Кейт еще раз погладила пальцем нежную камею, потом поставила футляр на столик и снова забралась в постель, уже изрядно помятую. Счастливо вздохнув, она по-кошачьи свернулась возле Джонатана и уткнулась головой ему в плечо.
   — Спасибо, Джонатан. Я никогда даже не мечтала о такой красивой вещи.
   Обняв ее одной рукой, Джонатан улыбнулся и закрыл глаза.
   Кейт поцеловала ямочку у него над ключицей и медленно провела рукой по его груди. Чуть ниже левой подмышки ее пальцы натолкнулись на неровный рубец шириной в дюйм.
   Во время болезни, а потом за последние несколько часов Кейт успела хорошо изучить его тело — и все его изъяны, от этого шрама с лиловыми сморщенными краями до забавно скрюченных мизинцев на ногах, были знакомы и дороги ей. Привстав, она тихонько поцеловала уродливый рубец.
   — Всякий раз, меняя твою рубаху, я пыталась угадать, откуда это у тебя.
   — Штыковое ранение.
   Глаза Кейт тревожно расширились. Пройди штык двумя дюймами левее, он попал бы в самое сердце.
   — Как же ты спасся? Повезло?
   — Мой противник оказался чуть быстрее меня.
   — Ты хочешь сказать — медленнее?
   — Нет. — Мускул задергался на щеке у Джонатана, и Кейт почудилось на миг, что больше он уже ничего не скажет. Когда он снова заговорил, голос его звучал сдавленно. — Он узнал меня и вовремя отклонил штык в сторону. — Джонатан еще ближе притянул Кейт к себе и сглотнул. — А я нажал курок, даже не зная, в кого стреляю. Он спас меня, а я его убил.
   — Бенджамин… — Вспоминая тот мучительный бред Джонатана, Кейт закрыла глаза. Может, как раз сегодня настал момент избавиться от теней прошлого? Если он заговорит вслух обо всем, что с ним было, возможно, раны начнут затягиваться?.. — Джонатан, расскажи мне о войне, — тихо сказала она. — Мне кажется, это должно тебе помочь.
   Джонатан с глухим стоном дернулся со своего места и навалился на Кейт.
   — Проклятая война закончилась, и больше всего на свете я хочу ее забыть, понятно? — Он впился губами в ее губы.
   Несколько оброненных ею слов вдребезги разбили все его доверие. Он никогда и никому не рассказывал о смерти Бенджамина Коулберна. Кейт могла каким-то образом выведать об этом только через армию конфедератов.
   На сей раз не было ни ласковых слов, ни нежных прикосновений. Оба яростно и неистово вцепились друг в друга, словно чувствуя, что жизнь вот-вот расшвыряет их в разные стороны.
   Джонатан уже знал, что пошлет Мэтту Мак-несби словесный портрет не только загадочного Томаса Филдинга, но и его сестры. Конечно, в этом будет что-то от предательства, но разве ее собственное двуличие не стоит того?
   Кейт чувствовала себя не лучше. Она заметила то, чего не увидел Джонатан Кентрелл: ветер утих. Meтель закончилась.

35

   — День добрый! — крикнул Джонатан всаднику, въехавшему во двор. — Что вы хотели?
   — Вы Джонатан Кентрелл?
   — Да.
   — У вас есть медные капсюли?
   — Что? — Вздрогнув, Джонатан прикрыл глаза ладонью от солнца, чтобы получше рассмотреть незнакомца.
   — У вас есть медные капсюли?
   — Только для «шарпсов», — сказал Джонатан. — Если вам для винчестера, обратитесь в службу снабжения. — Давно уже ему не приходилось отвечать на пароли. Некоторые из них, как, к примеру, только что прозвучавший, всегда поражали его своей бессмысленностью: действительно, в винтовках системы «шарпс» даже не применялись медные капсюли.
   — В таком случае это вам. — Незнакомец извлек из кармана сложенный лист бумаги.
   Джонатан взял письмо.
   — Наверное, устали с дороги. Может, зайдете выпить кофе и перекусить?
   — Нет, спасибо. — Только теперь посыльный улыбнулся. — Мне приказано передать послание и сразу же уезжать, чтобы нас не увидели вместе.
   — Ох уж этот Макнесби! Готов все на свете окутать тайной! Ну кто, скажите на милость, может нас тут увидеть?
   — Хороший вопрос, — рассмеялся незнакомец. — Спасибо за приглашение, но я, пожалуй, лучше вернусь в поселок.
   — Ответ не нужен?
   — Об ответе речи не было.
   — Ну, хорошо. Спасибо.
   Джонатан проводил глазами удаляющегося всадника. «Почему я всегда оказываюсь прав? — стиснув зубы, подумал он. — Неужели нельзя было хоть раз ошибиться?» Стараясь перебороть охватившее его отчаяние, он закрыл глаза.
   Все так, Макнесби, бесспорно, обожает шпионские страсти и томится по острым ощущениям времен службы в военной разведке, но, однако же, Макнесби при этом человек деловой и не станет тратиться на нарочного без серьезной на то необходимости. Покосившись на листок, все еще зажатый в руке, Джонатан вздохнул. Да, умеет он наломать дров сгоряча, а потом об этом жалеть. Пораскинь он вовремя мозгами, он бы ни за что не стал в письме к Макнесби упоминать Кейт. Злость на нее за то, что она, используя их такие краткие и прекрасные мгновения близости, пыталась что-то от него выведать, длилась ровно столько, чтобы он успел отправить письмо, а потом иссякла. Да и возможно ли дольше сердиться на женщину, которая, чуть заподозрив, что ему с ней плохо, начинает смотреть на него такими огромными горестными глазами?
   Джонатан устало провел рукой по лицу и направился к дому. Последние три недели были для него сущим адом. Восемнадцать проведенных в постели часов не охладили его страсти. Более того, теперь он вообще ни о чем другом не мог думать. Целую неделю после той метели Джонатан боролся с собой. Если бы не данное Кейт слово, он бы давно уже затащил ее в свою спальню.
 
   Когда Чарли повез Кейт с Луноцветкой в Саутпасс-сити, чтобы Кейт могла подать заявку на собственный участок, Джонатан поначалу радовался. Он рассчитывал, что его пытка на этом кончится, но не тут-то было. Ему стало еще хуже.
   Он не только хотел Кейт так же страстно, как и прежде, теперь он еще чертовски скучал по ней. Без нее кухня казалась опустевшей, все в доме навевало тоску, словно она увезла с собой часть их жизни. Мальчишки целыми днями бубнили только о том, как хорошо, когда миссис Мерфи дома, да жаловались на отцовскую стряпню. Он, черт побери, и сам уже устал от собственной стряпни!
   Минут пять ему понадобилось, чтобы разыскать на заваленном посудой столе свои очки, но наконец они нашлись, и Джонатан сел читать. В послании Макнесби лаконично и без обиняков приказывал ему следить за обоими подозреваемыми и ни в коем случае не упоминать при них его, Макнесби, фамилию. Сам же он, говорилось далее, постарается при первой возможности приехать, чтобы лично проверить полученные от бывшего агента сведения.
   Джонатан сидел как оглушенный, глядя невидящими глазами на гору грязной посуды на другом конце стола. Что же такое могли эти двое натворить? Война уже давно кончилась, а Кейт и ее братец до сих пор такие важные персоны, что ими самолично интересуется бывший начальник шпионского управления… Кто знает, растерянно думал он, удастся ли теперь вытащить Кейт из этой каши, которую он сам же заварил.
   Несколько часов спустя Чарли разыскал компаньона в студии. Джонатан был так увлечен своей картиной, что даже не заметил его.
   — Решил заглянуть к тебе по пути, сказать, что мы уже вернулись. И еще: Кейт просила передать, что придет завтра утром. — Чарли стянул с головы шляпу и начал вытряхивать ее о голенище.
   — Не пыли! — раздраженно буркнул Джонатан. — Краска еще не высохла.
   Чарли удивленно приподнял брови: Джонатан, как правило, относился к своему искусству довольно равнодушно, во всяком случае, прежде ею никогда не волновала пыль в студии. Он с любопытством заглянул ему через плечо — и остолбенел. С холста на него смотрела Кейт Мерфи, но это была совершенно незнакомая ему Кейт.
   Портрет, как и все работы Джонатана, грешил кое-какими неточностями — нос съехал в сторону, глаза явно были великоваты, но Чарли ничего этого не замечал. Он видел одно только призывно мерцающее лицо Кейт, окруженное облаком пушистых волос. Чуть приоткрытые губы застыли в полуулыбке, намекая на известную ей одной тайну, а загадочный взгляд зеленых, как трава, глаз манил и завораживал.
   Это был портрет страстно влюбленной женщины.
   Наблюдая за тем, как Джонатан кладет последние мазки на сияющий нимб ее волос, Чарли присвистнул.
   — Я так понимаю, тебе лучше на ней жениться, Джон, — сказал наконец он.
   — На ком? — удивленно обернулся Джонатан. — На Кейт? Ты что, на солнышке перегрелся?
   — Можно подумать, она сама влезла к тебе в постель.
   — Не сочиняй лишнего! — Джонатан принялся сосредоточенно очищать следующую кисть. — В конце концов, это всего-навсего картина.
   Чарли упрямо мотнул головой.
   — Видал я и раньше твои картины, но тут совсем другое дело.
   — Просто я редко берусь за портреты.
   — А за этот почему взялся?
   Вопрос неожиданно поставил Джонатана в тупик. Действительно, почему он взялся за портрет Кейт? Он начал его на другой день после ее отъезда в Саутпасс-сити, а начав, настолько увлекся, что забывал порой о делах.
   — И потом, — сказал Чарли, — если ты видел ее такой, то, по моему разумению, ты вроде как обязан жениться.
   — Может, у меня просто богатое воображение. — Джонатан отставил в сторону банку с кистями и прикрыл холст. Ему вдруг захотелось, чтобы ни один мужчина, даже его лучший друг, не видел этого портрета.
   — Богатое-то оно богатое, да, сдается мне, не настолько. Думаю, вряд ли можно устоять перед женщиной, которая смотрит на тебя такими глазами. Тем паче если ты сам ее этак разжег.
   — Ладно, не спорю. — Джонатан вздохнул. — Да ведь не ее первую. Мало ли с кем я в жизни спал, что ж, мне на всех надо было жениться?
   — Тебе видней… И со многих ты портреты писал?
   Нет, признался себе Джонатан, портретов он не писал ни с кого. Даже с Мэри. И если быть до конца честным, ничье лицо еще не преследовало его так, как это. Но, с другой стороны, Мэри никогда не гнала его из своей постели. Наверняка вся его так называемая страсть к Кейт проистекает из неутоленной похоти, только и всего.
   — Чарли, я ведь не люблю ее, — сказал он. — А Кейт заслуживает любящего мужа.
   — Так уж и не любишь?
   — Слушай, Чарли, мне ли не знать, что такое любовь? Семь лет я был женат на женщине, которую любил страстно, а к Кейт я чувствую совсем иное…
   — Сдается мне, разных людей любят по-разному.
   — Ты не знал Мэри. Она всегда искрилась таким счастьем!.. Она была похожа на маленькую лесную фею. Ее так хотелось защищать, оберегать!.. Она говорила, что я рыцарь, побеждающий всех ее врагов… А Кейт Мерфи сама расправится с кем угодно.
   Чарли нахмурился.
   — Ясно. Кейт сама о себе может позаботиться — вот, значит, чем не угодила.
   — Ничего тебе не ясно, — досадливо буркнул Джонатан. — Просто Кейт непохожа на Мэри, и я не буду с ней счастлив, как когда-то с Мэри…
   — Это уж точно. Думаю, и ты не очень-то похож на ее Брайана, но это не помешало вам обоим влюбиться друг в друга по уши. Ни Мэри, ни Брайана больше нет. Что же, вам с Кейт так и куковать до конца жизни поодиночке?
   Джонатан потер пальцами виски.
   — Понимаешь, Чарли, — сказал он, — я не знаю, можно ли ей доверять.
   Повисла долгая неприятная пауза. Наконец Чарли недоверчиво фыркнул.
   — Знаешь, Джон, ты уж лучше не прикидывайся дурачком. У тебя это не ахти как получается.
   — Ни ты, ни я многого о ней не знаем…
   — Я и о Луноцветке многого не знаю, — зло оборвал его Чарли. — Но скажи она «да», я женюсь на ней хоть сию секунду. Да и ты пораскинул бы мозгами — давно бы уже понял, что прошлое тут ни при чем. Жизнь и без того коротка, и слишком жирно тратить ее на то, чего все равно не можешь изменить… И потом, глянь-ка еще разок на эту свою картину. Там же ясно видно, что ты к ней чувствуешь. Такая любовь все пересилит.
   — Но жениться…
   — Да она уж и так тебе все равно что жена! Ей-богу, не вижу, что между вами изменится — разве что спать придется в одной постели. — Покосившись на завешенный мольберт, Чарли ухмыльнулся. — Правда, вряд ли это кого-то из вас очень огорчит. — Он провел рукой по волосам и повернулся, собираясь уходить. — Ну, я пошел, а то Луноцветка, того и гляди, не дождется и уедет домой без меня… Нет, Джон, тут я тебе не чета. Если уж мне в руки попало что-то стоящее, так я держу его крепко.
   Когда он ушел, Джонатан откинул с холста простыню и долго смотрел на портрет. Вне всякого сомнения, это была его лучшая работа. Он не питал иллюзий насчет своего таланта художника. Он занимался этим ради удовольствия творчества и часто пользовался одним и тем же холстом по нескольку раз, малюя один пейзаж поверх другого. Даже самые лучшие его картины не поднимались над уровнем посредственности, и ни одна еще не нравилась ему настолько, чтобы захотелось ее оставить. Однако, как верно заметил Чарли, тут было совсем другое дело. В этом портрете было схвачено нечто такое, что прежде никогда ему не давалось.
   Джонатан отошел от портрета и задумчиво глядел в окно. Мэри больше нет. Как ни трудно представить себя мужем другой женщины, но Мэри больше нет. И похожей на нее нет и никогда не будет. Даже Белл, с которой они были двойняшки, совсем не такая. Можно искать всю жизнь вторую Мэри и никогда не найти…
   Он снова подошел взглянуть на портрет, и, как всегда при виде этого особенного выражения на лице Кейт, внутри у него что-то перевернулось. Неужели Чарли прав и он влюбился?
   Да! Ответ, давно уже созревший в глубине его души, неожиданно стал совершенно очевидным. Тотчас Джонатану показалось, что он знал его с самого начала, но, терзаясь своей виной перед Мэри, пытался его спрятать, утаить от себя самого в самом дальнем уголке сознания… Да, он полюбил Кейт. Он полюбил ее страстно, любовь жгла ему душу и чуть не расплавляла кроватную сетку всякий раз, когда они отдавались друг другу.
   Джонатан снова завесил мольберт и с широкой, от уха до уха, улыбкой направился в сарай. Да, надо все как следует продумагь. Давно уже ему не приходилось предлагать женщине руку и сердце.

36

   — Что это там варится в котле на дворе? — спросил Коул, хватая печенье с только что вынутого из духовки противня.
   — Это голубая краска, индиго. Я ее купила у одного уличного торговца в Саутпасс-сити. — Кейт шлепнула руку, снова потянувшуюся за печеньем. — Только после обеда!
   — Я просто хотел взять по штучке для Леви с папой…
   — Сомневаюсь я, что эти штучки когда-нибудь к ним попадут! Пусть лучше сами зайдут возьмут.
   Коул заискивающе улыбнулся.
   — А краска для чего?
   — Я уже давно хотела сшить вам, всем троим, голубые рубахи, но у миссис Клайн не было голубой ткани. Зато у нее оказался вполне приличный белый муслин.
   — И вы его теперь будете красить?
   — Ну да.
   — А что с краской сделаете, когда закончите?
   — Вероятно, выплесну. — Кейт подозрительно покосилась на него. — А что?
   — Просто интересно, — пожал плечами Коул.
   — Выкинь это из головы!
   — Что? — Коул изобразил крайнее удивление.
   — То, что ты надумал сделать с краской. Ничего не выйдет, так и знай!
   — Не понимаю, о чем вы, — пожал плечами Коул.
   — Хм-м! — Кейт начала готовить второй противень. — Где уж тебе меня понять! Вы с братцем никогда… Коул Кентрелл! — Но Коул, схватив еще два печенья, уже кинулся к двери. — Нет, эти двое меня в гроб вгонят, — пробормотала она.
   И все же, все же со времени ее возвращения из Саутпасс-сити радостно-приподнятое настроение ни на миг не покидало ее. Даже счастливое возвращение в свой собственный дом, с копиями всех необходимых документов в руке, блекло в сравнении с ее вчерашним появлением у Кентреллов. Она, конечно, не преминула поворчать на них за чудовищный беспорядок в доме — зато так приятно было снова убедиться, что она им нужна.
   Джонатан говорил скупо, но хандра, владевшая им накануне ее отъезда, по-видимому, прошла. Он встретил ее обезоруживающей улыбкой, и это чуть не погубило Кейт — потому что стоило ему улыбнуться, как тотчас перед ней с безжалостной отчетливостью замелькали запретные картины. Как она еще сразу не выпалила, что передумала и согласна быть его любовницей! Впрочем, нельзя сказать, чтобы эта мысль не приходила ей ъ голову и раньше. Точнее, после той незабываемой мартовской ночи она вовсе от нее не уходила.
   Кейт потрогала приколотую под воротничком платья камею. Этот жест быстро вошел у нее в привычку, поскольку брошь она носила каждый день, и каждый раз от прикосновения к гладкой поверхности на сердце у нее теплело. Джонатан Кентрелл, думала она, мужчина, красивее и умнее которого она в жизни не встречала, мог бы выбрать для себя любую женшину, но ему нужна она, Кейт Мерфи.
   И хотя Абигейл Клайн, помнится, как-то отозвалась о ней пренебрежительно — «тьфу, смотреть не на что!» — Джонатан находил ее прекрасной, и от этого на душе у нее делалось светло и хорошо.
   Кейт, конечно, догадывалась, что рано или поздно ей придется пожалеть о ночи, проведенной в объятиях Джонатана, но разве она могла предположить, что окажется причиной ее страданий? Ведь более всего она мучилась сейчас оттого, что не могла найти для себя убедительный предлог, чтобы не попасть снова в те же самые объятья. Наконец, отбросив бесплодные угрызения, она отправилась за белым муслином.
   Во всяком случае, пока она будет занята получением искомого оттенка голубого, мысли ее, быть может, не залетят слишком далеко.
   Когда свежеокрашенная ткань висела на веревке, а Кейт, вполне довольная результатом, прикрепляла последнюю прищепку, сильные мужские пальцы неожиданно обхватили ее талию с боков и сомкнулись впереди.
   — Я давно хотел проверить, насколько тонка твоя талия. — От волнующе-низкого голоса и теплого дыхания над самым ухом дрожь пробежала по всему ее телу.
   — Джонатан, как не стыдно! — Изо всех сил пытаясь сдержать улыбку, Кейт для виду все же шлепнула его по рукам. — Разве можно так пугать человека?
   — Значит, из-за этого у тебя так сердце заколотилось? Из-за того, что я тебя напугал?
   — С чего ты взял, что оно заколотилось?
   — Так ведь слышно.
   — Не говори ерунды!
   — Я уязвлен, — скорбно объявил Джонатан. — Что прикажете делать с женщиной, которая не желает вам верить?
   — Можно попробовать поменьше ее изводить, — предположила Кейт, однако когда Джонатан опустил руки, ей вдруг показалось, будто она лишилась чего-то хорошего.
   — В таком случае, остается только выпить чашечку кофе. Коул сказал, что там, на кухне, остывает какое-то печенье. Кстати, — бросил он через плечо, уже направляясь к дому, — если ты согласишься составить мне компанию, мы бы могли обсудить с тобой один вопрос.
   — Какой еще… Джонатан, постой! — крикнула она и поспешила вслед за ним.
   Джонатан улыбался в предвкушении разговора. Он два дня ждал подходящего момента и наконец дождался. Кейт как раз перестала сердиться за учиненный в доме беспорядок, Чарли с мальчиками только что уехали на пастбище — так что по меньшей мере час им никто не должен мешать. Этого с лихвой хватит на то, чтобы сделать предложение и получить ответ.
   — Эй! — послышался сзади чей-то голос. — Хозяин! — Во двор въезжали два незнакомца на лошадях. Судя по тому, что оба насквозь пропылились и щеголяли изрядно отросшей щетиной, они, вероятно, провели в пути несколько дней.
   — В поселке одна дамочка сказала, что вы искали работников.
   Говоривший был настоящим великаном, так что даже Джонатан, несмотря на свой рост и атлетическое сложение, казался рядом с ним подростком.
   — Верно, — досадуя на помеху, кивнул Джонатан и внимательно оглядел обоих. Великана он как будто уже где-то видел, хотя и очень давно. — Работали когда-нибудь со скотиной?
   — Да, приходилось. Перегоняли пару раз стада из Техаса.
   — Железная бригада, — неожиданно сказал Джонатан. — Вот где мы сталкивались. Джексон, кажется?
   — Джонсон. Сэм Джонсон, из тридцать шестого Висконсинского пехотного. К Железной бригаде нас придали только при Геттисберге. Там как раз меня ранили, — он указал на белеющий из-под шляпы шрам, — и я мало что помню.
   — Меня тоже, — вздохнул Джонатан. — Но я, к сожалению, помню все. Работа только на время клеймения, — резко меняя тему, сказал он. — Плачу по тридцать долларов каждому, еда три раза в день. Спать можете в сарае.
   — Надолго вам нужны работники? Джонатан пожал плечами.
   — Думаю, в месяц уложимся. Завтра же к полудню и начнем.
   — Ну что ж, идет, — кивнул Джонсон. — Считайте, что наняли.
   — Добро. Идемте покажу, где можно расположиться.
   — Через час будет готово рагу, — неуверенно сказала Кейт. Великан, впрочем, продолжал смотреть на Джонатана, будто ее тут вовсе не было.
   — Долго ехать пришлось, хозяин. Во рту пересохло. Если не возражаете, мы бы скинули свое барахлишко, да до вечера назад, в поселок.
   — Тоже дело. Подождите меня у сарая, я вас сейчас догоню. — Когда они немного отъехали, Джонатан обернулся к Кейт. — Придется наш разговор немного отложить. Я скоро вернусь.
   Он нагнулся ее поцеловать, но Кейт, сосредоточенно глядящая вслед новым работникам, даже не шевельнулась.
   — По-моему, не стоило их нанимать.
   — Почему? — Джонатан выпрямился от неожиданности и проследил за ее взглядом.
   — Не знаю. — Сложив руки под грудью, Кейт задумчиво потирала пальцами локти. — Этот огромный мне чем-то не нравится.
   Джонатан улыбнулся.
   — Думаю, просто его размеры внушают тебе опасения. На самом деле Сэм Джонсон настоящий герой. Во время войны солдаты слушались его безоговорочно.
   — Люди меняются.
   — Да, бывает, — согласился Джонатан. — Особенно во время войны. У иных потом на всю жизнь остаются какие-нибудь странности… Но все же попробуем. — Он скользнул губами по ее лбу, дотронулся до щеки и ушел с улыбкой.
   Джонатан понимал Кейт: Сэм Джонсон и впрямь устрашал многих одним своим видом.
 
   Когда агента Кентрелла направили в Железную бригаду с заданием выяснить, через кого происходит утечка сведений к конфедератам, лейтенант Сэм Джонсон был одним из главных подозреваемых. Он не только имел доступ к весьма и весьма секретным сведениям, но был к тому же прирожденным вожаком, за которым солдаты готовы были идти в огонь и в воду. Однако вскоре выяснилось, что преданность Сэма Соединенным Штатам не подлежит никакому сомнению. Скорее уж коробило его чересчур горячее стремление стереть конфедератов с лица земли.
   Тем временем Кейт, уже забыв о Джонсоне, озадаченно смотрела Джонатану вслед. Что это еще за вопрос он собрался с ней обсуждать? Неужели вопреки данному слову он все-таки решил затащить ее в постель? Сможет ли она ему противиться? А главное, захочет ли? Нахмурившись, Кейт повернулась и пошла в дом.
   Чем больше она размышляла о своем положении, тем больше злилась. Джонатан Кентрелл, кажется, вообразил, что, стоит ее только пальчиком поманить, она тут же прибежит… А что самое неприятное, у нее самой имелось подозрение, что можно даже и не манить.
   Кейт помешивала на плите рагу, когда в дверь постучали. «Не Джонсон ли?» — мелькнуло у нее. Торопливо вытирая руки о фартук, она распахнула дверь.
   Прежде всего ее изумленному взору представился огромный букет полевых цветов, а уж потом она увидела над цветами улыбающееся лицо Клея Лангтона.
   — Привет, Кейт. Я, как видишь, припозднился с приездом на целых два месяца, так что вот — спешу к тебе с повинной.
   Кейт восхищенно ахнула и зарылась лицом в букет.
   — Боже, какие чудесные цветы!
   — Прекрасные цветы для прекрасной дамы.
   Кейт ощутила смутное беспокойство: тягучий южный выговор Клея, такой знакомый, сегодня почему-то смущал ее более обычного. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и шире распахнула дверь перед гостем.
   — Вижу, ты все такой же льстец.
   Клей снял шляпу и шагнул через порог.
   — Милая моя, я говорю чистую правду. — Заметив, что она хочет что-то сказать, он примирительно поднял руку. — Знаю, знаю, по-твоему, это все лесть и комплименты — посему я умолкаю.
   — Да нет, я просто хотела поблагодарить тебя за цветы. Ты уже совсем вернулся?
   — Да. Наша работа в Шайенне уже две недели как закончилась. — Он хитровато приподнял бровь. — А почему ты не спрашиваешь, подписал ли губернатор законопроект об избирательном праве для женщин?
   — Неужто подписал?
   — В сентябре можешь уже участвовать в первых выборах, — усмехнулся Клей.
   — Надо же! — Кейт налила ему кофе. — Представляю, как Джонатан обрадуется, когда узнает, что у меня теперь тоже есть право голоса, — язвительно заметила она и, поставив печенье на стол, жестом пригласила гостя садиться.
   — Клей! — на кухню торопливо ворвался Джонатан и чуть ли не по пятам за ним Коул и Леви. Надо сказать, что Джонатан без особого восторга встретил вернувшихся раньше времени сыновей, но при виде белоснежного жеребца Клея у дверей он и вовсе взвился как ужаленный. Стоило ему представить Кейт на кухне наедине с галантным южанином, как в нем опять взыграла ревность, и, бросив Сэма Джонсона с напарником на своего компаньона, он чуть не бегом припустил к дому.
   Довольный тем, как ловко он научился скрывать свои истинные чувства, Джонатан крепко пожал соседу руку и, с неестественной, словно приклеенной к лицу улыбкой, сел напротив. Глядя на это дружеское приветствие, никто бы не догадался, что в эту минуту ему больше всего на свете хочется дать своему гостю хорошего пинка под зад, чтобы он катился ко всем чертям!.. Никто, кроме его сыновей, которые успели обменяться очень многозначительными взглядами.