Ленский Владимир. Проклятие сумерек

   Уида уперлась кулаком в бедро.
   – По-твоему, я должна усадить его верхом на лошадь?
   Эмери сдался.
   – Поступай как знаешь…
   Он осторожно уложил Софену на обитую сукном скамью внутри кареты.
   – Тебе удобно?
   – Вполне.
   – Куда тебя везти?
   – Прямо по дороге, до мельницы, – сказала девушка. – Дальше придется по лесной тропинке. Я покажу.
   – Как тебя зовут, милая?
   – Софена, и я вовсе не «милая». Я – дочь здешнего землевладельца.
   Услышав имя девушки, Эмери вздрогнул. Давно ему не доводилось слышать этого имени.
   – Твоего отца зовут Роол? – спросил он на всякий случай.
   – Вы с ним знакомы? – удивилась девушка.
   – Полагаю, да…
   – Вот и хорошо, – вздохнула она.
   Спустя миг она уже крепко спала, положив голову на колени Эмери.
 

* * *

 
   Карета, гремя и подпрыгивая, скакала по лесной дороге. Мертвое чудище с болтающимися руками и ногами было привязано к крыше. Уида постаралась и придала монстру как можно более жалкий вид, растянув его между двумя фонариками, что крепились к передним углам кареты.
   Эльфийка умело правила лошадьми. Сейчас в ней трудно было признать супругу регента, величественную даму, что являла себя народу во время дворцовых праздников. На ней было холщовое платье со шнурованным корсажем. Черные волосы убраны под платок, смуглое лицо с ослепительной белозубой улыбкой кажется просто обветренным и загорелым: Уида умела скрывать свою эльфийскую темнокожесть, притворяясь обычной простолюдинкой, и у нее это недурно выходило.
   Крестьяне, завидев карету, сбегались к дороге. Уида охотно показывала им чудище и некоторым дозволяла заглядывать в окошко, дабы полюбоваться раненой Софеной.
   – Ежели бы не госпожа, быть нам всем мертвецами, – повторяла та женщина, что первой заметила монстра на краю деревни. – Это все она, все госпожа Софена… Да хранят ее небеса!
   Эмери, скрываясь в полумраке кареты, молчал. Он был слишком потрясен этой неожиданной встречей. «Софена-маленькая»! Он помнил, как презрительно кривила губы ее тетка, когда рассказывала о женитьбе своего брата. По словам Софены-старшей, Роол, обзаведясь семьей, превратился в скучнейшего обывателя. А Роол, даже не подозревая о разочаровании сестры, продолжал боготворить ее. И дочку назвал в ее честь.
   Интересно, какой выросла Софена-вторая? Держалась она храбро. И, кажется, не слишком задавалась, даже когда слышала, как крестьяне дружно возносят ей хвалу. Но никогда не следует судить о человеке, пока он болен, голоден или в плену. Здоровый, сытый и свободный может оказаться полной противоположностью первому впечатлению.
   Софена застонала во сне, и Эмери погладил ее по лицу. Вздохнул.
   – Нет, все-таки ты – милая…
   Роол вышел навстречу шествию: его уже успели предупредить. Широким шагом пересек сад, выскочил за ворота и бросился к карете.
   – Что с ней?
   Уида натянула поводья.
   – Вы – здешний землевладелец, Роол? Рада приветствовать вас.
   – Где она? – рявкнул Роол, не обращая внимания на женщину, что весело скалилась ему с козел.
   – В карете, разумеется.
   Роол распахнул дверцу и встретился глазами с Эмери.
   – Она жива?
   – Устала и спит, – сказал Эмери спокойно и пошевелился. У него затекли ноги. – Помогите мне вытащить ее. Она потеряла много крови.
   Роол подхватил девушку и сам выволок ее из кареты. Софена на миг проснулась.
   – Роол, – пробормотала она. – Ты уже видел? Я убила его!
   – Видел, видел, – ответил Роол, который до сих пор даже не удосужился взглянуть на чудовище.
   Он понес Софену в дом. Уида свистнула лошадям и направила карету в ворота усадьбы.
 

* * *

 
   К ужину Софену, с перевязанными ранами, облаченную в просторные одежды, умытую и выспавшуюся, доставили в столовую. Гости уже сидели за столом, однако без Софены не приступали к трапезе, только тянули вино и беседовали.
   Роол без тени смущения извинялся за холодный прием, оказанный посетителям.
   – Под утро мне снилось, что моя дочь погибла, – объяснил он. – А когда я проснулся, совершенно разбитый, она уже ушла из дома. Она и раньше так поступала. И всегда возвращалась с добычей. Но на этот раз все обстояло как-то иначе…
   – Вы поверили в существование монстра, когда вам рассказали о нем? – полюбопытствовала Уида.
   Роол пожал плечами:
   – Мои крестьяне – люди достаточно здравомыслящие. Суеверные, конечно, как все мы, южане, но не настолько, чтобы изобрести чудище на краю собственной деревни.
   – Поверили и все-таки отпустили девочку на опасную охоту, – пробормотал Эмери.
   Роол глянул на него укоризненно.
   – Посмотрел бы я на вас – как бы вы ее не отпустили! Моя дочь – настоящий воин. Даже я побаиваюсь с нею спорить. Она отважна, а кроме того, превосходно владеет оружием…
   Он опустил голову и добавил:
   – По правде говоря, поначалу я счел, что у нас озорует какой-нибудь волк или крупная лисица…
   При появлении Софены все встали. Она еле заметно улыбнулась. Слуги устроили ее в мягком кресле с высокой спинкой, подставили под ноги скамеечку. Роол подошел к дочери, поправил подушку у нее под головой.
   – Тебе удобно?
   Она сморщилась:
   – У меня болит все тело. И я очень хочу есть.
   Однако проглотить она смогла лишь несколько кусочков. Уида, внимательно наблюдавшая за девушкой, приказала слугам убрать со стола.
   – Лучше мы поужинаем потом, тайно, – предложила супруга регента. – А пока поболтаем. Ты знаешь, Софена, что мой спутник, вот этот превосходный человек, который спас тебе жизнь, учился в Академии Коммарши вместе с твоей знаменитой теткой?
   Девушка уставилась на Эмери, недоверчиво сияя:
   – Вы знали Софену-старшую?
   – Да, – сказал Эмери, в мыслях проклиная болтливость Уиды.
   Роол теперь тоже сверлил его взглядом. Вспоминал, должно быть, тот день, когда приехал в Коммарши – забрать тело сестры.
   – О, – выговорила Софена, – и какой же она была?
   Эмери молчал. Роол попытался спасти положение:
   – Я тебе все о ней уже рассказал, Софена. Добавить нечего.
   – Всегда найдется что добавить, – возразила Софена. – Ты рассказывал со своей точки зрения, а я хочу послушать другую. Какой она была, мой господин?
   – Ты – лучше, – выпалил Эмери. И вдруг почувствовал, что горячая краска заливает его лицо.
   Уида громко расхохоталась:
   – Вот вам и правда, мои дорогие господа!
   – Но это действительно правда. – Эмери решил защищать свое мнение.
   Роол насупился, но долго сдерживаться не смог – засмеялся.
   – Что ж, сдаюсь. Моя дочь – лучше всех на свете.
   – Присоединяюсь, – кивнула Уида. – А теперь, пока мы окончательно не испортили девушку неумеренными похвалами, предлагаю обратиться к моей персоне и моим неотложным нуждам. Сейчас неподалеку отсюда находится регент Талиессин, и я хочу…
   Роол сдержанно заметил:
   – Боюсь, регент Талиессин занят. Он разбирает земельную тяжбу между родственниками, а эта история – давняя и запутанная.
   Уида махнула рукой:
   – Мне безразлично, чем занят мой муж. Главное – другое: я намерена помешать ему.
   – Ваш муж?..
   Любо-дорого было посмотреть, как побледнел Роол, как неуклюже вскочил он с места и поклонился Уиде. Софена сощурила глаза и вдруг встретилась взглядом с Эмери. Казалось, девушку позабавила неловкая ситуация, которую нарочно подстроила Уида.
   – Да, – с наслаждением протянула Уида, – я – супруга регента. Вам разве не доложили? – Короткий, укоризненный кивок в сторону Эмери. – Мой спутник страшно неловок! Но мы все, – новая очаровательная улыбка, – должны найти в себе силы простить его. Эмери – композитор. Он полностью погружен в свои гениальные замыслы. Он даже не замечает, кто сидит у него на козлах и правит его лошадьми.
   – Мы так и подумали, – пробормотал Роол. – Вы ведь правили лошадьми.
   – Да, и была одета соответствующе, – согласилась Уида. – Потому сядьте, мой добрый хозяин, и не чувствуйте себя смущенным.
   Роол рухнул в кресло. Последними словами Уида фактически добила его.
   – Чем могу служить супруге регента? – спросил наконец Роол.
   – Я желаю нанять у вас некоторое количество молодых девушек и пять-шесть парней, – сказала Уида. – Все они должны быть достаточно бесстыдными и не слишком уродливыми на вид.
   – Если ваша милость пояснит, какую именно работу должны выполнять эти люди, – сказал Роол, – мне будет проще подбирать кандидатуры.
   – О, ничего особенно трудного! – оживилась Уида. – В полураздетом и причудливом виде им надлежит поднести регенту несколько даров. Разумеется, в тот самый миг, когда он выносит свой несправедливый приговор, и ни минутой позже! Растет ли у вас поблизости такое растение – пышные розовые и белые цветки на голых ветках без листьев, с одними только острыми шипами?
   Ответила Софена:
   – Разумеется, ваша милость. Этот сорняк у нас тут повсеместно. Он называется «уида».
   – О, я знаю! – таинственно улыбнулась Уида. – И, что гораздо важнее, – Талиессин тоже знает это.

Глава двадцатая
САМАЯ ВЫСОКАЯ НОТА

   – Она всегда такая? – спросила Софена у Эмери, своего нового друга.
   Они сидели в саду, возле разрушенного фонтана. Прямо на земле были навалены подушки – в осыпающихся шелковых наволочках, в простой холстине или обтянутые старым, выцветшим гобеленом. Софена удобно устроилась на этих подушках. Раны, нанесенные чудовищем, заживали на удивление быстро.
   «Чему тут, впрочем, удивляться, – думал Эмери, поглядывая на девушку. – Она юная, здоровая. И дух у нее на высоте. Мне и половины того, что с ней случилось, хватило бы, чтобы помереть…»
   Фонтан, хоть и был разрушен, как многое в усадьбе Роола, почему-то не вызывал элегических раздумий и вообще производил на диво жизнерадостное впечатление.
   Отсюда хорошо было слышно, как в другой части сада Уида натаскивает собранных в деревне молодых людей. Пронзительный голос эльфийки разносился по всей усадьбе:
   – Ногу выше! Вы должны двигаться одновременно. Еще раз, все вместе – раз! Хорошо. Теперь – прыжки. На месте, как можно выше, два раза. И с поворотом. Вот так.
   Раздался дружный хор восхищенных голосов:
   – У-у!
   Вероятно, супруга регента показала, как надлежит прыгать на месте.
   – Если бы она сделалась королевой, – сказал Эмери, – вряд ли у нее осталась бы возможность вот так веселиться. Видишь ли, Софена, госпожа Уида – Эльсион Лакар. Она другая, не такая, как мы.
   Софена чуть сдвинула брови.
   – Она очень красива – по-своему, – признала девушка.
   – Различие не только в красоте, – сказал Эмери. – Уж поверь мне. Я знаю ее пятнадцать лет. Благородство ее происхождения таково, что она не может запятнать себя ничем.
   Софена медленно кивнула, соглашаясь с собеседником.
   – Все-таки она удивительная! – Дочь Роола вздохнула. – Мне так повезло! Близко познакомиться с супругой регента! И то, что мы с вами встретились, и то, что вы так вовремя явились… – Она искоса глянула на Эмери. – А я действительно лучше моей тетки?
   – В тысячу раз, Софена, – искренне произнес Эмери. – Роол слишком разбаловал свою сестру. Знаешь такое выражение – «слепое обожание»? Обычно это относится к матерям, но в данном случае – к брату. Ты совсем другая. Ты – то, чем старшая Софена мечтала стать.
   – Я помню, как Роол расправился с ее убийцей, – вдруг проговорила Софена. – Я была совсем маленькой, но помню. Тот человек застрял в болоте. Он погружался все глубже и сладким голосом умолял меня помочь ему, позвать взрослых, вытащить его. А я просто стояла рядом и смотрела. А потом услышала, как приближается русалка, и убежала. Я никогда не видела русалку, только слышала ее – иногда.
   Вспоминание о русалке напомнило Эмери о другом чудовище, и он перевел разговор на более интересную для себя тему:
   – В вашей округе часто встречаются странные существа, Софена?
   – Странные? – Она подняла брови, наморщив лоб, потом засмеялась. – Самое странное существо здесь – это я.
   – Я не шучу, Софена.
   – Я тоже… Нет, конечно, я шучу, – поправилась она, все еще улыбаясь. – Русалка живет здесь очень долго. С незапамятных времен. А вот такие монстры, как то, которое вы убили, – это впервые. Ни мой отец, ни кто-либо из старожилов не припоминают подобного.
   – Об этом стоит поразмыслить, не находишь?
   Несколько секунд Софена рассматривала своего серьезного взрослого собеседника, а затем рассмеялась от души:
   – Нет, не нахожу…
   Монстр, привезенный на крыше кареты, вызвал всеобщее оживление. Карету выставили перед воротами в усадьбу, и крестьяне – все, кто захотел, – получили возможность вволю полюбоваться на мертвое чудовище. Несколько дней только и разговору было, что о геройстве «барышни».
   На второй день, когда Эмери удалось уговорить Роола и Уиду снять труп с крыши, обнаружилось, что чудовище исчезло. Нет, оно не ожило и не сбежало, как могли бы вообразить более суеверные и пугливые люди. Оно попросту разложилось и превратилось в лужу липкой черной грязи. И сколько ни пытались отмыть щегольскую карету придворного композитора, ничто не помогало. Так и осталось пятно.
   – Носи его с гордостью, Эмери, – хохотала Уида, видя искренне огорченное лицо своего друга. – В конце концов, эта штука будет служить вечным напоминанием о твоем героизме.
   Эмери назвал ее бессердечной.
   – У Эльсион Лакар собственное понятие о смешном, – отмахнулась Уида. – Неужели ты воображаешь, будто я стану оплакивать какую-то заляпанную карету? У меня более высокие устремления.
   И с тем она отправилась науськивать нанятых ею людей на Талиессина.
   – Регент должен испытать шок, – раздавался по саду голос Уиды. – По крайней мере в первое мгновение. А он, поверьте мне, повидал на своем веку многое. Поэтому вы должны выглядеть вызывающе. Дерзко. Как будто вы – не самые обыкновенные ряженые, но воистину существа из другого мира. Из мира, где любовь возможна в любое мгновение.
   Выслушав эту тираду, Эмери и Софена переглянулись. Беседовать под пронзительные разглагольствования Уиды становилось все труднее.
   – Интересно, многое ли они понимают из ее речений? – проговорила девушка.
   Эмери пожал плечами.
   – Так или иначе, но она всегда добивалась своего. Посмотрим, каким окажется представление на сей раз.
   – Она действительно так его любит?
   Эмери кивнул.
   – Она – эльфийская принцесса, – добавил он. – Различие между Эльсион Лакар и обычным человеком не ограничивается внешностью. Эльфы живут долго, у них совершенно другой внутренний ритм проживания времени. Но самое главное – они всегда живут «здесь и сейчас». Для них почти не существует будущего или прошлого. Они – совершенное воплощение материального мира, того, что мы видим и можем потрогать руками. Поэтому любовь эльфийки – вечна и всегда имеет материальное воплощение.
   – Дети? – подсказала Софена.
   – Дети? – Эмери покачал головой. – Дети у них рождаются очень редко. Нет, дети как раз символизируют представление о будущем, то есть то, чего Эльсион Лакар по большей части лишены. Я имел в виду нечто совершенно иное. Если эльфийка любит, она будет стремиться удивлять, ласкать, пугать. Выскакивать из пустоты и внезапно представать обнаженной. Насылать ряженых с символическими дарами. Повсюду рассыпать намеки, следы своего присутствия. И в конечном итоге все сводится к одному. К единственной бесстыдной фразе: «Приходи со мной спать».
   Софена смотрела на Эмери доверчиво и спокойно. Он вдруг осекся, поймав ее взгляд.
   – Что? – забеспокоился он. – Я сказал что-то не так?
   – Нет. – Она качнула головой. – Со мной никто прежде не говорил о подобных вещах. И в подобных выражениях. Ни Роол, ни другие… Наверное, в столице это принято.
   – Проклятье! – Эмери смутился. – Прости. Я действительно привык называть вещи своими именами. Даже гордился умением подбирать точные выражения для всякого явления, всякой вещи или процесса…
   – Вам нет нужды извиняться. – Софена удобнее устроилась среди подушек и одну, шелковую, норовившую выскользнуть из-под локтя, поймала за угол. – Вы давно не общались с провинциальными девицами.
   – Признаться, никогда…
   Резкий голос Уиды, как птица, описал широкое полукружье над садом:
   – А теперь – держите друг друга за талию и пройдитесь хороводом!..
   Смеясь, Эмери встретился с Софеной взглядом:
   – Регент будет уничтожен! Вся эта разнузданная пляска намечается на день судопроизводства. Не знаю, как Талиессин выдержит такое.
   – Для чего она это делает? – спросила Софена.
   – Я плохо объяснил? – удивился Эмери.
   – Нет, вы хорошо объяснили… насчет всех Эльсион Лакар, в общем и целом. Но сама Уида? Если она действительно так любит и желает своего мужа, – Софена чуть покраснела, – то почему стремится сорвать судебное заседание? Разве это не послужит к подрыву его авторитета?
   – Судебное заседание необходимо для того, чтобы спектакль увидело как можно больше народу. Полагаю, в этом единственная причина. Что до авторитета регента… Вряд ли найдется нечто, способное уничтожить Талиессина. Он – настоящий эльфийский король, хочет он того или нет. Он бывает грозным. Иногда паясничает так, что жутко делается. А чаще всего – милостив, задумчив, добр.
   Прежде чем задать вопрос, Софена долго молчала – собиралась с духом. Наконец девушка спросила, очень тихо:
   – Талиессин – он тоже Эльсион Лакар? В том, что касается любви, я хочу сказать…
   Эмери ответил тотчас:
   – Даже в большей степени, нежели Уида. В своих чувствах он не ведает сомнений и всегда идет напролом. Человеческая любовь, Софена, – она совсем другая. Неуверенная, робкая. Она – как девочка-купальщица, осторожно пробующая воду ногой: не слишком ли холодно, не слишком ли горячо. Человек, даже влюбленный, всегда рискует. Потерять любовь, потерять возлюбленную. Человек смотрит в прошлое, смотрит в будущее, он видит возможность краха, вероятность потери. Человек испытывает страх, Софена, в отличие от эльфа: для Эльсион Лакар не существует ничего, что не материально и не явлено им в сию секунду.
   – Да, вы это уже говорили…
   Софена встретилась с ним глазами, и Эмери вдруг понял: его последняя тирада необъяснимым образом походила на признание в любви. «Надо будет что-нибудь такое сказать, чтобы у Софены не сложилось обо мне ложного впечатления», – подумал он.
   А миг спустя: «Но почему это впечатление непременно должно быть ложно?»
   И спустя еще несколько мгновений: «И вообще – зачем что-то еще говорить, если все уже очевидным образом сказано?»
 

* * *

 
   На пятый день после своего прибытия в усадьбу «Русалочья заводь» Уида неожиданно объявила хозяину имения, что уезжает.
   – Эмери может задержаться, – величественно добавила супруга регента. – Его дальнейшие услуги мне не требуются. Пусть спокойно работает над своей пьесой.
   – Симфонией для рогового оркестра и арфы, – поправил Эмери и тотчас почувствовал себя глупо.
   Уида и Роол одинаково глянули на него, как бы желая сказать: «Не важно, как это называется, – главное, чтобы звучало».
   – Я боюсь стеснить… – пробормотал Эмери.
   – Глупости! – отрезала Уида. – Я беру одну из твоих лошадей, так что не обессудь: твоя чумазая карета теперь будет запряжена только одной. Сколько нот тебе осталось найти?
   – Одну, – сказал Эмери.
   Он уже смирился со своей участью. Куда разумнее, чем спорить с Уидой. Лучше уж одна лошадь и карета с пятном на крыше, чем безупречный экипаж, две лошади – и недовольная Уида в придачу.
   – Софена была так мила, что одолжила мне белое платье, – продолжала Уида. – Это кстати, потому что мой дорожный костюм пришел в полную негодность. Оставляю тебя творить на лоне окультуренной природы, Эмери.
   Она поцеловала своего спутника и отправилась в дом – переодеваться для поездки. Эмери оглянулся на Роола. Тот неподвижно смотрел вслед супруге регента. Затем, почувствовав на себе взгляд гостя, встретился с ним глазами.
   – Что, – сказал Эмери, – непривычны вам эльфийские выходки?
   – Она… потрясающая, – выговорил Роол. – Она как всплеск воды в солнечный день. Мы все рядом с ней кажемся неуклюжими… даже моя Софена.
   – В Софене есть недосказанность, – заметил Эмери. – Маленькая, милая тайна, скрытая на небольшой глубине. Так, что туда могут проникнуть солнечные лучи, – но только в очень ясный день. Уида же стремится к полной высказанности. К совершенной явленности. В этом, я считаю, слабость всех Эльсион Лакар.
   – О! – с неподражаемой интонацией произнес Роол. – А регент тоже так считает?
   – Регент и сам принадлежит к их народу, что бы там ни говорили досужие сплетники…
   Роол сорвал травинку, сунул ее в рот. Вдруг засмеялся.
   – Видите кусты? Вон те, с розовыми цветками? Эти я привез из Академии Коммарши. До сих пор цветут. В память о той Софене, о первой.
   – Вы до сих пор не забыли ее?
   – Я уже говорил: сестра и дочь слились для меня в единый образ… – Роол вдруг уставился Эмери прямо в глаза, так что того пробрала дрожь: – Вы любите мою дочь?
   Эмери ощутил прилив жара и деланно засмеялся:
   – Вы слишком долго общались с Уидой, дорогой мой хозяин. Это от нее вы научились вонзать в человека вопросы, точно дротики?
   – Нет, такое умение у меня с детства. Отвечайте, иначе дело дойдет до настоящих дротиков.
   – Полагаю, да, – сдался Эмери. – Ваша дочь вызывает у меня… определенные чувства. Поскольку никогда прежде я ничего подобного не испытывал, мне не с чем сравнивать. Но я столько всего читал, слышал и писал о любви, что могу почти с уверенностью утверждать: да, да, да. Да, я люблю Софену. Поэтому, вероятно, мне лучше отбыть завтра.
   – Для чего? – Роол удивленно пожал плечами. – Я не из тех отцов, что запрещают дочерям любить. И я вовсе не считаю вас неподходящей партией для моей Софены, если уж на то пошло. Сперва убедитесь в том, что она вас не любит, а потом уж уезжайте и увозите отсюда свое разбитое сердце.
   Эмери хотел было возразить, сказать, что вовсе не просил ее руки, что не намерен жить с разбитым сердцем… но Роол уже ушел.
   Софена выехала вместе с Уидой, чтобы проводить гостью до большого тракта и показать дорогу на Балдыкину Горку.
   Уида, в ослепительном белом платье, смуглая, с едва уловимыми золотыми контурами роз на щеках, с распущенными черными волосами под легким покрывалом, сидела на лучшей лошади Эмери. Софена совершенно терялась рядом с великолепной эльфийкой: слишком юная, слишком розовая, с простым лицом и бесхитростным взглядом. Не женщина – набросок, эскиз женщины, в то время как Уида была женщина совершенная, воплощенная до последней черты.
   Несмотря на это различие, обе всадницы беседовали вполне миролюбиво. Несколько раз Софена принималась смеяться. Наконец девушка повернула назад, к отцовской усадьбе. Раны все еще давали о себе знать.
   С веселой улыбкой Софена въехала в ворота и почти сразу столкнулась с Эмери.
   – Я и не подозревала, что она такая забавная! – сказала Софена, позволяя Эмери снять себя с седла. – Она столько смешного рассказывала… В том числе и про вас.
   – Не сомневаюсь, – пробормотал Эмери. – Выставлять своих друзей на посмешище – любимое развлечение Уиды.
   – А вы ее друг? – Софена пристально уставилась на него.
   – Насколько это возможно. Впрочем, скорее, она считает меня своей подругой.
   – Разве мужчина может быть подругой?
   – Мой брат и Уида – оба дружно уверяют, что может. Я – сомневаюсь.
   – В таком случае я готова поддержать вас, – сообщила Софена. И сняла с пояса рожок. Дунула: – Слышите? Призывный рог! Приглашаю вас на охоту! Завтра. Вы готовы?
   Эмери странно смотрел – не на нее, а на рожок. Девушка вдруг смутилась:
   – Я сделала что-то неправильно?
   – Это ваш охотничий рожок? – спросил вместо ответа Эмери.
   Она протянула ему рожок.
   – Посмотрите сами. Можете подуть.
   Эмери дунул. Тонкая, заливистая нота. Последняя из тех, что не хватало ему для полного оркестра.
   – Софена, я хочу просить вас об одолжении, – сказал он, хватая ее за руку. – Это очень важно для меня. Видите ли, я собираю роговой оркестр и мне как раз нужна эта нота…
   – Я согласна, – быстро сказала девушка.
   – Придется ехать в столицу. Вы сможете оставить отца? На время, конечно, не насовсем.
   – Роол не будет возражать.
   Эмери вспомнил последний разговор с Роолом и кивнул. Похоже, Софена права. Роол ничуть не станет возражать, если его девочка поедет в столицу, чтобы выступить на празднике. Тем более что она будет под надежным присмотром. Как ни был Роол привязан к дочери, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что ей рано или поздно придется выйти замуж. А где подыскать себе пару, как не в столице? И если у нее не получится с придворным композитором – быть может, найдется кто-нибудь еще…
   Внезапно Эмери пришло в голову дополнительное обстоятельство. Он не знал, как Софена отнесется к тому, что в случае согласия ей придется играть в одном оркестре с крепостными. Но лучше узнать правду сразу. И Эмери решился:
   – Еще одно, Софена: я собирал музыкантов у здешних землевладельцев…
   Она догадалась сразу:
   – Крепостные! Ничего страшного. Я выросла с ними. У меня даже есть среди них друзья. Как-нибудь поладим.
   – И ваша гордость не пострадает?
   Она прикусила губу, подумала немного, а потом искренне ответила:
   – Мне кажется, что у меня вовсе нет гордости. У меня вместо гордости какие-то другие добродетели.