Губы Кейт скривились в такую ухмылку, от которой ее бабушка наверняка пришла бы в ужас.
— Я вижу, ты и впрямь уверен, что женщина не может расходиться с мужем во взглядах? Так вот, к твоему сведению, я хоть никого и не поддерживала в этой войне, но в душе всегда была убежденной северянкой. Мне глубоко противна сама идея рабства. Не забывай к тому же: мой брат сражался на стороне федералистов.
— Против дядиной воли, надо полагать?
— Патрик убежал из дома после того, как они с дядей Мэтью однажды повздорили. Соврал на призывном пункте, что ему уже исполнилось восемнадцать, и записался добровольцем.
— Так я и думал. Из-за чего же они так не поладили?
— Из-за фамилии. — При виде вытянувшегося лица Джонатана Кейт улыбнулась. — Да, звучит, конечно, глупо, но именно это было последней каплей. Наша настоящая фамилия Макейнспи, а не Макнесби, однако люди так часто путались и произносили ее неправильно, что дядя решил узаконить Макнесби… Но для Патрика фамилия Макейнспи связана с нашим отцом, и он наотрез отказался ее менять.
— Из-за этого и убежал?
— Не только из-за этого. Ему надоело, что дядя Мэтью без конца его поучал и вмешивался в его жизнь.
— Да, это ваш дядя умеет, — кивнул Джонатан. — А как получилось, что вы с Патриком примкнули к конфедератам?
Кейт недоуменно вскинула на него глаза.
— О чем ты? — Кейт недоуменно вскинула на него глаза.
— А разве не из-за этого вы с братом скрывались в наших краях?
— Патрик скрывался от Кнута. А то, что я тоже оказалась здесь, не более чем случайное совпадение.
— Значит, вы никак не связаны с южанами?
— Я уже говорила тебе, что не поддерживала ни южан, ни северян, — нахмурилась Кейт. — И объясни наконец, с чего ты это взял?
Джонатан вдруг почувствовал себя последним болваном, и ему захотелось сквозь землю провалиться.
— Не забывай: я ведь три года провел на службе у твоего дяди, и он учил меня: все, что противоречит здравому смыслу, должно вызывать подозрение. Прошлой осенью, в сентябре, я случайно увидел вас вместе с братом. Прежде я его не встречал, и, однако же, вы с ним как будто были неплохо знакомы… Я решил проследить за ним, и он вывел меня прямиком к Клею Лангтону. Ну а политические симпатии Клея ни для кого не секрет.
— И ты решил, что мы, все трое, в сговоре?
— Сначала я просто заподозрил неладное. Потом Франчина как-то обмолвилась, что вы с Патриком встречаетесь раз в месяц в «Золотой шпоре».
— Но ты ничего тогда не предпринимал.
— А что я мог предпринять? Я ведь думал, что вы любовники. И потом, интерес к моей персоне могла вызвать одна старая военная история.
— Какая история?
— В самом начале войны бесследно исчез золотой слиток, который нам было приказано перевезти в указанное место. Поскольку из всей охраны в живых остался только я, то подозрение и пало на меня.
— А куда он делся? Джонатан пожал плечами.
— Понятия не имею. На нас напали солдаты в форме конфедератов — однако именно в это время не было никаких данных о том, чтобы противник проник в расположение наших войск. Расследованием этого случая занимался твой дядя — тогда-то я с ним и познакомился. Вскоре он вполне уверился в моей невиновности и даже завербовал меня к себе в агенты. В целях конспирации официальные подозрения с меня не снимались, так что кто-то до сих пор может полагать, что золото припрятано у меня.
— И ты решил, что мы вместе с Патриком и Клеем гоняемся за твоим мифическим золотом? — Недоверие Джонатана больно задело ее: как он смеет так о ней думать? Однако совесть тут же подсказала Кейт, что она сама одно время считала его убийцей собственной жены, а по сравнению с этим подозрения Джонатана не казались такими уж чудовищными.
— Я же говорил, чго история довольно странная, я сам в ней сомневался… Поэтому до нашего возвращения из Чикаго я даже не наводил никаких справок.
— Почему только до возвращения из Чикаго? — Лишь по ее голосу можно было догадаться, что Кейт очень взволнована. Джонатан, в свою очередь, никогда еще не чувствовал себя более уязвимым и незащищенным, чем сейчас, и нагота была тут совершенно ни при чем. А не зря ли он все это затеял?
Решить невыясненные вопросы — это, конечно, хорошо, и он всей душой за то, чтобы между мужем и женой не было никаких секретов. Но как поведет себя Кейт, когда поймет, что он ее предал? Что, если он ее потеряет?
— Джонатан, что заставило тебя передумать, когда мы вернулись из Чикаго?
Он судорожно вздохнул и провел рукой по волосам.
— Леви мне сказал, что видел тебя на станции с каким-то незнакомцем, но ты почему-то все отрицала и говорила, что он ошибся. Я не придавал этому значения, пока Клей не появился в сопровождении твоего брата. Вы оба тогда притворились, что видите друг друга впервые, а ведь двумя месяцами раньше вы на моих глазах обнимались во дворе. И вот вечером я подслушал, как ты рассказывала ему о том человеке со станции.
— То есть о дяде Мэтью?
— Так это был Макнесби? — У Джонатана вдруг отлегло от сердца. — Да чтоб я провалился!.. Зачем же ты тогда врала Леви?
— Я ведь отреклась от него и несколько лет говорила всем, что у меня нет никакого дяди… — Тут до нее вдруг дошло, как Джонатан истолковал эту ситуацию. — Так вот почему на обратном пути ты был так несносен! Я-то думала, ты злишься оттого, что я отказалась с тобой спать.
Джонатана подмывало поставить на этом точку, но какой-то настырный бес внутри не давал ему покоя и желал выяснить все до конца.
— Я написал к Макнесби и попросил его навести справки о некоем Томасе Филдинге. Он, естественно, ничего не нашел и потребовал словесный портрет.
— И ты его послал?
— Не сразу. Сначала я решил, что мне все это примерещилось.
— А потом?
Вот он, последний вопрос, подумал Джонатан. Казалось, у ног его разверзлась бездна, но он должен был знать.
— Кейт, откуда тебе известно о том, как погиб Бен Коулберн? — тихо спросил он.
— Бенджамин? Ты бредил во время болезни и все время повторял… — Внезапно глаза ее расширились. — Коулберн? Боже мой, неужели брат Мэри и Белл?! Ах, Джонатан!.. — Не помня как, она оказалась рядом с ним. Ею владело лишь одно желание; прогнать боль, застывшую в глубине этих синих глаз!..
В первую секунду Джонатан невольно отшатнулся. Чувство вины и ненависть к самому себе так долго прятались на дне его души, что ее сочувствие показалось ему теперь кощунственным. Но вдруг словно какая-то плотина прорвалась у него внутри. Он с мучительным стоном притянул Кейт к себе и заговорил.
Зарывшись лицом в ее волосы, он рассказывал ей то, чего не говорил прежде никогда и никому, и слезы бежали по его щекам и смешивались с ее слезами. Он рассказывал, как Бен умер, не приходя в сознание, у него на руках. Он силился объяснить свое упрямое многолетнее бегство от прошлого, желание вычеркнуть из своей жизни войну и все, что с ней было связано, — и его измученная душа ждала от нее понимания, как утопающий ждет спасительного каната.
— Бен, наверное, узнал меня и успел отклонить штык. Он спас меня, а я его убил. — Кейт помнила эту фразу: он произносил ее во время метели и, вероятно, повторял про себя тысячи и тысячи раз.
— Может, и не узнал, — сказала она, водя рукой по его спине. — Из твоего рассказа получается, что в тот момент он как раз переваливался через стену, так что вряд ли он мог тебя ясно видеть.
Джонатан удивленно приподнял голову.
— Я этого не учел. — Он вздохнул. — Но это не меняет дела. Все равно — я убил брата Мэри.
— Но ведь ты не хотел этого. Кроме того, — добавила она, гладя его щеку, — ты спас моего брата. Возможно, это как-то уравновесит чаши весов.
Джонатан посмотрел на нее долгим взглядом, потом крепче прижал к себе.
— Ты всегда так чертовски логична, Кейт. Может, за это я тебя и люблю.
Он любит ее? Эти слова показались ей восхитительной музыкой, и сразу же стало легче сказать ему о своем решении. Пора, лучшего момента не будет. Кейт глубоко вздохнула и закрыла глаза.
— Джонатан, я передумала. Я согласна быть твоей любовницей. Я понимаю, конечно, что мне еще многому надо научиться, но я постараюсь. Я согласна даже на все твои фантазии.
Молчание, которым он встретил ее заявление, пожалуй, слишком уж затянулось. Кейт наконец не выдержала и, приоткрыв глаза, столкнулась с весьма скептическим взглядом Джонатана.
— Не смотри на меня так, — сказала она. — Я уверена, что очень скоро научусь.
— Чему? Быть любовницей или устраивать оргии?
— А это не одно и то же?
— Как правило, нет.
— Мм-м. — Кейт, как ни странно, почувствовала некоторое разочарование. — Жалко. Я думала, когда я привыкну, оргии могли бы мне понравиться.
— Скажи, пожалуйста, что вообще ты подразумеваешь под оргиями? — спросил Джонатан, покусывая щеку, чтобы не расхохотаться.
— Разве оргии — это не то, что ты проделывал тогда с вином?
— Нет, наивная моя девочка, это решительно не то.
— Что же тогда?
Джонатан объяснил и, проследив за тем, как краска постепенно залила ее лицо, довольно улыбнулся.
— Все-таки у тебя это замечательно получается.
— Что замечательно получается? Выставлять себя круглой дурой?
— Нет, краснеть. Румянец начинается где-то на животе, а оттуда уже ползет к лицу, — сказал он, проводя снизу вверх рукой. — Интересно, как бы выглядела любовь в парильне? Может, попробуем?
— Я думаю… — Губы, скользящие вниз по ее шее, мешали Кейт говорить. — Я думаю, Луноцветка бы не одобрила… Она ведь тут общается со своим Богом.
— Тогда нужно скорее уходить, — пробормотал Джонатан. — Потому что еще пару минут — и кто-нибудь из нас соблазнит другого.
Кейт откинула голову, чтобы ему удобнее было ее целовать.
— Значит, ты берешь меня к себе в любовницы? — прошептала она.
Джонатан последний раз торопливо поцеловал ее и поднял со своих колен.
— Ни за что.
— То есть как — ни за что?
— Я тоже передумал. Я больше не хочу, чтобы ты была моей любовницей. — Пригнув плечи, он уже пробирался к выходу.
— Но почему? — в замешательстве воскликнула Кейт.
— Потому что хочу, чтобы ты была моей женой, — через плечо бросил Джонатан, и откидная кожа над входом опустилась за ним.
— Что? — Когда Кейт выбралась из парильни, Джонатан уже сидел в запруде. — Что ты хочешь этим сказать? — Сердито подбоченясь, она потребовала объяснений.
Джонатан с широкой улыбкой смотрел на нее из воды.
— Ты правда хочешь выслушивать мой ответ на таком расстоянии или, может, все-таки спустишься ко мне, чтобы я мог сделать тебе предложение по-человечески?
Не успела Кейт ответить, как сзади нее между деревьями послышался голос Чарли:
— Эй вы, двое, куда это вы направляетесь?
— Мы идем искать папу и миссис Мерфи, — озабоченно ответил Леви.
— Ага, — раздался голос Коула еще ближе. — Он пошел просить ее выйти за него замуж. Надо помочь ему ее уговорить.
Кейт чуть ли не нырнула в пруд.
— Не волнуйся, — рассмеялся Джонатан, притягивая ее к себе. — Чарли с Луноцветкой их не пропустят. Я попросил их покараулить перед твоей хижиной.
— По-моему, он обойдется без вашей помощи, — послышался невозмутимый голос Чарли.
— А если она скажет ему «нет»?
— Думаю, вряд ли. Разве что вспомнит, что, выходя замуж за отца, она получит в придачу двух таких сыночков.
Последовало недолгое молчание.
— Может, лучше тогда пусть сам…
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— А, придумал! Пойдем-ка сготовим ужин. Знаешь, как ей это понравится?
— Ага! Печенье и рагу! — Голоса как будто начали удаляться.
— Но мы же не умеем печь печенье…
— Вот еще! Я столько раз видел, как миссис Мерфи все делает. Совсем не трудно!..
Дальнейшее обсуждение ужина постепенно стихло вдали.
— Не пущу, — сказал Джонатан, крепче прижимая к себе Кейт, чтобы не вырвалась. — Ты не ответила на мой вопрос.
— А ты его еще не задал.
— Верно. — Приподняв пальцем ее подбородок, он сначала ее поцеловал, а уж потом с улыбкой посмотрел ей в глаза. — Кейт, я прошу тебя оказать мне честь быть моей женой.
Обхватив руками его шею, Кейт теснее прижалась к нему в ледяной воде.
— Не знаю… Я уже как-то привыкла к мысли, что буду твоей любовницей.
— Ах, все-таки привыкла?
— Мм-м… И, честно говоря, в положении любовницы гораздо больше преимуществ.
— Ты уверена?
— Вполне. Жена ведь не может вспылить ни с того ни с сего или выкинуть какую-нибудь глупость.
— А любовница?
— Сколько угодно. — Она провела мокрым пальцем по его груди. — Конечно, если ты берешься меня убедить, что в случае замужества я ничего не потеряю…
На щеках Джонатана появились ямочки.
— Кажется, я знаю, что тебя убедит.
Еше долго после этого Кейт недосуг было думать о том, что творится у нее на кухне.
— Я вижу, ты и впрямь уверен, что женщина не может расходиться с мужем во взглядах? Так вот, к твоему сведению, я хоть никого и не поддерживала в этой войне, но в душе всегда была убежденной северянкой. Мне глубоко противна сама идея рабства. Не забывай к тому же: мой брат сражался на стороне федералистов.
— Против дядиной воли, надо полагать?
— Патрик убежал из дома после того, как они с дядей Мэтью однажды повздорили. Соврал на призывном пункте, что ему уже исполнилось восемнадцать, и записался добровольцем.
— Так я и думал. Из-за чего же они так не поладили?
— Из-за фамилии. — При виде вытянувшегося лица Джонатана Кейт улыбнулась. — Да, звучит, конечно, глупо, но именно это было последней каплей. Наша настоящая фамилия Макейнспи, а не Макнесби, однако люди так часто путались и произносили ее неправильно, что дядя решил узаконить Макнесби… Но для Патрика фамилия Макейнспи связана с нашим отцом, и он наотрез отказался ее менять.
— Из-за этого и убежал?
— Не только из-за этого. Ему надоело, что дядя Мэтью без конца его поучал и вмешивался в его жизнь.
— Да, это ваш дядя умеет, — кивнул Джонатан. — А как получилось, что вы с Патриком примкнули к конфедератам?
Кейт недоуменно вскинула на него глаза.
— О чем ты? — Кейт недоуменно вскинула на него глаза.
— А разве не из-за этого вы с братом скрывались в наших краях?
— Патрик скрывался от Кнута. А то, что я тоже оказалась здесь, не более чем случайное совпадение.
— Значит, вы никак не связаны с южанами?
— Я уже говорила тебе, что не поддерживала ни южан, ни северян, — нахмурилась Кейт. — И объясни наконец, с чего ты это взял?
Джонатан вдруг почувствовал себя последним болваном, и ему захотелось сквозь землю провалиться.
— Не забывай: я ведь три года провел на службе у твоего дяди, и он учил меня: все, что противоречит здравому смыслу, должно вызывать подозрение. Прошлой осенью, в сентябре, я случайно увидел вас вместе с братом. Прежде я его не встречал, и, однако же, вы с ним как будто были неплохо знакомы… Я решил проследить за ним, и он вывел меня прямиком к Клею Лангтону. Ну а политические симпатии Клея ни для кого не секрет.
— И ты решил, что мы, все трое, в сговоре?
— Сначала я просто заподозрил неладное. Потом Франчина как-то обмолвилась, что вы с Патриком встречаетесь раз в месяц в «Золотой шпоре».
— Но ты ничего тогда не предпринимал.
— А что я мог предпринять? Я ведь думал, что вы любовники. И потом, интерес к моей персоне могла вызвать одна старая военная история.
— Какая история?
— В самом начале войны бесследно исчез золотой слиток, который нам было приказано перевезти в указанное место. Поскольку из всей охраны в живых остался только я, то подозрение и пало на меня.
— А куда он делся? Джонатан пожал плечами.
— Понятия не имею. На нас напали солдаты в форме конфедератов — однако именно в это время не было никаких данных о том, чтобы противник проник в расположение наших войск. Расследованием этого случая занимался твой дядя — тогда-то я с ним и познакомился. Вскоре он вполне уверился в моей невиновности и даже завербовал меня к себе в агенты. В целях конспирации официальные подозрения с меня не снимались, так что кто-то до сих пор может полагать, что золото припрятано у меня.
— И ты решил, что мы вместе с Патриком и Клеем гоняемся за твоим мифическим золотом? — Недоверие Джонатана больно задело ее: как он смеет так о ней думать? Однако совесть тут же подсказала Кейт, что она сама одно время считала его убийцей собственной жены, а по сравнению с этим подозрения Джонатана не казались такими уж чудовищными.
— Я же говорил, чго история довольно странная, я сам в ней сомневался… Поэтому до нашего возвращения из Чикаго я даже не наводил никаких справок.
— Почему только до возвращения из Чикаго? — Лишь по ее голосу можно было догадаться, что Кейт очень взволнована. Джонатан, в свою очередь, никогда еще не чувствовал себя более уязвимым и незащищенным, чем сейчас, и нагота была тут совершенно ни при чем. А не зря ли он все это затеял?
Решить невыясненные вопросы — это, конечно, хорошо, и он всей душой за то, чтобы между мужем и женой не было никаких секретов. Но как поведет себя Кейт, когда поймет, что он ее предал? Что, если он ее потеряет?
— Джонатан, что заставило тебя передумать, когда мы вернулись из Чикаго?
Он судорожно вздохнул и провел рукой по волосам.
— Леви мне сказал, что видел тебя на станции с каким-то незнакомцем, но ты почему-то все отрицала и говорила, что он ошибся. Я не придавал этому значения, пока Клей не появился в сопровождении твоего брата. Вы оба тогда притворились, что видите друг друга впервые, а ведь двумя месяцами раньше вы на моих глазах обнимались во дворе. И вот вечером я подслушал, как ты рассказывала ему о том человеке со станции.
— То есть о дяде Мэтью?
— Так это был Макнесби? — У Джонатана вдруг отлегло от сердца. — Да чтоб я провалился!.. Зачем же ты тогда врала Леви?
— Я ведь отреклась от него и несколько лет говорила всем, что у меня нет никакого дяди… — Тут до нее вдруг дошло, как Джонатан истолковал эту ситуацию. — Так вот почему на обратном пути ты был так несносен! Я-то думала, ты злишься оттого, что я отказалась с тобой спать.
Джонатана подмывало поставить на этом точку, но какой-то настырный бес внутри не давал ему покоя и желал выяснить все до конца.
— Я написал к Макнесби и попросил его навести справки о некоем Томасе Филдинге. Он, естественно, ничего не нашел и потребовал словесный портрет.
— И ты его послал?
— Не сразу. Сначала я решил, что мне все это примерещилось.
— А потом?
Вот он, последний вопрос, подумал Джонатан. Казалось, у ног его разверзлась бездна, но он должен был знать.
— Кейт, откуда тебе известно о том, как погиб Бен Коулберн? — тихо спросил он.
— Бенджамин? Ты бредил во время болезни и все время повторял… — Внезапно глаза ее расширились. — Коулберн? Боже мой, неужели брат Мэри и Белл?! Ах, Джонатан!.. — Не помня как, она оказалась рядом с ним. Ею владело лишь одно желание; прогнать боль, застывшую в глубине этих синих глаз!..
В первую секунду Джонатан невольно отшатнулся. Чувство вины и ненависть к самому себе так долго прятались на дне его души, что ее сочувствие показалось ему теперь кощунственным. Но вдруг словно какая-то плотина прорвалась у него внутри. Он с мучительным стоном притянул Кейт к себе и заговорил.
Зарывшись лицом в ее волосы, он рассказывал ей то, чего не говорил прежде никогда и никому, и слезы бежали по его щекам и смешивались с ее слезами. Он рассказывал, как Бен умер, не приходя в сознание, у него на руках. Он силился объяснить свое упрямое многолетнее бегство от прошлого, желание вычеркнуть из своей жизни войну и все, что с ней было связано, — и его измученная душа ждала от нее понимания, как утопающий ждет спасительного каната.
— Бен, наверное, узнал меня и успел отклонить штык. Он спас меня, а я его убил. — Кейт помнила эту фразу: он произносил ее во время метели и, вероятно, повторял про себя тысячи и тысячи раз.
— Может, и не узнал, — сказала она, водя рукой по его спине. — Из твоего рассказа получается, что в тот момент он как раз переваливался через стену, так что вряд ли он мог тебя ясно видеть.
Джонатан удивленно приподнял голову.
— Я этого не учел. — Он вздохнул. — Но это не меняет дела. Все равно — я убил брата Мэри.
— Но ведь ты не хотел этого. Кроме того, — добавила она, гладя его щеку, — ты спас моего брата. Возможно, это как-то уравновесит чаши весов.
Джонатан посмотрел на нее долгим взглядом, потом крепче прижал к себе.
— Ты всегда так чертовски логична, Кейт. Может, за это я тебя и люблю.
Он любит ее? Эти слова показались ей восхитительной музыкой, и сразу же стало легче сказать ему о своем решении. Пора, лучшего момента не будет. Кейт глубоко вздохнула и закрыла глаза.
— Джонатан, я передумала. Я согласна быть твоей любовницей. Я понимаю, конечно, что мне еще многому надо научиться, но я постараюсь. Я согласна даже на все твои фантазии.
Молчание, которым он встретил ее заявление, пожалуй, слишком уж затянулось. Кейт наконец не выдержала и, приоткрыв глаза, столкнулась с весьма скептическим взглядом Джонатана.
— Не смотри на меня так, — сказала она. — Я уверена, что очень скоро научусь.
— Чему? Быть любовницей или устраивать оргии?
— А это не одно и то же?
— Как правило, нет.
— Мм-м. — Кейт, как ни странно, почувствовала некоторое разочарование. — Жалко. Я думала, когда я привыкну, оргии могли бы мне понравиться.
— Скажи, пожалуйста, что вообще ты подразумеваешь под оргиями? — спросил Джонатан, покусывая щеку, чтобы не расхохотаться.
— Разве оргии — это не то, что ты проделывал тогда с вином?
— Нет, наивная моя девочка, это решительно не то.
— Что же тогда?
Джонатан объяснил и, проследив за тем, как краска постепенно залила ее лицо, довольно улыбнулся.
— Все-таки у тебя это замечательно получается.
— Что замечательно получается? Выставлять себя круглой дурой?
— Нет, краснеть. Румянец начинается где-то на животе, а оттуда уже ползет к лицу, — сказал он, проводя снизу вверх рукой. — Интересно, как бы выглядела любовь в парильне? Может, попробуем?
— Я думаю… — Губы, скользящие вниз по ее шее, мешали Кейт говорить. — Я думаю, Луноцветка бы не одобрила… Она ведь тут общается со своим Богом.
— Тогда нужно скорее уходить, — пробормотал Джонатан. — Потому что еще пару минут — и кто-нибудь из нас соблазнит другого.
Кейт откинула голову, чтобы ему удобнее было ее целовать.
— Значит, ты берешь меня к себе в любовницы? — прошептала она.
Джонатан последний раз торопливо поцеловал ее и поднял со своих колен.
— Ни за что.
— То есть как — ни за что?
— Я тоже передумал. Я больше не хочу, чтобы ты была моей любовницей. — Пригнув плечи, он уже пробирался к выходу.
— Но почему? — в замешательстве воскликнула Кейт.
— Потому что хочу, чтобы ты была моей женой, — через плечо бросил Джонатан, и откидная кожа над входом опустилась за ним.
— Что? — Когда Кейт выбралась из парильни, Джонатан уже сидел в запруде. — Что ты хочешь этим сказать? — Сердито подбоченясь, она потребовала объяснений.
Джонатан с широкой улыбкой смотрел на нее из воды.
— Ты правда хочешь выслушивать мой ответ на таком расстоянии или, может, все-таки спустишься ко мне, чтобы я мог сделать тебе предложение по-человечески?
Не успела Кейт ответить, как сзади нее между деревьями послышался голос Чарли:
— Эй вы, двое, куда это вы направляетесь?
— Мы идем искать папу и миссис Мерфи, — озабоченно ответил Леви.
— Ага, — раздался голос Коула еще ближе. — Он пошел просить ее выйти за него замуж. Надо помочь ему ее уговорить.
Кейт чуть ли не нырнула в пруд.
— Не волнуйся, — рассмеялся Джонатан, притягивая ее к себе. — Чарли с Луноцветкой их не пропустят. Я попросил их покараулить перед твоей хижиной.
— По-моему, он обойдется без вашей помощи, — послышался невозмутимый голос Чарли.
— А если она скажет ему «нет»?
— Думаю, вряд ли. Разве что вспомнит, что, выходя замуж за отца, она получит в придачу двух таких сыночков.
Последовало недолгое молчание.
— Может, лучше тогда пусть сам…
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— А, придумал! Пойдем-ка сготовим ужин. Знаешь, как ей это понравится?
— Ага! Печенье и рагу! — Голоса как будто начали удаляться.
— Но мы же не умеем печь печенье…
— Вот еще! Я столько раз видел, как миссис Мерфи все делает. Совсем не трудно!..
Дальнейшее обсуждение ужина постепенно стихло вдали.
— Не пущу, — сказал Джонатан, крепче прижимая к себе Кейт, чтобы не вырвалась. — Ты не ответила на мой вопрос.
— А ты его еще не задал.
— Верно. — Приподняв пальцем ее подбородок, он сначала ее поцеловал, а уж потом с улыбкой посмотрел ей в глаза. — Кейт, я прошу тебя оказать мне честь быть моей женой.
Обхватив руками его шею, Кейт теснее прижалась к нему в ледяной воде.
— Не знаю… Я уже как-то привыкла к мысли, что буду твоей любовницей.
— Ах, все-таки привыкла?
— Мм-м… И, честно говоря, в положении любовницы гораздо больше преимуществ.
— Ты уверена?
— Вполне. Жена ведь не может вспылить ни с того ни с сего или выкинуть какую-нибудь глупость.
— А любовница?
— Сколько угодно. — Она провела мокрым пальцем по его груди. — Конечно, если ты берешься меня убедить, что в случае замужества я ничего не потеряю…
На щеках Джонатана появились ямочки.
— Кажется, я знаю, что тебя убедит.
Еше долго после этого Кейт недосуг было думать о том, что творится у нее на кухне.