Лаймон Ричард. Ночь без конца

   — Что?
   — Ничего. Расставь ноги и слегка согни в коленях, так чтобы стойка была твердой и устойчивой. Затем вытягивай руку и стреляй. Если хочешь по-настоящему хорошо прицелиться, можно использовать левую руку в качестве своеобразной подставки для правой, в которой держишь пистолет.
   — Вот так?
   — Ну да.
   — Пли! — И он нажал на курок. Одна из банок подскочила вверх и отлетела назад. — Ура!
   — Замечательно!
   — Жаль, что не могу сделать так, чтобы она действительно улетела.
   — Главное — попасть, а не то, как далеко отлетает.
   — Да, но из этой пукалки даже не убьешь.
   — Убить из нее можно с таким же успехом, как и из пушки Шарон.
   — Да, да, конечно. Ежедневно и дважды в воскресенье. — Он снова выстрелил, но на этот раз промазал.
   — Я не шучу. Я где-то читала, что профессиональные убийцы используют пистолеты двадцать второго калибра. Например, ими пользуются секретные израильские спецслужбы, которые ведут борьбу с террористами. На близком расстоянии двадцать второй не хуже других. К тому же это достаточно тихое оружие и, если поставить глушитель, почти беззвучное.
   Энди выстрелил еще раз и попал в банку так, что она перевернулась, но не подскочила. Затем посмотрел на Джоуди.
   — У тебя есть глушитель к нему?
   — Их нельзя ставить. Запрещены законом.
   — По телевизору их всегда показывают.
   — Да, и по телевизору всегда ставят глушители на револьверы. Телевизионщики ни черта не смыслят в огнестрельном оружии. Вечно все путают. После сегодняшнего дня ты будешь замечать всю нелепицу, что бы ни смотрел.
   — Правда?
   — Конечно. Скоро сам убедишься. Ага.
   Энди выстрелил и промахнулся.
   — Это из-за тебя.
   — Шарон сейчас будет стрелять.
   Энди повернул голову в ее сторону.
   — Необязательно останавливаться, — напомнила ему Джоуди. — Я все еще жду своей очереди, если ты не забыл.
   — Не хочу пропустить, как будет стрелять Шарон.
   Шарон посмотрела на них.
   — Стреляй. Я подожду, пока ты отстреляешься.
   Энди разрядил пистолет четырьмя быстрыми нажатиями на курок. От первого выстрела банка волчком отлетела назад. Следующие три были мимо, но все легли всего в нескольких дюймах от цели.
   — Черт! — ругнулся он.
   — Совсем неплохо, — возразила Джоуди. — Если бы вместо банки из-под пепси был преступник, все пули попали бы ему в грудь.
   — Правда? — расцвел он. — Ура! Да, ты права.
   — У всех в ушах затычки? — крикнула Шарон. — О'кей. Видите вон там торчащую сухую корягу? Там, перед бугром.
   Джоуди отыскала ее глазами. Не очень крупная цель и на приличном расстоянии от самых дальних банок, установленных Шарон. Как ей показалось, высотой она была не более фута и ненамного толще ее руки. Похоже, это был пенек небольшого усохшего деревца.
   — Ты видишь? — спросил у нее Энди.
   — Да, а ты?
   — Кажется, да.
   — Хорошо, — произнесла Шарон. — Поехали. Ух, разнесу!
   Отступив на несколько шагов в сторону, отец скомандовал:
   — Пли!
   Грохот выстрелов сотряс воздух.
   Казалось, она стреляет так быстро, что даже не отпускает курок.
   Под шквалом пуль коричневый пенек вздрагивал, и от него во все стороны разлетались щепки. Каждая пуля откалывала кусок от пенька, затем неслась дальше, взрывала пригорок и выбрасывала в воздух облачко пыли.
   Отец смотрел не на цель. Он не сводил глаз с Шарон.
   Джоуди взглянула на Энди: тот тоже смотрел на Шарон.
   Зрелище было потрясающее: бейсболка повернута козырьком назад, винтовка вздрагивает при каждом выстреле и выбрасывает латунные блестки всякий раз, когда из дула вырывается огонь и белый дым. Шарон всем телом гасит отдачу, которая сотрясает ее резкими жесткими толчками, отчего вибрируют бедра, хотя Джоуди знала, что ноги у Шарон стоят так же крепко, как стволы дерева.
   У нее действительно потрясный вид, подумала Джоуди. Не удивительно, что ребята пялятся на нее, как пара недоумков. Наверное, хотели бы находиться по другую сторону, чтобы видеть, что творится с ее грудями.
   Стрельба прекратилась. Наступившая тишина показалась мертвой. Опустив винтовку, Шарон, прищурившись, стала всматриваться в даль.
   — Мы будем называть тебя Рэмбо, — восхищенно произнес отец.
   — Кажется, я прилично его изрешетила.
   — Да от него и следа не осталось! — воскликнул Энди. Голос у него был возбужденный. — Можно мне попробовать?
   — Может, позднее, — осадила его Шарон. — Сейчас тебе надо потренироваться с пистолетом.
   — Шаг за шагом, — добавил отец.
   — Но мне хочется что-нибудь разнести.
   — Мы сотворили чудовище, — покачала головой Джоуди.

Глава 39

   Выйдя из таксофона на заправочной станции «Арко» на окраине Блайза, Джек сел за руль и надел ремень безопасности.
   — Ничего, — проронил он, взглянув на Шарон.
   — Совсем ничего?
   — Ты дозвонился к Нику? — донесся сзади голос Джоуди.
   — Да. Застал его дома. Передавал тебе привет.
   — Неужели никаких зацепок? — недоумевала Шарон.
   — Проверяют компоненты зажигательной бомбы, оставленной снайпером в доме Цоллеров. Но, кажется, это тупик. Майонезная банка, наполненная газом, с одним из тех таймеров, которые можно купить для включения освещения на время отсутствия. Самые обычные предметы. Шанс зацепиться и определить место покупки практически равен нулю. Нашли несколько отпечатков обуви. Снайпер вступил в кровь и разнес ее по дому. Его рост примерно шесть футов и два дюйма.
   — Шесть и два и еще лысый, — отозвалась Джоуди.
   — Да-да, — подтвердил Энди, — они все были лысые.
   Отец кивнул головой.
   — Если снайпер один из тех, кто был в вашем доме...
   — Но ведь он должен быть одним из них, разве не так? — не сдавалась Джоуди. — Иначе зачем он пытался меня убить?
   — Он почти наверняка один из них, — согласилась Шарон.
   — Но стопроцентной гарантии быть не может, — возразил отец.
   — И нет уверенности, что он везде ходит лысым, — добавила Шарон.
   — Да-да, — поддержал ее Энди. — Может, весь день он ходит в парике и снимает его только тогда, когда с другими такими же бандитами идет резать людей.
   — Как бы там ни было, — продолжал отец, — но обувь, по крайней мере, позволяет довольно точно определить его рост. Но на нем были прогулочная разновидность кроссовок «найкс», которые можно купить в любом магазинчике в округе, так что вычислить по ним парня практически невозможно.
   — Если мы все же доберемся до него и обнаружим эти кроссовки... — подняла брови Шарон.
   — Да, если мы его найдем, то он будет наш. — Отец завел машину, но перед тем как включать передачу, взглянул через плечо на Энди, а затем на Джоуди.
   — Не проглядите какой-нибудь приличный мотель, — сказал он. Затем стал выруливать с заправочной станции.
   Свернув направо на дорогу, он скользнул взглядом по Шарон.
   — Обнаружены еще некоторые физиологические жидкости, понимаешь?
   — О? — Удивление сменилось на отвращение. — Понимаю.
   — Даже на основании одного этого мы наверняка добьемся осуждения, но...
   — Нет ни малейшего представления о том, кто он такой?
   — Ни единого.
   — А свидетели?
   — Никто ничего не видел. На момент покушения большинство соседей были на пикнике во дворе одного из домов в этом квартале. Представь себе — жертвы тоже были приглашены.
   — Ты шутишь? — не поверила Шарон.
   — За несколько дней до вечеринки они отослали открытку с вежливым отказом, сославшись на ранее полученное приглашение в другое место. Но, насколько известно, подобного приглашения не существовало. У тех, кто устраивал эту вечеринку, есть немецкая овчарка, которая имеет привычку на всех прыгать и всех облизывать, а соседям хорошо известно, что та женщина — которую убили — терпеть не могла собак. Вечеринка началась в три дня, так что если бы они пошли...
   — О, вот беда, — произнес Энди.
   — Их не было бы дома, когда появился снайпер.
   — Женщина была беременна, — заметила Шарон. — И ее нельзя винить в том, что она не пожелала стать игрушкой для чьей-то невоспитанной собаки.
   — Это просто ирония судьбы.
   — Да, — согласилась Шарон. — Старушка ирония, сила, правящая миром.
   — Что?
   — Ирония. Сила...
   — Мне ненавистна сама мысль об этом.
   — Мне тоже, но я никак не могу от нее отделаться.
   — О чем они разговаривают? — прошептал Энди.
   — Об иронии. Ну, будто Бог все время пакостничает.
   — Если все, кроме собаконенавистников, были на этой злополучной вечеринке, — продолжала Шарон, — как случилось, что ублюдок не проник в один из пустых домов?
   — Может, он не знал, кто дома, а кого нет, — предположил отец. — Все надо было сделать очень быстро — во всяком случае, это касается выбора дома. Когда же он проник в дом, в его распоряжении было много времени. Есть основания считать, что он был... с этой женщиной... по крайней мере пару часов после того, как он влез в дом.
   — И все это время она была жива? — ужаснулась Шарон.
   — Может, не все.
   — Полагаю, никто не слышал ее криков по той же причине, что никто не видел и не слышал...
   — Он заткнул ей кое-чем рот.
   Что-то было в тоне отца, с которым он это произнес. И что-то было во взгляде, которым Шарон на него посмотрела.
   — Что это было? — оживился Энди. — Что он использовал для кляпа?
   Отец покачал головой, а Шарон повернула назад голову.
   — Это не имеет значения, — сурово промолвила она.
   — Так-так, должно быть, что-то очень мерзкое.
   — Смени тему, — приказала ему Джоуди.
   — А ты знаешь?
   — Не знаю и знать не хочу.
   — Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — предложил отец.
   Энди скривился и опустился назад на сиденье.
   — Ты не спрашивал у Ника ничего о... о том, узнали ли что-нибудь о тех, кто был в доме Энди в ночь на субботу?
   — В этом смысле ты и Энди пока что наши лучшие источники. Ничего нового не обнаружено. Практически у нас нет ничего, с чего бы можно было начать.
   — И что мы теперь будем делать? — спросила Джоуди. — Всю жизнь ездить по мотелям?
   — Это не будет продолжаться вечно, — возразил отец. — Скоро должно появиться что-нибудь, что сдвинет дело с мертвой точки.
   — А мне начинает нравиться! — воскликнул Энди.
   — А что, если этого не случится? — не унималась Джоуди. — Сдвиг. А что, если никогда не вычислят виновных?
   — Давай вернемся к заботам сегодняшнего дня, хорошо?
   — Кстати, о самом актуальном, — вступила в разговор Шарон, бросив на Джека то ли раздраженный, то ли разочарованный взгляд. — Ты попросил Ника продлить мои выходные?
   Отец утвердительно кивнул.
   — Они не согласны. Людей сильно не хватает...
   — Проклятье.
   — Что происходит? — испугался Энди.
   Шарон хмуро посмотрела на него через плечо.
   — Боюсь, нам завтра придется расстаться.
   — Нет!
   — Ей надо возвращаться на работу, — пояснила Джоуди.
   — Нет, она должна остаться с нами!
   — Мне бы очень хотелось, — начала Шарон. — Но, послушай. Уезжать мне надо только завтра после обеда. Так что не будем пока что об этом волноваться. Зато оставшееся время следует использовать по полной программе. Что на это скажешь?
   Вид у Энди был такой, словно он готов был вот-вот зареветь.
   — Как ты доберешься назад? — поинтересовалась Джоуди.
   — Возьму напрокат машину. Надеюсь, в этом городке есть прокатный пункт.
   — А я надеюсь, что нет, — вскричал Энди. — Надеюсь, что у тебя не будет никакой возможности вернуться без нас.
   — Спасибо, приятель.
   — Я тоже хочу, чтобы ты осталась с нами, — призналась Джоуди, — но я не хочу, чтобы тебя уволили с работы.
   Отец посмотрел на Шарон.
   — Смотри за дорогой, па.
   Внимание Джека снова обратилось на дорогу.
   — Не огорчайтесь, — сказал он. — Никто не хочет, чтобы Шарон возвращалась без всех нас. Но у нее есть работа, и... потом, может, за это время дело существенно прояснится, и завтра мы сможем все вернуться домой.
   — Дохлый номер, — пробормотал Энди.
   — Никогда не знаешь, — возразила Джоуди.
   — Было бы замечательно, — вмешалась Шарон. — Но не будем витать в облаках. Давайте просто получше проведем сегодняшний вечер, а о завтрашнем дне будем думать завтра.
   — По крайней мере, ты можешь позвонить Нику и завтра, па. До того, как Шарон пойдет брать напрокат машину. Хотя бы затем, чтобы убедиться, что нам по-прежнему необходимо прятаться.
   — Считай, что я уже это сделал. Так или иначе мне придется звонить ему ежедневно, пока все это не кончится.
   — Поскорее бы найти мотель, — сказала Джоуди. — Чувствую, что уже не могу терпеть.
   — Следовало сходить на заправочной станции, — заметил отец.
   — Спасибо, не надо. Туалеты на заправках — это такая мерзость. Лучше потерплю до мотеля.
   — Надо обязательно выбрать с бассейном, — предложила Шарон. — С тех пор как мы выехали из Индио, я только и мечтаю о том, чтобы нырнуть в хороший прохладный бассейн.
   — Наверное, бассейны есть во всех, — предположил отец.
   — Мне кажется, нам надо искать такой, где еще будет кабельное телевидение, — вставил Энди.
   — Если будем так долго ездить, — пробормотала Джоуди, — меня просто разорвет. Боюсь, вам это не понравится.

Часть X
С вами снова Саймон

Глава 40

   Ладно, ладно. Если эта сучка его сломала, заставлю ее пожалеть о своем рождении.
   О! Гадом буду, если она уже не жалеет!
   — Проба, проба — раз, два. Проба, проба — раз, два.
   Ура, браво! Работает. Так как она съездила меня этой хреновиной по башке, я уж подумал, что наверняка разбила его. Ан нет. Приятная новость. А неприятный момент в том, что сместились батарейки, пока она меня колошматила, так что магнитофон отключился и не записал всех наших забав и развлечений. А получилась бы весьма любопытная запись, если понимаете, что я имею в виду.
   Что ж, вам не повезло.
   А я вот ничего не пропустил. Потому что никуда не уходил.
   Первое, что случилось, — она трижды прилично огрела меня магнитофоном по голове. Это когда вы слышите мои крики. Должно быть, после третьего удара магнитофон вырубился.
   Прежде чем она успела причинить мне более существенный вред, я перехватил ее руку. Другой рукой я ее так ущипнул, что она заверещала и выпустила из рук магнитофон.
   Она была потрясающа.
   Вся потная, скользкая и горячая. От яростного сопротивления груди ее прыгали из стороны в сторону, она извивалась и выскальзывала из-под меня, и наши тела терлись друг о друга.
   Самое приятное в этом было то, как вылезали из орбит ее глаза всякий раз, когда я делал ей по-настоящему больно. Нет, пожалуй, все же не это... лучшие моменты наступили тогда, когда у нее начались приступы боли, и от них она стискивала и хватала меня своими внутренними мышцами.
   Это было просто чудо.
   Все это время я называл ее Джоуди.
   Она ни разу не возразила.
   А что? Может, ее действительно звали Джоуди. Впрочем, сомневаюсь. Слишком большое совпадение. Хотя можно спросить, когда буду доставать ее из багажника. Сказать она, правда, наверняка уже не сможет, но хоть кивнет, да или нет.
   Так или иначе, но от того, что я ее так называл, мне было приятнее. Главным образом я делал это тогда, когда не видел ее лица, и тогда ничто не мешало мне представлять себе, что подо мной именно Джоуди. Иногда получалось, иногда нет.
   Но что срабатывало во всех случаях, так это то, что я повторял себе, что Джоуди будет подо мной вот так же — настоящая Джоуди, — и скоро. Может, через день или два, может, через неделю. И с настоящей будет точно так же, только лучше.
   Но ей придется поднапрячься, чтобы превзойти эту девчонку. Потому что по десятибалльной шкале эта потянула на девятку.
   Хо-хо! Вспомнилась наша старая шкала удовольствий. Чуть было не забыл о ней. Какое-то время мы оценивали все наши убийства по этой шкале, но потом как-то неожиданно прекратили без особой причины.
   При оценке учитывался целый ряд показателей, но главным образом внешность жертвы и то, какой она была на ощупь, как реагировала на истязания и изнасилование, и так далее. (Существовала и шкала для оценки мальчиков. Ее ввели педики из нашей группы. Они назвали ее шкала педовольствия. )
   Как сейчас припоминаю, придумали мы ее однажды вечером в гараже Тома. Это было примерно через неделю после нашего визита к Дениз Деннисон и ее семье. Кто-то — кажется, Пескарь — сказал, что по десятибалльной шкале удовольствия Дениз заслужила пятнадцать баллов. Мы все тогда над ним издевались. Я хочу сказать, что, если шкала от одного до десяти, нельзя ставить оценку больше десяти, если ты не безмозглый кретин.
   Но случилось так, что однажды мы сами отступили от этого правила и выставили двенадцать баллов. Это потому, что мы все согласились, что она была намного лучше других. Правда, она была старше, чем многие из наших жертв, но она стояла особняком. Отчасти это объяснялось ее неординарной внешностью, но главное было все же ее поведение — ужас и стыд, невероятная чувствительность к боли и то, как, несмотря ни на что, она, казалось, наслаждалась каждой минутой секса. Она умоляла нас не делать ей больно, но всегда страстно желала, чтобы мы ее трахали. Меньше, чем тремя за раз, она не довольствовалась. Это было настолько невероятно, что мы продержали ее живой в гараже примерно два месяца, прежде чем убили. Это был рекордный срок. Позднее мы содрали с нее всю кожу.
   Вычистили и выделали.
   Том первый выбирал, что нравилось. И, разумеется, лучшие части взял себе.
   Но и мне достались неплохие. Все получили хоть что-то — сувениры на долгую память.
   Собираясь в «препараторской» на холостяцкие вечеринки, мы шили из ее шкуры все, что желали. Не буду рассказывать, что у кого получилось. Во-первых, времени у меня не так много. А во-вторых, вас может стошнить. Не хотелось бы портить вам аппетит. Но сам я сделал изящную небольшую мини-юбку, которую назвал юбчонка-конни, в честь Конни Бэкстер, любезно предоставившей материал.
   Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать о Конни, нашей единственной и непревзойденной чемпионке.
   Несправедливо было бы сказать, что она заработала двенадцать баллов потому, что была матерью Тома. Это означало бы умаление ее достоинств. Свои двенадцать она заслужила самостоятельно.
   Дайте подумать. Это было примерно два года назад.
   С тех пор никто не поднимался до двенадцати, и вскоре после Конни мы вроде как забыли о шкале удовольствий.
   Может, Джоуди тоже заработает двенадцать. Или поднимется еще выше.
   Черт, а может, будет огромным разочарованием. В своем воображении я вознес ее так высоко... Но в ней что-то есть. Что-то. И это всего после нескольких секунд с ней на траве в пятницу ночью — и потом у стены. И после ночи в ее кровати. И от ее одежды.
   И это нечто большее, чем просто внешность. У нее есть... порода. Свежесть. Может, отчасти это еще связано с тем, как мужественно она себя вела, когда мы на нее охотились.
   Как бы там ни было, но я не могу дождаться, когда она вернется оттуда, куда уехала.
   Конечно, придется подождать.
   Боже, нельзя даже придумать какой-нибудь хороший план ее захвата, когда не знаешь, где она.
   Просто надеешься, что она скоро вернется.
   Должен признать, что само предвкушение нашей встречи таит в себе массу удовольствия. Всякий раз, когда я представляю себе, как это будет, у меня возникает такая продолжительная эрекция.
   Но, судя по всем признакам, Джоуди, похоже, и не собирается возвращаться. А мне надо немного прийти в себя.
   Конечно, я вздремнул после того, как закончил с девчонкой. Сон мне был крайне необходим. Настолько, что я фактически отключился прямо на заднем сиденье своего автомобиля, даже не успев слезть с нее. Очень неосмотрительно. Но я так измотался, что плевать на все хотел. Куда могла деться девчонка, которую я так крепко прижал. Тем более я решил, что в таком состоянии она была уже безобидной. Тревожило только то, что кто-нибудь мог забрести сюда и найти нас, но, впрочем, не настолько, чтобы прогнать сон.
   И я вырубился.
   Насколько мне известно, никто не подходил и не заглядывал в машину, пока я был невосприимчив ко всему окружающему миру.
   Если девчонка и просыпалась, то оказалась достаточно умна, или испугана, или ранена, чтобы вести себя хорошо. А ведь могла бы выцарапать мне глаза или прокусить шею, как я сделал с Генри в Индио. Многое чего могла бы мне сделать.
   Но я проснулся не в худшей форме, чем был, когда закончил с ней.
   Разве что я был неприятно удивлен, когда сел и увидел, как низко опустилось солнце. Часы на приборной панели показывали семь тридцать пять.
   Замечательно, да? Очень жаль, что не поспал немного дольше.
   Я вот о чем: а что, если бы я поспал еще пару часов? Как оказалось, я приехал сюда с запасом времени. Хватило, чтобы посидеть в машине, повозиться с магнитофоном и привести его в рабочее состояние, и еще много осталось, чтобы поиграть в «кошки-мышки» со своим прошлым И еще осталось время.
   Время ожидания и тревог.
   Но что, если бы я проспал дольше в пустыне? Что, если бы я проснулся, когда не осталось бы времени, чтобы поспеть к установленному сроку?
   Все равно бы приехал?
   Я хочу сказать, что примерно к десяти тридцати Лиза была бы уже в таком состоянии, что ее невозможно было бы спасти. (Если и не мертвой, то настолько изуродованной, что не стоила бы затраченного времени. ) Так зачем было рисковать?
   Так вот, помнится, я уже говорил, что сегодня вечером речь на самом деле пойдет не о том, чтобы спасти Лизу. Больше это касается моего собственного выживания. Если я не устраню Тома и других, я, считай, уже покойник.
   И вот я здесь.
   Припарковался у обочины примерно в пятидесяти футах от ворот в усадьбу Тома. Не хочу возбуждать его подозрения, так что в мои планы входит подождать ну, может быть, до без пяти десять и только потом подъехать к воротам.
   А это будет примерно минут через десять.
   Многое чего о нашей банде я так и не успел рассказать. Во-первых, можно было бы привести поименный список всех жертв. Я ведь знаю большинство их имен, но... очень жаль. На это уже нет времени.
   Что бы я еще мог сделать, так это наговаривать в магнитофон, пока сюда ехал. Дорога была длинной, и у меня была бы возможность рассказать о многом. Но беда в том, что я думал, эта сучка разбила маг. И только уже здесь, когда надо было убить время, взглянул на него и увидел, что просто отошли батарейки.
   Пока у меня еще есть несколько свободных минут, хочу рассказать, что я делал с девчонкой после пробуждения. Это когда мы еще были в пустыне, и я только заметил, как было поздно.
   Я был в таком цейтноте, что не стал возиться с ее одеванием. Тем более что никого рядом не было. Просто выволок ее из машины. Мы оба были в чем мать родила. Она спала. Спала или была без сознания, не знаю.
   Вытащив из машины, я бросил ее на землю. На нее надо было посмотреть. Распластанная на земле, она смотрелась великолепно. Солнечный свет имел тот чудный красноватый оттенок, от которого ее волосы искрились золотом, а кожа приобретала мягкий рыжеватый румянец.
   Она была просто обворожительной.
   Мне не хотелось в этом признаваться, но такого великолепия, быть может, мне не суждено будет больше никогда увидеть. И, возможно, поэтому я и хочу сейчас немного поговорить об этом.
   В жизни есть место для великой и волшебной красоты.
   И когда один из таких моментов случается, хочется насладиться им сполна. Не хочется его пропустить или отнестись к нему легкомысленно. Потому что они приходят нечасто. И однажды один из них станет твоим последним.
   Боже!
   Внезапно мной овладело ужасное предчувствие сегодняшней собственной смерти в гараже Тома.
   Если это произойдет, у меня больше никогда не будет возможности... Думаете, это будет большой удачей для Джоуди Фарго, да?
   Впрочем, мое время на исходе.
   Так вот что я сделал после того, как сбросил девчонку на землю — достал из багажника винтовку Праха. Затем встал над ней, поставив ноги практически на линии ее грудей, взял винтовку за ствол, занес ее над головой и опустил на ее челюсть.
   Опуская, я крикнул: «Вперед!»
   Ложа приклада попала в челюсть сбоку, именно там, где и предполагалось.
   Челюсть не вылетела, но прилично ушла в сторону.
   Вот блин, времени совсем не осталось.
   Я мог бы сразу же после этого просто засунуть ее в багажник, но, как я уже говорил, она была так хороша, а я не из тех, кто упускает столь редко встречающиеся в жизни моменты великолепия, так что я опустился рядом и еще раз трахнул ее. Челюсть начала опухать, еще когда я махал девчонку. И вот тогда я и швырнул ее в багажник. Затем оделся и взял курс к дому Тома.
   Челюсть я ей сломал для того, чтобы она не могла ничего рассказать Тому и остальным. Чего я действительно сильно не хотел, так это чтобы она начала отрицать, что она Джоуди, когда мы туда войдем.
   О Господи! Пора.
   Поехали.
   Если мне не удастся... Блин, у меня были большие планы на эти пленки. Все они здесь, в машине. Может, их следовало оставить на моей квартире или отправить их кому-нибудь по почте... Не знаю. Все равно уже поздно.
   Я подъезжаю к воротам. Там очень хорошее освещение и телекамера. Монитор в гараже, там же и кнопка, которую нажмут, чтобы впустить меня.
   Я открою окно и положу это на колени. До тех пор пока...
   «Привет, парни. Вовремя, да? Джоуди у меня в багажнике. Еще живая и брыкается, как вы и хотели. А пацана я убил. Все прошло замечательно!»
   О'кей, ворота начинают открываться.