Если в мы стащили в магазине пластинку или курнули травки, это еще куда ни шло. Но тут дело гораздо серьезнее, и это могло основательно испортить нам будущее.
   Ни в газетах, ни по телевизору о Хестер не было ни слова. По школе пошел слух, что она сбежала из дому. Год назад такое уже случалось, и тогда она исчезла почти на целый месяц, так что никто не заподозрил неладное.
   Это было хорошей новостью. Но мы опасались, что все могло измениться, если найдут ее тело. В первую неделю после убийства Томми ежедневно проверял, не пропал ли труп с того места, где он был брошен, и пытался нас успокоить, заверяя, что никто его никогда не обнаружит, потому что это, мол, невозможно.
   — Но даже если это произойдет, — объявил он в тот четверг, — у копов не будет ни малейшего основания полагать, что мы имеем к этому какое-либо отношение.
   — Но она лежит на твоей земле, — указал я, — и что, если мы оставили на ней свои отпечатки?
   — На коже нельзя оставить отпечатки, — заявил он.
   — А ты уверен?
   — Ну... я точно не знаю, но...
   На следующий день к обеду у Томми для нас были новости.
   — После школы ходил в библиотеку и пролистал несколько книг по судебно-медицинской экспертизе, — он сморщил нос. — Боже правый, а я и не подозревал. Все хуже, чем я предполагал. Если копы найдут Хестер, у них на нас может оказаться столько, что сразу и не перечислишь: сколько нас было, группы нашей крови, цвет волос, рост и вес, не говоря уже о том, что они могут узнать о нашей одежде и обуви.
   — И это по ее телу? — брезгливо поморщил нос Ковбой.
   — Ага, представь себе. Плюс то, что даст осмотр места преступления.
   Неожиданно меня затошнило.
   Да и Ковбой с Пескарем позеленели.
   — Ну и что делать? — не выдержал Пескарь.
   — Пустяки, — успокоил Томми.
   Целые сутки в сводящем с ума ожидании пустяком, однако, не показались. В субботу утром папа подвез меня к дому Томми. Назвав себя в домофон у центральных ворот, он въехал в открывшиеся ворота и довез меня до самого дома. На прощанье потрепал мои волосы.
   — Не скучай, приятель, — напутствовал он, — если не будешь успевать к обеду, позвони.
   Когда все были в сборе, Томми выдал нам пару лопат, кирку и грабли и повел прямиком к Хестер.
   Боже, во что она превратилась. А какой смрад.
   Не буду описывать, чтобы никого не стошнило.
   Наша задача заключалась в том, чтобы зарыть тело.
   Но это оказалось не так легко, как мы себе представляли. И хотя рыли по очереди, устали зверски.
   Томми работал наравне со всеми, но почему-то все время злился. Казалось, у него не было других слов, кроме: «недостаточно глубоко», «надо глубже», «глубже, глубже».
   Когда Томми наконец решил, что уже достаточно глубоко, я оказался на дне могилы.
   — Подровняй немного дно, — сказал он мне.
   Но, когда я наклонился, чтобы ковырнуть пару раз лопатой, эти сукины дети сбросили на меня Хестер. Как смешно. Им так точно.
   Она свалилась мне на спину и сбила с ног. А вонь! Еще она была склизкой, словно кожа превратилась в липкий гной. Хорошо это или плохо, но я был совершенно голый (из-за жары и чтобы не испачкаться от рытья могилы). Иначе Хестер безнадежно испортила бы мою одежду. Но это значило, что между ней и мной не оказалось ничего. Можно представить себе что-нибудь отвратительнее?
   Сбросить ее вот так на меня — это еще надо было додуматься. Друзья у меня оказались с чувством юмора. Хотя в тот момент мне, в общем, было не до смеха. Я долго не мог из-под нее выкарабкаться. Ее руки и ноги оплелись вокруг меня так, словно она не хотела меня отпускать. Когда же наконец мне удалось выползти, она перевалилась на спину, а колени разъехались в стороны и уперлись в стенки ямы.
   — Трахни меня еще раз, — услышал я, и чуть не обмер от страха, сразу не сообразив, что это произнес Томми. Он, Ковбой и Пескарь стояли над краем могилы и любовались зрелищем.
   Затем я пулей выскочил из ямы.
   — Шутники вы, однако, — выкрикнул я. — Почему бы кому-нибудь еще не попрощаться с... — И я бросился в атаку, что явилось для них полнейшей неожиданностью. Прежде чем они сообразили, в чем дело, я успел столкнуть Пескаря в могилу. Томми увернулся и отбежал в сторону. Ковбой предпочел отбиваться. Мы стали бороться, но он был гораздо сильнее и скоро положил меня на лопатки. И хотя я не смог скинуть его вниз, все же изрядно вывалял его в грязи.
   Только Томми вышел сухим из воды.
   Всегда выходил.
   Пескарь наконец выкарабкался из могилы. Весь измазанный, но с улыбкой до ушей. Собрав вещи Хестер, мы пошвыряли их в яму. После этого засыпали яму землей, притрусили сверху листьями и ветками, так чтобы это место ничем не выделялось на окружающем фоне.
   Затем Томми напомнил нам о гильзе от пули, выпущенной Пескарем. Нельзя, мол, ее здесь оставлять. И мы обшарили все вокруг. Наконец через полчаса я ее нашел.
   Томми сунул ее в туфлю.
   — Избавлюсь от нее позднее Главное, чтобы ее не обнаружили возле тела. Возможно, выброшу в мусорный ящик в школе. Или еще куда.
   Когда перед уходом мы стали собирать инструменты, он остановил нас.
   — Постойте. Надо сделать еще одну вещь. Идите сюда.
   Томми протянул руки в стороны, как это делают, когда хотят взяться за руки и образовать круг.
   Мы последовали его примеру.
   — Пока Хестер лежит там, куда мы ее положили, никто не посмеет до нас дотронуться, — торжественно произнес он.
   — Ты имеешь в виду копов? — спросил Пескарь.
   — Да, и копов. Суть в том, что никто не найдет ее, если не будет знать, где искать. А они не узнают, если не разболтает один из нас.
   И все мы тут же пообещали, что никогда не проболтаемся.
   — Надо принести клятву, — предложил Томми. Это ни у кого не вызвало возражений.
   — Повторяйте за мной, — начал он. — Я, Томас Бэкстер...
   Мы назвали свои имена. В дальнейшем после каждой фразы Томми останавливался и ждал, пока мы произнесем свои слова. Моя клятва звучала так:
   — Я, Саймон Квёрт, полноправный и постоянный член общества краллов-убийц (здесь я впервые узнал наше название, хотя знал книгу, из которой оно было позаимствовано), настоящим под угрозой собственной смерти и смерти всей моей семьи клянусь никогда не выдавать секреты клуба ни одной живой душе. Я также клянусь пожертвовать собственной жизнью, чтобы помешать копам взять меня живым. Я также клянусь убить любого своего товарища-кралла, нарушившего эту клятву, а также его мать, отца, сестру, и брата, и собаку, если они у него есть. Аминь.
   Несколько раз я чуть не расхохотался, в том числе, когда дошло до слова «аминь», но сдержался, потому что Томми, по всей видимости, относился к этому вполне серьезно.
   Наверное, всю ночь не спал, чтобы придумать такое.
   На сей раз струи из шланга показалось недостаточно, чтобы избавиться от ароматов Хестер, и мы пошли в дом. Томми ограничился лишь мытьем рук. Все остальные по одному подолгу стояли под горячим душем, пока он ходил за нашими вещами.
   Какое это блаженство — вновь оказаться чистым и одетым! Собравшись в комнате Томми, мы жевали чипсы и запивали их пепси. По словам Томми, после того, как мы закопали тело и все прочее, у копов не осталось никаких шансов повесить на нас то, что мы сделали с Хестер.
   Не думаю, чтобы кто-нибудь действительно в это поверил.
   Шанс добраться до нас будет всегда.
   Эта мысль не давала мне покоя несколько недель. Немало кошмарных снов увидел я за это время. Однако шло время, и становилось все менее вероятно, что нас поймают. Я даже перестал вздрагивать от каждого телефонного звонка или стука в дверь, и больше не тряслись поджилки при виде патрульной машины.
   Кошмары стали менее острыми, но полностью не исчезли. Было несколько крайне любопытных. Говорят, они — это что-то вроде скопившегося в твоем подсознании дерьма. Не знаю, не знаю. У меня есть другая теория: наверное, все-таки привидения существуют, но они — совсем не то, что думают люди. Они не бродят ночами по мрачным коридорам, а влезают в голову. Возможно, в рот спящему или в ноздри. Делают это, когда ты отключился, и рождают кошмары.
   Но это всего лишь теория. Может, я и чокнутый, но, мне кажется, ею следует кому-нибудь заняться. Возможно, ученым удастся найти способ помешать им забираться в голову. Что-то вроде кислородной маски, надеваемой перед сном, «маски от привидений», звучит?
   Ладно, на чем я остановился?
   О'кей.
   Кончилось это тем, что ничем не кончилось, и за то, что мы сделали с Хестер, нам ничего не было.
   Все наши разговоры были только об этом — по крайней мере, когда мы собирались вчетвером и никого рядом не было. Как будто мы обсуждали финал чемпионата, в котором нанесли сокрушительное поражение команде соперников.
   — А ты видел выражение ее лица, когда... Я собирался выстрелить ей туда, ты, придурок... А помнишь, когда я достал свой нож и... Кстати, о мертвых, была она тогда уже мертвой или как... А как тебе запашок? — И так далее и тому подобное.
   Иногда мы говорили о том, что не мешало бы повторить опыт. Даже составляли списки. Между прочим, список всегда возглавляла Дениз Деннисон Но это было нечто вроде игры. Серьезных намерений у нас не было, главным образом потому, что мы были почти уверены — второй раз нам так легко не отделаться. Так что мы просто фантазировали.
   Прошло четыре года, и все выглядело так, словно Хестер Ладдгейт суждено было остаться единственной жертвой краллов-убийц.
   Но следующее убийство произошло летом перед выпускным классом.
   К тому времени у Тома были водительские права, и он мог законно управлять своим «Мерседесом». Это он придумал прокатиться по калифорнийскому побережью до Салема, штат Орегон, чтобы посмотреть на Вилламеттский университет, прежде чем подавать в него заявление. Решил, что будет не так скучно, если он прихватит с собой всю нашу банду.
   Мои родители не возражали против поездки, хотя и знали, что мы отправляемся без присмотра взрослых. С одной стороны, они доверяли Тому (красивый, вежливый, богатый и остроумный — как такому не доверять?). Еще они считали, что это будет мне полезно.
   Уверен, что и родители Ковбоя и Пескаря были бы счастливы отпустить своих сыновей в такое приключение. Проблема состояла лишь в том, что ни того, ни другого в городе не было. Они уехали отдыхать с родителями.
   Впрочем, за это время мы познакомились с другими ребятами, и двое из них, Клемент Кэлхун и Тони Мейдеор по кличке Рядовой, поехали с нами.
   Веселое было времечко. Клемент был туповатым, но жуть как обожал подурачиться. Рядовой тот и вовсе был дураком. Можно часами рассказывать о всех наших похождениях, но в этом нет смысла. Чисто подростковые дурачества, и причем довольно безобидные. Типа посветить голыми задницами парочке старых пердунов, устроившихся перекусить на обочине. Еще несколько раз мы напивались.
   Иногда мы останавливались в мотелях, а иногда ночевали в спальных мешках.
   Велосипедистов мы повстречали в роще гигантских секвой за Форт-Брэггом, через несколько дней после нашего отъезда из Лос-Анджелеса. Их было двое. Дождь лил как из ведра, поэтому на них были ярко-желтые накидки с капюшонами. Они ехали один за другим и направлялись на север, как и мы.
   И по середине дороги.
   Навстречу, по противоположной стороне, несся навстречу лесовоз.
   Велосипедисты ехали в два раза медленнее нас, а из-за встречного грузовика Том не смог их объехать и ему пришлось резко затормозить.
   — Ублюдки! — выругался он, плюнув на лобовое стекло.
   А два выродка как ни в чем не бывало крутили свои педали дальше. Они не то что не съехали ближе к обочине, но даже и не оглянулись. Так и не оторвались от своих рулей: просто нас игнорировали и продолжали занимать середину нашей полосы.
   А на юг катился грузовик за грузовиком. И нам ничего не оставалось, как ползти за велосипедистами — или переехать их.
   — Гребаные козлы, — пробормотал Клем, — какого они выпендриваются?
   — Они все такие, — вставил я. — Любая задница на седле воображает, что вся дорога принадлежит ей. Не замечал?
   — Я уже заметил, — вмешался Том, — надо по ним проехаться.
   — Неплохая мысль, — согласился я.
   Рядовой и Клемент сидели сзади. Клемент наклонился вперед и стал выглядывать из-за спинки сиденья Тома.
   — Давай, — возбужденно произнес он, — проутюжь их. Давай, мы не расскажем. Правда, ребята?
   Мы с Томом переглянулись.
   — Ты это серьезно? — переспросил Том.
   — Разумеется. Вот будет здорово. Дай под зад этим козлам. Не лишай нас удовольствия.
   — Но я могу их убить.
   — Велика потеря, да, Клем?
   — Таких дорожных свиней, — согласился Клемент, — все равно рано или поздно кто-нибудь переедет.
   — Ребята, какие вы безжалостные, — улыбнулся я через плечо.
   — Я не собираюсь их переезжать, — подытожил Том, — не хочу портить свою машину.
   — Слабак, — обиделся Рядовой.
   — А ты просто слегка подтолкни их, — посоветовал Клемент.
   К этому времени мы въехали на вершину подъема. Мимо пронесся еще один трейлер, окатывая нас волной грязи. Затем на протяжении примерно мили до вершины следующего холма дорога была пуста.
   Теперь Том вполне мог обогнать велосипедистов, но он вдруг посигналил.
   Задний на секунду оглянулся и вскинул в сторону руку, жестом приглашая нас объехать.
   — Какой предупредительный, — съязвил я.
   Тогда Том буквально налег на звуковой сигнал и добавил газу. В последнюю секунду велосипедист свернул к обочине, и мы пронеслись мимо. Они даже не подняли головы. Словно жили в своем маленьком мире.
   В паре сотен ярдов от них Том съехал на обочину.
   — Что ты надумал? — дрожащим от волнения и любопытства голосом спросил Рядовой.
   — Все из машины, — скомандовал Том.
   — Вос-Хер-Тительно! — воскликнул Клемент. — Мы их примочим?
   — Что-то в этом роде, — загадочно произнес Том. Он открыл капот. Мы вылезли из машины и сбились в кучу перед открытым капотом.
   — Ну и что будем делать? — повторил свой вопрос Рядовой.
   — Делай, что я тебе скажу, — бросил ему Том.
   Мы осмотрелись по сторонам. Дорога все еще была пуста — только мы и велосипедисты, которые приближались, склонившись над рулями. Видны были лишь макушки их желтых накидок.
   Под передним сиденьем Том хранил старую пушку Хестер — так, на всякий случай. Мы все о ней знали. Кому, черт побери, придет в голову отправляться в дальнюю дорогу без какого-нибудь оружия?
   Правда, никто из нас не заметил, что Том достал пистолет, перед тем как выйти из машины.
   Мы заметили его только тогда, когда он вынул его из кармана куртки, прицелился и выстрелил. «Бах, бах!» Очень быстро. Дождь стоял стеной, и поэтому я не заметил, куда попали пули. Но первый велосипед резко вывернул, затормозил и грохнулся на асфальт, выбрасывая ездока на проезжую часть.
   Велосипедист номер два поднял голову. У него были черные усы.
   — Бух-бух-бух-бух-бух!
   Он вскинул в небо руки, запрокинул голову и завалился назад. Падая, усач задел заднее колесо, отчего велосипед перевернулся и накрыл его сверху.
   — Быстрее, быстрее!
   Клемент и Рядовой с перепуганным видом бросились к машине.
   — Кретины! — заорал я. — За мной. Быстро!
   Том и я вырвались вперед. Он схватил первого велосипедиста, а я второго. Оттаскивая их с дороги, мы приказали своим спутникам нести за нами велосипеды.
   Еще полминуты после того, как мы справились, дорога была пуста. Спрятавшись в кустах, мы проводили взглядами огромный лесовоз с бревнами.
   Затем затащили велосипедистов и велосипеды поглубже в рощу. Мой, мистер Черный Ус, был мертвее кучи дерьма. Одна пуля продырявила ему подбородок, другая вошла над переносицей, а третья — выбила правый глаз.
   Велосипедистка была еще жива, но в бессознательном состоянии. Когда мы вытащили ее на поляну и собрались вокруг, она еще не пришла в себя. В левом плече красовались два симметричных отверстия. Мы увидели их только тогда, когда стянули с нее дождевик. Одно отверстие было на голой коже. Другое, в бретельке топика, находилось в полудюйме в сторону Топик был белый, если не считать крови, и очень обтягивающий. Она было словно влита в него. Просматривался каждый изгиб и контур ее тела. Бюстгальтера не было, зато вместо обычных шортов чернело нечто, скорее напоминающее пляжные плавки.
   — Святой Боже! — восторженно произнес Рядовой, после того как мы стянули накидку.
   — Парни, — прошептал Клемент, — да на ней почти ничего нет.
   — Это можно поправить, — усмехнулся я.
   На них просто смешно было глядеть, как они себя вели, пока мы раздевали ее. Как говорится, не знали, садиться ли срать или мяч гонять. Они лишь тупо таращились, не открывая рта. Хотя нет, рты у них как раз были открыты.
   Она была совсем не такая, как Хестер. Красотка, черт побери. Немного даже напоминала мою вчерашнюю ночную подружку. Хотя и постарше: так, где-то сразу после двадцати. Смазливая и изящная, и вся блестела от дождя. Очень короткие мокрые волосы прилипли к голове. У нее были небольшие упругие груди, и я как завороженный смотрел, как о них разбиваются капли. Сморщенные соски торчали вертикально вверх.
   Фух, чуть не кончаю, когда вспоминаю о ней.
   Та, из прошлой ночи, на вид не старше пятнадцати-шестнадцати. Все бы отдал, чтобы она сейчас оказалась рядом, не сойти мне с этого места.
   Итак, мы принялись за велосипедистку. Клемент и Рядовой выступили по полной программе. Может, потому, что все это было сплошным безумием, я имею в виду, как Том выбил из седла Усача. Когда на твоих глазах хладнокровно убивают незнакомого человека и ты становишься к этому причастным, начинаешь воображать, что теперь все дозволено. Ты уже сделал самое худшее, и терять больше нечего.
   К тому же мы знали, что девчонку придется добить, чтобы на нас не донесла. Так что она, считай, была уже мертва. Только на самом деле это было не так.
   Она пришла в себя, когда мы только начали ее ощупывать и даже не успели сделать с ней ничего серьезного.
   Царапалась как бешеная.
   Счастье, что у нее не оказалось под рукой бейсбольной биты.
   Рядовой сел ей на лицо.
   Ух...
   Нет, лучше позвоню Тому.
   Не хотелось бы, но...
   Черт, мы же всегда были друзьями. Что он может мне сделать? Я же не виноват, что те двое сбежали. Если бы Том и остальные помогли, а не укатили и бросили все на меня, мы бы их накрыли...
   Как он может меня обвинять, в конце концов.
   Впрочем, чем дольше ждать, тем тяжелее будет решиться.
   А что, если они не станут меня ждать и позаботятся о девчонке сами?

Глава 22

   Собравшись звонить Тому, я поднял трубку и набрал 9, чтобы выйти в город. Затем струхнул и набил номер Лизы, отчасти чтобы протянуть время, но еще и потому, что хотелось услышать ее голос. Она меня любит, что порой бывает весьма утомительно, хотя, с другой стороны, иногда приятно чувствовать: на свете есть хоть одна живая душа, на кого можно положиться и кто, возможно, не бросит в тяжелую минуту.
   Я полагал, что беседа с ней поднимет настроение. Еще мне было любопытно, можно ли записать на магнитофон телефонный разговор.
   После нескольких длинных гудков сработал автоответчик: "Сейчас меня нет дома и я не могу подойти к телефону, но если вы оставите свое имя... " И все такое. После звукового сигнала я сказал, что это я — на тот случай, если она все же была дома, но не хотела отвечать на все звонки.
   Но трубку все равно никто не снял.
   Неожиданно у меня появилось очень нехорошее предчувствие.
   Не то чтобы Лиза вообще не выходит из квартиры в ожидании моего звонка или появления. Но сейчас субботний вечер, а по субботам мы всегда встречались. Причем никогда ни о чем заранее не договаривались — просто я приезжал, и мы проводили время вместе. Шли куда-нибудь поужинать или в кино, а иногда просто оставались у нее: просматривали пару-другую фильмов по видику и занимались любовью. Обычно я приходил около семи, а сейчас уже за девять. Так что она должна была быть дома.
   Я заставил себя успокоиться.
   Помогло, дальше некуда.
   Во всяком случае, магнитофон ни хрена не записал. Вернее, записал только мой голос. Лизин же совсем не попал на пленку, хотя я и прижимал магнитофон к трубке. Похоже, для этого нужно специальное оборудование.
   По моим расчетам, универмаг «Таргет» в Калвер-Сити должен был еще работать. Там была секция электроники. Можно было проехаться и купить телефон со спикером или автоответчиком. Так я смог бы записать разговор с Томом. Но крайне неблагоразумно было бы появляться в людном месте в одежде Хиллари и с ее волосами, а ничего другого у меня не было.
   Кроме того, смогу ли я сам подключить телефонные аппараты? Особой уверенности на этот счет у меня не было.
   К тому же, если ты не безнадежно глухой, по звуку своего голоса на другом конце можно легко определить, включен ли спикер — это все равно что говорить с металлическим ведром на голове.
   Понадобилась всего одна минута, чтобы обдумать все варианты. В итоге я решил отказаться от записи разговора с Томом.
   Его номер я помню наизусть. Лучше, чем Лизы. Это потому, что он живет в том же старинном особняке, что и прежде, и их номер не менялся уже пятнадцать лет.
   Том поднял трубку после третьего гудка.
   Ниже передаю нашу беседу. Не слово в слово, поскольку записать на магнитофон я не мог, но очень близко. У меня отличная память на то, что люди говорят, пусть это даже было несколько лет назад. А наша беседа состоялась только сегодня, около девяти вечера.
   — Алло? — послышался голос Тома.
   — Том, это я.
   — Ну-ну.
   — Наверное, ты разочарован, а?
   — Мы на тебя рассчитывали, Си, — он меня так иногда называет. Сокращенно от Саймон, разумеется, но сейчас это прозвучало как тяжелый вздох.
   — Ваша помощь мне бы совсем не помешала, — возразил я. — А вы все драпанули. А много ли может один, а?
   — Они же дети, Си.
   — Да, но я их не нашел.
   — Дети, а ты позволил им уйти.
   — Я ничего им не позволял. Ты говоришь так, словно я сделал это специально. Боже! Я делал все, что мог...
   — Они очевидцы.
   — Знаю. Не надо мне об этом напоминать.
   — Они могут все испортить.
   — Знаю.
   — А знаешь, что они убили Пескаря?
   — Что?
   — Да, Пескаря. Проломили ему череп.
   — Ты шутишь.
   — Мы нашли его в спальне пацана.
   — Блин! — Пескарь был парнем ничего, но сказать, чтобы я особенно его любил, не могу. Впрочем, все равно неприятно было слышать о том, что его порешили. Это только осложняло мое положение.
   — А ты позволил им уйти, — повторил Том, подтверждая мои последние догадки.
   — И кто из них это сделал?
   — А у кого была бейсбольная бита? — Как будто он сам не знал ответа. Даже если он сам не видел ее с ней, Митч и Кусок наверняка просветили его.
   — Девчонка, — буркнул я.
   — Джоуди.
   — Ты знаешь ее имя?
   — Джоуди Фарго.
   — Как ты узнал? В новостях ничего не...
   — В новостях сплошная ложь. Девчонку зовут Джоуди Фарго, пацана — Эндрю Кларк. Это его сестричку принес Ковбой как раз перед тем, как началась вся эта херня.
   — Херня-херовенька.
   — Прекрати, если ты думаешь, что это смешно, ты сильно ошибаешься. И скоро в этом убедишься.
   — Извини, — спохватился я.
   — Джоуди не была их родственницей: просто подруга дочери Кларков, оставшаяся переночевать. В спальне мы нашли кое-что из ее вещей.
   — Что именно?
   — Одежду, сумочку. И водительское удостоверение.
   — Водительское удостоверение?
   — В прошлом месяце ей исполнилось шестнадцать.
   — И там был ее домашний адрес?
   — А ты как думаешь?
   — Блин! Чего же ты тянешь?
   — Все, что тебе полагается, ты получишь. — Что Том подразумевал не только адрес, я догадался по его тону.
   — Послушай, дай мне ее адрес, и я обо всем позабочусь. Сегодня же вечером.
   — Да, ты у нас такой главный.
   — Я ее пришью. Что, сомневаешься?
   — Нет, для тебя же будет лучше.
   — Ну и где же она?
   — Дома, где же еще. В полной безопасности на Шэдоу-Глэн-Лэйн, 2840.
   — Заметано.
   — Знаешь, где это?
   — Конечно. Прямо под Каслвью, так?
   — Так.
   — Я могу добраться туда за двадцать минут.
   — Откуда ты звонишь?
   Хороший вопрос. На сердце словно каблуком наступили.
   — Ниоткуда, — произнес я. Прекрасный ответ.
   — Скажи.
   — А зачем тебе знать?
   — У тебя же нет машины, так ведь? Попрошу кого-нибудь из ребят заехать за тобой.
   — Нет необходимости. Хотя спасибо. Тачка у меня есть, и я могу добраться к дому девчонки своим ходом. Что-нибудь еще?
   — Не хотелось бы, чтоб ты снова облажался.
   — Не боись.
   — Ты уж постарайся. Но, когда я упомянул о безопасности, это было не для красного словца. Если в ты видел ее охрану, подумал бы, что она президент, не иначе. Прах уже раз попробовал.
   Мысль о том, что Прах стрелял в мою девчонку, заставила меня содрогнуться. Впрочем, видать, ничего не вышло.
   — И он промазал? Прах промазал?
   — Промазал, да.
   — Блин, — процедил я. Неслыханно, чтобы Лэрри Роудс промазал из своего спортивного «винчестера» 30-го калибра. Не зря его прозвали Прах. Все, в кого он стрелял, давно превратились в прах. Видимо, Джоуди стала первым исключением.