул армию в Лори, где дал ей
однодневный отдых. Сам он провел там еще три или четыре дня, в течение
которых его армия успела подойти к Монтаржи, который, не оказав
сопротивления, сдался. Этот город покинули без промедления, потому что в нем
было изобилие хлеба и вина, которыми в случае нужды можно было
воспользоваться, и еще для того, чтобы явить пример мягкости, что могло
выгодно обернуться для партии в других городах.
Армия, выйдя из Монтаржи, направилась в Шато-Ренар. Туда же
одновременно с нею прибыл из Парижа Гурвиль доложить Принцу соображения его
друзей по поводу образа действий, которого ему должно держаться относительно
Месье и Парламента. Их суждения были весьма различны, ибо некоторые
советовали ему оставаться при армии, потому что решения Месье и Парламента
неизменно будут зависеть от хода событий в этой войне и еще потому, что,
пока он будет стоять во главе внушительной армии, в его власти будет и
партия, тогда как, уехав в Париж, он лишит свою армию того уважения, которое
ей сообщило его присутствие, не говоря уж о том, что недопустимо оставить
командование в руках тех же лиц, чья рознь и зависть едва не вызвали столько
неурядиц и бедствий. Г-н де Шавиньи, напротив, извещал Принца, что его
присутствие в Париже безусловно необходимо; что двор и новый кардинал Рец,
{17} ранее коадъютор Парижский, с каждым днем усиливают в Парламенте свои
происки и в конце концов втянут в них и герцога Орлеанского, если Принц
лично не прибудет в Париж, дабы извлечь его из зависимости, в которой тот
ныне находится, и приставить к нему вместо кардинала Реца г-на де Рогана и
г-на де Шавиньи. В заключение своих советов и те и другие указывали, что
крайне необходимо предпринять против армии короля что-нибудь достаточно
крупное и что решение всего - в счастливом исходе предпринятого.
Тогда же Принцу стало известно, что подразделение королевской армии под
командованием маршала Окенкура все еще располагается на отстоящих друг от
друга квартирах, совсем недалеко от Шато-Ренара, и что на следующий день оно
должно соединиться с войсками г-на де Тюренна. Это сообщение побудило Принца
к решению двинуться тем же вечером со всей своей армией прямо на войска
маршала Окенкура, не дав ему времени собрать их вместе и отступить к г-ну де
Тюренну. Успех оправдал его ожидания: сначала он проник в две войсковые
квартиры, которые подали сигнал тревоги другим, что тем не менее не помешало
ему тотчас овладеть всеми пятью. Первые четыре не оказали сопротивления.
Построившись в боевой порядок с восемью сотнями кавалеристов на берегу
ручья, переправляться через который можно было только поодиночке по очень
узкой и очень разрушенной запруде, маршал Окенкур сделал вид, что собирается
драться за эту переправу, дабы оградить от нападения неприятеля свою
расположенную за ней пятую войсковую квартиру. Но после того как герцог
Немур и еще трое или четверо всадников преодолели это препятствие, маршал,
сочтя, что вся армия Принца должна быть уже совсем рядом, {18} отступил и
стал позади квартиры, позволив ее беспрепятственно грабить и
удовольствовавшись построением своих людей в боевой порядок, чтобы
попытаться в подходящее для этого время обрушиться на занявшихся грабежом.
Эта квартира оказала не большее сопротивление, чем остальные, но так как
дома были крыты соломою и ее подожгли, маршалу Окенкуру не стоило большого
труда установить в отблесках пламени численность переправившихся, и,
обнаружил, что там было не более сотни кавалеристов, он устремился на них со
своими восемью сотнями. Увидев, что на него летит конница, Принц быстро
составил отряд из тех, кто был вместе с ним, и, несмотря на такое
неравенство в силах, двинулся навстречу вратам. Сама судьба, казалось,
собрала в этом месте всех высших офицеров его армии, дабы он увидел воочию,
что одна роковая случайность может разом отнять у него все. В первый ряд,
где находился он сам, Принц поставил герцогов Немура, Бофора и Ларошфуко,
принца Марсийака, командовавшего испанскими войсками маркиза Кленшана,
генерал-лейтенанта графа Таванна, графа Гито, графа Гокура {19} и еще
несколько офицеров. Два неприятельских эскадрона с очень близкого расстояния
произвели по ним залп, не вызвав, однако, среди них замешательства. Но когда
два других эскадрона маршала Окенкура сразу же после этого налетели на
всадников Принца, герцог Немур был ранен навылет выстрелом, из пистолета, а
конь его убит. Отряд Принца, не выдержав две последовавшие друг за другом
атаки, дрогнул и, рассыпавшись, беспорядочно подался на сотню шагов в
сторону объятой огнем войсковой квартиры, но Принц и бывшие с ним высшие
офицеры, перехватив головных всадников своего обратившегося в бегство
отряда, остановили его. Враги, удовольствовавшись тем, что его оттеснили, не
стали в него врубаться из опасения, как бы он не был поддержан пехотой,
барабаны которой они уже слышали. Вырвалось вперед лишь несколько
неприятельских офицеров и солдат-кавалеристов, и скакавший в двенадцати или
пятнадцати шагах позади своего откатывающегося отряда принц Марсийак
обернулся и между обоими отрядами убил, пронзив шпагою, преследовавшего его
офицера. Принц, как я сказал, остановил своих и повернул их лицом к врагу.
Тем временем, переправившись по тесной запруде, к чему подоспели еще
тридцать кавалеристов. Нрииц и герцог Ларошфуко возглавили их и кинулись на
маршала Окенкура с фланга, тогда как герцог Бофор, которого Принц оставил
при первом отряде, по его приказанию атаковал врагов в лоб. Это окончательно
опрокинуло неприятеля. Часть его устремилась в Блено, а остальных три или
четыре лье гнали к Осеру, причем они так и не попытались собраться вместе.
{20} Они потеряли весь свой обоз, и было захвачено три тысячи лошадей.
Разгром врага был бы еще полнее, если бы Принцу не доложили о приближении
уже показавшейся армии г-на де Тюренна. Это известие заставило его вернуться
к своей пехоте, рассыпавшейся для грабежа. Собрав войска, Принц двинулся на
г-на де Тюренна, построившего свою армию в боевой порядок на чрезвычайно
обширной равнине, меньше чем на мушкетный выстрел от леса очень большой
протяженности. По середине этого леса, чтобы подойти к неприятелю, и должна
была двигаться армия Принца. Проход, по которому ей предстояло идти, был
достаточно широк, чтобы по нему могли следовать плечом к плечу два
эскадрона, но, поскольку он был очень топок и к тому же изрыт несколькими
водоотводными рвами, добраться до равнины можно было только поодиночке.
Принц, увидев, что равнину занимают враги, бросил свою пехоту справа и слева
в лес, который ее окаймлял, с тем, чтобы заставить неприятеля удалиться. Это
возымело желательное для него действие, ибо г-н де Тюренн, опасаясь, что ему
будет досаждать обстрел из мушкетов, оставил свою позицию, чтобы занять
другую, расположенную несколько дальше и на более высокой местности, чем
позиция Принца. Это движение навело Принца на мысль, что г-н де Тюренн
намеревается отойти к Жьену и что его легко можно будет разбить в сумятице
отступления раньше, чем он успеет туда добраться. Ради этого Принц выдвинул
свою кавалерию и поторопился отдать приказание о переходе через теснину
шести эскадронов с последующим выходом их на равнину. Но г-н де Тюренн,
рассудив, насколько невыгодно для него вступить на открытом поле в сражение
с Принцем, войска которого только что одержали победу и имели над ним
численный перевес, {21} принял решение броситься со шпагой в руке на эти
шесть эскадронов, чтобы разбить успевших прейти через лес и остановить
остальных за тесниною. Разгадав его намерение, Принц приказал своей
кавалерии возвратиться на прежнее место, и, таким образом, теснина между
противниками помешала им ринуться друг на друга, ибо наступающий оказался бы
в крайне невыгодном положении. Обе стороны удовольствовались поэтому
выдвижением вперед артиллерии и продолжительной пальбою из пушек,
протекавшей, однако, с неравным успехом, так как, не говоря уж о том, что у
г-на де Тюренна было больше орудий и их лучше обслуживали, его артиллерия
имела за собой также то преимущество, что занимала господствующую над
войсками Принца позицию, а это вело к тому, что почти ни один ее выстрел по
ним, зажатым в проходе, который разделял лес, не пропадал даром. Таким
образом Принц потерял более ста двадцати солдат-кавалеристов и несколько
офицеров, и среди них - Маре, брата маршала Грансе. При том же положении дел
прошел и остаток дня, а на закате г-н де Тюренн отошел к Жьену. Маршал
Окенкур, присоединившийся к нему после своего поражения, находился в его
арьергарде и, прибыв в сопровождении нескольких офицеров, чтобы отвести
назад стоявший ближе всего к теснине эскадрон королевских войск, был узнан
Принцем, пославшим сказать ему, что он будет рад с ним повидаться и что
маршал может подъехать ближе, положившись на его слово. Тот так и сделал и,
подъехав с сопровождавшими его офицерами, нашел Принца с герцогами Бофором и
Ларошфуко и еще двумя или тремя приближенными. Их беседа прошла в обмене
любезностями и шутках Принца по поводу только что происшедшего с маршалом, а
также в оправданиях по тому же поводу маршала Окенкура, который жаловался на
г-на де Тюренна, хотя можно доподлинно утверждать, что в этот день тот
совершил два великолепных и смелых деяния, спасших как его армию, так и
двор. Ибо, как только ему стало известно, что войска маршала Окенкура,
которые должны были на следующий день присоединяться к нему, подверглись
нападению, он направился с очень малыми силами в то самое место, где наши
наткнулись на построенный им боевой порядок, и прождал там весь день свои
остальные войска, подвергнув себя опасности потерпеть неизбежное поражение,
что и случилось бы, если бы Принц сразу набросился на него, вместо того
чтобы преследовать на протяжении двух или трех лье обратившиеся в бегство
войска маршала Окенкура. В тот же день он спас и остальную армию короля,
когда с большим мужеством и отлично руководя боем кинулся на переправившиеся
через теснину шесть эскадронов Принца и этим своим деянием остановил армию,
которая, без сомнения, разбила бы его наголову, если бы смогла построиться в
боевой порядок на равнине, где он стоял. {22}
После отступления королевской армии Принц двинул свою по дороге на
Шатильон, а сам отправился переночевать на квартиры у Бриарского канала близ
Брюлери. На следующий день он вместе со всеми своими войсками вступил в
Шатильон. Два дня спустя, передав командование над ними Кленшану и графу
Таванну, он выехал в Париж вместе с герцогами Бофором и Ларошфуко.
Это возвращение в Париж было событием в достаточной мере важным и его
следовало обдумать гораздо тщательнее, чем это было сделано Принцем. Но
удовольствие быть встреченным рукоплесканиями, каких и впрямь заслуживали и
успешное завершение столь опасной поездки, и только что одержанная победа,
надо полагать, заставило Принца принять совет г-на де Шавиньи, который подал
его, руководствуясь не столько интересами партии, сколько своими личными. Он
надеялся, что присутствие и влияние Принца помогут ему вытеснить кардинала
Реца с места, которое тот занимал при герцоге Орлеанском, и воспользоваться
благоприятным умонастроением Парламента, вынесшего постановление, каковым
определялась денежная награда за голову кардинала Мазарини. Он также
надеялся стать одинаково нужным обоим принцам, внушая и тому и другому, что
только он и может объединить их в прочном союзе; но больше всего тешила его
сокровенная мечта преуспеть в осуществлении поданных ему Фабером надежд, о
чем я говорил уже выше. Принц в конце концов последовал совету Шавиньи и был
принят в Париже с такими изъявлениями радости, что не нашел повода
раскаиваться в этой поездке.
Некоторое время дела оставались в указанном положении. Но так как в
местности между Шатильоном и Монтаржи армии не хватало фуража и так как не
решились ни удалить ее от Парижа, ни приблизить к нему, ей было приказано
перейти в Этамп, где, как считали, она длительное время может пребывать в
безопасности и среди полного изобилия. Герцог Немур еще не оправился от
своей раны, когда Принц получил сообщение, что кое-какие войска короля под
командованием генерал-лейтенантов графа Миоссанса и маркиза Сен-Мегрена
направляются с артиллерией из СенЖермена в Сен-Клу с намерением выбить сотню
солдат из полка Конде, засевших и укрепившихся на мосту и разрушивших одну
из его опор. Это известие побудило Принца тотчас же сесть на коня и повести
за собою всех, кто оказался возле него. Но едва молва об этом
распространилась по городу, как все, какие в нем были знатные лица, явились
в Булонский лес, где тогда находился Принц, с последовавшими за ними восемью
или десятью тысячами вооруженных горожан. Королевские войска
удовольствовались тем, что произвели несколько пушечных выстрелов и
удалились, так и не попытавшись захватить мост. Но Принц, чтобы использовать
благоприятное для него умонастроение горожан, дал им офицеров и приказал
отправиться в Сен-Дени, где, как он узнал, стоял гарнизон из двухсот
швейцарцев. Силы Принца прибыли туда с наступлением темноты. Затворившиеся
внутри встретили их сигналом тревоги, подан его, как оказалось, не только
себе, но и нападающим, ибо Принц, находясь посреди трехсот всадников -
отряда, составленного из всех знатных особ его партии, - едва грянуло три
мушкетных выстрела, был ими покинут и остался лишь с шестью всадниками, сам
седьмой, тогда как все остальные налетели в полнейшем смятении на собранную
из горожан пехоту, которая дрогнула и, несомненно, последовала бы их
примеру, если бы Принц и те, кто с ним оставался, не остановили их и не
заставили вторгнуться в Сен-Дени через давние и никем не охраняемые проломы
в стене. Тогда все покинувшие его вернулись к нему, причем каждый сослался
себе в оправдание на особую, свою собственную причину, хотя позор, которым
они покрыли себя, должен рассматриваться как общий. Швейцарцы попытались
защитить несколько воздвигнутых в городе баррикад, но, не выдержав натиска,
отступили в Аббатство, где спустя два часа сдались в плен. Ни над местными
жителями, ни в монастырях не было учинено никаких насилий, и Принц удалился
в Париж, оставив в Сен-Дени капитана полка Конде Деланда с двумя сотнями
горожан. В тот же вечер {23} королевские войска отобрали город, но Деланд
заперся в церкви, где продержался три дня. Хотя это дело и не представляло
собой ничего значительного, оно все же не преминуло снискать Принцу
благосклонность народа: большинство горожан бахвалилось тем, что последовало
за ним в Сен-Дени, и они тем охотнее превозносили его заслуги, что ожидали
того же и от него, призывая его в свидетели своей доблести, явленной ими
перед лицом мнимых опасностей, которым в действительности никто ни в малой
мере не подвергался.
Между тем герцог Роган и г-н де Шавиньи пожелали осуществить свой
первоначальный замысел и воспользоваться столь благоприятными
обстоятельствами, чтобы выступить с предложениями о примирении. Они слишком
легко поверили, что двор честно выполнит все, что сулил им Фабер, возможно,
только затем, чтобы нечувствительно принудить их служить намерениям
Кардинала и дать ему средство увлечь герцога Орлеанского и Принца в пучину
переговоров, дна которой никто никогда не видел и которая всегда была
спасительной для Кардинала и гибельной для его врагов. И действительно, едва
миновали первые дни после прибытия Принца, как со всех сторон возобновились
козни и происки. То ли потому, что он устал нести на себе бремя столь
многотрудной войны, или из-за того, что искренне желал мира, но так или
иначе Принц оставил на время все прочие помыслы, чтобы изыскать способы
заключить предлагаемое ему и столь выгодное для него соглашение. Г-н де
Роган и г-н де Шавиньи подали ему на этот счет большие надежды, дабы
вынудить его возложить на них заботу об этих переговорах. Они предложили ему
предоставить им возможность отправиться в Сен-Жермен вместе с Гула, {24]
личным секретарем герцога Орлеанского, и поручить только им представлять
интересы обоих принцев. Предполагалось послать туда и герцога Ларошфуко, и
Принц по многим соображениям хотел итого, по тот, выставив благовидный
предлог, отказался, полагая, что между Месье и двором мир при тайном
посредничестве г-на де Шавиньи, по-видимому, уже заключен за спиною Принца,
а если это не так, то при сложившихся тогда обстоятельствах его и вовсе
нельзя заключить не только из-за слишком больших притязаний Принца, но и
потому, что г-н де Роган и г-н де Шавиньи хотели, предпочтительнее всего,
обеспечить удовлетворение своих собственных. Итак, эти господа вместе с Гула
отправились в Сен-Жермен {25} с недвусмысленным, казалось бы, предписанием
не видеться с Кардиналом и ни о чем с ним не договариваться. Требования
Месье заключались, главным образом, в удалении Кардинала; требования Принца
заходили гораздо дальше, ибо, склонив на свою сторону город Бордо и его
Парламент, а также большое число знатных лиц, он заключил с каждым из них
отдельные договоры, обязавшись не вступать с двором в соглашения, в которых
не были бы учтены их интересы, а какие и каким образом, об этом я скажу
ниже. Мало кто сомневался в успехе поездки этих господ, потому что было бы
маловероятно, чтобы столь ловкий человек, как г-н де Шавиньи, на богатом
опыте изучивший двор и кардинала Мазарини, позволил вовлечь себя после
трехмесячных прощупываний и размышлений в переговоры столь исключительной
важности, не будучи уверен в их благоприятном исходе. Этот взгляд
продержался, однако, недолго: по возвращении названных уполномоченных стало
известно, что, вопреки данным им прямым указаниям, они вступили в
непосредственные переговоры с кардиналом Мазарини и что, вместо того чтобы
потребовать от имени Принца предписанное в полученной ими инструкции,
преимущественно настаивали лишь на учреждении Непременного Совета, и притом
почти в том же составе, в каком предначертал его перед смертью покойный
король. Это давало им возможность склонить Принца согласиться на то, чтобы
переговоры об общем мире отправился вести кардинал Мазарини в сопровождении
г-на де Шавиньи, а вовсе не Принц, и чтобы после заключения мира Кардинал
мог вернуться во Францию. Поскольку эти предложения были весьма далеки от
того, что отвечало интересам и взглядам Принца, он выслушал их, досадуя на
г-на де Шавиньи, и решил не сообщать ему ничего о содержании намечаемых им
тайных переговоров с двором. В этих видах Принц вручил находившемуся при
герцоге Ларошфуко Гуриилю инструкцию,, набросанную им в присутствии
герцогини Шатильонской и герцогов Немура и Ларошфуко, копия которой
приводится ниже.
"1. Прежде всего отныне хотят уже не переговоров, а решительного ответа
- да или нет - по всем пунктам, причем ни по одному из них нельзя уступить;
хотят действовать с полною искренностью и поэтому не хотят обещать то, чего
не собираются выполнить, и совершенно так же хотят быть уверенными в
исполнении обещанного;
2. желают, чтобы кардинал Мазарини ныне удалился из королевства и
отправился в Буйон;
3. чтобы Месье и Принцу были предоставлены полномочия заключить общий
мир и чтобы они могли уже сейчас его подготавливать;
4. чтобы в этих целях прийти к соглашению относительно разумных и
справедливых условий мира и чтобы Принц мог отправить своего человека в
Испанию, дабы их уточнить и установить место встречи уполномоченных;
5. чтобы Совет был составлен из лиц, не внушающих подозрения,
относительно которых предстоит договориться в последующем;
6. чтобы устранить суперинтенданта {26} и управлять финансами равным
образом посредством добросовестного Совета:
7. чтобы все, кто служил Месье или обоим принцам, были восстановлены во
владении своим имуществом и в своих должностях и губернаторствах, чтобы им
восстановили их пенсии и предписания на выплату и чтобы эти предписания были
переписаны на обеспеченные денежной наличностью учреждения, и все это
относится также к принцам;
8. чтобы Месье был удовлетворен в том, чего он может пожелать для себя
лично, своих друзей и находящихся у него на службе;
9. чтобы с войсками и офицерами, примкнувшими к принцам, обращались как
прежде и чтобы за ними были сохранены прежние звания;
10. чтобы господам магистрату Бордо было даровано то, чего они
добивались перед войной и ради чего посылали своих представителей ко двору;
11. чтобы в Гиени было даровано некоторое снижение податей, в
соответствии с имеющей быть достигнутой чистосердечной договоренностью;
12. чтобы принцу Конти было даровано дозволение договориться о
губернаторстве Прованс с герцогом Ангулемским и отдать ему в обмен на него
Шампань или продать это последнее губернаторство кому он пожелает, дабы
уплатить деньги герцогу Ангулемскому, а недостающее будет выдано ему
королем;
13. чтобы герцогу Немуру было дано губернаторство Овернь;
14. чтобы президенту Виолю было дано дозволение договориться о
должности президента Парламента или статс-секретаря, а также обещано, что в
случае ее освобождения она будет предоставлена ему первому, и чтобы теперь
же ему была выдана известная сумма денег как вспомоществование на ее оплату;
15. чтобы герцогу Ларошфуко была дарована грамота, {27} которой он
добивается, подобная грамотам господ де Буйона и де Гемене {28} о
достоинстве их фамилий, а также сто двадцать тысяч экю, дабы он мог
договориться о покупке губернаторства Сентонж и Ангумуа, если его согласятся
продать, или любого другого, какого он пожелает;
16. чтобы была дана грамота принцу Тарентскому о его достоинстве,
подобная грамоте г-на де Буйона, каковую ему передадут во владение, и сумма
денег в возмещение убытков, понесенных им при взятии и срытии Тайбура, в
соответствии с памятною запиской, которую он представит;
17. чтобы господам де Марсену и Дюдоньону было даровано звание маршалов
Франции;
18. чтобы была пожалована грамота на герцогское достоинство г-ну де
Монтеспану;
19. чтобы г-н де Роган был восстановлен в должности коменданта Анже и
чтобы ему дали Пон-де-Се и округ Сомюра;
20. чтобы г-ну де Лафорсу были отданы под начало Бержерак и Сент-Фуа, а
право на первоочередное занятие той же должности после ее освобождения - его
сыну г-ну де Кастельно;
21. чтобы маркизу Сильери было дано заверение в том, что при персом же
производстве он получит звание кавалера ордена, в чем ему будет выдана
надлежащая грамота.
При условии выполнения вышесказанного обещают положить оружие и
согласиться с полною искренностью на все, что может послужить к выгоде
кардинала Мазарини, со всем, что он сможет представить в свое оправдание, и
даже на его возвращение через три месяца или тогда, когда Принц, по
уточнении с испанцами статей общего мирного договора, возвратится к месту
встречи с уполномоченными Испании и когда он объявит о близком подписании
мирного договора, каковой тем не менее он подпишет лишь по возвращении
кардинала Мазарини, тогда как деньги, упомянутые в соглашении, будут
выплачены до его возвращения".
Кардинал выслушал предложения, представленные Гурвилем, можно сказать,
без возражений, то ли потому, что у него и в самом деле было намерение
согласиться на них, то ли потому, что хотел выяснить отношение герцога
Буйонского к тому, что в них содержалось, в особенности касательно пункта о
его выезде за пределы королевства. Он хотел таким способом получить
возможность судить о том, попытается ли герцог Буйонский воспользоваться его
отсутствием или останется неколебим на страже его интересов. Но герцог
Буйонский разгадал его замысел и, опасаясь, как бы не заключили мира, обойдя
его герцогством Альбре, которое надлежало отобрать у Принца в частичное
возмещение за Седан, сказал Кардиналу, что, поскольку тот находит
справедливым вознаградить всех друзей Принца, своих заклятых врагов, то, по
его мнению, еще более подобает воздать должное и своим друзьям, помогавшим
ему и поддержавшим его в борьбе против Принца; что у него нет возражений
насчет того, что хотят сделать для герцогов Немура и Ларошфуко, Марсена и
других, но он полагает, что при его столь большой заинтересованности в
герцогстве Альбре нельзя заключать никаких соглашений, не обязав Принца
полностью удовлетворить его в этом. Из каких бы побуждений ни исходил герцог
Буйонский, приводя свои доводы, они помешали Кардиналу продолжить переговоры
с Гурвилем, и он отослал его к Принцу, дабы тот устранил это новое
затруднение. Но поскольку промедление в важных делах обычно чревато крайне