Не много ли ты на себя берёшь, Лонни? Ты не подумай чего плохого, я высоко ценю твои способности. Но ты вышла из отпуска явно не в форме. Вот и посиди в ближней комнате, - тут в голосе Мамочки почувствовалась жалость и ласковая забота, - и подтянись. Войди в норму.
   Некоторое время Лонни "переваривала" услышанное, наконец гордо выпрямилась и без обиняков спросила:
   - Это что, ссылка?
   - Нет, отчего же, - Мамочка опустила глаза и спокойно пояснила: Тётушка Иниль ушла в отпуск, в ближней комнате некому следить за психологической атмосферой. И вообще, Тётушка Иниль распустилась: то у неё все переболели, то в отпуск ей загорелось идти, когда работа срочная... Плохо это. Ненормально. Вот ты и поработай в ближней комнате, а заодно и атмосферу в ней проконтролируй. А то Вийда слишком уж увлекается крутыми мерами, а вдруг у Лейфы дома новые неприятности начнутся...
   - Так ведь в ближней комнате будут сразу два психоаналитика, а в дальне - ни одного! - с жаром возразила Лонни.
   - Напоминаю: Тётушка Иниль в отпуске, ты там нужна, - Мамочка хотела быть строгой, но справедливой.
   - А после отпуска?
   - А после отпуска посмотрим. Что же до дальней комнаты, то там всё пришло в норму именно без твоего участия, - с многозначительным видом начальница подняла палец вверх. - А раз они обошлись без психоаналитика, значит, так им лучше. И не кажется ли тебе, дорогуша, что ты потерпела здесь сокрушительное поражение? Ты оказалась лишней, вот так! Девочки примирились с Эймером при самых плохих предпосылках. Более того, совершенно очевидно, что ты им мешала мириться. И вот оказавшись в результате не у дел, ты начинаешь ревновать, наговариваешь сразу на всю комнату.
   Лонни шагнула вперёд, забрала со стола пачку из-под сигарет, проверила, пустая ли она, яростно скомкала, швырнула в мусорную корзинку, наклонившись вперёд и слегка вывернув голову набок, прошептала:
   - Ладно, пусть так. Я действительно проиграла сегодня, хотя проиграла не столько в комнате, сколько в твоём кабинете. Вероятно, я плохой психолог. Может, мне надо уйти не из дальней комнаты, а вообще из твоего отдела...
   - Нет, отчего же! - с озабоченным видом запротестовала Мамочка. - Ты очень ценный работник, хороший человек, и я... нет, весь отдел заинтересован в тебе.
   - Брось лицемерить, - Лонни презрительно хмыкнула. - Поступай, как знаешь. Но вот тебе самый распоследний мой аргумент: Мамочка, дорогая, скажи мне Бога ради, понимаешь ли ты, на что замахиваешься? Вспомни, как ты всех нас собирала, всех своих девочек, всех "детушек". Подумай, хорошенечко подумай! Ведь по песчиночке, по крошке, по кирпичику строила отдел свой! У тебя система, да. И это хорошо, это правильно: во всех приличных проектах должна быть система. Не возражаю. Да и никто не станет отрицать: здорово придумано, хорошо продумано, замечательно исполнено. Но Мамочка, родненькая, ты же сейчас начинаешь эту свою систему ломать! Ты начинаешь тасовать кадры! Два психоаналитика в одной комнате и ни одного в другой - это уж слишком! Этак вся твоя система завалится! Ясно, на что ты замахнулась?
   Мамочка долго думала, прежде чем ответить:
   - Твои опасения мне понятны. И они только подтверждают, что ты в отделе отнюдь не лишняя, что болеешь за судьбу коллектива. Но во-первых, ты-то мне тоже предлагаешь перестановку кадров, иначе как назвать перевод Эймера из дальней комнаты...
   - Эймера тебе навязали, он чужероден нам, - вставила Лонни.
   - Но Мальчик нашёл своё место в моей системе. Поэтому во-вторых, я нахожу, что с Мальчиком моя система выглядит лучше. Сестричкам лучше с Братиком, чем без него. И наконец, в-третьих: не забывай, что система, которая не обновляется, обречена на обветшание и гибель.
   - Система, которую без нужды ломают, тоже гибнет! - воскликнула Лонни. Мамочка хлопнула ладонью по столу.
   - Ты права в том, что здесь решать мне, раз я начальница отдела. А коль скоро решение за мной, то на сегодня ты свободна, а завтра с утра будь любезна перебраться за резервный кульман в ближнюю комнату. И пришли ко мне сейчас Вийду и Пиоль.
   Лонни ушла не попрощавшись, и когда за ней закрывалась дверь, звон бубенчиков звучал как-то невесело. "Десятница" ближней комнаты была немногословна. Услышав Мамочкино распоряжение насчёт Лонни, Вийда задумчиво посмотрела на начальницу, пробормотала полюбившуюся ещё со времён приюта фразу: "Шизуха косит наши ряды", - и попросила позволения удалиться. Явившаяся вслед за ней Пиоль только плечами пожала, но также не спросила, чем вызвано удаление Лонни из её комнаты. Никто больше в кабинет не заглядывал, потому что время близилось к вечеру, и рабочий день скоро кончился.
   Домой Мамочка не пошла. Что там делать, дома-то? Влиться в стройные ряды телезрительниц, просматривающих "Рабыню Марику", и окончательно отупеть у экрана телевизора?.. Мамочкой овладело патетическое настроение, при котором наилучшим выходом был театр. Но сейчас как раз межсезонье, гастроли окончились, очередной сезон начнётся в октябре. Кино? А чем оно лучше телевизора!
   Поэтому Мамочка решила просто побродить по улицам вечернего города, посмотреть на сползающее к горизонту солнце сквозь листву, местами тронутую желтизной, на пылающие в его лучах окна домов, за каждым из которых своя жизнь. За некоторыми окнами счастливые семьи, где немного жён, зато много детей и радости; за другими наоборот, скрылись семьи несчастливые, где женщины страдают невыдуманными и ненадуманными скорбями, не то что Марика из сериала. И ещё за многими-многими полыхающими стёклами - женщины одинокие, такие вот, как она, которая если и встретит раз в жизни по-настоящему хорошего человека, так сразу же на неё налетают со всех сторон всякие там Лонни и начинают молоть чепуху...
   Был, ох, был когда-то в Мамочкиной жизни один гадкий случай!.. Нет, не гадкий - скорее, грустный. Такой грустный, что и вспоминать неохота: заплачешь. Печальный случай, очень печальный, как паутинки, которые плывут сейчас в небе, быстро теряющем дневной накал. И душа её с тех пор такая же неприкаянная и запутанная, как эти паутинки, когда поприклеиваются они к увядающим листочкам, оборвутся вместе с ними, гонимые ветром понесутся по земле, вываляются в пыли и мусоре...
   Что это с ней? Бабье лето? Кто же распутает паутинный клубок её души, кто расплетёт непрочную вязь?
   Где ты, где ты, тот, кто может сделать это...
   О чудо! Не может быть!..
   - Эймер, - позвала Мамочка негромко, несмело, боясь ошибиться. Но это был именно он. Мальчик! Светленький, сероглазенький, худенький и восторженный юноша. Неужели он тоже отправился побродить по городу...
   - Добрый вечер, Мамочка. А вы разве "Марику" не смотрите?
   - Терпеть не могу такую дрянь, все эти сериалы. Ты куда идёшь?
   - Да так... Тепло, светло пока, вот и брожу. Что в гостинице делать! Скучища там. Лучше погулять.
   - Ты до сих пор в гостинице живёшь? - изумилась Мамочка.
   - А где ж ещё! Квартиру брать хлопотно, вдруг вы меня турнёте из отдела...
   - Не говори глупостей! - резко сказала Мамочка, но оттого, что Эймер мигом замолчал, весь сжался и задрожал, ей стало страшно жаль его. "Чего бедняжку обижать", - удивилась себе мягкосердечная Мамочка, несмело шагнула к нему, нерешительно протянула левую руку к его руке.
   - Хочешь, погуляем вместе?
   Мальчик наконец сообразил, что от него требуется, неумело подставил согнутую в локте правую руку, для удобства сунул кисть в жёлтой перчатке под полу рубашки, зацепившись пальцами за пуговицы. Мамочка взяла его под руку, и они пошли вдоль улицы.
   - Эймер...
   - Что?
   - Расскажи о себе. А то неудобно как-то даже: работает у тебя в отделе человек, а о нём никто ничего не знает. Женщинам между собой проще, сели в кружок, выпили по чашечке кофе и интеллигентно поговорили... Ты о себе на "кофейничках" в комнате рассказывал-то?
   - Нет, Мамочка, не привык я ещё. Знаете, там, где я работал прежде, было совсем по-другому. Там каждый сам за себя, сам о себе заботится. А здесь у вас все вместе. Дружно. Вы и представить не можете, как это здорово! Только я не привык пока.
   - Почему же не представляю? - не согласилась Мамочка. - Не представляла бы, так и не стремилась к этому.
   - Ну... значит, не ощущаете в полной мере, даже если можете представить, - Мальчик как-то застенчиво улыбнулся и добавил смущённо: Простите...
   "Очень скромный, стеснительный юноша", - подумала Мамочка и попросила:
   - Тогда привыкай. И давай начнём с того, что ты расскажешь о себе прямо сейчас. Мне. Договорились?
   Мальчик заволновался. Мамочке почудилось даже, что его перчатки сильнее заблагоухали аптекой. Однако он собрался с духом и рассказал...
   Но к чему передавать подробности его исповеди! То была обычная история талантливого невезучего паренька из бедной семьи. Отец-алкоголик допился до белой горячки и повесился, когда Эймеру было четыре года. Вечно занятая мать, с утра до вечера погружённая в быт. Ради двух детей эта женщина похоронила самую мысль о повторном замужестве. Только бы им, ненаглядным, было хорошо, только бы они не узнали грубости и бессердечности отчима! Вечная забота о хлебе насущном и о двух детях...
   Старшая сестра Эймера сейчас замужем, причём аж четвёртой женой. Она нигде не работает и фактически исполняет роль служанки-горничной, к чему приучена нелёгкой жизнью с детства. Мать теперь состоит при дочери в качестве "зятевой тёщи", а это толстосуму выгоднее, чем заводить пятую жену, потому что старуха, всю жизнь прожившая в нищете, требует самую малость, а по дому управляется лучше любой девчонки. Таким образом, старшая сестра и мать устроены надёжно: третью, четвёртую и так далее жён заводят для престижа пожилые состоятельные "денежные мешки", тогда как менее богатые ограничиваются одной или двумя. Значит, за них можно не волноваться.
   А вот Эймеру пришлось пробиваться в жизни самому. Пока его школьные товарищи гоняли во дворах мячи, от нечего делать разбивали стёкла из рогаток да швыряли камнями в воробьёв, Эймер разносил письма и газеты или мыл машины, чтобы принести в дом лишнюю копеечку. Начальную школу не окончил, после восьмого класса поступил в колледж (там платили стипендию). Потом работал по распределению. Теперь вот здесь... Собственно, это вся история, больше добавить нечего.
   - Ты отлично рисуешь, - сказала Мамочка задумчиво и слегка прильнув к Эймеру, еле слышно прошептала: - Тот портрет, который ты сделал, висит у меня над кроватью...
   Хотя уже стемнело, было видно, как Мальчик покраснел.
   - А в художественный пойти не пробовал?
   Какой там художественный! Туда принимают только по знакомству, да и у знакомых не стесняются брать громадную взятку, называя её "вступительным взносом за обучение". А где же взять деньги, когда их всю жизнь не хватает!
   Рисовал Эймер и впрямь хорошо. Талант достался по наследству от отца, который был художником-самоучкой и спился как раз из-за непризнания со стороны профессионалов. И вполне возможно, что Эймер в конце концов придумал бы что-нибудь с деньгами, например, сдал экзамены на стипендию, как в колледже. Но судьба-злодейка словно в насмешку над молодым талантом воздвигла поперёк дороги, ведущей в храм искусства, шлагбаум с петлёй-удавкой на конце: вот, юноша, смотри, как кончают жизнь непризнанные художники! Пройти под этой петлёй было выше сил Эймера, и скрепя сердце он отказался от борьбы. Вот и пришлось работать чертёжником.
   - А скажи... с руками у тебя давно? И-и-и... - Мамочка не решилась сказать, с чем ещё. Хотя и так всё понятно. Эймер потупился, отвернулся. Слова через силу шли с языка...
   Оказывается, вся эта гадость приключилась у него на нервной почве. Из-за пьянства отца наследственность у Мальчика слабая. А в колледже на первом курсе училась такая девушка, такая...
   - Ну, этого я вам не скажу, - неожиданно мрачно проговорил Эймер, и Мамочка с уважением подумала: раз не желает рассказывать про девушку, значит, точно порядочный.
   Так вот, Мальчик с этой девушкой целый год встречался, всё у них было чинно, прилично ("Без всяких штучек", - сказал Эймер). Такой любви весь колледж завидовал, студенты называли их голубками и за глаза, и в глаза. А они оба хотели прежде окончить учёбу, а потом уже расписаться. Как говорится, прежде сделай дело...
   Но совершенно неожиданно девушка, не сказав никому ни слова, приняла участие в конкурсе красоты, заняла там призовое место, тут же единым махом вышла замуж за владельца гигантского парфюмерного концерна, который спонсировал конкурс, и укатила за тридевять земель!
   Эймер был сам не свой, даже начал потихоньку подумывать о самоубийстве, как отец... А через месяц кожа на пальцах, потом на ладонях, потом на их тыльной стороне огрубела, покраснела, сделалась чешуйчатой и потрескалась, ногти расслоились. Врачи решили выяснить, в чём дело. Эймера направили на солидную медкомиссию... и тогда обнаружили, что у него не только кожа не в порядке, но и кое-что другое...
   Естественно, тут же пришлось менять общественный статус. Дело чуть не дошло до скандала, злые языки стали поговаривать, что Эймер нарочно притворялся нормальным парнем, его девушка всё узнала и именно поэтому сбежала. Юноша страшно переживал, но как ни странно, именно переживания отняли у него последние духовные силы, и повеситься по примеру отца он уже просто не смог. Пришлось заново учиться жить, учиться быть таким, каким ты стал по прихоти злой судьбы. А пока Эймер научился этому, сводить счёты с жизнью окончательно расхотелось.
   Да и как ни верти, при желании в его нынешнем положении даже можно найти некоторые преимущества. К примеру, нет нужды забивать голову мыслями о предстоящей женитьбе, можно не тратить силы и время на девушек, не отвлекаться, а целиком посвятить себя работе...
   "Бедный Мальчик", - с грустью подумала Мамочка и почувствовала, как заныло у неё сердце. История Эймера живо напоминала ей собственную гадкую историю, только перенесенную с мужчины на женщину и поэтому не окончившуюся роковой болезнью. Мамочка тоже страшно переживала, когда жених обманул её, сочетавшись браком с богатой невестой. Она даже готова была идти к нему второй женой, забыв девическую гордость. Но бывший жених сказал: "К сожалению, вторая ты мне не нужна, хватит с меня пока одной. Понадобишься позову". И долго, слишком долго не звал, обманщик неверный, а потом они потеряли друг друга из виду. Хотя первые пять лет Мамочка готова была бежать к нему, как дрессированная собачонка на задних лапках.
   А теперь вот встретились два одиноких разбитых сердца, молодое и старое. Казалось, всё в них перегорело без остатка, а потянулись инстинктивно друг к другу... И Мамочка подумала про Эймера: "Бедненький", и оплакала в душе их горькие судьбы.
   И так захотелось ей сделать что-нибудь приятное для Мальчика! Они как раз проходили мимо громадного универсального магазина, в торговом зале которого размещались игровые автоматы. При одном взгляде на витрины, сверкающие потоками огней, Мамочке в голову совершенно неожиданно пришла великолепнейшая идея...
   - Послушай-ка, Эймер, - сказала она, - ты играл на автоматах, когда был маленьким?
   Какие автоматы! На них прежде всего нужны деньги, всё те же проклятые деньги, которые мать-одиночка тратила на другие цели! Развлекаться игрой на автоматах могли лишь дети из полных семей, но никак не Эймер.
   Несчастный ребёнок...
   - Знаешь, я ведь тоже не играла. А мне так хочется сделать тебе что-нибудь приятное... Поэтому айда навёрстывать упущенное!
   И несмотря на явное сопротивление Мальчика, который, кажется, был далеко не в восторге от неожиданной инициативы Мамочки, она потащила его в ярко освещённый зал. По привычке на ходу сложила цифры в номере дома, где находился магазин, получила семь, решила, что это хорошее число и их ждёт удача, задорно прикрикнула на Эймера:
   - Да чего ты плетёшься, словно ягнёнок, которого тянут на заклание? Или ты наслушался проповедей всяких вольношатающихся сектантов о том, что азартные игры - это ужасная гадость? А вот попробуем!
   - Гулять, так гулять, - бойко сказала Мамочка, покупая у сидевшего за столиком сонного молодого человека сразу пять жетонов. На это дело была истрачена непривычно большая сумма денег. Но это же ради Мальчика!
   - Давай, дорогуша. Я хочу, чтобы ты сейчас сыграл, - Мамочка подтолкнула бледного как мел Эймера к ближайшему автомату. Юноша зачем-то поправил перчатки, нервным жестом начесал чёлку едва не на самые глаза и пролепетал:
   - Но я же никогда... Поверьте мне...
   - Верю, - отрезала Мамочка. - Играй. Бросай жетоны в щёлочку и делай, что там по инструкции положено. Ну?..
   Эймер сцепил зубы и упрямо мотнул головой.
   - А я приказываю! - настаивала Мамочка. - Как ни верти, я твоя начальница и имею на это право. Что тут такого? Брось жетоны, нажми кнопку, и если вон в тех окошечках будут одинаковые цифры, ты выиграл. Всего-то делов!..
   Эймер вновь отказался. Тогда вконец расшалившаяся Мамочка сама бросила в автомат сразу все пять жетонов, пожала плечами и сообщила:
   - А я всё равно узнаю, везучий ты или нет. Или везучая я... А, какая разница! Значит, будем играть вместе. Я бросила за тебя жетоны, я и кнопку за тебя нажму, вот так, - Мамочки палец лёг на красную пластмассовую кнопку. - Если ты не решаешься, придётся играть за тебя, хоть я уже, между нами, просто старая вешалка, это тебе пристало...
   Мамочка напряглась, надеясь разобрать хоть что-то в мелькании неоновых цифр в девяти окошечках автомата, расположенных в три ряда, и приготовилась жать.
   - Нет!!! - в ужасе вскричал Эймер и сделал движение, чтобы оттолкнуть Мамочкину руку. Но опоздал: в тот самый миг, когда его кисть в жёлтой перчатке коснулась Мамочкиной руки, она надавила на кнопку. Тяжело сказать, сделала это Мамочка оттого, что Мальчик слегка подтолкнул её, или наоборот из боязни, что перепуганный юнец всё же помешает осуществить задуманное.
   - Играйте за себя! - по инерции докончил просьбу Эймер, хотя дрожащие зелёные цифры уже замерли.
   И тут оба увидели, что произошло невероятное: во всех девяти окошечках автомата светились шестёрки! Поразительная по красоте картинка
   6
   6
   6
   6
   6
   6
   6
   6
   6
   привораживала, гипнотизировала...
   Поскольку Мамочка бросила сразу пять жетонов, число "666" выпало по всем пяти линиям, по трём горизонтальным и двум диагональным. Автомат долго и, как показалось Мамочке, сердито щёлкал, отсчитывая выигрыш, а потом ещё барабанил впустую. Мамочка возмутилась, приволокла из-за столика сонного парня. Тот посмотрел на окошечки с цифрами, вздрогнул, открыл автомат специальным ключом, заглянул в его недра, извинившись сказал, что недавно снимал кассу, и в автомате просто не хватило жетонов. Почесав затылок спросил, будут ли удачливые посетители развлекаться дальше или желают сразу получить выигрыш деньгами.
   - Я думаю, не стоит повторно искушать судьбу, как ты считаешь? спросила Мамочка. Эймер не ответил. Он вообще выглядел плохо, весь дрожал, как осиновый лист. На него просто нельзя было смотреть без жалости!
   - Да ну тебя! - задорно крикнула Мамочка, - Нам так повезло, а ты... ты... Да очнись ты, Эймер! Нельзя же так волноваться, в самом деле. Мы рискнули и выиграли! Вдобавок, весь риск уже позади.
   - В самом деле, - как-то неуверенно согласился Мальчик и сделал неловкое движение, то ли отряхивая с рукавов несуществующую пыль, то ли просто нервно дёргаясь.
   Мамочка поняла, что ничего путного сейчас от Эймера не добиться, и сказала избавившемуся от полусонного состояния кассиру, что забирает выигрыш. Молодой человек беспрекословно отсчитал деньги.
   - А теперь кутить! - воскликнула Мамочка и увлекла Эймера в недра гигантского продуктового отдела. Мальчик наконец оклемался, пробормотал:
   - Да, начинающим везёт.
   - Вот именно! - воскликнула Мамочка, которая расходилась пуще прежнего. Она ведь и не подозревала, что подобные суммы можно выиграть с такой поразительной легкостью.
   Итак, на "дурные" деньги были закуплены: роскошный подарочный торт, бутылка марочного креплёного вина в плетёной корзинке, коробка конфет с ликёром, куча всякой сдобы и банка самого дорогого растворимого кофе. Оставшиеся деньги Мамочка воткнула в карман отнекивающемуся Эймеру.
   Устраивать кутёж решили у Мамочки, ведь не могла же она войти в "зелёный" гостиничный номер Мальчика! Поэтому они, взявшись за руки и оживлённо болтая, заторопились в её скромную квартирку.
   - Эй, вы... Эй!..
   Отделившаяся от стены дома перекошенная фигура преградила им путь, Мальчику на плечо легла волосатая лапища.
   - Г-гоните день-ги, - заплетающимся языком потребовала фигура. - Я в-вас... через... ок... окно засёк, как в-вы... в-выиг... рали... Живо!.. не то... порешу... Уб-бью!
   Фигура звучно рыгнула, их обдало забубённым ароматом давно не мывшегося пьяницы.
   - Пошёл вон, - спокойно сказал Эймер, но сам стоял как вкопанный и руку пьяницы со своего плеча не сбрасывал.
   - Эт'ммммыне?! Эт'ты ммыне г'варишь?! - возмутился пьяница.
   - Тебе, тебе, образина, - по-прежнему спокойно сказал Эймер. - Если уберёшься сейчас, тебе же лучше будет.
   - Хххххе, ишь ты, поди ж ты! - развеселился пьяница и тут же без видимого перехода очумело взревел: - А если я вас счас порешу?! Тебя и бабу твою?! А?! П'думаешь, фря! - в сумерках было видно, как он приставил ладони к груди, оттопырил зад и повилял им, изображая женщину. Надо было как можно скорее удирать отсюда, уносить ноги. И как назло, Мамочку точно парализовало от страха.
   - П'думаешь, цаца! Цыцки по "пятёрке", ляжки по "троячке", пуп - рупь, рыжее пятно - двадцать одно. Гы-ы-ы-ы... - пьяница обдал их новой волной отвратительной вони и заорав:
   - Убью-у-у-у!!! - замахнулся бутылкой. Мамочка вскрикнула и отшатнулась. Эймер по-прежнему не двигался. Мамочка запоздало дёрнула его за рукав - и подивилась каменной нерушимости его тела.
   - Не меня, её, - спокойно сказал Эймер, слегка мотнув головой на спутницу. Мамочка с ужасом посмотрела на него, подумав, что бедняга с перепугу спятил. Но в этот миг бутылка выпала из дрогнувших пальцев пьяницы и с глухим хлопком разбилась вдребезги.
   - Ты... ты чё? - пьяница опешил. - Ты чё?.. Ты, гад паразитский... ты ж у меня буты... бутылку... вышиб, гад... Я ж её выпить мог... и сдать... А ты...
   - Уберёшься ты или нет? - строго спросил Эймер и только тут догадался ткнуть Мамочку локтем в бок: мол, не волнуйся. Пьяница между тем попятился, бормоча ругательства, споткнулся о бордюр клумбы, с трудом нагнулся и, довольно промычав, выворотил из него полкирпича.
   - Бежим... - выдохнула Мамочка. Эймер не двигался.
   - Не-ет, не-ет, я тебя порешу, тебя, - забормотал пьяница, примериваясь, как лучше швырнуть камень. - Ты, гад, во всём виноват. Бабу свою подставляешь... не бережёшь... Ты у меня бутылку выбил! Чёрт!!! Чёрт ты!!!
   Из груди пьяницы вырвался бешеный воинственный рёв, он размахнулся. Почему Эймер ничего не предпринимает?! Мамочка ринулась вперёд, чтоб закрыть собой глупого юнца, добровольно подставившегося под неотвратимый удар бандита, и с запозданием поняла, что не успеет его защитить...
   Впрочем, ничего страшного не случилось. Вместо того, чтобы запустить кирпичом в Эймера, пьяница изо всех сил швырнул его оземь, попал прямо в собственную ступню, дико заорал, схватился за раздробленные ударом пальцы и запрыгал на здоровой ноге, однако не удержав равновесия, упал. Хрустнуло стекло, пьяница истошно взвыл: катаясь и извиваясь по земле, он напарывался на всё новые и новые осколки бутылки...
   - Вот теперь пошли, - Эймер наконец шевельнулся, подхватил под руку онемевшую от изумления Мамочку и повёл вдоль улицы.
   - Скажи... а ты серьёзно предлагал ему ударить меня бутылкой? - задала она наконец мучавший её вопрос. Эймер засмеялся тихо и покровительственно.
   - Что вы, Мамочка! Я просто сделал то, чего он никак не ожидал. И алкаш конечно же растерялся, сами видели. А вас я бы никогда не предал, уж поверьте...
   - Поверь, - поправила Эймера Мамочка и облегчённо вздохнув, пояснила: Говори мне "ты".
   - А удобно? - Эймер явно смутился.
   - Удобно.
   - Хорошо, - юноша улыбнулся.
   - А почему ты не убегал от него? И меня держал... - в словах Мамочки прозвучал лёгкий упрёк.
   - А зачем? - с самым невинным видом спросил Мальчик. - Вы...
   - Ты...
   - Ты же видела, что он даже на ногах стоял с трудом. Чего ж от него в таком случае бежать! Даже больше: именно в случае бегства этот ханурик мог запустить камнем или бутылкой. Таким типам ни в коем случае нельзя показывать спину. А так вы...
   - Ты...
   - А так ты видела, до чего ловко он сам с собой управился. И кирпичом себя повредил, и осколками. Нечего таких бояться!
   - Ты такой смелый, - Мамочка доверчиво обняла руку Эймера. - К тому же, такой тонкий психолог... Здорово ты победил его.
   И почувствовала, как юноша вздрогнул.
   - Ошибаешься, он победил сам себя, - немного волнуясь, заметил Эймер. Мамочка не стала спорить, и досадное происшествие с общего согласия предали забвению.
   Вскоре подошли к дому, где жида Мамочка, поднялись в её квартиру. Дома Мамочка переоделась в миленький пушистый халатик и тапочки, полила фиалки (она завела их недавно, а до тех пор держала дома одни лишь кактусы). Мальчик в это время поставил на огонь чайник с водой, и когда Мамочка вышла в кухню, тот уже закипел. Она разрезала торт, выставила на стол конфеты, вывалила в вазу сдобу и приготовила две чашечки растворимого кофе.
   - Жаль, что я не умею готовить, - ни капли не стесняясь, призналась Мамочка. - Небось, Пиоль варит кофе лучше?