— Да. В противном случае мне все расскажет отец Иво, а я не знаю, можно ли ему верить.
   Словно с неохотой, оторвавшись от своего занятия, старая няня встретила пристальный взгляд Джослин.
   — Да, будет действительно лучше, если вы узнаете кое-что от меня, — заключила она. — Но сейчас вам нужно отдохнуть.
   Вдова не стала спорить.
   — Конечно, — согласилась она, чувствуя, как усталость сковывает ее тело. — Потом.
   С легкой улыбкой Эмма подошла к ней и развязала завязки накидки.
 
   — Я буду спать здесь, когда вырасту? — спросил Оливер, одной рукой похлопывая по тюфяку, другой сжимая волчка.
   Лайм перевел взгляд с дверного проема, где виднелась зловещая фигура Иво, который не спускал с них глаз, на Оливера.
   — Да, будешь, — ответил он. При виде взволнованного невинного лица ребенка сердце его смягчилось, выражение неприязни исчезло из глаз. — Когда ты станешь мужчиной и полноправным владельцем Эшлингфорда, эта кровать достанется тебе.
   И тут же в памяти Лайма всплыла картина прошлого: двадцать пять лет назад его отец дал ему такое же обещание, не ведая, что ему не суждено сдержать слово.
   — Но еще долго ждать, да? — поинтересовался Оливер.
   Потеряв нить разговора, мужчина нахмурился.
   — Чего долго ждать?
   — Когда я стану мужчиной и хозяином Эшфорда.
   — Не так долго, как ты думаешь, — успокоил его рыцарь, вспомнив, как быстро пролетело его собственное детство. Всегда находилось что-то, что вынуждало его взрослеть раньше ровесников: ненависть Иво, зависть Анны и даже надежды, которые возлагал на него отец.
   Проведя ладонью по покрывалу, мальчик с сожалением заметил:
   — Как бы я хотел спать здесь сейчас.
   — А хочешь я подниму тебя так высоко, что ты почувствуешь, что значит быть мужчиной?
   В глазах Оливера вспыхнуло любопытство.
   — Да!
   Лайм поднял мальчика высоко над головой, а потом усадил на кровать так же, как когда-то делал его отец.
   — Какая большая! — восхищенно воскликнул малыш, оглядываясь по сторонам. — Сейчас ты здесь спишь?
   Мужчина горько усмехнулся. Вместо гнева в его душе всколыхнулась волна сожаления, ведь ему так и не удалось занять место, завещанное отцом.
   — Нет, здесь спал твой отец, — объяснил он, — А-а-а, — склонив голову на бок, Оливер нахмурился. — И мой папа будет спать здесь до тех пор, пока я не вырасту?
   В первое мгновение Лайм даже не понял вопроса, но затем он с изумлением осознал, что мальчик не знает о смерти отца. Боже, почему Джослин не рассказала ему? Разумеется, следует сообщить ребенку о случившемся как можно осторожнее, но должен ли он, Лайм, брать на себя такую ответственность? Не зная, что делать, рыцарь мучительно подыскивал нужные слова.
   Однако Иво придерживался другого мнения. Не дав племяннику опомниться, он вмешался в разговор.
   — Нет, он здесь больше не спит, Оливер, — переступая порог, начал священник. — Разве мама не сказала тебе, что твой папа умер?
   Если бы не присутствие мальчика, Лайм обрушил бы на голову дяди поток проклятий. Впрочем, поступок Иво не удивил его: святой отец совершенно не умел разговаривать с детьми и вел себя с ними, как со взрослыми. Именно так он обращался с Лаймом и Мейнардом, когда они были маленькими.
   — Он умер? — растерянно переспросил Оливер. Его ясные наивные глаза мгновенно затуманились.
   Бросив на дядюшку свирепый взгляд, мужчина попытался успокоить мальчика.
   — Оливер, твой папа…
   — Я сам все расскажу ему, Уильям, — бесцеремонно перебил его Иво. — Он должен услышать правду от человека, который любит его, а не от того, кто…
   Рыцарь порывисто повернулся к священнику.
   Иво резко остановился.
   — Попридержи-ка свой горячий ирландский нрав, — прошипел он.
   — Немедленно уходи, — процедил сквозь зубы Лайм.
   — Что еще?
   С ненавистью глядя на такой уязвимый подбородок дяди, мужчина с трудом сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки. Боже, но разве он мог устроить драку на глазах у ребенка?
   — Отец Иво, — неожиданно раздался с порога чей-то голос.
   Заметив за спиной священника старую Эмму, Лайм вздохнул с облегчением. Она снова пришла вовремя, чтобы погасить искру, грозившую перерасти во всепоглощающее пламя.
   — В чем дело? — возмущенно спросил Иво.
   Эмма, как всегда, не обратила внимания на грубость святого отца.
   — Моя душа нуждается в молитве, — вперив требовательный взгляд в Иво, сказала она. — Лорд Фок поговорит с мальчиком, пока мы с вами будем беседовать с Господом.
   Некоторое время священник колебался. Его ярость, казалось, переполнила комнату. Но в конце концов, предостерегающе посмотрев на племянника, он удалился.
   Глядя на опустевший дверной проем, Лайм подумал о том, о чем не раз задумывался его отец: о таинственной власти, которую имела старая Эмма над Иво. Монтгомери Фок не сомневался в том, что причиной тому служило нечто, что священник тщательно скрывал и о чем знала няня. Лайм полностью разделял мнение отца. Однако он понимал и другое: хорошо зная старую служанку, мужчина был уверен, что она унесет эту тайну с собой в могилу.
   Очнувшись от раздумий, Лайм присел на край кровати рядом с Оливером.
   — Так ты хочешь узнать о своем отце?
   На лице Оливера отражалось внутреннее смятение.
   — Папа умер?
   — Да, Оливер, он умер.
   — Но почему?
   Будь проклят Иво, который поставил его в столь затруднительное положение! Ах, если бы он предоставил мальчика заботам матери, то сейчас уже занимался бы делами поместья, а не терзался сомнениями, боясь ранить хрупкую душу ребенка!
   — С ним произошел несчастный случай, — тщательно подбирая слова, начал рыцарь. — Твой папа ехал на лошади и упал с нее.
   — И умер? — уточнил Оливер, видимо, не вполне понимая значение этого слова.
   — Да.
   — А почему?
   Вопрос мальчика загнал мужчину в тупик. Действительно, почему Мейнард упал с лошади? Или почему…
   — А кто такой Бог, дядя Лайм? — торопливо спросил Оливер, прижимаясь к дяде.
   — Бог?
   Мальчик кивнул головой.
   — У меня был котик, и он тоже умер. А мама сказала, что Бог позвал его к себе, чтобы на небесах он охранял его ворота. Кто такой Бог?
   Лайм ответил с неожиданной для себя легкостью:
   — Да, Богу потребовался сильный воин, поэтому он забрал к себе твоего отца.
   Объяснение, судя по всему, удовлетворило ребенка, так как его лицо начало проясняться.
   — Значит, это хорошо, что он умер? Он там счастлив?
   При мысли о том, что Мейнард мог попасть не в ад, а в рай, рыцарь снова помрачнел. Ему не хотелось верить, что Господь мог быть так снисходителен к брату. Тем временем Оливер, словно опровергая тайные надежды Лайма, совершенно успокоился и начал вертеть в руках волчок. Глянув на него, мужчина пришел в замешательство. Сейчас мальчик как две капли воды походил на Мейнарда в детстве. Такой же наивный и хорошенький.
   Лайм отдался воспоминаниям и устало закрыл глаза. Будучи ребенком, Мейнард всем, сердцем любил своего незаконнорожденного брата. Но прошли годы, и любовь постепенно переросла в ненависть. Брат, которого он боготворил, стал врагом.
   — Тебе грустно?
   Вопрос Оливера вернул лорда Фока к действительности. Открыв глаза, он ответил:
   — Да, немножко.
   — Почему?
   Рыцарь от души рассмеялся, вспомнив, как на протяжении всего путешествия в Эшлингфорд мальчик изводил мать бесконечными вопросами. Его настойчивость и ее ответы не раз вызывали у рыцаря невольную улыбку.
   — Я просто вспомнил твоего отца — моего брата.
   — Ты любил моего папу?
   Лайм решил солгать и сказать, что любил, но вдруг осознал, что это не ложь. Он действительно любил своего маленького брата, и Мейнард, в свою очередь, тоже любил его. Только годы перечеркнули их любовь.
   — Да, любил.
   Удовлетворенно кивнув головой, Оливер задал вопрос, который поверг Лайма в изумление.
   — А кто теперь будет моим папой? Ты, дядя Лайм?
   Мужчина чуть не поперхнулся. Он — отец сына Мейнарда?! Муж жены Мейнарда? Нет, это не только запрещено церковью, это невозможно!
   — Нет, Оливер, — переведя дыхание, ответил рыцарь. — Но я обещаю стать твоим другом.
   Возможно, они останутся друзьями только до тех пор, пока мальчик не поддастся влиянию Иво. Впрочем, возможно, с помощью Джослин коварства священника удастся избежать.
   Задумавшись на мгновение, малыш выпалил:
   — Почему?
   Лайму вдруг показалось, что тяжкое бремя былых невзгод упало с его плеч. Улыбнувшись, он весело рассмеялся. Вскоре к его звучному голосу присоединился звонкий, как колокольчик, смех Оливера.
 
   Иво хотелось рвать и метать. Провожая Эмму, пересекавшую зал, полным ненависти взглядом, он страстно желал ей смерти. Она была его проклятием. Ее присутствие отравляло его жизнь. И, судя по всему, служанка собиралась омрачать его дни до тех пор, пока он не найдет способ избавиться от нее. Старая ведьма! Ей снова удалось обвести его вокруг пальца! Долгие годы Эмма имела над ним власть, и сейчас ее власть еще больше усилилась. Она зашла далеко, слишком далеко.
   Разочарованный и рассвирепевший, Иво задыхался от бессилия.
   Открыв ладонь, он посмотрел на монеты, которые женщина с торжествующим видом только что положила на нее.
   — Чтобы ты горела в аду, старая карга! — проворчал он, нервно постукивая пальцами по шероховатой поверхности монет.
   И тут же ему показалось, что пламя ада обрушилось на него, опалив все тело огнем. Запрокинув голову, Иво прислонился затылком к стене и, закатив глаза, устремил взгляд к потолку. Хитрая бестия! Как же он не догадался сразу, что она подслушала предсмертную исповедь Мейнарда! Если бы не Эмма, он бы сначала прибрал к рукам то, что по праву принадлежало ему, а затем отправился бы вслед за Лаймом в Розмур.
   О, Боже, как ему нужна женщина! Любая! И немедленно. Намереваясь как можно скорее удовлетворить свое желание, Иво отстранился от стены, однако, вспомнив о монетах, гревших ладонь, замер на месте. Его так и подмывало в ярости зашвырнуть их в угол зала, но священник напомнил себе, что, хотя эти жалкие гроши и являлись лишь малой частью принадлежавшего ему богатства, он мог спокойно прожить на них по меньшей мере месяц. Руками, дрожащими от гнева, которому Иво намеревался вскорости дать выход, он опустил деньги в кошелек и решительно направился через зал к двери.

Глава 13

   Дети едва знали его, но двое из них подбежали к камину, возле которого он стоял.
   — Здравствуйте, сэр Лайм, — поприветствовал мужчину старший мальчик.
   Лорд Фок добродушно улыбнулся.
   — Как поживаешь, Майкл?
   — Хорошо, сэр.
   — А ты, Эмрис?
   Четырехлетний мальчуган, натягивавший потертые на коленях штаны, отвлекся от своего занятия.
   — У меня нога болит, сэр, — пожаловался он. — Я упал.
   — Но как же это произошло?
   Эмрис засмеялся:
   — Я догонял Герти.
   — Зачем ты ее догонял? Она ведь намного младше тебя, ей только два года.
   — Она забрала мой мяч и не хотела отдавать.
   — А-а, — понимающе протянул Лайм. — Надеюсь, ты не обидел ее?
   Мальчуган уверенно тряхнул головой.
   — Нет, сэр.
   Мужчина посмотрел на маленькую девочку, которая, подтягиваясь на носочках, с любопытством выглядывала из-за спин мальчиков. Действительно, не было заметно, что она пострадала.
   — Здравствуй, Гертруда. Как дела?
   Несмело улыбнувшись, девочка смущенно прикусила нижнюю губу и уставилась на грязный пол.
   Окинув взглядом убогое жилище, состоявшее всего из одной комнаты, Лайм поздоровался с мужчиной и женщиной. Они стояли в стороне и без интереса наблюдали за происходящим. Женщина снова ждала ребенка, и, судя по большому животу, прикрытому широкими юбками, ему предстояло появиться на свет не позднее, чем через месяц. Лайм мысленно чертыхнулся. Крестьянка уже родила четверых и взяла на воспитание еще троих. Как же она собиралась справляться с восемью?
   Посмотрев внимательно на каждого из своих подопечных, лорд Фок отметил то же, что сразу бросалось в глаза при виде Оливера: лицо Мейнарда. Все трое появились на свет от его семени, которое младший сын Монтгомери Фока небрежно разбрасывал повсюду. За последние пять лет Лайм собрал незаконнорожденных детей брата и привел их в эту крестьянскую семью. Первым здесь появился Майкл, чья мать умерла при вторых родах. Затем Эмрис — его мама погибла, попав под плуг. И последней стала Гертруда. Год назад ее мать, бросив дочь на произвол судьбы, сбежала с бродячим торговцем.
   Тяжело вздохнув, Лайм достал из кошелька три монетки и положил по одной на ладошку каждому из детей. Потом под радостные крики малышей он пересек комнату и, подойдя к хозяину дома, передал ему кошелек.
   — Сообщите, если потребуется еще.
 
   Приподняв голову с подушки, Джослин взглянула на залитое солнечным светом окно. Неужели она проспала остаток дня и всю ночь?
   — Мама!
   Повернувшись, женщина встретила взгляд сына. Он сидел рядом с кроватью, опираясь подбородком о матрас.
   — Хочешь забраться ко мне?
   Энергично тряхнув головой, Оливер посмотрел на покрывало и провел пальцами по оборкам.
   — Эта кровать не такая большая, как кровать папы, — заметил он.
   Немного разочарованная отказом сына Джослин уточнила:
   — Не такая большая, да?
   — Да! — воскликнул Оливер. — Кровать папы… — шагнув назад, он развел руками, — большая, как наша комната.
   Мать улыбнулась.
   — Правда?
   — Угу.
   Она встала с постели на пол.
   — Ты покажешь мне ее потом, хорошо?
   — Хорошо.
   Опустившись на колени, Джослин обвила руками хрупкое тельце сына.
   — Сначала обними меня, как делаешь каждое утро, а затем мы оденемся, спустимся вниз и позавтракаем.
   Как она и ожидала, Оливер решил поиграть с ней. Склонив голову, чтобы мать не заметила его лукавую улыбку, он скрестил руки на груди, поглядывая на нее из-под опущенных ресниц.
   — Ты совсем не обнимешь меня? Даже немножечко? — начала ласково уговаривать его Джослин.
   Мальчик покачал головой.
   Зная, чего он ждал, женщина тяжело вздохнула и обиженно надула губы.
   Радостно засмеявшись, Оливер бросился к матери и обвил ее шею руками. В ответ Джослин, улыбаясь, тоже обняла его, тем самым завершив утренний ритуал, который повторялся изо дня в день на протяжении последних шести месяцев.
   — Хочу есть, — заявил малыш, освобождаясь из объятий матери.
   Поднявшись на ноги, Джослин обвела взглядом комнату в поисках одежды.
   Словно угадав мысли матери, Оливер указал на опоясанный железными обручами огромный сундук, стоящий рядом с кроватью.
   — Эмма положила одежду туда.
   Подойдя к сундуку, женщина подняла крышку. Справа лежала аккуратно сложенная стопка детских вещей, слева — женская одежда. Бегло взглянув на содержимое сундука, она нахмурилась.
   — Но здесь не наши вещи, Оливер. Ты знаешь, что Эмма сделала с нашей одеждой?
   — Она постирала ее, но мы можем носить эту.
   — Так сказала Эмма?
   — Ага.
   Джослин предпочла бы надеть свое платье, однако не оставалось ничего другого, как воспользоваться вещами, лежавшими в сундуке.
   Одев Оливера, она выбрала самый простой наряд, который, несмотря на скромность, был значительно богаче и красивее любого из ее собственных. Когда женщина подняла платье, чтобы надеть, из вороха складок неожиданно что-то выскользнуло и со звоном упало на пол.
   Нахмурившись, вдова порылась в опилках, покрывавших пол, и подняла монету, заблестевшую в солнечном свете.
   — Что это, мама? — оживленно спросил мальчик.
   Женщина с интересом покрутила ее в руке.
   — Это деньги, — задумчиво ответила она, разглядывая сделанную из чистого золота и имевшую солидный вес монету. На нее, несомненно, можно прокормить человека почти месяц. Как странно!
   С горящими от любопытства глазами Оливер придвинулся к матери.
   — А откуда взялась монета?
   Джослин улыбнулась.
   — Если бы я не знала, что подобное невозможно, я бы решила, что она упала с неба.
   Ребенок начал внимательно разглядывать потолок.
   — А разве она не с неба упала?
   — Думаю, монета просто застряла в складках платья.
   — А-а, — разочарованно протянул Оливер.
   Мать ласково взъерошила волосы на голове сына. Затем, решив позднее отдать деньги Лайму, она спрятала их под стопкой одежды на дне сундука и привела себя в порядок.
   — Чуть не забыл тебе сказать, — произнес мальчик, выходя из комнаты и направляясь к лестнице.
   — Что? — удивленно спросила Джослин.
   — Что папа умер.
   В следующее мгновение женщине показалось, что ее сердце перестало биться. Она остановилась как вкопанная и уставилась на сына, который как ни в чем не бывало продолжал шагать по коридору.
   — Оливер, — от волнения с трудом переводя дыхание, позвала мать.
   Малыш с неохотой оглянулся.
   — Что?
   — Иди ко мне, мне нужно поговорить с тобой.
   — Я хочу есть, — напомнил он.
   — Знаю, но прошу подождать несколько минут.
   Оливер послушно, хоть и с недовольным видом, повернул назад.
   Присев перед сыном, Джослин убрала прядь непослушных волос с его лба и осторожно спросила:
   — Кто сказал тебе, что твой папа умер?
   — Дядя Лайм.
   Женщина сжалась в комок от напряжения. Как этот человек посмел рассказать ее сыну о смерти отца? Он не имел права! Она собиралась поговорить с Оливером и объяснить ему все, но немного позднее, когда они освоятся в Эшлингфорде. Джослин тяжело вздохнула.
   — И что же он тебе сказал?
   Ребенок с озабоченным видом почесал затылок.
   — Что папа упал с лошади и поэтому умер.
   — А что еще?
   — Что сейчас папа живет на небесах. — Оливер указал пальцем на потолок. — И теперь он воин Бога.
   На небесах? Воин Бога? Джослин с трудом верила в то, что так мог говорить Лайм Фок. Она предполагала, что он не посмеет рассказать малолетнему сыну Мейнарда о той ненависти, которую он испытывал к брату, но никак не ожидала от него таких величественных слов в адрес покойного.
   — Так сказал твой дядя? — уточнила женщина.
   — Да. Жалко, что он не станет моим папой, — печально добавил мальчик.
   Она усилием воли заставила себя улыбнуться:
   — Ты просил его стать твоим папой?
   — Угу, но дядя Лайм ответил, что будет моим другом.
   Джослин испытывала смешанное чувство раздражения и благодарности. С одной стороны, ей не нравилось вмешательство Лайма, с другой, она отдавала должное его благородству.
   — Но когда же мы позавтракаем? — недовольно проворчал Оливер.
   — Сейчас, потерпи немножко.
   Мальчик повернулся и торопливым шагом направился к лестнице.
   — Не спеши. Иди осторожно, — напомнила Джослин.
   — Хорошо.
   На ходу размышляя об услышанном от сына, женщина последовала в зал. Там находились только две служанки, разбрасывающие свежие стружки. Оливер растерянно застыл посреди комнаты. В Розмуре завтрак подавали с рассветом. За роскошь поспать пару лишних часов мать и сын расплачивались, скромно утоляя голод хлебом и сыром в кухне.
   — Иди за мной, — позвала Джослин мальчика.
   Ребенок послушно пошел за матерью по коридору, жадно вдыхая ароматы уже готовящегося обеда.
   — Ух, ты! — воскликнул он, обогнав мать и переступая порог огромной кухни.
   Завороженным взглядом он обводил слуг, хлопотавших у огнедышащих, напоминающих пещеры каминов, над которыми на массивных цепях висели громадные закопченные котлы. Каким маленьким и убогим казался Розмур по сравнению с Эшлингфордом!
   — Я думаю, он славный мальчуган, — не замечая появления Джослин и Оливера, говорила одна из служанок.
   — Да, не то что его отец, — охотно согласилась другая.
   Женщина, месившая на столе тесто, пренебрежительно фыркнула:
   — Он еще слишком мал, чтобы мы могли судить, каков он. Возможно, со временем он станет еще хуже отца.
   Джослин сразу же поняла, что речь шла об Оливере. Подавив мимолетный порыв повернуться и поскорее убежать отсюда, она решительно переступила порог, намереваясь как мать наследника Эшлингфорда раз и навсегда прекратить подобные разговоры.
   Некоторые из служанок заметили незваную гостью, подтолкнув при этом менее расторопных. В кухне воцарилась мертвая тишина.
   Первым нарушил молчание Оливер.
   — А что вы здесь делаете? — ухватившись за край стола и поднявшись на цыпочки, поинтересовался он у той женщины, которая минуту назад так нелестно отозвалась о нем.
   Служанка перевела взгляд с мальчика на Джослин. Осмотрев ее платье, она нахмурилась и ответила:
   — Хлеб.
   — Можно попробовать? — спросил Оливер.
   . Лицо женщины вытянулось от удивления.
   — Я не возражаю, малыш, но хлеб еще не готов. Его нужно прежде испечь.
   — Ну и ладно. Мне такой нравится.
   Губы служанки тронула легкая улыбка.
   — Правда?
   — Ага!
   Она взглянула на Джослин, которая стояла в стороне, наблюдая за происходящим.
   — Можно дать ему кусочек, госпожа?
   — Да, только небольшой, — ответила вдова, с облегчением заметив, что глаза женщины потеплели.
   — Вы что-нибудь хотите, госпожа?
   Джослин с благодарностью посмотрела на подошедшую к ней молоденькую служанку. Девушка ждала ее распоряжений.
   — Да, немного хлеба с сыром. Мы с сыном проголодались.
   Учтиво склонив голову, служанка удалилась.
   Вскоре мать и сын под пристальным наблюдением прислуги утолили голод. Слуги с притворным старанием занимались делами, то и дело украдкой с любопытством поглядывая на них. Лишь изредка они переговаривались между собой. Джослин не разбирала слов, но чувствовала, что речь идет о ней и Оливере.
   Не успела женщина положить в рот последний кусочек хлеба, как на кухне появилась Эмма. С приветливой улыбкой на губах она подошла к ребенку, сидевшему на высоком стуле рядом с матерью.
   — Ты уже готов? — спросила старая няня.
   Кивнув головой, Оливер проглотил сыр и, бросив взгляд на мать, пробормотал:
   — Готов!
   Интересно, что Эмма имела в виду, спрашивая, готов ли Оливер? Недоумевая, Джослин смахнула с губ сына крошки, опустила его со стула на пол и обратилась к женщине:
   — Вы что-нибудь запланировали?
   — Да, мы с молодым господином договорились сегодня утром осмотреть замок, не так ли, Оливер?
   Лицо мальчика расплылось в довольной улыбке.
   — Ага, будем смотреть.
   — Вы присоединитесь к нам, госпожа?
   Джослин тоже очень хотелось получше познакомиться со своим новым домом, однако она решила немедленно отыскать Лайма и потребовать, чтобы он объяснил, почему без ее ведома и согласия посмел рассказать Оливеру о смерти его отца.
   — Возможно, я присоединюсь к вам позднее. Сначала мне нужно уладить кое-какие дела.
   — Хорошо, — согласилась Эмма, отступила на шаг и начала внимательно разглядывать наряд новой хозяйки. — Вполне прилично. Правда, платье вам немножко великовато, но это лучше, чем если бы оно было мало, — задумчиво проронила она. — Впрочем, я легко все исправлю.
   Джослин запротестовала:
   — Ничего страшного. Не стоит беспокоиться. Как только приведут в порядок мою одежду, я сразу же верну вам вещи.
   — Но ведь вы почти ничего не привезли с собой, моя госпожа, — напомнила старая няня. — А вам как хозяйке Эшлингфорда потребуется много нарядов.
   — Уверена, что отец вскоре пришлет и мою одежду, и Оливера.
   Эмма скептически посмотрела на молодую женщину. Казалось, она сомневалась, что наряды из Розмура могли пригодиться в Эшлингфор-де. Джослин не могла не оценить качеств одежды, найденной в сундуке. Хотя принесенные служанкой платья не совсем подходили ей по размеру, они отличались искусной работой и богатой материей. Каждое из них, наверное, стоило столько же, сколько все платья Джослин вместе взятые.
   — А чьи это платья? — осторожно поинтересовалась она.
   — Вещи раньше принадлежали леди Анне.
   На лице Эммы промелькнуло выражение, которое Джослин не успела распознать. Горечь? Или неприязнь? Пожалуй, нет. В одном она не сомневалась: старая няня не сильно переживала из-за смерти госпожи. Неужели мать Мейнарда вызывала такую же неприязнь, как сын? Неужели в Эшлингфорде не было мира?
   — Не хочу испытывать твое терпение, мой мальчик, — обратилась старая няня к Оливеру. — Пойдем?
   — Да, пойдем скорее. — Мальчуган потянул ее за собой.
   Служанка повернулась к новой госпоже.
   — Мы будем рады, если вы сможете присоединиться к нам.
   Взяв рукой маленькую ладошку ребенка, она направилась к двери.
   — Увидимся позднее, Оливер, — крикнула Джослин вслед сыну.
   Оглянувшись, он широко улыбнулся и ответил:
   — Да, потом, мама.
   Как только за Эммой и Оливером закрылась дверь, Джослин собралась с мыслями, думая о том, что скажет Лайму.
   Выйдя из кухни через заднюю дверь, она оказалась в залитом солнцем саду. Легкий теплый ветерок ласкал ее лицо. Справа тянулись грядки с зеленью, слева красовались цветочные клумбы. Несколько мгновений женщина любовалась красотой сада, потом направилась в сторону внутреннего двора, в котором царила суматоха.
   Как и на кухне, ее появление было встречено любопытными взглядами и приглушенным шепотом за спиной. Слуги смотрели на нее так, словно ожидали от нее неприятностей и хлопот.
   Новая хозяйка, шагая с высоко поднятой головой, держалась подчеркнуто независимо и гордо. Время, только время покажет, примут ли обитатели Эшлингфорда ее и Оливера.
   Миновав подъемный мост, ведущий во двор, Джослин осмотрелась по сторонам. Странно, но Лайма она нигде не видела. Немного помедлив, вдова подошла к одному из всадников, облаченному в боевые доспехи.