— Я думала, что Иво тоже любит меня, — не замечая помрачневшего лица Лайма, продолжала Эмма. — Он клялся мне в любви и преданности, а затем… — Приступ кашля заставил ее замолчать. Когда же она снова заговорила, ее голос стал таким слабым и тихим, что Джослин с трудом разобрала слова. — Он подарил мне ребенка, — прошептала старая служанка.
   — Итак, Мейнард — твой незаконнорожденный сын, — заключил Лайм.
   Она кивнула головой.
   — Я жила в страхе. И мне было очень стыдно. Но Иво убедил меня в том, что обо всем позаботится. Он сказал, что знает знатную даму, готовую принять моего ребенка и воспитывать как родного. Правда, только в том случае, если родится мальчик.
   — Анна! — тихо вставил лорд Фок.
   Прокашлявшись, Эмма заговорила громче.
   — Иво утверждал, что муж этой дамы сердится на нее за то, что она не может подарить ему наследника, и даже угрожает избавиться от нее, если в ближайшее время она не родит сына.
   Лайм до боли сжал кулаки. Он не сомневался, что его отец, Монтгомери Фок, не мог так говорить. Скорее напротив, он обрадовался бы, если бы узнал о бесплодии Анны, ведь уже имел наследника от любимой женщины.
   — Чтобы уберечь меня от позора, Иво воспользовался удобным случаем и перевел меня на работу в замок, — охрипшим голосом продолжала старая служанка. — Я не знаю, как Анна объяснила мужу желание родить ребенка не в замке, а где-то еще. Однако в то время, когда я была на пятом месяце беременности, она покинула Эшлингфорд, делая вид, что готовится к родам.
   Лайм заскрипел зубами. Он тоже не знал, какую причину назвала Анна его отцу, но хорошо помнил, что перед рождением Мейнарда она действительно некоторое время отсутствовала. В эти месяцы он, Лайм, чувствовал себя совершенно счастливым, так как избавился от преследований и насмешек мачехи.
   — Я знаю, что вела себя глупо, но я безумно полюбила ребенка, который рос у меня под сердцем, — с трудом переводя дыхание, говорила Эмма. — Я понимала, что для малыша будет лучше, если он вырастет в знатной и богатой семье. Я не желала ему участи незаконнорожденного. Именно поэтому я молила Бога, чтобы он подарил мне мальчика, а не девочку.
   Незаконнорожденный! С каждым словом, срывавшимся с губ старой женщины, мужчина мрачнел все больше и больше. Он уже с трудом сдерживал гнев, бушующий в груди.
   Эмме же каждое слово давалось с неимоверным усилием. Она слабела и теряла силы прямо на глазах.
   — У меня в горле пересохло, — шумно вздохнув, пожаловалась больная. — Ты не мог бы смочить мне губы, Лайм?
   Он чувствовал, что Джослин не сводит с него глаз, и, отходя от кровати, старательно избегал ее взгляда. Мужчина боялся, что ярость, охватившая его, напугает и оттолкнет ее. Налив в кружку немного воды, он вернулся к старой служанке и дал ей пить.
   Утолив жажду, Эмма продолжила рассказ:
   — И вскоре родился мой мальчик. Анна и Иво с нетерпением ждали его появления на свет. Они пытались отнять у меня сына, но я не могла отказаться от него.
   — И поэтому появилась в Эшлингфорде в качестве кормилицы, — подытожил Лайм.
   Женщина склонила голову.
   — Да, они не хотели этого, но я не оставила им выбора, пригрозив, что раскрою их обман, если они разлучат меня с ребенком. Им пришлось взять меня в замок. А когда я оказалась в Эшлингфорде, то поняла, что стала невольной участницей заговора и что зачала Мейнарда неслучайно. Иво умышленно вовлек меня в преступную связь, следуя плану, придуманному им и Анной.
   Более подробных объяснений сыну Монтгомери Фока не требовалось. Он хорошо знал, чего они добивались.
   Однако Эмма продолжала говорить:
   — Мейнард был нужен им для того, чтобы отобрать у тебя, Лайм, баронство, — торопливо добавила она, вцепившись опухшими пальцами в рубашку мужчины. — Иво желал этого потому, что не мог получить Эшлингфорд сам. А Анна понимала, что, даже роди она твоему отцу ребенка, тебя он любил бы больше. — Глухо застонав, старая служанка разжала пальцы, выпуская подол рубашки, и бессильно уронила голову на подушку.
   — Дайте… дайте мне немного отдохнуть, — прошептала она, устало закрывая глаза.
   Потрясенный исповедью умирающей, лорд Фок, казалось, окаменел. Как он мог быть так слеп? Почему отец был так слеп? Ведь все видели откровенную, искреннюю заинтересованность Иво в Мейнарде, и всех удивляли холодность и равнодушие, которые проявляла к мальчику Анна. И с самого рождения рядом с Мейнардом находилась Эмма, любившая его, как родная мать.
   — Лайм! — тихо позвала Джослин. Обойдя кровать, где лежал Оливер, она осторожно положила руку на плечо мужчины и медленно опустилась на колени рядом с ним. — Я искренне сожалею. Если бы я знала…
   — То что? — неожиданно резко уточнил он.
   Молодая вдова тяжело вздохнула.
   — Я бы не стала бороться за права Оливера на Эшлингфорд. И, разумеется, не поехала бы вместе с Иво в Лондон.
   Лайму, охваченному слепой яростью, хотелось дать выход гневу, однако, ухватившись за любовь к Джослин как утопающий за соломинку, он усилием воли подавил порыв.
   — Знаю, — кратко сказал он.
   Несколько мгновений Джослин напряженно вглядывалась в его лицо, потом робко улыбнулась.
   — Эшлингфорд твой, Лайм. Я сама отправлюсь к королю и засвидетельствую слова Эммы. Уверена, теперь он не откажет тебе.
   Да, лорд Фок не сомневался, что, узнав правду, Эдуард вряд ли решится в третий раз отнять у него баронство.
   — Я должна рассказать остальное, — раздался слабый голос Эммы.
   Оглянувшись, Лайм увидел, что она продолжала лежать с закрытыми глазами. Очевидно, у нее уже не осталось сил, чтобы открыть их.
   — Ты знала о намерениях Иво и Анны, — сурово произнес мужчина. — И молчала. Почему?
   — Я любила своего сына, Лайм. Я хотела, чтобы он жил как знатный человек, а не как незаконнорожденный. Все, что я делала, я делала ради него и для него, — шумно выдохнув (воздух с шипящим свистом вырвался из ее горла), объяснила Эмма. — Когда я узнала, что твой отец не собирался называть Мейнарда наследником, я успокоилась. Я надеялась, что мой сын сможет по-прежнему жить в достатке, а… а ты, Лайм, получишь то, что принадлежало тебе по праву.
   — Но после смерти отца Иво и Анна подали королю прошение, в котором просили признать наследником Мейнарда, — напомнил мужчина. — И ты снова промолчала.
   На долю секунды лицо умирающей женщины исказила гримаса боли, но затем оно прояснилось.
   — Я не верила, что им удастся убедить короля отдать баронство Мейнарду. Все знали, что Монтгомери Фок считал наследником тебя и что только ты был достоин занять место барона. Можешь не верить мне, Лайм, но когда Иво и Анна вернулись из Лондона с королевским указом, я пригрозила разоблачить их обман. Я заявила, что расскажу правду о рождении Мейнарда, если они не откажутся от Эшлингфорда.
   — Сам же Мейнард, видимо, не подозревал, чей он сын, — уверенно предположил лорд Фок.
   Эмма покачала головой.
   — Иногда мне очень хотелось раскрыть ему истину, особенно тогда, когда он начал отдаляться от меня и сближаться сначала с Иио, а затем и с Анной. Но я боялась, что, признавшись, погублю его. Мейнард уже вырос и научился ненавидеть. Ненавидеть тебя. Сообщение о том, что он такой же незаконнорожденный ребенок, как и ты, могло убить его.
   Лайм задумался. Интересно, изменился бы ход событий, если бы Мейнард все узнал? Отказался бы он от титула, который принадлежал другому?
   — Что же ответили Иво и Анна на твою угрозу?
   — Они попытались убить меня.
   Лайм заметил, как от негодования вспыхнуло лицо Джослин.
   — Убить тебя?
   — Да, они… добавили яд в молоко. Но они не предполагали, что я видела это.
   Теперь мужчина понял, почему вскоре после смерти отца скоропостижно умерла Анна.
   — Ты поменяла кружки, не так ли? И отравленное молоко досталось Анне, — заключил Лайм.
   — Бог мне судья. Именно так я и сделала. Когда Анна отвернулась, я выпила ее молоко, а свое перелила в ее кружку.
   — И Иво знал об этом.
   — Он догадался. Позднее.
   — Но почему ты не пришла ко мне и не призналась во всем?
   — Разве я могла? Иво, рассказав о том, каким образом мне удалось избежать участи, уготовленной для меня им и Анной, обвинил бы меня в убийстве. А меня, несомненно, приговорили бы к смерти. Кроме того, Мейнард… он так горько скорбил по Анне, что я не пожелала причинить ему еще большую боль.
   — А позднее, когда Мейнард умер?
   — У меня появился Оливер. — Она разрыдалась. — Я полюбила его с первого взгляда.
   Лайм мрачно усмехнулся. Итак, своим молчанием Эмма еще раз отняла у него титул барона и владения, завещанные отцом.
   — Теперь объясни, о каких записях шла речь? — попросил он. — Какое отношение они имели к тебе и Иво?
   — Отравленное молоко было не первой попыткой избавиться от меня навсегда. Почти сразу же после того, как я появилась в Эшлингфорде, начали один за другим происходить несчастные случаи, каждый из которых мог свести меня в могилу. Мне пришлось придумать, как защитить себя.
   — При помощи записей?
   — Я попросила одного из монахов, остановившихся на ночлег в Эшлингфорде по дороге в Лондон, записать мою исповедь. Я честно все рассказала и объяснила, что собираюсь передать пергамент твоему отцу. — Эмма прокашлялась и продолжила: — Он поверил мне и, решив, что делает доброе дело, согласился выполнить мою просьбу. Он даже не предполагал, что я намеревалась использовать записи против Иво и Анны и таким образом спасти свою жизнь.
   Лайм чуть не спросил, почему Анна и Иво пытались отравить служанку, зная, что правда рано или поздно станет известна. Но в следующее мгновение он сам ответил на свой вопрос: им нечего было терять. Они надеялись, что записи могли затеряться или исчезнуть. Если бы им удалось убить Эмму, у них оставался шанс при помощи Мейнарда владеть Эшлингфордом. Пока же она находилась в живых, им постоянно грозило разоблачение.
   — Когда монах записал до конца мою исповедь, я показала Иво последнюю страницу и заверила, что после моей смерти человек, которому я якобы доверила хранить пергамент, немедленно передаст его тебе.
   — И долгие годы ты продолжала хранить записи у себя.
   — Да. Я никому не могла доверить эту тайну.
   Осознавая, что, только получив прощение, несчастная женщина обретет душевный покой, Лайм отогнал обиду и гнев.
   — А теперь тебе нужно немного поспать.
   Эмма повернула к нему лицо, но ее веки так отяжелели, что она уже не пыталась поднять их.
   — Ты… ты ведь прощаешь меня, Лайм, да? Я не хотела причинить тебе боль, не хотела, чтобы ты страдал. Клянусь, не хотела.
   Лорд Фок с удивлением прислушивался к своим чувствам. Случись подобное в прежние времена, тот Лайм, каким он был раньше, рассвирепел бы так, что не смог солгать и сказать Эмме, что прощает ее. Однако любовь к Джос-лин сделала мужчину великодушным. Наклонившись, он осторожно пожал руку умирающей.
   — Все прощено и забыто, — искренне заверил он ее. — А сейчас отдыхай.
   Испещренное глубокими морщинами лицо Эммы прояснилось.
   — Тебя я тоже всегда любила, как сына, — пробормотала она, медленно погружаясь в беспамятство.
   Некоторое время лорд Фок стоял неподвижно, потом неторопливо повернулся к Джослин.
   — Она умирает, да? — спросила молодая вдова растерянно.
   Лайм печально склонил голову.
   — Ахмед сказал, что Эмма не доживет до утра. — Он помог Джослин подняться с колен и добавил: — Я должен покинуть тебя сейчас.
   Женщина мгновенно насторожилась.
   — Ты возвращаешься в Торнмид?
   — Нет, просто я хочу побыть один. — Ему хотелось обдумать исповедь старой служанки и изгнать из души остатки гнева. — Я вернусь через несколько часов.
   На лице Джослин появилось выражение неуверенности.
   — Даю слово, что вернусь, — заверил он и, выйдя из дома, исчез в темноте. До рассвета оставалось чуть больше часа.
   Ахмед покинул Эшлингфорд через три дня. Но лорд Фок провел в баронстве целую неделю прежде, чем сообщить о возвращении в Торнмид. За это время Оливер поправился настолько, что его перевезли в замок. Его состояние улучшалось прямо на глазах, и со дня на день его маленьким ножкам предстояло застучать по каменному полу огромного зала и многочисленных коридоров.
   Джослин, счастливая после ночи любви с Лаймом, шагала с ним рядом, провожая к небольшому отряду рыцарей, которые уже сидели в седлах и терпеливо ждали господина.
   — Когда ты собираешься отправиться ко двору? — спросила она на ходу.
   — Я бы предпочел не появляться там никогда, — тихо ответил он, не сводя глаз с одного из своих людей.
   — Не понимаю, — растерянно проронила женщина. — Уверена, король захочет встретиться с тобой, чтобы…
   Мужчина резко остановился, затем притянул ее к себе и заглянул в лицо.
   — Мне не о чем говорить с Эдуардом.
   — Не о чем? — сбитая с толку, переспросила она. — А как же Эшлингфорд?
   — Эшлингфорд принадлежит Оливеру.
   — Нет! — воскликнула молодая мать. — Он твой и только твой!
   Лайм ласково провел пальцем по плавному изгибу ее подбородка.
   — У меня есть Торнмид. И мне уже не нужен Эшлингфорд.
   Джослин пришла в смятение. Неужели Лайм отказывался от родового поместья отца ради Торнмида, который по сравнению с Эшлингфордом выглядел как жалкая пародия на баронство? Его решение казалось ей глупым, к тому же Эшлингфорд до сих пор нуждался в его сильной опытной руке.
   — Но ведь Торнмид вряд ли…
   — Он будет, — перебил лорд Фок. — Со временем он станет в один ряд с Эшлингфордом.
   Женщина, зная о серьезности намерений Лайма в отношении Торнмида, понимала, что он говорил правду, но его желание отказаться от того, что принадлежало ему с рождения, удивило ее.
   — Ты не прав, Лайм, — настаивала она. — Эшлингфорд должен стать твоим.
   Лучи восходящего солнца осветили лицо мужчины. Взглянув на Лайма, Джослин увидела, что его глаза светились любовью.
   — Я люблю тебя. И люблю Оливера. Истину лучше похоронить вместе с Эммой. Пусть никто не узнает эту страшную тайну. Никто и никогда.
   Лишь теперь молодая мать осознала, что, отказываясь от Эшлингфорда, Лайм хотел защитить их с Оливером. Так велика была его любовь.
   — Ты не должен так поступать.
   В следующее мгновение ее глаза наполнились слезами и окружающая реальность потеряла четкие очертания.
   Не обращая внимания на присутствие посторонних, мужчина наклонился и нежно поцеловал возлюбленную.
   — Но именно так я и поступлю, — прошептал он, отрываясь от ее губ. — Хозяином Эшлингфорда станет Оливер.
   Радость, благодарность, любовь переполнили сердце Джослин. От избытка чувств она потеряла дар речи, но ее глаза говорили красноречивее слов.
   — Я вернусь, моя милая. Клянусь. Я вернусь к тебе и Оливеру.
   Еще раз поцеловав ее на прощание, Лайм отстранился и легким пружинящим шагом направился к рыцарям.
   Джослин задумчиво смотрела ему вслед. Она не знала, что он собирался делать, но не сомневалась, что любимый сдержит данное слово. Он непременно найдет спасительный выход, и они будут вместе. Навсегда.

Глава 29

   Шел день за днем. Близилось лето. Чума, державшая людей в страхе на протяжении почти трех месяцев, забрала, наконец, свою последнюю жертву. Люди начали медленно возвращаться к обычной жизни. За прошедшие месяцы Эшлингфорд потерял четверть населения, Торнмид немного меньше, однако по сравнению с другими поместьями Англии местные жители оправились от удара, нанесенного страшной болезнью, гораздо быстрее. Земли плодоносили, скот был сыт и ухожен, а в кладовых хранилось достаточно пищи для всех.
   Лайму удалось сделать то, что он обязан был сделать: спасти оба баронства от нищеты и удержать подданных там, где они родились.
   Подняв голову, Джослин прислушалась к взволнованному детскому голосу, зовущему ее. Оливер!
   Быстро встав на ноги, она взобралась на вершину небольшого холмика, на котором в тишине и одиночестве просидела целый час, наблюдая за крестьянами, работающими на полях.
   Мать с нежностью смотрела на раскрасневшееся личико сына. На нем еще виднелись рубцы от нарывов, вскрытых Ахмедом, но они почти совсем затянулись и со временем должны были побледнеть и стать менее заметными.
   Остановившись перед матерью, мальчик присел и оперся руками о колени.
   — Мама, дядя Лайм приехал!
   Джослин уже в который раз удовлетворенно отметила, как вырос ее малыш, прежде чем смысл его слов дошел до ее сознания. Лайм вернулся!
   Неужели он приехал к ней и к Оливеру, как и обещал? Неужели это правда?
   — И Большой папа тоже, — сияя от радости, добавил мальчуган.
   Женщина удивленно расширила глаза. Отец здесь? От неожиданности она совершенно растерялась.
   — Где они?
   — Там, — Оливер указал пальцем на ведущую к замку дорогу.
   Заслонив лицо рукой от солнца, Джослин увидела трех всадников, приближавшихся к ним. Но кто же третий?
   — С ними и дядя Ричард? — не веря своим глазам, спросила она.
   — Кажется, его зовут так, — согласился мальчик, еще ни разу не встречавшийся с братом матери.
   Но что означает их приезд? Лайм… ее отец… и Ричард. Сердце Джослин затрепетало в груди.
   — Пойдем, Оливер, — приподняв юбки, женщина начала торопливо спускаться с холма.
   Первым ее встретил Лайм. Быстро спешившись, он заключил любимую в объятия и прижал к себе.
   Как долго они не видели друг друга!
   — Ну теперь-то вы, наконец, поженитесь? — нарушил их уединение взволнованный голос Оливера. Мальчик с надеждой смотрел на мать и Лайма.
   Его вопрос привел Джослин в смятение, однако лорд Фок, судя по всему, не испытывал ни смущения, ни растерянности. Отступив на шаг от женщины, он взял ее за руку и опустился перед мальчиком на колено.
   — Тебе бы этого хотелось, да?
   — Да, очень! — согласился Оливер.
   — Тогда нам придется что-нибудь придумать, не так ли? — Лайм ласково взъерошил волосы ребенка, потом выпрямился и перевел взгляд на его мать. На ее лице застыло выражение недоумения. — Я приехал к тебе, Джослин.
   Она слышала, как за ее спиной спешивались отец и брат, но не могла оторвать глаз от Лайма.
   — Правда?
   Мужчина улыбнулся.
   — Скоро мы поженимся.
   Долгие недели разлуки Джослин надеялась, что он найдет в конце концов выход из положения и что они смогут стать мужем и женой, но сейчас его слова звучали, как во сне: они были прекрасными и в то же время казались невероятными.
   — Но разве это возможно? — растерянно спросила она.
   Лайм запечатлел на ее губах целомудренный поцелуй.
   — Я объясню все позднее. А пока поприветствуй отца и брата.
   Спустя несколько часов, лежа в объятиях любимого мужчины, Джослин повторила вопрос.
   — Мы сможем пожениться благодаря помощи королевы Филиппы, — ответил Лайм.
   — Королевы? — удивленно переспросила молодая вдова.
   — Да, еще за несколько месяцев до эпидемии чумы я отправил ей письмо, в котором попросил помочь получить у Папы разрешение на брак.
   Джослин даже не подозревала, что Лайм начал думать об их будущем так давно. Его признание тронуло ее до глубины души.
   — Неужели ты уже так долго любишь меня, Лайм?
   Он ласково провел кончиком пальца по ее обнаженной руке.
   — И буду любить вечно.
   По телу женщины пробежала волна трепетной дрожи.
   — И Папа дал согласие?
   — Да, он издал специальный указ, позволяющий нам официально вступить в брак.
   — А почему он так легко согласился? Мы ведь продолжаем оставаться братом и сестрой в глазах церкви.
   Несмотря на предсмертную исповедь Эммы, больше никто не узнал правду. Лорд Фок настоял на том, чтобы истина была похоронена вместе с женщиной, которая хранила ее столько лет.
   Приподнявшись, Лайм оперся на локоть и посмотрел на молодую вдову сверху вниз.
   — Не так легко, как кажется на первый взгляд. Разумеется, Папа дал согласие за определенную цену.
   Она мгновенно догадалась, что Лайм заплатил за разрешение вступить в брак.
   — И настолько высока цена? — осторожно поинтересовалась хозяйка Эшлингфорда.
   Мужчина широко улыбнулся.
   — То, что я получил взамен, стоит гораздо дороже. Но потребуется некоторое время на то, чтобы рассчитаться.
   — Сколько времени? — уточнила она.
   Лорд Фок на несколько секунд задумался.
   — Лет десять. Может, и больше.
   — Десять лет?! — изумленно воскликнула Джослин.
   Он кивнул головой.
   — Да. Папа хочет получить аббатство. И я построю для него аббатство. В Белл-Глене.
   Женщина даже не представляла, сколько денег могло потребоваться на строительство, но понимала, что церковное благословение обошлось лорду Фоку недешево.
   — Когда ты получил согласие на наш брак?
   — Неделю назад.
   Джослин встрепенулась. Как он мог хранить это в тайне так долго?
   — Целую неделю? — обиделась она. — И ты не приехал ко мне сразу же?
   — Мне очень хотелось примчаться к тебе с радостным известием в тот же день, — объяснил он, ласково перебирая пальцами пряди ее распущенных волос. — Но я решил сначала съездить за твоим отцом в Розмур. Я подумал, что ты захочешь, чтобы он находился рядом в тот момент, когда мы будем произносить клятву верности.
   — Я… я рада, что ты привез отца, — растерянно проронила Джослин.
   Лайм устремил на нее полный нежности и любви взгляд и пылко прошептал:
   — Наши клятвы будут искренними, а наш союз — долгим и счастливым. Мы соединим свои сердца навечно.
   Навечно!
   — Я люблю тебя, Лайм.
   Он, склонив голову, приблизил губы к ее губам.
   — Я тебя тоже люблю, Джослин. И всегда буду любить.