Ли Венедикт. Гроза над Миром

   - Ты еще слаб, лежи. Попробуй подвигать правой рукой, - Бренда взбила ему подушку. Он лежал у себя в спальне, почти не чувствуя тела, но послушно выполнил просьбу. Пальцы шевелились, но поднять руку не смог.
   - Я иду в Ратушу, - Бренда спрятала под просторным платьем короткий нож с обоюдоострым лезвием, - Выясню, что случилось, в конце-то концов...
   Всегдашние жесткие складки у губ разгладились, она выглядела помолодевшей. Странно действует горе на некоторых людей. Куда она собралась? Разузнать? Сейчас? Ах, да... Светает. Он провел без сознания остаток ночи.
   - И сразу вернусь. И разберусь с теми, кто не доглядел за Пини.
   "Первая из них - ты..."
   Бренда угадала его мысль. Но не сказала ничего, только надолго задержала дыхание, подавляя вздох. И ушла, оставив его беспомощного следить глазами за стрелками часов. Прошел час... три... Кто-то дал ему пить, время шло... Он очнулся от забытья, зная: происходит что-то плохое. День закончился, Бренда не возвратилась.
   Наутро Вага увидел рядом с собой, всю в слезах, Тонку. Попытался спросить... Тонка склонилась к нему совсем близко, разбирая его едва слышный шепот. Отрицательно мотнула головой.
   - Нет. Со вчера Бренду не видели.
   Поднесла к его губам стакан с питьем.
   - Пожалуйста,... не разговаривайте. Вам это нехорошо сейчас...
   Ханна предложила Арни сесть, сама села напротив. Сави утерла слезы и стояла, опершись на плечо Ханны. Арни дивился своему спокойствию. Случилось то, чего боялся - огромная пустота возникла в его жизни, когда он выслушал все, что сказали ему эти зрелая и молодая женщины, такие разные, но в горе своем похожие друг на друга. С Сави - понятно. И он спросил Ханну:
   - Вы тоже знали Наоми?
   Ханне изменила выдержка.
   - Знала ли ее? Вы пришли к ней домой! Здесь жила она два года, пока псы Ваги не забрали ее. Будь он проклят! Мало ему городских девок, так пришли за ней! Как прознали? Как?
   Два года назад муж Ханны, ныне покойный и ее младший сын (сейчас он где-то скрывается от вербовки) нашли Наоми спящей на меже, под старым мелколистом. Она спала мирным и крепким сном, какой наступает после глубокой усталости. И, проснувшись, не могла сказать ни слова так, чтобы ее поняли. Но послушно вошла с ними в дом. Ханна до сих пор помнила легкий испуг, с каким Наоми вглядывалась в лицо ее мужа.
   - Не знаю, что ее так удивляло. Может то, что Теодор был заметно старше меня...
   Незнакомке дали поесть. Она ела немного, старательно копируя обращение Ханны со столовым прибором. Никогда еще Ханна не встречала девушки столь необразованной и, в то же время, такой понятливой. В считанные дни она выучилась сносно объясняться на джойлик. "Не понимаю", "слушаю", "пить", "хочу помочь"... - словарный запас ее быстро рос.
   Имя ее Ханна узнала в первый же день. Показала на себя - "Ханна", на мужа "Теодор". Необычная гостья сразу ответила ей, приложив руку к сердцу.
   - Naomy. La namo se Naomy.
   Поразила всех и ее одежда - цельнокроеный комбинезон из мягкой, с серебристым отливом ткани. Когда настало время ложиться спать, (Ханна отвела ей местечко, освободив превращенную было в кладовку комнату старшего сына, который давно жил отдельно), Наоми сбросила комбинезон, оказавшийся почти невесомым, Ханна подержала его в руках, теплый и скользкий на ощупь, заметила, что обувь составляла со штанинами одно целое. Удивило Ханну и то, что под этой одеждой Наоми была полностью голая. Пришлось пожертвовать ей свою запасную ночную рубашку.
   И еще. Незнакомка была вооружена.
   - Вот, - Ханна вынесла из задней комнаты сверток.
   Арни долго держал на руке одежду Наоми. Душа его постепенно наполнялась горечью. Кроме комбинезона в свертке оказалось нечто, напоминающее очертаниями маленький револьвер с коротким дулом. Матово-черного цвета, нетяжелое, хорошо сбалансированное, с замысловатой формы рукояткой - несомненное оружие. Хотя корпус сплошной и не видно, где заряжается.
   Арни внезапно сообразил, что рукоятка изготовлена исключительно под ладонь Наоми, потому любому другому держать это оружие в руке неудобно. Нащупал на месте курка утапливающуюся под нажатием пальца сдвоенную кнопку - сперва меньшая входила в большую, затем поддавалась и та.
   Взял половчее, прицелился в открытое окно в столбик забора, осторожно нажал на спуск. Безрезультатно. Оружие не заряжено, либо неисправно.
   - Сын уже пробовал... Сказал, может, мы не знаем секрета, - Ханна следила за экспериментом Арни, - Когда за ней пришли, Наоми чистила птичник. Кинулась в дом, ее схватили на пол-дороге, и она целую минуту яростно отбивалась. Уложила наземь троих, пока ее скрутили... Кто-то донес или выболтал по глупости, что во Флавере живет симпатичная девушка. У меня никогда не было дочери - Наоми стала ею. Два года - счастливое время. И так все кончилось! Я страшно горевала. А скоро началась война...
   Когда я узнала, что это моя Наоми готова выбросить Вагу на помойку - целый день ходила сама не своя от злой радости! И вот... - у Ханны перехватило горло.
   - Вы сказали, что были ее мужем. Значит - мой сын. Возьми!
   Она отдавала Арни оружие и одежду Наоми.
   Арни встал. Встала и Ханна. Сави, все это время простоявшая, как сомнамбула, встрепенулась, вперила в него горячечный взор. Слова сами шли Арни на язык, он говорил то, что чувствовал.
   - Мама! И ты, сестренка... Я иду на Вагнок и сровняю проклятый город с землей.
   Покинув дом Ханны, Арни, вместо того, чтобы вернуться к ожидавшему его передовому отряду, направился по широкому, утоптанному множеством мягких лап проулку к деревне стиксов Флаверы. В его поясной сумке лежал сверток, что отдала ему Ханна - память о Наоми. Она умерла не на его глазах, и Арни казалось теперь, что на деле - Наоми жива, только отправилась в такой далекий путь, что обратно ее не дождаться. Он шел к стиксам и мысленно говорил с Наоми, делясь своим замыслом.
   Встречный стикс мурлыкнул приветствие, Арни в ответ издал гортанный звук. Махнул охране рукой: "Держать дистанцию. Не мешать". Медленно двинулся вперед, вдыхая отчетливый запах множества живых нечеловеческих разумных существ.
   С холмов на северных подступах к Вагноку дорога выглядела черной рекой от идущих по ней бесконечной чередой войск. Разведчик выругался про себя, толкнул стикса коленями: "Лечь".
   - Откуда у него столько стиксов? - пробормотал сквозь зубы.
   Ездовые и тягловые, со всех деревень и городков, через которые пролег путь армии Арни... Стиксы уходят к нему! Правду говорят: этот ненормальный еще подростком, вместо того, чтоб бегать за девками, пропадал днями у стиксов. Он даже умеет говорить на их языке. Не на джойлик - жестами, а рычать, шипеть и мяукать, как они. Животное, тварь! Разведчик поворотил стикса обратно, а сам низко пригнулся в седле. Теперь скорее к своим...
   Он не понял, как очутился на земле, перед лицом горели два круглых желтых глаза зверя, уши прижаты к голове, пасть оскалена. Такого просто не могло быть стиксы не трогают людей! Захрипел в шоке:
   - Уйди!.. Нет...нет, уйди!
   Верхние клыки стикса были длинными и ослепительно белыми.
   Просторное платье Бренды скрывало ее тренированное тело, желтым махровым платком, как тюрбаном она повязала голову. На округлом лице застыло выражение безразличия. Она разглядывала лежащий на мостовой труп девушки. Несчастную погубила длинная юбка, в которой запутались ее ноги. Упав, девчонка уже не смогла подняться, и оказалась затоптана бегущей толпой. "Все боялись вымокнуть... Почему так происходит: скопище нормальных людей разом превращается в стадо?" Бренда велела Майлу следовать дальше. Вереница мертвых тел впереди была еще длинной - с утра трупы погибших во вчерашней давке укладывали на площади для опознания. Но, пока Бренда не отыщет среди них Пини, вход горожанам на Адмиралтейскую и оттуда на главную площадь города - закрыт. Практически весь гарнизон Майл, осунувшийся, постаревший за ночь лет на десять, задействовал на охрану центра города.
   "Тысяча девять" - сказал голос в голове Бренды. Последней жертвой тоже оказалась девушка. Тело в сохранности, только нет лица. Совсем. Но ее одежда снова дала понять: "Не она". Пини исчезла бесследно. "Постараться вспомнить подробно...Похоронная команда укладывает тело в повозку. На неживом лице капли дождя, как слезы... Ты хотела править Островом! Предвидела ли, что вступаешь на смертный путь? Что все кончится с неизбежностью вот так: мертвая девочка, ты лежишь у моих ног. Врач и Тонка рядом со мной. Пини... Где?!" Черная завеса в памяти так и не поднялась. А надо действовать, сейчас все висит на волоске. Обернулась к Майлу.
   - Комендант! Усилить оцепление. Станут напирать - огонь! Я приказываю. Дальше: собрать всех, сколько можно, людей, стиксов, повозки. К полудню крайний срок, захоронить тела на Черном кладбище.
   Майл уставился на нее в шоке:
   - Вы соображаете, что делаете? Народ все прибывает - люди разыскивают пропавших родных. Площадь закрыта - они ждут... И узнают, что вы велели хоронить погибших, всех скопом, в общей могиле... как хоронят бродяг, убийц, воров! Думаете, я удержу их?! Да они сметут здесь все!
   Крайний момент настал, поняла Бренда. Одно неверное слово, жест, взгляд и Майл откажется ей подчиняться. И, вместе с ним, гарнизон.
   - Мне тяжело так же, как тебе, Майл Вернон. Вчера мы казнили нашего общего врага, избавились от жестокосердного существа, задумавшего поиграть судьбами Острова и народа. Вчера мы отпраздновали победу. Теперь гляди... - Бренда показала на усеянную тысячей мертвецов площадь, - Это тоже сделали мы. За каждым гробом пойдут близкие, друзья, просто любопытные. Ты можешь себе представить массовые похороны такого масштаба - куда стечется, считай, больше народу, чем на вчерашнюю казнь? К вечеру я гарантирую тебе самую настоящую революцию. Сама я ничего не боюсь и мне все равно, что со мной станет. Но ты разве хочешь, чтобы твой дом сожгли, а над женой и дочерьми надругались, потом растерзали?
   Майл устало горбился, Бренда продолжала уговаривать:
   - Поверь... лучше никогда не увидеть больше родного человека - просто ушел далеко, навсегда..., чем на деле убедиться, что с ним сталось. Что осталось от него. Волнения будут, да. Действуй решительно и погасишь пожар, не дав ему разгореться. Позже мы объясним людям. Они поймут и простят. А пока - действуй. Действуй, брат!
   Всем очистить Адмиралтейскую, иначе будем стрелять. Всем, живущим в центре, не выходить из домов. В зданиях по улице Северного ветра завесить окна. Не выглядывать, не смотреть - стреляем без предупреждения. Двадцать стиксов, всего лишь, где остальные? Похоронщикам выдать бахуша, сколько выпьют. Орхи... тоже не жалеть.
   Скрип тележных колес. Мягкая поступь стиксов. Приглушенные говор и смех одуревших от наркоты солдат. Четыреста девяносто третий жмурик, девяносто четвертый... Скорее, скорее... Срок близок, впрягайтесь сами, коли стиксы не могут больше. Скорее. Тела во рву в три слоя, не смотрите друзья. Скорей сгребайте и сбрасывайте вниз вязкую, черную землю... скорей. Вот так, не видеть ничего больше, не видеть... еще бахуша, дай сюда гад, ты уже пил!
   Комендант города всем подчиненным: разыскивается Картиг Пенелопа. На вид двадцати лет, немного выше среднего роста, волосы светлые, длинные, глаза серые. Десять тысяч реалов тому, кто сообщит о ее местонахождении...
   День умирал, ожидаемый мятеж так и не случился, в городе росло настроение тихого отчаянья. Когда Майл и Бренда вернулись в Ратушу, Джено встретил их странным взглядом. У Бренды достало еще сил сделать ему спокойное замечание:
   - Ты-то хоть не перебирай орхи. Сейчас нужна ясная голова - город в опасности.
   - Зато вижу ее. Стоит рядом, смотрит. Все молчит только...
   - Мертвые не говорят, Джено. Успокойся. "Господи, еще и этот сумасшедший на мою голову!"
   Она осталась с ними, ни во что не вмешивалась, только слушала и, редко, бросала несколько слов, как совет, не больше... Ее воля замещала волю обоих мужчин и, как всегда, незаметно. Они стали жесткими и собранными, приказы отдавали лаконично, настрой на действия и борьбу передавался их подчиненным. И Бренде полегчало: забыла о Пини, о тяжко больном брате... Думы о них ушли в подсознание и не мучили больше. Настала ночь, тревожных вестей не поступало.
   Бредовое сообщение долго молчавшего гелиографа Флаверы о "восстании стиксов" не подтвердилось. Единственная странность касалась отрядов чистильщиков, подчиненных Джено - они, видно, стали толковать его приказы, как самим удобно. Не присоединившись к гарнизону, охранявшему центр города, чистильщики взяли под контроль кварталы вокруг Белой церкви - спокойный и тихий район. "Ищут, где отсидеться, сволочи..."
   К утру Бренда вздремнула на диване в кабинете Майла, но и тогда продолжалась в ней невидимая душевная работа. "Не все потеряно, не все. Еще можно бороться и спастись". Привиделось, что с Пини ничего плохого не случилось, да и не нашли днем среди мертвых ее тела. Под конец послышался далекий, скорбный зов и с глубоким вздохом Бренда очнулась, так и не поняв, что ее разбудило. Начинался новый день, пора возвращаться в Гнездо.
   На площади рабочие готовились разобрать останки виселицы. А пока на помосте кривлялась уличная певица - худущая девка с огромным носом. Но голос знатный богатого диапазона, со звенящим металлическим отливом на высоких нотах. Вокруг собралась кучка бездельников, из тех ничтожеств, кому нечего делать ни днем, ни вечером, а любое несчастье лишь тешит их любопытство, пока случилось не с ними.
   ...На жирных лицах их видны
   Приметы счастья и богатства,
   А остальные все должны
   В трудах тяжелых надрываться.
   Наоми, ты хотела нам
   Вернуть достоинство и гордость,
   Но спины долго гнуть рабам,
   Пока стоит проклятый город.
   Бренда выругалась, но, подумав, подошла ближе.
   И не бывает никогда,
   Нигде в своей стране пророка,
   Упала яркая звезда
   Наоми, ты ушла до срока...
   "Быстро же лепят новую святую!"
   ...Певица допела песню, слушатели кидали мелочь в жестяную коробку. Звякнула брошенная Брендой монета в два реала. Девушка благодарно глянула на Бренду и засобиралась прочь, поняв, что здесь ловить больше нечего.
   - О ком пела, девушка?
   Она удивилась.
   - Не знаете?
   - Слышала, конечно, но не видела. Расскажи подробности, я любопытная. Отблагодарю.
   Перед полста-реаловым золотым шалава не устояла. Пошла вместе с Брендой, расписывая вполголоса события, известные Бренде намного лучше и Бренда слушала ее в пол-уха. А та продолжала, уже нехотя, трепаться, бросая на поясную сумочку Бренды жадные взгляды.
   - Родственников у нее, говорят, не было и потому хоронить досталось Братьям это их святой долг. Слепой старый стикс потащил повозку, тент взметнуло ветром, и я видела, как Белая сестра склонилась над телом Наоми.
   Бренда встала, как вкопанная. Пини!! Она, она, она! Ее белая накидка похожа на одеяние Сестры. "Не уследила... Раньше я всегда ощущала присутствие Пини. Почему же с возрастом виденье так заметно оставляет меня? Я еще способна ломать напором своей воли сопротивление окружающих, но дар, бесценный дар уходит... Зачем так наказана, за что?
   Сунула в руку девушки золотой.
   - Возьми. И проваливай - расстроила ты меня.
   Теперь Бренда ясно представила себе ход мыслей Пини. Проводить ставшего, несмотря ни на что, родным человека в последний путь. Попросить Братьев похоронить их вдвоем и покончить с собой прежде, чем они успеют ее остановить. Именно там, на Черном кладбище и надо было вчера искать ее тело.
   С силой втянула воздух раздувшимися ноздрями, подняла голову, отыскивая меж крыш серебром горящий на солнце купол Белой церкви. Она пойдет туда... Потребует... И... и... "ЧТО Я НАДЕЛАЛА! КАК НАЙТИ БЕЗЫМЯННУЮ МОГИЛУ СРЕДИ ТЫСЯЧИ НОВЫХ!" Завыть в голос от отчаянья. Просить Бога или черта или человека о немедленной смерти. Или мгновенно сойти с ума и навсегда все позабыть. Как вспышки молний, мелькали в голове Бренды обрывки мыслей. И тут землю словно выдернули из-под ног.
   Не удержавшись, Бренда упала навзничь, но сознания не потеряла. Успела увидеть, как здание Ратуши осветилось изнутри и всеми четырьмя этажами осело внутрь себя, превратившись в окутанную облаком пыли приземистую груду камней. Землетрясение?! Нет... Нет! В воздухе стоял отдаленный прерывистый гул. В северной стороне небосклона плавал в небе белый лоскут, раскачиваясь на невидимой привязи - коробчатый змей таких размеров, что при умеренном ветре мог нести человека. С высоты нескольких сот метров наблюдатель с ручным гелиографом корректировал огонь батареи Северной заставы, и город лежал под ним, как на ладони. Крепостные орудия, развернутые прошлой ночью в направлении Вагнока, разносили в прах его центр.
   "Когда он успел? Как?! И где же армия Габа?" Еще один снаряд лопнул высоко в небе, рассеяв облако белых искр. Они росли в размерах, кружились... сотни белых листков усеяли площадь, а один опустился Бренде на грудь.
   К жителям города Вагнок!
   К вам обращаюсь я - адмирал Арнольд Сагель, муж убитой вами Наоми Вартан. Я приговариваю город Вагнок к смерти и никто не найдет у меня пощады, будь то мужчина, женщина или ребенок...
   Бренда с силой скомкала лист, каждая строчка которого дышала безумием и ненавистью. Попыталась встать, но к горлу вдруг подступил соленый ком. С усилием Бренда поднялась на четвереньки. Сутки она практически ничего не ела, держалась на одних нервах, и теперь острые сухие спазмы напрасно выворачивали желудок.
   А воздух полнился трагическим, стонущим воем слитных залпов орудий: самая мощная батарея Острова, призванная хранить его прекрасную столицу, сейчас губила своим огнем все то, что должна была защищать. 12. ИСКУПЛЕНИЕ
   "Записки доктора Рона Гаяра". Цензура Хозяйки оказалась мягкой, но некоторые места она выдрала с корнем. Таким вы и читаете мой мемуар.
   ...Итак, вернемся в Гану июля 1327 года. С той поры, как Наоми просто и без затей выставила меня вон (едва не поколотив при этом), я постарался выбросить из головы эту женщину. Даже в памяти называл ее не иначе, как "госпожа Вартан". Хотел, все же съездить в Норденк и не решился - выходило, что я тащусь за ней следом - отвергнутый, но верный воздыхатель. Ни к чему. Практичный и сметливый ум Наоми не позволял ей оставаться у кого-то в долгу, а если такое случалось, то она спроваживала подальше предмет своей благодарности. Как, к примеру, меня.
   Такую моральную свободу, граничащую с душевной нечистоплотностью, я не принимал. Вспомнил ее манеру манипулировать, почти неприкрыто, людьми и заметно прогрессирующую манию величия. Добавил к перечню отвратительных черт и всегдашнюю небрежность в одежде, нежелание, за редкими исключениями, выглядеть женщиной, а не дикаркой. Она даже стриглась сама, обрезая мешавшие пряди остро заточенным ножом.
   Когда мой список "Наоми - дрянь" хорошенько разросся, я с облегчением ощутил, что ненужная привязанность оставила меня. Подобный метод лечения рекомендую всем, заболевшим любовью.
   Тем временем Арни окончательно выздоровел, стал бодр и весел. Отросшая густая русая бородка сделала его похожим на какого-нибудь лесоруба из Эгваль в поисках лучшей жизни, а не на второго адмирала вольных моряков. Пока Наоми совершала рейд на "Громовержце" по периметру Острова, пугая Вагу и его прихвостней неизбежным разгромом, Арни договорился с Советом о военной поддержке их с Наоми честолюбивых поползновений. Я не присутствовал на переговорах,... шеф потихоньку отодвинул меня в сторону. Образно выражаясь, аккуратно "вывел за дверь", тогда как Наоми еще раньше сделала то же самое невежливым пинком. Спасибо, Арни хотя бы соблюл видимость приличий...
   - Встретимся в Астарте, - напутствовал он меня на прощание, - Не хочу, старина, подвергать тебя лишнему риску.
   Можно подумать, добираться до Астарты в одиночку мне окажется легче, чем под крылышком шефа на ганском корабле. Такой вот незатейливый предлог держать меня подальше: Арни не понравились наши былые дружеские отношения с Наоми. И черт с вами обоими! В скверном настроении я простился с Арни и остался в Гане, предоставленный самому себе: вот каково оказаться невзначай третьим лишним.
   Заканчивался июль, "Громовержец" вновь объявился в нашем порту. Вместе с другими любопытными я наблюдал, как мордастые ганские солдаты в полной выкладке всходили на борт, следом лебедки поднимали полевые орудия. Наоми ни разу не показалась на палубе. Ее вихрастую головку наверняка занимали грандиозные планы: подмогу Совет оказывал не за так - бульварные газеты смаковали предстоящий раздел Острова. Дележ шкуры неубитого стикса и торговля ею оптом и в розницу это было так в характере Наоми! Она заразила своей уверенностью всех: и старцев из Совета и простых горожан. А очарованный ею молодой художник из современных скорописцев написал, рассказывали, ее портрет, чем очень угодил. В ответ она предсказала юнцу известность и славу великого портретиста.
   В свой решающий бой, навстречу судьбе, "Громовержец" ушел незаметно, туманным утром. В тот же день я решил остаться в Гане насовсем. Надумал обзавестись небольшой практикой, лицензия моя была в порядке, и оставалось зарегистрироваться в городском отделении гильдии врачей. А вечером, возвратясь в гостиницу, я столкнуться у входа в номер с двумя верзилами. Тайная служба Ваги, без сомнений. Ну и дурак же я.
   - Вы - Гаяр?
   - К вашим услугам.
   - Вы лечили изменника.
   - Э-э... Мой долг врача, видите ли...
   - Ваш долг - служить, как все мы, первому адмиралу. Идемте с нами.
   - Э-э, позвольте,... заберу вещи из номера.
   Я не надеялся успеть добавить что-либо еще. "Последние новости! Известный врачеватель Рональд Гаяр ограблен и убит неизвестными злоумышленниками. Когда же Совет защитит честных граждан от произвола бандитов?" Эдакие веселые мысли роились в моей голове, пока я торопливо собирался - вещей у меня немного, главное - медицинский инструмент. Оба головореза зорко приглядывали за мной. Вместе спустились мы по покрытой светло-зеленым ковром лестнице, солнечное дерево в холле светилось мягким лимонным светом. Пахнуло ночной прохладой, я увидел стоящий напротив подъезда кабриолет. Кучер, сгорбившийся на сиденье, встрепенулся, завидев нас.
   Под мерный цокот лошадиных копыт (как непохоже на мягкий шаг стиксов!) дорога наша лежала в порт, я понял это скоро.
   - Можно курить?
   - Па-а-а-жал-ста... - процедил один из стражей.
   Пальцы мои, державшие зажигалку, дрожали, и я строго глядел на них, пока дрожь не унялась. Выкурил дорогую сигарету в три затяжки, выбросил окурок в темноту. Он сверкнул красной чертой и, попав в сточную канаву, уплыл, все еще тлея. Его тусклый свет я помню всю дальнейшую жизнь. Подумать только: я мог мгновенно и бесшумно оглушить обоих тупорылых и смыться! Моя крошечная зажигалка - еще и игломет-парализатор на два заряда и яд этот действует в секунду. Но... я не решился, потому что с возрастом стал трусоват и неуверен в себе. В результате, с этой секунды история Мира пошла по новому пути.
   Экипаж остановился, меня вывели на причал, я почувствовал под ногами деревянные сходни. Через минуту оказался заперт в тесной каюте каботажного судна и, улегшись на жесткую постель, постарался расслабиться. Перекликались матросы на палубе, их грубая речь не мешала мне войти в состояние легкого самогипноза. Загремела выбираемая якорная цепь. "Зачем я нужен Ваге?.." На четвертый день, поздним вечером, меня доставили в Гнездо Ваги и велели отдыхать. Но... недолго. Ровно в полночь меня удостоят аудиенции.
   Давешние стражи сопроводили меня по неярко освещенному коридору к узорной высокой двери, которая без промедления отворилась, и меня согрели радушные слова:
   - Добро пожаловать, доктор Гаяр!
   - Добрый э-э... вечер, - промямлил я.
   Женщина лет сорока, невысокая и плотная, с мужской стрижкой, делавшей ее полное лицо еще круглее, проводила меня в комнату, жестом показав на обтянутый цветным шелком диван, сама легко и небрежно уселась на груду подушек напротив. На низком столике был сервирован легкий ужин.
   - Выпьете с дороги? - она наполнила два бокала густой рубиновой жидкостью, пригубила из своего.
   - С удовольствием, госпожа Бренда Алисия...
   Сестра Великого Ваги, персона в своем роде не менее могущественная. Я сразу ее узнал, хотя видел лишь однажды, четыре года назад, на праздновании юбилея первого адмирала, мы были там вместе с Арни. С тех пор прибавилось вертикальных морщинок на ее крутом лбу, да линия губ стала жестче.
   Она сдержанно улыбнулась.
   - Вы первый, кто помнит оба моих имени. Спасибо. И... извините за чрезмерно настойчивое приглашение посетить нас, доктор Рональд Астер Сельхио Роберт Иван Мария Фиделио Гаяр!
   Да уж!.. Она знала обо мне достаточно... Даже мое оригинальное, спасибо родителям, имечко.
   И я молвил осторожно:
   - Рад оказаться полезным...
   - Сослужите хорошую службу, - она выдержала паузу, давая мне время освоиться с мыслью о предстоящем предательстве своих бывших соратников. Арни и Наоми...
   - Меня не интересует ничего из связанного с делишками ваших хм-м... знакомых, - она спешила меня успокоить, - Вы нужны нам как врач. Выдающийся. Единственный в Мире.
   - Я внимательно слушаю... - прошептал я.
   По коже прошел озноб непонятного волнения.
   - Здоровье брата сильно меня беспокоит. Вот я и выписала вас. Жалованье десять тысяч реалов. В месяц.
   В горле пересохло. Не от острого приступа алчности, нет - хороший врач вообще не жаден. Профессией моей состояния не сколотишь, но она дает ни с чем не сравнимое моральное удовлетворение. Все занятия - от людей и только лечить, учить и судить - от Бога. А сейчас я решал свою личную судьбу. Быть ли мне живой гиеной или мертвым стиксом, здравствовать ли трусом или покоиться героем. Можете дальше продолжить за меня список оправданий. Да и женщина, которую я возымел глупость полюбить, посчитала меня типом смешным и... старым для нее. Вот почему я почтительно наклонил голову.