- Теперь я знаю, что ты боишься меня, - засмеявшись, сказал Кебба.
Рядом с утесом, в котором была потайная дверь, стоял лев. Он бил
хвостом и рычал. Но Кебба без труда убил льва сверкающей пикой, которую тут
же сотворил из воздуха, и вышел на берег моря. Несмотря на огромную силу
приобретенного мастерства, Кебба не смог бы бороться с водой, поскольку
море жило по своим собственным законам и там правили свои короли. Поэтому
Кебба вынул из-за пояса кусок дерева, который подобрал в саду Качара,
оторвал лоскут от рукава своей рубашки, произнес заклинание и бросил все
это в воду. Материя и дерево превратились в небольшой корабль. Кебба
поднялся на борт и навсегда покинул остров.
Качар следил за его отплытием через магическое окно в своем кабинете
за лакированными дверьми. Его сердце наполнилось гневом и волнением.
Кебба плыл семь дней и наконец добрался до скалы, уходившей высоко в
небо. Она была высокой и широкой. Кебба решил построить свой дом именно
здесь среди острых скал, поскольку красота и комфорт отныне стали ему
отвратительны. Он питался растущими вдоль берега водорослями и рыбой,
которую приносил прилив. Жажду он утолял вызванным с неба дождем, собирая
воду в ладони.
Кебба погрузился в пучину внутренней борьбы. Сила Качара заключалась в
искусном владении магией, а бездонная сила Кеббы таилась в его неослабной,
безумной, железной ненависти. Словно человек, на которого внезапно
обрушилось горе, он бессознательно крушил все, что попадается под руку.
Кебба даже пожелал смерти своему учителю, поскольку не мог отомстить
настоящим обидчикам, искалечившим его жизнь. Он обрушился на старого
колдуна, подобно безумному вихрю.
Сначала Качар сосредоточился на защите. Кебба поступал по-детски, но
его шалости от этого не становились менее опасными. То он посылал дождь из
черных лягушек в сад Качара, то заставлял литься грязь; торнадо ударяли в
скалы, небо темнело от туч насекомых или стай хищного воронья. Всю эту
нечисть Качар отводил в сторону и обезвреживал. Вскоре в волшебном саду
начались бедствия. Невидимый червь подточил розовые ивы изнутри, прелестные
розы завяли, винные пруды покрылись отвратительной пеной. Качар восстановил
сад и удалил невидимого червя. После этого он наложил печати и установил
защиту на каждом дюйме земли. Теперь туда не могло проникнуть ни пылинки.
Качар, сидя перед волшебным окном в своем кабинете, нашел остров, где лежал,
изобретая пакости, Кебба. Лицо Кеббы позеленело от злости, а глаза
ввалились, будто два злобных зверя, затаившихся в пещерах. Его зубы стали
желтыми и острыми, потому что ему приходилось жевать морские водоросли и
обгладывать рыбьи кости - такими же желтыми и острыми, как когда-то, когда
у него была волчья голова. Одна нога Кеббы онемела из-за недостатка
движений на узком острове и сырого климата. И теперь он, передвигаясь,
волочил ногу, как когда-то тащил хвост ящера. Но его сердце, будто сердце
борова, оставалось крепким и здоровым.
Качар разными способами пытался избавиться от своего врага. Он посылал
штормы в надежде, что они сокрушат скалу, но Кебба отбрасывал их назад.
Качар послал женщину-призрак, которая разделась перед Кеббой,
встряхнув своими рыжими волосами, но никакие соблазны, кроме желания
отомстить, не привлекали несчастного. Он швырял в призрачную красавицу
камни, пока она не исчезла.
Качар послал необычайно мощную молнию, и она расколола остров на две
части, словно он был игрушечный. Но Кебба уцелел и теперь лежал, усмехаясь,
на большей из образовавшихся частей.
Чародеи никак не могли побороть друг друга. Поэтому Качар решил
обратиться к Кеббе сквозь волшебное окно:
- Давай прекратим этот спор. Чего ты от меня хочешь?
- Твою жизнь. Мои силы растут. Я это чувствую. Никто на земле не
познает счастья, потому что я сам никогда не был счастлив. Никого не
останется в живых, поскольку я сам никогда не жил по-настоящему. А любить
они смогут только в могиле, потому что именно так выглядело мое любовное
ложе, - ответил Кебба, и в его запавших глазах сверкнула ненависть.
Качар понял, что все уговоры бесполезны. И тогда он наконец
рассердился. И гнев его был совсем не таким, как ненависть Кеббы. Гнев
Качара оказался тяжелым и устрашающим.
Старый маг вызвал четыре шторма и из вихрей, созданных ими, из
перевитых пульсирующих прядей свил магическую сеть.
Затем Качар благодаря своему мастерству смог вызвать одного из морских
королей. Неизвестно, как выглядел и как добрался до скалы этот король,
возможно, он носил одежды из голубой чешуи, а вместо волос у него были
потоки соленой воды. Вероятно, так же выглядели и его придворные. Они могли
приехать на коралловых колесницах, влекомых упряжками огромных акул, черных
и белых, питающихся людьми. Возможно, вокруг узких голубых зрачков их глаз
сверкали золотые круги, как у некоторых глубоководных рыб. Скорее всего, им
не очень понравилось, что воздух затрудняет их дыхание, из-за этого их
тонкие суставчатые пальцы, сверкающие драгоценностями, украденными с
утонувших судов, крепко сжимали трепещущие связки маленьких стеклянных
шариков, в которых, словно любимые канарейки, летали драгоценные рыбки,
распевавшие голосами, доступными лишь для слуха морских обитателей.
Во всяком случае, сделка состоялась. Кольцо морской магии окружило
скалу Кеббы и полностью отрезало несчастного от внешнего мира, исключив
любую возможность побега. В качестве платы за эту службу Качар обязался
кидать в море ежегодно в определенный день по прекрасному драгоценному
камню. И пока Качар будет выполнять свою часть договора, морской король
обязался выполнять свою.
Так во второй раз за время своего несчастного существования Кебба
оказался в заточении. Его магия оказалась бессильна, а его злость
обратилась на него самого.
Сначала он кричал сквозь невидимые, но непроницаемые стены своей
ловушки. Но шум штормов заглушил его крик. Затем он пытался договориться с
морским народом, но в этом не было никакого смысла, потому что Кебба ничего
не мог предложить взамен. Океан остался глух к его мольбам.
Наконец, он совершенно обессилел, уткнулся лицом в мшистую скалу среди
выброшенных водорослей и больше не двигался.
Однако мозг Кеббы продолжал работать. Он грыз себя изнутри, словно
крыса. В его душе осталась только ненависть. И ненависть глодала его. Она
добралась до его сердца. Эта ненависть не находила выхода, не могла
реализоваться. И как всякая содержащаяся в чем-то большая сила, она начала
бродить и бурлить.
Время шло. Качар не жаловался на жизнь. Он продолжал творить чудеса и
стал очень уважаемым чародеем. Каждый год в определенный день он бросал в
море драгоценный камень. Он никогда не забывал об этом. Но однажды ночью,
когда Качару исполнилось уже двести лет, он наконец устал от жизни и с
улыбкой умер. В этот год никто не бросил в море драгоценный камень для
короля, и магическая ограда вокруг скалы Кеббы рассеялась.
Но, конечно же, Кебба, лишенный пищи, воздуха и движения, не дожил до
этого времени Псевдобессмертие, дарованное ему пребыванием в шкуре чудовища,
исчезло вместе с самой шкурой. Нет, Кебба не мог дожить до этого времени и
не дожил. И само тело, разумеется, давно пропало со скалы, там не
сохранилось даже его белых костей.
И все же что-то осталось, то, что не могло умереть. То, что кипело,
бурлило и приобретало все большую силу в этом заточении. Неослабевающая,
бессмертная, голодная ненависть.
И теперь она наконец вырвалась на свободу.
Ненависть всегда существовала на земле, какой бы земля ни была,
плоской или круглой.
Ненависть Кеббы ринулась со скалы через море в раннюю ночную мглу. Она
пока еще не обрела форму, но уже имела слабый запах металла, разъедаемого
кислотой. Ненависть требовала пищи, поскольку до сих пор была вынуждена
питаться лишь собой. А земля стала для нее изобильной кладовой с широко
открытыми дверями.
Начался шторм. Ураган разрывал небо, а океан вздымался навстречу ему.
Ненависть Кеббы нашла тонущее судно. Его паруса были разодраны, как и само
небо, а нижнюю палубу заливала вода. В трюмах пищали крысы, проклиная свою
судьбу. Люди пытались спустить маленькую шлюпку с верхней палубы. Но они
так ожесточенно боролись за место в шлюпке, что не успевал кто-нибудь убить
своего соперника, как появлялся еще один и убивал его самого. Здесь
Ненависть Кеббы пообедала и поужинала, набравшись новых сил.
Подкрепившись, Ненависть полетела к берегу. В сосновом лесу пятеро
разбойников напали на путника и зарезали его. Но, поскольку каждый пытался
отхватить себе больший кусок добычи, началась драка. Ненависть снова
перекусила. В освещенном многочисленными огнями городе муж навалился на
жену, доказывая свои права на нее и проклиная несчастную за то, что она его
ненавидит и хочет свести в могилу. Во дворе разъяренная женщина секла
своего раба, еще совсем ребенка. Раб же, распластавшись на холодном камне,
под ударами плетки мечтал лишь о том, как бы выбить ей глаз. В уютной
таверне два бедняка замышляли убийство богача, завидуя его богатству. В
башне девушка сидела на бархатной кровати и втыкала булавки в сердце
восковой фигуры бросившего ее любовника. Под мостом двое подростков дрались
за право обладать третьим, который лишь смеялся над ними, презирая обоих.
На дороге до смерти забили прокаженного...
Ненависть не просто кормилась, она пировала. Ненависть летела дальше
по земле и пировала.
Мир был большим банкетным столом, за которым подавались блюда на
различный вкус. Ненависть, горячая как огонь, - та, что убивала; ненависть,
холодная как лед, - та, что распространяла ложные слухи и лгала; еще одна
ненависть, которая просто молчаливо ненавидела; была и черная, как глубокая
шахта, самая жестокая из всех, ненависть, направленная внутрь. Она вбирала
энергию зла и умножала ее. Вот какими деликатесами объедалась Ненависть
Кеббы. И она, становясь все энергичнее, все активнее, набухала и давала
ростки.
Вскоре и она, защищенная своей аурой, научилась зарождать сама
ненависть на земле. Там, где она проносилась по воле случая, летая, будто
туча, неудовольствие перерастало в дикую скрипящую зубами ненависть.
Девушка, утомленная болтовней своей сестры, хватала кинжал и пронзала грудь
несчастной. Слуга, долгое время завидовавший богатству своего хозяина,
наконец-то покупал яд. Все поддавались минутной слабости. Даже король,
раздосадованный пустячной обидой, начал войну против своего брата.
И тогда на земле наступила новая эра, эра Ненависти.
Города и королевства воевали между собой. Убийства отдельных людей
быстро переросли в массовую резню. Повсюду лилась кровь, свирепствовал
огонь и раздавался лязг стали. Воздух наполнился плачем и проклятиями.
Маленькое семечко, попадая на плодородную почву, прорастает и
становится деревом. Ненависть Кеббы, небольшая по размерам, передвигаясь по
земле, поглощала в себя все Зло и разрасталась. И вскоре это дерево накрыло
своей тенью весь мир. Конечно, до того момента прошло много лет, но время
не имеет значения для бытия. Пока Ненависть могла питаться, смерть ей не
грозила. А еды на земле было предостаточно. Время играло ей на руку.
Ненависть неустанно работала. Сама земля начала корчиться и стонать от
злобы. Ее прекрасные просторы превратились в поля сражений, вороны хлопали
крыльями над усеявшими ее трупами. Когда-то она гордилась своими лесами и
огромными городами, теперь же все деревья были сожжены, а города
превратились в руины. Землетрясения раскололи землю, горы изрыгали огонь, а
моря бурлили, словно кипящие котлы. Некогда прекрасный лик солнца теперь
был весь в синяках, а луна стала красной. Чума поднималась из болот,
кутаясь в желтые и черные одежды. Голод шел по ее стопам, обгладывая
собственные косточки. Смерть царила повсюду, но, возможно, даже Он, один из
королей Тьмы, Владыка Смерти, с трудом собирал такой урожай, его амбары
были переполнены трупами.
Люди начали проклинать богов. По утрам они убивали друг друга, по
ночам же, после битв, они бесновались перед алтарями безмолвных богов. В
слепой ненависти к своим богам они ломали их изображения и оскверняли их
святыни.
- Богов не существует. Но кто же тогда создал их для нас? - кричали
тут и там. В свете раскалывающихся гор на берегах бушующих морей люди не
видели накрывшую их тень, тень Ненависти, которую они сами же и вскормили.
- Я знаю, кто источник всех наших бед. Это он - Владыка Ночи,
приносящий мучения, с крыльями орла. Тот, о котором не принято говорить. Он
сделал все это, - утверждали люди на разных концах земли.
Если падали башни, то вспоминали о нем... Когда разверзалась земля и
проглатывала людей, они, задыхаясь, выкрикивали его имя. Его перестали
бояться. У людей появились новые, более жуткие страхи.
- Азрарн придумал все это. Князь демонов хочет уничтожить мир.
А Азрарн был тут ни при чем. Шутка заключалась в том, что он, творец
человеческих бед, даже пальцем не шевельнул - не считая мести в далеком
прошлом - и ни о чем не ведал.
Азрарн тем временем развлекался в Нижнем Мире. Это могла быть какая-то
игра или спорт, в любом случае что-то держало его вдали от мира год или два
- четыреста земных лет или больше. Возможно, он увлекся красивым мальчиком
или мифической женщиной, нашел себе нового Зивеша, другую Зораяс, создал
для себя что-нибудь наподобие Феразин или отыскал ту, которая, в отличие от
Бизунех, не отвергла его. И они не приедались князю демонов, там, внизу под
землей, в удивительном городе Драхим Ванашта, куда он, скорее всего,
переносил их. Пока он наслаждался любовной игрой, прогуливался под черными
деревьями в своем саду или дремал, видя сны, Ненависть поглощала мир. Мир
не мог противостоять ей, он начал съеживаться и умирать.
Князь демонов посеял безграничную боль, войну и печаль, гнев и смерть
на земле.
- Азрарн уничтожает нас! - кричали люди. Ваздру, уловив своим
мистическим внутренним слухом жалобы и стоны, доносящиеся с земли, высыпали
на улицы Драхим Ванашты, чтобы увидеть своего улыбающегося князя. Но Азрарн
больше не улыбался. Он прошел мимо нефритовых дворцов, сел на лошадь из
мерцающей тьмы и синего тумана и проскакал сквозь три пары врат. Поднявшись
от центра земли сквозь жерло вулкана, он увидел новые вулканы, извергающие
огонь по всей земле, а там, где не было вулканов, бушевало пламя городских
пожаров. Азрарн увидел, что пришли Чума, Голод, Смерть и захватили весь мир.
Моря затопляли землю, из воды тут и там торчали разрушенные башни, повсюду
плыли раздувшиеся трупы, а там, где из-под воды поднялись новые земли,
воевали армии. Битва шла везде - и на суше, и на море. А сверху безжалостно
сияла кровавая луна, чтобы князь демонов смог разглядеть все, ничего не
пропустив.
Азрарн направился к острой вершине скалы. Он посмотрел на восток и
запад, на север и юг, его лицо побелело. И чем пристальнее он вглядывался в
мир, тем больше бледнел. Ни один смертный не смог бы так побелеть.
И тогда Азрарн вспомнил слова Казира, слепого поэта. Тогда князь
демонов показал ему все, чем владеет, и спросил, чего же ему не хватает,
без чего он не сможет существовать, поэт тихо ответил: "Без людей".
Азрарну вспомнилась холодная песня Казира, в которой говорилось, что
все люди умерли, мир опустел, а солнце всходило и заходило над безжизненной
пустыней. Азрарн же летал в виде орла над безмолвными городами, над
океанами, где не белело ни одного паруса, и разыскивал людей. Но ни одного
человека не осталось, чтобы заполнить дни демона радостью, предоставив
возможность вершить Зло. Не осталось никого, кто мог бы прошептать имя
Азрарна.
Ледяной страх сковал его сердце. Даже далекие звезды не могут жить без
неба, поддерживающего их, ведь у них нет другой опоры в бездонной пропасти.
Невероятно, но Азрарн, повелитель Страха, испугался. Он увидел скорую
смерть человечества. Князь демонов рассматривал Ненависть, словно черную
луну, поднимающуюся в небе, и видел горе людское, ведь он-то мог видеть
саму суть Ненависти, не имевшей формы, чувствовать ее запах, запах металла,
разъедаемого кислотой, только теперь эта кислота разъедала жизнь на земле.
И Азрарн бросился прочь, кинулся в свой город в Нижнем Мире, забился в
самую дальнюю комнату своего дворца и там, дрожа, заперся в одиночестве,
чтобы никто не стал свидетелем его ужаса. Да, ужаса Азрарна, повелителя
Ужаса, того, кого называли Ужасающим.
Безмолвный страх накрыл город демонов Драхим Ванашту. Ваздру не шутили
и не пели, затихли звуки хоров, арф, стук игральных костей, лай собак. Эшвы
плакали, не понимая, отчего. У черного озера смолкли удары молотков дринов,
и красные кузнечные горны покрылись золой.
Потом появился Азрарн, его лицо напоминало прекрасное изваяние,
высеченное из камня, а глаза пылали. Он созвал дринов и дал им задание.
Князь демонов поручил им построить для него летающий корабль с крыльями,
такой могучий, чтобы он мог взлететь в самую высь и проникнуть туда, куда
ни смертные, ни птицы не могут добраться, в чудесную страну Верхнего Мира,
царство самих богов.
Дрины трудились, хотя в их темных маленьких сердцах поселился страх.
Они взяли много серебра и белого металла, слиток золота, не любимого
демонами, голубую сталь и красную бронзу. А пока дрины работали, ваздру
влетали и вылетали из дворца Азрарна, одни прикасались к его рукам, другие
падали ниц перед ним, но все они умоляли князя не покидать их. Азрарн же
молча отстранял их, сидя с каменным выражением лица и нетерпеливо
постукивая пальцами, украшенными перстнями, по книге из слоновой кости.
И вот наконец корабль был готов. Его борта блестели и сверкали
разноцветными полосками металла, синими и серыми, желтыми и красными. У
него был навес, созданный из дыма, серебряные паруса, сотканные из ветров,
и румпель из драконьей кости. Крылья корабля напоминали лебединые, но перья
их были изготовлены из волшебного льна, который растет на берегах Сонной
Реки.
Азрарн подошел к кораблю и похвалил работу, а уродливые дрины лишь
покраснели и стали глуповато ухмыляться. Князь демонов взошел на корабль,
произнес заклинание и взялся за румпель. Ваздру затрепетали, а корабль
поднялся через четверо врат, сквозь жерло единственного не ожившего на
земле вулкана.
Корабль поднимался ввысь сквозь черный и насыщенный гарью воздух.
Наконец оставшаяся далеко внизу земля стала казаться бурлящей смолой.
Паруса летающего корабля надувались и разворачивались. Корабль пролетел
мимо полной луны, так ослепительно и ужасно сверкавшей в темноте. Небесный
фрегат прокладывал свой путь сквозь корни звездных садов, сквозь крышу мира,
равномерно взмахивая крыльями. Он влетел в широкие невидимые ворота
Верхнего Мира, куда ни разу не поднимался ни один корабль, созданный
смертными, не залетала ни одна вольная птица.
В Верхнем Мире всегда было светло. Горел немеркнущий, удивительно
ясный свет, чем-то напоминающий освещение в мире демонов, поскольку свет
Верхнего Мира походил на свет ясного морозного зимнего утра, когда солнце
еще не взошло, а небо с землей кажутся неразделимыми.
Верхний Мир оказался холодной голубой страной, что, впрочем,
соответствовало сути бесстрастных божеств, населяющих его.
Поверхность Верхнего Мира была ровной, лишенной рельефа. Повсюду
разливалась голубизна, как у лезвия бритвы, а вдали смутно виделись
остроконечные голубые горы, покрытые алмазными снегами. Казалось, что у
этих гор не было основания, к тому же эти недостижимые вершины всегда
оставались вдали, даже если идти к ним семь лет.
Иногда в тумане вырисовывались очертания замков богов, на очень
большом расстоянии друг от друга. Эти сооружения резко отличались от земных
замков и дворцов в Драхим Ванаште. Они напоминали вечные арфы или струны
арф, представляя собой стройные колонны с чистым золотым сиянием, слабо
вибрировавшие в такт едва различимой музыке.
Рядом с невидимыми вратами, там, где Азрарн остановил свой корабль,
чтобы передохнуть, находился Священный Колодец, из которого можно было
выпить эликсир бессмертия. Но Колодец, созданный по прихоти богов, оказался
бессмысленным: сами боги не нуждались в нем, будучи и без нее бессмертными,
а люди, жаждущие глотнуть волшебного эликсира, не имели ни малейшей надежды
добраться сюда. Однажды, правда, образовалась маленькая трещина в дне этого
стеклянного Колодца, и через нее просочились несколько капель драгоценного
эликсира. Поскольку Колодец состоял из стекла, свинцово-серый эликсир
бессмертия был хорошо виден в нем. Вблизи на скамейке из тончайшей платины
сидели две согнутые фигуры в серых капюшонах - Стражи Колодца.
Азрарн сошел с летучего корабля, и Стражи тут же подняли головы. У них
не было лиц, их заменяла огромная выпуклость с единственным внимательным
глазом, а голос их раздавался откуда-то из груди.
- Тебе нельзя пить эту воду, - обратился один из Стражей к Азрарну,
разглядывая его своим безжалостным страшным глазом.
- Да, это так, - подтвердил второй, также рассматривая гостя.
- Я здесь не для того, чтобы пить. Разве вы не знаете меня? - удивился
князь демонов.
- Бесполезно знать что-нибудь, поскольку все внизу проходит и меняется,
ухудшается и умирает, а наверху все остается неизменным, - отозвался
первый Страж.
- Все люди знают меня, - сказал Азрарн.
- Люди... Кто они такие, чтобы нас интересовало, что они знают, а что -
нет? - пробормотал второй Страж.
Азрарн завернулся в плащ и прошел мимо них. Увидев, что незнакомец не
пытается пить, Стражи опять склонили головы и, казалось, задремали рядом со
свинцовым эликсиром Вечной Жизни.
Азрарн, князь демонов, один из Владык Тьмы, шел сквозь красивое
холодное пространство, словно единственная здесь черная тень. Множество
земных дней и ночей он приближался к недостижимым горам и наконец добрался
до начала бесконечного пола из шашечных клеток. Клетки были двух цветов,
никогда не виданных ни на земле, ни под землей, цвета глубокого одиночества
и полного равнодушия - только здесь можно было найти богов. Некоторые из
них медленно прогуливались, но большинство стояло неподвижно. Ни одна бровь
не дрогнула, ни одна рука не шевельнулась, когда Азрарн приблизился к ним,
боги не говорили и не дышали.
Их внешний вид ничуть не напоминал человеческий, хотя, возможно, в
самом начале люди выглядели так же, ведь именно боги создали людей. В те
дни, когда земля была плоской, богам позволялись такие причуды. Но какими
хрупкими казались эти боги, состоящие из эфира! У них были светло-
золотистые, почти серебряные волосы и прозрачная кожа, под которой не было
костей, а их тела наполняло светлое, почти прозрачное вещество с фиолетовым
оттенком. Их глаза походили на полированные стекла, которые ничего не
отражали. Когда боги волновались, что случалось крайне редко, они
удивительным, непостижимым образом менялись, и из-под их хрустальных одежд
вылетали прекрасные бабочки, растворявшиеся, как пузырьки, в голубом
воздухе.
Когда Азрарн прошел между ними, боги зашевелились, будто травинки на
слабом ветру.
Азрарн обратился к ним:
- Земля умирает. Люди, созданные вами, умирают. Разве вы об этом не
слышали?
Но боги не ответили, они даже не взглянули на князя демонов, будто
вовсе его не заметили.
Тогда Азрарн рассказал им, как раскалывается и горит земля, как люди
убивают друг друга, подстрекаемые пустившей корни магической Ненавистью,
которая питается порожденными ею же несчастьями и растет, становясь все
активнее. Азрарн рассказал им все, ничего не скрывая.
Но боги снова не ответили и не взглянули на него, всем своим видом
показывая, что не видят его.
Тогда Азрарн подошел к одному из богов, возможно богине, хотя это не
имеет значения, потому что боги были двуполыми, а некоторые и вовсе
бесполыми. Князь демонов поцеловал бога в губы, и бог откликнулся, его веки
затрепетали, а бабочки поднялись с его одежд.
- Вы создали людей, но не меня. И я добьюсь от вас ответа, - заявил
Азрарн.
Наконец бог заговорил с Азрарном, если это можно так назвать. Князь
демонов не услышал голоса бога - речи не было слышно, боги вообще не
общаются посредством языка. Так или иначе, но бог отозвался:
- Человечество для нас ничего не значит, как и сама земля. Мы ошиблись,
создав людей. Боги тоже могут ошибаться. Но мы не собираемся повторять
свою ошибку, спасая их. Пусть люди исчезнут с лица земли, а земля исчезнет
из бытия. Для тебя, князя демонов, человечество является любимой игрушкой,
но мы давно переросли столь банальные развлечения. Если ты хочешь, чтобы
люди выжили, значит, тебе придется самому спасать их, потому что мы не
будем тебе помогать.
Азрарн ничего не ответил. Он лишь пристально посмотрел на них, и там,
куда падал его взгляд, кромки хрустальных одежд богов съеживались, как
обгорающая бумага. И это все, что смог сделать Азрарн, поскольку боги есть
боги.
Князь демонов возвращался из голубого холодного Верхнего Мира.
Поравнявшись с Колодцем Бессмертия, он плюнул в него. Свинцовая вода
Рядом с утесом, в котором была потайная дверь, стоял лев. Он бил
хвостом и рычал. Но Кебба без труда убил льва сверкающей пикой, которую тут
же сотворил из воздуха, и вышел на берег моря. Несмотря на огромную силу
приобретенного мастерства, Кебба не смог бы бороться с водой, поскольку
море жило по своим собственным законам и там правили свои короли. Поэтому
Кебба вынул из-за пояса кусок дерева, который подобрал в саду Качара,
оторвал лоскут от рукава своей рубашки, произнес заклинание и бросил все
это в воду. Материя и дерево превратились в небольшой корабль. Кебба
поднялся на борт и навсегда покинул остров.
Качар следил за его отплытием через магическое окно в своем кабинете
за лакированными дверьми. Его сердце наполнилось гневом и волнением.
Кебба плыл семь дней и наконец добрался до скалы, уходившей высоко в
небо. Она была высокой и широкой. Кебба решил построить свой дом именно
здесь среди острых скал, поскольку красота и комфорт отныне стали ему
отвратительны. Он питался растущими вдоль берега водорослями и рыбой,
которую приносил прилив. Жажду он утолял вызванным с неба дождем, собирая
воду в ладони.
Кебба погрузился в пучину внутренней борьбы. Сила Качара заключалась в
искусном владении магией, а бездонная сила Кеббы таилась в его неослабной,
безумной, железной ненависти. Словно человек, на которого внезапно
обрушилось горе, он бессознательно крушил все, что попадается под руку.
Кебба даже пожелал смерти своему учителю, поскольку не мог отомстить
настоящим обидчикам, искалечившим его жизнь. Он обрушился на старого
колдуна, подобно безумному вихрю.
Сначала Качар сосредоточился на защите. Кебба поступал по-детски, но
его шалости от этого не становились менее опасными. То он посылал дождь из
черных лягушек в сад Качара, то заставлял литься грязь; торнадо ударяли в
скалы, небо темнело от туч насекомых или стай хищного воронья. Всю эту
нечисть Качар отводил в сторону и обезвреживал. Вскоре в волшебном саду
начались бедствия. Невидимый червь подточил розовые ивы изнутри, прелестные
розы завяли, винные пруды покрылись отвратительной пеной. Качар восстановил
сад и удалил невидимого червя. После этого он наложил печати и установил
защиту на каждом дюйме земли. Теперь туда не могло проникнуть ни пылинки.
Качар, сидя перед волшебным окном в своем кабинете, нашел остров, где лежал,
изобретая пакости, Кебба. Лицо Кеббы позеленело от злости, а глаза
ввалились, будто два злобных зверя, затаившихся в пещерах. Его зубы стали
желтыми и острыми, потому что ему приходилось жевать морские водоросли и
обгладывать рыбьи кости - такими же желтыми и острыми, как когда-то, когда
у него была волчья голова. Одна нога Кеббы онемела из-за недостатка
движений на узком острове и сырого климата. И теперь он, передвигаясь,
волочил ногу, как когда-то тащил хвост ящера. Но его сердце, будто сердце
борова, оставалось крепким и здоровым.
Качар разными способами пытался избавиться от своего врага. Он посылал
штормы в надежде, что они сокрушат скалу, но Кебба отбрасывал их назад.
Качар послал женщину-призрак, которая разделась перед Кеббой,
встряхнув своими рыжими волосами, но никакие соблазны, кроме желания
отомстить, не привлекали несчастного. Он швырял в призрачную красавицу
камни, пока она не исчезла.
Качар послал необычайно мощную молнию, и она расколола остров на две
части, словно он был игрушечный. Но Кебба уцелел и теперь лежал, усмехаясь,
на большей из образовавшихся частей.
Чародеи никак не могли побороть друг друга. Поэтому Качар решил
обратиться к Кеббе сквозь волшебное окно:
- Давай прекратим этот спор. Чего ты от меня хочешь?
- Твою жизнь. Мои силы растут. Я это чувствую. Никто на земле не
познает счастья, потому что я сам никогда не был счастлив. Никого не
останется в живых, поскольку я сам никогда не жил по-настоящему. А любить
они смогут только в могиле, потому что именно так выглядело мое любовное
ложе, - ответил Кебба, и в его запавших глазах сверкнула ненависть.
Качар понял, что все уговоры бесполезны. И тогда он наконец
рассердился. И гнев его был совсем не таким, как ненависть Кеббы. Гнев
Качара оказался тяжелым и устрашающим.
Старый маг вызвал четыре шторма и из вихрей, созданных ими, из
перевитых пульсирующих прядей свил магическую сеть.
Затем Качар благодаря своему мастерству смог вызвать одного из морских
королей. Неизвестно, как выглядел и как добрался до скалы этот король,
возможно, он носил одежды из голубой чешуи, а вместо волос у него были
потоки соленой воды. Вероятно, так же выглядели и его придворные. Они могли
приехать на коралловых колесницах, влекомых упряжками огромных акул, черных
и белых, питающихся людьми. Возможно, вокруг узких голубых зрачков их глаз
сверкали золотые круги, как у некоторых глубоководных рыб. Скорее всего, им
не очень понравилось, что воздух затрудняет их дыхание, из-за этого их
тонкие суставчатые пальцы, сверкающие драгоценностями, украденными с
утонувших судов, крепко сжимали трепещущие связки маленьких стеклянных
шариков, в которых, словно любимые канарейки, летали драгоценные рыбки,
распевавшие голосами, доступными лишь для слуха морских обитателей.
Во всяком случае, сделка состоялась. Кольцо морской магии окружило
скалу Кеббы и полностью отрезало несчастного от внешнего мира, исключив
любую возможность побега. В качестве платы за эту службу Качар обязался
кидать в море ежегодно в определенный день по прекрасному драгоценному
камню. И пока Качар будет выполнять свою часть договора, морской король
обязался выполнять свою.
Так во второй раз за время своего несчастного существования Кебба
оказался в заточении. Его магия оказалась бессильна, а его злость
обратилась на него самого.
Сначала он кричал сквозь невидимые, но непроницаемые стены своей
ловушки. Но шум штормов заглушил его крик. Затем он пытался договориться с
морским народом, но в этом не было никакого смысла, потому что Кебба ничего
не мог предложить взамен. Океан остался глух к его мольбам.
Наконец, он совершенно обессилел, уткнулся лицом в мшистую скалу среди
выброшенных водорослей и больше не двигался.
Однако мозг Кеббы продолжал работать. Он грыз себя изнутри, словно
крыса. В его душе осталась только ненависть. И ненависть глодала его. Она
добралась до его сердца. Эта ненависть не находила выхода, не могла
реализоваться. И как всякая содержащаяся в чем-то большая сила, она начала
бродить и бурлить.
Время шло. Качар не жаловался на жизнь. Он продолжал творить чудеса и
стал очень уважаемым чародеем. Каждый год в определенный день он бросал в
море драгоценный камень. Он никогда не забывал об этом. Но однажды ночью,
когда Качару исполнилось уже двести лет, он наконец устал от жизни и с
улыбкой умер. В этот год никто не бросил в море драгоценный камень для
короля, и магическая ограда вокруг скалы Кеббы рассеялась.
Но, конечно же, Кебба, лишенный пищи, воздуха и движения, не дожил до
этого времени Псевдобессмертие, дарованное ему пребыванием в шкуре чудовища,
исчезло вместе с самой шкурой. Нет, Кебба не мог дожить до этого времени и
не дожил. И само тело, разумеется, давно пропало со скалы, там не
сохранилось даже его белых костей.
И все же что-то осталось, то, что не могло умереть. То, что кипело,
бурлило и приобретало все большую силу в этом заточении. Неослабевающая,
бессмертная, голодная ненависть.
И теперь она наконец вырвалась на свободу.
Ненависть всегда существовала на земле, какой бы земля ни была,
плоской или круглой.
Ненависть Кеббы ринулась со скалы через море в раннюю ночную мглу. Она
пока еще не обрела форму, но уже имела слабый запах металла, разъедаемого
кислотой. Ненависть требовала пищи, поскольку до сих пор была вынуждена
питаться лишь собой. А земля стала для нее изобильной кладовой с широко
открытыми дверями.
Начался шторм. Ураган разрывал небо, а океан вздымался навстречу ему.
Ненависть Кеббы нашла тонущее судно. Его паруса были разодраны, как и само
небо, а нижнюю палубу заливала вода. В трюмах пищали крысы, проклиная свою
судьбу. Люди пытались спустить маленькую шлюпку с верхней палубы. Но они
так ожесточенно боролись за место в шлюпке, что не успевал кто-нибудь убить
своего соперника, как появлялся еще один и убивал его самого. Здесь
Ненависть Кеббы пообедала и поужинала, набравшись новых сил.
Подкрепившись, Ненависть полетела к берегу. В сосновом лесу пятеро
разбойников напали на путника и зарезали его. Но, поскольку каждый пытался
отхватить себе больший кусок добычи, началась драка. Ненависть снова
перекусила. В освещенном многочисленными огнями городе муж навалился на
жену, доказывая свои права на нее и проклиная несчастную за то, что она его
ненавидит и хочет свести в могилу. Во дворе разъяренная женщина секла
своего раба, еще совсем ребенка. Раб же, распластавшись на холодном камне,
под ударами плетки мечтал лишь о том, как бы выбить ей глаз. В уютной
таверне два бедняка замышляли убийство богача, завидуя его богатству. В
башне девушка сидела на бархатной кровати и втыкала булавки в сердце
восковой фигуры бросившего ее любовника. Под мостом двое подростков дрались
за право обладать третьим, который лишь смеялся над ними, презирая обоих.
На дороге до смерти забили прокаженного...
Ненависть не просто кормилась, она пировала. Ненависть летела дальше
по земле и пировала.
Мир был большим банкетным столом, за которым подавались блюда на
различный вкус. Ненависть, горячая как огонь, - та, что убивала; ненависть,
холодная как лед, - та, что распространяла ложные слухи и лгала; еще одна
ненависть, которая просто молчаливо ненавидела; была и черная, как глубокая
шахта, самая жестокая из всех, ненависть, направленная внутрь. Она вбирала
энергию зла и умножала ее. Вот какими деликатесами объедалась Ненависть
Кеббы. И она, становясь все энергичнее, все активнее, набухала и давала
ростки.
Вскоре и она, защищенная своей аурой, научилась зарождать сама
ненависть на земле. Там, где она проносилась по воле случая, летая, будто
туча, неудовольствие перерастало в дикую скрипящую зубами ненависть.
Девушка, утомленная болтовней своей сестры, хватала кинжал и пронзала грудь
несчастной. Слуга, долгое время завидовавший богатству своего хозяина,
наконец-то покупал яд. Все поддавались минутной слабости. Даже король,
раздосадованный пустячной обидой, начал войну против своего брата.
И тогда на земле наступила новая эра, эра Ненависти.
Города и королевства воевали между собой. Убийства отдельных людей
быстро переросли в массовую резню. Повсюду лилась кровь, свирепствовал
огонь и раздавался лязг стали. Воздух наполнился плачем и проклятиями.
Маленькое семечко, попадая на плодородную почву, прорастает и
становится деревом. Ненависть Кеббы, небольшая по размерам, передвигаясь по
земле, поглощала в себя все Зло и разрасталась. И вскоре это дерево накрыло
своей тенью весь мир. Конечно, до того момента прошло много лет, но время
не имеет значения для бытия. Пока Ненависть могла питаться, смерть ей не
грозила. А еды на земле было предостаточно. Время играло ей на руку.
Ненависть неустанно работала. Сама земля начала корчиться и стонать от
злобы. Ее прекрасные просторы превратились в поля сражений, вороны хлопали
крыльями над усеявшими ее трупами. Когда-то она гордилась своими лесами и
огромными городами, теперь же все деревья были сожжены, а города
превратились в руины. Землетрясения раскололи землю, горы изрыгали огонь, а
моря бурлили, словно кипящие котлы. Некогда прекрасный лик солнца теперь
был весь в синяках, а луна стала красной. Чума поднималась из болот,
кутаясь в желтые и черные одежды. Голод шел по ее стопам, обгладывая
собственные косточки. Смерть царила повсюду, но, возможно, даже Он, один из
королей Тьмы, Владыка Смерти, с трудом собирал такой урожай, его амбары
были переполнены трупами.
Люди начали проклинать богов. По утрам они убивали друг друга, по
ночам же, после битв, они бесновались перед алтарями безмолвных богов. В
слепой ненависти к своим богам они ломали их изображения и оскверняли их
святыни.
- Богов не существует. Но кто же тогда создал их для нас? - кричали
тут и там. В свете раскалывающихся гор на берегах бушующих морей люди не
видели накрывшую их тень, тень Ненависти, которую они сами же и вскормили.
- Я знаю, кто источник всех наших бед. Это он - Владыка Ночи,
приносящий мучения, с крыльями орла. Тот, о котором не принято говорить. Он
сделал все это, - утверждали люди на разных концах земли.
Если падали башни, то вспоминали о нем... Когда разверзалась земля и
проглатывала людей, они, задыхаясь, выкрикивали его имя. Его перестали
бояться. У людей появились новые, более жуткие страхи.
- Азрарн придумал все это. Князь демонов хочет уничтожить мир.
А Азрарн был тут ни при чем. Шутка заключалась в том, что он, творец
человеческих бед, даже пальцем не шевельнул - не считая мести в далеком
прошлом - и ни о чем не ведал.
Азрарн тем временем развлекался в Нижнем Мире. Это могла быть какая-то
игра или спорт, в любом случае что-то держало его вдали от мира год или два
- четыреста земных лет или больше. Возможно, он увлекся красивым мальчиком
или мифической женщиной, нашел себе нового Зивеша, другую Зораяс, создал
для себя что-нибудь наподобие Феразин или отыскал ту, которая, в отличие от
Бизунех, не отвергла его. И они не приедались князю демонов, там, внизу под
землей, в удивительном городе Драхим Ванашта, куда он, скорее всего,
переносил их. Пока он наслаждался любовной игрой, прогуливался под черными
деревьями в своем саду или дремал, видя сны, Ненависть поглощала мир. Мир
не мог противостоять ей, он начал съеживаться и умирать.
Князь демонов посеял безграничную боль, войну и печаль, гнев и смерть
на земле.
- Азрарн уничтожает нас! - кричали люди. Ваздру, уловив своим
мистическим внутренним слухом жалобы и стоны, доносящиеся с земли, высыпали
на улицы Драхим Ванашты, чтобы увидеть своего улыбающегося князя. Но Азрарн
больше не улыбался. Он прошел мимо нефритовых дворцов, сел на лошадь из
мерцающей тьмы и синего тумана и проскакал сквозь три пары врат. Поднявшись
от центра земли сквозь жерло вулкана, он увидел новые вулканы, извергающие
огонь по всей земле, а там, где не было вулканов, бушевало пламя городских
пожаров. Азрарн увидел, что пришли Чума, Голод, Смерть и захватили весь мир.
Моря затопляли землю, из воды тут и там торчали разрушенные башни, повсюду
плыли раздувшиеся трупы, а там, где из-под воды поднялись новые земли,
воевали армии. Битва шла везде - и на суше, и на море. А сверху безжалостно
сияла кровавая луна, чтобы князь демонов смог разглядеть все, ничего не
пропустив.
Азрарн направился к острой вершине скалы. Он посмотрел на восток и
запад, на север и юг, его лицо побелело. И чем пристальнее он вглядывался в
мир, тем больше бледнел. Ни один смертный не смог бы так побелеть.
И тогда Азрарн вспомнил слова Казира, слепого поэта. Тогда князь
демонов показал ему все, чем владеет, и спросил, чего же ему не хватает,
без чего он не сможет существовать, поэт тихо ответил: "Без людей".
Азрарну вспомнилась холодная песня Казира, в которой говорилось, что
все люди умерли, мир опустел, а солнце всходило и заходило над безжизненной
пустыней. Азрарн же летал в виде орла над безмолвными городами, над
океанами, где не белело ни одного паруса, и разыскивал людей. Но ни одного
человека не осталось, чтобы заполнить дни демона радостью, предоставив
возможность вершить Зло. Не осталось никого, кто мог бы прошептать имя
Азрарна.
Ледяной страх сковал его сердце. Даже далекие звезды не могут жить без
неба, поддерживающего их, ведь у них нет другой опоры в бездонной пропасти.
Невероятно, но Азрарн, повелитель Страха, испугался. Он увидел скорую
смерть человечества. Князь демонов рассматривал Ненависть, словно черную
луну, поднимающуюся в небе, и видел горе людское, ведь он-то мог видеть
саму суть Ненависти, не имевшей формы, чувствовать ее запах, запах металла,
разъедаемого кислотой, только теперь эта кислота разъедала жизнь на земле.
И Азрарн бросился прочь, кинулся в свой город в Нижнем Мире, забился в
самую дальнюю комнату своего дворца и там, дрожа, заперся в одиночестве,
чтобы никто не стал свидетелем его ужаса. Да, ужаса Азрарна, повелителя
Ужаса, того, кого называли Ужасающим.
Безмолвный страх накрыл город демонов Драхим Ванашту. Ваздру не шутили
и не пели, затихли звуки хоров, арф, стук игральных костей, лай собак. Эшвы
плакали, не понимая, отчего. У черного озера смолкли удары молотков дринов,
и красные кузнечные горны покрылись золой.
Потом появился Азрарн, его лицо напоминало прекрасное изваяние,
высеченное из камня, а глаза пылали. Он созвал дринов и дал им задание.
Князь демонов поручил им построить для него летающий корабль с крыльями,
такой могучий, чтобы он мог взлететь в самую высь и проникнуть туда, куда
ни смертные, ни птицы не могут добраться, в чудесную страну Верхнего Мира,
царство самих богов.
Дрины трудились, хотя в их темных маленьких сердцах поселился страх.
Они взяли много серебра и белого металла, слиток золота, не любимого
демонами, голубую сталь и красную бронзу. А пока дрины работали, ваздру
влетали и вылетали из дворца Азрарна, одни прикасались к его рукам, другие
падали ниц перед ним, но все они умоляли князя не покидать их. Азрарн же
молча отстранял их, сидя с каменным выражением лица и нетерпеливо
постукивая пальцами, украшенными перстнями, по книге из слоновой кости.
И вот наконец корабль был готов. Его борта блестели и сверкали
разноцветными полосками металла, синими и серыми, желтыми и красными. У
него был навес, созданный из дыма, серебряные паруса, сотканные из ветров,
и румпель из драконьей кости. Крылья корабля напоминали лебединые, но перья
их были изготовлены из волшебного льна, который растет на берегах Сонной
Реки.
Азрарн подошел к кораблю и похвалил работу, а уродливые дрины лишь
покраснели и стали глуповато ухмыляться. Князь демонов взошел на корабль,
произнес заклинание и взялся за румпель. Ваздру затрепетали, а корабль
поднялся через четверо врат, сквозь жерло единственного не ожившего на
земле вулкана.
Корабль поднимался ввысь сквозь черный и насыщенный гарью воздух.
Наконец оставшаяся далеко внизу земля стала казаться бурлящей смолой.
Паруса летающего корабля надувались и разворачивались. Корабль пролетел
мимо полной луны, так ослепительно и ужасно сверкавшей в темноте. Небесный
фрегат прокладывал свой путь сквозь корни звездных садов, сквозь крышу мира,
равномерно взмахивая крыльями. Он влетел в широкие невидимые ворота
Верхнего Мира, куда ни разу не поднимался ни один корабль, созданный
смертными, не залетала ни одна вольная птица.
В Верхнем Мире всегда было светло. Горел немеркнущий, удивительно
ясный свет, чем-то напоминающий освещение в мире демонов, поскольку свет
Верхнего Мира походил на свет ясного морозного зимнего утра, когда солнце
еще не взошло, а небо с землей кажутся неразделимыми.
Верхний Мир оказался холодной голубой страной, что, впрочем,
соответствовало сути бесстрастных божеств, населяющих его.
Поверхность Верхнего Мира была ровной, лишенной рельефа. Повсюду
разливалась голубизна, как у лезвия бритвы, а вдали смутно виделись
остроконечные голубые горы, покрытые алмазными снегами. Казалось, что у
этих гор не было основания, к тому же эти недостижимые вершины всегда
оставались вдали, даже если идти к ним семь лет.
Иногда в тумане вырисовывались очертания замков богов, на очень
большом расстоянии друг от друга. Эти сооружения резко отличались от земных
замков и дворцов в Драхим Ванаште. Они напоминали вечные арфы или струны
арф, представляя собой стройные колонны с чистым золотым сиянием, слабо
вибрировавшие в такт едва различимой музыке.
Рядом с невидимыми вратами, там, где Азрарн остановил свой корабль,
чтобы передохнуть, находился Священный Колодец, из которого можно было
выпить эликсир бессмертия. Но Колодец, созданный по прихоти богов, оказался
бессмысленным: сами боги не нуждались в нем, будучи и без нее бессмертными,
а люди, жаждущие глотнуть волшебного эликсира, не имели ни малейшей надежды
добраться сюда. Однажды, правда, образовалась маленькая трещина в дне этого
стеклянного Колодца, и через нее просочились несколько капель драгоценного
эликсира. Поскольку Колодец состоял из стекла, свинцово-серый эликсир
бессмертия был хорошо виден в нем. Вблизи на скамейке из тончайшей платины
сидели две согнутые фигуры в серых капюшонах - Стражи Колодца.
Азрарн сошел с летучего корабля, и Стражи тут же подняли головы. У них
не было лиц, их заменяла огромная выпуклость с единственным внимательным
глазом, а голос их раздавался откуда-то из груди.
- Тебе нельзя пить эту воду, - обратился один из Стражей к Азрарну,
разглядывая его своим безжалостным страшным глазом.
- Да, это так, - подтвердил второй, также рассматривая гостя.
- Я здесь не для того, чтобы пить. Разве вы не знаете меня? - удивился
князь демонов.
- Бесполезно знать что-нибудь, поскольку все внизу проходит и меняется,
ухудшается и умирает, а наверху все остается неизменным, - отозвался
первый Страж.
- Все люди знают меня, - сказал Азрарн.
- Люди... Кто они такие, чтобы нас интересовало, что они знают, а что -
нет? - пробормотал второй Страж.
Азрарн завернулся в плащ и прошел мимо них. Увидев, что незнакомец не
пытается пить, Стражи опять склонили головы и, казалось, задремали рядом со
свинцовым эликсиром Вечной Жизни.
Азрарн, князь демонов, один из Владык Тьмы, шел сквозь красивое
холодное пространство, словно единственная здесь черная тень. Множество
земных дней и ночей он приближался к недостижимым горам и наконец добрался
до начала бесконечного пола из шашечных клеток. Клетки были двух цветов,
никогда не виданных ни на земле, ни под землей, цвета глубокого одиночества
и полного равнодушия - только здесь можно было найти богов. Некоторые из
них медленно прогуливались, но большинство стояло неподвижно. Ни одна бровь
не дрогнула, ни одна рука не шевельнулась, когда Азрарн приблизился к ним,
боги не говорили и не дышали.
Их внешний вид ничуть не напоминал человеческий, хотя, возможно, в
самом начале люди выглядели так же, ведь именно боги создали людей. В те
дни, когда земля была плоской, богам позволялись такие причуды. Но какими
хрупкими казались эти боги, состоящие из эфира! У них были светло-
золотистые, почти серебряные волосы и прозрачная кожа, под которой не было
костей, а их тела наполняло светлое, почти прозрачное вещество с фиолетовым
оттенком. Их глаза походили на полированные стекла, которые ничего не
отражали. Когда боги волновались, что случалось крайне редко, они
удивительным, непостижимым образом менялись, и из-под их хрустальных одежд
вылетали прекрасные бабочки, растворявшиеся, как пузырьки, в голубом
воздухе.
Когда Азрарн прошел между ними, боги зашевелились, будто травинки на
слабом ветру.
Азрарн обратился к ним:
- Земля умирает. Люди, созданные вами, умирают. Разве вы об этом не
слышали?
Но боги не ответили, они даже не взглянули на князя демонов, будто
вовсе его не заметили.
Тогда Азрарн рассказал им, как раскалывается и горит земля, как люди
убивают друг друга, подстрекаемые пустившей корни магической Ненавистью,
которая питается порожденными ею же несчастьями и растет, становясь все
активнее. Азрарн рассказал им все, ничего не скрывая.
Но боги снова не ответили и не взглянули на него, всем своим видом
показывая, что не видят его.
Тогда Азрарн подошел к одному из богов, возможно богине, хотя это не
имеет значения, потому что боги были двуполыми, а некоторые и вовсе
бесполыми. Князь демонов поцеловал бога в губы, и бог откликнулся, его веки
затрепетали, а бабочки поднялись с его одежд.
- Вы создали людей, но не меня. И я добьюсь от вас ответа, - заявил
Азрарн.
Наконец бог заговорил с Азрарном, если это можно так назвать. Князь
демонов не услышал голоса бога - речи не было слышно, боги вообще не
общаются посредством языка. Так или иначе, но бог отозвался:
- Человечество для нас ничего не значит, как и сама земля. Мы ошиблись,
создав людей. Боги тоже могут ошибаться. Но мы не собираемся повторять
свою ошибку, спасая их. Пусть люди исчезнут с лица земли, а земля исчезнет
из бытия. Для тебя, князя демонов, человечество является любимой игрушкой,
но мы давно переросли столь банальные развлечения. Если ты хочешь, чтобы
люди выжили, значит, тебе придется самому спасать их, потому что мы не
будем тебе помогать.
Азрарн ничего не ответил. Он лишь пристально посмотрел на них, и там,
куда падал его взгляд, кромки хрустальных одежд богов съеживались, как
обгорающая бумага. И это все, что смог сделать Азрарн, поскольку боги есть
боги.
Князь демонов возвращался из голубого холодного Верхнего Мира.
Поравнявшись с Колодцем Бессмертия, он плюнул в него. Свинцовая вода