Страница:
Одновременно суминорская конница разгонялась для решающей атаки. Еще один «бич моря» успел обстрелять берег, прежде чем суминорцы и островитяне смешались в одну громадную кучу. Шесть трехъярусников село на мель. Находившиеся на них легионеры начали прыгать в воду, добираясь вброд до берега.
– Разворачиваемся! – приказал Ксин сотнику. – Входим в порт! – Он повернулся к Ярошу. – Похоже, свое дело мы сделали…
– Даже войны когда-нибудь заканчиваются… – философски заметил пятисотник.
КОРОЛЕВСКИЕ ПЕРСТНИ
Когда из кемрского порта вышли две тысячи суминорских легионеров, окружив железным кольцом последний, стоявший дальше всего от моря, четырехугольник островитян, их командир начал вести переговоры о капитуляции. Затем последовала церемония сложения оружия. Ксин быстро выяснил, что шесть тысяч прибывшей на помощь конницы привел лично сам Редрен. Теперь не оставалось ничего другого, кроме как сообщить королю, кто незаконно командовал легионом, лишившим Империю Южного Архипелага половины флота.
– Ты?! – развеселился Редрен, покрытый толстым слоем пота и пыли.
Дорога из Катимы до Кемра через все пирийское пограничье была одной монументальной атакой, во время которой заботились лишь о том, чтобы не заездить коней, совершенно не думая о людях. Редрен оставил позади полкоролевства, полностью лишенного коней и мужчин, способных на них держаться.
– Что ж, капитан… – заметил король. – Должен перед тобой извиниться и поблагодарить – пожалуй, именно в таком порядке. Но сейчас – встань, пожалуйста, со мной рядом. Эти дурни обязательно хотят, чтобы я видел, как они бросают мечи на землю. Потом поговорим.
– Благородный король Суминора… – начал капитан Верген, приблизившись к палатке.
– Ох, да не нуди! – раздраженно бросил Редрен, небрежно усаживаясь перед входом. – Сбрось свой пояс и радуйся, что не будешь болтаться в петле.
Побежденный командир островитян побагровел.
– Что? Есть какие-то сомнения насчет того, кто победил? – рявкнул король Суминора.
– Но церемония…
– Она как раз идет. Ну, давай!
Верген, скрипя зубами, отстегнул пояс с мечом и бросил его к ногам Редрена. После капитана то же самое сделали полторы тысячи его подчиненных. Король отнюдь не старался быть вежливым с побежденными врагами, зевая и не скрывая нетерпения.
– Они не выйдут из рудников до конца жизни, – заявил он, когда большинство разоруженных пленников выстроили в колонну и погнали в Дину.
– В соответствии с договорами, их надлежит освободить после заключения мира, – заметил Ксин.
– Какие еще договоры? – искренне удивился Редрен. – Думаешь, после той истории с послом для меня еще существуют какие-то договоры? Впрочем, у нашего недостойного братца Кахара V в данный момент проблемы посерьезнее. У него крупные неприятности…
– Какие, ваше величество?
Редрен поудобнее уселся в кресле.
– Представь себе, дорогой мой котолак, что-то размозжило ему пальцы… А конкретнее – перстни, которые он на них носил. Неожиданно они сжались так, что от правой руки у него отвалились три чересчур липких пальчика, а от левой два. Он, наверное, сильно удивился…
– Каким образом, господин?
– Спроси Родмина, когда его увидишь. Подробности не мое дело, достаточно того, что сегодня утром меня об этом известили. Якобы наш император вопил так, что даже в Каре услышали о том, сколь способный маг у Редрена. – Король ехидно усмехнулся. – Что за ирония судьбы… Такой великий император, властелин островов и морского народа, а к нему отнеслись как к воришке-карманнику, пойманному с поличным… И пусть мне никакой философ не говорит, что нет в этом мире справедливости… Хе-хе… Бывают времена, дорогой котолак, когда я ощущаю ни с чем не сравнимое удовольствие! Но поговорим лучше о тебе… Ксин опустил голову.
– Не бойся. – Редрен встали протянул руку к стоявшей в палатке шкатулке. – Вот перстень с печатью тысячника королевской гвардии, возвращаю его тебе, капитан, вместе с королевскими извинениями, которые, верю, ты примешь.
– Не о чем говорить, ваше величество, – ответил котолак.
– У истребителей и жрецов на этот счет будет другое мнение, но даю слово, что больше им ни в чем не удастся меня убедить. А это дворянский перстень. – Он подал Ксину второе кольцо с драгоценным камнем. – Нужно еще подумать, какой герб на нем выгравировать…
Котолак посмотрел на лежащие на ладони перстни.
– Ну, смелее, надевай, – поторопил его король. – Они тебе пальцев не откусят.
Ксин надел перстни и поднес руку к свету.
– Много всего случилось… – вполголоса проговорил он.
– Что было, то прошло… – устало сказал Редрен. – Как только отыщу нового наследника трона… Вот зараза! Жаль Даргона, смышленый был парнишка, но у меня найдется из кого выбирать. Во всяком случае, когда я решу этот вопрос, даже историкам не захочется вспоминать об этой мелкой, ничего не значащей войне. Суминор остался цел, да и ты упал на все четыре лапы, как я и предсказывал!
– Не уверен, ваше величество, – прошептал Ксин. – Не уверен…
Ему не давала покоя мысль о вкусе человечьей крови.
Часть третья
ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ
– Разворачиваемся! – приказал Ксин сотнику. – Входим в порт! – Он повернулся к Ярошу. – Похоже, свое дело мы сделали…
– Даже войны когда-нибудь заканчиваются… – философски заметил пятисотник.
КОРОЛЕВСКИЕ ПЕРСТНИ
Когда из кемрского порта вышли две тысячи суминорских легионеров, окружив железным кольцом последний, стоявший дальше всего от моря, четырехугольник островитян, их командир начал вести переговоры о капитуляции. Затем последовала церемония сложения оружия. Ксин быстро выяснил, что шесть тысяч прибывшей на помощь конницы привел лично сам Редрен. Теперь не оставалось ничего другого, кроме как сообщить королю, кто незаконно командовал легионом, лишившим Империю Южного Архипелага половины флота.
– Ты?! – развеселился Редрен, покрытый толстым слоем пота и пыли.
Дорога из Катимы до Кемра через все пирийское пограничье была одной монументальной атакой, во время которой заботились лишь о том, чтобы не заездить коней, совершенно не думая о людях. Редрен оставил позади полкоролевства, полностью лишенного коней и мужчин, способных на них держаться.
– Что ж, капитан… – заметил король. – Должен перед тобой извиниться и поблагодарить – пожалуй, именно в таком порядке. Но сейчас – встань, пожалуйста, со мной рядом. Эти дурни обязательно хотят, чтобы я видел, как они бросают мечи на землю. Потом поговорим.
– Благородный король Суминора… – начал капитан Верген, приблизившись к палатке.
– Ох, да не нуди! – раздраженно бросил Редрен, небрежно усаживаясь перед входом. – Сбрось свой пояс и радуйся, что не будешь болтаться в петле.
Побежденный командир островитян побагровел.
– Что? Есть какие-то сомнения насчет того, кто победил? – рявкнул король Суминора.
– Но церемония…
– Она как раз идет. Ну, давай!
Верген, скрипя зубами, отстегнул пояс с мечом и бросил его к ногам Редрена. После капитана то же самое сделали полторы тысячи его подчиненных. Король отнюдь не старался быть вежливым с побежденными врагами, зевая и не скрывая нетерпения.
– Они не выйдут из рудников до конца жизни, – заявил он, когда большинство разоруженных пленников выстроили в колонну и погнали в Дину.
– В соответствии с договорами, их надлежит освободить после заключения мира, – заметил Ксин.
– Какие еще договоры? – искренне удивился Редрен. – Думаешь, после той истории с послом для меня еще существуют какие-то договоры? Впрочем, у нашего недостойного братца Кахара V в данный момент проблемы посерьезнее. У него крупные неприятности…
– Какие, ваше величество?
Редрен поудобнее уселся в кресле.
– Представь себе, дорогой мой котолак, что-то размозжило ему пальцы… А конкретнее – перстни, которые он на них носил. Неожиданно они сжались так, что от правой руки у него отвалились три чересчур липких пальчика, а от левой два. Он, наверное, сильно удивился…
– Каким образом, господин?
– Спроси Родмина, когда его увидишь. Подробности не мое дело, достаточно того, что сегодня утром меня об этом известили. Якобы наш император вопил так, что даже в Каре услышали о том, сколь способный маг у Редрена. – Король ехидно усмехнулся. – Что за ирония судьбы… Такой великий император, властелин островов и морского народа, а к нему отнеслись как к воришке-карманнику, пойманному с поличным… И пусть мне никакой философ не говорит, что нет в этом мире справедливости… Хе-хе… Бывают времена, дорогой котолак, когда я ощущаю ни с чем не сравнимое удовольствие! Но поговорим лучше о тебе… Ксин опустил голову.
– Не бойся. – Редрен встали протянул руку к стоявшей в палатке шкатулке. – Вот перстень с печатью тысячника королевской гвардии, возвращаю его тебе, капитан, вместе с королевскими извинениями, которые, верю, ты примешь.
– Не о чем говорить, ваше величество, – ответил котолак.
– У истребителей и жрецов на этот счет будет другое мнение, но даю слово, что больше им ни в чем не удастся меня убедить. А это дворянский перстень. – Он подал Ксину второе кольцо с драгоценным камнем. – Нужно еще подумать, какой герб на нем выгравировать…
Котолак посмотрел на лежащие на ладони перстни.
– Ну, смелее, надевай, – поторопил его король. – Они тебе пальцев не откусят.
Ксин надел перстни и поднес руку к свету.
– Много всего случилось… – вполголоса проговорил он.
– Что было, то прошло… – устало сказал Редрен. – Как только отыщу нового наследника трона… Вот зараза! Жаль Даргона, смышленый был парнишка, но у меня найдется из кого выбирать. Во всяком случае, когда я решу этот вопрос, даже историкам не захочется вспоминать об этой мелкой, ничего не значащей войне. Суминор остался цел, да и ты упал на все четыре лапы, как я и предсказывал!
– Не уверен, ваше величество, – прошептал Ксин. – Не уверен…
Ему не давала покоя мысль о вкусе человечьей крови.
Часть третья
КАПИТАН КСИН ФЕРГО
ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ
Закончив читать, он медленно положил бумажный свиток на стол, поднял голову и смущенно улыбнулся. Ханти внимательно смотрела на мужа. Спокойно, не дрогнув ни единым мускулом, она выслушала послание до конца. Взгляды их встретились, но никто не осмеливался заговорить первым.
Ксин был в легких, украшенных серебром доспехах со знаками капитана королевской гвардии, жена его – одна из первых дам при дворе – в свободной позе вытянулась на софе, окруженная разноцветными карийскими шелками. Оба молчали с тех пор, как были произнесены последние фразы только что прочитанного письма.
Наконец Ханти слегка пошевелилась и вопросительно подняла брови. Это подействовало на Кcина, словно шпоры на коня.
– Чего ты, разрази тебя гром, от меня ждешь? – раздраженно взорвался он. – Я должен делать вид, будто ничего не знаю?!
– Лучше в очередной раз докажи сам себе, какой ты благородный и человечный, ты ведь привык так поступать последние несколько лет, – ответила она.
– Ты меня упрекаешь?
– До сих пор – нет, но сейчас…
– Все-таки он мой кузен…
– Который не так давно обещал, что лично проткнет тебя осиновым колом, если ты только попадешься ему в руки, – подхватила Ханти. – Да ведь он готов из себя всю кровь выпустить, лишь бы никто потом не имел повода напомнить о вашем кровном родстве.
– Однако это не меняет того факта, что я родной сын его двоюродной сестры.
– Трудно сказать, насколько родной…
– Не важно. Он просил о помощи. Я что, должен отказаться? – Он пожал плечами.
– Я ему не верю, это ловушка!
– С чего ты взяла? Забыла, каким образом я добился здесь всеобщего уважения, того, что на мое приветствие отвечают вполне по-дружески, а не из страха перед королевским фаворитом? Я должен теперь поступить иначе?
– А ты им веришь, веришь всем подряд! – закричала Ханти, вскакивая с софы.
– Пять лет назад я стал начальником стражи и остаюсь им, точно так же как ты – придворной дамой. Сколько за это время сменилось маршалов, министров, советников, а? – с ледяным спокойствием процедил Ксин. – Или, по-твоему, это свидетельствует о недостаточной хитрости? Я всегда помогал им, если это было необходимо, а потом насколько мог старался воспользоваться их благодарностью.
– И в итоге добился ненависти со стороны истребителей.
– Не моя вина, что я лучше их. Мне не пришлось тратить десять с лишним лет на тренировки лишь ради того, чтобы без опаски взглянуть прямо в глаза василиску. Я таким родился. Точно так же, как и все прочие упырихи или волколаки… Я хорошо их знаю и ничем их не хуже!
Ханти закрыла глаза и склонила голову. Мгновение она стояла неподвижно, потом выпрямилась и проговорила совершенно спокойным голосом:
– Все это правда, но до сих пор ты встречался лишь с враждебностью, предубеждениями, иногда страхом. Но ты никогда не имел дела со столь ожесточенной ненавистью. Ты совершишь ошибку, если поступишь как обычно.
– Думаю, все это уже в прошлом, а кроме того, я не хочу упустить столь удачную возможность помириться с последним из врагов.
– Ты чересчур веришь в себя, – тяжело вздохнула Ханти, – я же уверена, что, отправляясь туда, ты сам кладешь голову под топор, но вижу, что тебя не переубедить. Я все же лишь надеюсь, что Редрен хотя бы не позволит тебе покинуть дворец на столь долгое время.
– Месяц – это не слишком долго. Не думаю, что король намерен меня удерживать, ведь ничего такого сейчас не происходит. – При последних словах Ксин чуть замешкался: насколько он не имел причин сомневаться в благосклонности его величества, настолько же вопрос спокойствия в замке не был столь очевиден, как ему бы самому этого хотелось…
Беседа была прервана появлением слуги.
– Прибыл достопочтенный Родмин.
– Немедленно проси! – Ксин сделал два шага в сторону двери.
Маг отвесил церемониальный поклон с тщательным соблюдением всех правил этикета:
– Приветствую вас.
– Оставь, Род, здесь не аудиенция. – Они пожали друг другу руки, после чего гость шагнул к Ханти.
– Хантиния, ты еще прекраснее, чем вчера. – Он снова поклонился.
– О Родмин, – чарующе улыбнулась она, – ты всегда говоришь, что я все прекраснее! Только благодаря тебе я узнаю, когда начну наконец дурнеть, ибо только тогда ты станешь мне говорить, что я совсем не изменилась.
– Ничего подобного, госпожа, я буду попросту лгать, не краснея.
Рассмеялся один только котолак.
– Ладно, перейдем к делу, – посерьезнел Ксин, – я собираюсь уехать на несколько недель…
– Вот именно! – перебила его Ханти. – Родмин, может, хоть ты выбьешь у него из головы эту дурь?
– Что такое? – удивленно посмотрел на них маг. – Похоже, я пришел не вовремя?
– Вовсе нет, садись! – Ксин показал на кресло. – Я получил письмо, в котором Дарон Ферго просит меня о помощи.
– Дарон?.. Не может быть!
– Тем не менее.
– Этот негодяй хочет заманить его в ловушку, якобы для спасения сына, к которому якобы является вампир, – пояснила Ханти.
Родмин удивленно молчал.
– Я не думал, что после того, что случилось, он когда-либо отважится тебя о чем-либо просить, – наконец ответил он и добавил: – Ты не права, Хантиния, Дарон написал правду. Об этом несчастье я уже слышал раньше, и притом от разных людей. Я знаю, что уже месяц в замке Дарона кишмя кишат истребители, от которых пока что нет никакого толку.
– Невероятно! Такая работа для них раз плюнуть. Это наверняка ловушка, ведь даже недоучившийся подмастерье… – не уступала Ханти.
– Даже горбатый, хромой и пьяный, – поддакнул Родмин. – Но только не тогда, когда в дело вступает анимация.
– Что? – вскочил Ксин.
– Подробностей не знаю, но в этом нет никаких сомнений.
– Я отправляюсь прямо сегодня!
– Ксин, умоляю!
– Молчи, женщина! Идем отсюда, Род, поговорим где-нибудь в другом месте.
Они вышли в коридор и направились в сторону лаборатории Родмина.
– Значит, Ксин Ферго, – заговорил маг, – ты намерен оставить меня одного, наедине со всеми проблемами?
Ксин словно не услышал вопроса.
– Я не хотел этой фамилии, – буркнул он себе под нос. – Это из-за нее я поссорился с Дароном.
– Какую-то ведь ты должен был иметь. Редрен выбрал самый простой способ. Впрочем, тебе причиталось за пирийскую кампанию.
– Король, однако, не предвидел, что они не захотят включить свою семью котолака.
– Но и против королевской воли они пойти не посмели.
– Да, зато исподтишка подослали истребителя. Впрочем, не будем об этом.
– Ладно, но что с нашим делом?
– Ты разговаривал с Редреном?
– Еще нет – что я могу ему сказать? Что что-то происходит в склепе замка, а точнее – в саркофаге старой королевы, его матери? За такие разговоры можно поплатиться головой! К тому же он мог бы захотеть узнать по больше, и что тогда? Даже ты в точности не знаешь, в чем дело. Разве что обнаружил что-то новое?
– Немного, – ответил Ксин. – Сегодня утром я снова пошел туда. Все так, как я говорил тебе раньше, – неясное ощущение в пределах склепа, которое явно усиливается рядом с саркофагом королевы-матери. Сейчас оно вроде бы немного сильнее, но, может быть, я ошибаюсь.
– Сам видишь, что к Редрену идти не с чем. Это признак Присутствия?
– Не знаю, раньше я ничего подобного не чувствовал.
Родмин беспомощно развел руками:
– Так как же его просить о позволении снять крышку? Без надежных доказательств мы очень многим рискуем. Редрен уважал свою мать, по крайней мере напоказ, а мы оба знаем его чересчур хорошо, знаем и о том, что слишком часто ему напоминать о своем существовании вредно, особенно для шеи. Постой… ты сказал – «сильнее»?
– Ну, не знаю…
– И ты хочешь сейчас уехать? С ума сошел?
– Надеюсь, ты и сам справишься.
– Достаточно будет, если я шепну королю хоть слово.
– Не смей! – Голос Ксина напоминал шипение разъяренного кота.
Родмин внимательно посмотрел ему в глаза:
– Хорошо, но нам нужно все как следует обсудить.
Они вошли в лабораторию. В ней находились двое помощников и ученик, сосредоточенно склонившиеся над ступками и ретортами. Несколько сосудов стояло на огне, а заполнявшая их смесь билась внутри стеклянных стенок, безуспешно пытаясь найти выход. В воздухе ощущался острый, пронизывающий запах мешанины трав, мускуса и некоторых иных составляющих, о названиях которых Ксин предпочитал перед едой не думать.
Маг подошел к открытому шкафу, заполненному рядами склянок и баночек, и начал в нем копаться, пока не отыскал приличных размеров бутыль. Он заглянул внутрь, и мгновение спустя его гневный взгляд упал на хозяйничавшую в лаборатории троицу.
– Мы все на опыты потратили, – угодливо поспешил с объяснениями один из помощников, мутный же взгляд второго не оставлял ни тени сомнения относительно того, в чем эти опыты заключались…
Родмин с тяжелым вздохом поставил пустой сосуд на стол.
– Вон отсюда! – рявкнул он. – Ну?!
В дверях на долю мгновения возникла отчаянная давка. Они остались одни.
– Садись, – показал Родмин на скамью. – Что ж, придется беседовать на трезвую голову…
– Рассказывай все, что знаешь о старой королеве. Ты был с ней знаком?
– Да, – ответил Родмин, – но только последние не сколько месяцев ее царствования. Она была уже очень стара, почти ослепла и, по правде говоря, ничем особо не занималась.
– А магией?
– Вроде бы да, но раньше, а так, честно говоря, на этот счет ничего в точности не известно.
– Враги у нее были?
– Один. А именно – тогдашняя жена Редрена, та, с которой ее величество развелся с помощью палача.
– Мастера Якоба?
– Угу.
– Сочувствую, кем бы она, ни была.
– Незачем. Он сделал все быстро.
– А когда умерла королева-мать?
Родмин задумался и неожиданно подскочил как ужаленный.
– Чтоб тебя… – выдохнул он.
– Что такое?
– Через четыре недели без малого исполняется ровно семь лет со дня ее смерти.
Они переглянулись. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль.
– Конец видимому спокойствию, – высказал мысль вслух Ксин.
– Мне очень хотелось бы ошибиться, – глухо простонал маг. – Ты знаешь, что это значит?
– Что королева-мать – упыриха.
– Иди скажи это Редрену.
– Может, лучше ты…
На мгновение наступила напряженная тишина.
– Ксин, ты ведь знаешь упырих, ты говорил, что этот зов не такой, значит…
– Я никогда прежде не встречался с трупами во время вылупления личинки. Чем придираться по мелочам, скажи лучше – королеву после смерти забальзамировали?
– К сожалению, да.
– Значит, эта тварь не могла питаться кровью или печенью, – вслух размышлял Ксин, – или выедать сердце. Это было бы еще полбеды. Она будет питаться страхом и энергией, испускаемой умирающими во время агонии. О существовании подобных чудовищ я только читал.
– О чем ты говоришь, во имя Рэха!
– О том, что начнется во дворце, когда достопочтенная мамочка нашего владыки и благодетеля, короля Редрена, изволит покинуть свою коробочку.
– Нет! Этого не может быть!
– Мне бы тоже очень хотелось, чтобы ты оказался прав.
– Но почему?
– На этот вопрос, наверное, мог бы ответить только король. Ты начинаешь терять самообладание.
– Плевать на самообладание! Если мы ошибаемся или сделаем что-нибудь не так, Редрен сразу с нами расправится. Я больше не буду придворным магом!
– Хорошо, если только это, – согласился Ксин, – но утешься тем, что решать все равно будем не мы. Ничего не поделаешь, нужно сообщить королю.
– На всякий случай нужно еще раз проверить. Предлагаю сегодня в полночь.
– Хорошо, отложу отъезд до завтра.
– Значит, все-таки?
– Я должен туда ехать.
– Воля твоя, – неохотно согласился маг, – приходи сюда после первой смены стражи. Я буду ждать.
Ксин утвердительно кивнул. Вскоре он уже не спеша возвращался к себе. Гвардейцы, мимо которых он проходил, застывали неподвижно, и лишь небрежный жест его руки, напоминавший нечто среднее между солдатским приветствием и движением, которым отгоняют назойливую муху, снова возвращал их к жизни.
За эти пять лет он успел познакомиться со всеми ними. Имена солдат почти двухтысячной дворцовой гвардии он знал на память и теперь невольно перечислял их в уме, выхватывая вытянувшиеся в струнку силуэты из серой безымянной толпы.
Воспоминания нахлынули внезапно, неведомо откуда. Он снова был тем, кого со смесью брезгливости и страха называли когда-то «котолак Ксин», видя в нем лишь одну из многочисленных королевских прихотей. Простые алебардщики, воспитанные в паническом страхе перед всем сверхъестественным, боялись его как огня. Высокорожденных же офицеров, гордившихся чистотой своей крови и древностью, рода, приводило в бешенство его отчасти звериное происхождение…
Все это привело к тому, что он не скоро отважился выйти на вечерний обход стражи во время полнолуния.
Конечно, они знали об этом заранее, и его постоянно должны были сопровождать двое сотников, но, несмотря на это, все же не удалось избежать нескольких случаев самовольного оставления поста…
Ксин усмехнулся про себя: один из часовых, не долго думая, выскочил тогда через окно в ров, вопя так, словно его сажали на кол. К счастью, все закончилось лишь тем, что он насмерть перепугал несколько лягушек.
Позже, после возвращения из-под Кемра, произошли события, принесшие ему славу величайшего истребителя нечисти. Вампиров, полудниц, василисков и даже трех котолаков… Он не смог бы уже сосчитать, сколько чудовищ уничтожил ударами когтей, клинком из магического дамаста, просто голыми руками или самыми обычными осиновыми кольями.
Он расправлялся со своими жертвами быстро, как правило с ходу, так же как и с первым своим василиском в Катиме. Обычно он не готовился специально, а если и приходилось, то только лишь в тех случаях, когда до этого погибали многие опытные истребители. Так было, в частности, перед встречей с каждым из трех котолаков… Он на мгновение остановился.
– Котолаков да… – Он испытывал какую-то неопределенную гордость, в которой даже сам перед собой сперва стыдился признаться. Они были иными, более отважными, более опасными, нежели все прочие сверхъестественные существа, а он был одним из них. Да, он убивал их, но и радовался тому, что это было не так уж просто сделать. Свое восхищение и гордость он, однако, скрывал в глубинах души, пока не понял наконец, что он, Ксин Ферго, попросту нечеловек. В то время как другие постепенно забывали о его происхождении, для него именно, оно становилось источником внутренней силы и чувства независимости.
Была лишь одна разновидность людей, которые не собирались об этом забывать, – истребители. У них были к тому причины, и немаловажные (помимо давних событий): Ксин отобрал у них самых богатых клиентов. Графы, купцы, принцы предпочитали его ловкость, а временами и умение хранить тайну, не всегда успешным, часто заканчивавшимся расследованием, действиям профессиональных охотников.
Ксин был непревзойденным – ни один истребитель не смел противопоставить свои знания и умения его прирожденным способностям. Так что ничего удивительного, что в свое время идея Дарона Ферго пришлась им весьма по душе.
Это было полгода спустя после отражения нападения островитян. Если бы не предупреждение Родмина и помощь нескольких верных гвардейцев…
Покушение было действительно крайне тщательно продумано. Для Дарона это закончилось изгнанием, а для истребителей и Ксина – договором о первенстве и разделе охотничьих угодий. Однако, по очевидным причинам, соблюдать его удавалось далеко не всегда.
К счастью, дело, которым он собирался заняться, полностью ему соответствовало: истребители пытались и не справились – значит, мог действовать Ксин.
Он подошел к двери своего жилища и открыл ее. Ханти не было там, где он ее оставил. Он заглянул в другие комнаты – тоже никого. Вошел в спальню – она сидела перед зеркалом, закрыв лицо руками. Когда он положил ей руку на плечо, она вздрогнула.
– Это ты, – проговорила она бесцветным голосом. – Пришел мною попользоваться?
Слова ее задели его за живое.
– Пожалуйста. – Она повернулась и расстегнула застежку на плече платья.
– Перестань, я… – Он сумел обрести дар речи.
– Почему, ведь я твоя собственность, ты сам час назад доказал это Родмину.
– Прости, я не должен был так с тобой разговаривать, извини, – повторил он.
– И все-таки ты вел себя именно так.
– Ты меня рассердила.
– И это тебя оправдывает, не так ли?
– Что, хочешь еще раз? – Он раздраженно повернулся к выходу. – Слишком скромные извинения? Могу еще, при Родмине, – от прежнего смирения не осталось и следа, – как пожелаешь.
– Ксин, нет.
Он остановился.
– Все не так. – Она встала рядом с ним. – Я не хочу, чтобы ты был такой.
Он с усилием подавил раздражение и гнев. Почему-то временами появлялось странное ощущение, что они чужие друг другу…
– Хорошо, не буду. Больше не повторится.
– Спасибо.
Они молчали, не глядя друг другу в глаза.
– Что-то происходит между нами… – с грустью заметил Ксин. – С тех пор, как я вернулся из Кемра…
– Я знаю. – Она отступила на шаг и прошептала: – Я знаю почему.
– Не думай об этом, Ханти, – мягко сказал он.
– Это все дети, – казалось, она его не слышала, – я не дала их тебе. – Это была лишь часть правды. Уже несколько лет она старалась делать все, чтобы, этой части хватало в качестве целого…
– Может, оно и к лучшему, – пытался он ее утешить.
– Ты всегда хотел иметь сына или дочь, похожих на меня, ты говорил…
– Правда, – не смог возразить Ксин.
– Ты имеешь право взять себе другую. Ты должен…
– Вот только та дочь, которая у меня, может быть, будет, была бы совсем не похожа на тебя, понимаешь ли…
– О Ксин! – Она прижалась к нему.
– Как-нибудь переживем, верно? – Он грустно улыбнулся.
Она не ответила, всхлипывая, словно маленькая девочка. Он молча обнял ее и повел к кровати. Они сели. Ханти медленным движением сбросила шелк с другого плеча. Ксин вытащил заколки из ее волос и взъерошил ей прическу. В глазах Ханти замерцали голубые искорки. Она выразительным жестом постучала по железу панциря.
– Помоги мне. – Он начал возиться с одной из пряжек.
Ремешки вскоре поддались, и выпуклая серо-голубая скорлупа с лязгом покатилась по полу.
Обнаженные руки оплели шею Ксина, а его ладони нашли и обхватили ее груди. Соски сами вошли между пальцев, которые начали их поглаживать и мягко сжимать. Вздохнув, она потянулась к нему губами. Плавно, словно плавящийся воск, оба опустились на постель. Какое-то время спустя рука Ксина отпустила покрывшуюся румянцем грудь и змеей переместилась вниз, по животу и бедру, к, твердой округлости коленей. Шелковистые бедра уже ждали под складками ткани. Она раздвинула их, открывая дорогу ласкам.
Платье над ее лоном, подобно отливной волне, начало с тихим шелестом отступать, открывая ноги, которые медленно поднялись вверх, поколебались и поспешно, словно крылья бабочки, раскрылись на всю ширину. Ксин жадно провел ладонью по напрягшемуся телу, наслаждаясь упругостью форм, окружавших розовую щель. Палец наткнулся на источник влаги и невольно скользнул по нему…
В то же самое мгновение губы женщины оторвались от губ мужчины, уносимые внезапной судорогой изгибающейся шеи. Сдавленный стон затих под потолком спальни.
Рука, на которую опирался Ксин, ослабла, и он, медленно наклонившись, рухнул в сладостную бездну, на дно, где ждали его блестящие от влаги лепестки женственности…
Руки Ханти освободили его от сковывающей одежды. Ловкие и быстрые, они приняли его таран, словно сокровище, извлекли из складок кожи, а мгновение спустя замкнули, будто в раковине, и смело направили к открытому лону. Она взяла его обеими руками и, высоко подняв ноги, глубоко и плавно вонзила в себя.
Несмелая улыбка появилась на губах Ханти, когда он дошел до дна. Она чуть приподняла бедра и раскинула руки.
Ксин был в легких, украшенных серебром доспехах со знаками капитана королевской гвардии, жена его – одна из первых дам при дворе – в свободной позе вытянулась на софе, окруженная разноцветными карийскими шелками. Оба молчали с тех пор, как были произнесены последние фразы только что прочитанного письма.
Наконец Ханти слегка пошевелилась и вопросительно подняла брови. Это подействовало на Кcина, словно шпоры на коня.
– Чего ты, разрази тебя гром, от меня ждешь? – раздраженно взорвался он. – Я должен делать вид, будто ничего не знаю?!
– Лучше в очередной раз докажи сам себе, какой ты благородный и человечный, ты ведь привык так поступать последние несколько лет, – ответила она.
– Ты меня упрекаешь?
– До сих пор – нет, но сейчас…
– Все-таки он мой кузен…
– Который не так давно обещал, что лично проткнет тебя осиновым колом, если ты только попадешься ему в руки, – подхватила Ханти. – Да ведь он готов из себя всю кровь выпустить, лишь бы никто потом не имел повода напомнить о вашем кровном родстве.
– Однако это не меняет того факта, что я родной сын его двоюродной сестры.
– Трудно сказать, насколько родной…
– Не важно. Он просил о помощи. Я что, должен отказаться? – Он пожал плечами.
– Я ему не верю, это ловушка!
– С чего ты взяла? Забыла, каким образом я добился здесь всеобщего уважения, того, что на мое приветствие отвечают вполне по-дружески, а не из страха перед королевским фаворитом? Я должен теперь поступить иначе?
– А ты им веришь, веришь всем подряд! – закричала Ханти, вскакивая с софы.
– Пять лет назад я стал начальником стражи и остаюсь им, точно так же как ты – придворной дамой. Сколько за это время сменилось маршалов, министров, советников, а? – с ледяным спокойствием процедил Ксин. – Или, по-твоему, это свидетельствует о недостаточной хитрости? Я всегда помогал им, если это было необходимо, а потом насколько мог старался воспользоваться их благодарностью.
– И в итоге добился ненависти со стороны истребителей.
– Не моя вина, что я лучше их. Мне не пришлось тратить десять с лишним лет на тренировки лишь ради того, чтобы без опаски взглянуть прямо в глаза василиску. Я таким родился. Точно так же, как и все прочие упырихи или волколаки… Я хорошо их знаю и ничем их не хуже!
Ханти закрыла глаза и склонила голову. Мгновение она стояла неподвижно, потом выпрямилась и проговорила совершенно спокойным голосом:
– Все это правда, но до сих пор ты встречался лишь с враждебностью, предубеждениями, иногда страхом. Но ты никогда не имел дела со столь ожесточенной ненавистью. Ты совершишь ошибку, если поступишь как обычно.
– Думаю, все это уже в прошлом, а кроме того, я не хочу упустить столь удачную возможность помириться с последним из врагов.
– Ты чересчур веришь в себя, – тяжело вздохнула Ханти, – я же уверена, что, отправляясь туда, ты сам кладешь голову под топор, но вижу, что тебя не переубедить. Я все же лишь надеюсь, что Редрен хотя бы не позволит тебе покинуть дворец на столь долгое время.
– Месяц – это не слишком долго. Не думаю, что король намерен меня удерживать, ведь ничего такого сейчас не происходит. – При последних словах Ксин чуть замешкался: насколько он не имел причин сомневаться в благосклонности его величества, настолько же вопрос спокойствия в замке не был столь очевиден, как ему бы самому этого хотелось…
Беседа была прервана появлением слуги.
– Прибыл достопочтенный Родмин.
– Немедленно проси! – Ксин сделал два шага в сторону двери.
Маг отвесил церемониальный поклон с тщательным соблюдением всех правил этикета:
– Приветствую вас.
– Оставь, Род, здесь не аудиенция. – Они пожали друг другу руки, после чего гость шагнул к Ханти.
– Хантиния, ты еще прекраснее, чем вчера. – Он снова поклонился.
– О Родмин, – чарующе улыбнулась она, – ты всегда говоришь, что я все прекраснее! Только благодаря тебе я узнаю, когда начну наконец дурнеть, ибо только тогда ты станешь мне говорить, что я совсем не изменилась.
– Ничего подобного, госпожа, я буду попросту лгать, не краснея.
Рассмеялся один только котолак.
– Ладно, перейдем к делу, – посерьезнел Ксин, – я собираюсь уехать на несколько недель…
– Вот именно! – перебила его Ханти. – Родмин, может, хоть ты выбьешь у него из головы эту дурь?
– Что такое? – удивленно посмотрел на них маг. – Похоже, я пришел не вовремя?
– Вовсе нет, садись! – Ксин показал на кресло. – Я получил письмо, в котором Дарон Ферго просит меня о помощи.
– Дарон?.. Не может быть!
– Тем не менее.
– Этот негодяй хочет заманить его в ловушку, якобы для спасения сына, к которому якобы является вампир, – пояснила Ханти.
Родмин удивленно молчал.
– Я не думал, что после того, что случилось, он когда-либо отважится тебя о чем-либо просить, – наконец ответил он и добавил: – Ты не права, Хантиния, Дарон написал правду. Об этом несчастье я уже слышал раньше, и притом от разных людей. Я знаю, что уже месяц в замке Дарона кишмя кишат истребители, от которых пока что нет никакого толку.
– Невероятно! Такая работа для них раз плюнуть. Это наверняка ловушка, ведь даже недоучившийся подмастерье… – не уступала Ханти.
– Даже горбатый, хромой и пьяный, – поддакнул Родмин. – Но только не тогда, когда в дело вступает анимация.
– Что? – вскочил Ксин.
– Подробностей не знаю, но в этом нет никаких сомнений.
– Я отправляюсь прямо сегодня!
– Ксин, умоляю!
– Молчи, женщина! Идем отсюда, Род, поговорим где-нибудь в другом месте.
Они вышли в коридор и направились в сторону лаборатории Родмина.
– Значит, Ксин Ферго, – заговорил маг, – ты намерен оставить меня одного, наедине со всеми проблемами?
Ксин словно не услышал вопроса.
– Я не хотел этой фамилии, – буркнул он себе под нос. – Это из-за нее я поссорился с Дароном.
– Какую-то ведь ты должен был иметь. Редрен выбрал самый простой способ. Впрочем, тебе причиталось за пирийскую кампанию.
– Король, однако, не предвидел, что они не захотят включить свою семью котолака.
– Но и против королевской воли они пойти не посмели.
– Да, зато исподтишка подослали истребителя. Впрочем, не будем об этом.
– Ладно, но что с нашим делом?
– Ты разговаривал с Редреном?
– Еще нет – что я могу ему сказать? Что что-то происходит в склепе замка, а точнее – в саркофаге старой королевы, его матери? За такие разговоры можно поплатиться головой! К тому же он мог бы захотеть узнать по больше, и что тогда? Даже ты в точности не знаешь, в чем дело. Разве что обнаружил что-то новое?
– Немного, – ответил Ксин. – Сегодня утром я снова пошел туда. Все так, как я говорил тебе раньше, – неясное ощущение в пределах склепа, которое явно усиливается рядом с саркофагом королевы-матери. Сейчас оно вроде бы немного сильнее, но, может быть, я ошибаюсь.
– Сам видишь, что к Редрену идти не с чем. Это признак Присутствия?
– Не знаю, раньше я ничего подобного не чувствовал.
Родмин беспомощно развел руками:
– Так как же его просить о позволении снять крышку? Без надежных доказательств мы очень многим рискуем. Редрен уважал свою мать, по крайней мере напоказ, а мы оба знаем его чересчур хорошо, знаем и о том, что слишком часто ему напоминать о своем существовании вредно, особенно для шеи. Постой… ты сказал – «сильнее»?
– Ну, не знаю…
– И ты хочешь сейчас уехать? С ума сошел?
– Надеюсь, ты и сам справишься.
– Достаточно будет, если я шепну королю хоть слово.
– Не смей! – Голос Ксина напоминал шипение разъяренного кота.
Родмин внимательно посмотрел ему в глаза:
– Хорошо, но нам нужно все как следует обсудить.
Они вошли в лабораторию. В ней находились двое помощников и ученик, сосредоточенно склонившиеся над ступками и ретортами. Несколько сосудов стояло на огне, а заполнявшая их смесь билась внутри стеклянных стенок, безуспешно пытаясь найти выход. В воздухе ощущался острый, пронизывающий запах мешанины трав, мускуса и некоторых иных составляющих, о названиях которых Ксин предпочитал перед едой не думать.
Маг подошел к открытому шкафу, заполненному рядами склянок и баночек, и начал в нем копаться, пока не отыскал приличных размеров бутыль. Он заглянул внутрь, и мгновение спустя его гневный взгляд упал на хозяйничавшую в лаборатории троицу.
– Мы все на опыты потратили, – угодливо поспешил с объяснениями один из помощников, мутный же взгляд второго не оставлял ни тени сомнения относительно того, в чем эти опыты заключались…
Родмин с тяжелым вздохом поставил пустой сосуд на стол.
– Вон отсюда! – рявкнул он. – Ну?!
В дверях на долю мгновения возникла отчаянная давка. Они остались одни.
– Садись, – показал Родмин на скамью. – Что ж, придется беседовать на трезвую голову…
– Рассказывай все, что знаешь о старой королеве. Ты был с ней знаком?
– Да, – ответил Родмин, – но только последние не сколько месяцев ее царствования. Она была уже очень стара, почти ослепла и, по правде говоря, ничем особо не занималась.
– А магией?
– Вроде бы да, но раньше, а так, честно говоря, на этот счет ничего в точности не известно.
– Враги у нее были?
– Один. А именно – тогдашняя жена Редрена, та, с которой ее величество развелся с помощью палача.
– Мастера Якоба?
– Угу.
– Сочувствую, кем бы она, ни была.
– Незачем. Он сделал все быстро.
– А когда умерла королева-мать?
Родмин задумался и неожиданно подскочил как ужаленный.
– Чтоб тебя… – выдохнул он.
– Что такое?
– Через четыре недели без малого исполняется ровно семь лет со дня ее смерти.
Они переглянулись. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль.
– Конец видимому спокойствию, – высказал мысль вслух Ксин.
– Мне очень хотелось бы ошибиться, – глухо простонал маг. – Ты знаешь, что это значит?
– Что королева-мать – упыриха.
– Иди скажи это Редрену.
– Может, лучше ты…
На мгновение наступила напряженная тишина.
– Ксин, ты ведь знаешь упырих, ты говорил, что этот зов не такой, значит…
– Я никогда прежде не встречался с трупами во время вылупления личинки. Чем придираться по мелочам, скажи лучше – королеву после смерти забальзамировали?
– К сожалению, да.
– Значит, эта тварь не могла питаться кровью или печенью, – вслух размышлял Ксин, – или выедать сердце. Это было бы еще полбеды. Она будет питаться страхом и энергией, испускаемой умирающими во время агонии. О существовании подобных чудовищ я только читал.
– О чем ты говоришь, во имя Рэха!
– О том, что начнется во дворце, когда достопочтенная мамочка нашего владыки и благодетеля, короля Редрена, изволит покинуть свою коробочку.
– Нет! Этого не может быть!
– Мне бы тоже очень хотелось, чтобы ты оказался прав.
– Но почему?
– На этот вопрос, наверное, мог бы ответить только король. Ты начинаешь терять самообладание.
– Плевать на самообладание! Если мы ошибаемся или сделаем что-нибудь не так, Редрен сразу с нами расправится. Я больше не буду придворным магом!
– Хорошо, если только это, – согласился Ксин, – но утешься тем, что решать все равно будем не мы. Ничего не поделаешь, нужно сообщить королю.
– На всякий случай нужно еще раз проверить. Предлагаю сегодня в полночь.
– Хорошо, отложу отъезд до завтра.
– Значит, все-таки?
– Я должен туда ехать.
– Воля твоя, – неохотно согласился маг, – приходи сюда после первой смены стражи. Я буду ждать.
Ксин утвердительно кивнул. Вскоре он уже не спеша возвращался к себе. Гвардейцы, мимо которых он проходил, застывали неподвижно, и лишь небрежный жест его руки, напоминавший нечто среднее между солдатским приветствием и движением, которым отгоняют назойливую муху, снова возвращал их к жизни.
За эти пять лет он успел познакомиться со всеми ними. Имена солдат почти двухтысячной дворцовой гвардии он знал на память и теперь невольно перечислял их в уме, выхватывая вытянувшиеся в струнку силуэты из серой безымянной толпы.
Воспоминания нахлынули внезапно, неведомо откуда. Он снова был тем, кого со смесью брезгливости и страха называли когда-то «котолак Ксин», видя в нем лишь одну из многочисленных королевских прихотей. Простые алебардщики, воспитанные в паническом страхе перед всем сверхъестественным, боялись его как огня. Высокорожденных же офицеров, гордившихся чистотой своей крови и древностью, рода, приводило в бешенство его отчасти звериное происхождение…
Все это привело к тому, что он не скоро отважился выйти на вечерний обход стражи во время полнолуния.
Конечно, они знали об этом заранее, и его постоянно должны были сопровождать двое сотников, но, несмотря на это, все же не удалось избежать нескольких случаев самовольного оставления поста…
Ксин усмехнулся про себя: один из часовых, не долго думая, выскочил тогда через окно в ров, вопя так, словно его сажали на кол. К счастью, все закончилось лишь тем, что он насмерть перепугал несколько лягушек.
Позже, после возвращения из-под Кемра, произошли события, принесшие ему славу величайшего истребителя нечисти. Вампиров, полудниц, василисков и даже трех котолаков… Он не смог бы уже сосчитать, сколько чудовищ уничтожил ударами когтей, клинком из магического дамаста, просто голыми руками или самыми обычными осиновыми кольями.
Он расправлялся со своими жертвами быстро, как правило с ходу, так же как и с первым своим василиском в Катиме. Обычно он не готовился специально, а если и приходилось, то только лишь в тех случаях, когда до этого погибали многие опытные истребители. Так было, в частности, перед встречей с каждым из трех котолаков… Он на мгновение остановился.
– Котолаков да… – Он испытывал какую-то неопределенную гордость, в которой даже сам перед собой сперва стыдился признаться. Они были иными, более отважными, более опасными, нежели все прочие сверхъестественные существа, а он был одним из них. Да, он убивал их, но и радовался тому, что это было не так уж просто сделать. Свое восхищение и гордость он, однако, скрывал в глубинах души, пока не понял наконец, что он, Ксин Ферго, попросту нечеловек. В то время как другие постепенно забывали о его происхождении, для него именно, оно становилось источником внутренней силы и чувства независимости.
Была лишь одна разновидность людей, которые не собирались об этом забывать, – истребители. У них были к тому причины, и немаловажные (помимо давних событий): Ксин отобрал у них самых богатых клиентов. Графы, купцы, принцы предпочитали его ловкость, а временами и умение хранить тайну, не всегда успешным, часто заканчивавшимся расследованием, действиям профессиональных охотников.
Ксин был непревзойденным – ни один истребитель не смел противопоставить свои знания и умения его прирожденным способностям. Так что ничего удивительного, что в свое время идея Дарона Ферго пришлась им весьма по душе.
Это было полгода спустя после отражения нападения островитян. Если бы не предупреждение Родмина и помощь нескольких верных гвардейцев…
Покушение было действительно крайне тщательно продумано. Для Дарона это закончилось изгнанием, а для истребителей и Ксина – договором о первенстве и разделе охотничьих угодий. Однако, по очевидным причинам, соблюдать его удавалось далеко не всегда.
К счастью, дело, которым он собирался заняться, полностью ему соответствовало: истребители пытались и не справились – значит, мог действовать Ксин.
Он подошел к двери своего жилища и открыл ее. Ханти не было там, где он ее оставил. Он заглянул в другие комнаты – тоже никого. Вошел в спальню – она сидела перед зеркалом, закрыв лицо руками. Когда он положил ей руку на плечо, она вздрогнула.
– Это ты, – проговорила она бесцветным голосом. – Пришел мною попользоваться?
Слова ее задели его за живое.
– Пожалуйста. – Она повернулась и расстегнула застежку на плече платья.
– Перестань, я… – Он сумел обрести дар речи.
– Почему, ведь я твоя собственность, ты сам час назад доказал это Родмину.
– Прости, я не должен был так с тобой разговаривать, извини, – повторил он.
– И все-таки ты вел себя именно так.
– Ты меня рассердила.
– И это тебя оправдывает, не так ли?
– Что, хочешь еще раз? – Он раздраженно повернулся к выходу. – Слишком скромные извинения? Могу еще, при Родмине, – от прежнего смирения не осталось и следа, – как пожелаешь.
– Ксин, нет.
Он остановился.
– Все не так. – Она встала рядом с ним. – Я не хочу, чтобы ты был такой.
Он с усилием подавил раздражение и гнев. Почему-то временами появлялось странное ощущение, что они чужие друг другу…
– Хорошо, не буду. Больше не повторится.
– Спасибо.
Они молчали, не глядя друг другу в глаза.
– Что-то происходит между нами… – с грустью заметил Ксин. – С тех пор, как я вернулся из Кемра…
– Я знаю. – Она отступила на шаг и прошептала: – Я знаю почему.
– Не думай об этом, Ханти, – мягко сказал он.
– Это все дети, – казалось, она его не слышала, – я не дала их тебе. – Это была лишь часть правды. Уже несколько лет она старалась делать все, чтобы, этой части хватало в качестве целого…
– Может, оно и к лучшему, – пытался он ее утешить.
– Ты всегда хотел иметь сына или дочь, похожих на меня, ты говорил…
– Правда, – не смог возразить Ксин.
– Ты имеешь право взять себе другую. Ты должен…
– Вот только та дочь, которая у меня, может быть, будет, была бы совсем не похожа на тебя, понимаешь ли…
– О Ксин! – Она прижалась к нему.
– Как-нибудь переживем, верно? – Он грустно улыбнулся.
Она не ответила, всхлипывая, словно маленькая девочка. Он молча обнял ее и повел к кровати. Они сели. Ханти медленным движением сбросила шелк с другого плеча. Ксин вытащил заколки из ее волос и взъерошил ей прическу. В глазах Ханти замерцали голубые искорки. Она выразительным жестом постучала по железу панциря.
– Помоги мне. – Он начал возиться с одной из пряжек.
Ремешки вскоре поддались, и выпуклая серо-голубая скорлупа с лязгом покатилась по полу.
Обнаженные руки оплели шею Ксина, а его ладони нашли и обхватили ее груди. Соски сами вошли между пальцев, которые начали их поглаживать и мягко сжимать. Вздохнув, она потянулась к нему губами. Плавно, словно плавящийся воск, оба опустились на постель. Какое-то время спустя рука Ксина отпустила покрывшуюся румянцем грудь и змеей переместилась вниз, по животу и бедру, к, твердой округлости коленей. Шелковистые бедра уже ждали под складками ткани. Она раздвинула их, открывая дорогу ласкам.
Платье над ее лоном, подобно отливной волне, начало с тихим шелестом отступать, открывая ноги, которые медленно поднялись вверх, поколебались и поспешно, словно крылья бабочки, раскрылись на всю ширину. Ксин жадно провел ладонью по напрягшемуся телу, наслаждаясь упругостью форм, окружавших розовую щель. Палец наткнулся на источник влаги и невольно скользнул по нему…
В то же самое мгновение губы женщины оторвались от губ мужчины, уносимые внезапной судорогой изгибающейся шеи. Сдавленный стон затих под потолком спальни.
Рука, на которую опирался Ксин, ослабла, и он, медленно наклонившись, рухнул в сладостную бездну, на дно, где ждали его блестящие от влаги лепестки женственности…
Руки Ханти освободили его от сковывающей одежды. Ловкие и быстрые, они приняли его таран, словно сокровище, извлекли из складок кожи, а мгновение спустя замкнули, будто в раковине, и смело направили к открытому лону. Она взяла его обеими руками и, высоко подняв ноги, глубоко и плавно вонзила в себя.
Несмелая улыбка появилась на губах Ханти, когда он дошел до дна. Она чуть приподняла бедра и раскинула руки.