Страница:
Затем меня начали учить протокольным, или правильным формам обращения. Из них следовало, что киприотского архиепископа следует называть не «Ваше Восхищенство», а «Ваше Великолепство», и что когда папский посланник говорит «Мы желаем помыть руки», это означает, что его застали врасплох…
Тут Бернарда неожиданно позвали к телефону – срочный звонок из дворца. Мы все затаили дыхание. Так слышала ли Королева о щенке и если да, то как отреагировала?
Слава богу, нет: дворцу известно только о какой-то проблеме с красными коврами в международном аэропорту Хитроу (она действительно была, но, насколько мне известно, ее уже решили). Однако Ее Величество обеспокоена тем, что президент Кот-д'Ивуар желает наградить ее каким-то слоном.
Ну, это уж слишком!
– Бернард, Питер, ради всего святого! – не сдержавшись, закричал я. – Мы просто не выдержим еще одно животное! Тем более слона! Весь Уайтхолл, МИД, МВД, секретариат Кабинета министров и министерство здравоохранения уже чуть ли не целую неделю занимаются одним только щенком. Правительство почти полностью парализовано. Хватит, никаких слонов!
К счастью, я ошибся. Кот-д'Ивуар собирается послать не живого слона, а всего лишь медаль. Единственная проблема заключается в том, что вручение этой награды должно сопровождаться слюнявым поцелуем…
Впрочем, пусть этим занимается сам МИД.
Хотя началось все далеко не так благополучно.
Утром мой главный личный секретарь вошел в кабинет с двумя папками в руках – одна толщиной в три сантиметра, другая в девять.
– Это еще что такое, Бернард? – недоуменно спросил я.
Он ткнул пальцем в тонкую.
– Это материалы по ламаншскому туннелю, господин премьер-министр.
– Нет-нет, Бернард, вон та, толстая.
– Ах, эта. – Он выглядел несчастным. – Это материал на щенка.
– Ну и как далеко мы с ним продвинулись?
– Сегодня утром он весил уже больше полутора фунтов.
– Щенок?
– Нет, материал, господин премьер-министр, – совершенно серьезно ответил он.
Мы уже информировали французов, что, как это ни прискорбно, по прибытии щенка в Англию служба безопасности заберет его и поместит в карантинное отделение в Хитроу, однако ответа так и не получили. Кроме того, чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, наш МИД поставил их в известность, что поскольку аэропорт Хитроу находится где-то между Букингемским дворцом и Виндзорским замком, Ее Величество вполне сможет навещать своего «лабрадорчика» по дороге туда или обратно.
Главным для нас сейчас было попробовать понять – какие меры французы могут счесть необходимым и возможным предпринять против нас после столь вызывающего демарша? Не исключено даже, что они предадут всю эту историю гласности, если мы не уступим им с ламаншским туннелем. О возможных последствиях страшно даже подумать!
Хуже того, мы оказались совершенно не готовы к дальнейшему развитию событий.
В кабинет неожиданно ворвался Хамфри. При этом весьма бесцеремонно.
– Господин премьер-министр! – вместо приветствия, тяжело дыша, воскликнул он. – У меня срочные новости…
– Хорошие? – Надежда, увы, умирает последней.
– И да… и нет. – Он, как всегда, был осторожен. – Полиция только что обнаружила взрывное устройство на территории французского посольства.
Я был потрясен.
– И кто его туда заложил?
– Пока не знаем. Мотив имелся у многих.
– Для начала, у нас, – заметил Бернард. Совершенно некстати.
– И все-таки, думаю, совсем неплохо, что мы вовремя нашли его. – Я всегда во всем стараюсь сначала видеть только позитивное. Тем более что это, очевидно, была хорошая часть новости секретаря Кабинета.
Увы, вторая часть не заставила себя ждать.
– Другая новость еще хуже. Французский президент не прилетает на похороны.
Ну и что тут такого? Лично для меня это известие было скорее еще более приятным. Таким оно и оставалось, даже когда Хамфри сказал, что президент, тем не менее, все-таки прибудет на похороны, но тайно и автомашиной. Самолет был только отвлекающим маневром, одной из мер безопасности.
– Совсем неплохая идея, – равнодушно сказал я, пожав плечами. Нам-то какая разница?
– Нет, господин премьер-министр, это просто великолепная идея! – сквозь сжатые губы процедил Хамфри. – Теперь он сможет привезти сюда этого чертова щенка в машине!
Он прав. Неужели мы ничего не можем сделать?
– Господин премьер-министр, вы готовы отдать распоряжение остановить и обыскать машину президента, который по вашему личному приглашению едет сюда на похороны? Вы готовы пойти на нарушение дипломатического иммунитета и обыскать дипломатический багаж? То есть его дорожную сумку.
Я был в замешательстве.
– Щенков в сумку не кладут.
– Это будет сумка для собачьего корма, – вставил Бернард.
– Ну а предположим, что мы все-таки обыщем его машину и найдем щенка? – Я прокручивал в голове все возможные варианты. – Иначе говоря, выпустим джина из бутылки.
– Или выпустим щенка из сумки, – позволил себе сомнительный каламбур Бернард.
– Ну а допустим, что мы ошиблись? – язвительно спросил Хамфри. – Допустим, его там просто нет? И что тогда?
Он снова прав. Так рисковать не стоит. Нарушить дипломатический иммунитет? Это было бы катастрофой.
– Но, – продолжал Хамфри, этот вечный «адвокат дьявола», – если на самом деле этот щенок в машине, и его ввезут во французское посольство, он окажется на французской территории. Здесь, в самом центре Лондона!
– Как дамоклов меч нависая над нашими головами, – мрачно заметил я.
– Останется только надеяться на то, что он достаточно воспитан, – философски добавил Бернард.
Моя роль, само собой разумеется, заключалась в том, чтобы гости премьер-министра чувствовали себя „как дома“. Особенно французы. Помню, мне пришлось представлять миссис Хэкер некоему мсье Беринжеру из ЮНЕСКО. Чувствовал он себя прекрасно и даже сообщил нам, что похороны, на его взгляд, были просто отличными. Последние, на которых ему довелось присутствовать, были похороны Андропова – там было ужасно скучно и мрачно.
К нам подошел наш комиссар полиции, и я объяснил ему, что мсье Беринжер находится в Лондоне в качестве дипломатического представителя ЮНЕСКО.
– Ах, да, – кивнул комиссар, с понимающим видом поглаживая свои белесые усики. – Небольшая, но чертовски миленькая страна».
Всем было очень весело, никто даже и не думал печалиться по поводу предстоящих похорон. Американский вице-президент пришел вооруженный новой польской шуткой, которой с ним поделился Громыко.[53]
– Вы слышали новую польскую шутку? Ярузельский![54] – И он начал хохотать. Долго и громко…
Вице-президент хотел срочно переговорить со мной о военных базах НАТО в Германии, но поскольку сделать это на приеме было трудно, если не сказать – невозможно, то мы договорились обсудить их завтра в аббатстве. После чего он растворился в толпе, думаю, в надежде найти кого-нибудь из неприсоединившихся стран, кто готов с ним поговорить и выслушать «новую польскую шутку». (Определение «неприсоединившаяся страна» в данном случае относится к той стране, которая не присоединилась к Соединенным Штатам. – Ред.)
Русские тоже были в ударе. Советский посол присел рядом с сэром Хамфри на изящной низенькой софе в Белой гостевой зале и предался воспоминаниям о моем предшественнике.
– Знаете, господа, смерть экс– премьер-министра – всегда очень печальное событие.
– Очень, очень печальное, – согласно пробормотал Хамфри и с удовольствием отпил из бокала свое любимое белое вино.
– Но Британия от этого ничего не потеряла, – продолжал русский. – А знаете, в чем была его беда?
Хороший вопрос. Лично мне было совсем нетрудно перечислить целый ряд его бед, не надо было даже особенно думать, но я предпочел сначала дождаться советской точки зрения.
– У него много было здесь, – посол показал на свою голову, – много здесь, – он приложил руку к своему сердцу, – но ничего здесь! – громогласно воскликнул он и схватил секретаря Кабинета за… интимное место.
Хамфри громко заверещал, вскочил на ноги и уронил свой бокал. А русский посол при виде этого буквально зашелся от смеха.
Я тоже расхохотался, причем так сильно, что чуть не задохнулся, и был вынужден выйти из залы. Между прочим, русский посол был не так уж неправ…
Какое-то время секретаря Кабинета нигде не было видно. Иначе говоря, он был заметен своим отсутствием. Наверное, либо где-нибудь в уединенном месте восстанавливает собственное достоинство, либо пытается смыть винные пятна со своих брюк. Я его искал, так как мне нужны были его совет и поддержка при предстоящем разговоре с французским президентом, о котором я совсем не мечтал, но который нельзя было больше откладывать.
Затем Бернард и комиссар полиции (кстати, совершенно несовместимая пара), стараясь не привлекать ничьего внимания, увели меня от гостей и торопливо провели в мой кабинет для важного и приватного, как они объяснили, разговора. Там нас уже ждал Хамфри.
– Ну и в чем, собственно, дело? – недовольно поинтересовался я.
Первым, как ни странно, ответил комиссар.
– Бомба в саду французского посольства была заложена французской полицией.
Сначала мне показалось, что он просто неудачно пошутил. Оказалось, совсем нет.
– Они хотели проверить, нельзя ли нас подловить. Чтобы доказать неэффективность нашей системы безопасности.
Самая хорошая новость за последние несколько месяцев! Мне показали досье с доказательствами: в номере их отеля нашли соответствующий детонатор, к тому же они полностью признали свою вину.
Я был вне себя от радости. Еще бы! Французские полицейские тайно ввозят взрывчатку в Объединенное королевство! Именно такой возможности мне и не хватало. Я попросил Хамфри дать мне пару минут самому поговорить с президентом и вмешаться, как только я нажму секретную кнопку, специально вмонтированную в мой стол как раз для таких случаев.
Когда мсье Президента ввели в мой кабинет, я прежде всего извинился за то, что оторвал его от гостей, а затем сказал, что пригласил его обсудить проблему туннеля. Он возразил и выразил настойчивое желание сначала поговорить о другом.
– Прежде всего, господин премьер-министр, мне бы хотелось урегулировать глупое недоразумение. О маленьком щенке, которого я собираюсь завтра презентовать Ее Величеству в качестве ответного подарка.
Значит, им все-таки удалось провести его сюда контрабандой!
– Мсье президент, – максимально твердым тоном произнес я. – Прошу меня извинить, но поймите меня правильно. Я не могу просить королеву нарушить закон!
Он мило улыбнулся.
– Помилуй бог! Я совершенно не хочу, чтобы королева нарушала закон. Я всего лишь прошу господина премьер-министра постараться его обойти.
Я еще раз извинился, на этот раз формально, и снова сказал нет. На его лице появилось выражение великолепного, но обиженного достоинства.
– Господин премьер-министр, если французский народ когда-либо узнает об этом «отказе», они примут его за национальное оскорбление, за пощечину всей нации!
Как будто в том, что они узнают, могут быть какие-либо сомнения! Лично мне кажется, что французы (в отличие от британцев) обладают несравненно большим чувством здравого смысла, чем их лидеры, и не будут делать неверных выводов.
После чего мы наконец-то вернулись к проблеме туннеля. Причем президент сразу же попытался воспользоваться преимуществом, которое, как ему казалось, должно помочь выиграть битву.
– Что касается туннеля, господин премьер-министр, – многозначительно начал он, – то вы ставите меня в крайне трудное положение. Французский народ никогда не смирится с еще одной пощечиной! А вы отвергаете наше более чем разумное предложение распространить французскую юрисдикцию до, но не включая, Дувра. Кроме того, остается еще один важный вопрос: какой язык должен быть первым в надписях?
Я подошел к своему письменному столу, якобы для того, чтобы взять листок бумаги и ручку, незаметно опустил свою руку под крышку и нажал на секретную кнопку. Хамфри медлил самым возмутительным образом.
– Э-э-э… по-моему, будет вполне справедливым, если на одной половине надписей первым будет французский, а на другой – английский, разве нет?
– Справедливым, да, но не логичным.
– А что, логика имеет такое значение? – поинтересовался я.
– А что, карантин имеет такое значение? – в свою очередь поинтересовался он.
– Конечно же имеет, – решительно заявил я. – Британия – единственная европейская страна, где не было случаев бешенства.
В кабинет, не постучавшись, влетел Хамфри. В руках у него была толстая папка.
– Мсье президент, ради бога, простите меня… Господин премьер-министр, мне кажется, вы должны ознакомиться вот с этим документом. Это срочно. – И он протянул мне тоненькое досье.
Я сел за стол, открыл досье. Затем, пробежав глазами первый абзац, воскликнул:
– Не может быть! – и бросил на мсье президента осуждающий взгляд. Он, естественно, не имея понятия о чем идет речь, бросил на меня удивленный взгляд. Я же продолжил читать, намеренно держа его в напряжении. Затем поднялся и бросил на него обвиняющий взгляд.
– Мсье президент, боюсь, мне потребуются ваши разъяснения. Вот, ознакомьтесь, пожалуйста. – И я протянул ему досье, полное конкретных доказательств о намерении французов организовать террористическую акцию со взрывом. Он внимательно прочитал текст, но лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
– Надеюсь, мне не придется объяснять всю серьезность подобного действия? – заявил я, искренне надеясь, что придется.
К сожалению, все-таки не пришлось. Он медленно поднял голову.
– Господин премьер-министр, я глубоко сожалею об этом в высшей степени печальном инциденте и должен просить вас поверить, что лично мне ничего об этом не было известно.
Возможно, и не было, но снимать его с крючка я не собирался. Во всяком случае, пока. Точно так же на моем месте, несомненно, поступил бы и он.
– Это является очевидной попыткой наших гостей обмануть правительство Ее Величества. Кроме того, это включает в себя серьезное нарушение закона, выразившееся в тайном, несанкционированном ввозе в Соединенное королевство взрывчатых веществ.
– Господин премьер-министр, для вас, очевидно, не секрет, что французское правительство никогда не знает, чем занимается французская служба безопасности, – вполне резонно заявил он.
– Вы хотите сказать, что не несете ответственности за их деяния?
Оказывается, это совсем не то, что он хотел сказать. Отрицать свою ответственность было бы просто нелепо.
– Нет, конечно, но… если эти свидетельства достоверны, то вынужден просить вас принять мое глубочайшее сожаление.
Достоверность была без труда подтверждена, но затем секретарь Кабинета нанес ему нокаутирующий удар.
– Простите, мсье президент, но это ставит господина премьер-министра в очень сложное положение в отношении вопроса о ламаншском туннеле.
– Да, когда новости об этом взрывном устройстве появятся в прессе, британцы вряд ли согласятся на какие-либо уступки, – подтвердил я.
– Они будут вынуждены все время думать, достаточно ли безопасно через него проезжать! – достаточно внятно пробурчал Хамфри.
– А вдруг там будет полным полно официальных французских бомб, – для надежности добавил я.
Мы с мсье президентом внимательно посмотрели друг на друга. Он продолжал молчать. Очевидно, ожидая продолжения. Теперь мяч был на моей стороне.
– Хотя, – для видимости немного подумав, предложил я, – в интересах англо-французской дружбы мы, конечно, могли бы забыть о преступлении ваших сотрудников безопасности.
Он тут же предложил мне готовый компромисс, так сказать, встретиться на полпути. В буквальном смысле слова!
– Что ж, полагаю, мы… мы могли бы найти общий язык в отношении суверенитета. Каждой стороне – по полпути в туннеле.
Секретарь Кабинета демонстративно записал это.
Довольно кивнув, я сказал:
– Нам бы хотелось, чтобы в половине соответствующих надписей английский язык был первым. А также, что еще важнее, чтобы торжественная церемония открытия состоялась через два месяца. Сначала в Дувре, затем в Кале.
– По-моему, идея просто превосходна, – произнес президент, широко улыбнувшись. – Лучшего выражения тепла и взаимодоверия между нашими двумя странами и не придумать.
Мы все обменялись дружескими рукопожатиями.
– Хамфри, подготовьте проект коммюнике и покажите его нам во время похорон, – распорядился я. – И проследите за тем, чтобы пресса ничего не узнала о взрывном устройстве. Равно как и о щенке Лабрадора. Ведь если туда попадет одно из этих происшествий, – я бросил на президента многозначительный взгляд, – то за ним наверняка выплывет и другое, не так ли?
– Да, господин премьер-министр, – согласился он и даже позволил себе изобразить некое подобие приветливой улыбки.
Теперь благодаря этому коммюнике и счастливой случайности этот день стал весьма успешным и по-настоящему удачным днем!
13
– Они все утверждают, что с тех пор, как я стал премьер-министром, практически ничего не изменилось.
– Этим можно только гордиться, господин премьер-министр, – одобрительно заметил он.
Конечно, можно считать это и комплиментом, но только с точки зрения государственного служащего.
– Сегодня успел просмотреть целых девять лондонских газет, и в восьми из них обо мне ни одного доброго слова!
– Значит, девятая наверное лучше? – утвердительно спросил Бернард, видимо, неверно истолковав подтекст моего утверждения.
– Девятая еще хуже! – Я горестно покачал головой. – В ней обо мне нет даже упоминания. Ни единого слова! (Для политиков дурная слава обычно намного предпочтительней, чем забвение. – Ред.)
Практически все газеты без исключения, в той или иной форме, называют меня балаболом. Увидев это, Бернард был поражен не меньше моего. (Честность, являясь несомненно существенной профессиональной чертой успешного личного секретаря, время от времени все-таки должна подвергаться испытанию несвободой выражения мысли. – Ред.)
– Это просто невероятно! По мнению прессы, все мое руководство – это одна только риторика и ничего больше: я говорю, говорю, говорю, а конкретных дел как не было, так и нет. Но это же неправда! Во всех своих публичных выступлениях я неоднократно подчеркивал, что у нас уже проведено множество реформ по совершенствованию коммуникаций внутриправительственных связей, что мы обещаем кардинально изменить вектор развития, внести в него принципиально новые элементы, представить целиком и полностью иную философию управления и глубинные подвижки во всем социальном и политическом климате нашей страны.
Бернард согласно кивнул.
– Ну и что, собственно, происходит? – невинно спросил он.
– Как что? Конечно же, ничего! Во всяком случае, пока… Столь масштабные перемены требуют времени. Рим тоже построился не в один день.
На самом же деле этот последний взрыв поистине абсурдной критики спровоцирован не более чем идиотским слухом об очередном крупном скандале в Сити.
Поэтому, когда к нам присоединился секретарь Кабинета, я сообщил ему о своем твердом решении достойно ответить на критику прессы.
– Они требуют немедленных действий в отношении скандалов. Что ж, они их получат!
Мое сообщение Хамфри явно заинтересовало.
– Интересно, какие, господин премьер-министр?
– Назначу кого-нибудь, – ответил я и был искренне рад, что он не спросил меня, кого именно и для чего, поскольку мне самому еще ничего не было ясно. Более того, в этом мне практически наверняка понадобится его квалифицированная помощь.
Вместо этого он задал мне вопрос, которого я никак не ожидал.
– Господин премьер-министр, когда вы приняли это важное решение?
– Сегодня утром, – не скрывая чувства гордости, ответил я. – Во время чтения утренних газет.
– А когда вы впервые подумали об этом? – Похоже, он собирался устроить мне учтивый, но, тем не менее, перекрестный допрос.
– Сегодня утром, – медленно протянул я, внезапно осознав, что подобная поспешность невольно заставляла меня выглядеть несколько глуповатым. – Во время чтения утренних газет.
– И как долго, позвольте спросить, вы взвешивали все «за» и «против»?
Господи, мой секретарь Кабинета изо всех сил пытается заставить меня почувствовать, что это решение было явно поспешным.
– Недолго, – вызывающим тоном ответил я. – Я решил быть решительным!
Очевидно, ему стало ясно, что мое решение, хотя и несколько поспешное, по сути было правильным, поскольку он тут же сменил тему. (Примечательный пример способности опытного политика искренне верить в то, во что он хотел верить, или в то, в чем он нуждался. – Ред.)
Бернард попытался меня утешить.
– Господин премьер-министр, по-моему, вы слишком близко к сердцу принимаете то, о чем узнаете из газет.
Я снисходительно улыбнулся. Как же мало он еще знает.
– Бернард! Высказывание такого рода может позволить себе только государственный служащий. Я вынужден считаться и с прессой, и с тем, что они пишут. Особенно накануне нашей партийной конференции. Сами по себе эти слухи о последнем скандале в Сити никуда не денутся.
Но Хамфри был, как всегда, непреклонен.
– Давайте не беспокоиться об этом, пока не появится нечто более конкретное, чем слухи… Господин премьер-министр, позвольте мне ознакомить вас с повесткой заседания кабинета.
Что-что, а это интересовало меня меньше всего.
– Ради всего святого, Хамфри! Газеты куда более важны. Особенно сейчас!
– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, – дерзко возразил Хамфри, явно рассерженный моим отказом ознакомиться с его глупой повесткой, – отнюдь не более. Единственный путь понять, что пишут газеты, – это никогда не забывать, что их главная задача всячески потворствовать предрассудкам своих читателей.
Секретарь Кабинета просто ничего не знает о газетах. Он – всего лишь государственный служащий, а я политик и, значит, знаю о них практически все. Просто обязан знать. Они способны либо сделать меня, либо сломать. Мне также точно известно, кто что читает. «Таймс» читают те, кто управляет страной. «Дейли миррор» те, кто думает, что управляют страной. «Гардиан» читают люди, которые считают, что именно они должны управлять страной. «Морнинг стар» (бывшее издание коммунистической партии Британии – Ред.) читают те, кто уверен, что Британией должна управлять какая-нибудь другая страна. «Индепендент» читают люди, которые не знают, кто именно управляет страной, но уверены, что делают они это совсем не так. «Дейли мейл» обычно читают жены тех, кто управляет страной. «Файненшл таймс» – люди, которые владеют страной. «Дейли экспресс» читают люди, которые полагают, что страна должна управляться так же, как она управлялась всегда. «Дейли телеграф» – те, кто до сих пор думают, что это по-прежнему их страна. А читателей «Сан» совершенно не интересует, кто именно управляет страной, лишь бы у нее были достаточно большие сиськи.
(Тексты этих, по-своему, критических замечаний в адрес лондонских газет были обнаружены в Номере 10 на Даунинг-стрит практически сразу же после окончательного ухода Хэкера. – Ред.)
(Вскоре после приведенной выше беседы сэр Хамфри Эплби встретился с сэром Десмондом Глейзбруком, чтобы вместе пообедать у «Уиллера» на Фостер-лейн. Этот ресторанчик удобно расположен в тени собора Св. Павла и известен широким расстоянием между столиками, каждый из которых находится в отделанной деревом кабине. Соответственно, здесь можно было относительно спокойно беседовать на деликатные темы, в силу чего со временем этот ресторанчик стал излюбленным местом для любителей пива из Сити.
Сэр Десмонд был старинным приятелем сэра Хамфри и в то время являлся председателем банка «Бартлетс», одного из центральных банков для деловых людей. – Ред.)
Тут Бернарда неожиданно позвали к телефону – срочный звонок из дворца. Мы все затаили дыхание. Так слышала ли Королева о щенке и если да, то как отреагировала?
Слава богу, нет: дворцу известно только о какой-то проблеме с красными коврами в международном аэропорту Хитроу (она действительно была, но, насколько мне известно, ее уже решили). Однако Ее Величество обеспокоена тем, что президент Кот-д'Ивуар желает наградить ее каким-то слоном.
Ну, это уж слишком!
– Бернард, Питер, ради всего святого! – не сдержавшись, закричал я. – Мы просто не выдержим еще одно животное! Тем более слона! Весь Уайтхолл, МИД, МВД, секретариат Кабинета министров и министерство здравоохранения уже чуть ли не целую неделю занимаются одним только щенком. Правительство почти полностью парализовано. Хватит, никаких слонов!
К счастью, я ошибся. Кот-д'Ивуар собирается послать не живого слона, а всего лишь медаль. Единственная проблема заключается в том, что вручение этой награды должно сопровождаться слюнявым поцелуем…
Впрочем, пусть этим занимается сам МИД.
7 сентября
Завтра похороны моего знаменитого предшественника. А сегодня нам все-таки удалось «дожать» французов. Даже не знаю, какое из этих событий мне доставляет более глубокое чувство удовлетворения.Хотя началось все далеко не так благополучно.
Утром мой главный личный секретарь вошел в кабинет с двумя папками в руках – одна толщиной в три сантиметра, другая в девять.
– Это еще что такое, Бернард? – недоуменно спросил я.
Он ткнул пальцем в тонкую.
– Это материалы по ламаншскому туннелю, господин премьер-министр.
– Нет-нет, Бернард, вон та, толстая.
– Ах, эта. – Он выглядел несчастным. – Это материал на щенка.
– Ну и как далеко мы с ним продвинулись?
– Сегодня утром он весил уже больше полутора фунтов.
– Щенок?
– Нет, материал, господин премьер-министр, – совершенно серьезно ответил он.
Мы уже информировали французов, что, как это ни прискорбно, по прибытии щенка в Англию служба безопасности заберет его и поместит в карантинное отделение в Хитроу, однако ответа так и не получили. Кроме того, чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, наш МИД поставил их в известность, что поскольку аэропорт Хитроу находится где-то между Букингемским дворцом и Виндзорским замком, Ее Величество вполне сможет навещать своего «лабрадорчика» по дороге туда или обратно.
Главным для нас сейчас было попробовать понять – какие меры французы могут счесть необходимым и возможным предпринять против нас после столь вызывающего демарша? Не исключено даже, что они предадут всю эту историю гласности, если мы не уступим им с ламаншским туннелем. О возможных последствиях страшно даже подумать!
Хуже того, мы оказались совершенно не готовы к дальнейшему развитию событий.
В кабинет неожиданно ворвался Хамфри. При этом весьма бесцеремонно.
– Господин премьер-министр! – вместо приветствия, тяжело дыша, воскликнул он. – У меня срочные новости…
– Хорошие? – Надежда, увы, умирает последней.
– И да… и нет. – Он, как всегда, был осторожен. – Полиция только что обнаружила взрывное устройство на территории французского посольства.
Я был потрясен.
– И кто его туда заложил?
– Пока не знаем. Мотив имелся у многих.
– Для начала, у нас, – заметил Бернард. Совершенно некстати.
– И все-таки, думаю, совсем неплохо, что мы вовремя нашли его. – Я всегда во всем стараюсь сначала видеть только позитивное. Тем более что это, очевидно, была хорошая часть новости секретаря Кабинета.
Увы, вторая часть не заставила себя ждать.
– Другая новость еще хуже. Французский президент не прилетает на похороны.
Ну и что тут такого? Лично для меня это известие было скорее еще более приятным. Таким оно и оставалось, даже когда Хамфри сказал, что президент, тем не менее, все-таки прибудет на похороны, но тайно и автомашиной. Самолет был только отвлекающим маневром, одной из мер безопасности.
– Совсем неплохая идея, – равнодушно сказал я, пожав плечами. Нам-то какая разница?
– Нет, господин премьер-министр, это просто великолепная идея! – сквозь сжатые губы процедил Хамфри. – Теперь он сможет привезти сюда этого чертова щенка в машине!
Он прав. Неужели мы ничего не можем сделать?
– Господин премьер-министр, вы готовы отдать распоряжение остановить и обыскать машину президента, который по вашему личному приглашению едет сюда на похороны? Вы готовы пойти на нарушение дипломатического иммунитета и обыскать дипломатический багаж? То есть его дорожную сумку.
Я был в замешательстве.
– Щенков в сумку не кладут.
– Это будет сумка для собачьего корма, – вставил Бернард.
– Ну а предположим, что мы все-таки обыщем его машину и найдем щенка? – Я прокручивал в голове все возможные варианты. – Иначе говоря, выпустим джина из бутылки.
– Или выпустим щенка из сумки, – позволил себе сомнительный каламбур Бернард.
– Ну а допустим, что мы ошиблись? – язвительно спросил Хамфри. – Допустим, его там просто нет? И что тогда?
Он снова прав. Так рисковать не стоит. Нарушить дипломатический иммунитет? Это было бы катастрофой.
– Но, – продолжал Хамфри, этот вечный «адвокат дьявола», – если на самом деле этот щенок в машине, и его ввезут во французское посольство, он окажется на французской территории. Здесь, в самом центре Лондона!
– Как дамоклов меч нависая над нашими головами, – мрачно заметил я.
– Останется только надеяться на то, что он достаточно воспитан, – философски добавил Бернард.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«В тот вечер мы давали дипломатический прием в Номере 10. Было много забавного и смешного, чаще всего ненамеренного.Моя роль, само собой разумеется, заключалась в том, чтобы гости премьер-министра чувствовали себя „как дома“. Особенно французы. Помню, мне пришлось представлять миссис Хэкер некоему мсье Беринжеру из ЮНЕСКО. Чувствовал он себя прекрасно и даже сообщил нам, что похороны, на его взгляд, были просто отличными. Последние, на которых ему довелось присутствовать, были похороны Андропова – там было ужасно скучно и мрачно.
К нам подошел наш комиссар полиции, и я объяснил ему, что мсье Беринжер находится в Лондоне в качестве дипломатического представителя ЮНЕСКО.
– Ах, да, – кивнул комиссар, с понимающим видом поглаживая свои белесые усики. – Небольшая, но чертовски миленькая страна».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
«Звездный» прием у нас, в Номере 10 – и ваш покорный слуга вчистую переиграл французов! Хотя, честно говоря, должен признать, что своей победой я обязан триумфальному голу, который французы забили в свои собственные ворота.Всем было очень весело, никто даже и не думал печалиться по поводу предстоящих похорон. Американский вице-президент пришел вооруженный новой польской шуткой, которой с ним поделился Громыко.[53]
– Вы слышали новую польскую шутку? Ярузельский![54] – И он начал хохотать. Долго и громко…
Вице-президент хотел срочно переговорить со мной о военных базах НАТО в Германии, но поскольку сделать это на приеме было трудно, если не сказать – невозможно, то мы договорились обсудить их завтра в аббатстве. После чего он растворился в толпе, думаю, в надежде найти кого-нибудь из неприсоединившихся стран, кто готов с ним поговорить и выслушать «новую польскую шутку». (Определение «неприсоединившаяся страна» в данном случае относится к той стране, которая не присоединилась к Соединенным Штатам. – Ред.)
Русские тоже были в ударе. Советский посол присел рядом с сэром Хамфри на изящной низенькой софе в Белой гостевой зале и предался воспоминаниям о моем предшественнике.
– Знаете, господа, смерть экс– премьер-министра – всегда очень печальное событие.
– Очень, очень печальное, – согласно пробормотал Хамфри и с удовольствием отпил из бокала свое любимое белое вино.
– Но Британия от этого ничего не потеряла, – продолжал русский. – А знаете, в чем была его беда?
Хороший вопрос. Лично мне было совсем нетрудно перечислить целый ряд его бед, не надо было даже особенно думать, но я предпочел сначала дождаться советской точки зрения.
– У него много было здесь, – посол показал на свою голову, – много здесь, – он приложил руку к своему сердцу, – но ничего здесь! – громогласно воскликнул он и схватил секретаря Кабинета за… интимное место.
Хамфри громко заверещал, вскочил на ноги и уронил свой бокал. А русский посол при виде этого буквально зашелся от смеха.
Я тоже расхохотался, причем так сильно, что чуть не задохнулся, и был вынужден выйти из залы. Между прочим, русский посол был не так уж неправ…
Какое-то время секретаря Кабинета нигде не было видно. Иначе говоря, он был заметен своим отсутствием. Наверное, либо где-нибудь в уединенном месте восстанавливает собственное достоинство, либо пытается смыть винные пятна со своих брюк. Я его искал, так как мне нужны были его совет и поддержка при предстоящем разговоре с французским президентом, о котором я совсем не мечтал, но который нельзя было больше откладывать.
Затем Бернард и комиссар полиции (кстати, совершенно несовместимая пара), стараясь не привлекать ничьего внимания, увели меня от гостей и торопливо провели в мой кабинет для важного и приватного, как они объяснили, разговора. Там нас уже ждал Хамфри.
– Ну и в чем, собственно, дело? – недовольно поинтересовался я.
Первым, как ни странно, ответил комиссар.
– Бомба в саду французского посольства была заложена французской полицией.
Сначала мне показалось, что он просто неудачно пошутил. Оказалось, совсем нет.
– Они хотели проверить, нельзя ли нас подловить. Чтобы доказать неэффективность нашей системы безопасности.
Самая хорошая новость за последние несколько месяцев! Мне показали досье с доказательствами: в номере их отеля нашли соответствующий детонатор, к тому же они полностью признали свою вину.
Я был вне себя от радости. Еще бы! Французские полицейские тайно ввозят взрывчатку в Объединенное королевство! Именно такой возможности мне и не хватало. Я попросил Хамфри дать мне пару минут самому поговорить с президентом и вмешаться, как только я нажму секретную кнопку, специально вмонтированную в мой стол как раз для таких случаев.
Когда мсье Президента ввели в мой кабинет, я прежде всего извинился за то, что оторвал его от гостей, а затем сказал, что пригласил его обсудить проблему туннеля. Он возразил и выразил настойчивое желание сначала поговорить о другом.
– Прежде всего, господин премьер-министр, мне бы хотелось урегулировать глупое недоразумение. О маленьком щенке, которого я собираюсь завтра презентовать Ее Величеству в качестве ответного подарка.
Значит, им все-таки удалось провести его сюда контрабандой!
– Мсье президент, – максимально твердым тоном произнес я. – Прошу меня извинить, но поймите меня правильно. Я не могу просить королеву нарушить закон!
Он мило улыбнулся.
– Помилуй бог! Я совершенно не хочу, чтобы королева нарушала закон. Я всего лишь прошу господина премьер-министра постараться его обойти.
Я еще раз извинился, на этот раз формально, и снова сказал нет. На его лице появилось выражение великолепного, но обиженного достоинства.
– Господин премьер-министр, если французский народ когда-либо узнает об этом «отказе», они примут его за национальное оскорбление, за пощечину всей нации!
Как будто в том, что они узнают, могут быть какие-либо сомнения! Лично мне кажется, что французы (в отличие от британцев) обладают несравненно большим чувством здравого смысла, чем их лидеры, и не будут делать неверных выводов.
После чего мы наконец-то вернулись к проблеме туннеля. Причем президент сразу же попытался воспользоваться преимуществом, которое, как ему казалось, должно помочь выиграть битву.
– Что касается туннеля, господин премьер-министр, – многозначительно начал он, – то вы ставите меня в крайне трудное положение. Французский народ никогда не смирится с еще одной пощечиной! А вы отвергаете наше более чем разумное предложение распространить французскую юрисдикцию до, но не включая, Дувра. Кроме того, остается еще один важный вопрос: какой язык должен быть первым в надписях?
Я подошел к своему письменному столу, якобы для того, чтобы взять листок бумаги и ручку, незаметно опустил свою руку под крышку и нажал на секретную кнопку. Хамфри медлил самым возмутительным образом.
– Э-э-э… по-моему, будет вполне справедливым, если на одной половине надписей первым будет французский, а на другой – английский, разве нет?
– Справедливым, да, но не логичным.
– А что, логика имеет такое значение? – поинтересовался я.
– А что, карантин имеет такое значение? – в свою очередь поинтересовался он.
– Конечно же имеет, – решительно заявил я. – Британия – единственная европейская страна, где не было случаев бешенства.
В кабинет, не постучавшись, влетел Хамфри. В руках у него была толстая папка.
– Мсье президент, ради бога, простите меня… Господин премьер-министр, мне кажется, вы должны ознакомиться вот с этим документом. Это срочно. – И он протянул мне тоненькое досье.
Я сел за стол, открыл досье. Затем, пробежав глазами первый абзац, воскликнул:
– Не может быть! – и бросил на мсье президента осуждающий взгляд. Он, естественно, не имея понятия о чем идет речь, бросил на меня удивленный взгляд. Я же продолжил читать, намеренно держа его в напряжении. Затем поднялся и бросил на него обвиняющий взгляд.
– Мсье президент, боюсь, мне потребуются ваши разъяснения. Вот, ознакомьтесь, пожалуйста. – И я протянул ему досье, полное конкретных доказательств о намерении французов организовать террористическую акцию со взрывом. Он внимательно прочитал текст, но лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
– Надеюсь, мне не придется объяснять всю серьезность подобного действия? – заявил я, искренне надеясь, что придется.
К сожалению, все-таки не пришлось. Он медленно поднял голову.
– Господин премьер-министр, я глубоко сожалею об этом в высшей степени печальном инциденте и должен просить вас поверить, что лично мне ничего об этом не было известно.
Возможно, и не было, но снимать его с крючка я не собирался. Во всяком случае, пока. Точно так же на моем месте, несомненно, поступил бы и он.
– Это является очевидной попыткой наших гостей обмануть правительство Ее Величества. Кроме того, это включает в себя серьезное нарушение закона, выразившееся в тайном, несанкционированном ввозе в Соединенное королевство взрывчатых веществ.
– Господин премьер-министр, для вас, очевидно, не секрет, что французское правительство никогда не знает, чем занимается французская служба безопасности, – вполне резонно заявил он.
– Вы хотите сказать, что не несете ответственности за их деяния?
Оказывается, это совсем не то, что он хотел сказать. Отрицать свою ответственность было бы просто нелепо.
– Нет, конечно, но… если эти свидетельства достоверны, то вынужден просить вас принять мое глубочайшее сожаление.
Достоверность была без труда подтверждена, но затем секретарь Кабинета нанес ему нокаутирующий удар.
– Простите, мсье президент, но это ставит господина премьер-министра в очень сложное положение в отношении вопроса о ламаншском туннеле.
– Да, когда новости об этом взрывном устройстве появятся в прессе, британцы вряд ли согласятся на какие-либо уступки, – подтвердил я.
– Они будут вынуждены все время думать, достаточно ли безопасно через него проезжать! – достаточно внятно пробурчал Хамфри.
– А вдруг там будет полным полно официальных французских бомб, – для надежности добавил я.
Мы с мсье президентом внимательно посмотрели друг на друга. Он продолжал молчать. Очевидно, ожидая продолжения. Теперь мяч был на моей стороне.
– Хотя, – для видимости немного подумав, предложил я, – в интересах англо-французской дружбы мы, конечно, могли бы забыть о преступлении ваших сотрудников безопасности.
Он тут же предложил мне готовый компромисс, так сказать, встретиться на полпути. В буквальном смысле слова!
– Что ж, полагаю, мы… мы могли бы найти общий язык в отношении суверенитета. Каждой стороне – по полпути в туннеле.
Секретарь Кабинета демонстративно записал это.
Довольно кивнув, я сказал:
– Нам бы хотелось, чтобы в половине соответствующих надписей английский язык был первым. А также, что еще важнее, чтобы торжественная церемония открытия состоялась через два месяца. Сначала в Дувре, затем в Кале.
– По-моему, идея просто превосходна, – произнес президент, широко улыбнувшись. – Лучшего выражения тепла и взаимодоверия между нашими двумя странами и не придумать.
Мы все обменялись дружескими рукопожатиями.
– Хамфри, подготовьте проект коммюнике и покажите его нам во время похорон, – распорядился я. – И проследите за тем, чтобы пресса ничего не узнала о взрывном устройстве. Равно как и о щенке Лабрадора. Ведь если туда попадет одно из этих происшествий, – я бросил на президента многозначительный взгляд, – то за ним наверняка выплывет и другое, не так ли?
– Да, господин премьер-министр, – согласился он и даже позволил себе изобразить некое подобие приветливой улыбки.
Теперь благодаря этому коммюнике и счастливой случайности этот день стал весьма успешным и по-настоящему удачным днем!
13
Конфликт интересов
1 октября
Чтение утренних газет не вызвало у меня ничего, кроме тихой депрессии. О чем я и не преминул пожаловаться своему главному личному секретарю, когда он после завтрака зашел ко мне в кабинет.– Они все утверждают, что с тех пор, как я стал премьер-министром, практически ничего не изменилось.
– Этим можно только гордиться, господин премьер-министр, – одобрительно заметил он.
Конечно, можно считать это и комплиментом, но только с точки зрения государственного служащего.
– Сегодня успел просмотреть целых девять лондонских газет, и в восьми из них обо мне ни одного доброго слова!
– Значит, девятая наверное лучше? – утвердительно спросил Бернард, видимо, неверно истолковав подтекст моего утверждения.
– Девятая еще хуже! – Я горестно покачал головой. – В ней обо мне нет даже упоминания. Ни единого слова! (Для политиков дурная слава обычно намного предпочтительней, чем забвение. – Ред.)
Практически все газеты без исключения, в той или иной форме, называют меня балаболом. Увидев это, Бернард был поражен не меньше моего. (Честность, являясь несомненно существенной профессиональной чертой успешного личного секретаря, время от времени все-таки должна подвергаться испытанию несвободой выражения мысли. – Ред.)
– Это просто невероятно! По мнению прессы, все мое руководство – это одна только риторика и ничего больше: я говорю, говорю, говорю, а конкретных дел как не было, так и нет. Но это же неправда! Во всех своих публичных выступлениях я неоднократно подчеркивал, что у нас уже проведено множество реформ по совершенствованию коммуникаций внутриправительственных связей, что мы обещаем кардинально изменить вектор развития, внести в него принципиально новые элементы, представить целиком и полностью иную философию управления и глубинные подвижки во всем социальном и политическом климате нашей страны.
Бернард согласно кивнул.
– Ну и что, собственно, происходит? – невинно спросил он.
– Как что? Конечно же, ничего! Во всяком случае, пока… Столь масштабные перемены требуют времени. Рим тоже построился не в один день.
На самом же деле этот последний взрыв поистине абсурдной критики спровоцирован не более чем идиотским слухом об очередном крупном скандале в Сити.
Поэтому, когда к нам присоединился секретарь Кабинета, я сообщил ему о своем твердом решении достойно ответить на критику прессы.
– Они требуют немедленных действий в отношении скандалов. Что ж, они их получат!
Мое сообщение Хамфри явно заинтересовало.
– Интересно, какие, господин премьер-министр?
– Назначу кого-нибудь, – ответил я и был искренне рад, что он не спросил меня, кого именно и для чего, поскольку мне самому еще ничего не было ясно. Более того, в этом мне практически наверняка понадобится его квалифицированная помощь.
Вместо этого он задал мне вопрос, которого я никак не ожидал.
– Господин премьер-министр, когда вы приняли это важное решение?
– Сегодня утром, – не скрывая чувства гордости, ответил я. – Во время чтения утренних газет.
– А когда вы впервые подумали об этом? – Похоже, он собирался устроить мне учтивый, но, тем не менее, перекрестный допрос.
– Сегодня утром, – медленно протянул я, внезапно осознав, что подобная поспешность невольно заставляла меня выглядеть несколько глуповатым. – Во время чтения утренних газет.
– И как долго, позвольте спросить, вы взвешивали все «за» и «против»?
Господи, мой секретарь Кабинета изо всех сил пытается заставить меня почувствовать, что это решение было явно поспешным.
– Недолго, – вызывающим тоном ответил я. – Я решил быть решительным!
Очевидно, ему стало ясно, что мое решение, хотя и несколько поспешное, по сути было правильным, поскольку он тут же сменил тему. (Примечательный пример способности опытного политика искренне верить в то, во что он хотел верить, или в то, в чем он нуждался. – Ред.)
Бернард попытался меня утешить.
– Господин премьер-министр, по-моему, вы слишком близко к сердцу принимаете то, о чем узнаете из газет.
Я снисходительно улыбнулся. Как же мало он еще знает.
– Бернард! Высказывание такого рода может позволить себе только государственный служащий. Я вынужден считаться и с прессой, и с тем, что они пишут. Особенно накануне нашей партийной конференции. Сами по себе эти слухи о последнем скандале в Сити никуда не денутся.
Но Хамфри был, как всегда, непреклонен.
– Давайте не беспокоиться об этом, пока не появится нечто более конкретное, чем слухи… Господин премьер-министр, позвольте мне ознакомить вас с повесткой заседания кабинета.
Что-что, а это интересовало меня меньше всего.
– Ради всего святого, Хамфри! Газеты куда более важны. Особенно сейчас!
– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, – дерзко возразил Хамфри, явно рассерженный моим отказом ознакомиться с его глупой повесткой, – отнюдь не более. Единственный путь понять, что пишут газеты, – это никогда не забывать, что их главная задача всячески потворствовать предрассудкам своих читателей.
Секретарь Кабинета просто ничего не знает о газетах. Он – всего лишь государственный служащий, а я политик и, значит, знаю о них практически все. Просто обязан знать. Они способны либо сделать меня, либо сломать. Мне также точно известно, кто что читает. «Таймс» читают те, кто управляет страной. «Дейли миррор» те, кто думает, что управляют страной. «Гардиан» читают люди, которые считают, что именно они должны управлять страной. «Морнинг стар» (бывшее издание коммунистической партии Британии – Ред.) читают те, кто уверен, что Британией должна управлять какая-нибудь другая страна. «Индепендент» читают люди, которые не знают, кто именно управляет страной, но уверены, что делают они это совсем не так. «Дейли мейл» обычно читают жены тех, кто управляет страной. «Файненшл таймс» – люди, которые владеют страной. «Дейли экспресс» читают люди, которые полагают, что страна должна управляться так же, как она управлялась всегда. «Дейли телеграф» – те, кто до сих пор думают, что это по-прежнему их страна. А читателей «Сан» совершенно не интересует, кто именно управляет страной, лишь бы у нее были достаточно большие сиськи.
(Тексты этих, по-своему, критических замечаний в адрес лондонских газет были обнаружены в Номере 10 на Даунинг-стрит практически сразу же после окончательного ухода Хэкера. – Ред.)
(Вскоре после приведенной выше беседы сэр Хамфри Эплби встретился с сэром Десмондом Глейзбруком, чтобы вместе пообедать у «Уиллера» на Фостер-лейн. Этот ресторанчик удобно расположен в тени собора Св. Павла и известен широким расстоянием между столиками, каждый из которых находится в отделанной деревом кабине. Соответственно, здесь можно было относительно спокойно беседовать на деликатные темы, в силу чего со временем этот ресторанчик стал излюбленным местом для любителей пива из Сити.
Сэр Десмонд был старинным приятелем сэра Хамфри и в то время являлся председателем банка «Бартлетс», одного из центральных банков для деловых людей. – Ред.)
«Среда 3 октября
Встречался с Д. у „Уиллера“. Заказал рыбу по-дуврски и пару бутылок „Поли Фюссе“, любимого вина Десмонда. Пригласил его, чтобы в спокойной обстановке обсудить дело банка „Филипс Беренсон“. К моему удивлению, Десмонд тоже собирался поговорить об этом. Он даже заметил, что подобные вещи выставляют нас не в самом приятном свете. Столь откровенного признания чудовищных подделок и краж со стороны его друзей из Сити лично мне от сэра Десмонда, признаться, слышать еще не доводилось.