Страница:
Эскива слепо вытянула руку в сторону Ренье, заранее отстраняя его от себя.
– Ничего, – сквозь зубы выговорила девочка. И вдруг, не разжимая зубов, мелко затряслась от смеха. – Я думала, что я – сильная. Что вид чужой смерти меня не испугает. Вообще никак не подействует. Когда меня хотели убить, я даже не испугалась.
Она перевела дыхание и перестала дрожать. Глаза ее распахнулись, и первое, что они увидели, было лицо Ренье. Круглое, кареглазое, оно вдруг показалось Эскиве родным. Как будто она с самого раннего детства привыкла видеть его рядом, просыпаясь и засыпая. Она протянула руку и коснулась его щеки. Прикосновение окончательно успокоило ее.
– Я очень хочу увидеть цирк зверей, – прошептала она.
Гигантский пестрый шатер горел на краю леса. Впереди путники видели рассыпанные вдоль дороги огоньки деревенских домов, но они были тусклыми и наводили на мысль о слабости, даже о бессилии. Великолепие пылающего шатра затмевало все, даже звезды на небе. Издалека он напоминал упавший сверху и слегка сплющенный пылающий шар, готовый в любое мгновение распрямиться и умчаться в поднебесную высь.
Ощущение близкого праздника посетило всех троих путников. Усталости как не бывало. Они погнали коней навстречу цирку.
Несколько раз шатер исчезал из поля зрения – его закрывали темные купы деревьев; затем вновь выныривал из ночного мрака, еще больше, ярче, краше прежнего. Последнее появление шатра сопровождалось также звуковыми эффектами: до путников донеслись крики, грохот, чей-то визг и сильный женский голос, властно распоряжавшийся:
– Тащите сеть!
Ренье переглянулся с Эскивой.
– Что там происходит?
Девочка таинственно улыбнулась и ничего не ответила. Как будто ей было доступно волшебное знание о причине переполоха в цирке зверей.
Последний полет стрелы они промчались галопом. Ренье подхватил за рукав какого-то малого, пробегавшего мимо с ведром.
– Эй, погоди!
Малый, пойманный, но еще этого не осознавший, пробежал пару шагов и едва не упал, когда Ренье потянул его обратно.
– Стой, говорят тебе!
Малый нехотя остановился.
– Чего? Ты кто такой, а? Ищешь работу? Сейчас неподходящее время, но можешь поговорить с хозяйкой. Она как раз хотела нанять наездника. А мальцы с тобой?
– Возьми лошадей и привяжи их, – сказал Ренье.
– В каком смысле – «возьми»? – изумился малый.
Теперь Ренье видел, что в ведре у него плещется неаппетитного вида варево.
– Просто привяжи лошадей, – повторил Ренье.
– «Возьми» – в том смысле, что ты их нам даришь? Хозяйке или мне? Или это для хозяина? И если для хозяина, то для какого? У нас их два: просто хозяин и муж хозяйки. И это не один и тот же человек.
– Привяжи лошадей! – рявкнул Ренье. – Где хозяйка?
– Там. – Малый с ведром неопределенно махнул рукой в сторону зычного голоса, который легко перекрывал общий шум:
– Вы взяли сеть?
Все трое спешились, оставив лошадей на попечение малого. В конце концов, в цирке зверей лошадям пропасть не дадут, рассудил Ренье, а может быть, и оба его спутника. Они сразу окунулись в шумную суету.
Внутри шатер представлял собой фантастическое сооружение: сложная паутина каркаса и растяжек, несколько выгородок, причем одна из них рычала и скребла когтями, а другая была густо населена какими-то беспокойными топотунами (Ренье подозревал, что там жилые помещения, где обитают владельцы цирка, их нанятые работники и слуги).
Жилые помещения напоминали коробки, поставленные лесенкой одна на другую. Дверь верхней «коробки» вдруг распахнулась, и оттуда выскочил немолодой сухощавый человек в распахивающемся атласном одеянии без пояса. Одеяние было ярко-фиолетового цвета, усыпанное фальшивыми драгоценностями. Человек этот закричал возмущенно:
– Когда прекратится шум? Ингалора! Мне не дают сосредоточиться!
– Сеть! – упорно провозгласил трубный глас из средней «коробки».
Оттуда выплыла толстая женщина с могучими руками. Ее желтые волосы были распущены и ниспадали на спину роскошной волной. Она ловко оперлась о край своей «коробки» и спрыгнула на нижнюю, а оттуда соскочила на землю и очутилась перед гостями лицом к лицу.
– Вы кто такие? – осведомилась дородная дама. – Как вы сюда проникли? Пришли помогать?
– Помогать? – переспросил Ренье. – В чем помогать, любезная госпожа?
– Ловить капибару. Это такое животное. Размером с кабана. Исключительно упрямая тварь. Видите ли, у капибар случаются фантазии. Считается, будто капибары глупы, но уверяю вас, это совершенно ложное утверждение. Тот, кто так считает, – сам полный болван!
– Абсолютно с вами согласен, любезная сударыня, – не моргнув глазом произнес Ренье. – Вот уж чего-чего, а полных болванов повидал я на своем веку!
Для его юных спутников было совершенно очевидно, что Ренье пытается произвести на толстуху благоприятное впечатление. Но то, что безотказно действовало на придворных дам в столице, оказалось бессильным перед владелицей цирка зверей. Она не обратила ни малейшего внимания на потуги своего собеседника.
– Потому что у капибар исключительно развиты чувства, – продолжала она увлеченно. – Если угодно, капибара – это сплошная эмоция, а тот, у кого есть развитые эмоции, далеко не глуп, можете мне поверить! Взять хотя бы моего мужа… – Она немного поразмыслила о муже, после чего безнадежно махнула рукой и продолжила о капибаре: – Эта скотина сбежала в деревню. По счастью, наш хозяин, у которого мы арендуем землю, относится к нам весьма благосклонно, иначе эти проклятые крестьяне давным-давно бы прогнали нас…
– А у кого вы арендуете землю? – Ренье успел вставить вопрос в сплошной поток хозяйкиных словоизлияний и почувствовал себя героем.
– У господина Адобекка, бывшего королевского конюшего, – сказала дама. – Меня зовут Ингалора. Вероятно, вы уже слышали, как здесь выкликается мое имя. Это происходит поминутно. Без меня ничего не делается. Мужчины! – выразительно фыркнула она и махнула рукой в сторону расстроенного человека в фиолетовом. – Мой компаньон, Софир. До сих пор выступает акробатом. Стоит на голове ради хлеба насущного, несмотря на возраст. Разве это занятие для мужчины его лет? А что поделаешь? Он тренирует мальчиков, некоторые – весьма недурны, но, как правило, надолго они у нас обычно не задерживаются.
– Почему? – спросил Ренье. – Вы плохо им платите?
– Нет, Софир с ними ссорится… Так что постоянных акробатов у нас только трое: сам Софир и близнецы. Естественно, когда близнецы не заняты со своими дрессированными зверюшками.
– А где теперь близнецы? – полюбопытствовал Ренье.
– В деревне, естественно. Ловят капибару. – Ингалора глянула через плечо своему собеседнику и, усмотрев внизу какое-то движение, закричала прямо в ухо бедному Ренье: – Авенио! Ты нашел наконец сеть?
– Да, госпожа, – донесся снизу приглушенный голос.
– Иду! – рявкнула, свесившись через перила, Ингалора. И вновь перевела взгляд на Ренье: – Кто это с тобой? Наездники? Какие трюки они делают?
– Нет, они просто… со мной. Молодые люди. Мы путешествовали и заблудились. Долгая история.
– Расскажешь, – фыркнула Ингалора. – Чуть позже. Когда поймаем капибару. А можно и в процессе. Умеешь рассказывать долгие истории в процессе ловли капибары?
– Новое ощущение, – пробормотал Ренье. – Я попытаюсь.
– Вот и хорошо. Тебя как зовут?
– Ренье.
– А! – сказала Ингалора. И задумалась на миг: – Кажется, я знавала одного Ренье. Давно, в столице. Мы тогда гостили в доме господина Адобекка. Хорошие были деньки.
– Это я, – сказал Ренье.
Ингалора смерила его быстрым взглядом:
– Ну, я так и подумала. А те ребята, их как зовут?
– Гайфье и Эскива.
– Как мило. Совсем как королевских детей.
– Это они и есть, – совсем тихо пробормотал Ренье, надеясь, что актерка его не услышит.
Но он ошибся: слух у Ингалоры оказался отменный.
– Сама королева с братом? – зычно повторила Ингалора. – Вот это новость! Мой муж будет счастлив. Как ты думаешь, королевским детям понравится ловить капибару? Это произведет на них положительное впечатление?
Ренье спустился с «коробки» вместе с Ингалорой. Эскива внизу уже увлеченно выспрашивала подробности о бегстве животного. Один из служителей, Авенио, стоял рядом с девочкой, растопырив руки с сетью, и бубнил:
– Ну, дверца оказалась плохо закрыта. Дело неприятное, но обычное. Уже не в первый раз. А она тосковала. Капибары нуждаются в обществе. А у нас только одна. Она и ушла. Ей надо найти себе подобных. Чтоб она не сильно тосковала, с ней обычно возится Гарсенда. Ну, одна из близнецов. Гладит ее, кормит, болтает с ней. А тут Гарсенда куда-то ушла. А Нотбурга – это вторая близняшка – тоже куда-то ушла. Ну, по делам.
Этот увлекательный рассказ был прерван появлением Ингалоры, сопровождаемой Ренье. Дама сразу же принялась отдавать приказания.
– Вы двое, – слуге и Эскиве, – заходите с сетью с той стороны. Мы с тобой, – взмах в сторону Гайфье, – бежим с другой и кричим, чтобы ее напугать.
– Ее, наверное, уже напугали, – пробормотал Ренье.
Ингалора великолепно подняла бровь:
– Да, но не так, как нам нужно. Не мешайся под ногами. Иди поболтай с моим мужем, если охота.
И группа загонщиков выступила из цирка.
В деревне царил переполох. Капибара топала где-то в темноте. Слышны были проклятия, упоминания о чьем-то разоренном огороде. То и дело вспыхивали огни, но они быстро гасли или исчезали за домами и деревьями. Эскива жадно втягивала ноздрями воздух. Ей было весело. Она участвовала в безопасной и бескровной охоте.
Неожиданно рядом с Эскивой оказалась тощая девочка лет тринадцати, с длинными и тонкими желтыми косичками. Лицо девочки белело в темноте, глаза поблескивали. Через всю ее левую щеку тянулась длинная темная полоса.
– Что это с тобой? – спросила Эскива.
Девочка машинально коснулась щеки.
– Испачкалась и оцарапалась. Это я упустила капибару. Хорошо, что мама никогда не бранится.
– А кто твоя мать?
– Ингалора.
– Это она-то никогда не бранится? – удивилась Эскива.
– Разумеется. Она добрая. Если бы она вздумала браниться, мы бы все просто упали на землю и умерли, такая в ней сила. Ты ее просто не знаешь. Тебя как зовут?
– Эскива.
– Меня – Гарсенда. У меня еще есть сестра-близняшка, не перепутай. Хотя нас все путают, кроме мамы. Софир – в особенности. – Гарсенда хихикнула. – Софир боится девчонок, знаешь? Его бы воля, он бы держал в цирке одних только мальчиков. Но – увы! – мама родила девочек. Он уверяет, что ему назло.
– Софир – это ваш отец?
– Софир – отец? – Гарсенда громко захохотала. – Конечно нет! Женщин он тоже боится. Он говорит, что когда-то наша мать была совершенно как мальчишка, тощая, одни кости. Почти как мы с сестрой. Вот в те годы они были друзьями, но потом, после нашего рождения, мама стала толстеть и превратилась в женщину. По словам Софира, это ужасная трагедия! Он так до сих пор и не опомнился. Но деваться некуда, коль скоро они компаньоны, а господин Адобекк позволяет нам стоять на его земле и защищает нас, когда…
Тут прямо на девочек выскочило косматое животное размером с кабана. Оно бежало и пыхтело, сильно топая.
– Капибара! – завопила Гарсенда, бросаясь на животное с растопыренными руками. – Хватай ее!
Девочки повисли на капибаре. Она отбивалась тупым носом и лягалась.
– Мы схватили ее! – крикнула Гарсенда. – Скорей!
Сверху на них упала сеть, и всех троих потащили в сторону шатра.
– Береги лицо, – сказала своей подруге Гарсенда. – Она может случайно поцарапать. Она вообще-то не злая. Если хочешь, погладь ее.
– Ты когда-нибудь была в столице? – спросила вдруг Эскива.
– Нет. Слишком много дел в цирке. Когда-нибудь мы непременно поедем. Ты должна увидеть наше представление! Мама выступает с тигрицей, они вместе прыгают и танцуют. А Софир – акробат. Есть еще дрессированные обезьянки, это у сестры, а у меня – капибара.
– А что делает капибара?
– Ходит за мной по лабиринту. На самом деле это просто: капибары любят жить в стае и ходят друг за дружкой как привязанные. Она считает меня капибарой, я так думаю. Вот и ходит за мной. Со стороны очень забавно выглядит. Тебе надо увидеть.
– Непременно, – сказала Эскива.
Их втащили в шатер и вытряхнули из сетки. Эскива осталась сидеть на земле. На нее почти не обращали внимания. Гарсенда ласково забормотала что-то капибаре, выпутывая ее из сети, а потом зашагала в сторону выгородки, где помещались животные. Капибара как привязанная пошла за ней следом. Действительно – забавное зрелище, решила Эскива.
Ренье увидел ее сверху, с «коробки» второго яруса, где он беседовал с одноногим мужчиной лет сорока. Тот еще сохранил солдатскую выправку. Спина у него была прямая, широкие плечи расправлены. Очень загорелое, красное лицо обрамлялось белыми волосами. Белыми были и его брови, и ресницы. Это и был муж хозяйки.
Завидев дочь с капибарой, он прервал разговор с гостем и принялся хохотать. Он рокотал и хватался за живот, в бессилии выразить свои чувства тряс сжатыми кулаками, фыркал и отдувался. Наконец он отер выступившие от смеха слезы и вновь заговорил с Ренье:
– Некоторые мужчины, особенно бывшие вояки, не слишком-то жалуют женщин. Считают, будто женщины годятся лишь для постели и для кухни – чтобы готовить еду. Ну так я вам заявляю: все это ерунда! В постели они вздорны, хоть без них и не обойтись, а варят вообще из рук вон плохо. Я могу приготовить мясо или суп с овощами лучше любой из этих мартышек. Но вот чем они замечательны – так это своим поведением. Ни одно существо в мире не умеет так смешить, как женщина. Посмотрите хотя бы на любую из моих дочерей или на мою жену.
– Очень впечатляющая женщина, – сказал Ренье, осторожно подбирая слова.
– Впечатляющая? – Бывший солдат хмыкнул. – Когда я спас ее от виселицы, она была тощая, как жердина. Она очень смешно бегала по стенам. Никогда не видели? Ну, и не увидите. Теперь уж ей по стенам не ползать. Я ей так и говорю: «Все, Ингалора, ни одна стенка тебя больше не выдержит». А в молодости, бывало, распластается по стене и лезет вверх, как насекомое. Как жук какой-нибудь. Я без смеха смотреть не мог. Вейенто обвинил ее в шпионаже. Якобы она за ним в окно подглядывала. Это она мне сама рассказала, когда я ее из клетушки выпустил. Вейенто ее в клетушку запер, – пояснил бывший солдат. – Хорошая девушка, я и выпустил. Думал, все, больше не увидимся… А судьба как повернула? Взяла и повернула! Лет пять с тех пор прошло, может, меньше. Остался я без ноги. – Он топнул деревяшкой. – Деньги у меня, правда, водились, и вот как-то раз отправился я поглазеть на цирк зверей… И знаешь, что самое смешное? – Он коротко хохотнул. – Что она родила близняшек! Сразу двух – и обе девочки! И обе – в точности как мамаша. И тут она стала толстеть…
Для Ренье было очевидно, что роковые изменения в фигуре Ингалоры потрясли обоих мужчин ее жизни – мужа и компаньона – до глубины души. Да и сам Ренье, глядя на нынешнюю Ингалору, мог только дивиться.
Гайфье вдруг очутился возле Эскивы. Она улыбнулась брату, а затем вскрикнула:
– Берегись!
Они разбежались в стороны – раскатились, как два шарика. Сверху, из-под купола, вдруг упал небольшой, но довольно увесистый деревянный брусок.
Глядя на брата через брусок, как из-за барьера, Эскива сказала:
– Держись от меня подальше, хорошо? Не знаю, кому из нас двоих эта штука предназначалась. Просто постарайся не подходить близко. Познакомься лучше с Нотбургой. Или с Гарсендой. С ними тебе будет весело.
– А в чем разница между Нотбургой и Гарсендой?
– Ни в чем, они одинаковые.
– На самом деле – нет, – послышался голос, и Нотбурга предстала перед гостями. – Гарсенда занимается капибарой, а я – обезьянками. Мы даже ведем себя по-разному, если присмотреться.
Брат и сестра обменялись взглядами и разошлись: Гайфье отправился вместе с Нотбургой любоваться обезьянками, а Эскива, приняв руку Ренье, забралась на вторую из жилых «коробок», чтобы побеседовать с владельцами цирка в относительной тишине и покое.
– Нужно позвать Софира, – сказала Ингалора сразу, как только ей объяснили, о чем пойдет речь.
– Здесь и без Софира тесно, – возразил ее муж.
– Ничего, Софир узкий, – заявила Ингалора. – Девочку я могу посадить к себе на колени.
– Речь идет о… – Ренье понизил голос. – О ее величестве.
– Значит, ее величество можно посадить на колени, – невозмутимо повторила Ингалора. – Королевский титул не делает ее взрослой и не отменяет того обстоятельства, что она маленькая девочка и ее можно посадить на колени…
Эскива сказала:
– В таком случае я сяду на колени к господину Ренье. Он – мой придворный, пусть послужит мне в качестве кресла.
Ингалора качнула головой:
– Моя дорогая, я гожусь тебе в подруги, если не сказать – в матери, так что по мне можешь хоть ползать, никто не подумает дурного. Но мужчина совсем другое дело. Не стоит подавать им ложных надежд. Любое прикосновение женщины они толкуют в свою пользу, и объяснить им, что они ошибаются, потом уже невозможно. Взять хотя бы моего мужа. Когда мы встретились, у него не было ноги.
– У меня и сейчас нет ноги, – сообщил бывший солдат между прочим, но Ингалора только отмахнулась от него.
– Я предложила ему хорошую деревяшку для протеза. Ну, кое-какие цирковые ухватки для тренировок, чтобы нога лучше действовала. А заодно угостила вином.
– А заодно затащила меня в свою постель, – добавил солдат. – И я истолковал это обстоятельство в свою пользу.
– Вот видишь! – вскричала Ингалора. – Я тебе говорю: им нужен только повод.
– Не важно. – И Эскива решительно прижалась теснее к Ренье. – Он свой, мне с ним хорошо.
– Смотри, это закончится замужеством, – предупредила Ингалора и отправилась звать Софира.
Ренье застыл в неподвижности. Он даже старался дышать потише. Близость Эскивы почти парализовала его. Ему часто доводилось сидеть с женщинами вот так, тесно прижавшись. Некоторые его волновали, почти все вызывали у него желание. Но то, что он испытывал сейчас, не было похоже ни на что. Это была всеохватывающая нежность, такая сильная, что причиняла боль. И из глубины этой сердечной боли рождалось желание такой силы, что Ренье боялся даже заглядывать в себя.
Явился Софир, на ходу поправляя перстни. Глаза его блестели от удовольствия, красивое лицо, чуть мятое – от возраста и частого употребления грима, – улыбалось.
– Садись, – бросила Ингалора и уселась сама.
Они устроились на тесной лавке перед столом, за которым семья обычно обедала. За перегородками, очевидно, находились кровати. Большую часть времени владельцы цирка проводили вне своей жилой каморки.
– Надо бы поесть, – сказала Ингалора. – Полагаю, все проголодались.
Ее муж поднял руку и потянул за веревку, свисавшую с потолка. В действие пришел несложный механизм, и из-за одной из перегородок выплыл небольшой ящичек. Он завис точно над серединой стола. Ингалора откинула засов, и на стол высыпались куски хлеба, сыра, несколько скрюченных колбас и десятка два застучавших по столешнице яблок. Второй шнур явил собравшимся кувшин с вином.
– Ешьте руками и пейте из кувшина по очереди, – пригласила Ингалора. – А заодно и поговорим. Вы явились в наш цирк для того, чтобы лично предложить нам контракт в столице, ваше величество?
Королеву вопрос застал врасплох. Она откусила сразу половинку от своего яблока, похрустела немного и сказала:
– Да.
– Превосходно. Обсудим условия…
– Условия будут самые выгодные, – сказала королева. – Я хочу, чтобы вы выступили на празднике в честь носителей Знака Королевской Руки. Это народный праздник. Может быть, менее престижный, чем день возобновления союза эльфийской крови, но все же очень популярный. Много состоятельных людей приезжает в столицу…
– Отлично. – Ингалора бросила на мужа победоносный взгляд, чего он, приложив некоторое старание, не заметил. – Какова сумма контракта?
– Это вы обсудите с моим отцом. – Эскива чуть покраснела. – В любом случае я уверена, что Талиессин предоставит вам наилучшие условия.
– Когда мне отправляться в столицу для переговоров? – продолжала Ингалора.
Ее деловая хватка вдруг утомила Эскиву. Девочка сказала:
– Да когда вам будет удобно. Отец примет вас, как только сможет. Скажите ему, что таково мое желание.
– Все дочери одинаковы, – брякнул отставной солдат. – Вьют из отцов веревки, потому что таково их желание.
Софир хрустнул пальцами.
– Итак, главное мы обсудили, – протянул он. – Поэтому предлагаю перейти к трапезе и больше не отвлекаться. Ингалора, я и не знал, что у тебя сохранились эти колбаски.
– Ты свои уже съел?
– Увы! У меня их украл тот мальчишка… помнишь? Исключительно мерзкий был мальчик. Сбежал и похитил колбаски.
– Нечего привечать всяких отщепенцев, – безжалостно отрезала Ингалора. – Я сразу тебе сказала: от этого парня толку не будет.
– Но он был слишком хорошенький, – вздохнул Софир.
Ренье решил взять разговор в свои руки.
– Вы помните ту пьесу, которую разыгрывали четырнадцать лет назад, когда еще служили в труппе Лебоверы?
Ингалора пожала плечами, а Софир уставился на Ренье широко раскрытыми глазами и демонстративно зевнул.
– Голубчик… Как вас зовут? Ренье? Голубчик Ренье! За четырнадцать лет произошло такое количество событий, что мне и припомнить-то невозможно…
– Стоп, – сказал Ренье. – Вы должны помнить. Это был тот год, когда вы оба, по заданию моего дяди Адобекка…
– Адобекк – ваш дядя? – закричал Софир так неожиданно, что Ингалора поперхнулась. – Почему же вы сразу не сообщили такую важную подробность? Адобекк! Наш благодетель! – Софир протер совершенно сухие глаза рукавом. – В таком случае я буду слушать вас с удвоенным вниманием.
– Адобекк посылал вас шпионить к Вейенто. Вы привезли ему известие о том, что на Талиессина готовится покушение. Помните?
– Разумеется. Это был самый волнительный год в нашей жизни. Если не считать рождения близнецов.
– Вы помните ту пьесу?
– Да, что-то зловещее. О проклятии, о предсказании. Помнится, там были два рыцаря, один желтый, другой фиолетовый. Совсем как мы с Ингалорой, не находите? Очень эффектное сочетание.
– Это важно, – сказал Ренье. – Кто придумал сюжет пьесы?
– Лебовера, по-моему… – Софир переглянулся с Ингалорой. – А ты как считаешь?
Ингалора шумно выдохнула.
– Наконец-то господа мужчины сообразили обратиться к тому, кто может все помнить! К человеку с хорошей памятью. То есть – к женщине. Разумеется, я знаю, кто придумал пьесу. Лебовера.
– А вы, случайно, не помните, как ему вообще пришло на ум сочинить подобную историю?
Ингалора сказала, мусоля колбаску бутафорским ножом:
– Естественно, я все помню. Мы с Софиром уносили ноги от этого маньяка – герцога Вейенто. За нами гнались. По-моему, он пустил по нашему следу целую армию.
– Жестокие, злые солдаты хотели нас убить, – добавил Софир.
– Мы отбивались. Петляли по горам. Скакали, как козы, прыгая через глубокие ущелья, – сказала Ингалора.
– Дважды или трижды были на грани, – поддержал ее Софир.
– И тут нам было видение.
– Явление, – поправил Софир.
– Видение, – повторила Ингалора.
– В общем, это было явление, – сказал Софир.
– И кто вам явился? – спросил солдат.
Оба уставились на него с двух сторон.
– Ты о чем? – спросила Ингалора.
…Двухцветное лицо вынырнуло перед беглецами из пустоты. Старик, который был всеми своими потомками одновременно. Король, носивший в себе все Королевство, весь мир.
И этот мир вскипал в его естестве, страдал, рвался наружу; ежеминутно рождался и умирал, вступал в противоречие сам с собою. Старик что-то быстро говорил людям, которых почти не видел перед собой, ибо они не снились ему, а существовали на самом деле.
– Теган, – сказал старик. Он не знал, прозвучало ли имя второго короля эльфийской династии вслух, или же оно просто пришло ему на ум и там осталось. – Теган. Гион. Ринхвивар. Талиессин. Гайфье. Эскива.
Ассэ и Стексэ соединялись в нем и взрывались. Желтые и синие тени пробегали по его лицу, как будто с двух сторон некто невидимый водил двумя фонарями с цветными стеклами. От этого непрестанного движения цветовых пятен черты лица двухцветного старика разглядеть было невозможно.
– Чильбарроэс, – сказал старик.
Странное птичье имя.
– Я запомнила, что он сказал, – проговорила вдруг Ингалора. – Чильбарроэс.
– Он сказал – «Эскива», – возразил Софир.
– Но это невозможно, потому что в те дни Эскива еще не родилась.
– Он назвал это имя, – настаивал Софир.
Ингалора призадумалась, хрустнула пальцами.
– Мне тоже теперь припоминается нечто в таком роде, – признала она и возмутилась: – Все дурное в моей жизни происходит из-за тебя, Софир! Вот ты настаиваешь – и теперь мне начало казаться, что ты прав. Но как он мог назвать имя «Эскива», если не было еще никакой Эскивы…
– Он знал, – сказал Ренье задумчиво. – Если это тот, о ком я думаю, то он знает всех своих потомков. Даже тех, кто еще не родился. Все Королевство – внутри одного человека.
– Если это действительно так, – молвил Софир, – то вот что я вам скажу, друзья: кое-кому сильно не повезло! Ингалора вмещает в себя весь цирк зверей…
– Ничего, – сквозь зубы выговорила девочка. И вдруг, не разжимая зубов, мелко затряслась от смеха. – Я думала, что я – сильная. Что вид чужой смерти меня не испугает. Вообще никак не подействует. Когда меня хотели убить, я даже не испугалась.
Она перевела дыхание и перестала дрожать. Глаза ее распахнулись, и первое, что они увидели, было лицо Ренье. Круглое, кареглазое, оно вдруг показалось Эскиве родным. Как будто она с самого раннего детства привыкла видеть его рядом, просыпаясь и засыпая. Она протянула руку и коснулась его щеки. Прикосновение окончательно успокоило ее.
– Я очень хочу увидеть цирк зверей, – прошептала она.
* * *
Гигантский пестрый шатер горел на краю леса. Впереди путники видели рассыпанные вдоль дороги огоньки деревенских домов, но они были тусклыми и наводили на мысль о слабости, даже о бессилии. Великолепие пылающего шатра затмевало все, даже звезды на небе. Издалека он напоминал упавший сверху и слегка сплющенный пылающий шар, готовый в любое мгновение распрямиться и умчаться в поднебесную высь.
Ощущение близкого праздника посетило всех троих путников. Усталости как не бывало. Они погнали коней навстречу цирку.
Несколько раз шатер исчезал из поля зрения – его закрывали темные купы деревьев; затем вновь выныривал из ночного мрака, еще больше, ярче, краше прежнего. Последнее появление шатра сопровождалось также звуковыми эффектами: до путников донеслись крики, грохот, чей-то визг и сильный женский голос, властно распоряжавшийся:
– Тащите сеть!
Ренье переглянулся с Эскивой.
– Что там происходит?
Девочка таинственно улыбнулась и ничего не ответила. Как будто ей было доступно волшебное знание о причине переполоха в цирке зверей.
Последний полет стрелы они промчались галопом. Ренье подхватил за рукав какого-то малого, пробегавшего мимо с ведром.
– Эй, погоди!
Малый, пойманный, но еще этого не осознавший, пробежал пару шагов и едва не упал, когда Ренье потянул его обратно.
– Стой, говорят тебе!
Малый нехотя остановился.
– Чего? Ты кто такой, а? Ищешь работу? Сейчас неподходящее время, но можешь поговорить с хозяйкой. Она как раз хотела нанять наездника. А мальцы с тобой?
– Возьми лошадей и привяжи их, – сказал Ренье.
– В каком смысле – «возьми»? – изумился малый.
Теперь Ренье видел, что в ведре у него плещется неаппетитного вида варево.
– Просто привяжи лошадей, – повторил Ренье.
– «Возьми» – в том смысле, что ты их нам даришь? Хозяйке или мне? Или это для хозяина? И если для хозяина, то для какого? У нас их два: просто хозяин и муж хозяйки. И это не один и тот же человек.
– Привяжи лошадей! – рявкнул Ренье. – Где хозяйка?
– Там. – Малый с ведром неопределенно махнул рукой в сторону зычного голоса, который легко перекрывал общий шум:
– Вы взяли сеть?
Все трое спешились, оставив лошадей на попечение малого. В конце концов, в цирке зверей лошадям пропасть не дадут, рассудил Ренье, а может быть, и оба его спутника. Они сразу окунулись в шумную суету.
Внутри шатер представлял собой фантастическое сооружение: сложная паутина каркаса и растяжек, несколько выгородок, причем одна из них рычала и скребла когтями, а другая была густо населена какими-то беспокойными топотунами (Ренье подозревал, что там жилые помещения, где обитают владельцы цирка, их нанятые работники и слуги).
Жилые помещения напоминали коробки, поставленные лесенкой одна на другую. Дверь верхней «коробки» вдруг распахнулась, и оттуда выскочил немолодой сухощавый человек в распахивающемся атласном одеянии без пояса. Одеяние было ярко-фиолетового цвета, усыпанное фальшивыми драгоценностями. Человек этот закричал возмущенно:
– Когда прекратится шум? Ингалора! Мне не дают сосредоточиться!
– Сеть! – упорно провозгласил трубный глас из средней «коробки».
Оттуда выплыла толстая женщина с могучими руками. Ее желтые волосы были распущены и ниспадали на спину роскошной волной. Она ловко оперлась о край своей «коробки» и спрыгнула на нижнюю, а оттуда соскочила на землю и очутилась перед гостями лицом к лицу.
– Вы кто такие? – осведомилась дородная дама. – Как вы сюда проникли? Пришли помогать?
– Помогать? – переспросил Ренье. – В чем помогать, любезная госпожа?
– Ловить капибару. Это такое животное. Размером с кабана. Исключительно упрямая тварь. Видите ли, у капибар случаются фантазии. Считается, будто капибары глупы, но уверяю вас, это совершенно ложное утверждение. Тот, кто так считает, – сам полный болван!
– Абсолютно с вами согласен, любезная сударыня, – не моргнув глазом произнес Ренье. – Вот уж чего-чего, а полных болванов повидал я на своем веку!
Для его юных спутников было совершенно очевидно, что Ренье пытается произвести на толстуху благоприятное впечатление. Но то, что безотказно действовало на придворных дам в столице, оказалось бессильным перед владелицей цирка зверей. Она не обратила ни малейшего внимания на потуги своего собеседника.
– Потому что у капибар исключительно развиты чувства, – продолжала она увлеченно. – Если угодно, капибара – это сплошная эмоция, а тот, у кого есть развитые эмоции, далеко не глуп, можете мне поверить! Взять хотя бы моего мужа… – Она немного поразмыслила о муже, после чего безнадежно махнула рукой и продолжила о капибаре: – Эта скотина сбежала в деревню. По счастью, наш хозяин, у которого мы арендуем землю, относится к нам весьма благосклонно, иначе эти проклятые крестьяне давным-давно бы прогнали нас…
– А у кого вы арендуете землю? – Ренье успел вставить вопрос в сплошной поток хозяйкиных словоизлияний и почувствовал себя героем.
– У господина Адобекка, бывшего королевского конюшего, – сказала дама. – Меня зовут Ингалора. Вероятно, вы уже слышали, как здесь выкликается мое имя. Это происходит поминутно. Без меня ничего не делается. Мужчины! – выразительно фыркнула она и махнула рукой в сторону расстроенного человека в фиолетовом. – Мой компаньон, Софир. До сих пор выступает акробатом. Стоит на голове ради хлеба насущного, несмотря на возраст. Разве это занятие для мужчины его лет? А что поделаешь? Он тренирует мальчиков, некоторые – весьма недурны, но, как правило, надолго они у нас обычно не задерживаются.
– Почему? – спросил Ренье. – Вы плохо им платите?
– Нет, Софир с ними ссорится… Так что постоянных акробатов у нас только трое: сам Софир и близнецы. Естественно, когда близнецы не заняты со своими дрессированными зверюшками.
– А где теперь близнецы? – полюбопытствовал Ренье.
– В деревне, естественно. Ловят капибару. – Ингалора глянула через плечо своему собеседнику и, усмотрев внизу какое-то движение, закричала прямо в ухо бедному Ренье: – Авенио! Ты нашел наконец сеть?
– Да, госпожа, – донесся снизу приглушенный голос.
– Иду! – рявкнула, свесившись через перила, Ингалора. И вновь перевела взгляд на Ренье: – Кто это с тобой? Наездники? Какие трюки они делают?
– Нет, они просто… со мной. Молодые люди. Мы путешествовали и заблудились. Долгая история.
– Расскажешь, – фыркнула Ингалора. – Чуть позже. Когда поймаем капибару. А можно и в процессе. Умеешь рассказывать долгие истории в процессе ловли капибары?
– Новое ощущение, – пробормотал Ренье. – Я попытаюсь.
– Вот и хорошо. Тебя как зовут?
– Ренье.
– А! – сказала Ингалора. И задумалась на миг: – Кажется, я знавала одного Ренье. Давно, в столице. Мы тогда гостили в доме господина Адобекка. Хорошие были деньки.
– Это я, – сказал Ренье.
Ингалора смерила его быстрым взглядом:
– Ну, я так и подумала. А те ребята, их как зовут?
– Гайфье и Эскива.
– Как мило. Совсем как королевских детей.
– Это они и есть, – совсем тихо пробормотал Ренье, надеясь, что актерка его не услышит.
Но он ошибся: слух у Ингалоры оказался отменный.
– Сама королева с братом? – зычно повторила Ингалора. – Вот это новость! Мой муж будет счастлив. Как ты думаешь, королевским детям понравится ловить капибару? Это произведет на них положительное впечатление?
Ренье спустился с «коробки» вместе с Ингалорой. Эскива внизу уже увлеченно выспрашивала подробности о бегстве животного. Один из служителей, Авенио, стоял рядом с девочкой, растопырив руки с сетью, и бубнил:
– Ну, дверца оказалась плохо закрыта. Дело неприятное, но обычное. Уже не в первый раз. А она тосковала. Капибары нуждаются в обществе. А у нас только одна. Она и ушла. Ей надо найти себе подобных. Чтоб она не сильно тосковала, с ней обычно возится Гарсенда. Ну, одна из близнецов. Гладит ее, кормит, болтает с ней. А тут Гарсенда куда-то ушла. А Нотбурга – это вторая близняшка – тоже куда-то ушла. Ну, по делам.
Этот увлекательный рассказ был прерван появлением Ингалоры, сопровождаемой Ренье. Дама сразу же принялась отдавать приказания.
– Вы двое, – слуге и Эскиве, – заходите с сетью с той стороны. Мы с тобой, – взмах в сторону Гайфье, – бежим с другой и кричим, чтобы ее напугать.
– Ее, наверное, уже напугали, – пробормотал Ренье.
Ингалора великолепно подняла бровь:
– Да, но не так, как нам нужно. Не мешайся под ногами. Иди поболтай с моим мужем, если охота.
И группа загонщиков выступила из цирка.
В деревне царил переполох. Капибара топала где-то в темноте. Слышны были проклятия, упоминания о чьем-то разоренном огороде. То и дело вспыхивали огни, но они быстро гасли или исчезали за домами и деревьями. Эскива жадно втягивала ноздрями воздух. Ей было весело. Она участвовала в безопасной и бескровной охоте.
Неожиданно рядом с Эскивой оказалась тощая девочка лет тринадцати, с длинными и тонкими желтыми косичками. Лицо девочки белело в темноте, глаза поблескивали. Через всю ее левую щеку тянулась длинная темная полоса.
– Что это с тобой? – спросила Эскива.
Девочка машинально коснулась щеки.
– Испачкалась и оцарапалась. Это я упустила капибару. Хорошо, что мама никогда не бранится.
– А кто твоя мать?
– Ингалора.
– Это она-то никогда не бранится? – удивилась Эскива.
– Разумеется. Она добрая. Если бы она вздумала браниться, мы бы все просто упали на землю и умерли, такая в ней сила. Ты ее просто не знаешь. Тебя как зовут?
– Эскива.
– Меня – Гарсенда. У меня еще есть сестра-близняшка, не перепутай. Хотя нас все путают, кроме мамы. Софир – в особенности. – Гарсенда хихикнула. – Софир боится девчонок, знаешь? Его бы воля, он бы держал в цирке одних только мальчиков. Но – увы! – мама родила девочек. Он уверяет, что ему назло.
– Софир – это ваш отец?
– Софир – отец? – Гарсенда громко захохотала. – Конечно нет! Женщин он тоже боится. Он говорит, что когда-то наша мать была совершенно как мальчишка, тощая, одни кости. Почти как мы с сестрой. Вот в те годы они были друзьями, но потом, после нашего рождения, мама стала толстеть и превратилась в женщину. По словам Софира, это ужасная трагедия! Он так до сих пор и не опомнился. Но деваться некуда, коль скоро они компаньоны, а господин Адобекк позволяет нам стоять на его земле и защищает нас, когда…
Тут прямо на девочек выскочило косматое животное размером с кабана. Оно бежало и пыхтело, сильно топая.
– Капибара! – завопила Гарсенда, бросаясь на животное с растопыренными руками. – Хватай ее!
Девочки повисли на капибаре. Она отбивалась тупым носом и лягалась.
– Мы схватили ее! – крикнула Гарсенда. – Скорей!
Сверху на них упала сеть, и всех троих потащили в сторону шатра.
– Береги лицо, – сказала своей подруге Гарсенда. – Она может случайно поцарапать. Она вообще-то не злая. Если хочешь, погладь ее.
– Ты когда-нибудь была в столице? – спросила вдруг Эскива.
– Нет. Слишком много дел в цирке. Когда-нибудь мы непременно поедем. Ты должна увидеть наше представление! Мама выступает с тигрицей, они вместе прыгают и танцуют. А Софир – акробат. Есть еще дрессированные обезьянки, это у сестры, а у меня – капибара.
– А что делает капибара?
– Ходит за мной по лабиринту. На самом деле это просто: капибары любят жить в стае и ходят друг за дружкой как привязанные. Она считает меня капибарой, я так думаю. Вот и ходит за мной. Со стороны очень забавно выглядит. Тебе надо увидеть.
– Непременно, – сказала Эскива.
Их втащили в шатер и вытряхнули из сетки. Эскива осталась сидеть на земле. На нее почти не обращали внимания. Гарсенда ласково забормотала что-то капибаре, выпутывая ее из сети, а потом зашагала в сторону выгородки, где помещались животные. Капибара как привязанная пошла за ней следом. Действительно – забавное зрелище, решила Эскива.
Ренье увидел ее сверху, с «коробки» второго яруса, где он беседовал с одноногим мужчиной лет сорока. Тот еще сохранил солдатскую выправку. Спина у него была прямая, широкие плечи расправлены. Очень загорелое, красное лицо обрамлялось белыми волосами. Белыми были и его брови, и ресницы. Это и был муж хозяйки.
Завидев дочь с капибарой, он прервал разговор с гостем и принялся хохотать. Он рокотал и хватался за живот, в бессилии выразить свои чувства тряс сжатыми кулаками, фыркал и отдувался. Наконец он отер выступившие от смеха слезы и вновь заговорил с Ренье:
– Некоторые мужчины, особенно бывшие вояки, не слишком-то жалуют женщин. Считают, будто женщины годятся лишь для постели и для кухни – чтобы готовить еду. Ну так я вам заявляю: все это ерунда! В постели они вздорны, хоть без них и не обойтись, а варят вообще из рук вон плохо. Я могу приготовить мясо или суп с овощами лучше любой из этих мартышек. Но вот чем они замечательны – так это своим поведением. Ни одно существо в мире не умеет так смешить, как женщина. Посмотрите хотя бы на любую из моих дочерей или на мою жену.
– Очень впечатляющая женщина, – сказал Ренье, осторожно подбирая слова.
– Впечатляющая? – Бывший солдат хмыкнул. – Когда я спас ее от виселицы, она была тощая, как жердина. Она очень смешно бегала по стенам. Никогда не видели? Ну, и не увидите. Теперь уж ей по стенам не ползать. Я ей так и говорю: «Все, Ингалора, ни одна стенка тебя больше не выдержит». А в молодости, бывало, распластается по стене и лезет вверх, как насекомое. Как жук какой-нибудь. Я без смеха смотреть не мог. Вейенто обвинил ее в шпионаже. Якобы она за ним в окно подглядывала. Это она мне сама рассказала, когда я ее из клетушки выпустил. Вейенто ее в клетушку запер, – пояснил бывший солдат. – Хорошая девушка, я и выпустил. Думал, все, больше не увидимся… А судьба как повернула? Взяла и повернула! Лет пять с тех пор прошло, может, меньше. Остался я без ноги. – Он топнул деревяшкой. – Деньги у меня, правда, водились, и вот как-то раз отправился я поглазеть на цирк зверей… И знаешь, что самое смешное? – Он коротко хохотнул. – Что она родила близняшек! Сразу двух – и обе девочки! И обе – в точности как мамаша. И тут она стала толстеть…
Для Ренье было очевидно, что роковые изменения в фигуре Ингалоры потрясли обоих мужчин ее жизни – мужа и компаньона – до глубины души. Да и сам Ренье, глядя на нынешнюю Ингалору, мог только дивиться.
Гайфье вдруг очутился возле Эскивы. Она улыбнулась брату, а затем вскрикнула:
– Берегись!
Они разбежались в стороны – раскатились, как два шарика. Сверху, из-под купола, вдруг упал небольшой, но довольно увесистый деревянный брусок.
Глядя на брата через брусок, как из-за барьера, Эскива сказала:
– Держись от меня подальше, хорошо? Не знаю, кому из нас двоих эта штука предназначалась. Просто постарайся не подходить близко. Познакомься лучше с Нотбургой. Или с Гарсендой. С ними тебе будет весело.
– А в чем разница между Нотбургой и Гарсендой?
– Ни в чем, они одинаковые.
– На самом деле – нет, – послышался голос, и Нотбурга предстала перед гостями. – Гарсенда занимается капибарой, а я – обезьянками. Мы даже ведем себя по-разному, если присмотреться.
Брат и сестра обменялись взглядами и разошлись: Гайфье отправился вместе с Нотбургой любоваться обезьянками, а Эскива, приняв руку Ренье, забралась на вторую из жилых «коробок», чтобы побеседовать с владельцами цирка в относительной тишине и покое.
– Нужно позвать Софира, – сказала Ингалора сразу, как только ей объяснили, о чем пойдет речь.
– Здесь и без Софира тесно, – возразил ее муж.
– Ничего, Софир узкий, – заявила Ингалора. – Девочку я могу посадить к себе на колени.
– Речь идет о… – Ренье понизил голос. – О ее величестве.
– Значит, ее величество можно посадить на колени, – невозмутимо повторила Ингалора. – Королевский титул не делает ее взрослой и не отменяет того обстоятельства, что она маленькая девочка и ее можно посадить на колени…
Эскива сказала:
– В таком случае я сяду на колени к господину Ренье. Он – мой придворный, пусть послужит мне в качестве кресла.
Ингалора качнула головой:
– Моя дорогая, я гожусь тебе в подруги, если не сказать – в матери, так что по мне можешь хоть ползать, никто не подумает дурного. Но мужчина совсем другое дело. Не стоит подавать им ложных надежд. Любое прикосновение женщины они толкуют в свою пользу, и объяснить им, что они ошибаются, потом уже невозможно. Взять хотя бы моего мужа. Когда мы встретились, у него не было ноги.
– У меня и сейчас нет ноги, – сообщил бывший солдат между прочим, но Ингалора только отмахнулась от него.
– Я предложила ему хорошую деревяшку для протеза. Ну, кое-какие цирковые ухватки для тренировок, чтобы нога лучше действовала. А заодно угостила вином.
– А заодно затащила меня в свою постель, – добавил солдат. – И я истолковал это обстоятельство в свою пользу.
– Вот видишь! – вскричала Ингалора. – Я тебе говорю: им нужен только повод.
– Не важно. – И Эскива решительно прижалась теснее к Ренье. – Он свой, мне с ним хорошо.
– Смотри, это закончится замужеством, – предупредила Ингалора и отправилась звать Софира.
Ренье застыл в неподвижности. Он даже старался дышать потише. Близость Эскивы почти парализовала его. Ему часто доводилось сидеть с женщинами вот так, тесно прижавшись. Некоторые его волновали, почти все вызывали у него желание. Но то, что он испытывал сейчас, не было похоже ни на что. Это была всеохватывающая нежность, такая сильная, что причиняла боль. И из глубины этой сердечной боли рождалось желание такой силы, что Ренье боялся даже заглядывать в себя.
Явился Софир, на ходу поправляя перстни. Глаза его блестели от удовольствия, красивое лицо, чуть мятое – от возраста и частого употребления грима, – улыбалось.
– Садись, – бросила Ингалора и уселась сама.
Они устроились на тесной лавке перед столом, за которым семья обычно обедала. За перегородками, очевидно, находились кровати. Большую часть времени владельцы цирка проводили вне своей жилой каморки.
– Надо бы поесть, – сказала Ингалора. – Полагаю, все проголодались.
Ее муж поднял руку и потянул за веревку, свисавшую с потолка. В действие пришел несложный механизм, и из-за одной из перегородок выплыл небольшой ящичек. Он завис точно над серединой стола. Ингалора откинула засов, и на стол высыпались куски хлеба, сыра, несколько скрюченных колбас и десятка два застучавших по столешнице яблок. Второй шнур явил собравшимся кувшин с вином.
– Ешьте руками и пейте из кувшина по очереди, – пригласила Ингалора. – А заодно и поговорим. Вы явились в наш цирк для того, чтобы лично предложить нам контракт в столице, ваше величество?
Королеву вопрос застал врасплох. Она откусила сразу половинку от своего яблока, похрустела немного и сказала:
– Да.
– Превосходно. Обсудим условия…
– Условия будут самые выгодные, – сказала королева. – Я хочу, чтобы вы выступили на празднике в честь носителей Знака Королевской Руки. Это народный праздник. Может быть, менее престижный, чем день возобновления союза эльфийской крови, но все же очень популярный. Много состоятельных людей приезжает в столицу…
– Отлично. – Ингалора бросила на мужа победоносный взгляд, чего он, приложив некоторое старание, не заметил. – Какова сумма контракта?
– Это вы обсудите с моим отцом. – Эскива чуть покраснела. – В любом случае я уверена, что Талиессин предоставит вам наилучшие условия.
– Когда мне отправляться в столицу для переговоров? – продолжала Ингалора.
Ее деловая хватка вдруг утомила Эскиву. Девочка сказала:
– Да когда вам будет удобно. Отец примет вас, как только сможет. Скажите ему, что таково мое желание.
– Все дочери одинаковы, – брякнул отставной солдат. – Вьют из отцов веревки, потому что таково их желание.
Софир хрустнул пальцами.
– Итак, главное мы обсудили, – протянул он. – Поэтому предлагаю перейти к трапезе и больше не отвлекаться. Ингалора, я и не знал, что у тебя сохранились эти колбаски.
– Ты свои уже съел?
– Увы! У меня их украл тот мальчишка… помнишь? Исключительно мерзкий был мальчик. Сбежал и похитил колбаски.
– Нечего привечать всяких отщепенцев, – безжалостно отрезала Ингалора. – Я сразу тебе сказала: от этого парня толку не будет.
– Но он был слишком хорошенький, – вздохнул Софир.
Ренье решил взять разговор в свои руки.
– Вы помните ту пьесу, которую разыгрывали четырнадцать лет назад, когда еще служили в труппе Лебоверы?
Ингалора пожала плечами, а Софир уставился на Ренье широко раскрытыми глазами и демонстративно зевнул.
– Голубчик… Как вас зовут? Ренье? Голубчик Ренье! За четырнадцать лет произошло такое количество событий, что мне и припомнить-то невозможно…
– Стоп, – сказал Ренье. – Вы должны помнить. Это был тот год, когда вы оба, по заданию моего дяди Адобекка…
– Адобекк – ваш дядя? – закричал Софир так неожиданно, что Ингалора поперхнулась. – Почему же вы сразу не сообщили такую важную подробность? Адобекк! Наш благодетель! – Софир протер совершенно сухие глаза рукавом. – В таком случае я буду слушать вас с удвоенным вниманием.
– Адобекк посылал вас шпионить к Вейенто. Вы привезли ему известие о том, что на Талиессина готовится покушение. Помните?
– Разумеется. Это был самый волнительный год в нашей жизни. Если не считать рождения близнецов.
– Вы помните ту пьесу?
– Да, что-то зловещее. О проклятии, о предсказании. Помнится, там были два рыцаря, один желтый, другой фиолетовый. Совсем как мы с Ингалорой, не находите? Очень эффектное сочетание.
– Это важно, – сказал Ренье. – Кто придумал сюжет пьесы?
– Лебовера, по-моему… – Софир переглянулся с Ингалорой. – А ты как считаешь?
Ингалора шумно выдохнула.
– Наконец-то господа мужчины сообразили обратиться к тому, кто может все помнить! К человеку с хорошей памятью. То есть – к женщине. Разумеется, я знаю, кто придумал пьесу. Лебовера.
– А вы, случайно, не помните, как ему вообще пришло на ум сочинить подобную историю?
Ингалора сказала, мусоля колбаску бутафорским ножом:
– Естественно, я все помню. Мы с Софиром уносили ноги от этого маньяка – герцога Вейенто. За нами гнались. По-моему, он пустил по нашему следу целую армию.
– Жестокие, злые солдаты хотели нас убить, – добавил Софир.
– Мы отбивались. Петляли по горам. Скакали, как козы, прыгая через глубокие ущелья, – сказала Ингалора.
– Дважды или трижды были на грани, – поддержал ее Софир.
– И тут нам было видение.
– Явление, – поправил Софир.
– Видение, – повторила Ингалора.
– В общем, это было явление, – сказал Софир.
– И кто вам явился? – спросил солдат.
Оба уставились на него с двух сторон.
– Ты о чем? – спросила Ингалора.
…Двухцветное лицо вынырнуло перед беглецами из пустоты. Старик, который был всеми своими потомками одновременно. Король, носивший в себе все Королевство, весь мир.
И этот мир вскипал в его естестве, страдал, рвался наружу; ежеминутно рождался и умирал, вступал в противоречие сам с собою. Старик что-то быстро говорил людям, которых почти не видел перед собой, ибо они не снились ему, а существовали на самом деле.
– Теган, – сказал старик. Он не знал, прозвучало ли имя второго короля эльфийской династии вслух, или же оно просто пришло ему на ум и там осталось. – Теган. Гион. Ринхвивар. Талиессин. Гайфье. Эскива.
Ассэ и Стексэ соединялись в нем и взрывались. Желтые и синие тени пробегали по его лицу, как будто с двух сторон некто невидимый водил двумя фонарями с цветными стеклами. От этого непрестанного движения цветовых пятен черты лица двухцветного старика разглядеть было невозможно.
– Чильбарроэс, – сказал старик.
Странное птичье имя.
– Я запомнила, что он сказал, – проговорила вдруг Ингалора. – Чильбарроэс.
– Он сказал – «Эскива», – возразил Софир.
– Но это невозможно, потому что в те дни Эскива еще не родилась.
– Он назвал это имя, – настаивал Софир.
Ингалора призадумалась, хрустнула пальцами.
– Мне тоже теперь припоминается нечто в таком роде, – признала она и возмутилась: – Все дурное в моей жизни происходит из-за тебя, Софир! Вот ты настаиваешь – и теперь мне начало казаться, что ты прав. Но как он мог назвать имя «Эскива», если не было еще никакой Эскивы…
– Он знал, – сказал Ренье задумчиво. – Если это тот, о ком я думаю, то он знает всех своих потомков. Даже тех, кто еще не родился. Все Королевство – внутри одного человека.
– Если это действительно так, – молвил Софир, – то вот что я вам скажу, друзья: кое-кому сильно не повезло! Ингалора вмещает в себя весь цирк зверей…