помутнела и на мгновение стала чистой и прозрачной, пока серый цвет не
овладел ею снова. Такова уж была сущность Азрарна. А Стражи по-прежнему
сопели на своей скамейке. Тогда князь демонов взошел на летучий корабль и
покинул Верхний Мир.
Демон стоял на поросших белым льном берегах Сонной Реки. Перед ним с
мрачным плеском текли тяжелые свинцовые воды, за его спиной замер, словно
мертвый лебедь, летучий корабль. Даже самая мрачная глубина темноты не
могла бы стать темнее, чем сердце Азрарна. До сих пор в нем всегда горел
некий скрытый огонек, а теперь и он потух. Лицо князя демонов становилось
все печальнее, пока он стоял, окутанный страхом, на речном берегу. Раньше
Азрарн охотился здесь за душами спящих, теперь же на этом месте странные
фантазии пленили его воображение.
Размышляя, Азрарн не заметил, как из речных вод поднялся прозрачный
образ, будто бы созданный из тонкой, как папиросная бумага, слоновой кости.
Но это не могло быть душой спящего человека, поскольку немногим доводилось
настолько крепко засыпать в эти ужасные дни, чтобы позволить душам заходить
так далеко. Перед князем демонов поднялась душа мертвого.
Азрарн разглядывал эту душу, а душа уставилась на князя демонов. У нее
были глаза цвета синего вечера, янтарные волосы, а запястья и плечи
украшали ожерелья глубоководных океанских водорослей.
- Ты знаешь меня, Величайший из Владык. Не мог же ты забыть меня так
же быстро и легко, как убил? Меня звали тогда Зивеш, и ты, еще недавно так
любивший меня, из ненависти обрек меня на смерть, и я утонул ранним утром в
зеленых водах. Мои кости давно сгнили на дне моря, но я задержался в этом
призрачном теле, потому что даже за мистическими вратами, разделяющими
жизнь и смерть, я продолжал любить тебя, того, кто отрекся и уничтожил меня.
И моя любовь привязала меня к миру.
Азрарн смотрел на душу своего умершего любовника, но ни один человек
не мог бы догадаться, о чем он думал.
- Десятки тысяч дней прошло с тех пор, как я расстался с тобой. Зачем
ты пришел ко мне?
- Мир умирает. Ты же больше всего на свете любишь мир. Я хочу знать,
спасешь ты мир или позволишь ему умереть. Ведь вместе с миром умрет и князь
демонов. Пусть ты будешь жить миллионы и миллионы лет, но без земли и людей
твоя жизнь потеряет смысл. Ты будешь бесцельно скитаться, как и я сейчас, в
тебе будет не больше жизни, чем во мне, - отозвался дух.
Потом он приблизился к князю. Сквозь него виден был дальний берег и
протекающая мимо темная река. Он поцеловал руку Азрарна, но прикосновение
его напоминало прикосновение холодного тумана. А потом дух растаял, как лед
на солнце.
Ненависть царила на земле, она проникла в самые глубокие пещеры и
самые уединенные долины. Ненависть осквернила землю, и повсюду расцвели ее
дети. Ненависть закрепила окончательную победу тем, что наконец-то обрела
форму, напоминающую огромную голову или, скорее, рот.
И ни один смертный, если бы он понял, в чем заключается причина
бедствий человечества, не смог бы бороться с Ненавистью, ведь она не была
драконом, которого побеждали герои. Ни один человек не вынес бы ее
присутствия. Потому что ярость самого смелого и злого человека казалась
крошечной по сравнению с Ненавистью Кеббы.
Только князь демонов мог встретиться с ней, увидеть ее и вступить с
ней в единоборство. Потому что ненависть была знакома Азрарну лучше, чем
кому-либо другому, ведь именно в этом ему не было равных. Все его шутки
являлись порождением ненависти, а она сама служила ему словно арфа, на
которой он виртуозно мог исполнить любую мелодию.
Где же располагалось сердце Ненависти?.. Скорее всего, это было некое
мистическое место, расположенное вне реального мира. Местность вокруг
напоминала землю: ряд безжизненных скал, у подножия которых чернели
сожженные деревья, а у вершин клубились густые тучи дыма, отливающие
странным коричневато-свинцовым светом. Когда в этом измученном мире
наступал рассвет, над скалами поднималось солнце. Но сейчас здесь, как и на
всей земле, воцарилась ночь. Сквозь нездоровый туман просвечивали красные
звезды, напоминавшие капли крови.
Где-то в тучах или в тумане рот, составлявший суть Ненависти, шевелил
своими коричневыми пухлыми губами. Рот был постоянно открыт, и Ненависть
видела через него, что происходит вокруг, хотя ее зрение и отличалось от
зрения смертных. Сейчас внизу на склонах скалы сгустилась темнота.
Постепенно этот сгусток мрака принял облик высокого красивого мужчины,
черноволосого и черноглазого, закутанного в черный плащ, напоминавший
крылья. Одеяние делало его похожим на орла.
Еще никто и никогда не находил Ненависть, не добирался до ее цитадели
и не стоял, глядя на нее. Ненависть почувствовала могущество таинственного
создания, по своей силе сравнимое с ее собственным, но по существу другое,
словно перед ней было само воплощение Зла. Ненависть не могла ни поглотить
ее, ни противостоять ей.
Ненависть заговорила - если так можно назвать способ ее общения.
Голосом ей служил запах, напоминающий запах вулканической гари. Слова же
были подобны конвульсиям, судорогам сухожилий, неприятному скрежету
суставов.
- Меня породило сознание человека. Именно там мои корни. Я уже забыла
его, но меня вскормила его неистребимая жажда мщения. Ты же не человек.
Почему ты здесь? Чего ты хочешь? - спросила Ненависть.
Азрарн, стоявший на склоне, не ответил, вместо этого он начал
подниматься к вершине. Он прошел сквозь кольцо слабо светящихся туч, а
вскоре миновал еще одно. Вершина оказалась острием серой скалы. Здесь и
остановился Азрарн.
- В тебе много злобы. Я бы проглотила тебя, если бы могла. Давай
поторгуемся. Подари мне свою злобу, и я стану королевой мира, -
облизнувшись, произнесли губы Ненависти.
Но Азрарн, ничего не отвечая, уселся на край серой скалы.
- Ты многих убил. Убей и остальных... Я дам тебе армию, чтобы ты смог
убивать, - она ринется в бой по первому твоему призыву. Зубы воинов будут
блестеть в красном лунном свете, ты перебьешь всех людей, а я славно
попирую...
Соглашайся, и я найду тебе прекрасную женщину. Ты разрежешь ее
жемчужное тело ножом, украшенным драгоценностями, и найдешь под ее кожей
рубины... Я знаю склеп, где люди заживо сожгли прекрасного мальчика, я
покажу его тебе. У этого несчастного тело было, словно из алебастра, и
волосы цвета белого вина... На севере есть множество гор, извергающих огонь.
Магма сбегает золотыми змеями на города у подножия каменных исполинов...
На юге есть моря, которые набрасываются на землю, словно бешеные собаки...
Соглашайся, и я подарю тебе все моря и горы. Соглашайся, - с жадностью
прошептали губы Ненависти.
Азрарн опять ничего не ответил, он лишь вынул из рукава трубочку из
прекрасной бронзы и начал на ней наигрывать. Когда зазвучала музыка, густые
тучи, окутывавшие горы, начали рассеиваться и вскоре превратились в
отдельные туманные фигуры, которые танцевали и обнимались под музыку.
Во рту у Ненависти пересохло.
- Не надо так со мной обращаться. Это тебе ничего не даст, - сказала
Ненависть.
Тогда Азрарн вынул из плаща серебряную коробочку и рассыпал вокруг
находившийся в ней порошок. Повсюду разлился удивительно сладкий запах.
Коричневые губы Ненависти скривились.
- Не делай этого. Мне это противно. Ты жестокий по своей природе, и
мне кажется, что ты демон. Я уверена, что ты демон... Хорошо, будь демоном,
пускай даже очень жестоким. Но не лишай меня радости жизни. Я не буду
мешать тебе. Мы станем друзьями, ты и я. Потому что когда-то давным-давно
ты сам посадил то семя, из которого я выросла, - проговорила Ненависть.
Но Азрарн вынул из-за пояса единственный цветок, который нашел на
земле. Он был сине-пурпурным, этот цвет мудрецы называют цветом любви.
Когда Азрарн посадил его на голой вершине горы, цветок тут же пустил корни
в бесплодную скалу и через минуту превратился в прекрасное дерево, цветущие
ветви которого потянулись к низкому небу.
- Однако ты плохо воспитан, мой незваный гость. Но мне не придется
долго страдать. Взгляни на восток, и ты поймешь, что пришло время убираться
отсюда, - сказал коричневый рот, несколько отстранившись, потому что цвет и
запах цветов вызывал у Ненависти отвращение.
Азрарн повернулся и посмотрел туда, куда указал ему рот Ненависти. Там,
сквозь разросшийся туман, пробивался слабый луч, похожий на желтый меч -
первый признак зари.
Ни один демон не мог оставаться на земле, когда туда приходило солнце.
Это было хорошо известно всем, и даже Ненависти.
Азрарн положил бронзовую трубочку рядом с серебряной коробочкой и
облокотился спиной о цветущее дерево.
- Ты сказала уже достаточно, теперь пришла моя очередь. Никто не может
встретиться с тобой, кроме меня. Но кому неизвестна изощренная хитрость
демонов? Никто, кроме меня, не сможет тебя уничтожить, - прошептал Азрарн.
Ненависть широко разинула коричневые губы и продемонстрировала
гигантскую утробу без зубов, языка и горла - бездонный колодец, который
было невозможно заполнить.
- Разрушать - это моя привилегия, - сказала Ненависть. Затем ее губы
вновь задвигались и добавили:
- Свет все сильнее. Лучше бы ты ушел.
Но Азрарн стоял, облокотившись на дерево, как на шелковое ложе. Он
равнодушно наблюдал за рассветом, занимавшимся на востоке, где теперь к
желтому лучу по бокам присоединились два розовых. Азрарн закрыл глаза. Он
даже улыбнулся, хотя его губы побледнели.
Рот в небе внезапно тоже побледнел, приобретя нездоровый грязно-белый
цвет.
- Иди, тебе надо уходить. Демоны не могут встречаться с солнцем, -
произнесла Ненависть.
Но Азрарн не двигался. Теперь на востоке поднимались уже десять лучей,
семь серебряных и три золотых.
- Но ведь это глупо, ради чего ты жертвуешь собой? Что для тебя значит
мир? Пусть он исчезнет. Будут другие миры. Смотри, как ярко светит солнце.
У тебя остался миг или чуть-чуть больше. Когда солнце всходит, как ты
можешь думать о чем-нибудь другом! Думай об агонии этого света, света, от
которого гибнет все, созданное демонами, и все демоны превращаются в пыль.
Азрарн, Азрарн! - взвыл рот Ненависти, внезапно узнав князя демонов, дрожа
и корчась. И от этого крика тучи вокруг закружились, а все вокруг загремело.
- Ничего не может быть хуже такой смерти. Убегай, Азрарн, улетай, Азрарн!..
В Нижнем Мире прохлада и тень. Ведь ты не любишь землю так сильно, чтобы
пожертвовать из-за нее своей вечной жизнью, - прошептала Ненависть дрожащим
голосом.
Теперь на востоке сверкали уже двадцать лучей: пять серебряных,
двенадцать золотых и три из белой стали. Азрарн поднялся и встал под дерево.
Все на небе и на земле задрожало от конвульсий, охвативших Ненависть. Но
Азрарн был неподвижен, как скала и небо. Он смотрел прямо на солнце, как
делают ныне орлы в память об этом взгляде князя демонов.
Каждый луч стал теперь белым, а под ними выглядывала кромка белизны,
но не белой, а слепящей до черноты.
Солнце взошло.
Две тонкие иглы пронзили глаза Азрарна, две другие - его грудь и три -
бедра. Темная дымящаяся кровь заструилась из уголков его губ, из ноздрей и
кончиков пальцев. Князь демонов не кричал от боли, разрывавшей его.
Казалось, агония длится столетия, и в каждый следующий момент она
становилась все тяжелее, мучительнее и слаще, превращаясь в поющую тонкую
боль. А тем временем подступала и ревущая боль. Затем, наконец, нахлынула
золотая боль, самая страшная, и от нее должен был бы кричать даже Азрарн,
князь демонов, но в ту же секунду он превратился в дым и пепел. Наступила
тишина.
Ветер бросил пепел Азрарна в рот Ненависти.
Ненависть не могла вынести этого. Вскормленная людьми, она теперь
должна была проглотить любовь. Ненависть подавилась и задохнулась любовью.
Любовью Азрарна, самой злобной из всех. Любовью его к земле, о которой
забыли даже боги. Произошел яркий взрыв, и прогремел гром. Любовь демона к
земле уничтожила земную Ненависть, так же как солнце уничтожило самого
Азрарна.
Ненависть была уничтожена, но погиб и демон. Вслед за их смертью могла
последовать лишь эпоха полной Невинности.
Лик земли сильно изменился. На месте прежних континентов плескались
воды морей и океанов, горы рассыпались или стали еще выше, леса выгорели.
Но где-то устремились в небо ряды новых деревьев, проросших из случайных
семян. Человечество выжило благодаря вмешательству Азрарна. Теперь люди
удивленно оглядывались вокруг. Без большой Ненависти маленькие ненависти,
оставшиеся в людях, сжались, и пройдет еще немало веков, пока они вновь
вырастут до своих прежних, грязных, естественных размеров. Но в те дни все
люди стали братьями. Они обнимались, рычали и вели друг друга из
разрушенного прошлого в светлое будущее. Люди строили алтари и в тиши
благословляли богов, которые снова не заметили этого. Не прошло и трехсот
лет, и имя Азрарна позабылось, как забывается ночь после наступления дня.
Наступила, без сомнения, сказочная пора. Короли справедливо управляли
подданными, воры и убийцы почти не встречались. Шрамы быстро заживали.
Земля купалась в цветах и плодах, высокие деревья укрыли плечи холмов, и
даже горное пламя задремало в высоких голубых башнях. Говорят, что тигры
ходили за молодыми девушками, будто собаки, и никогда их не трогали,
единороги с золотыми рогами устраивали потешные битвы при свете ясного дня,
каждый сороковой плод апельсинового дерева был с сюрпризом, а коты
научились очаровательно петь.
Только Драхим Ванашта погрузился в траур. Дрины расселись у своих
холодных горнов среди заброшенных ржавеющих груд металла. Они стонали и
хныкали, и их слезы стекали в черное озеро, на берегах которого стояли их
кузницы. Эшвы плакали, и гладкие змейки, свернувшись кольцами в их длинных
локонах, тоже роняли свои слезки. Но только ваздру поносили и проклинали
человечество. Хотя ваздру с трудом могли плакать, из их глаз все же текла
вода. Они надели траурные одежды желтого цвета, потому что солнце убило их
любимого короля, они рвали на себе волосы и обжигали свои тела желтовато-
зелеными бичами.
- Человечество оскорбило Азрарна! - кричали княгини ваздру. - Давайте
выйдем на поверхность земли и заставим людей сгореть со стыда.
И вот однажды ночью ваздру посетили обновленную землю. Они, словно
призраки, прошли по берегам морей, протиснулись сквозь высокие колосья
злаков и пришли по дорогам в города. Свет ламп бросал отблеск на их одежды
и прекрасные, обезумевшие от горя лица. Проходя мимо жилищ людей, демоны
ударяли по струнам музыкальных инструментов, бренчали систрами и громко
провозглашали: "Азрарн мертв! Азрарн мертв!" Они бросали перед собой черные
цветы и скреблись шиповником из черного железа в двери домов.
При их приближении собаки начинали выть, а соловьи замолкали.
- О ком они говорят? - удивлялись люди. - Кто такой этот Азрарн? Но он,
должно быть, великий король, раз по нему так скорбят. - И люди с почтением
кланялись ваздру и предлагали им вино и деньги, не зная, что перед ними
демоны. Но у ваздру не осталось злобы на людей после смерти Азрарна, и они
ушли, плача в темноте.
Однажды ночью на землю незаметно пробралась одна женщина эшва. Это
была Жазэв, которую Азрарн вылил из кувшина, чтобы развлечь Дрезэма.
Примулы больше не росли в ее волосах, в них снова притаились серебряные
змейки. Она не плакала, поскольку постоянно думала о странных пейзажах,
находящихся не то в мире, не то за его пределами - там, где деревья с сине-
пурпурными цветами росли на бесплодных горных вершинах.
Жазэв искала такое место несколько лет. Она ходила к четырем концам
земли, но вернулась, ничего не найдя. Наконец она заметила дорогу, ведущую
в странном направлении. Эшва направилась туда, где умерла Ненависть, - но
теперь уже ей не пришлось пробираться через горы, потому что они
рассыпались, а сожженный некогда лес теперь зеленел. Поднявшаяся луна
освещала ужасный шрам на небе, когда-то зиявшую, а теперь затянувшуюся рану
в том месте, где рот Ненависти был вырван из неба. Под шрамом стояло дерево,
такое же, как в мечтах Жазэв. Правда, теперь его цветы утратили нежный
оттенок и серели, словно пепел.
Жазэв подбежала к дереву. Она поцеловала его стройный ствол и руками
стала разгребать камни у его корней, пытаясь освободить их. От этого ее
руки начали кровоточить, кровь капала на корни дерева, возвращая их к жизни.
Наконец Жазэв освободила корни и взвалила деревце, оказавшееся очень
легким, себе на спину. Она понесла его к плодородной земле. По пути ей
пришлось сесть передохнуть, и дерево тут же запустило свои корни в
плодородную почву. Жазэв огляделась и поняла, что они забрели в густой
древний лес, переживший эпоху Ненависти. Ветви деревьев так плотно
перевивались между собой, что под ними было темно, как ночью. К тому же
стволы вековых деревьев теснились вокруг, будто стражи. Поэтому ни один луч
солнца не проникал сюда даже в полдень. Увидев это, Жазэв сонно улыбнулась
и ласково провела рукой по серой коре своего дерева.
По краю древнего леса проходила дорога, а у дороги стоял дом,
окруженный возделанными полями, фруктовыми садами и виноградниками.
У селянина, жившего тут, было семь дочерей, младшей из них исполнилось
четырнадцать, а старшей двадцать. Они рождались каждый год друг за дружкой.
Все семь девушек были красавицами. Их мать умерла давным-давно. Девушек
звали Флит, Флейм, Фоум, Фэн, Фунтин, Фейвор и Фейр.
Впрочем, сестры выросли не слишком скромными, несмотря на их невинный
возраст. Их отец, грубый и бездушный человек, скупился наряжать своих
дочерей. А в городе поблизости жил хитрый купец, торговец шелком, каждой из
них он украдкой, бывало, говорил:
- Твое тело, так напоминающее магнолию, будет смотреться лучше в
шелковых нарядах, чем в домотканых одеждах. Заходи ко мне как-нибудь
вечерком, и я подумаю, чем тебе помочь.
Но ни одна из девушек так и не решилась прийти к нему. Они не хотели
идти, поскольку, несмотря на всю свою наивность, отлично знали, что жирные
желтые пальцы купца чаще касаются их тел, нежели рулонов шелка. Самая же
младшая из сестер утверждала, будто он засунул себе в штаны какое-то
животное, и оно шевелилось каждый раз, когда девушка склонялась, чтобы
восхититься новыми образцами шелка, которые торговец не уставал ей
показывать.
Но несомненно одно - старый разбойник думал о девушках, а они ни на
минуту не забывали о шелках. И однажды ночью сестры придумали план.
Купец находился в дальней комнате своей лавки и подделывал записи в
книгах, чтобы обмануть королевских сборщиков налогов. Вдруг в дверь стали
осторожно скрестись.
- Кто там? - взволнованно спросил купец. В те времена было мало
грабителей, но он, будучи сам нечист на руку, хорошо знал об их
существовании и был готов к встрече с ними в любой момент. - Не забывайте,
что мой дом охраняют шестнадцать слуг и дикая собака.
Но за дверью раздался сладкий голос:
- Это я, дорогой купец, Фейр, седьмая дочь фермера. Но если у тебя
здесь дикая собака...
Купец подпрыгнул, обрадовавшись своей удаче, и настежь распахнул дверь.
- Проходи же в мою недостойную лавку, - воскликнул он, пропуская Фейр
внутрь. - Здесь никого нет, кроме меня, ты ослышалась. Дикая собака! Какая
чепуха! Не бойся, подходи ближе, и я подберу тебе шелк на платье. Однако я
не смогу удовлетворить твой вкус, пока ты одета. Тебе придется снять свою
одежду, - игриво сказал ей торговец.
Фейр быстро разделась. А купец тем временем облизывал губы и закатывал
глаза. Фейр заметила, что странный зверь опять сидел в его штанах.
- Теперь встань здесь, у стенки, а я обмерю тебя, - сказал купец.
Фейр скромно повиновалась, и купец, не в силах больше сдерживаться,
бросился на нее.
- Неужели все это так необходимо? - удивилась Фейр, когда он обнимал и
целовал ее.
- Разумеется, да, - заявил купец, расстегивая штаны.
- Что-то я сомневаюсь в этом, - сказала Фейр и, повысив голос, позвала
своих сестер.
Шесть девушек, ждавших снаружи ее сигнала, кинулись к сестре,
размахивая различными предметами домашней утвари, которые тут же обрушили
на купца.
- Это я, Флит, старшая дочь фермера! - завопила Флит, ударяя его по
левой голени большим крюком для мяса.
- А это Флейм! - закричала Флейм, ударяя по другой голени маленькой
сковородкой.
- А это Фоум! - и девушка ударила купца по ягодицам.
- А это Фэн! - и уже другая красавица ударила его по спине.
- Вот тебе и от Фунтин, попробуй это! - провозгласила Фунтин, выливая
на него холодное масло из кувшина.
- А я Фейвор, - добавила Фейвор, ударяя его по голове щипцами.
Купец заорал, запрыгал и, поскользнувшись на разлитом масле,
растянулся на полу. Тогда семь девушек стали немилосердно его бить, пока
несчастный не взмолился, предлагая сестрам забрать весь шелк, который они
смогут унести, лишь бы они оставили его в покое. Последствий такого
предложения торговец не мог предвидеть, поскольку дочери фермера
предусмотрительно захватили с собой отцовскую телегу, запряженную быками, и
теперь нагрузили ее доверху. Купец вьет и заламывал себе руки.
- И не вздумай никому рассказывать, что мы были здесь, - посоветовала
Флит.
- Ты можешь сказать, что на тебя напали разбойники, - предложила Флейм.
- Если ты решишь поступить иначе, - начала Фоум.
- И если ты попытаешься обвинить нас, - поддержала Фэн.
- Если случится что-нибудь в этом роде, - добавила Фунтин.
- Мы расскажем, как ты заставил нашу младшую сестру стоять голой у
стены твоей лавки, - продолжила Фейвор.
- И собирался выпустить злобного, дикого зверя, вероятно дикую собаку,
из своих штанов и натравить ее на меня, - закончила с негодованием Фейр,
Поэтому купец разбудил весь город криками о напавших на него двадцати
гигантских чернобородых разбойников с окованными железом палками, а сестры
тем временем уехали домой на телеге, забитой шелком.
Но когда нагруженная телега приблизилась к их дому, в том месте, где
дорога подходила близко к древнему лесу, сестры увидели в лунном свете
прекрасную женщину.
- Должно быть, она очень богата. Смотрите, у нее в волосах серебряные
змейки, так искусно сделанные, что кажутся живыми, - решила Флит.
- Но посмотрите, у нее руки в крови, - заметила Фейр.
- Что же она хочет от нас? - спросила Фэн. Когда женщина подошла ближе,
быки вздрогнули и остановились, закрыв глаза.
Женщина трижды обошла вокруг телеги, изучая каждую из сестер по
очереди, а затем пошла вверх по дороге и вскоре свернула в темный лес.
- Она, наверное, дух, - сказала Фоум.
- Или изгнанная княжна, - предположила Флейм.
Фунтин и Фейвор надменно фыркнупи.
Демонов всегда привлекает запах озорства, поэтому Жазэв и вышла к
девушкам. Но теперь она вернулась к дереву с серыми цветами и обняла его.
Чуть позже она начала танцевать на плоской мшистой поляне между близко
стоящими стволами старых деревьев.
Это был дикий танец, призванный разбудить ночь, танец, вызывающий
различные существа и создания. Первым прискакал черный заяц и сел,
изумленно глядя на Жазэв своими круглыми бесцветными глазами. Затем
появились лисы. Казалось, они даже не заметили зайца. Пришли два оленя с
острыми, словно кинжалы, рогами; слетелись совы, крылья которых напоминали
развевающиеся флаги, пришел старый лев с седой, как дым, гривой. К полянке
подкрадывались также жители глубоких лесных омутов и болот, вызванные
безмолвным танцем эшвы. Наконец, с востока в лес прилетел ветер,
привлеченный ее чарами. Когда Жазэв услышала шум листвы на деревьях, она
распустила свой шарф, и ветер подхватил его, раздувая, словно парус. Но
Жазэв быстро связала концы шарфа узлом так, что ветер не мог вырваться на
свободу - демоны обладали достаточной силой, чтобы провернуть такой фокус.
Потом эшва перестала танцевать. Животные разбежались. Ветер вырывался из
шарфа, жалуясь на свою судьбу, и тогда Жазэв надежно привязала шарф к
ветвям дерева с серыми цветами.
Семь дочерей фермера сшили шелковые платья, но не отваживались носить
их днем, боясь разоблачения. Со временем у них появилась привычка одеваться
на ночь глядя и подкрадываться к кромке древнего леса. Здесь они
прогуливались, воображая себя княжнами и обсуждая погоду, чем, судя по
слухам, только и занимаются дочери князей, потому что все остальное им
подвластно и поэтому не представляет никакого интереса.
- Как странно, что сегодня нет восточного ветра, - произнесла Флит.
- Уже несколько дней безветрие, - отозвалась Флейм.
- Корабли стоят в море из-за штиля, - добавила Фоум.
- И ветряные мельницы приходится крутить людям, - посетовала Фэн.
- Что касается птиц, то они сидят на заборах и курлычат, поскольку не
могут парить в воздушных потоках, - отметила Фунтин.
- А пугала не шевелятся и не отпугивают голубей, - сказала Фейвор.
- Зато неприятный запах от кучи мусора больше не доносится по утрам до
виноградников, - заключила Фейр.
В этот момент сестры заметили фигуру, стоящую перед ними среди
деревьев. Это была та самая прекрасная незнакомка, которую они встретили в
ночь ограбления.
- Чего она хочет? Похоже, она зовет нас за собой. Но мы не должны
овладел ею снова. Такова уж была сущность Азрарна. А Стражи по-прежнему
сопели на своей скамейке. Тогда князь демонов взошел на летучий корабль и
покинул Верхний Мир.
Демон стоял на поросших белым льном берегах Сонной Реки. Перед ним с
мрачным плеском текли тяжелые свинцовые воды, за его спиной замер, словно
мертвый лебедь, летучий корабль. Даже самая мрачная глубина темноты не
могла бы стать темнее, чем сердце Азрарна. До сих пор в нем всегда горел
некий скрытый огонек, а теперь и он потух. Лицо князя демонов становилось
все печальнее, пока он стоял, окутанный страхом, на речном берегу. Раньше
Азрарн охотился здесь за душами спящих, теперь же на этом месте странные
фантазии пленили его воображение.
Размышляя, Азрарн не заметил, как из речных вод поднялся прозрачный
образ, будто бы созданный из тонкой, как папиросная бумага, слоновой кости.
Но это не могло быть душой спящего человека, поскольку немногим доводилось
настолько крепко засыпать в эти ужасные дни, чтобы позволить душам заходить
так далеко. Перед князем демонов поднялась душа мертвого.
Азрарн разглядывал эту душу, а душа уставилась на князя демонов. У нее
были глаза цвета синего вечера, янтарные волосы, а запястья и плечи
украшали ожерелья глубоководных океанских водорослей.
- Ты знаешь меня, Величайший из Владык. Не мог же ты забыть меня так
же быстро и легко, как убил? Меня звали тогда Зивеш, и ты, еще недавно так
любивший меня, из ненависти обрек меня на смерть, и я утонул ранним утром в
зеленых водах. Мои кости давно сгнили на дне моря, но я задержался в этом
призрачном теле, потому что даже за мистическими вратами, разделяющими
жизнь и смерть, я продолжал любить тебя, того, кто отрекся и уничтожил меня.
И моя любовь привязала меня к миру.
Азрарн смотрел на душу своего умершего любовника, но ни один человек
не мог бы догадаться, о чем он думал.
- Десятки тысяч дней прошло с тех пор, как я расстался с тобой. Зачем
ты пришел ко мне?
- Мир умирает. Ты же больше всего на свете любишь мир. Я хочу знать,
спасешь ты мир или позволишь ему умереть. Ведь вместе с миром умрет и князь
демонов. Пусть ты будешь жить миллионы и миллионы лет, но без земли и людей
твоя жизнь потеряет смысл. Ты будешь бесцельно скитаться, как и я сейчас, в
тебе будет не больше жизни, чем во мне, - отозвался дух.
Потом он приблизился к князю. Сквозь него виден был дальний берег и
протекающая мимо темная река. Он поцеловал руку Азрарна, но прикосновение
его напоминало прикосновение холодного тумана. А потом дух растаял, как лед
на солнце.
Ненависть царила на земле, она проникла в самые глубокие пещеры и
самые уединенные долины. Ненависть осквернила землю, и повсюду расцвели ее
дети. Ненависть закрепила окончательную победу тем, что наконец-то обрела
форму, напоминающую огромную голову или, скорее, рот.
И ни один смертный, если бы он понял, в чем заключается причина
бедствий человечества, не смог бы бороться с Ненавистью, ведь она не была
драконом, которого побеждали герои. Ни один человек не вынес бы ее
присутствия. Потому что ярость самого смелого и злого человека казалась
крошечной по сравнению с Ненавистью Кеббы.
Только князь демонов мог встретиться с ней, увидеть ее и вступить с
ней в единоборство. Потому что ненависть была знакома Азрарну лучше, чем
кому-либо другому, ведь именно в этом ему не было равных. Все его шутки
являлись порождением ненависти, а она сама служила ему словно арфа, на
которой он виртуозно мог исполнить любую мелодию.
Где же располагалось сердце Ненависти?.. Скорее всего, это было некое
мистическое место, расположенное вне реального мира. Местность вокруг
напоминала землю: ряд безжизненных скал, у подножия которых чернели
сожженные деревья, а у вершин клубились густые тучи дыма, отливающие
странным коричневато-свинцовым светом. Когда в этом измученном мире
наступал рассвет, над скалами поднималось солнце. Но сейчас здесь, как и на
всей земле, воцарилась ночь. Сквозь нездоровый туман просвечивали красные
звезды, напоминавшие капли крови.
Где-то в тучах или в тумане рот, составлявший суть Ненависти, шевелил
своими коричневыми пухлыми губами. Рот был постоянно открыт, и Ненависть
видела через него, что происходит вокруг, хотя ее зрение и отличалось от
зрения смертных. Сейчас внизу на склонах скалы сгустилась темнота.
Постепенно этот сгусток мрака принял облик высокого красивого мужчины,
черноволосого и черноглазого, закутанного в черный плащ, напоминавший
крылья. Одеяние делало его похожим на орла.
Еще никто и никогда не находил Ненависть, не добирался до ее цитадели
и не стоял, глядя на нее. Ненависть почувствовала могущество таинственного
создания, по своей силе сравнимое с ее собственным, но по существу другое,
словно перед ней было само воплощение Зла. Ненависть не могла ни поглотить
ее, ни противостоять ей.
Ненависть заговорила - если так можно назвать способ ее общения.
Голосом ей служил запах, напоминающий запах вулканической гари. Слова же
были подобны конвульсиям, судорогам сухожилий, неприятному скрежету
суставов.
- Меня породило сознание человека. Именно там мои корни. Я уже забыла
его, но меня вскормила его неистребимая жажда мщения. Ты же не человек.
Почему ты здесь? Чего ты хочешь? - спросила Ненависть.
Азрарн, стоявший на склоне, не ответил, вместо этого он начал
подниматься к вершине. Он прошел сквозь кольцо слабо светящихся туч, а
вскоре миновал еще одно. Вершина оказалась острием серой скалы. Здесь и
остановился Азрарн.
- В тебе много злобы. Я бы проглотила тебя, если бы могла. Давай
поторгуемся. Подари мне свою злобу, и я стану королевой мира, -
облизнувшись, произнесли губы Ненависти.
Но Азрарн, ничего не отвечая, уселся на край серой скалы.
- Ты многих убил. Убей и остальных... Я дам тебе армию, чтобы ты смог
убивать, - она ринется в бой по первому твоему призыву. Зубы воинов будут
блестеть в красном лунном свете, ты перебьешь всех людей, а я славно
попирую...
Соглашайся, и я найду тебе прекрасную женщину. Ты разрежешь ее
жемчужное тело ножом, украшенным драгоценностями, и найдешь под ее кожей
рубины... Я знаю склеп, где люди заживо сожгли прекрасного мальчика, я
покажу его тебе. У этого несчастного тело было, словно из алебастра, и
волосы цвета белого вина... На севере есть множество гор, извергающих огонь.
Магма сбегает золотыми змеями на города у подножия каменных исполинов...
На юге есть моря, которые набрасываются на землю, словно бешеные собаки...
Соглашайся, и я подарю тебе все моря и горы. Соглашайся, - с жадностью
прошептали губы Ненависти.
Азрарн опять ничего не ответил, он лишь вынул из рукава трубочку из
прекрасной бронзы и начал на ней наигрывать. Когда зазвучала музыка, густые
тучи, окутывавшие горы, начали рассеиваться и вскоре превратились в
отдельные туманные фигуры, которые танцевали и обнимались под музыку.
Во рту у Ненависти пересохло.
- Не надо так со мной обращаться. Это тебе ничего не даст, - сказала
Ненависть.
Тогда Азрарн вынул из плаща серебряную коробочку и рассыпал вокруг
находившийся в ней порошок. Повсюду разлился удивительно сладкий запах.
Коричневые губы Ненависти скривились.
- Не делай этого. Мне это противно. Ты жестокий по своей природе, и
мне кажется, что ты демон. Я уверена, что ты демон... Хорошо, будь демоном,
пускай даже очень жестоким. Но не лишай меня радости жизни. Я не буду
мешать тебе. Мы станем друзьями, ты и я. Потому что когда-то давным-давно
ты сам посадил то семя, из которого я выросла, - проговорила Ненависть.
Но Азрарн вынул из-за пояса единственный цветок, который нашел на
земле. Он был сине-пурпурным, этот цвет мудрецы называют цветом любви.
Когда Азрарн посадил его на голой вершине горы, цветок тут же пустил корни
в бесплодную скалу и через минуту превратился в прекрасное дерево, цветущие
ветви которого потянулись к низкому небу.
- Однако ты плохо воспитан, мой незваный гость. Но мне не придется
долго страдать. Взгляни на восток, и ты поймешь, что пришло время убираться
отсюда, - сказал коричневый рот, несколько отстранившись, потому что цвет и
запах цветов вызывал у Ненависти отвращение.
Азрарн повернулся и посмотрел туда, куда указал ему рот Ненависти. Там,
сквозь разросшийся туман, пробивался слабый луч, похожий на желтый меч -
первый признак зари.
Ни один демон не мог оставаться на земле, когда туда приходило солнце.
Это было хорошо известно всем, и даже Ненависти.
Азрарн положил бронзовую трубочку рядом с серебряной коробочкой и
облокотился спиной о цветущее дерево.
- Ты сказала уже достаточно, теперь пришла моя очередь. Никто не может
встретиться с тобой, кроме меня. Но кому неизвестна изощренная хитрость
демонов? Никто, кроме меня, не сможет тебя уничтожить, - прошептал Азрарн.
Ненависть широко разинула коричневые губы и продемонстрировала
гигантскую утробу без зубов, языка и горла - бездонный колодец, который
было невозможно заполнить.
- Разрушать - это моя привилегия, - сказала Ненависть. Затем ее губы
вновь задвигались и добавили:
- Свет все сильнее. Лучше бы ты ушел.
Но Азрарн стоял, облокотившись на дерево, как на шелковое ложе. Он
равнодушно наблюдал за рассветом, занимавшимся на востоке, где теперь к
желтому лучу по бокам присоединились два розовых. Азрарн закрыл глаза. Он
даже улыбнулся, хотя его губы побледнели.
Рот в небе внезапно тоже побледнел, приобретя нездоровый грязно-белый
цвет.
- Иди, тебе надо уходить. Демоны не могут встречаться с солнцем, -
произнесла Ненависть.
Но Азрарн не двигался. Теперь на востоке поднимались уже десять лучей,
семь серебряных и три золотых.
- Но ведь это глупо, ради чего ты жертвуешь собой? Что для тебя значит
мир? Пусть он исчезнет. Будут другие миры. Смотри, как ярко светит солнце.
У тебя остался миг или чуть-чуть больше. Когда солнце всходит, как ты
можешь думать о чем-нибудь другом! Думай об агонии этого света, света, от
которого гибнет все, созданное демонами, и все демоны превращаются в пыль.
Азрарн, Азрарн! - взвыл рот Ненависти, внезапно узнав князя демонов, дрожа
и корчась. И от этого крика тучи вокруг закружились, а все вокруг загремело.
- Ничего не может быть хуже такой смерти. Убегай, Азрарн, улетай, Азрарн!..
В Нижнем Мире прохлада и тень. Ведь ты не любишь землю так сильно, чтобы
пожертвовать из-за нее своей вечной жизнью, - прошептала Ненависть дрожащим
голосом.
Теперь на востоке сверкали уже двадцать лучей: пять серебряных,
двенадцать золотых и три из белой стали. Азрарн поднялся и встал под дерево.
Все на небе и на земле задрожало от конвульсий, охвативших Ненависть. Но
Азрарн был неподвижен, как скала и небо. Он смотрел прямо на солнце, как
делают ныне орлы в память об этом взгляде князя демонов.
Каждый луч стал теперь белым, а под ними выглядывала кромка белизны,
но не белой, а слепящей до черноты.
Солнце взошло.
Две тонкие иглы пронзили глаза Азрарна, две другие - его грудь и три -
бедра. Темная дымящаяся кровь заструилась из уголков его губ, из ноздрей и
кончиков пальцев. Князь демонов не кричал от боли, разрывавшей его.
Казалось, агония длится столетия, и в каждый следующий момент она
становилась все тяжелее, мучительнее и слаще, превращаясь в поющую тонкую
боль. А тем временем подступала и ревущая боль. Затем, наконец, нахлынула
золотая боль, самая страшная, и от нее должен был бы кричать даже Азрарн,
князь демонов, но в ту же секунду он превратился в дым и пепел. Наступила
тишина.
Ветер бросил пепел Азрарна в рот Ненависти.
Ненависть не могла вынести этого. Вскормленная людьми, она теперь
должна была проглотить любовь. Ненависть подавилась и задохнулась любовью.
Любовью Азрарна, самой злобной из всех. Любовью его к земле, о которой
забыли даже боги. Произошел яркий взрыв, и прогремел гром. Любовь демона к
земле уничтожила земную Ненависть, так же как солнце уничтожило самого
Азрарна.
Ненависть была уничтожена, но погиб и демон. Вслед за их смертью могла
последовать лишь эпоха полной Невинности.
Лик земли сильно изменился. На месте прежних континентов плескались
воды морей и океанов, горы рассыпались или стали еще выше, леса выгорели.
Но где-то устремились в небо ряды новых деревьев, проросших из случайных
семян. Человечество выжило благодаря вмешательству Азрарна. Теперь люди
удивленно оглядывались вокруг. Без большой Ненависти маленькие ненависти,
оставшиеся в людях, сжались, и пройдет еще немало веков, пока они вновь
вырастут до своих прежних, грязных, естественных размеров. Но в те дни все
люди стали братьями. Они обнимались, рычали и вели друг друга из
разрушенного прошлого в светлое будущее. Люди строили алтари и в тиши
благословляли богов, которые снова не заметили этого. Не прошло и трехсот
лет, и имя Азрарна позабылось, как забывается ночь после наступления дня.
Наступила, без сомнения, сказочная пора. Короли справедливо управляли
подданными, воры и убийцы почти не встречались. Шрамы быстро заживали.
Земля купалась в цветах и плодах, высокие деревья укрыли плечи холмов, и
даже горное пламя задремало в высоких голубых башнях. Говорят, что тигры
ходили за молодыми девушками, будто собаки, и никогда их не трогали,
единороги с золотыми рогами устраивали потешные битвы при свете ясного дня,
каждый сороковой плод апельсинового дерева был с сюрпризом, а коты
научились очаровательно петь.
Только Драхим Ванашта погрузился в траур. Дрины расселись у своих
холодных горнов среди заброшенных ржавеющих груд металла. Они стонали и
хныкали, и их слезы стекали в черное озеро, на берегах которого стояли их
кузницы. Эшвы плакали, и гладкие змейки, свернувшись кольцами в их длинных
локонах, тоже роняли свои слезки. Но только ваздру поносили и проклинали
человечество. Хотя ваздру с трудом могли плакать, из их глаз все же текла
вода. Они надели траурные одежды желтого цвета, потому что солнце убило их
любимого короля, они рвали на себе волосы и обжигали свои тела желтовато-
зелеными бичами.
- Человечество оскорбило Азрарна! - кричали княгини ваздру. - Давайте
выйдем на поверхность земли и заставим людей сгореть со стыда.
И вот однажды ночью ваздру посетили обновленную землю. Они, словно
призраки, прошли по берегам морей, протиснулись сквозь высокие колосья
злаков и пришли по дорогам в города. Свет ламп бросал отблеск на их одежды
и прекрасные, обезумевшие от горя лица. Проходя мимо жилищ людей, демоны
ударяли по струнам музыкальных инструментов, бренчали систрами и громко
провозглашали: "Азрарн мертв! Азрарн мертв!" Они бросали перед собой черные
цветы и скреблись шиповником из черного железа в двери домов.
При их приближении собаки начинали выть, а соловьи замолкали.
- О ком они говорят? - удивлялись люди. - Кто такой этот Азрарн? Но он,
должно быть, великий король, раз по нему так скорбят. - И люди с почтением
кланялись ваздру и предлагали им вино и деньги, не зная, что перед ними
демоны. Но у ваздру не осталось злобы на людей после смерти Азрарна, и они
ушли, плача в темноте.
Однажды ночью на землю незаметно пробралась одна женщина эшва. Это
была Жазэв, которую Азрарн вылил из кувшина, чтобы развлечь Дрезэма.
Примулы больше не росли в ее волосах, в них снова притаились серебряные
змейки. Она не плакала, поскольку постоянно думала о странных пейзажах,
находящихся не то в мире, не то за его пределами - там, где деревья с сине-
пурпурными цветами росли на бесплодных горных вершинах.
Жазэв искала такое место несколько лет. Она ходила к четырем концам
земли, но вернулась, ничего не найдя. Наконец она заметила дорогу, ведущую
в странном направлении. Эшва направилась туда, где умерла Ненависть, - но
теперь уже ей не пришлось пробираться через горы, потому что они
рассыпались, а сожженный некогда лес теперь зеленел. Поднявшаяся луна
освещала ужасный шрам на небе, когда-то зиявшую, а теперь затянувшуюся рану
в том месте, где рот Ненависти был вырван из неба. Под шрамом стояло дерево,
такое же, как в мечтах Жазэв. Правда, теперь его цветы утратили нежный
оттенок и серели, словно пепел.
Жазэв подбежала к дереву. Она поцеловала его стройный ствол и руками
стала разгребать камни у его корней, пытаясь освободить их. От этого ее
руки начали кровоточить, кровь капала на корни дерева, возвращая их к жизни.
Наконец Жазэв освободила корни и взвалила деревце, оказавшееся очень
легким, себе на спину. Она понесла его к плодородной земле. По пути ей
пришлось сесть передохнуть, и дерево тут же запустило свои корни в
плодородную почву. Жазэв огляделась и поняла, что они забрели в густой
древний лес, переживший эпоху Ненависти. Ветви деревьев так плотно
перевивались между собой, что под ними было темно, как ночью. К тому же
стволы вековых деревьев теснились вокруг, будто стражи. Поэтому ни один луч
солнца не проникал сюда даже в полдень. Увидев это, Жазэв сонно улыбнулась
и ласково провела рукой по серой коре своего дерева.
По краю древнего леса проходила дорога, а у дороги стоял дом,
окруженный возделанными полями, фруктовыми садами и виноградниками.
У селянина, жившего тут, было семь дочерей, младшей из них исполнилось
четырнадцать, а старшей двадцать. Они рождались каждый год друг за дружкой.
Все семь девушек были красавицами. Их мать умерла давным-давно. Девушек
звали Флит, Флейм, Фоум, Фэн, Фунтин, Фейвор и Фейр.
Впрочем, сестры выросли не слишком скромными, несмотря на их невинный
возраст. Их отец, грубый и бездушный человек, скупился наряжать своих
дочерей. А в городе поблизости жил хитрый купец, торговец шелком, каждой из
них он украдкой, бывало, говорил:
- Твое тело, так напоминающее магнолию, будет смотреться лучше в
шелковых нарядах, чем в домотканых одеждах. Заходи ко мне как-нибудь
вечерком, и я подумаю, чем тебе помочь.
Но ни одна из девушек так и не решилась прийти к нему. Они не хотели
идти, поскольку, несмотря на всю свою наивность, отлично знали, что жирные
желтые пальцы купца чаще касаются их тел, нежели рулонов шелка. Самая же
младшая из сестер утверждала, будто он засунул себе в штаны какое-то
животное, и оно шевелилось каждый раз, когда девушка склонялась, чтобы
восхититься новыми образцами шелка, которые торговец не уставал ей
показывать.
Но несомненно одно - старый разбойник думал о девушках, а они ни на
минуту не забывали о шелках. И однажды ночью сестры придумали план.
Купец находился в дальней комнате своей лавки и подделывал записи в
книгах, чтобы обмануть королевских сборщиков налогов. Вдруг в дверь стали
осторожно скрестись.
- Кто там? - взволнованно спросил купец. В те времена было мало
грабителей, но он, будучи сам нечист на руку, хорошо знал об их
существовании и был готов к встрече с ними в любой момент. - Не забывайте,
что мой дом охраняют шестнадцать слуг и дикая собака.
Но за дверью раздался сладкий голос:
- Это я, дорогой купец, Фейр, седьмая дочь фермера. Но если у тебя
здесь дикая собака...
Купец подпрыгнул, обрадовавшись своей удаче, и настежь распахнул дверь.
- Проходи же в мою недостойную лавку, - воскликнул он, пропуская Фейр
внутрь. - Здесь никого нет, кроме меня, ты ослышалась. Дикая собака! Какая
чепуха! Не бойся, подходи ближе, и я подберу тебе шелк на платье. Однако я
не смогу удовлетворить твой вкус, пока ты одета. Тебе придется снять свою
одежду, - игриво сказал ей торговец.
Фейр быстро разделась. А купец тем временем облизывал губы и закатывал
глаза. Фейр заметила, что странный зверь опять сидел в его штанах.
- Теперь встань здесь, у стенки, а я обмерю тебя, - сказал купец.
Фейр скромно повиновалась, и купец, не в силах больше сдерживаться,
бросился на нее.
- Неужели все это так необходимо? - удивилась Фейр, когда он обнимал и
целовал ее.
- Разумеется, да, - заявил купец, расстегивая штаны.
- Что-то я сомневаюсь в этом, - сказала Фейр и, повысив голос, позвала
своих сестер.
Шесть девушек, ждавших снаружи ее сигнала, кинулись к сестре,
размахивая различными предметами домашней утвари, которые тут же обрушили
на купца.
- Это я, Флит, старшая дочь фермера! - завопила Флит, ударяя его по
левой голени большим крюком для мяса.
- А это Флейм! - закричала Флейм, ударяя по другой голени маленькой
сковородкой.
- А это Фоум! - и девушка ударила купца по ягодицам.
- А это Фэн! - и уже другая красавица ударила его по спине.
- Вот тебе и от Фунтин, попробуй это! - провозгласила Фунтин, выливая
на него холодное масло из кувшина.
- А я Фейвор, - добавила Фейвор, ударяя его по голове щипцами.
Купец заорал, запрыгал и, поскользнувшись на разлитом масле,
растянулся на полу. Тогда семь девушек стали немилосердно его бить, пока
несчастный не взмолился, предлагая сестрам забрать весь шелк, который они
смогут унести, лишь бы они оставили его в покое. Последствий такого
предложения торговец не мог предвидеть, поскольку дочери фермера
предусмотрительно захватили с собой отцовскую телегу, запряженную быками, и
теперь нагрузили ее доверху. Купец вьет и заламывал себе руки.
- И не вздумай никому рассказывать, что мы были здесь, - посоветовала
Флит.
- Ты можешь сказать, что на тебя напали разбойники, - предложила Флейм.
- Если ты решишь поступить иначе, - начала Фоум.
- И если ты попытаешься обвинить нас, - поддержала Фэн.
- Если случится что-нибудь в этом роде, - добавила Фунтин.
- Мы расскажем, как ты заставил нашу младшую сестру стоять голой у
стены твоей лавки, - продолжила Фейвор.
- И собирался выпустить злобного, дикого зверя, вероятно дикую собаку,
из своих штанов и натравить ее на меня, - закончила с негодованием Фейр,
Поэтому купец разбудил весь город криками о напавших на него двадцати
гигантских чернобородых разбойников с окованными железом палками, а сестры
тем временем уехали домой на телеге, забитой шелком.
Но когда нагруженная телега приблизилась к их дому, в том месте, где
дорога подходила близко к древнему лесу, сестры увидели в лунном свете
прекрасную женщину.
- Должно быть, она очень богата. Смотрите, у нее в волосах серебряные
змейки, так искусно сделанные, что кажутся живыми, - решила Флит.
- Но посмотрите, у нее руки в крови, - заметила Фейр.
- Что же она хочет от нас? - спросила Фэн. Когда женщина подошла ближе,
быки вздрогнули и остановились, закрыв глаза.
Женщина трижды обошла вокруг телеги, изучая каждую из сестер по
очереди, а затем пошла вверх по дороге и вскоре свернула в темный лес.
- Она, наверное, дух, - сказала Фоум.
- Или изгнанная княжна, - предположила Флейм.
Фунтин и Фейвор надменно фыркнупи.
Демонов всегда привлекает запах озорства, поэтому Жазэв и вышла к
девушкам. Но теперь она вернулась к дереву с серыми цветами и обняла его.
Чуть позже она начала танцевать на плоской мшистой поляне между близко
стоящими стволами старых деревьев.
Это был дикий танец, призванный разбудить ночь, танец, вызывающий
различные существа и создания. Первым прискакал черный заяц и сел,
изумленно глядя на Жазэв своими круглыми бесцветными глазами. Затем
появились лисы. Казалось, они даже не заметили зайца. Пришли два оленя с
острыми, словно кинжалы, рогами; слетелись совы, крылья которых напоминали
развевающиеся флаги, пришел старый лев с седой, как дым, гривой. К полянке
подкрадывались также жители глубоких лесных омутов и болот, вызванные
безмолвным танцем эшвы. Наконец, с востока в лес прилетел ветер,
привлеченный ее чарами. Когда Жазэв услышала шум листвы на деревьях, она
распустила свой шарф, и ветер подхватил его, раздувая, словно парус. Но
Жазэв быстро связала концы шарфа узлом так, что ветер не мог вырваться на
свободу - демоны обладали достаточной силой, чтобы провернуть такой фокус.
Потом эшва перестала танцевать. Животные разбежались. Ветер вырывался из
шарфа, жалуясь на свою судьбу, и тогда Жазэв надежно привязала шарф к
ветвям дерева с серыми цветами.
Семь дочерей фермера сшили шелковые платья, но не отваживались носить
их днем, боясь разоблачения. Со временем у них появилась привычка одеваться
на ночь глядя и подкрадываться к кромке древнего леса. Здесь они
прогуливались, воображая себя княжнами и обсуждая погоду, чем, судя по
слухам, только и занимаются дочери князей, потому что все остальное им
подвластно и поэтому не представляет никакого интереса.
- Как странно, что сегодня нет восточного ветра, - произнесла Флит.
- Уже несколько дней безветрие, - отозвалась Флейм.
- Корабли стоят в море из-за штиля, - добавила Фоум.
- И ветряные мельницы приходится крутить людям, - посетовала Фэн.
- Что касается птиц, то они сидят на заборах и курлычат, поскольку не
могут парить в воздушных потоках, - отметила Фунтин.
- А пугала не шевелятся и не отпугивают голубей, - сказала Фейвор.
- Зато неприятный запах от кучи мусора больше не доносится по утрам до
виноградников, - заключила Фейр.
В этот момент сестры заметили фигуру, стоящую перед ними среди
деревьев. Это была та самая прекрасная незнакомка, которую они встретили в
ночь ограбления.
- Чего она хочет? Похоже, она зовет нас за собой. Но мы не должны