Левандовский Конрад. След оборотня

   – Надеюсь, много вреда они причинить не успели? – спросил он его, чтобы развеять мрачные мысли.
   Дарон повернул голову.
   – Две сожженные деревни… Для них и в самом деле немного, – медленно ответил он, – однако врезали мы им как следует! – Он оживился. – Нужно будет поучить моих сражаться в строю. Хороший способ!
   – Расскажи, кто они такие, чего хотят? Добычи, земли?
   – Кто их знает, – махнул рукой Дарон, – те экспедиции, из которых хоть один живым вернулся, за реку на неделю пути заходили и никаких селений там не нашли. Мы туда обычно на день-два выбираемся, и, если хорошо пойдет, удается какой-нибудь свежий лагерь окружить и дикарей подчистую перерезать. Это все, что мы знаем. Пленных, за теми исключениями, про которые я тебе уже рассказывал, мы никогда не брали, они, впрочем, тоже. Поэтому никто даже их языка не знает. Если кого без оружия подстерегут – сразу по башке дубиной, а мы им той же монетой платим. Люди давно уже забыли, когда все это началось, но один умник в Катиме рассказывал, будто такое уже пять веков творится. Может быть, и так. Столица далеко, Редрен с карийским султаном каждые несколько лет дерутся, а о нас, наверное, один только дьявол все еще помнит…
   Они снова оказались на месте сражения. Почти две сотни тел и несколько десятков мертвых лошадей лежали на утоптанном клочке степи. Те, кто не принимал участия в преследовании, не спеша расхаживали среди убитых. Кто-то вел вереницу из дюжины связанных друг с другом лошадей с переброшенными через седла трупами. Другой шел в его сторону, ведя еще трех… Других укладывали на попонах между двумя лошадьми. Таких было значительно больше.
   Пронзительные вопли, временами переходившие в хрип или жалобное поскуливание, раздавались в разных местах истоптанного поля, умолкали и снова возобновлялись. Один из них послышался где-то совсем близко – раненый пириец корчился от боли в нескольких десятках шагов от возвращавшихся. Обе руки его были прижаты к пропитавшейся кровью набедренной повязке. Удар снизу в пах раздробил тазовую кость и вспорол живот. С искривленных в жуткой гримасе губ стекала пена. Вытаращенные глаза уставились в небо.
   Солдаты проехали мимо, не обращая внимания на его стоны.
   Между двумя скорчившимися телами торчало одинокое, вонзившееся в землю копье. Ксин наклонился, схватил его и, выдернув наконечник из земли, направился к раненому…
   – Оставь! – Дарон быстро схватил его за плечо. – Не добивай!
   Ксин удивленно посмотрел на него.
   – Волколаки не едят мертвечины, забыл?!
   Котолак поколебался, но оружие не бросил.
   – Сытый ни в одну деревню не полезет, никому не станет вредить…
   Ксин кивком признал его правоту и отбросил ненужное оружие. Стоны варвара стихли позади…
   Позже, когда солдаты двинулись в обратный путь, небо уже горело ярко-красным светом, освещая колонну неторопливо двигавшейся конницы. Розовые отблески закатного солнца сверкали на шлемах, остриях копий и частях упряжи.
   Кузены Ферго, возглавлявшие эту живописную процессию, не собирались, однако, восхищаться ее грозной красотой. Дарон дремал, покачиваясь над конской гривой, а Ксин все время смотрел куда-то в сторону. Знакомый, хотя и неслышимый зов постоянно доносился из глубины колеблющейся травы. Он искушал и призывал, пробуждая почти забытые желания и чувства. Никогда прежде он не воспринимал подобным образом ощущение присутствия другого родственного ему существа.
   Что-то далекое и забытое, загнанное вглубь последними годами жизни и лишь временами напоминавшее о своем существовании, теперь явно покончило с прежней робостью.
   «Ты не человек, не человек… – настойчиво твердило оно, – ты сам это сказал…»
   «Что из того, я давно об этом знал!» – ввязался он в спор с самим собой.
   «Почему же ты все время притворялся одним из них? Чтобы забыть о том, каковы они на вкус? Ты добивался их признания! Пытался доказать, что можешь быть лучше, чем те!»
   «У меня не было иного выхода, иначе я не смог бы жить среди них!»
   «Да, но ты еще и придумал себе человеческую родословную, фамилию, семейный долг и все такое прочее! Зачем? Все это ты сделал через силу, ведь тебя так мало с ними связывает! Достаточно одной лишь капли крови на языке, и все изменится…»
   «Я не хочу об этом вспоминать. В конце концов, они признали меня за своего».
   «Своим праведным поведением ты убедил их молчать, но разве это что-то изменило? Сверхъестественное происхождение стало для тебя лишь чем-то вроде принадлежности к знатному роду. Ты сам придумал себе свод законов, чтобы никогда ее не лишиться».
   «Разве этого мало?»
   «Скажешь тоже! Форма без содержания ничто, а разве котолак должен быть лишь вызывающим восхищение придатком к человеку; так же у других – красота или сила!.. к человеку, которым, как ты сам говоришь, не являешься?!»
   «Чего же я в таком случае достиг?.. Кто я?..»
   «Ты демон, зверь, котолак, а не человек, который умеет играть роль котолака!»
   «Я был вынужден… ибо иначе меня ждало бы лишь самое дно… и пожирание трупов».
   «Именно! В конце концов, ты – сверхсущество! Почему ты так цепляешься за общество обычных созданий?! Когда ты падаешь, то летишь намного ниже, чем они, но когда взлетаешь… Сделай же следующий шаг! Оставь за собой бездну крови и желания!»
   «Что это значит? Я что, должен их теперь презирать?»
   «Дурак! Они такие, какие они есть, законов, данных им природой, не изменить, но и они могут быть нужны. Как Ханти тебе…»
   «Или как им – собаки, куры и коровы…»
   «Ты сам уже не знаешь, что говоришь! Ведь их можно вести за собой… Каждый человек может стать демоном…»
   «Наверное, да… но каким?.. И как?..»
   Зов Онно пронизал его внезапной дрожью.
   «Иди туда!»
   «Зачем? Терпеть не могу волколаков».
   «Так было прежде. Теперь – нет. Иди!»
   – Иду, – прошептал он, послушно натягивая поводья.
   Он развернул и пришпорил коня. Тот встал на дыбы, а потом помчался галопом в опускавшихся над степью сумерках.
   Сверхъестественное чутье Ксина показало ему кратчайший путь…
   Волколак сидел в высокой траве, нетерпеливо ожидая полнолуния. Приглушенный топот копыт тотчас же вырвал его из оцепенения. Он вскочил и, нырнув в кусты, побежал, петляя из стороны в сторону, но звук погони все время раздавался позади и приближался с каждым мгновением. Вскоре он уже слышал фырканье коня и шелест расступающейся травы. Удушающий страх схватил его за горло и повалил на землю. Он застыл неподвижно, а потом жалобно заскулил, когда конь остановился рядом. Он был уверен, что мгновение спустя на него обрушатся удар и боль. Вместо этого он услышал издевательский смех. Подняв голову, он посмотрел вверх. Только теперь до него дошло, перед кем он, собственно, лежит, но все еще не мог поверить собственным глазам. Он видел прекрасного рыцаря в блестящих темно-голубых доспехах, но чутье Присутствия говорило ему нечто иное. Он наверняка бы крайне удивился, если бы только мог удивляться. Однако от этой способности, как и от всех прочих человеческих черт, в нем уже не осталось и следа…
   Он встал, отошел на несколько шагов и, приоткрыв рот, тупо посмотрел на всадника. Он был гол и чудовищно грязен, и от него воняло так, что Ксину расхотелось смеяться. Хуже всего были, однако, глаза: вытаращенные, бегающие во все стороны и лишенные выражения… Это была уже крайняя степень озверения.
   Котолак задумчиво смотрел на него. Он испытывал отвращение, но чувство это уже не было столь сильным, как когда-то. На этот раз его охватила непонятная грусть.
   «Вот он – мой брат…» Он мысленно повторял это полное горечи слово – «брат». «Но – я должен его убить… В любом другом месте, в любое другое время – убить, не колеблясь! Он недостоин жалости, уже поздно что-либо изменить…» Он невольно коснулся охватывавших правое запястье ремешков, словно хотел снять перчатку…
   «Для него смерть была бы избавлением. Что было бы таковым для меня? Сколько чудовищ могло бы пойти по моим следам? Может быть, многие, – думал он, – если позаботиться об этом достаточно рано. Однако они до сих пор становились после снятия чар лишь людьми. Они утрачивали не только звериные черты, но и способность к мысленному общению, и прочие свойства сверхсуществ. Мне удалось лишь случайно…» Он тронул коня, развернулся и медленно поехал по степи.
   Каким образом сохранить то, что составляет саму сущность демона? Только вместе с пастью, полной зубов, и когтистыми лапами?
   Если так, мысленно усмехнулся он, то вампиры наверняка станут вылезать из гробов лишь затем, чтобы подискутировать о поэзии и искусстве! А питаться будут исключительно цветочным нектаром… Он пожал плечами. Упырихи – сочной травой… Впрочем, смешного в этом было мало…
   Существует ли другая сторона Онно? Где она?..
   Весь мир показался ему мрачным полем боя, на котором вели безнадежное сражение люди и чудовища. В точности так, как когда-то рассказывал ему Родмин. Вот только он, Ксин, был там единственным и бессильным наблюдателем…
   Неожиданно словно хрустальный шар, полный ослепительного света, ударил его прямо в лоб. У него аж захватило дыхание. Ну конечно! Как он мог об этом забыть! Та хижина, с умершим отшельником! Те необычные, ускользающие знаки Присутствия, которые он порой ощущал во время прогулок по родному лесу. Русалки, эльфы! Они чуяли его раньше и исчезали всегда быстрее, чем он успевал что-либо увидеть. Поэтому ни он, ни тем более лишенные чутья Присутствия люди не могли ничего о них знать. Однако они существуют!
   Теперь он уже мчался сломя голову. Холодный ветер обдувал его виски и разгоряченные щеки.
   «Вот оно, решение! – Он все еще не знал, какое именно, но чувствовал, что мысль эта правильная и обязательно нужно ее проверить. – Законы Онно не только вредят природе, но могут ее и обогащать! Да!» – О, как ему хотелось бы сказать это Родмину!
   Облегчение и радость словно наделили Ксина крыльями – наконец он нашел и понял самого себя! Он не был уже некой диковинкой, плодом стечения обстоятельств и невероятных случайностей, но творением неизменных правил и нерушимых законов. Тот факт, что он не был зверем, вовсе не являлся редким исключением. Он был больным который просто выздоровел и превозмог болезнь! Других никто не лечил. Осознание этого крепло и придавало бодрости.
   «Нужно лишь найти заклинание, снимающее чары… – он на мгновение задумался, – конечно, в безнадежных случаях остаются старые и испытанные методы… поскольку наверняка ничего не удастся сделать с чудовищами, возникшими из мертвых тел и оживающими лишь ночью, упырихами, вампирами; им можно самое большее вернуть человеческий облик. Следовательно, суть в том, чтобы уничтожить пласты зла и ненависти, не затрагивая самих черт сверхсущества. У меня это получилось неважно, к тому же у меня остались все свойства котолака – вот почему мой Зов пугал мирные разновидности демонов. Издали меня не отличить от других… Кроме того, я не умею чуять присутствие людей, а они могут. Значит, я должен уничтожить в себе котолака! Вот только как этого добиться?» – лихорадочно размышлял Ксин. Он даже не заметил, как догнал возвращавшихся солдат.
   Он поравнялся с Дароном и снова ехал рядом с ним.
   – Куда ты подевался, чтоб тебя?!. – буркнул Дарон, пробуждаясь от дремоты.
   Ксин более осмысленно огляделся вокруг.
   – Если бы ты знал… – начал он, но ответом был лишь тихий храп. Мгновение спустя его внимание привлекло иное: вдали, над горизонтом, уже сверкал серебристый диск – всходила луна…
   – Проснись! – толкнул он Дарона.
   – Что такое?!
   – Скоро полнолуние. Если мы не успеем вовремя вернуться в Дину, я тут такого вам могу натворить…
   Дарон посмотрел на него, а потом на своих людей.
   – Не бойся, – успокоил он Ксина, – все будет хорошо, – добавил он и рявкнул так, что даже перепугал лошадей: – Эй, там! Пятьдесят человек остается с ранеными, остальные со мной! – и помчался вперед, не оглядываясь.
   Всадники тотчас же двинулись за ним, отделившись от сомкнутой до сих пор колонны.

ИРИАН

 
   Подковы высекли искры на булыжниках замкового двора. Ксин и Дарон ворвались на него одними из первых, а остальные столпились в главных воротах мгновение спустя. Солдаты, покрикивая друг на друга и подзывая конюхов, быстро заполнили всю освещенную рядами факелов площадь.
   Привлеченная шумом Мара вышла на балкон нижней галереи. Она напряженно вглядывалась в лица вернувшихся, ища среди них мужа и котолака, наконец, заметив их, улыбнулась и помахала им рукой.
   – Милин спрашивает, как у вас дела? – крикнула она, пытаясь превозмочь шум.
   Оба командира подъехали ближе к тому месту, где она стояла.
   – Скажи сорванцу, что степь снова ровная, – весело ответил Дарон, – мы ее выкосили как следует…
   У Ксина не было времени ни на разговоры, ни на мысли о том, почему Ханти не вышла его встречать и что это могло значить… Когда они въезжали в замок, две трети лунного диска уже выступали из-за линии горизонта. Коротко кивнув Маре, Ксин спрыгнул на землю и, звеня доспехами, побежал по лестнице наверх.
   В свою комнату он ворвался подобно выпущенному из катапульты снаряду. Окно светилось мягким, словно паутина, светом, который сверкающей, будто пролитая ртуть, полосой падал на деревянный пол.
   Избегая освещенных мест, Ксин поспешно отстегивал прикрывавшие его тело железные пластины и бросал их где попало. У него уже был весьма неприятный опыт, когда полнолуние застало его в доспехах, и повторять его он не намеревался. Тогда, он повредил дорогой нагрудник и наплечники, сорвав все заклепки и ремешки, но больше всего пострадала тогда голова, застрявшая в не снятом вовремя шлеме…
   Пятно света быстро росло, и Ксин, справившись наконец с панцирем, несколькими движениями сбросил одежду и решительно вышел на его середину. Жаркая дрожь пробрала до костей. Он успокоил дыхание, выровнял сердцебиение, расслабился. Превращение началось почти сразу же, так что он успел в последний момент.
   Некоторое время спустя он открыл глаза и, выгнув спину, довольно потянулся.
   – Как там пирийцы? – голос Ханти застал его врасплох. Похоже, она была в комнате, когда он вошел. Однако его внимание было чересчур занято луной, чтобы посмотреть по сторонам.
   «Чтоб тебя… – мысленно обругал он самого себя. – За такое ротозейство можно жизнью поплатиться… К счастью, на этот раз это всего лишь она…»
   – Эй, я ведь, кажется, спросила, – послышался ее голос из угла, где стояла кровать.
   – Разгромлены, – послал он ей короткое сообщение.
   – А я… – произнесла она шепотом, но в голосе ее прозвучало нечто такое, что у него приподнялась короткая шерсть между ушами. Теплая дрожь пробежала вдоль позвоночника до основания хвоста и опустилась к подбрюшью. Он повернул голову и посмотрел…
   Она лежала обнаженная, вытянувшись на спине, и в лунном свете ее изящное тело сияло непорочной белизной слоновой кости. Голову, плечи и грудь скрывал густой мрак у стены, а граница темноты и света медленно перемещалась в ритме ее спокойного дыхания. Она ждала…
   Ощутив на себе взгляд Ксина, она вздрогнула и медленно подняла ногу, не отрывая ступню от простыни.
   Это сладострастное движение искушало, гипнотизировало, туманило рассудок. Он бесшумно подошел к кровати и оперся на нее передними лапами. Из темноты появилась ладонь Ханти и коснулась остроконечных ушей и морды.
   Мгновение спустя пальцы погрузились в шерсть на загривке и спине.
   Резко зашелестел матрас. Ксин уже лежал рядом с ней. Его холодный нос коснулся ее щеки, а потом переместился ниже, лаская ее плечо, шею, мягкую кожу за ухом и под подбородком.
   Она наклонила голову в сторону, давая ему больше места, провела пальцами по его усам. Он не видел, но был уверен, что при этом она улыбнулась…
   …Потом он блуждал шершавым языком по ее грудям, все время возвращаясь к их вершинам, по животу, бедрам, ниже…
   Внезапное прикосновение когтей повергло ее в дрожь – она даже застонала от сладкого ужаса. Боль пронзила ее, словно дуновение смерти, когда когти прошлись по ее телу, едва не расцарапав до крови.
   Эта звериная ласка была подобием маленького камешка, с которого начинается большая лавина. Тихое безумие обрушилось на них, словно одурманивающий туман. Единственное движение лапы освободило все дремавшие в них стихии, и сонное настроение исчезло без следа, подобно развеянному ветром облаку.
   Оба тела напряглись во внезапном порыве страсти и соединились в тяжело дышащий клубок. В долю мгновения они уплыли вдаль, исступленно насыщаясь друг другом…
   Ханти, лицо которой застыло в гримасе неземного наслаждения, а рот хватал воздух, словно у вытащенной из воды рыбы, казалось, пребывала где-то вне пространства и времени. Ксин же, склонившись над ней и заключив ее в железные объятия могучих, покрытых ощетинившейся шерстью лап, вонзив когти в матрас и деревянное изголовье, ударял, входил, вплывал, пронизывал жидким огнем ее нутро в нечеловеческом, диком ритме. Пасть его то и дело судорожно открывалась и закрывалась, иногда громко клацали страшные клыки, а из горла непрерывно доносился сдавленный хриплый рык.
   Затуманенные в забытьи глаза обоих, казалось, ничего не замечали, но вдруг перед ними возникло нечто, что могли увидеть только Ксин и Ханти…
   Две пары зрачков мгновенно расширились до пределов возможного…
   Она вскрикнула первой, но крик ее тотчас же задрожал, сломался, превратился во всхлипывания, стон и замер на обессиленных губах. Он издал протяжное горловое рычание, словно кот, овладевший кошкой, и яростно набросился на нее, вцепившись зубами в простыню возле ее шеи… потом дернулся, затрясся и рухнул, словно под ударом топора.
   Оба лежали неподвижно…
   Вскоре в сером, укрывавшем любовное ложе полумраке раздался тихий шепот, шорох, а может быть, вздох – кто-то из них завершил свой полет среди просторов любви и вернулся туда, откуда начал свой путь. Потом к нему присоединился второй, и участившееся дыхание вновь заполнило залитое серебристым светом пространство. Женщина и зверь снова погрузились в уносящий вдаль, полный водоворотов поток разыгравшейся страсти. Течение понесло их в безбрежную даль, чтобы потом еще раз выбросить их, лишенных сил и воли, на сонный берег…
   И снова, и снова…
   Вся ночь ушла у Ксина и Ханти на безумные взлеты, падения и сладостный отдых – и в конце концов они, сами того не сознавая, глубоко заснули…
   Серебряное сияние за окном побледнело и медленно угасло. Тело котолака обмякло, словно разогретый воск, и плавно приобрело человеческий облик. Ксин не заметил этого и даже не почувствовал того, что произошло.
   Серые предрассветные сумерки застали уже лишь мужчину и женщину, спящих в объятиях друг друга среди неподвижных волн смятой постели. Такими же нашел их и рассвет, холодное утро, а потом первые часы нового солнечного дня.
   Тихий стук ничем не нарушил царившего в комнате сонного настроя. Он прозвучал раз, другой, потом опять повторился после короткой паузы.
   Кожа возле уха Ксина чуть дрогнула, потом он сам открыл глаза и приподнялся на локте. Его движение разбудило Ханти. Оба повернули головы к двери.
   – Что такое… – пробормотал Ксин, потирая лицо ладонью. – Первый раз за три дня кто-то в конце концов решил не колотить в дверь кулаками. А я уж думал, что привыкну к подобному способу просить разрешения войти… Открыть? – посмотрел он на жену.
   Она утвердительно кивнула и набросила на себя часть простыни.
   Котолак нагнулся, схватил лежавший возле кровати башмак и швырнул его, целясь в скобу засова. Та с резким лязгом отскочила.
   – Путь свободен!
   Худой невысокий человек в длинном, покрытом бурой пылью плаще и тяжелых сапогах быстро вошел в комнату и уже собирался поклониться, когда неожиданно наступил на край брошенного Ксином панциря…
   Массивная стальная пластина, лежавшая выпуклой стороной вниз, выстрелила вверх, словно из пращи, и ударила вошедшего другим краем в колено. Вместо слов приветствия раздался вопль боли и удивления. Железо злорадно звякнуло и покатилось в, сторону, а несчастный с трудом удержался от грубого слова.
   – Кто ты? – спросила Ханти, едва сдерживая смех.
   Голос ее звучал гордо и с достоинством, напоминая обоим мужчинам, что она, пусть даже без одежды, ни на миг не перестала быть дамой…
   Вдвойне смущенный гость явно лишился дара речи. Он остолбенело смотрел на них с выражением полной растерянности на лице.
   – Я… посланник, госпожа, от короля… Гаро меня зовут… – неуверенно пробормотал он.
   Безмятежная улыбка тут же исчезла с губ Ксина.
   – Что случилось?! – воскликнул он.
   Возглас котолака подействовал как холодная вода. Гаро наконец пришел в себя.
   – Упыриха, господин… – Дальнейший рассказ уже пошел гладко.
   «Значит, все-таки…» – думал Ксин, внимательно его слушая.
   Пока тот говорил, Ханти, неожиданно схватив мужа за руку, испуганно всматривалась в его профиль. Неожиданное чувство отчуждения заполнило ее душу, словно черная, удушающая мгла, и до костей пробрал странный холод…
   – Отправляемся сегодня, после полудня! – решил котолак, когда рассказ Гаро подошел к концу. – Немедленно извести моих людей!
   – Так точно, капитан!
   – А ты, Гаро, останешься здесь отдохнуть или поедешь с нами?
   – Не время отдыхать, я с тобой, капитан! – решительно ответил посланник.
   – Хорошо, иди, приведи себя в порядок, поешь и жди в корчме. Дорогу к ней тебе здесь каждый покажет.
   Гаро поклонился и, на этот раз беспрепятственно, вышел, закрыв за собой дверь.
   – Давай вставать, одеваться…
   – Ксин! – Она неожиданно бросилась ему на шею. – О, Ксин!
   – Ханти, что с тобой? – Он удивленно встряхнул ее. – Ну, что?
   Она прижалась к нему, словно ребенок, потом отодвинулась и посмотрела куда-то в сторону.
   – Нет, ничего, так, бабские глупости… Иногда, когда я с тобой, мне кажется, будто я с кем-то другим… – Она пожала плечами и улыбнулась своей обычной улыбкой. – Подай мне платье.
 
   Лошади, коляска и небольшой отряд гвардии уже стояли готовые в путь. Женщины все еще прощались у подножия замковой лестницы, что-то шепча и целуясь, мужчины же, пожав друг другу руки, стояли, молча глядя друг на друга.
   – Глупо все-таки, что мы столько лет зря потратили, воюя друг с другом… – грустно проговорил Дарон, нарушив молчание.
   – Да что там, – примирительно сказал Ксин, – однако я рад, что слышу это именно от тебя…
   – Что много говорить, стоило все-таки вот так, вместе, по крайней мере мне последние дни скучать не пришлось, – сменил тему Дарон.
   – Я бы предпочел обойтись без такого развлечения.
   – Знаешь, я, наверное, тоже…
   Они коротко рассмеялись.
   – Оставим слова поэтам, мы все равно подходящих не найдем, – сказал котолак, – а ведь оба мы думаем одинаково. Пора. Всего хорошего и до встречи в Катиме! Ханти!
   – Иду! – крикнула она и подбежала еще к Дарону.
   Они обнялись, а он проводил ее до коляски. Две служанки сели туда сразу же за ней, и Ксин вскочил на коня, которого придерживал Гаро.
   – Пусть будет что будет. В путь! – Быстрый жест рукой оживил неподвижные фигуры гвардейцев.
   Стук копыт и колес повозки стих за воротами замка, среди извилистых улочек Дины…
   Этот день завершился для них в маленькой придорожной корчме, всего пять часов спустя. Из-за женщин пришлось отказаться от слишком форсированного марша. Теперь же, в сравнении с предшествовавшей дорогой из Катимы, похоже было, что время в пути затянется самое меньшее на треть. Ксин не скрывал раздражения, а Гаро без конца напоминал о необходимости спешить.
   Вечером дошло даже до ссоры, причиной которой стало предложение посланника позволить Ханти и ее служанкам ехать с умеренной скоростью, а они просто оставили бы их позади. Котолак же, помня о недавнем нападении и не желая, чтобы Ханти снова искушала судьбу, решительно возражал. Еще немного, и они высказали бы все, что думали друг о друге, и даже больше, но в конце концов порешили на том, что они свернут с главного тракта и поедут напрямик по проселочным дорогам, малознакомыми путями, но не разделятся.
   Идею эту предложил им Аллиро вместе с блюдом жареной дичи и двумя кувшинами холодного пива, так что они согласились без особого сопротивления и значительно быстрее, чем можно было бы этого ожидать вначале, судя по резкости их высказываний.
   На следующий день, собрав в корчме достаточное количество сведений, они расстались с удобным трактом и двинулись через незнакомые окрестности. Риск был немалым, поскольку в случае потери дороги и блуждания вслепую они могли потратить намного больше времени, чем на спокойную езду по королевскому тракту. Еще более серьезная проблема могла заключаться в том, где остановиться на ночлег или раздобыть еды, но любопытство взяло верх над сомнениями, поскольку дальнейшее путешествие явно обещало быть чрезвычайно интересным.
   Итак, уже несколько часов они ехали по песчаной дороге через смешанный лес, который временами становился реже, сменяясь степью, зарослями или обширными полянами. День был жаркий, но в меру обильная тень хорошо защищала от нарастающего зноя.
   Приближался полдень…
   Гаро, Аллиро и Ксин обсуждали планы на ближайшее будущее, когда котолак внезапно остановил коня.
   – Стойте! – быстро приказал он.
   – Почему? – удивился посланник, а Аллиро посмотрел на него с жалостью.