Страница:
Как только стекло перестало сыпаться, я влез, сорвал с голов четырех манекенов парики и сунул под мышку.
Потом спрыгнул на тротуар и пошел к машине. Ближайший автомобиль был еще за два квартала. Лишь бы не патрульная машина.
Швырнув парики на пассажирское сиденье, сел за руль, положил «кольт» в сумочку и поехал.
В конце квартала повернул направо и попал в жилой район. Проехав мимо нескольких домов, остановился и стал наблюдать в зеркало за Пико. Проехало несколько машин, но ни одна из них не свернула, так что я включил фары и поехал дальше.
Кружась по закоулкам, я примерял парики. Похоже, все были одного размера и чуть-чуть маловаты для моей головы. Впрочем, думаю, лучше слишком тесный, чем слишком свободный. Тем более что сидели они вполне нормально, хотя я и чувствовал себя в них чуточку дискомфортно.
Впрочем, все же не так неуютно, как в скальпе Хиллари. Начнем с того, что они были сухими, а не липкими и скользкими.
Мой выбор остановился на светлой масти. Волосы были густые и всклокоченные — в стиле этакой взбалмошной секс-бомбы.
Как раз для Голливуда.
А именно туда я и направлялся.
Был субботний вечер, так что главные улицы были наводнены машинами, а на тротуарах — столпотворение, и я решил проехаться разок по бульвару Голливуд, главным образом, чтобы сориентироваться.
Этого было достаточно чтобы вскружить голову, будь я девчонкой.
Я, если помните, был в красном кабриолете. И вот он я, курсирую по бульвару — в ослепительно белом парике и голубом легком платье, положив обнаженную руку на дверцу. Сколько свиста, восхищенных возгласов и взглядов. Многие открыто пялились, очевидно принимая меня за известную кинозвезду или проститутку. Не желая никого разочаровывать, я махал в ответ рукой и посылал воздушные поцелуи.
Так что примите к сведению, как женщина — я метеор.
Но меня ждала работа, так что вскоре пришлось распрощаться с почтенной публикой и свернуть на боковую улицу с особняками, многоквартирными домами и редкими прохожими. Некоторые выходили из гостей к своим машинам, другие, похоже, просто вышли прогуляться. Попадались любители спортивной ходьбы и бега трусцой А некоторые выгуливали собак.
Последние делятся на две категории. Есть такие, которые выгуливают самих себя, а собак берут для охраны. Другие якобы выводят собак глотнуть свежего воздуха и для моциона — но на самом деле стремятся лишь к тому, чтобы их собака отнесла свое дерьмо подальше от дома и вывалила его на чужой территории.
Собака — лучший друг человека.
Лай с одного конца — дерьмо с другого.
Мне нравится убивать любых собак.
И, если хотите знать правду, я делаю это довольно часто. Конечно, это совсем не то, что убивать людей, но собаки меня раздражают, да и неплохая практика.
Когда дома с наступлением темноты я вдруг услышу собачий лай, то облачаюсь в свой черный «ночной камуфляж» и выхожу на охоту. Иногда это бродячие собаки, но чаще хозяйские — за забором во дворе. Я их никогда не стреляю, а вот почти все другие способы уже перепробовал. Пускал в них стрелы, протыкал копьями, метал отравленные дротики и бумеранги. Некоторых забил насмерть бейсбольной битой или камнями. Других придушил. Иногда использовал топорики, широкие разделочные ножи, которыми пользуются мясники, мачете. Резал и обычными ножами. Многих забил ногами и затоптал.
Так что о собаках могу говорить часами.
У меня с ними сложились особые отношения.
Так вот, в тот вечер собак выгуливали предостаточно, так что вопрос заключался лишь в том, чтобы выбрать подходящую. Мне хотелось что-нибудь вроде карликового пуделя. Такую, понимаете, неженку. Дамскую собачонку.
Но самое лучшее, что попалось, была маленькая белая мальтийка с розовым бантиком на макушке. Она семенила на поводке, останавливаясь под каждым деревом и кустом. Такая прелестная маленькая штучка. Но ей, конечно, было очень далеко до своих хозяев.
Те были подходящей парой — стройные, под сорок, со стрижкой под морских пехотинцев. Один усатый, другой нет. Оба в желтовато-коричневых шортах с подкаченными штанинами и в сандалиях. На одном была рубашка а-ля «рыбацкая сеть», сквозь ячейки которой проглядывала волосатая грудь. Другой был без рубашки, зато в соске торчало кольцо.
Разумеется, всего этого я не мог видеть из машины. Сначала мое внимание привлекла только мальтийка, выгуливаемая парочкой педиков. Получше их разглядеть мне удалось лишь тогда, когда, заехав за угол, я вылез из машины и пошел им навстречу.
Поравнявшись с собакой, я присел на корточки и преградил ей дорогу.
Видно, я ей сразу понравился, потому что она завиляла хвостом и принялась лизать мне руки.
— О, какая милашка, — произнес я, обворожительно улыбаясь «мальчишкам». — А как ее зовут?
Ответил тот, который был в рубашке.
— Генри Уодсворт Лонгфеллоу Третий.
— А, привет, Генри, — воскликнул я, почесывая собаке подбородок.
Парочка с подозрительным видом разглядывала меня.
Взяв собачонку на руки, я прижал ее к груди и стал нежно гладить.
— Меня зовут Саймона, — представился я ребятам.
Окольцованный скрестил руки на груди, вздул мускулы и повел бровью.
— Не рановато ли для Хэллоуина, приятель?
— Тебе что больше нравится, сюрпризы или угощения? — спросил другой и улыбнулся своему дружку. — Как ты думаешь?
— Почти наверняка прямой.
— Прямой, да, видать, с изгибом. Даже приличным уклоном.
— Фараон? — предположил Сосок с кольцом.
— О, я был бы без ума. Обожаю копов. Не тот случай.
— Да, уверен, что ты прав. Глаза не такие. У легавых такой удивительный взгляд — циничный и вместе с тем довольный.
— Веселые вы ребята, — заметил я.
Сосок опустил руки, но мышцы остались напряженными.
— Поставь Генри на место, — угрожающе произнес он. — Нам надо идти.
— Мы не хотим неприятностей, — добавил Рыбацкая Сеть.
— И я тоже. Я вам заплачу за Генри, — предложил я. Прижимая одной рукой собачку к себе, я потянулся к сумочке.
— Он не продается.
— Вы мне его дарите? Ух ты, большое спасибо!
Окольцованный завел руку за спину, и через мгновение в ней что-то блеснуло. Оказалось, откидной нож. Щелчок, и выскочило тонкое лезвие.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал я, оглядываясь по сторонам. Мы были одни.
— Опусти Генри немедленно, — прошипел Сосок.
А я ему свой «кольт». Ткнул этак под ребро и спустил курок. Вы в только слышали этот звук! Как гром небесный.
Сосок — в отлет. Шмякнулся об асфальт спиной и пошел юзом. Его дружок в сетке успел только изобразить на лице крайнее удивление и выпустить из рук поводок Генри, прежде чем я всадил ему пулю в грудь. Он повалился рядом.
Они лежали, растянувшись на тротуаре, и у Рыбака перед смертью хватило сил взять своего милого дружка за руку. Как трогательно.
Сунув пистолет в сумочку, я наклонился за кольцом. Не то чтобы оно мне было особо нужно. Просто очень захотелось это сделать, понимаете? Просунув в него палец, я потянул. Вы бы видели, как вытянулся сосок, прежде чем лопнула кожа и кольцо выскочило.
Всегда надо хорошенько подумать, прежде чем что-то себе прокалывать.
Это был мой первый проколотый сосок. За свою жизнь я вырвал изрядное количество колец из ушей, несколько из ноздрей и даже одно из века. Не верите насчет века? А что вы скажете о парне с кольцом в соске? Теперь мне уже хочется найти себе девчонку с кольцом в том же месте. Или, еще лучше, в клиторе. В кино я такое видел, но в реальной жизни нет. Пока что.
Есть теперь к чему стремиться.
Итак, надев кольцо на один из своих пальцев, я побежал к машине. Где-то рядом уже кто-то кричал.
Не стоит, думаю, говорить, что меня не поймали.
Впрочем, с псиной возникла проблема. Еще когда я нес Генри к машине и когда швырял его на переднее сиденье, мне он показался каким-то вялым. Я уж было начал волноваться, что он сдох. От разрыва сердца, например.
Но вскоре он начал приходить в себя.
Должно быть, четвероногий хрен просто обомлел, когда я всадил по пуле его симпатягам-хозяевам.
Никогда не слышал, чтобы собаки теряли сознание. А вот случается. Можете мне поверить. Когда Генри окончательно оправился, мы уже были за пару кварталов от того места. Через минуту мимо пронеслась патрульная полицейская машина с включенной сиреной и мигалкой. Ни один из двух копов, сидящих спереди, не удостоил меня даже взглядом.
Убить и безнаказанно уйти — сущий пустяк.
Да, да — нет ничего проще.
Достаточно только убраться до появления легавых. И убивать только незнакомых. И не оставлять за собой обличительных улик, например, водительского удостоверения. Первое, второе и третье — основные заповеди убийцы.
Слишком упрощаю, да? Согласен.
Но знаете что? Все эти суперприбамбасы современной судебно-медицинской экспертизы, от которых все накладывают в штаны (включая моего бывшего корешка Тома), по большей части практически бесполезны, если у копов нет подозреваемого, чтобы сличить полученные данные. А это означает, что они прежде всего должны знать, кто ты.
Следуйте моим правилам, и вы никогда не попадете за решетку.
Итак, собака оклемалась, и на хвосте не было копов, так что я мог спокойно продолжать свой путь к дому Джоуди на Каслвью. А это было в двадцати минутах езды от Голливуда.
Глава 28
Глава 29
Потом спрыгнул на тротуар и пошел к машине. Ближайший автомобиль был еще за два квартала. Лишь бы не патрульная машина.
Швырнув парики на пассажирское сиденье, сел за руль, положил «кольт» в сумочку и поехал.
В конце квартала повернул направо и попал в жилой район. Проехав мимо нескольких домов, остановился и стал наблюдать в зеркало за Пико. Проехало несколько машин, но ни одна из них не свернула, так что я включил фары и поехал дальше.
Кружась по закоулкам, я примерял парики. Похоже, все были одного размера и чуть-чуть маловаты для моей головы. Впрочем, думаю, лучше слишком тесный, чем слишком свободный. Тем более что сидели они вполне нормально, хотя я и чувствовал себя в них чуточку дискомфортно.
Впрочем, все же не так неуютно, как в скальпе Хиллари. Начнем с того, что они были сухими, а не липкими и скользкими.
Мой выбор остановился на светлой масти. Волосы были густые и всклокоченные — в стиле этакой взбалмошной секс-бомбы.
Как раз для Голливуда.
А именно туда я и направлялся.
Был субботний вечер, так что главные улицы были наводнены машинами, а на тротуарах — столпотворение, и я решил проехаться разок по бульвару Голливуд, главным образом, чтобы сориентироваться.
Этого было достаточно чтобы вскружить голову, будь я девчонкой.
Я, если помните, был в красном кабриолете. И вот он я, курсирую по бульвару — в ослепительно белом парике и голубом легком платье, положив обнаженную руку на дверцу. Сколько свиста, восхищенных возгласов и взглядов. Многие открыто пялились, очевидно принимая меня за известную кинозвезду или проститутку. Не желая никого разочаровывать, я махал в ответ рукой и посылал воздушные поцелуи.
Так что примите к сведению, как женщина — я метеор.
Но меня ждала работа, так что вскоре пришлось распрощаться с почтенной публикой и свернуть на боковую улицу с особняками, многоквартирными домами и редкими прохожими. Некоторые выходили из гостей к своим машинам, другие, похоже, просто вышли прогуляться. Попадались любители спортивной ходьбы и бега трусцой А некоторые выгуливали собак.
Последние делятся на две категории. Есть такие, которые выгуливают самих себя, а собак берут для охраны. Другие якобы выводят собак глотнуть свежего воздуха и для моциона — но на самом деле стремятся лишь к тому, чтобы их собака отнесла свое дерьмо подальше от дома и вывалила его на чужой территории.
Собака — лучший друг человека.
Лай с одного конца — дерьмо с другого.
Мне нравится убивать любых собак.
И, если хотите знать правду, я делаю это довольно часто. Конечно, это совсем не то, что убивать людей, но собаки меня раздражают, да и неплохая практика.
Когда дома с наступлением темноты я вдруг услышу собачий лай, то облачаюсь в свой черный «ночной камуфляж» и выхожу на охоту. Иногда это бродячие собаки, но чаще хозяйские — за забором во дворе. Я их никогда не стреляю, а вот почти все другие способы уже перепробовал. Пускал в них стрелы, протыкал копьями, метал отравленные дротики и бумеранги. Некоторых забил насмерть бейсбольной битой или камнями. Других придушил. Иногда использовал топорики, широкие разделочные ножи, которыми пользуются мясники, мачете. Резал и обычными ножами. Многих забил ногами и затоптал.
Так что о собаках могу говорить часами.
У меня с ними сложились особые отношения.
Так вот, в тот вечер собак выгуливали предостаточно, так что вопрос заключался лишь в том, чтобы выбрать подходящую. Мне хотелось что-нибудь вроде карликового пуделя. Такую, понимаете, неженку. Дамскую собачонку.
Но самое лучшее, что попалось, была маленькая белая мальтийка с розовым бантиком на макушке. Она семенила на поводке, останавливаясь под каждым деревом и кустом. Такая прелестная маленькая штучка. Но ей, конечно, было очень далеко до своих хозяев.
Те были подходящей парой — стройные, под сорок, со стрижкой под морских пехотинцев. Один усатый, другой нет. Оба в желтовато-коричневых шортах с подкаченными штанинами и в сандалиях. На одном была рубашка а-ля «рыбацкая сеть», сквозь ячейки которой проглядывала волосатая грудь. Другой был без рубашки, зато в соске торчало кольцо.
Разумеется, всего этого я не мог видеть из машины. Сначала мое внимание привлекла только мальтийка, выгуливаемая парочкой педиков. Получше их разглядеть мне удалось лишь тогда, когда, заехав за угол, я вылез из машины и пошел им навстречу.
Поравнявшись с собакой, я присел на корточки и преградил ей дорогу.
Видно, я ей сразу понравился, потому что она завиляла хвостом и принялась лизать мне руки.
— О, какая милашка, — произнес я, обворожительно улыбаясь «мальчишкам». — А как ее зовут?
Ответил тот, который был в рубашке.
— Генри Уодсворт Лонгфеллоу Третий.
— А, привет, Генри, — воскликнул я, почесывая собаке подбородок.
Парочка с подозрительным видом разглядывала меня.
Взяв собачонку на руки, я прижал ее к груди и стал нежно гладить.
— Меня зовут Саймона, — представился я ребятам.
Окольцованный скрестил руки на груди, вздул мускулы и повел бровью.
— Не рановато ли для Хэллоуина, приятель?
— Тебе что больше нравится, сюрпризы или угощения? — спросил другой и улыбнулся своему дружку. — Как ты думаешь?
— Почти наверняка прямой.
— Прямой, да, видать, с изгибом. Даже приличным уклоном.
— Фараон? — предположил Сосок с кольцом.
— О, я был бы без ума. Обожаю копов. Не тот случай.
— Да, уверен, что ты прав. Глаза не такие. У легавых такой удивительный взгляд — циничный и вместе с тем довольный.
— Веселые вы ребята, — заметил я.
Сосок опустил руки, но мышцы остались напряженными.
— Поставь Генри на место, — угрожающе произнес он. — Нам надо идти.
— Мы не хотим неприятностей, — добавил Рыбацкая Сеть.
— И я тоже. Я вам заплачу за Генри, — предложил я. Прижимая одной рукой собачку к себе, я потянулся к сумочке.
— Он не продается.
— Вы мне его дарите? Ух ты, большое спасибо!
Окольцованный завел руку за спину, и через мгновение в ней что-то блеснуло. Оказалось, откидной нож. Щелчок, и выскочило тонкое лезвие.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал я, оглядываясь по сторонам. Мы были одни.
— Опусти Генри немедленно, — прошипел Сосок.
А я ему свой «кольт». Ткнул этак под ребро и спустил курок. Вы в только слышали этот звук! Как гром небесный.
Сосок — в отлет. Шмякнулся об асфальт спиной и пошел юзом. Его дружок в сетке успел только изобразить на лице крайнее удивление и выпустить из рук поводок Генри, прежде чем я всадил ему пулю в грудь. Он повалился рядом.
Они лежали, растянувшись на тротуаре, и у Рыбака перед смертью хватило сил взять своего милого дружка за руку. Как трогательно.
Сунув пистолет в сумочку, я наклонился за кольцом. Не то чтобы оно мне было особо нужно. Просто очень захотелось это сделать, понимаете? Просунув в него палец, я потянул. Вы бы видели, как вытянулся сосок, прежде чем лопнула кожа и кольцо выскочило.
Всегда надо хорошенько подумать, прежде чем что-то себе прокалывать.
Это был мой первый проколотый сосок. За свою жизнь я вырвал изрядное количество колец из ушей, несколько из ноздрей и даже одно из века. Не верите насчет века? А что вы скажете о парне с кольцом в соске? Теперь мне уже хочется найти себе девчонку с кольцом в том же месте. Или, еще лучше, в клиторе. В кино я такое видел, но в реальной жизни нет. Пока что.
Есть теперь к чему стремиться.
Итак, надев кольцо на один из своих пальцев, я побежал к машине. Где-то рядом уже кто-то кричал.
Не стоит, думаю, говорить, что меня не поймали.
Впрочем, с псиной возникла проблема. Еще когда я нес Генри к машине и когда швырял его на переднее сиденье, мне он показался каким-то вялым. Я уж было начал волноваться, что он сдох. От разрыва сердца, например.
Но вскоре он начал приходить в себя.
Должно быть, четвероногий хрен просто обомлел, когда я всадил по пуле его симпатягам-хозяевам.
Никогда не слышал, чтобы собаки теряли сознание. А вот случается. Можете мне поверить. Когда Генри окончательно оправился, мы уже были за пару кварталов от того места. Через минуту мимо пронеслась патрульная полицейская машина с включенной сиреной и мигалкой. Ни один из двух копов, сидящих спереди, не удостоил меня даже взглядом.
Убить и безнаказанно уйти — сущий пустяк.
Да, да — нет ничего проще.
Достаточно только убраться до появления легавых. И убивать только незнакомых. И не оставлять за собой обличительных улик, например, водительского удостоверения. Первое, второе и третье — основные заповеди убийцы.
Слишком упрощаю, да? Согласен.
Но знаете что? Все эти суперприбамбасы современной судебно-медицинской экспертизы, от которых все накладывают в штаны (включая моего бывшего корешка Тома), по большей части практически бесполезны, если у копов нет подозреваемого, чтобы сличить полученные данные. А это означает, что они прежде всего должны знать, кто ты.
Следуйте моим правилам, и вы никогда не попадете за решетку.
Итак, собака оклемалась, и на хвосте не было копов, так что я мог спокойно продолжать свой путь к дому Джоуди на Каслвью. А это было в двадцати минутах езды от Голливуда.
Глава 28
Дом Джоуди находился на тихой улице с одноэтажными оштукатуренными снаружи домами, построенными, вероятно, в двадцатые-тридцатые годы. Впрочем, все они были довольно ухоженные, и квартал имел вполне респектабельный вид. Конечно, ему было весьма далеко до той респектабельности, в которой вырос я, но и на том спасибо.
Отсюда было мили три-четыре до Авалон-Хиллз, так что Джоуди, должно быть, ходила в одну школу с той богатенькой буратинкой. Иначе где бы они познакомились и как бы она оказалась в ее доме в ночь с пятницы на субботу. Точно как я сам ходил в одну школу с Томом и столько времени проводил в его особняке, несмотря на то, что мы жили довольно далеко один от другого.
Это очень характерно для Лос-Анджелеса — ты не водишь дружбу с соседями. Если у тебя есть друзья, они живут на расстоянии пяти, или десяти — или, быть может, тридцати миль от твоего дома. Что, конечно, неплохо, если ты взрослый и у тебя есть машина. Когда же ты ребенок, это означает, что ты уйму времени проводишь в одиночестве.
Ладно, где я там остановился?
Ага.
Итак, проезжаю мимо дома Джоуди, причем даже не притормозив.
По правде говоря, я даже не был абсолютно уверен, какой из домов ее. Подъезжая, прочитал номер в начале квартала, а потом, когда выезжал из него. Так что я мог сказать, что проехал его.
Притормаживать, чтобы определить точный адрес, не стал, чтобы не вызвать подозрений. Главное было обнаружить следы присутствия фараонов.
По обе стороны улицы и на подъездных аллеях стояли автомобили, но ни один из них и отдаленно не напоминал полицейский. Впрочем, никогда нельзя быть полностью уверенным.
Свернув на боковую улочку, я припарковал машину перед каким-то темным домом. И мы с Генри вышли прогуляться.
Генри оказался большим оригиналом. Он ступал по этой земле грациозно и надменно, слегка натягивая поводок, словно ничто вокруг, кроме его самого, его не интересовало, но всякий раз, когда задирал заднюю лапу под кустом или на дерево, он презрительно косился на меня. Причем так ни разу и не помочился — просто задирал лапу, кидал в мою сторону непристойный взгляд и горделиво продолжал свой путь.
Со всеми его остановками у меня было достаточно времени, чтобы как следует оглядеться.
Я заглянул почти во все машины, припаркованные на нашей стороне, чтобы убедиться, что в них никого нет. Особо надо было остерегаться фургонов и специализированных грузовичков, которые могли использоваться для наблюдения за домом Джоуди.
Пока никаких причин для беспокойства.
Дом Джоуди находился в самой середине квартала. Окна были темными, хотя крыльцо было освещено. Ни на подъездной аллее, ни на улице непосредственно перед домом ни одной машины. Из окон, похоже, тоже никто не выглядывал.
Впрочем, если установлено наблюдение, за мной уже давно следили, знал я это или нет.
Так вот — я оступился и упал Генри пришлось отскочить в сторону, иначе я раздавил бы его в лепешку. К несчастью, немного просчитался и ударился больнее, чем рассчитывал. Конечно, мне хотелось, чтобы все выглядело как можно реалистичнее, но я вовсе не собирался разбивать колено об асфальт. Боль была адской, и я выпустил из рук поводок.
Знаете, какие ощущения, когда разбиваешь колено? Больно. Почти так же хреново, как и от пули в мозгах. Ну, это я, конечно, малость переборщил, но что это не сплошное удовольствие, так точно.
Так что я перекатился на спину и обхватил колено обеими руками.
Даже несмотря на невыносимую боль, какой-то частицей своего сознания я даже обрадовался столь неудачному падению. Теперь у меня все должно было получиться. Если копы ведут наблюдение, то наверняка давно заметили шикарную блондинку с прелестной собачонкой. И, может, как раз в тот момент, когда они начали уже волноваться — ведь уже за полночь, а по большому счету во всем Лос-Анджелесе не сыщется места, где можно было бы чувствовать себя в полной безопасности, тем паче такой милой крошке, одной, да еще и посреди ночи, — значит, когда они начинают волноваться в таком вот ключе, прямо у них на глазах я спотыкаюсь и разбиваю колено. После чего сверкают мои обнаженные ножки и мелькают трусики, а я корчусь от боли на тротуаре.
А копы — это такие похотливые козлы.
Чувствуют себя не иначе как даром Божьим всему человечеству по части обеспечения его безопасности.
А тут нуждается в помощи такая аппетитная крошка. Другими словами, ни один нормальный коп ни за что не устоял бы.
Налетели бы на меня, как мухи на мед.
Но никто не спешил на помощь.
Когда я катался на спине, ко мне подбежал Генри и стал меня обнюхивать. Как мило с его стороны. Я был так тронут и подумал про себя: «Собака ничего».
Но затем это вонючее дерьмо цапнуло меня за щеку и понеслось прочь, волоча за собой поводок.
Убью гада, если доберусь. Выцарапаю глаза, отрежу лапы и сдеру с него шкуру живьем. Потом поджарю на гриле и съем.
Можно было бы пристрелить его тут же, но это было бы глупо. Хотя к этому моменту я был уже полностью уверен в том, что копов вокруг нет, все же выстрел из «кольта» лишил бы меня всякой надежды добраться до Джоуди.
Итак, теперь у меня еще и лицо в крови.
Долбаный цуцик прокусил кожу, можете такое представить?
И откуда столько крови?
Я сел и взялся за щеку. Так и подмывало доковылять до машины, поехать в мотель и забыть о Джоуди. Дать полный отбой, понимаете? А поутру пуститься в бега в поисках какого-нибудь Богом забытого уголка. К черту Джоуди, к черту Лизу, к черту Тома с его шатией-братией.
Трудно думать о чем-то еще с разбитым коленом и прокушенной щекой.
Но, когда я уже поднимался на ноги, меня вдруг осенило. Стоп, так ведь паршивый пес дал мне именно то, в чем я так нуждался, — повод подойти к двери дома Джоуди.
Первоначально я рассчитывал на то, что после падения ко мне выскочит коп или даже несколько, и уже отсюда я и буду плясать — либо уболтаю их впустить меня в дом, либо пристрелю, затем забегу в дом и схвачу Джоуди. Потом, быть может, уеду на их же автомобиле.
Но фараоны так и не показались.
Это значило, что никто не видел ни моего падения, ни нападения на меня собаки.
Что, в свою очередь, говорило о том, что Джоуди и ее семью никто не охраняет.
Значит, оставалось лишь войти в дверь.
А кто сможет не открыть дверь перепачканной в крови женщине?
Никто, вот кто.
Никто и не открыл.
Пять минут я торчал на крыльце, нажимая на звонок. И он был исправный, потому что я слышал звон внутри. Но никто не вышел.
Или они так крепко спят, или просто притаились и прислушиваются.
А может, никого нет. После попытки Праха подстрелить девчонку они спокойно могли слинять отсюда. И это вполне естественная реакция: в тебя стреляют — ты сматываешься туда, где тебя невозможно отыскать.
Впрочем, это были только догадки, но уходить просто так я не собирался.
По обе стороны двери были стеклянные панели. Можно было разбить одну, просунуть руку и отомкнуть замок. Но этого я делать не стал. Не хотелось оставлять разбитое стекло там, где его любой мог увидеть.
Так что пришлось обходить дом. За ним оказался прелестный дворик с шезлонгами и большой мангал. Подходя к двери, я наступил на что-то мягкое. Черт его знает, что оно было такое — слишком темно. Я даже не заметил битого стекла, пока не прошелся по нему. Несколько осколков я раздавил, другие отшвырнул ногой в сторону. Они со звоном стремительно неслись по бетону, прорезая тишину ночи. Залаяла собака, но это было где-то далеко, и голос был слишком груб для Генри.
Проходя по всему этому мусору, я понял, что здесь, должно быть, кто-то уронил тарелку, и те мягкие штуки, вероятно, были кусками какой-то еды.
Затем подошел к стеклянной двери, вернее, к алюминиевой раме без стекла.
Распахнув ее настежь, прижался к ней спиной и попробовал деревянную дверь. Всякие бывают люди. Иногда не запираются. Впрочем, ручка не поворачивалась. На вид дверь была прочная, и в ней наверняка был врезной замок, так что я решил не терять времени.
И влез в окно. Поскольку ни одно из окон с тыльной стороны дома не было открыто, я выбрал первое попавшееся. Подставил кресло — к счастью, они были деревянные и поэтому достаточно прочными, чтобы меня выдержать (когда пытаешься встать на алюминиевый шезлонг, они, через один, гнутся и ломаются под тобой). Рамка с сеткой была прикреплена надежно, и я не смог ее оторвать, так что я ударил по ней рукояткой «кольта». Стекло за сеткой высыпалось.
Вновь послышался лай незнакомой собаки, но, кроме этого, больше ничего.
Выждав несколько минут, я начал орудовать пистолетом и практически порвал сетку. Окно было на шпингалетах, и, просунув руку, я отомкнул его с обеих сторон и поднял вверх. Затем снял туфлю и смел ею битое стекло с подоконника, после чего влез внутрь.
Под окном находилась кухонная мойка. Что ж, иногда мне приходилось преодолевать и не такие препятствия. Пришлось немного потрудиться и потратить какое-то время, но в конце концов я благополучно спустился на пол.
Затем пошел на экскурсию по дому. После всего сделанного шума я был на девяносто девять процентов уверен в том, что дом пуст. И все же держал в руке пистолет, готовый к любым сюрпризам.
Заглянул во все комнаты. Так, бросил беглый взгляд, чтобы убедиться — я в доме один. Напоследок зашел в гараж, пристроенный к дому. В него можно войти через дверь в коридоре. Внутри были всевозможные инструменты и приборы, но машины не было. Ее место пустовало.
Что дало мне полное основание утверждать, что Джоуди и ее семья куда-то укатили.
Почувствовал облегчение, но вместе с тем и разочарование.
Зайдя в ванную комнату, я запер дверь и включил свет.
Да, было на что посмотреть.
Увидев себя в зеркале, я сначала не знал, смеяться или плакать. Парик съехал в сторону, а лицо — кровавое месиво. Последним я был обязан небольшим проколам на левой щеке возле скулы. Вся эта часть лица была в кровавых подтеках. Кровь даже стекла по челюсти на шею и перепачкала не только воротник моего платья, но и забрызгала бюстгальтер.
К счастью, к тому времени кровотечение прекратилось.
Позднее я обошел весь дом и вытер все кровавые отпечатки пальцев и пятна крови, которые удалось обнаружить.
Впрочем, едва ли все.
Рано или поздно я, наверное, подожгу дом, но нельзя же поджечь ни дворик, ни лужайку, ни тротуар, так что копы наверняка обнаружат мою кровь.
Большое спасибо тебе, Генри.
Не иначе он отомстил за всех своих гав-гав-братьев, которых я отправил к праотцам. Расплата, понимаете?
Ах, с каким же удовольствием я бы с ним поквитался.
Впрочем, это уже не важно. А вот кровь. Без меня едва ли она пригодится легавым. А до меня они не доберутся. Так что копы меня меньше всего волновали.
Во всяком случае, в тот момент единственной заботой было привести себя в порядок. Поправив парик, я смыл кровь с лица и шеи, затем открыл аптечку. Напрасная трата времени. Там не оказалось не то что антисептика или бинта, но даже марли или лейкопластыря. Неужели эти люди никогда не ранятся?
Пришлось удовольствоваться обрывком свернутой в тампон туалетной бумаги, которую приложил к ранке и приклеил кусочком цветной клейкой ленты, обнаруженной на письменном столе в спальне Джоуди.
Между прочим, это была именно ее спальня. Сколь бы до этого я ни сомневался в том, что попал в чужой дом, эта комната развеяла последние сомнения.
На полке были расставлены какие-то деревянные коряги, подписанные ее именем. Впрочем, ее имя было повсюду: на карандашах и наклейках, на миниатюрных игрушечных калифорнийских автомобильных номерах, не говоря уже о школьных работах, вставленных в скоросшиватель. Еще я нашел ее фотографии.
Несколько фотографий в рамках стояло на туалетной тумбочке и на письменном столе. На одной она была изображена со своей богатенькой подружкой. На вид им было тогда лет семь-восемь. Снимок был сделан в Диснейленде — они держались за руки с каким-то желтым медведем в красной футболке. Были еще фотографии, на которых была Джоуди со своими родителями. Женщина, которую я принял за ее мать, была лишь на тех фото, где Джоуди еще маленькая. Потом она, так сказать, выпала из кадра. Либо бросила папашу, либо померла. Так или иначе, но на последних снимках ее не было, и поэтому не было смысла искать ее наряды в доме. Судя по всему, Джоуди жила с отцом одна.
А вот и приятная неожиданность — папа у нее легавый. Тут у нее есть фотографии, где он в форме. На одной она еще совсем маленькая — сидит у него на коленях, а на голове — его фуражка, которая велика ей раз в сто.
Фараон!
Не перестаешь удивляться, какие странные сюрпризы преподносит жизнь.
Столько на свете хорошеньких шестнадцатилетних девчонок, а меня угораздило запасть именно на дочку копа.
Да еще такого безобразного и свирепого сукиного сына.
И как это Джоуди получилась такой красивой, унаследовав половину хромосом этой гориллы? Поразительно.
Впрочем, сомнений быть не могло — она была его ребенком.
Возможно, именно его половина и огрела меня по голове той бейсбольной битой прошлой ночью.
Но я не ограничился рассматриванием семейных реликвий, а прошелся по гардеробу: обыскал ящики и шкаф. В последнем оказалось несколько пустых плечиков, а на полке, где она хранила бюстгальтеры и трусики, — много свободного места. Точнее, там осталось всего две пары трусиков и один бюстгальтер. В стоявшей рядом корзине для грязного белья тоже ничего не оказалось.
Неужели эти пустые плечики висели здесь просто так? Или она испытывает большой недостаток в нижнем белье?
Вряд ли.
Я не поленился сходить еще раз в гараж и заглянуть в стиральную машину и сушку. Единственное, что там нашел, так это пару джинсов в машине.
И начал складывать в уме.
Во-первых, ни Джоуди, ни ее старика нет. Во-вторых, нет и машины. В-третьих, похоже, пропала одежда Джоуди.
Если все сложить вместе, получается ответ. А именно: Джоуди и ее предок сложили вещички и слиняли.
Возможно, в надежде где-нибудь отлежаться.
Неплохая мысль, когда на тебя охота.
Может, скоро я сам окажусь в подобном положении, если не доставлю Джоуди вовремя, к установленному крайнему сроку.
Слово-то какое точное — крайний.
Сейчас три ночи. В моей сумочке кассетник, и, к счастью, он не побился при падении. Впрочем, он начал тянуть ленту, и пришлось заменить батарейки. Запасные обнаружились в ящике кухонного стола вместе со всякой всячиной вроде веревок, клея. Батареек там оказалось около пяти разновидностей.
Так или иначе, я уже успел наговорить в него кое-что, после того, как заглянул в стиральную машину и сушку.
Сейчас я лежу на диване в гостиной и чувствую себя дьявольски уставшим.
Надо немного вздремнуть, только не очень умно будет делать это здесь. Еще кому-то взбредет в голову зайти. В конце коридора комната для гостей. Тоже не большая радость.
А что, если в кровати Джоуди?
В ее собственной кроватке. Уверен, мне это жутко понравится.
А может, даже увижу сладенький сон.
Отсюда было мили три-четыре до Авалон-Хиллз, так что Джоуди, должно быть, ходила в одну школу с той богатенькой буратинкой. Иначе где бы они познакомились и как бы она оказалась в ее доме в ночь с пятницы на субботу. Точно как я сам ходил в одну школу с Томом и столько времени проводил в его особняке, несмотря на то, что мы жили довольно далеко один от другого.
Это очень характерно для Лос-Анджелеса — ты не водишь дружбу с соседями. Если у тебя есть друзья, они живут на расстоянии пяти, или десяти — или, быть может, тридцати миль от твоего дома. Что, конечно, неплохо, если ты взрослый и у тебя есть машина. Когда же ты ребенок, это означает, что ты уйму времени проводишь в одиночестве.
Ладно, где я там остановился?
Ага.
Итак, проезжаю мимо дома Джоуди, причем даже не притормозив.
По правде говоря, я даже не был абсолютно уверен, какой из домов ее. Подъезжая, прочитал номер в начале квартала, а потом, когда выезжал из него. Так что я мог сказать, что проехал его.
Притормаживать, чтобы определить точный адрес, не стал, чтобы не вызвать подозрений. Главное было обнаружить следы присутствия фараонов.
По обе стороны улицы и на подъездных аллеях стояли автомобили, но ни один из них и отдаленно не напоминал полицейский. Впрочем, никогда нельзя быть полностью уверенным.
Свернув на боковую улочку, я припарковал машину перед каким-то темным домом. И мы с Генри вышли прогуляться.
Генри оказался большим оригиналом. Он ступал по этой земле грациозно и надменно, слегка натягивая поводок, словно ничто вокруг, кроме его самого, его не интересовало, но всякий раз, когда задирал заднюю лапу под кустом или на дерево, он презрительно косился на меня. Причем так ни разу и не помочился — просто задирал лапу, кидал в мою сторону непристойный взгляд и горделиво продолжал свой путь.
Со всеми его остановками у меня было достаточно времени, чтобы как следует оглядеться.
Я заглянул почти во все машины, припаркованные на нашей стороне, чтобы убедиться, что в них никого нет. Особо надо было остерегаться фургонов и специализированных грузовичков, которые могли использоваться для наблюдения за домом Джоуди.
Пока никаких причин для беспокойства.
Дом Джоуди находился в самой середине квартала. Окна были темными, хотя крыльцо было освещено. Ни на подъездной аллее, ни на улице непосредственно перед домом ни одной машины. Из окон, похоже, тоже никто не выглядывал.
Впрочем, если установлено наблюдение, за мной уже давно следили, знал я это или нет.
Так вот — я оступился и упал Генри пришлось отскочить в сторону, иначе я раздавил бы его в лепешку. К несчастью, немного просчитался и ударился больнее, чем рассчитывал. Конечно, мне хотелось, чтобы все выглядело как можно реалистичнее, но я вовсе не собирался разбивать колено об асфальт. Боль была адской, и я выпустил из рук поводок.
Знаете, какие ощущения, когда разбиваешь колено? Больно. Почти так же хреново, как и от пули в мозгах. Ну, это я, конечно, малость переборщил, но что это не сплошное удовольствие, так точно.
Так что я перекатился на спину и обхватил колено обеими руками.
Даже несмотря на невыносимую боль, какой-то частицей своего сознания я даже обрадовался столь неудачному падению. Теперь у меня все должно было получиться. Если копы ведут наблюдение, то наверняка давно заметили шикарную блондинку с прелестной собачонкой. И, может, как раз в тот момент, когда они начали уже волноваться — ведь уже за полночь, а по большому счету во всем Лос-Анджелесе не сыщется места, где можно было бы чувствовать себя в полной безопасности, тем паче такой милой крошке, одной, да еще и посреди ночи, — значит, когда они начинают волноваться в таком вот ключе, прямо у них на глазах я спотыкаюсь и разбиваю колено. После чего сверкают мои обнаженные ножки и мелькают трусики, а я корчусь от боли на тротуаре.
А копы — это такие похотливые козлы.
Чувствуют себя не иначе как даром Божьим всему человечеству по части обеспечения его безопасности.
А тут нуждается в помощи такая аппетитная крошка. Другими словами, ни один нормальный коп ни за что не устоял бы.
Налетели бы на меня, как мухи на мед.
Но никто не спешил на помощь.
Когда я катался на спине, ко мне подбежал Генри и стал меня обнюхивать. Как мило с его стороны. Я был так тронут и подумал про себя: «Собака ничего».
Но затем это вонючее дерьмо цапнуло меня за щеку и понеслось прочь, волоча за собой поводок.
Убью гада, если доберусь. Выцарапаю глаза, отрежу лапы и сдеру с него шкуру живьем. Потом поджарю на гриле и съем.
Можно было бы пристрелить его тут же, но это было бы глупо. Хотя к этому моменту я был уже полностью уверен в том, что копов вокруг нет, все же выстрел из «кольта» лишил бы меня всякой надежды добраться до Джоуди.
Итак, теперь у меня еще и лицо в крови.
Долбаный цуцик прокусил кожу, можете такое представить?
И откуда столько крови?
Я сел и взялся за щеку. Так и подмывало доковылять до машины, поехать в мотель и забыть о Джоуди. Дать полный отбой, понимаете? А поутру пуститься в бега в поисках какого-нибудь Богом забытого уголка. К черту Джоуди, к черту Лизу, к черту Тома с его шатией-братией.
Трудно думать о чем-то еще с разбитым коленом и прокушенной щекой.
Но, когда я уже поднимался на ноги, меня вдруг осенило. Стоп, так ведь паршивый пес дал мне именно то, в чем я так нуждался, — повод подойти к двери дома Джоуди.
Первоначально я рассчитывал на то, что после падения ко мне выскочит коп или даже несколько, и уже отсюда я и буду плясать — либо уболтаю их впустить меня в дом, либо пристрелю, затем забегу в дом и схвачу Джоуди. Потом, быть может, уеду на их же автомобиле.
Но фараоны так и не показались.
Это значило, что никто не видел ни моего падения, ни нападения на меня собаки.
Что, в свою очередь, говорило о том, что Джоуди и ее семью никто не охраняет.
Значит, оставалось лишь войти в дверь.
А кто сможет не открыть дверь перепачканной в крови женщине?
Никто, вот кто.
Никто и не открыл.
Пять минут я торчал на крыльце, нажимая на звонок. И он был исправный, потому что я слышал звон внутри. Но никто не вышел.
Или они так крепко спят, или просто притаились и прислушиваются.
А может, никого нет. После попытки Праха подстрелить девчонку они спокойно могли слинять отсюда. И это вполне естественная реакция: в тебя стреляют — ты сматываешься туда, где тебя невозможно отыскать.
Впрочем, это были только догадки, но уходить просто так я не собирался.
По обе стороны двери были стеклянные панели. Можно было разбить одну, просунуть руку и отомкнуть замок. Но этого я делать не стал. Не хотелось оставлять разбитое стекло там, где его любой мог увидеть.
Так что пришлось обходить дом. За ним оказался прелестный дворик с шезлонгами и большой мангал. Подходя к двери, я наступил на что-то мягкое. Черт его знает, что оно было такое — слишком темно. Я даже не заметил битого стекла, пока не прошелся по нему. Несколько осколков я раздавил, другие отшвырнул ногой в сторону. Они со звоном стремительно неслись по бетону, прорезая тишину ночи. Залаяла собака, но это было где-то далеко, и голос был слишком груб для Генри.
Проходя по всему этому мусору, я понял, что здесь, должно быть, кто-то уронил тарелку, и те мягкие штуки, вероятно, были кусками какой-то еды.
Затем подошел к стеклянной двери, вернее, к алюминиевой раме без стекла.
Распахнув ее настежь, прижался к ней спиной и попробовал деревянную дверь. Всякие бывают люди. Иногда не запираются. Впрочем, ручка не поворачивалась. На вид дверь была прочная, и в ней наверняка был врезной замок, так что я решил не терять времени.
И влез в окно. Поскольку ни одно из окон с тыльной стороны дома не было открыто, я выбрал первое попавшееся. Подставил кресло — к счастью, они были деревянные и поэтому достаточно прочными, чтобы меня выдержать (когда пытаешься встать на алюминиевый шезлонг, они, через один, гнутся и ломаются под тобой). Рамка с сеткой была прикреплена надежно, и я не смог ее оторвать, так что я ударил по ней рукояткой «кольта». Стекло за сеткой высыпалось.
Вновь послышался лай незнакомой собаки, но, кроме этого, больше ничего.
Выждав несколько минут, я начал орудовать пистолетом и практически порвал сетку. Окно было на шпингалетах, и, просунув руку, я отомкнул его с обеих сторон и поднял вверх. Затем снял туфлю и смел ею битое стекло с подоконника, после чего влез внутрь.
Под окном находилась кухонная мойка. Что ж, иногда мне приходилось преодолевать и не такие препятствия. Пришлось немного потрудиться и потратить какое-то время, но в конце концов я благополучно спустился на пол.
Затем пошел на экскурсию по дому. После всего сделанного шума я был на девяносто девять процентов уверен в том, что дом пуст. И все же держал в руке пистолет, готовый к любым сюрпризам.
Заглянул во все комнаты. Так, бросил беглый взгляд, чтобы убедиться — я в доме один. Напоследок зашел в гараж, пристроенный к дому. В него можно войти через дверь в коридоре. Внутри были всевозможные инструменты и приборы, но машины не было. Ее место пустовало.
Что дало мне полное основание утверждать, что Джоуди и ее семья куда-то укатили.
Почувствовал облегчение, но вместе с тем и разочарование.
Зайдя в ванную комнату, я запер дверь и включил свет.
Да, было на что посмотреть.
Увидев себя в зеркале, я сначала не знал, смеяться или плакать. Парик съехал в сторону, а лицо — кровавое месиво. Последним я был обязан небольшим проколам на левой щеке возле скулы. Вся эта часть лица была в кровавых подтеках. Кровь даже стекла по челюсти на шею и перепачкала не только воротник моего платья, но и забрызгала бюстгальтер.
К счастью, к тому времени кровотечение прекратилось.
Позднее я обошел весь дом и вытер все кровавые отпечатки пальцев и пятна крови, которые удалось обнаружить.
Впрочем, едва ли все.
Рано или поздно я, наверное, подожгу дом, но нельзя же поджечь ни дворик, ни лужайку, ни тротуар, так что копы наверняка обнаружат мою кровь.
Большое спасибо тебе, Генри.
Не иначе он отомстил за всех своих гав-гав-братьев, которых я отправил к праотцам. Расплата, понимаете?
Ах, с каким же удовольствием я бы с ним поквитался.
Впрочем, это уже не важно. А вот кровь. Без меня едва ли она пригодится легавым. А до меня они не доберутся. Так что копы меня меньше всего волновали.
Во всяком случае, в тот момент единственной заботой было привести себя в порядок. Поправив парик, я смыл кровь с лица и шеи, затем открыл аптечку. Напрасная трата времени. Там не оказалось не то что антисептика или бинта, но даже марли или лейкопластыря. Неужели эти люди никогда не ранятся?
Пришлось удовольствоваться обрывком свернутой в тампон туалетной бумаги, которую приложил к ранке и приклеил кусочком цветной клейкой ленты, обнаруженной на письменном столе в спальне Джоуди.
Между прочим, это была именно ее спальня. Сколь бы до этого я ни сомневался в том, что попал в чужой дом, эта комната развеяла последние сомнения.
На полке были расставлены какие-то деревянные коряги, подписанные ее именем. Впрочем, ее имя было повсюду: на карандашах и наклейках, на миниатюрных игрушечных калифорнийских автомобильных номерах, не говоря уже о школьных работах, вставленных в скоросшиватель. Еще я нашел ее фотографии.
Несколько фотографий в рамках стояло на туалетной тумбочке и на письменном столе. На одной она была изображена со своей богатенькой подружкой. На вид им было тогда лет семь-восемь. Снимок был сделан в Диснейленде — они держались за руки с каким-то желтым медведем в красной футболке. Были еще фотографии, на которых была Джоуди со своими родителями. Женщина, которую я принял за ее мать, была лишь на тех фото, где Джоуди еще маленькая. Потом она, так сказать, выпала из кадра. Либо бросила папашу, либо померла. Так или иначе, но на последних снимках ее не было, и поэтому не было смысла искать ее наряды в доме. Судя по всему, Джоуди жила с отцом одна.
А вот и приятная неожиданность — папа у нее легавый. Тут у нее есть фотографии, где он в форме. На одной она еще совсем маленькая — сидит у него на коленях, а на голове — его фуражка, которая велика ей раз в сто.
Фараон!
Не перестаешь удивляться, какие странные сюрпризы преподносит жизнь.
Столько на свете хорошеньких шестнадцатилетних девчонок, а меня угораздило запасть именно на дочку копа.
Да еще такого безобразного и свирепого сукиного сына.
И как это Джоуди получилась такой красивой, унаследовав половину хромосом этой гориллы? Поразительно.
Впрочем, сомнений быть не могло — она была его ребенком.
Возможно, именно его половина и огрела меня по голове той бейсбольной битой прошлой ночью.
Но я не ограничился рассматриванием семейных реликвий, а прошелся по гардеробу: обыскал ящики и шкаф. В последнем оказалось несколько пустых плечиков, а на полке, где она хранила бюстгальтеры и трусики, — много свободного места. Точнее, там осталось всего две пары трусиков и один бюстгальтер. В стоявшей рядом корзине для грязного белья тоже ничего не оказалось.
Неужели эти пустые плечики висели здесь просто так? Или она испытывает большой недостаток в нижнем белье?
Вряд ли.
Я не поленился сходить еще раз в гараж и заглянуть в стиральную машину и сушку. Единственное, что там нашел, так это пару джинсов в машине.
И начал складывать в уме.
Во-первых, ни Джоуди, ни ее старика нет. Во-вторых, нет и машины. В-третьих, похоже, пропала одежда Джоуди.
Если все сложить вместе, получается ответ. А именно: Джоуди и ее предок сложили вещички и слиняли.
Возможно, в надежде где-нибудь отлежаться.
Неплохая мысль, когда на тебя охота.
Может, скоро я сам окажусь в подобном положении, если не доставлю Джоуди вовремя, к установленному крайнему сроку.
Слово-то какое точное — крайний.
Сейчас три ночи. В моей сумочке кассетник, и, к счастью, он не побился при падении. Впрочем, он начал тянуть ленту, и пришлось заменить батарейки. Запасные обнаружились в ящике кухонного стола вместе со всякой всячиной вроде веревок, клея. Батареек там оказалось около пяти разновидностей.
Так или иначе, я уже успел наговорить в него кое-что, после того, как заглянул в стиральную машину и сушку.
Сейчас я лежу на диване в гостиной и чувствую себя дьявольски уставшим.
Надо немного вздремнуть, только не очень умно будет делать это здесь. Еще кому-то взбредет в голову зайти. В конце коридора комната для гостей. Тоже не большая радость.
А что, если в кровати Джоуди?
В ее собственной кроватке. Уверен, мне это жутко понравится.
А может, даже увижу сладенький сон.
Глава 29
Это снова я.
Похоже, мысль о том, чтобы прикорнуть в кровати Джоуди, была не совсем удачной. Я никак не мог выкинуть девчонку из головы. Все вспоминалось, как она выглядела и что я испытывал прошлой ночью. Только и думал, как о том, что это ее кровать, как она ложилась в нее каждую ночь, и, может быть, иногда голой, и как моя кожа соприкасается с той же простыней, о которую терлось ее тело. У меня возникла эрекция, ныло в паху, и хотелось лезть на стену.
Еще грезил о том, что буду с ней делать, то воображал, как привяжу ее и как буду истязать, и какими способами буду ее трахать.
Но это как раз были самые приятные мысли из тех, что пришли мне в голову этой ночью.
Были и другие. Тревожные. Я начал опасаться, что могу никогда не найти ее, представлял, что сделают с Лизой, если я облажаюсь, что затем будет с моими сестрами и, в конце концов, со мной самим.
Похоже, мысль о том, чтобы прикорнуть в кровати Джоуди, была не совсем удачной. Я никак не мог выкинуть девчонку из головы. Все вспоминалось, как она выглядела и что я испытывал прошлой ночью. Только и думал, как о том, что это ее кровать, как она ложилась в нее каждую ночь, и, может быть, иногда голой, и как моя кожа соприкасается с той же простыней, о которую терлось ее тело. У меня возникла эрекция, ныло в паху, и хотелось лезть на стену.
Еще грезил о том, что буду с ней делать, то воображал, как привяжу ее и как буду истязать, и какими способами буду ее трахать.
Но это как раз были самые приятные мысли из тех, что пришли мне в голову этой ночью.
Были и другие. Тревожные. Я начал опасаться, что могу никогда не найти ее, представлял, что сделают с Лизой, если я облажаюсь, что затем будет с моими сестрами и, в конце концов, со мной самим.